Первые два года учёбы в институте, мы, пришедшие в институт сразу после школы, благодаря решению Хрущёва о связи школы с жизнью, были направлены на работу слесарями на различные заводы Могилева. Я попал на работу в депо. Работали, как и учились посменно. Если в первую работали, то во вторую учились, а если работали во вторую, то учились в первую. Так продолжалось два года, и лишь на третьем курсе, когда мы вернулись к обычной учёбе, осенью, как и всех студентов, нас направили в колхоз на уборку картошки. Попал в Круглянский район, в Кудыкину деревню, как мы её прозвали, ибо вся деревня представляла собой далеко раскинутые друг от друга дома – хутора. И небольшой колхозный центр, состоящий из колхозного двора, где держались лошади и стояла кое-какая техника, избы – правления и дома председателя. Встретивший нас у правления бригадир, сказал, что здешние куркули не хотят брать более одного человека на постой.
- Так что будите жить по одному, - сказал он. - Хозяева будут вас кормить, а встречаться и гулять будете в клубе.
Он загрузил нас на телегу и повёз по хуторам, уговаривать нас взять на постой. Обещал он за нас золотые горы: мясо, молоко, картошку, трудодни. Все сначала отказывались, повышая ставку наград, а в конце соглашались. Меня поселил он к старику, который отказывался больше всех от постояльца, говоря, что он очень старый, восьмой десяток пошёл, а жена пропадает на ферме, с утра до ночи.

- Староста, не упрямься, - уговаривал его бригадир. – Полячка управится со всем. Я с ней говорил. Она не против.
Старик задумался, а потом как-то обречённо сказал:
- Ну, если Евка согласна, то пусть живёт. Только телятину привези. Я старую говядину не могу жевать.
- Хорошо, староста, - согласился бригадир, и оставил меня прямо у дома старика.
В дом меня старик не позвал, и мы сидели с ним на завалине, пока не пришла Евка.
Увидев меня, она сразу набросилась на старика, ругая его, что он меня не накормил, не завёл в дом отдохнуть.
- А чым я пакармлю? Ты ж на дваих гатавала (а чем я покормлю, ы же на двоих готовила
-бел.)
-Тam, gdzie dwóch ma dość, będzie talerz na trzeciego (где двоим хватит, там и третьему тарелка будет - польск.), – сказала Ева и позвала нас в дом, к столу.
Так получилось, что всех ребят нашей группы прикрепили к лошадям, возить бульбу с поля и сразу в район в заготовительную кантору: колхоз отставал в поставках картошки и дыру надо было срочно затыкать. Райком держал на контроле!
Забирал я с поля коня где-то в пять утра, ехал с телегой назад к завтраку. К этому времени хозяйка заканчивала первую дойку, и я заезжал за ней на ферму. Одновременно подвозил и других доярок, кому с нами было по пути. Вечером она с дойки возвращалась всегда сама.
-Нечага паненкай быць, (Нечего барыней быть! -бел) - отказывалась она.
Но, как-то задержалась она долго, и дед неожиданно попросил меня съездить за ней :
-Можа што здарылася там? (Может что случилось там? -бел)
И я поехал. Оказывается, должны были привезти комбикорм и Евка ждала, отпустив всех остальных доярок.
И ожидая машину с района, мы как-то разговорились. Сначала о том, о сем. А потом она спросила:
-А ты еврей?
- Еврей, - сказал я, удивляясь её вопросу.
Она вздохнула и неожиданно сказала:
-Я тоже была еврейка.
-Как была? -не понял я
-До войны, - сказала она. – Я из Польши. Отец был farmaceuta (провизор - польск). Я не знаю, как это на русском. Он аптеку держал. И мама ему там помогала. Их там и убили. Убили соседи, поляки. За неделю, как немцы вошли. А я дома была. Ко мне прибежала моя przyjaciel (подруга-польск.) Кристя. “Бежи -говорит, -ваших убивают”. И я побежала, куда глаза глядят. Спасло, что я nie wygląda na Żyda. ( не похожа на еврейку - польск) Половину Польши прошла, половину Белоруссии. Не знаю сколько wędrował (бродила - польск.) Przez długi czas (долго-польск.)! И добралась до этого хутора. Уже умирала от голода. И решила зайти в первый встреченный дом. На пороге stracił przytomność (потеряла сознание - польск.). Это был дом старосты.
— Вот почему все Микиту зовут старостой? - догадался я.
- Да, - кивнула она.
- Он меня не выдал. Выходил. Оставил у себя.
- Ты сказала ему, что еврейка?
- Да, - она вздохнула. – А он мне сказал, забудь. Ты полячка. И я забыла, что я еврейка. Микита никого здесь в войну не обидел. Но после войны посадили на пять лет, как-никак служил немцам. Я ему говорила, скажи, что ты спас еврейку, а он сказал, что не надо: оставайся полячкой. Легче тебе будет в жизни. И я осталась полячкой. Я его ждала из лагерей. У нас разница в возрасте два десятка. Он говорил не жди. Я дождалась. Дочка у нас в городе. На докторку учится. А я здесь всю жизнь, никуда не езжу. Боюсь почему-то. И всего у меня из еврейского, это память о еде, что готовила мама. Только я её не готовлю. А вдруг кто зайдет, и увидит. Одно только готовлю: фаршированную бульбу. Здешние хуторские её похоже делают. Со свинины. И со сметаной. А мама делала из курицы. И без сметаны. Мой младший братик её очень любил. Мама его в тот день взяла с собой в аптеку, - Евка на минуту замолчала, а потом сказала:
- Я и дочечку научила её делать. Зятю нравиться. Только то, что она еврейка, я ей не сказала.
- А моя бабушка такую не готовила, - сказал я.
- Хочешь я завтра сделаю. Пораньше встану и сделаю.
- А посмотреть можно, как делаете?
- Почему нельзя, - сказала Евка.
Но присутствовать при изготовления фаршированного картофеля мне не довелось. Когда я проснулся, Евка его уже сделала.
- Жалко было будить, - сказала она. Я тебе рецепт расскажу. Запишешь, бабушке расскажешь.
И я записал, объедаясь горячим фаршированным картофелем, Евкин рецепт.

Сначала делается куриный фарш. На семь картошин берётся 0,5 килограмма фарша. Добавляем к нему мелко нарубленный лук, и мелко нарезанных три зубчика чеснока. Солим, перчим и всё перемешиваем. Затем берём семь картошин, чистим их, разрезаем пополам. И чайной ложечкой удаляем середину, оставляя где-то по ширине большого пальца мякоть по краям. Потом полученные лодочки заполняем с верхом фаршем. Берём большую сковородку, раскаляем её с растительным маслом и кладем в нее фаршем вниз картошку. Обжариваем по минуте с двух сторон. После этого перекладываем ее в утятницу, а на сковородке готовим соус. Жарим натёртую на большой терке большую морковку и мелко нарезанные две луковицы. Когда лук становится золотистым, доливаем полстакана холодной воды и сыпем столовую ложку муки. Всё перемешиваем, получая нужный нам соус. И этим соусом заливаем картошку в утятнице, добавив два стакана воды. Закрываем утятницу крышкой и тушим в печке на малом огне час. Так делала Евка.
Когда я рассказал бабушке историю Евки, она тяжело вздохнула и сказала:
-Идишэ гойрл! (еврейская судьба! - идиш) – и вытерла передником, набежавшую слезу.


слова и фото автора

источник