Я - фотографПлагин для публикации фотографий в дневнике пользователя. Минимальные системные требования: Internet Explorer 6, Fire Fox 1.5, Opera 9.5, Safari 3.1.1 со включенным JavaScript. Возможно это будет рабо
ОткрыткиПерерожденный каталог открыток на все случаи жизни
СРОЧНО.ДЕНЬГИК сожалению, всякое бывает… И чаще, почему-то, это всегда случается неожиданно… Уникальная единая форма для подачи заявки на кредит во все банки сразу поможет сэкономить нервы, время и деньги!
Всегда под рукойаналогов нет ^_^
Позволяет вставить в профиль панель с произвольным Html-кодом. Можно разместить там банеры, счетчики и прочее
Продолжаю изучать российскую границу и сравнивать, как живут люди у нас и у них. Проект «Граница» был запущен, чтобы развеять миф о страшной российской погоде, о загадочной русской душе, менталитете, инопланетянах, таинственных врагах или кто там еще срет в наших подъездах? Эстонская Нарва и российский Ивангород долгое время были одним городом. Сегодня их разделяют не километры, а несколько сот метров реки Нарва. С одной стороны — разруха, с другой стороны — порядок.
Жители Ивангорода ходят в Эстонию за продуктами каждый день. Если вы пешком пойдете через границу, то навстречу вам наверняка будет идти много людей с красными пакетами одного из местных супермаркетов. Наши покупают в Эстонии сыры, колбасы, бытовую химию, молочку, вино и другой алкоголь. У них все дешевле процентов на 30-40 и качественнее, чем в России. Любая бабушка в Ивангороде скажет вам, что в Нарве можно купить нормальное молоко за адекватные деньги, а в России нет.
В Ивангород едут эстонцы, чтобы заправиться, бензин у нас дешевле. Благодаря русскому бензину в Нарве самое дешевое в Эстонии такси. Еще эстонцы покупают у нас сигареты. И еще есть большая прослойка наших соотечетственников, которые переехали жить в Эстонию, но русская душа требует праздника. Так что они едут к нам за русскими продуктами — хлебом, макаронами, русскими консервами и кондитерскими изделиями.
Эту границу я переходил впервые. Разница заметна уже на мосту через Нарву. У эстонцев сделана шикарная набережная! По ней бегают, гуляют люди, на ней стоят кафе и бары, фонтаны и скульптуры. Шикарное общественное пространство, украшение города! Набережную сделали на грант Евросоюза, была какая-то программа.
В России набережной нет, у нас на берегу реки валяются старые автомобильные кресла, покрышки, устроена парковка… Между камней под стенами Ивангородской крепости сидят гопники и пьют пиво, глядя на Эстонию. Разница всего несколько сот метров, а такое впечатление, что попал в другой мир. Кстати, России Евросоюз тоже денег на набережную дал! Но у нас сделали 50 метров какого-то убогого говна, остальное, как говорят местные жители, спиздил мэр себе на дом.
— Ну, у них же Европа, они им деньги дают! Сами-то эстонцы ничего сделать не могут, — рассказывает мне одна из бабушек в разбитом ивангородском дворе. — Это все чиновники! Все воруют и о народе не думают! Хоть бы Путина сменить! — возмущается ее подруга. — Ты Путина не трожь! Слава Богу, нет войны! Это главное! Если бы не Путин, что бы сейчас было? Кто знает!
Ивангород заброшен, разрушен, здесь не хочется находиться. Транзитный город-парковка, откуда либо в скорее в Эстонию, либо в Питер. А Нарва живет своей жизнью и светится огнями ночью (в Ивангороде подсветку на ночь отключают).
Два города, разделенные границей, а контраст поразительный. В двух городах живут одни те же люди (Нарва — самый русский город Эстонии, 95% русскоязычных), один климат, одна история, а какая разница!
Мух и других вредных насекомых в XVII веке рисовали для того, чтобы защитить от них дом заказчика. Но и до этого мухи частенько «залетали» на поля средневековых манускриптов и часословов в качестве декоративных элементов. На картинах они начали появляться в пятнадцатом столетии. Одно время их соотносили с религиозными символами греха,тления, смерти и меланхолии. К тому же в христианстве мухи связаны с именем Вельзевула, ассиро-финикийскго божества(Баалзевува), который уже в Новом Завете величался «князем бесовским» и, по преданию, вместе с мухами наслал чуму на Ханаан. Однако назойливое насекомое, ассоциирующееся и по сей день с чем-то нечистым, в живописи сыграла и свою «звездную» роль, став… свидетельством превосходного живописного мастерства. Об этом поведал Джорджио Вазари в своих «Жизнеописаниях». Якобы Джотто, будучи учеником флорентийского художника Чимабуе Джованни,в отсутсвии мастера нарисовал на носу одной из фигур муху, да настолько реалистично, что вернувшийся учитель несколько раз безуспешно пытался согнать эту муху, приняв ее за настоящую. Назойливость этого насекомого — весьма символична!
Паук и его паутина людям был малоприятны, за это насекомое наградили ассоциациями со злыми помыслами, интригами и развратом. Однако и это чудо природы нашло свое место в искусстве. Символизируя страхи и печали, насекомое видим на ранних работах символиста Одилона Редона — прежде, чем он сменил палитру на многоцветную и стал рисовать цветы и… бабочек.
Самый известный и самый большой паук,а точнее — паучиха, — «Maman»: 9-метровая скульптура Луизы Буржуа сделана из бронзы,нержавеющей стали и мрамора. Сама автор так прокомментировала любимый образ: «Это — ода моей матери. Она была моим лучшим другом. Подобно паукам она ткала. У моих родных было собственное дело: они занимались реставрацией гобеленов,и мать руководила мастерской. Как и пауки,моя мать была умна. Пауки дружелюбны и едят комаров… они полезны,они нас защищают. Такой была и моя мать».
Вообще,современные художники смело обращаются к миру насекомых как к средству избавления от страхов. Вот и мир современного художника Трэви Луи(Travis Louie) населен человеческими причудами,мифическими существами помогающими человеку преодолевать арахнофобию.
Насекомые в иконографии рассматриваются часто весьма противоречиво. Они и зло,и спасение,и объект почитания. Символ самопожертвования — пчела, — может также означать и тленность,и начало болезни,и напоминание зрителям о смертности.
Но у трудолюбивой поставщицы меда был и свой звездный час,когда она взошла на престол вместе с Наполеоном,украшая императорскую мантию.
Дело в том,что по своему происхождению корсиканец не мог претендовать на изображение в гербе старинного геральдического символа — лилий. И тогда в качестве своей личной эмблемы он избрал пчелу,которая издалека похожа на перевёрнутую лилию. Пчела — cимвол бессмертия и возрождения, — была выбрана,чтобы соединить новую династию с древними корнями французского государства. Надев на коронацию мантию с пчелами меровингов(артефакты,обнаруженные в 1653 г. в Турне в могиле Хильдерика,сына Меровея), Наполеон продемонстрировал свое право на преемственность власти.
Мистерия натюрморта
Оторвавшись от канонических изображений и благочестивых размышлений,художники сосредоточили свое внимание на вещах обыденных и простых и обратили свой взор долу,где обнаружили богатейший,еще не познанный мир. Хотя в гармонии образов они по-прежнему искали руку Творца. Предметы в натюрмортной живописи XVII века часто содержат скрытую аллегорию всего земного и неизбежности смерти(Ванитас), а также художественное иносказание Страстей Христовых и Воскресения,в котором все жучки и бабочки играют свои роли,как в мистерии.
Фамильное пристрастие к насекомым передалось скандальному бельгийскому художнику Яну Фабру — внуку знаменитого энтомолога Жана-Анри Фабра,автора книги«Жизнь насекомых»(его эффектная выставка в Киеве вызвала любопытство искушенной публики,а эпатажная экспозиция в Санкт-Петербурге,в Эрмитаже спровоцировала нешуточный скандал). Одна из наиболее известных техник Фабра — это мозаики,которые он создает из переливающихся надкрылий златок. Ими он выкладывал,например,потолки и люстры королевского дворца в Брюсселе,осуждая захватническое прошлое родины. Леопольд II и его политика с захватом бассейна реки Конго,по сути,«в личное пользование», привела к сокращению численности населения Конго с 30 млн в 1884 году до 15 млн в 1915 году. Златок для инсталляций и скульптур Фавра добывали в Конго,где их едят,как в Европе едят устриц — художник договорился с рестораторами.
«Жук» концептуалиста Ильи Кабакова и вовсе триумфатор в своем роде. Картина была продана в феврале 2008 года на аукционе Phillips de Pury за рекордную для русской живописи послевоенного периода сумму — почти 6 млн. долларов.
Что ж,как видим,некогда обожествляемые,восхитительные и омерзительные,вредные и полезные насекомые заняли свое почетное место в истории живописи.
Мир насекомых словно напрашивается на аллегории. Мотыльки,пройдя несколько трансформаций,устремляются к солнцу,жуки зарываются поглубже,пауки плетут сети… Человек восхищался,боялся и внимательно присматривался к сожителям по планете,наделяя их мифическими способностями и недостатками. Шустрые насекомые«примерили» на себя множество личин и прокрались на холсты художников,где заняли свое место.
Спасительные крылья
Освободившись от заточения,выпорхнувшая бабочка стала олицетворением божественного круговорота,смерти и воскресения. Как символ бессмертия,она встречается в мифах греков и римлян,у древних египтян. Но именно древние греки,увидели в образе бабочки символ души: вольготно летающие прелестницы — природный аналог нашего понимания свободы человеческого духа,и греческое слово psyche означает одновременно и бабочку,и душу.
Портрет дамы из семьи Хофер. Неизвестный мастер. 1470. Национальная галерея. Лондон
Антонио Пизанелло. Портрет принцессы Джиневры д'Эсте
К XVIII веку пытливые европейцы в жизненном цикле насекомых усмотрели аллегорию христианского вероучения о спасении души. В жадных ненасытных гусеницах,люди узнали себя,обреченных на земной труд в грязи и страданиях.
И кокон — своего рода гроб,в который природа заключает в конце земного пути свои создания. Но вылупившаяся из хризалиды легкокрылая красавица получала чудесный шанс: жизнь после смерти и право устремиться в свободном полете. Кстати,коллекционирование бабочек,особенно для служителей церкви,считалось вполне пристойным хобби.
Интересную роль играют бабочки на полотне Доссо Досси«Юпитер,Меркурий и Доблесть»(1522−1524). Художник изобразил Меркурия,который не пускает Доблесть во дворец Юпитера,ссылаясь на то,что бог занят — рисует бабочек и цветы огурцов. В общем,креативный отдых для олимпийцев оказался важнее обязанностей.
Чудо превращения гусеницы в летающее совершенство своеобразно отразилось в творчестве Винсента ван Гога. Размышляя об удивительных метаморфозах насекомых,художник увидел олицетворение надежды и метафору человеческих возможностей к трансформациям,причем на других планетах. В письме к своему другу Эмилю Бернару(июнь 1888), Ван Гог писал: «…возможности заниматься живописью в лучших условиях иного существования — явление,пожалуй,не более сложное и не более поразительное,чем превращение гусеницы в бабочку,. Это существование художника-бабочки,возможно,будет протекать на каком-нибудь из бесчисленных светил».
Сравнивая жизненный цикл насекомых и судьбы обитательниц борделя,которых Ван Гог хорошо знал не понаслышке,художник увидел надежду на духовное спасение падших женщин. Он писал: «Она ищет,ищет,ищет — знает ли она сама,что может быть преобразована в один прекрасный день,как личинка в бабочку?»
Немало бабочек можно обнаружить и на полотнах любителя макабрических сюжетов Сальвадора Дали.
А работы,приведенные ниже,поклонники искусства нередко ошибочно приписывают Сальвадору Дали. Конечно,это сюрреализм,однако автор — успешный современный художник Владимир Куш, ныне живущий в США.
Одна из самых примечательных работ,посвященных бабочкам,принадлежит Дэмиену Херсту«I Am Become Death,Shatterer of Worlds»(«Я стал смертью,разрушителем миров», 2006): она сделана из крылышек этих насекомых. Вообще-то бабочки стали«героями» целой серии у Херста,причем инсталляция 2012 года вызвала шквал критики художника защитников животных. Время работы инсталляции«Влюбиться и разлюбить»(«In and Out of Love») с апреля по сентябрь 2012 г. в Tate Modern(Лондон) было ознаменовано жизнью и постепенной смертью 9 000 тысяч бабочек.
То ли дело сказочник Джеймс Кристенсен,в начале 2017 года,увы,покинувший этот мир… Крылья бабочек — атрибут волшебного народца,а также ангелов: в данном случае,очевидно — символ воспаряющей души.
Попрыгунью-стрекозу,как и большинство насекомых,в христианстве недолюбливали и воспринимали как воплощение дьявола. Так что если на картине младенец Христос крепко зажал в ручонке насекомое,то это не просто детские шалости,а свидетельство победы над злом.
Благодаря бурному развитию энтомологии в XIX веке стрекозу,да и не только ее,реабилитировали ювелиры,превратив в уникальные произведения искусства. Это позволило расширить ассортимент изделий,разнообразив новыми формами. Женские прелести уже украшали не только привычные бабочки и скарабеи,но и пчелы,стрекозы,кузнечики,пчелы,пауки. Особенно«отличилась» эпоха ар-нуво.
Как и многим насекомым необычного вида,жуку-оленю(Lucanus cervus) в прошлом порой приписывали магическую силу. А присутствие жука-оленя в религиозных картинах,скорее всего,основывалось на символическом значении насекомого для христиан того времени — образ оленя часто использовали в христианских картинах как символ Христа,покровителя растительного и животного мира,чье рождение покоряет зло и дает спасение.
В XIV веке образ жука-оленя начал освобождаться от некогда присвоенного ему символического значения и стал,в конце концов,любимой темой многих художников. Хрестоматийным является рисунок Дюрера,сделанный в1505 году. Как художник эпохи Возрождения,он был убежден: искусство вездесуще в природе,а истинный художник тот,кто может его проявить. Выбор насекомого в качестве главного объекта для произведения искусства был беспрецедентным,поскольку большинство современников Дюрера считали их самыми низкими существами.
Немецкий график и живописец Ганс Гофман(1530 — 1591) — ведущий представитель круга художников,последователей и продолжателей традиций Альбрехта Дюрера, — настолько усердно копировал своего кумира,что многие его работы были проданы как оригиналы Дюрера.
В начале ХХ века(1912) эти насекомые прославились как киноактеры,став главными героями пародийной рыцарской драмы«Прекрасная Люканида,или Война усачей с рогачами» режиссера Владислава Старевича.
Можно, я еще разок повторюсь, пока чемоданы не разобрала?)
МАМА, ТЫ ДЕЕ?
- Мамааа, ты дееее? Мааааамааааа!!! Ты деееее??
О, Господи! Чтоб эта Лизка провалилась с сыночком своим! И на даче покоя нет! В кои-то веки можно было бы выспаться - ни работы. ни будильника, ни звона трамваев. Даже вороны не каркают, сороки не трещат, соловьи не поют и дятлы не долбят. Спи - не хочу! Но нет, мы не ищем легких путей! Надо ж было сосватать малознакомую бабу в соседские дачницы! И вот теперь, вместо всех естественных звуковых сопровождений тебя даже из гроба может поднять чуть свет этот душераздирающий крик:"Мама, ты де?". А если ты совсем глухой и без сознания, т.е. на детский призыв не среагировал, тебя догонит и вернет к жизни истошный ответ мамы Лизы с противоположного конца участка: "Сёмочкааааа, сыночкааааа, я в туалеееееете..."Последующее развитие диалога с детализацией деятельности ты услышишь уже бодрствуя и пытаясь шумом радиоприемника и кофеварки заглушить эту неразрывную связь матери и дитя.
Лизка, ее младший сынок Сёмка, старший Аркаша и глуховатый отец семейства Толя Балудовский сняли соседскую половину дачи на три года вперед, так что Хрусталевым бесполезно было сокрушаться, им надо было пытаться найти в этом хоть что-то приятное. И в принципе это было не сложно. Если бы не утренняя перекличка и вообще форсированная громкость внутрисемейного общения, с Балудовскими вполне можно было бы иметь дело. Аркашка подружился с Машей Хрусталевой, обе мамы таскали детей на пол дня в ближайший лесок на поляну, где собирались все местные дети, и карауля их, отводили душу в болтовне. Толю вообще редко было видно. После того, как закрыли его НИИ, он либо дрых на прохладной террасе, либо играл в отнятую у детей приставку Денди. Так что, если бы он весь день еще не требовал жратвы и получал хоть какие-то деньги, его можно было бы считать идеалом. Лизка работала сутки через двое в круглосуточном ларьке у метро Сходненская и два ее высших образования давно затерялись в дороге из Томилино на Сходненскую. Единственным источником повышенной опасности был младший Балудовский, толстый косой Сёма, который не только искал свою маму каждое утро, будя вместо отсутствующих петухов весь поселок, но и играл сам с собой в странную игру Mortal Combat, действительно являвшуюся смертельной опасностью для всех окружающих. Несмотря на то, что Сёмке исполнилось шесть лет, а ростом он был с девятилетнего, говорил он очень плохо, поэтому с нечленораздельным рычаньем носился по обоим участкам, выкрикивая кодовые слова "Мортал Комбат" и кидаясь во все живое всем, что под руку попадало. Лизка призналась, что пару раз пыталась пристроить его в районный детский сад, чтоб чуток передохнуть, но после первого дня у нее сразу начинали требовать справку, что Сёмка не дефективный, она обижалась, видела в этом антисемитские выходки и возвращала дитя домой от греха подальше.
Дачная жизнь сглаживала многие углы, всем давала возможность и уединения и совместного времяпрепровождения, настроение менялось чаще, чем погода, и вообще все разрешалось как-то легче, чем в городе. Обязанности превращались в прогулку или игру на свежем воздухе, поэтому взаимное раздражение, если и вспыхивало, то быстро гасло, так что Балудовские и Хрусталевы сосуществовали вполне дружески, нередко собирались вместе за бутылкой вина, на шашлычок или шли на озеро поваляться на теплом песке. Униформа в виде шортов, сарафанов и линялых маек стирала признаки социального неравенства и контрасты финансовых возможностей обеих семей. Иногда к ним присоединялись хозяева сданной половины и еще пару соседних дачников и было ощущение почти пионерского лагеря. Всегда можно было замкнуть детей друг на друге, собраться мальчиками за рюмкой водки, а девочками - в рейд по магазинам или просто потрепаться. Лизка Балудовская сияла улыбкой, ни безденежье, ни грязный выношенный сарафан не портил ее жизнерадостного настроения и она стала совершенно своя.
К середине лета Хрусталевы начали замечать, что хозяин сданной половины Жора неожиданно зачастил на дачу, оправдываясь наступившей жарой и необходимостью поливки огорода, на котором толком ничего не росло. Жорка приезжал и на выходные, и на неделе после работы, уже затемно, выпивал с ребятами пару рюмок водки и шел спать в сарайчик, поэтому его проснувшаяся любовь к даче не спасла десяток засохших на грядках огурцов. Зато стало заметно, как цветет Лизка. Да она особенно и не скрывала от подруг, что Жорка приезжает ради нее, все время меняла расписание рабочих дней, застирала до дыр единственную юбку и покрасилась в нелепый блондинистый с отливом в зелень цвет. Леша Хрусталев, вылезавший ночью на крыльцо покурить, не раз видел, как Лизка крадучись выходила из дому, набрасывала щеколду на дверь, отрезая Толе возможность выхода, и бежала к Жорке в сарайчик. Все на эту тему в основном хихикали, но не злословили, потому что знали Лизкину собачью нищую жизнь, а особенно всех забавляло то, что толстая Жоркина жена Римма жаловалась на Жоркину мужскую негодность, а Лизка, заводя глаза, восторженно шептала, что сильнее мужчины ей не встречалось. Так что даже этот адюльтер служил на благо дачному сообществу, довольны были все : и Лизка с Жоркой в пылу страсти, и Жоркина жена его заботой об огороде, и сладко спящий Лизкин муж, и дети, окрепшие на свежем воздухе, и остальная компания, оживившая унылые дачные будни наблюдением за незапланированной интригой.
Неизвестно, как далеко бы все это зашло, но вдруг Лизка получила письмо из немецкого посольства и всех посвященных накрыла новость посильнее любовного треугольника. Оказывается, еще лет пять назад Балудовские заполнили с кем-то за компанию анкету на выезд в Германию, отправили ее в немецкое консульство и забыли о ней в тот же миг. А теперь пришел ответ. И ответ этот был положительный. Так что семья могла паковать чемоданы и двигать на запад. Несмотря на неожиданность, растерянные Балудовские недолго колебались. Суммировав свою нищую жизнь, отсутствие нормальной работы, панический ужас грядущей для мальчишек армии, неясность полноценности младшего Сёмки и безнадежные двойки старшего Аркаши, Лизка и Толя быстро сгребли нехитрые пожитки, продали квартиру и рванули в искупающую перед евреями вину Германию. Видимо, в назидание ей самое ценное, что везла Лизка (кроме детей, конечно), был военный мундир её покойного папы с полным иконостасом наград за победу над немцами.
После их отъезда дачная жизнь как-то сдулась, а компания развалилась. Жорка ездить перестал и начал сильно пить, Римма продала их половину Хрусталевым, но и те на дачу не очень-то рвались. Маша выросла, в Томилино появлялась очень редко и на участке стало совсем тихо. От Лизки с Толей изредка приходили короткие письма и стало известно, что Толя по-прежнему не работал, но с пособием и инвалидностью по глухоте его это уже не беспокоило, Лизка стала ассистентом в доме престарелых для эмигрантов из России и это ей очень нравилось, а старухи ее вообще обожали и не забывали в своих завещаниях. Косому Сёмке не только выправили зрение, но, видно, и мозги поставили на место - он окончил лучшую мюнхенскую гимназию первым учеником и его там называли "наш будущий нобелевский лауреат", а двоечник Аркаша выучился в Швейцарии в университете и работал в Цюрихе в банке. Он женился и Лизка, незаметно для себя, стала бабкой.
Позапрошлое лето выдалось для Европы особенно жарким. Лизка написала Хрусталевым и попросила сдать ей с Толей, Сёмкой и внуком дачу на месяц. - Да хоть всю жизнь живите! - обрадовались Хрусталевы, и Балудовские, впервые за тринадцать лет вернулись в знакомые места. В первый вечер все долго сидели на террасе за накрытым в честь встречи столом. вспоминали молодость, разглядывали исподволь друг друга, понимали, как все и всё изменилось, признавали, что трудно входить в ту же реку и только трехлетний маленький швейцарец Макс не понимал, почему такие большие дядьки и тетки плачут и хохочут одновременно.
А утром все Томилино разбудил крик:"Бабааааа, ты деееееее?"
Говорят, лучше поздно, чем никогда, однако в нашей маленькой, но гордой стране, именуемой Святой землей, пословицы, поговорки и всякие другие народные мудрости не всегда срабатывают. По крайней мере, нам точно известно, что лучше все-таки рано, говоря высоким слогом – превентивно. Факты, они, знаете ли, вещь упрямая.
Ударили превентивно в 67-ом, не думали, что скажет "мировое сообщество", не ждали, пока узел коснется шеи, где туго затянется, и закончили тотальным разгромом семи арабских армий.
У каждого есть свои "пунктики", один из моих – Шестидневная война.
Не только потому, что это слава и гордость Израиля, но и потому, что я сама помню, будучи в то время семилетним ребенком, потрясающую атмосферу счастья и гордости, что царила в нашем доме, когда папа и дедушка, закрыв окна, двери, ставни, садились слушать "Голос Израиля", "Голос Америки", "Свободу", не съехавшее еще тогда с катушек Би Би Си. Как их глушили! Жуткий скрип и треск стоял по всему дому, но все равно "голоса" пробивались, и от каждого сообщени
я хотелось петь и танцевать. Советы же врали, врали и врали, впрочем, как и сегодня.
Не только моя семья, многие советские евреи пережили тогда необыкновенный взлет чувств и эмоций. Их было нельзя выносить на улицу, ими можно было делиться только в ближайшем кругу, но я и сейчас помню то состояние, когда радость просто бурлила, напоминая сифон с ароматной сладкой газировкой, готовый вот-вот взорваться от переполнивших его пузырьков. И даже те, кто ради "лучшей жизни" запрятали свое еврейство далеко вглубь, приходили к нам и с порога говорили одну и ту же фразу:
- Марк, это правда?
50 лет прошло…
11 мая 1967-го советские "друзья" передали своим египетским подельникам сфабрикованную в Москве "ксиву" (иначе сию фальшивку не назовешь), где сообщалось о том, что ЦАХАЛ сконцентрировал войска на северной границе с целью свержения правящего в Сирии режима.
Израильское правительство немедленно предложило советскому послу в Израиле лично убедиться в отсутствии израильских войск на сирийской границе. А зачем это послу? Он и так хорошо знал, что это фальшивка. Чувакин предложение естественно отверг.
Зачем это было нужно Советам, мы же вроде в "нормальных" отношениях, если это можно так назвать, были? Лучше Евгения Пырлина, тогда руководителя египетского отдела советского МИДа, никто не объяснит. Коротко и емко: "Мы считали, что даже если наша сторона - египтяне - не победит, война даст нам политические выгоды, поскольку египтяне продемонстрируют свою способность воевать с нашим оружием и с нашей военной и политической поддержкой". Кстати, что-то изменилось в сегодняшней РФ, кроме названия, конечно?
Итак, арабы, опираясь на немыслимое численное превосходство, получившие от "советского брата" вооружений на десятки миллиардов долларов, не сомневались, что уничтожат Израиль на счет "два" и никак не позднее "три".
Фальшивка послужила основанием для переброски египетских войск на Синайский полуостров, что давало Египту прямой доступ к израильским границам и Тиранскому проливу, ведущему в Эйлат - грубейшее нарушение решений ООН, объявивших Синай демилитаризованной зоной, где должны были находиться только силы "объединенных наци".
Египет потребовал вывести силы ООН из Синая. Не будь они "объединенные наци", если они немедленно не выползли оттуда, кланяясь в сторону Египта. Еще бы, арабам открывалась прямая дорога к границам Израиля. Что еще надо для полного счастья?
Советы ликовали и веселились – сомнений никаких, Израилю конец.
17 мая два советских самолета с египетскими опознавательными знаками пролетели над территорией Израиля, покружив для пущего эффекта над ядерным центром в Димоне.
22 мая Насер закрыл для израильского судоходства Тиранский пролив в Красном море. В принципе для нас это был "казус белли" – формальный повод для объявления войны.
26 мая президент Египта Гамаль Абдель на всех Насер, Герой Советского Союза (Хрущев в 1964-ом подкинул), поведал миру о том, что "если война разразится, она будет тотальной и ее целью будет уничтожение Израиля".
- Когда мы войдем в Палестину, – орал на весь мир Насер, – вся ее почва будет пропитана кровью. Наша ближайшая цель – усиление арабской военной мощи, наша общенациональная цель – уничтожение Израиля.
Они так предвкушали победу и нашу гибель, так сучили ножками, Советы и Египет, что заразили своей уверенностью не только арабов, но и "прогрессивное человечество". Практически все страны, включая США, отказались выполнять ранее взятые на себя обязательства по демилитаризации Синайского полуострова и предотвращения захвата его Египтом. Франция и Великобритания ввели эмбарго на поставки оружия Израилю.
Израиль оказался в полной международной изоляции.
В Египет и Сирию из СССР нескончаемым потоком шла современная военная техника, летели, плыли военспецы и всяческие инструкторы, не говоря уже о весьма внушительной экономической помощи.
Май-июнь 67-го. Арабы стянули к нашим границам мощную живую силу, 700 боевых самолетов и около 2000 танков. Почивший затем в бозе СССР ввел в Средиземное море свыше 30 надводных судов с десантниками и 10 подводных лодок, включая атомные.
В Израиле ясно осознавали нависшую угрозу - война на три фронта. И ждать не стали. Чуть больше двух миллионов населения, "мировое сообщество" отвернулось, сила прет "агромадная", и… выхода нет - надо бить первыми.
3 июня 1967 года израильский кабинет министров принял решение о начале войны. 5 июня Израиль нанес превентивный удар по арабским агрессорам.
Израильские ВВС атаковали по всему фронту...
Чем это закончилось, знает весь мир.
За 6 дней израильская армия, уступая в живой силе и количеству вооружений каждой из армий соседних стран, провела невиданную операцию: под контролем Израиля оказались весь Иерусалим (ранее разделённый), Иудея и Самария (ранее находились под контролем Иордании), Голанские высоты (находились под контролем Сирии), Газа и Синайский полуостров (египетский контроль). Иначе говоря, под контролем Израиля оказалась не только вся западная часть территории подмандатной Палестины, но и часть «спорных» земель, включавшихся в требования сионистского движения начала века.
И имели мы в виду тогда «мировое сообщество» точно так же, как оно имело нас…
Такое впечатление, что мы все это малость подзабывать начали. И не арабы стали другими, не "мировое сообщество" стало другим – не в этом проблема. Мы какие-то не те…
О себе я могу смело повторить слова И. Бродского "Я родился и вырос в балтийских болотах". Часто человек любит то, к чему привык и видит в этом красоту. Со мной так и было... Только много раз посетив израильский юг, я вдруг почувствовала его невероятное обаяние, завораживающую красоту. Тимна - это, вообще, отдельное, просто невероятное место, где сочетание пустыни и разноцветных гор просто завораживает.
Стихотворение Ицхака Шалева, написанное в 1957 году - пророчество об освобождении Иерусалима.Через десять лет оно сбылось - но только частично. Если смотреть по тексту, то сбылось на пятьдесят процентов - первые два четверостишия из четырех. Это очень примечательно, что автор - и, конечно, не только он в те времена, - не представлял себе объединения Иерусалима отдельно от воскрешения мертвых и всего сопутствующего. А оказалось, что это не одна, а две ступени, и нас пока пустили только на первую. А мы не то чтобы смогли на нее подняться...
Перевод мой.
…И блуждает мой внутренний взор возле Яффских ворот,
а потом обращается к прочим воротам в стене,
что в себя не вмещают струящийся всюду народ,
что могучим потоком стекается в город извне.
Стену Плача я вижу – слезами сиротства облит
каждый камень – рекой милосердной… И всюду растут,
как бутоны, записки в щелях между каменных плит.
И струят в нее матери-праведницы теплоту.
И к Масличной горе устремился поток без конца,
трепет тел и рыданье на каменных плитах вокруг,
Там волнуется почва – и сын обнимает отца,
тихо кости поют – и с друзьями встречается друг.
Не представить великую святость тех дней и ночей,
не представить ту радость, тот плач, что повсюду стоят.
Свитки Торы проносят средь всех городских площадей,
и всю ночь, все три стражи, повсюду шофары трубят.
Из серии «Стена плача.Отпечаток вечности»
«Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и ночь, на сие место, о котором Ты сказал: «Мое имя будет там»; услышь молитву, которою будет молиться раб Твой на месте сем. Услышь моление раба Твоего и народа Твоего Израиля, когда они будут молиться на месте сем; услышь на месте обитания Твоего, на небесах, услышь и помилуй»
Царь Соломон, построивший Первый Храм
от неизбывного желанья осознать,
мы разбредемся по всему Иерусалиму,
и очень трудно будет вместе нас собрать.
И Старый Город, оплетенный нашей сетью,
из каждых призрачных поднимется руин,
и мы, пришедшие из двух тысячелетий,
заколыхаем их дыханием своим.
И стены Храма вступят в это колыханье,
и каждый смерит высоту его на глаз,
и одиночество, перехватив дыханье
и погребая все, обрушится на нас.
И, может, это будет Суд. Но, может статься,
три раза в год, в такой же призрачной ночи
мы будем вновь под той стеною собираться,
откуда в небо были брошены ключи.
Героические бутерброды: израильтянка создает портреты знаменитостей на пите
В фокусе — политики и актеры
Гилат Оркин Вульф открыла новое творческое направление. Сперва она делала обычные бутерброды, потом — украшенные, затем — портретные. Основой этих картин служит традиционный израильский хлеб, пита.
Сначала Гилат выбирает персонажа — смотрит, какой сегодня день, что отмечается, кто празднует юбилей. Например, сегодня может быть 50 лет со дня, когда по телевидению впервые показали «Питера Пэна», или день смерти Энди Уорхола, или день рождения Альберта Эйнштейна.
Пару лет назад, 17 марта, в день годовщины назначения Голды Меир на должность премьер-министра Израиля, Гилат приготовила тематический сэндвич в ее честь. Лицо Голды было выполнено из питы, платье — из ржаного хлеба, туфели из лакрицы, глаза из зефира, а волосы из шоколадного бисквита с серыми «локонами» халвы.
Бутербродная история началась около трех с половиной лет назад, когда дочь Гилат пошла в первый класс.
«Каждый день она возвращалась домой с бутербродом, которые я давала ей утром. Тогда я подумала, как сделать так, чтобы ребенок съедал бутерброд в школе, а не приносил его обратно, — вспоминает Гилат. — Я выискивал рецепты на зарубежных сайтах и блогах, но ничего радикально интересного там не нашла. Начала делать цветные бутерброды в форме медвежат и других симпатичных героев, которые нравились детям. Когда это не сработало, я подумала, что стоит развернуть все в другое русло и придумать то, что дочку действительно заинтересует».
Гилат Оркин Вульф занимается документооборотом в технологической компании, но она с детства любила искусство и рукоделие. «Мне всегда нравилось готовить», — признается она.
Чтобы ее творческие пробы остались в истории, а не закончились одними крошками, она создала страницу в Instagram, где выкладывает портреты знаменитостей и картин, а также известных персонажей на «холстах» из питы.
Хоть я и побывала в Израиле в самых разнообразных и удивительных местах, но все еще есть такие, которые меня просто поражают... В частности это та часть Иорданской долины, которую в просторечие в Израиле на иврите называют "Бекъа". Эта территория была освобождена Израилем, как вы уже правильно догадались, в ходе Шестидневной войны, и пятидесятилетие этого события мы празднуем в эти дни.
Хоть я и побывала в Израиле в самых разнообразных и удивительных местах, но все еще есть такие, которые меня просто поражают... В частности это та часть Иорданской долины, которую в просторечие в Израиле на иврите называют "Бекъа". Эта территория была освобождена Израилем, как вы уже правильно догадались, в ходе Шестидневной войны, и пятидесятилетие этого события мы празднуем в эти дни.
Проблемность этих мест с политической точки зрения вызвана исключительно отсутствием политической воли внятной политики всех израильских правительств по отношению ко всем территориям, освобожденным в ходе Шестидневной войны.
Именно благодаря неумной израильской политике, мы должны въезжать и выезжать в Иорданскую долину через контрольно-пропускной пункт.
Пару слов о долине.
Евреи селились и занимались сельским хозяйством в Иорданской долине с глубокой древности, начиная с ханаанского периода. Во времена Второго Храма и особенно во времена царя Ирода были построены самые современные для того времени акведуки, для выращивания орошаемых культур того времени: ароматических и лекарственных растений, и главное - фиников. Во времена крестоносцев здесь ничего не выращивалось, а во времена Османской империи снова вернулись к сельскому хозяйству в том или ином объеме.
Путешествуя по Израилю невозможно обойти тему иудаизма. Это основная религия страны, хоть государство и светское, да и кроме иудеев здесь множество других конфессий и религий.
Город Цфат, о котором пойдёт речь сегодня - необычный. Один из самых северных, самых высоких (расположен в горах Верхней Галилеи на высоте 900 метров) в Израиле.
Говоря о религии - Цфат один из четырёх священных городов иудаизма, вместе с Иерусалимом и ещё двумя, говоря о культуре - здесь обосновалась целая колония художников, а каждый год проходит музыкальный фестиваль.
А ещё именно в Цфате родился нынешний глава палестинцев Махмуд Аббас, сбежавший оттуда вместе со своей семьёй тринадцатилетним мальчишкой в 1948-м году, когда было образовано государство Израиль.
Предпоследняя на нашей памяти попытка арабских соседей уничтожить Государство Израиль закончилась полвека назад сокрушительным разгромом египтян, сирийцев и иорданцев. В историю этот вооружённый конфликт вошёл под именем Шестидневной войны, хотя основной разгром завершился к исходу вторых суток, а дальше проигравшая сторона просто жевала сопли, пытаясь выторговать через ООН менее унизительные условия капитуляции. Советский Союз, поддерживавший в той войне арабских вояк, так обиделся на Израиль за происшедшее, что разорвал дипотношения и запретил преподавание иврита. Иорданцы обиделись так, что один из них, по имени Сирхан Сирхан, год спустя застрелил Роберта Кеннеди, только что победившего на выборах президента США, но не успевшего вступить в должность. Причиной покушения убийца назвал захват евреями Иерусалима, хотя покойный сенатор Кеннеди в этом событии никак не участвовал, и вообще, как будет рассказано ниже, город был взят совершенно случайно.
Обида на поражение с гибелью среднего из братьев Кеннеди не утихла. В конце 1989 года, когда я возвращался из первой поездки в Израиль, шереметьевская таможня торжественно конфисковала у меня книгу Черчиллей «Шестидневная война», русское издание. Нужно понимать, что вся махровая антисоветчина и запрещёнка советской эпохи к тому времени в стране уже широко издавалась и продавалась — и Солженицын, и Набоков, и «Доктор Живаго», и даже «Ледокол» Суворова готовился к печати. Абуладзе уже выпустил «Покаяние», и фильмы Германа-старшего сняли с полки Госфильмофонда. А вот «Шестидневная война», написанная двумя англичанами, потомками Черчилля, всё ещё действовала на советскую власть как красная тряпка на быка. Обида официально забылась лишь после августовского путча 1991 года, когда между двумя странами восстановились дипотношения, и бедное Королевство Нидерланды сделалось персонажем русской народной сказки про зайца, лису и избушку. С 1967 года диппредставительство Израиля ютилось под голландским флагом в паре комнатёнок на Большой Ордынке, а к началу 90-х стал вопрос, как через него пропустить миллион советских граждан, желающих перебраться на историческую родину — и пришлось голландцам съезжать. Израильтяне всю их площадь заняли, а потом ещё и соседние дома захватили, и для консульства павильон на задворках пристроили… Но я про Шестидневную войну.
Сюжет её был прост и примитивен. Гамаль Абдель Насер, большой друг СССР, вознамерился стереть Израиль с карты мира, одновременным наступлением египетских и сирийских армий с юга (Синай) и севера (Голаны) соответственно. Король Иордании Хусейн очень не хотел встревать в эту авантюру, но товарищ Насер поклялся ему на Коране, что буквально в считанные часы Израиль будет захвачен, и делить его территорию будут те страны, чьи армии вовремя на ней окажутся. Израильская разведка честно предупреждала короля, что выйдет несколько наоборот, но Насер, увы, показался убедительней. Король вступил в войну, и Иордания стала главным проигравшим её участником. Потому что по Египту и Сирии Израиль ударил первым, быстро разгромив ожидавшие команды к атаке силы противника с воздуха. К тому моменту, когда Хусейну докладывали из Каира, что сирийцы уже взяли Хайфу, а египтяне подходят к Тель-Авиву, война на двух этих направлениях была Израилем уже выиграна, причём не на своей территории, а на египетском Синае и сирийских Голанах она закончилась. Но у короля не было веб-камер, у него был только Насер в телефонной трубке, который бил себя пяткой в грудь, и клялся, что его генералы уже видят Тель-Авив в бинокль, а сирийские пируют на горе Кармель.
И король вступил в эту войну. А надо понимать, что до этого, в 1948-1949 годах, Иордания с Израилем повоевала очень успешно. В результате под её контроль отошли все те территории, которые резолюцией ООН от 29 ноября 1947 года отводились под пресловутое Палестинское Государство: Иудея на юге, Самария на севере и Восточный Иерусалим посерёдке. Новорожденный Израиль в ту пору ничего не мог противопоставить тренированному британцами Арабскому легиону под командованием Глабб-паши. По итогам Войны за Независимость Израилю пришлось смириться с потерей Иерусалима, где иорданцы тут же сровняли с землёй Еврейский квартал Старого Города, уничтожив в нём все жилые дома. Тот Еврейский квартал Иерусалима, по которому вы, дорогой читатель, гуляли — абсолютный новодел, 1980-х годов постройки. Именно поэтому он так похож архитектурой на Гило и Рамот. А не потому, что архитекторы Гило и Рамота вдохновлялись еврейской древностью. Нечем было вдохновляться, иорданцы там довзрывались аж до культурных слоёв Царя Соломона, на радость позднейшим еврейским археологам. Разумеется, за те 19 лет, что Иордания контролировала Иудею, Самарию и Восточный Иерусалим, ни о каком Палестинском Государстве речь не шла. Территории эти были аннексированы Хашимитским Королевством, а их гражданам выданы иорданские паспорта, по которым многие живут по сей день. Самое смешное, что под контролем Израиля на территориях, которые он захватил в 1967 году, сохраняют свою силу некоторые иорданские законы, кадастры и правоотношения.
Иордания начала войну обстрелом жилых кварталов Иерусалима. В ответ Израиль развернул мощнейшее наступление по всему фронту. На севере, взяв Латрун, израильтяне к вечеру были уже в Рамалле. В Иерусалиме в ходе упорных боёв они выбили иорданскую армию из всех её укреплений. На юге иорданцам в первый же день пришлось отступить аж до Вифлеема, ещё до начала полномасштабных военных действий (обстрелом иорданских позиций из старых чешских винтовок занималось гражданское население Западного Иерусалима, у которого эти стволы сохранились ещё с перемирия 1949). Отряд из 600 египетских коммандос, который пытался просочиться в Израиль с иорданской территории в районе Рамлы, чтобы атаковать аэропорт, был замечен жителями в пшеничном поле — и это поле жители тупо подожгли, так что 450 египтян сгорело, остальные же либо сдались в плен, либо успели добежать обратно до иорданской границы, которая, впрочем, решительно отодвигалась на восток с каждым часом военных действий.
7 июня произошёл главный бой — за Старый Город. Его, вообще-то, не должно было случиться, потому что разгром арабов к тому моменту стал очевиден, и эмиссары ООН срочно готовили перемирие, которое Израиль готов был подписать. Но после того, как силами двух парашютных бригад израильтяне легко захватили Августу-Викторию (средний холм между Скопусом и Масличной горой), Моше Даяну показалось, что сам Бог велел дожать. Ни с кем не советуясь и нарушив прямой приказ правительства, Даян велел своим частям взять Старый Город. С задачей справились в общей сложности три батальона ВДВ. Один наступал с горы Скопус, другой — из Кидронской долины, а третий, под командованием Моты Гура, ворвался в стены Старого Города, и там воссоединился с первыми двумя, когда те завершили зачистку периметра. Артиллерийской поддержки у них не было, потому что израильтяне боялись повредить сердце святого для них города артобстрелом… Остатки иорданских частей, оборонявших Восточный Иерусалим, отступили в тот день на север до самого Дженина, были там осаждены и назавтра капитулировали. У иорданцев было серьёзное преимущество в танках с приличной бронёй, они могли бы долго обороняться, но на их беду выяснилось, что бензобаки, расположенные снаружи на корпусе у американских Patton M48, легко и удачно пробиваются снарядами израильских бронебойных орудий. Эти танки просто сожгли прицельной стрельбой по бензобакам с земли и воздуха, ни в какой бой не ввязываясь. Так 50 лет назад закончилось иорданское присутствие в Дженине и началась новейшая история единого и неделимого Иерусалима, столицы Государства Израиль. Если кто-то из читателей по-прежнему убеждён, что столицей Израиля является Тель-Авив, он приглашается стряхнуть с ушей лапшу советских политинформаций. Иерусалим был провозглашён столицей сразу после окончания Войны за Независимость, 5 декабря 1949 года, а в 1980 году Кнессет принял «Закон об Иерусалиме», имеющий конституционную силу, где прямо сказано о «единой и неделимой столице».
Очень трогательная история случилась в этой связи с израильской песенницей Наоми Шемер. К 19-летию Государства Израиль (то есть к 15 мая 1967года) она сочинила убойный шлягер «Золотой Иерусалим» на мелодию португальской колыбельной «Дурашка Иосиф». В этой неописуемо красивой песне, которую, кажется, за последние полвека только мёртвый не перепевал, рассказывалось не только и не столько о любви автора к «Золотому Иерусалиму», городу из меди и света, сколько о страданиях древней еврейской столицы, разделённой надвое линией израильско-иорданского перемирия 1949 года.
Описывая печальную участь города, «в сердце которого — стена», Наоми Шемер обильно цитировала «Плач Иеремии», самую трагическую из библейских книг, где пророк сокрушается о разрушении вечного города и главной его святыни — Храма Соломона. В припеве у Наоми Шемер цитируется известный стих средневекового еврейского поэта и философа Иуды Галеви, некогда написавшего: «Я вою как шакалы, при мысли о скорбях моего народа; но когда его пленение окончится, я стану кинором для его песен». Слово «кинор» я тут оставил без перевода, потому что в библейском иврите оно означает Давидову щипковую арфу, а в современном — скрипку, смычковый инструмент. Саша Елин, о котором пойдёт речь ниже, изящно вышел из затруднения, переведя слова «ани — кинор» («я — арфа/скрипка») как «я голос твой». Вернёмся, впрочем, к Наоми и её главному хиту.
Проходит всего 3 недели с первого исполнения песни, а тут вдруг — хуяк! — и нет больше разделённого Иерусалима, а есть единый и неделимый. Потому что наглый Моше Даян забыл спросить правительство, и самовольно штурмовал древние стены. После того, как на весь мир прозвучала историческая фраза «Храмовая гора — в наших руках», Наоми Шемер немедленно села и дописала к песне два куплета, полностью перечёркивающих все предшествующие жалобы и рассказывающих о том, как преобразился древний город, в 44-й раз избавившись от своих захватчиков. Без слёз эти два куплета переводить невозможно, так что воздержусь, но вкратце их смысл передаёт непристойное двустишие про БАМ из моего дворового детства:
Там, где раньше тигры срали,
Мы проложим магистрали.
В общем, всё кончилось хорошо.
А в нынешнем году, к 50-летию Иерусалима, друг мой Александр Михайлович Елин, автор многих русскоязычных шлягеров за последние десятилетия, наконец, сподобился перевести «Золотой Иерусалим» на русский язык. Клип, который он при этом снял, настреляв денег у жертвователей на Планете.Ру, мне не то чтобы нравится, но перевод хорош, и песня потрясающая, так что, надеюсь, со временем появятся другие версии её русского исполнения:
За победу в Шестидневной войне израильтянам вскоре пришлось дорого поплатиться — тем же способом, каким поплатились иорданцы за свой военный успех в 1949 году. После стремительной и безусловной победы над всеми воинственными соседями (с соотношением боевых потерь 1:20) в Армии обороны Израиля воцарилась такая эйфория, на фоне которой политическое руководство страны очень бездарно провафлило совместную советско-арабскую подготовку к окончательному решению еврейского вопроса в октябре 1973 года. Правительство и Генштаб накануне Войны Судного дня вели себя буквально как товарищ Сталин 21 июня 1941-го. В ответ на все сообщения разведки о египетских и сирийских приготовлениях к атаке поступали приказы ничего не предпринимать и сидеть на попе ровно. В результате нападение застало передовые израильские части врасплох, и даже отвоёванный в 1967 году контроль над Голанами не помог: сирийцы лавиной смели расположенные там израильские укрепления и двинулись в сторону Хайфы.
Израиль в октябре 1973 года реально находился на волоске от гибели. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы ему противостояли не отмороженные арабские башибузуки, а какие-нибудь нормально управляемые армии. Чтобы стереть в порошок превосходящие силы Египта и Сирии, поддержанные отрядами головорезов из Ирака, Иордании, Алжира, Марокко, Ливии и даже с острова Свободы (кубинцы в 1970-х воевали по всему миру), отдали свои жизни больше 2,5 тысяч солдат и офицеров Армии обороны Израиля, срочников и резервистов. Агрессоры 1973 года угадали ровно в одном: исход арабо-израильского вооружённого противостояния в той войне решился окончательно. Уже 44 года прошло, а ни одна арабская страна больше не рискнула вступить с Израилем в открытую военную конфронтацию. Вскоре после разгрома, в ходе которого египтяне потеряли больше 23.000 человек убитыми и ранеными, сотни самолётов и тысячи единиц бронетехники, тот же самый президент Анвар Садат, отдавший приказ о нападении, приехал в Иерусалим, выступил в Кнессете и подписал кемп-дэвидские мирные соглашения между Египтом и Израилем. С тех пор две этих страны живут в мирном соседстве. Спустя ещё 16 лет примеру Египта последовала Иордания. В 1994 году всё тот же король Хусейн подписал мир с Израилем и установил дипотношения.
Не готова к мирной жизни оказалась только Сирия под властью диктатора Хафеза Асада (отца нынешнего людоеда). Она так никогда и не подписала мир с Израилем, и продолжала лелеять мечты о реванше. Дальнейший ход событий известен: процентов на 80 эта самая Сирия сегодня уже стёрта с лица Земли. Её территория, по меткому замечанию В.В. Путина, превращена пилотами и ракетчиками всех передовых армий мира в удобный естественный полигон для отработки навыков бомбометания и запуска дальних крылатых ракет. Израилю там сегодня почти совсем нечего бомбить — разве что изредка его ракеты разносят в щепы большой оружейный склад в дамасском аэропорту, устроенный Корпусом стражей Исламской революции для переправки иранского оружия братьям-шиитам из ливанской Хизбаллы. Но это уже история не про Сирию, а про стервятников, пирующих на её развалинах. Что-то подобное, к слову сказать, предсказано в 137-м псалме про Иерусалим, который цитируется всё в том же шлягере Наоми Шемер. Православные, которые ошибочно нумеруют этот псалом 136-м, произносят его в церквах каждую пятницу. Как и песня Наоми, начинается он довольно заупокойно, стонами пленённого народа, а заканчивается вполне жизнеутверждающе:
Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: «разрушайте, разрушайте до основания его».
Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!
Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!
Ни один закат, ни один рассвет, ни трогательная былинка в каплях радужной (именно радужной, друзи!) росы, ни еще какое природно-астрономическое явление никогда не изумляло и не приводило меня в священный трепет и в не менее священный ужас, как любимые мной всей душой люди. Человеки! Там тебе и радуга и млечный путь, и огни болотные с цветущим папоротником. И выпь в камышах стонет.
С кем только жизнь не сталкивала, Господи...А с кем еще столкнет.. Кто-то прошелестел, и растворился в памяти, а кто-то остался в ней навсегда. Пылающим конём.
Вот одним таким огненным иноходцем проскакала по нашей с Ритузой семинарской судьбе Людка-контрабас, она же Людка - Иерихонская труба (но это прозвище прижилось уже в среде теологически продвинутых граждан, для всех прихожан Петропавловского собора она была просто Контрабасихой).
Первые месяцы нашего бурсацкого бытия петь нам было благословлено только по будням, на левом клиросе. А на воскресных и праздничных службах мы стояли шеренгой вдоль солеи, перед прихожанами, для пущего воцерковления и молились "в народе". В Томском кафедральноьм соборе тогда еще существовала очень хорошая традиция пения с прихожанами на праздничных богослужениях малых ектений, не считая, конечно, положенных "Верую" и "Отче наш" за литургией.
На солею выходил диакон и запевал, дирижируя орарем, а народ подхватывал, встрепенувшись от молитвенного стояния, и пел от души веселым распевом "Уральскую" "Господи, помилуй", "Киевскую" "Величит душа моя Господа" и были в этот момент счастливы неимоверно. Пение хором сплачивает, иной раз, гораздо лучше многих других вещей, это все знают.
В этом народном пении и мы поначалу участвовали, как могли. Молодые, все голосистые,с чувством подпевали нашему диакону.Народ, тоже не отставал. Хор был могучий.
И вот на одной прекрасной всенощной,аккурат на "Величит душа моя господа" (там есть где вокально развернуться), наш уже слаженный народный хор вместе с диаконом перекрывает какой-то новый и никому неизвестный басяра. Именно басяра. Накрывает , ревом ста реактивных двигателей. Уж на что мы ребята все смелые были, а тут присели и разом все замолчали.
А отцу диакону с народом - все нипочем, поют, как ни в чем не бывало дальше, и только мы, как пришибленные стоим и выворачиваем шеи в поисках солиста. Голос несся откуда-то из-за колонны. И было в нем что-то странное. В обертонах. Он был очень низкий, плотный такой, густой, но странный. Ощущение было, что поет не человек, а сто грампластинок на низкой скорости.
В полном молчании мы простояли до конца всенощной, а голос из-за колонны исправно вступал под руку отца Владимира и заполнял собой все видимое и невидимое пространство собора. Было страшно. Как в хорошем фильме ужасов. В храм пробрался Чужой. И чужим своим голосом пел наши песнопения.
Когда закончилась служба, я первой ринулась к выходу, в надежде увидеть солиста. За колонной никого не оказалось. Ну как - никого...Солиста там уже не было, а у иконы стояла женщина. Не менее впечатляющая, чем голос Чужого. Мухинских статей. С ногами-колоннами, втиснутыми в ажурные колготы. Эти ноги меня поразили. Точней, не сами ноги, а то, что на них где-то нашлись ажурные колготы (91 год, не забывайте).
Когда я задрала голову, я поняла, что и кроме колгот там есть на что посмотреть. Тетя, при всей своей громадности, была невероятно ладно скроена и очень добротно одета. Представьте женщину ростом 1.90. Представили? Хорошо. Нога - 45, размер туловища, как миниум 70. Но он очень правильно и красиво распределен по всему телу. Готовый памятник метательнице молота с кувалдой. Одета в стиле Мэри Поппинс, камея на щитовидке, и если бы не колготы а-ля "салон Анжелика" и мужские ботинки, то все было бы вполне элегантно.
И эта величественная женщина плакала, молясь у иконы Божией матери "Взыскание погибших". Надрывно, с подвывом, где-то в третьей октаве, нараспев повторяя одну и ту же фразу:" Господи, да прости ты уже их всех, прости!". Крестное знамение она впечатывала в себя с такой силой, что, если бы, не дай Бог, она захотела вот так перекрестить обычного человека, то целыми остались бы только ботинки. Все остальное пришлось бы помещать в аппарат Елизарова.
Не скоро до моего, осложненного двумя потрясениями, сознания дошло, что так пялиться на молящегося человека просто не гуманно. Но дошло-таки, и я, пошатываясь от впечатлений побрела в наш общежитский домишко, который по религиозной надобности переименовали в "келью".
А там уже братия и сестры с пеной у рта делились впечатлениями от услышанного во время службы. И кто-то уже у кого-то выяснил, что басом этим страхущим поёт тетька. Во святом крещении Людмила, людьми же окрещенная Контрабасихой. И описывают эту тётьку. В подробностях. Да в таких, что ни Иоанну Богослову, ни тем более Данте и не снилось. Куда уж им супротив молвы народной. Дети.
Все. Пазл сложился. Я! Я одна её видела! Воочию. В метре от колгот! (не совпадали только бас и та колоратура, в которой тётка истово молилась, да разве ж это важно?). Я поднабрала воздуха в легкие и перекрыла многоголосый хор диким криком:"А я её видела!".
Все замерли.
Часть 2.
Дама, одаренная сверх меры Господом Богом такими мощными физиологическими возможностями, естественно, не могла просто только громко и гулко петь в народе на службах, вы же понимаете. И, как у любого весомого, в его понимании человека, у Людки была Миссия. У миссии этой было два радикальных направления.
Первое - Людмила была местным пророком. Настоящим библейским пророком, коих Господь Израилю не давал со времен Малахии, а Томску, - сжалился, и дал. Второе - юродство в чистейшем виде, такое Василиеблаженное, с плачем на паперти , отобранной копеечкой и прочей святой атрибутикой. Две, совершенно полярных ипостаси очень гармонично уживались в этой могучей женщине. И все это было подкреплено документами из очень серьезной по тем временам организации, в которых черным по белому был прописан диагноз - шизофрения. Согласитесь, сильное подспорье в блаженном пророческом делании.
Пророкам, равно, как и блаженным нужна аудитория. Зрители.Толпа. Соборные прихожане и священство знали Людмилу, как облупленную и уже очень вяло,если не сказать,-безучастно, реагировали на её благие вести. А тут свежая кровь - семинаристы! Для пророчеств - самые, что ни на есть подходящие граждане. И Контрабасиха развернулась! Такого шанса ни один приличный пророк не упустил бы.
Во дни великих божественных праздников на Людку снисходило озарение и она являлась в храм в особо торжественном состоянии. За литургией, как правило, уже не пела, набираясь сил для проповеди, а просто тихо плакала на "Херувимской" и "Тебе поем". По её масштабному лицу, родной сестры истуканов в с острова Пасхи, текли слезы-валуны и скатывались на камею, а потом разливались по груди-органу. В этот день она ни с кем не здоровалась и все уже понимали- да, сегодня двор церковный содрогнется.
И как только заканчивалась служба, Людмила,чеканя шаг мужчинскими ботами, авианосцем выплывала на паперть.Распинывала 45 размером зазевавшихся нищих и...Все...Не было больше Контрабасихи. На паперти, над всеми, над миром, над праведниками и грешниками, как ядерный гриб вырастал Пророк. Ни Илия- громовержец, ни Елисей, ученик его с медведем лютым, ни Иона со своим китом и не Енох не могли сравниться с Людкой. Она была всеми ими и даже немножко больше. Раскатистым басом она адресно обличала каждого служителя храма, начиная с настоятеля и заканчивая техничками.
Она знала все - кто сколько денег взял из церковной кассы и на какие нужды, кто выпил кагору за праздничным столом больше определенной ей меры, кто впал в грех блуда (эта тема муссировалась особенно тщательно) и кто и за сколько купил себе новую машину и теперь прячет её на даче. Потом, следом за священством, шла бухгалтерия. Сначала пожилым бухгалтершам напоминались грехи молодости. Кто, где и с кем. Потом всплывали финансовые вопросы - кто, где и сколько украл.В толпу летели цифры, фамилии и выписки из трудовых книжек. Апофеозом, на клокочущих баритоновых обертонах, шли номера партбилетов всего счётного бюро. Не щадила никого. Но в этом и вся суть приличного пророка - вскрытие язв общества.
Но самый страшный, на трех фортиссимо, гнев, изливался на работников трапезной. Каждый грамм песку сахарного, каждая капля постного масла была у пророка на учете. И в чей рот это попало - тоже. В качестве примера тотального воровства, Людка ловко выхватывала из толпы тщедушную Риткину тушку и трясла ее костями перед носом поварихи Надечки (в моменты проповедей Людмила всех называла уменьшительно-ласкательными именами)
-Надечка!!! Посмотри, Надечка, до чего ты довела чужих детей и посмотри до чего ты довела свою задницу! Чужие дети синие и страшные от голода, как старые собаки, а на твоей заднице, Надечка, уже все казенные халаты полопались!!! Кайся, Надечка, кайся, пока за тобой не пришел прокурор, и не вытащил из твоей кладовки осетра,два мешка муки (дальше шел весь список) и следом тебя за волосы!!!
Последними, на затухающем диминуэндо, в списке не имеющих надежды на спасение, шли соборные хористы во главе с регентом матерью Раисой. Им в вину так-же как и всем, в первую очередь вменялось полное безбожие, потом слишком большие зарплаты и курение на шестопсалмии.
- Диаволу фимиам ртом воскуряете! Потом этим ртом осанну поете! Ваалы, Кришны вы! Гореть вам в вечном огне!
Набатом звучал ее голос, перекрывая колокольный перезвон, казалось вот-вот с небес слетит огненная колесница и сам пророк Илия подхватит Контрабасиху. и вознесется она в горние обители, где нет ни печали, ни воздыхания, оставив тут нас гнить во грехах.
И тут из храма выходил настоятель, минут пять стоял возле нее, слушал ее львиный рык, а потом тихо говорил:"Люда, хватит уже, успокойся" и благословлял её. В этот момент Людмила резко затихала, скукоживалась вся, из малой октавы резко перескакивала во вторую и тут-же, чудесным образом, из Пророка превращалась в Блаженного с отнятой копеечкой. Обессиленная, садилась на ступени и лирически выла, повторяя, как мантру :"Господи, да прости ты их уже всех!"
А потом она пропадала, как Иона в китовом чреве на месяц-два, возвращалась посветлевшая и притихшая, с легким аминазино-феназепавым амбрэ и гудела из-за колонны "Уральскую" ектению и все, что по чину было положено. Молилась тонким голоском у "Взыскания погибших", а к праздникам наливалась свежими пророческии силами и шла, чеканя шаг на паперть с новой порцией обличений. Лицо сияло , камея омывалась слезами, органовая грудь ходила ходуном и голос, способный перекрыть пять духовых оркестров летел над Томском, призывая жителей его к покаянию.
Через пару лет, когда мы с Риткой уже вошли в силу духовную, поголодав, порубав гусей и украв всю архиерейскую стерлядку,сподобились и мы быть обличенными Контрабасихой. но это уже, как пишут настоящие серьёзные писатели,-совсем другая история.
Теперь, когда я читаю обличительные статьи и посты о РПЦ, я всегда вспоминаю Людку - трубу Иерихонскую и тихо радуюсь. Живет, живет дело её в веках. Жаль только, что обличительный набор всё тот же. а хочется прогресса. Новизны хочется... Да и голоса не те, не пророческие и даже не голоса юродивых, а так... Гальяны.
На видео примерный образец Людмилиного голоса. Царствие ей небесное, вечная память.
Я не существо с другой планеты, как вам, похоже, кажется. Я иерусалимец, такой же человек из плоти из крови, как и вы. Я гражданин моего города, неотъемлемая часть моего народа.
Мне хочется сказать вам кое-что, чтобы облегчить душу. Поскольку я не дипломат, мне нет нужды выбирать слова. Я не стремлюсь доставить вам удовольствие или даже в чем-то убедить вас. Я вам ничего не должен. Вы не строили этот город, не жили в нем; вы не защищали его, когда они пришли, чтобы его разрушить. И мы будем прокляты, если позволим вам отобрать его у нас.
Иерусалим был раньше, чем появился на свет Нью-Йорк. Когда Берлин, Москва, Лондон или Париж были гнилыми лесами и вонючими болотами, здесь была процветающая еврейская община. Она дала миру то, что вы, народы, неизменно отвергали с тех самых пор, как организовались - человеческий моральный кодекс.
Здесь ходили пророки, чьи слова прожигали сердца, как молния. Здесь народ, который не хотел ничего, кроме того, чтобы его оставили в покое, отбивал волны язычников, которые стремились его завоевать; захлебываясь в собственной крови, народ погибал в бою, предпочитая броситься в пламя своих горящих Храмов, чем сдаться; а когда он был, в конце концов, подавлен - просто в силу численного превосходства врага - и был уведен в плен, люди этого народа поклялись, что прежде чем забудут они Иерусалим, язык у них присохнет к гортани и отсохнет правая рука.
В течение двух наполненных болью и страданиями тысячелетий, пока мы были вашими незваными гостями, мы ежедневно молились о возвращении в этот город. Три раза в день мы просили Вс-вышнего: "Собери нас с четырех концов света, перенеси нас прямо в нашу землю, верни нас по милости Твоей в Иерусалим, Твой город, и живи в нем, как Ты обещал". Каждый Судный день и Песах мы отчаянно взываем с надеждой, что следующий год застанет нас уже в Иерусалиме.
Ваши инквизиции, погромы, изгнания, гетто, в которые вы нас сгоняли, ваши насильственные крещения, ваши системы процентных норм, ваш благовоспитанный антисемитизм и, наконец, невыразимый ужас Холокоста (и еще хуже - ваше ужасающее безразличие к нему) - всё это нас не сломило. Это могло бы высосать у вас остатки моральной силы, которой вы еще обладали, но нас это только закалило.
Вы думаете, что вы можете сломить нас теперь, после всего, что мы прошли? Неужели вы действительно верите, что после Дахау и Освенцима мы испугаемся ваших угроз блокады и санкций?
Мы побывали в аду, который вы создали, и вернулись оттуда. Что же еще можете вы добыть из своего арсенала, что могло бы нас испугать?
Я видел дважды, как этот город бомбили страны, которые называют себя цивилизованными. В 1948 г., пока вы взирали равнодушно, я видел, как женщин и детей разрывало на куски - после того, как мы удовлетворили вашу просьбу превратить этот город в интернациональный. Это была смертоносная комбинация: британские офицеры, арабские стрелки и пушки американского производства. А потом дикое разграбление Старого города, злонамеренная резня, повальное разрушение всех синагог и религиозных школ; осквернение еврейских кладбищ; распродажа гнусным правительством надгробных камней для постройки курятников, армейских стоянок - и даже сортиров.
А вы ни разу не произнесли ни слова. Вы никогда даже не выдохнули ни единого протеста, когда иорданцы закрыли доступ к самому святому из наших святых мест, к Западной стене, в нарушение всех обещаний, которые они дали после войны - войны, которую они затеяли, кстати, против решения, принятого в ООН.
Ни звука, ни бормотания не было слышно с вашей стороны, когда легионеры в остроконечных шлемах небрежно открывали огонь по нашим гражданам из-за этих стен.
Ваши сердца обливались кровью, когда Берлин оказался в осаде. Вы срочно послали свои самолеты "спасать храбрых берлинцев". Но вы не послали ни грамма еды, когда евреи голодали в осажденном Иерусалиме.
Вы метали громы и молнии по поводу стены, которую восточные немцы провели через центр немецкой столицы - но вы даже не пикнули по поводу другой стены, той, что прорезала сердце Иерусалима.
А когда то же самое случилось снова 20 лет спустя, когда арабы снова начали дикую, ничем не спровоцированную бомбежку Святого города, хоть кто-то из вас сделал что-нибудь?
Единственный раз, когда вы вдруг ожили, произошел, когда город был, наконец-то, воссоединен. Тут вы начали заламывать руки и произносить высокие слова о "справедливости" и необходимости нам по-христиански подставить вторую щеку.
По правде - и вы знаете это глубоко внутри - вы бы предпочли, чтобы этот город был разрушен, чем чтобы в нем правили евреи. Как бы дипломатично вы это ни выражали, многовековые предрассудки сочатся из каждого вашего слова.
Если наше возвращение в этот город повязало вашу теологию узлами, очевидно, вам следовало бы пересмотреть свой Катехизис. После всего, что мы пережили, мы не намерены пассивно приспосабливаться к извращенной идее, что нам предназначено вечно страдать от бездомности, пока мы не примем вашего спасителя.
Впервые после 70-го года н.э. во всем Иерусалиме существует полная свобода религии. Впервые с тех пор, как римляне подожгли наш Храм, все обладают равными правами. (Вы бы, правда, предпочли быть более равноправными, чем другие). Мы ненавидим меч - но это вы вынудили нас поднять его.
Мы стремимся к миру - но мы не вернемся к миру 1948 года, как вы бы хотели.
Мы у себя дома. Это потрясающе звучит для народа, который вы бы хотели видеть бродяжничающим по планете. Но мы не уйдем. Мы выполняем клятву, данную нашими предками: Иерусалим отстраивается. "В будущем году", и в следующем после него, и следующем, и следующем, и следующем - до конца времен - "в Иерусалиме!".
Перевод с английского Элеоноры Шифрин
Несколько слов об авторе
Это письмо (которое впоследствии по непонятным причинам стало циркулировать за авторством Элиэзера Вартмана) было написано и впервые опубликовано под псевдонимом Элиэзер Бен-Исраэль летом 1969 года в качестве редакционной статьи в первом выпуске газеты "The Times of Israel", которую основал и редактировал репатриант из Южной Африки Стэнли Гольдфут. Именно он и был автором письма, которое вызвало множество откликов и стало своего рода сенсацией.
Газеты давно уж нет, как нет, вот уже четыре года, ее основателя – Стэнли ушел из жизни в возрасте 92 лет 24 ноября 2006 года. Однако письмо его продолжает вызывать такие же сильные эмоции и такие же противоречивые отклики от людей разных направлений, как и тогда – два года спустя после Шестидневной войны.
Стэнли родился в Йоганнесбурге в 1912 г. Совсем мальчишкой, услышав где-то выступление Зеэва Жаботинского, он покинул родительский дом и отправился в Палестину. Ему было 18 лет, когда он вступил в один из кибуцев движения «А-шомер а-цаир» («Юный страж).
Однако быстро повзрослев, он понял, что левая идеология кибуцников ему чужда. В последующие годы он воевал в еврейском подполье ЛЕХИ против британских властей, видя своей целью создание независимого еврейского государства в Эрец Исраэль.
После провозглашения государства, поняв, что не только государственную власть, но и средства массовой информации целиком и полностью захватили левые, Стэнли загорелся идеей создать газету национального сионистского направления. На это потребовалось много лет, но в 1969 г. такая газета все же вышла в свет. Стэнли назвал ее «The Times of Israel», явно намекая на ее противоположность официальной газете «The Jerusalem Post»
Опубликованное в первом выпуске «Письмо миру из Иерусалима» было ярким заявлением о направленности и позиции новой газеты. На этой позиции Стэнли – боец за независимость Эрец Исраэль - оставался до последних дней своей жизни.
В годы «мирного процесса» его высокую импозантную фигуру можно было видеть на всех демонстрациях против капитуляции перед смертельным врагом еврейского народа – именно так он воспринимал затеянный Рабином-Пересом «процесс».
Серебристые длинные волосы выбивались из-под широкополой шляпы а-ля «британский колонизатор», и глаза горели по-прежнему молодо, когда он выкрикивал: «Не давайте им оружие!».
Кому адресовано это письмо? Людям - неевреям или евреям, которые думают, что Иерусалим не принадлежит исключительно еврейскому народу. А что касается тех евреев, которые любят Иерусалим – свою вечную столицу - и хотят видеть его и всю Эрец Исраэль в еврейских руках, - для них это письмо послужит для укрепления их духа. В этом плане ничего не изменилось – противостояние по-прежнему продолжается. Поэтому письмо 40-летней давности и сохранило свою актуальность и свежесть.
Кто куда, а я - в аквариум. Сколько бы раз не приезжала, каждый раз хочу встречи с подводным миром. Этот мир так удивительно красив, что я даже и не пытаюсь описать его словами.
Эйлатский аквариум - это то место, которое я никогда не пропускаю в Эйлате. Кто куда, а я - в аквариум. Сколько бы раз не приезжала, каждый раз хочу встречи с подводным миром. Этот мир так удивительно красив, что я даже и не пытаюсь описать его словами. Так что под катом практически одни фотографии и несколько видео.
Должна сразу сказать, что фотографировать рыб через стекло сложно, требует определенных навыков, которых у нас нет - мы такого рода съемкой не занимаемся. По-моему, небольшие видео с мобильника получились лучше, чем фотографии. Решать вам.
Кроме того, так как я не знаю названий морских созданий на фотографиях, то поставила номера и знающие могут посодействовать и назвать :) Очень надеюсь на помощь achernitsky
По белой, бескрайней, широкой, просторной равнине
Весёлая тройка летит, бубенцами звенит.
Следы остаются на кипенной, пышной холстине,
И снег под полозьями страстно и хрустко скрипит…
Вези меня, милый, вези поскорее от лиха,
Как мне надоел этот плен, эта серая муть,
Вся эта суЕтность, бездушие, неразбериха,
Всё это притворство – гримас подхалимская суть!
Вези, да подальше, любимый, подальше скорее!
Готова на всё, я сегодня тебе отдаюсь!
Ни капли, ни йоты, ни грамма я не пожалею,
Сама в твои руки бесстыдно и жадно стремлюсь!
Вези, тройка гордая дико и шало несётся.
Нас ждёт волшебство, наша страстная бурная ночь!
Смотри, как Луна в вожделении яростно вьётся,
Не в силах желанье своё утолить, превозмочь!
Вези меня, милый, к медвежьей огромнейшей шкуре,
Нагую меня у камина на ней заласкай,
И щедро возьми, что положено нашей натуре,
Пусть пыжится вьюга за окнами, воет пускай…
Плевать на неё, на взбесившийся ветер безумный,
С тобой мы вдвоём, это наш удивительный рай.
Сегодня готова я статься не-бла-го-ра-зум-ной,
Твоя без сомнений, до капли, … твоя, … забирай…
А мы с тобой счастливые и пьяные
Сбежим на остров нашей светлой радости
В рассветы несравненные багряные,
К морям великолепной дивной младости.
Под солнце на пески седого времени,
Туда, где горы в дымке вековечные.
Освободимся от печали-бремени,
Мы юные, задорные, беспечные.
Мы страстные, смешные, бесподобные.
Найди таких улыбчивых, мечтающих.
Мы близнецы, мы е-ди-но-ут-роб-ны-е
Меж эту жизнь угрюмо проживающих.
Мы к тайнам необычным причащённые,
Отвергнувшие глупость безотрадности,
Наполним души наши восхищённые
Полынным ароматом звездопадности.
Мы наплюём с тобою на условности,
Нам нечего скрывать, стесняться нечего.
В нас не было и нет греха и злобности,
И прочего худого человечьего.
Нагие мы пред этим миром вздыбленным,
Купелью моря напрочь просолённые.
Чисты мы в чувстве истинном незыблемом,
Крылатые, красивые, влюблённые!
И КАК СЛЕДУЕТ ПОТОРГОВАТЬСЯ С ВСЕВЫШНИМ, — В РАССКАЗЕ МАРИИ АМОР.
Каждый раз, когда на одесском Привозе вам вручают что-то задаром, и вы радуетесь, как будто к вашей Розочке наконец-то посватались, и идете домой веселый, как Давид, победивший Голиафа, то что вы обнаруживаете? Вы обнаруживаете, что вам подарили большой мешок цорес!
Я расскажу вам, как оно на самом деле случилось через это вручение хваленых заповедей, и вы поймете, почему приуныли все колена Израилевы, а десять так и вовсе потерялись, и им так же хотелось найтись, как еврею, спрятавшемуся на колокольне во время Кишиневского погрома!
Когда наш Моисей сошел с Синайской горы и его не обрадовал даже золотой телец, мы сразу поняли, какое еврейское счастье нам привалило с этими спецэффектами огненных столпов. Моисей сказал: — Евреи, слушайте меня сюда! У меня для вас две новости, одна плохая — я принес вам заповеди, а вторая хорошая: пусть враги наши не радуются, эти заповеди станут обязательными и для них тоже! И тут Гершон, а вы ведь знаете нашего Гершона, на каждое чужое умное слово у него своих сто глупостей, перебил: — Моисей, вы не индейский чиф из гойского анекдота, не морочьте нам копф, что хорошего в том, что мы должны стать слепыми, чтобы наши враги окривели? Покажите, что Он умудрился вам всучить, и мы будем думать, как жить еврею при советской власти. — Гершон, он нам Бог или кто? Как я мог отказать Ему, который вывел нас из Египта? — Моисей, не размазывайте белую манну по нашему несчастью. Он забрал у нас мясные котлы египетские и оставил нам один Ханаан для зубной боли! И по дороге еще всучает нам этих Десять Заповедей, азохен вей! — Што вы хочите от меня, Гершон? Я за что покупал, за то и продаю! — Моисей, я с вас рыдаю! Вы наивный, как Рузвельт на Ялтинской конференции! Разве можно брать заповеди оптом и не торгуясь? Это русский гешефт. Договор с Богом — как каждый договор: мы что-то даем, но что-то и получаем! И я, Гершон, лично не дам и свою засидевшуюся на выданье Хану за то, чтобы взвалить на себя эти сильно повышенные моральные обязательства! Не торопитесь мне, Моисей, как кривая невеста под венец. Сначала пройдемся по пунктам всем кагалом, мы же Его предупреждали, что «сначала сделаем, а уже потом послушаемся»!
Первым расстроился Шломо, который любит девушек не меньше, а может, даже абиселе больше, чем Господь свой избранный народ:
— Я до вас, уважаемый Моисей, имею только один вопрос: этот седьмой пункт — «не прелюбодействуй» — вот это было обязательно?
Моисей потрогал свои рога, вздохнул и ответствовал:
— Видит Бог, в этом пункте я торговался, как в синагоге! Священники Коэны и Левиты, скажите особое спасибо! Мне удалось убедить Его, что целибат — это генетический тупик! Но за это, Шломо, я пообещал, что ты сочинишь какую-нибудь красивую песню о силе любви.
Тут жена Шломо, старая Шуламит, проворчала:
— Песнь песней, Соломончик, а умей ты держать ширинку застегнутой, Господу нашему Богу не пришлось бы тратить ценное место на скрижалях!
Из песни, как известно, слова не выкинешь, но мы уточнили: «не возжелай жены ближнего твоего», а чтобы никому не было обидно, то же правило распространили и на осла.
Абраша возопил:
— Моисей, а правильно ли я читаю или у меня в глазах потемнело от ужаса: «Живи на одну зарплату!»? У меня непонятка — это заповедь или это казнь египетская?! Или не было сказано, что заповеди даны, дабы жить в них?!
Только этот пункт вычеркнули, как возмутилась Хава:
— А где, спрашивается, заповедь, по которой хороший сын обязан стать врачом, юристом или, на худой конец, инженером, как сын моей соседки Рахели, чтоб у меня не было другого горя?! И почему не заповедано, чтобы еврейский мальчик женился на хорошей еврейской девушке? Или мой Самсончик не прекратит свои драки и хулиганства, пока эта филистимлянка Далила не оберет его до последнего волоска?!
На причитания Хавы жизни не хватит, так что ради продления дней наших мы вставили заповедь «Почитай отца твоего и мать твою...».
А Борух воскликнул:
— Ой-вей! Стоит мне начать заниматься изготовлением гробов, так люди перестанут умирать! Только мой Додик получил грин-кард и все мы до седьмого колена включительно собрались в Сан-Франциско, так нам заповедано: «И живи в стране своей, которую дал я тебе на вечные времена!» Это не заповедь, это черта оседлости, а до нее нам еще пара-другая тысяч лет!
Пришлось нам и эту заповедь заменить на «Да не будет у тебя других богов пред лицем твоим». В конце концов, легче прожить с одним-единственным Богом, чем с одной-единственной родиной.
Мотл заметил:
— А седьмой день, который Он берет себе?! Вы прикинули убытки?
Но тут Моисей рогом уперся: мол, Адонай как-то особенно горд этой своей придумкой выходного, считает ее исключительно прогрессивной и революционной. Мотл предупредил:
— Марксом и Бронштейном аукнутся нам все эти Его революционные идеи, попомните мое слово!
Но с заповедями уже стало так негусто, что эту пришлось оставить, хоть с нас и будет смеяться вся Одесса.
Тут Моисей сказал:
— Слушайте, евреи, вам тут Кнессет или что? И чего вы так волнуетесь? Начнем исполнять. Понемногу. Он все равно не собирается отделять грешников от праведников. Весь цимес ада Он обещал приберечь для остальных конфессий. А если меня в аду нет, так за мои грехи меня там могут даже жечь в кипящей смоле.
И Аарон, который все ж таки а идише копф — светлая голова, добавил:
— Моисей, главное, чтобы дебет сошелся с кредитом. Ты десять заповедей брал, десять у нас их и имеется. Дай нам время, разве мы не смогли бы научиться жить и под водой? Или не для того мы развили абстрактное мышление, чтобы доказать, что все относительно? Мы к этим заповедям сочиним столько устных и письменных комментариев и толкований, что умному еврею можно будет и в субботу закурить!
* * *
Но если бы евреи вели себя потише, можно было бы услышать голос, раздающийся откуда-то сверху:
— И эти люди держали рынок в Житомире! Я с них смеюсь! Пока эти ахухим аиды торговались, как оголтелые, за мои Десять Заповедей, они послушно съели в Ветхом Завете 613 добавочных предписаний! Вот что значит отвлекающий маневр!
Это другой город.
Каким бы вы его ни представляли. Сколько бы про него ни читали. Сколько бы раз в него ни приезжали.
Он необъяснимо и просто другой.
Он может, если захочет, притвориться нормальным городом с набором туристических достопримечательностей. Чинно вывалит их на прилавок, разложит рядком, надпишет ценники на всевозможных языках и на любой вкус.
Если город будет в настроении, то мило подставит вам это все, как разнежившийся кот — бочок, другой, шейку, ушко. Гладьте!
Услужливо и привычно подсунет выигрышный ракурс. Глядите!
Но не верьте ему, ни на секунду не верьте! Этот город — великий обманщик и мистификатор. Дома, комнаты, купола, крепости, улицы, даже горы в нём, как на карнавале, примеряют чужие имена, одежды и истории, и невозмутимо, без улыбки, остаются в них на тысячелетия. Город, как опытный шулер, тасует колоду достопримечательностей, настоящих и мнимых вперемежку. При этом непринуждённо выдаёт вам всякую мелочь за козыри, а тузы прячет в рукав, в пыльные закоулки, под слой мусора. Канделябром по морде за такие шутки, говорите вы? Нету канделябра. Был, точно знаю, был — исчез пару тысяч лет назад, только его тень запечатлелась на арке в другом Вечном Городе. Есть ещё один канделябр, но — поддельный.
Так что, смиритесь и — «оцените красоту игры»(с).
Этот город не похож ни на какой другой город в мире. И сам на себя он тоже не похож, потому что меняется ежемоментно и непредсказуемо.
Жаргон лабухов и его влияние на Русский язык, лабушный словарь
Для начала, расшифруем термин.
Лабух – это музыкант. Отсюда же глагол "лабать" – играть, исполнять музыку (как правило, на заказ). Слова, разумеется, жаргонные.
Язык лабухов или лабушный жаргон серьёзно обогатил наш язык.
Про его влияние прекрасно высказалась лингвист Ирина Левонтина.
Дело в том, что профессия музыканта весьма сложная, требующая длительного обучения, специальных знаний и профессиональной терминологии.
При этом, скажем, приемы игры на скрипке веками остаются почти неизменными.
Из поколения в поколение передаются и словечки. Кроме того, это очень массовая профессия (если брать не элитарный слой музыкантов, а тех самых лабухов, играющих в ресторанах, на свадьбах и похоронах). Лабухи работают не где-то в цехах и лабораториях, а в самой гуще народной жизни, и их профессиональный жаргон на слуху. А ресторанные музыканты зачастую вплотную соприкасаются с криминальной средой, и жаргон их смешивается с блатным жаргоном.
Наконец, этот язык включает не только большое количество иностранной, в основном итальянской терминологии, но и еврейские элементы – ведь среди музыкантов традиционно было много евреев.
Итак, 1 июня 2017 года президент США Дональд Трамп, закончив свое ближневосточное турне и помолившись у Стены Плача, подписал Waiver – особый указ, дающий на очередные полгода отсрочку переноса американского посольства в Иерусалим.
Закон о посольстве, Jerusalem Embassy Act, был принят обеими палатами Конгресса еще в 1995 году и предусматривал перенос посольства не позднее 31 мая 1999 года, но с тех пор последовательно откладывался каждые полгода предшественниками Трампа – Биллом Клинтоном, Джорджем Бушем и Бараком Обамой. Таким образом, Трамп продолжил в этом вопросе политику своих предшественников и нарушил свое предвыборное обещание – перенести посольство в Иерусалим сразу же после своего избрания. Чем и принялись торжествующе тыкать в нос – точнее, в носы – обескураженных израильских сторонников Трампа их левые оппоненты.
Поскольку сам я ничуть не обескуражен – просто не люблю, когда в предмет моей национальной и личной гордости чем-либо тычут, – попробую проанализировать и ответить на вопрос: что стоит за этим решением президента?
Разумеется, официальное заявление американской администрации, что эта отсрочка вызвана горячим желанием Трампа дать очередной шанс переговорам Израиля с «палестинцами», как и ну очень сдержанное сожаление об этой отсрочке, высказанное израильским правительством, всерьез воспринимать не будем.
Просто посмотрим, что именно делается сейчас у нас на Ближнем – ближе некуда – Востоке, – и как мы дошли до жизни такой.
Как все начиналось.
Ликвидация режима Саддама Хуссейна, гражданская война и дезинтеграция Ирака, бывшего главным противовесом, сдерживавшим гегемонистские устремления Ирана.
«Арабская весна», прокатившаяся по региону (и поддержанная – а, отчасти, и спровоцированная – Бараком Обамой).
Падение режима Мубарака в Египте и приход к власти «Мусульманских братьев» – к счастью, вовремя остановленных генералом Ас-Сиси.
Гражданская война в Ливии и ликвидация Каддафи – бывшего главным заслоном потоку африканских беженцев в Европу.
Гражданская война в Йемене – с участием саудитов.
Гражданская война в Сирии с прямым участием Турции, Ирана и России (плюс «Хизбалла» и ИГИЛ) – с дезинтеграцией страны и захлестнувшим Европу потоком беженцев.
(В основе всех, кроме ливийской, вышеперечисленных гражданских войн – суннитско-шиитское противостояние. С активным иранским участием).
Что мы имеем у соседей?
Три центра силы – со своими мечтами о будущем.
Иран, мечтающий о гегемонии на Ближнем Востоке и всюду, где можно, поддерживающий шиитские восстания против суннитов и террор против Израиля. Иран, у которого уже нет противовеса в виде саддамовского Ирака и которому Барак Обама высвободил, сняв санкции, финансы и открыл путь к атомному оружию. И первая его цель, разумеется, несмотря на всю риторику, – это не Израиль, а саудиты.
Исламизирующаяся Турция, чье руководство окончательно отказалось от идеи вхождения в Европу и мечтает о возрождении Оттоманской империи.
Саудовская Аравия и примкнувшие к ней умеренные суннитские режимы. Мечтающие, чтобы все оставалось, как было.
То есть:
Имеем по всему фронту вооруженное шиитско-суннитское противостояние. Иран против Саудии – со своими «группами поддержки».
Имеем многочисленные меньшинства, национальные или религиозные – требующие своей государственности, как курды, или хотя бы автономии. Или – чтобы их по крайней мере не вырезали…
Вдобавок ко всему – происходит все это в искусственно созданных после Первой мировой границах государств, ни в коей мере не отражающих реальные этнические, племенные, родовые и религиозные границы. Государств, чью легитимность большинство населения региона просто не признает.
И происходит на фоне трех других нарастающих ближневосточных кризисов.
Демографический кризис: огромный надувшийся «молодежный пузырь». Средневековое отсутствие контроля за рождаемостью – при относительно современном уже уровне медицины и, соответственно, смертности. (Отсюда, кстати, и радикализация. Демографы давно подметили, что появление «молодежных пузырей» всегда сопровождалось возникновением экстремистских идеологий, ведущих к экспансии, революциям и войнам – в которых этот избыток молодежи и «сгорал». Законы саморегуляции биоценоза работают и для человеческой популяции…)
Финансовый кризис: резкое снижение спроса и цен на нефть. Со всеми вытекающими из этого печального для арабских нефтяных государств факта последствиями.
Водный кризис – растущая нехватка воды. Которая тоже не раз была причиной войн на Ближнем Востоке.
Такая вот радостная картина…
И вполне понятно, что на фоне растущей и нависающей иранской угрозы и всех остальных проблем саудиты и умеренные суннитские арабские режимы видят в Израиле не врага, а сильного потенциального союзника – без которого их противостояние с Ираном заведомо обречено. Союзника, который может помочь и с модернизацией экономики, и с развитием сельского хозяйства, и с опреснением воды. И со многим другим. И «палестинская» проблема – в ситуации физического выживания – уходит для них на двадцатое, если не на сотое, место.
То есть она и раньше была для них реально на двадцатом месте, и скрытые их контакты и сотрудничество с Израилем существовали давно – но теперь речь уже идет об открытом и официальном признании ими Израиля.
(Да и самые отмороженные западные политики уже перестали твердить с умным видом мантру о том, что «палестинский вопрос» – главная и ключевая проблема Ближнего Востока. Слишком уж все наглядно. Да и «беженцы» хорошо объяснять умеют. По-своему – но доходчиво.)
И в этой ситуации у Израиля появляется реальная возможность заключения регионального соглашения с саудитами и суннитскими государствами – причем соглашения, основанного на их кровной в этом заинтересованности. В ситуации, когда сами арабы заинтересованы в этом соглашении больше, чем Израиль!
Но! После многолетней антиизраильской пропаганды этим режимам необходимо как-то объяснить своим гражданам – точнее, подданным, – почему они пошли на мировую с ненавистными сионистами. Поэтому закрыть наконец «палестинскую проблему» для них более чем желательно. Только давить они теперь будут не на Израиль, а на «палестинцев» – и на Палестинскую автономию, и на «Хамас» в Газе. И давить по-родственному, по-арабски. По понятиям.
Я более чем уверен, что такой мастер ближневосточных шахмат, как Нетаниягу, не мог упустить подобное расположение фигур и что именно эта комбинация стоит у него на шахматной доске – слишком много признаков на это указывает. Начиная с «саудовской», или «арабской» мирной инициативы 2002 года, о которой вдруг начали вспоминать в последнее время. Разумеется, условия этой инициативы – полное отступления Израиля в никогда не существовавшие «границы 1967 года» и право 4-5 миллионов «палестинских беженцев» 1948 года с потомством на возвращение внутрь этих границ – обсуждению не подлежат. От слова «вообще». Но сам факт, что об этой инициативе вдруг вспомнили – весьма и весьма симптоматичен.
Понятно, что в этом раскладе в проигрыше оказываются в первую очередь «палестинцы» – ну, и Иран, разумеется. Почему Иран – понятно. А для Палестинской автономии сама мысль о необходимости идти хоть на малейшие уступки, чтобы – не приведи Аллах! – подписать мир и получить свое государство, – является неизбывным кошмаром. Потому что прекратится многолетний многомиллиардный поток пожертвований несчастным «жертвам оккупации». Прекратятся выступления в ООН, аплодисменты на международных форумах, приемы у сильных мира сего и многое, многое другое… нет-нет, даже подумать страшно! Личная же встреча с Трампом, ранее переговорившим с королем Саудовской Аравии Салманом ибн Абдул-Азизом аль-Саудом, похоже, подтвердила худшие опасения Абу Мазена.
И признаки того, что и «палестинцы», и Иран это прекрасно понимают и действуют, тоже есть: на днях прошло сообщение, что «Хамас» вновь приложили к иранской финансовой сиське. «Ласковое теля» из Газы когда-то уже сосало оттуда, потом переметнулось к катарской груди, а сейчас вот снова допущено к персидской перси (простите – не удержался!). Понятно также и то, что сделают «палестинцы» со своей стороны все, чтобы возможного сближения Израиля с их арабскими братьями – не допустить.
Вариантов для этого у них два: очередная «интифада» в Иудее и Самарии или война в Газе. Или – и то и другое одновременно. И чтобы жертв побольше – «палестинских», естественно. Желательно детей.
А перенос американского посольства в Иерусалим может быть для такой «интифады» замечательным предлогом – близким и понятным арабским ширнармассам («широкие народные» – если кому неясно). Особенно в Рамадан.
И вот тут-то и вспоминается промелькнувшая на Fox News пару недель назад «утечка» о том, что попросил Трампа об этой отсрочке не кто иной… как сам Нетаниягу! Разумеется, это сообщение журналиста Fox News Конора Пауэлла (Conor Powell) было гневно опровергнуто канцелярией израильского премьера…
Не знаю, что именно – внутренний голос, шестое чувство или «третий глаз» – так внятно подсказывает мне, что эта просьба Нетаниягу имела место быть. Слишком уж это похоже на нашего хитро-… …ну ладно – хитроумного – премьера. Да и не верится, что так активно ломанувшегося выполнять свои предвыборные обещания Трампа могли в этом вопросе остановить недовольство арабов или советы Госдепа. Тем более, что и делать-то ему ничего не надо было – просто не подписывать отсрочку. Конгресс уже все решил – еще в 95-м…
И, если я прав, – это означает, что Дональд Трамп выполнил другое свое обещание: что его правительство согласится с той политикой и теми решениями, которые примет израильское руководство – потому что израильтяне лучше знают, что для них хорошо.
Не уверен я только, действительно ли Нетаниягу это знает… То есть тактически, по его логике, это, вероятно, правильно – не дать «палестинцам» повод сорвать такое заманчивое соглашение!
Только логика здесь у нас – не работает. И живем мы здесь и выживаем – вопреки всякой логике…
А по моей логике – «делай, что должно – и будь, что будет». (Наверное, поэтому я и не гожусь для политики).
А столица Израиля и центр мира – Иерусалим. И место всех посольств – только там. И нигде больше.
«Цветы среди цветов» Римантаса Дихавичюса – первые фотографии ню в СССР
В эпоху тотальной цензуры, когда эта тема была под запретом, Римантас Дихавичюс выпустил первый официальный альбом фотографий в жанре ню, который имел ошеломляющий успех и обошёл весь мир. Китайцы просили закупить «хотя бы миллион экземпляров для узкого круга специалистов».
Римантас Дихавичюc
Советский и литовский фотохудожник Римантас Дихавичюс (Rimantas Dichavičius) родился 1 марта 1937 года. В детстве вместе с родителями был выслан в Сибирь, потерял мать, воспитывался в заведении для детей «врагов народа», но сохранил в душе мягкость и тягу к красоте. В 1963 году окончил Художественный институт Литовской ССР, после чего оформлял книг и журналы, создавал плакаты и рекламную графику.
В 1987 году на международной книжной ярмарке в Москве представили альбом Дихавичюса «Цветы среди цветов». Это было первое издание в жанре «ню», официально вышедшее в СССР.
Римантас Дихавичюс рассказывал: «Пять лет моя книга лежала как макет. После получила разрешение лично от президента. До сегодняшнего дня сохранился титульный лист этого альбома. На нём целых 8 печатей. Можете себе это представить?! Два дня ездили мы по Москве – собирали эти фиолетовые кружочки. Из всего тиража первого издания мне достались только три экземпляра. Даже купить не дали. Ценность была невероятная. Раритет. Возил в Америку показать и привозил обратно».
Альбом произвёл ошеломляющий эффект и переиздавался четыре раза. Из его фотографий в Центральном доме журналиста организовали выставку, которую ежедневно посещало более 20 тысяч человек. Позже персональные выставки фотографа прошли во многих советских и зарубежных городах, в том числе в Париже, Лос-Анджелесе, Чикаго, Варшаве и Праге.
Для середины августа коричневая вельветовая рубаха, которую несла на вытянутых руках эта старуха, выглядела более, чем актуально. Бабулька энергично прокладывала себе путь в толпе на блошином рынке, именуемом Староконка.
Не знаю, что ей понравилось/не понравилось во мне, но дама ринулась в мою сторону, вопя:
- Молодой человек! Молодой человек! Вам срочно необходимы джинсы!
Я трусливо глянул вниз. Фу-у, мои джинсы были на месте.
Следовало перевести дух и спросить:
- Зачем?
Ответ был исчерпывающим:
- Чтоб уже были!
- Так у меня уже есть!
- Ой, не морочьте голову! Разве это джинсы? Это ж половая трапка моей бабушки Мани, царствие ей небесное!
- Кому царствие? Тряпке?
- Ну, шо ты такое говоришь? Какой трапке? Бабушке!
- И что бабушка?
- При чем тут бабушка?
- Я не знаю. Это ж вы о ней…
- Я не о ней. Оставь бабушку в покое. Я о твоих джинсах.
- Ну?
- Так это вообще не джинсы. Где ты их покупал?
- В Милане.
- Нашел место! Это ж даже хуже, чем у цыган на Привозе. Оно и видно. Ни фигуры, ни попы!
- Что вы говорите?
- Правду! Чистую, как водка у мадам Реветастогненко. Вы не пробовали? Там еще огурчик дают. И все за два рубля днем и за три ночью. Это недалеко. За угол и во второй двор…
- Мадам не отвлекайтесь!
- Это вы намекаете, что вам, пока, не нужна водка, а нужны джинсы? Так имейте же голову на плечах. Вот вы сейчас купите у меня джинсы. Но они ж не будут совсем носиться!
- Как?
- А обмыть? Если джинсы, даже самые лучшие, не обмыть с хорошими людьми, они не будут носиться. Это еще Пушкин знал.
- А вы знаете Пушкина?
Она застеснялась.
- Ну, не так, чтоб очень…
- Но все-таки…
- Встречались пару раз…
- Ой, расскажите!
- Какой нескромный… Ты сначала джинсы купи!
- Согласен. Покажите!
- Так вот же они! – тут бабуля увидела, что носит в руках не джинсы, а рубашку. Секундное замешательство и…
- Молодой человек! Вам срочно необходима рубашка!
Я бежал. Так что пушкиниану мне в ближайшее время дополнить не суждено.
Я уже много раз наблюдала за спортсменами, занимающимися кайтсерфингом на Средиземном море, но пофотографировать не получалось. И тут оказалось, что из окна нашей эйлатской гостиницы "Риф" открывается прекрасный вид на занятия этим спортом в Красном море. Мой муж использовал имевшийся с нами "птичий объектив" - пятисотку для "охоты" на спортсменов прямо с гостиничного балкона. Результаты предлагаю ко всеобщему обозрению.
Этот фотограф находит на улицах самые неожиданные сочетания элементов. Просматривая его снимки, возникает вопрос, как ему удаётся запечатлеть столь удачные моменты, терпение или удача помогают создавать креативные кадры?
Фотограф Эдас Вонг (Edas Wong) живёт в Гонконге, ему 48 лет, снимает в основном на улице. Сначала был сосредоточен на пейзажной фотографии. Но с 2011 года под впечатлением от работ Анри Картье-Брессона влюбился в уличную фотографию.
Вонг признаётся, что в большинстве случаев интересный кадр получается благодаря удаче, но лишь один процент из всех снимков оказывается стоящим. Поэтому удача напрямую связана с количеством времени, проводимым за съёмкой.
Эдас Вонг уверен, что для хорошей фотографии, необходимо освободить свой разум. Он даже вывел формулу креативности:
«Креативность = 1/ум, – говорит фотограф. – Когда ум пуст, творчество равно бесконечности. Наше воображение ограничено нашими знаниями, опытом, здравым смыслом, культурой, моралью и т.д. Чтобы “сделать” креативные фотографии, всё это бремя необходимо отбросить и по-своему взглянуть на мир».
Писать ли пол слитно или через дефис? Две н или одна? Также или так же? Ставить ли запятую в сочетании что хотя? Как выбрать между зар и зор? Использовать ли для выделения прямой речи кавычки или тире? Вы пишете или пишите? Как разобраться с тся и ться?
Ответы на эти вопросы — в веб-издании правил русского языка:
Нужные параграфы находятся по мере ввода букв:
Продукт Ильи Бирмана
Технология поиска разработана совместно с Романом Парпалаком
Полная подборка правил русского языка.
Сайт сделал Илья Бирман в 2010 году.
Приведённый свод правил русского правописания 1956 года действует до сих пор.
В стародавние времена жил да был король. Дал ему Бог трёх дочерей: двух - неказистых да зловредных, зато третью - такую чистую и нежную, что твой ясный денёк.
Король да и все остальные души в ней не чаяли.
Случилось ей однажды увидеть во сне венок из золотых цветов, и до смерти захотелось принцессе его заполучить. Да попробуй его сыщи! Вот и загрустила принцесса, говорить и то отказывается.
Стены Иерусалима, чего они только не видели за свою многовековую историю. Они периодически разрушались и отстраивались заново. Они были свидетелями триумфальных побед и горьких поражений. Они окружали святой город, которым владели евреи, римляне, крестоносцы, турки, англичане, иорданцы. И вот теперь пришло время рассказать то, что они повидали на своём веку.
В рамках празднования юбилея воссоединения Иерусалима стены Старого города превратились в большой экран. Теперь вечером можно увидеть там свето-музыкальное представление с выступлениями известных израильских артистов, а также познакомиться с историей Иерусалима.
Привет тебе, земля отцов. Здесь камни плачут и смеются. И нам даровано вернуться В страну невиданных цветов.
Иерусалим, Иерусалим, Загадка древнего Востока. По предсказанию пророка Твой гордый дух непобедим.
Здесь нет начала и конца, И стройны древние вершины, Здесь с Богом шепчутся раввины И славят мудрого творца.
У Леонида Зорина прочел: «Одиночество спасает от жизни, смерть спасает от одиночества. Всегда есть тропка из тупика». Выходит, что одиночество — прямой путь на кладбище. Вернее всего, так оно и есть, но человек живуч, изворотлив и хитроумен. Он придумал особую форму одиночества, способную имитировать жизнь во всей ее красе — Интернет. Ничего более гениального за последний век мозг потомков Адама не выдал. Проще говоря, Интернет — спасение в одиночестве.
Волшебное, фантастическое это дело, но коварное. Любые голоса услышать можно: пение ангелов и гнусные вопли чертей. Человек у компьютера, как под контрастным душем, то он в сладком уюте райской прохлады, то душит его трупная вонь ада. Весь мир застрял в электронной паутине, все идеи, цвета, краски и запахи. Каждый у Интернета волен выбирать собеседника по своему вкусу. Мало того, активный пользователь сам может забросить себя, свои мысли, свою святость или свои пороки в необозримый космос информации. Какое поле открылось для тщеславных амбиций! Какая отдушина появилась, какая возможность «спустить пар»! Вот раньше некто В. должен был резать ножом кору несчастного дерева, чтобы запечатлеть на века свое имя при жизни или кайлом выбивать его в скалах. Теперь этот В. может чистенько и без особых трудов донести до всего мира не только свое имя, но и свои мысли и чувства по любому поводу. И он доносит.
Есть в Интернете фантастическая, по количеству документов и томов, библиотека. Немыслимая, невозможная по своему объему. Совсем недавно о таком складе легкодоступной информации можно было только мечтать. Вполне возможно, что изобретение это ниспослано человеку, чтобы смог он как можно быстрей вырваться из самого страшного одиночества: одиночества во Вселенной.
Но я увлекся, а хотел рассказать совсем о другом: об одной из тайн старого доброго человеческого общения, а вот застрял на реальности виртуальной, казалось бы, никакого отношения к моей давней истории не имеющей. Впрочем, и здесь мне пришлось задать вопрос Интернету. Совершенно дикий вопрос, настолько странный, что и на ответ не надеялся. Выглядел этот вопрос так: «Какими цветами был обозначен четырнадцатый трамвай в Ленинграде?» У нашего дома останавливались три трамвая: семнадцатый, девятнадцатый и четырнадцатый. Белый и голубой «глаза» девятнадцатого трамвая помнил, помнил и цвета семнадцатого — белый и желтый, а раскраску четырнадцатого забыл. Пишу запрос, жму на клавиши, две секунды ожидания — и передо мной подробный перечень всех питерских трамваев с исторической справкой и разноской цветов по номерам. Мой четырнадцатый трамвай был обозначен красным и синим, но два года назад, как написано, этот маршрут «был снят». Бизоньи стада автомобилей заполонили узкие улицы старого Петербурга и начали вытеснять экологически чистый и благородный транспорт.
Почти полвека назад (нет! быть того не может) я нехотя вылезал из постели под звуки гимна великого и нерушимого, а в начале седьмого часа уже топтался на углу Кирочной и Литейного в ожидании огней четырнадцатого трамвая: красного и синего.
Я тогда работал на Ленинградском металлическом заводе им. Сталина, токарем, в 24-м, инструментальном цехе. Четырнадцатый трамвай шел на Пески и останавливался как раз у проходной завода.
Утренний маршрут всегда был многолюден и дышал вонючим человеческим теплом, особенно зимой. Втиснувшись в вагон, как правило, приходилось стоять, вцепившись в поручень. Всегда старался занять место поближе к электропечи под сиденьем, а устроить на этом сиденьи тощий холодный зад — и вовсе было праздником души и тела.
Зимой грязно-белые морозные узоры закрывали окна трамвая, но я все равно, по характеру перестука колес, знал пункты маршрута: вот под нами Литейный мост, затем крутой поворот у Финляндского вокзала, а дальше — прямой путь по Кондратьевскому проспекту…
Основная масса пассажиров толпой вываливалась из трамвая у Металлического завода, и я шел в этой массе к проходной, нащупывая в кармане пропуск, а за турникетом охраны брел дальше, через складские заснеженные пустоши, к теплу родного цеха.
Трамвайный билет стоил три копейки. Если не ошибаюсь, никаких «долгоиграющих» проездных документов тогда не было, как не было и ящиков кассы, куда нужно было опускать монету и откручивать с бобины лоскуток билета. Билеты тогда продавали живые люди. В четырнадцатом трамвае чаще всего занимался этим старик, ярко выраженной семитской внешности. Не помню, как он был одет, вернее всего, точно так же, как и все остальные граждане Ленинграда полвека назад. Помню только его шерстяные рукавицы с обрезанными «пальцами» и сами эти пальцы — красные от холода, с темной каемкой под ногтями.
Однажды я узнал, как зовут старика.
— Что, Абрашка, замерз? Холодно сегодня? — сказал кто-то из пассажиров, получая билет и сдачу из «обрезанных пальцев».
Старик что-то ответил своим обычным хриплым, будто простуженным и чем-то всегда недовольным голосом, каким он объявлял и остановки:
— Полюстровский — выходим… Улица Жукова.
Помню, что обиделся тогда за продавца билетов. Солидный человек, а его пренебрежительно Абрашкой кличут. Стало досадно, что старик на это амикошонство никак не отреагировал, ничего такого сердитого пассажиру не сказал, а «проглотил» Абрашку спокойно, будто и не ожидал никакого другого обращения.
Должен признаться, что к пятнадцати годам национально я был ориентирован слабо. Нет, я ясно сознавал, к какому народу принадлежу, ничуть этого не стыдился, еврейство свое не прятал, но и не делал никаких попыток образовать себя по этой части, да и мое еврейское окружение вело себя, в лучшем случае, пассивно, медленно сползая в навязанную ассимиляцию. Вот и я сползал туда же.
Как получилось, что именно этот Абрашка стал толчком в проснувшемся интересе к своему народу, — не знаю, но произошло именно это. Не зимой, а в сентябре, когда начались занятия в вечерней школе.
Все тот же четырнадцатый трамвай, ныне не существующий, я еду домой после занятий. Поздно, хочется спать. В трамвае пусто. Старик — продавец билетов — дремлет и даже не считает нужным объявлять остановки.
А мне не спится. Я сижу и разглядываю дремлющего старика, и мне вдруг начинает казаться, что этот сутулый, горбоносый человек совершенно случайно оказался на своем обычном месте у центрального входа в трамвай-американку, что он попал сюда по чьей-то злой воле и даже прикован цепью к железной основе сиденья. Собственно, и о себе самом я вдруг так подумал. Почему я здесь, в этом скрипящем всеми суставами старом вагоне? Кто приковал меня в ночи к маршруту четырнадцатого трамвая, отмеченного синим и красным цветом?
И вдруг я увидел широко открытые глаза старика. Он смотрел на меня и улыбался. Прежде я никогда не видел у него улыбки. Морщинистое лицо Абрашки мне всегда казалось застывшей скорбной маской. А теперь он смотрел на меня, улыбаясь, и уже не казался таким несчастным стариком, прикованным к своему месту.
Он поймал мой ответный удивленный взгляд и произнес еле слышно: «Шалом, кецеле».
Я уже знал, конечно, что такое «шалом», но почему-то это слово в устах незнакомого человека подействовало на меня удивительным образом: я вдруг испытал что-то, вроде внезапно нахлынувшей радости, даже восторга, словно я, инопланетянин, тоскующий от одиночества, вдруг встретил посланца с родной планеты. То, что случилось со мной, в результате услышанного приветствия, было похоже на неожиданный приступ вдохновения, когда тебе кажется, что ты всесилен, все тебе по плечу, а впереди — жизнь, полная радости настоящих достижений.
Впрочем, продолжалось это недолго. На остановке ввалилась в вагон шумная, мокрая от дождя и возбужденная чем-то компания, и улыбка на лице старика погасла. Он принимал от новых пассажиров копейки и уже не смотрел в мою сторону.
Так случилось, что больше я Абрашку в трамвае не встречал. Наверно, заболел старик или ушел на пенсию, но одной этой встречи, одного слова шалом, оказалось достаточно. Я стал с жадностью выискивать все, что тем или иным боком касалось Израиля и евреев. Я все это копил с жадностью скряги и складывал в картонную папку с тесемками: редкие книги, брошюры, черно-белые фотографии, вырезки из газет. Все найденное, как правило, носило юдофобский, совковый характер, но я был рад любому продолжению того, неожиданного слова, обращенного ко мне незнакомым стариком, в загаженном вагоне трамвая.
Он улыбнулся, сказал: «Шалом, кецеле», — и будто перенес меня совсем в иное измерение, заставив отныне жить совсем иначе, словно открыл передо мной дверь, прежде накрепко запертую. Что такое «кецеле» я тогда понятия не имел, да и сейчас не знаю, но по тону догадался, что за словом этим — тепло и нежность.
Сегодня моим детям и внукам здесь, в Израиле, не объяснишь, что значили для меня эти два обычных слова, сказанные стариком — продавцом трамвайных билетов осенью 1961 года. Они, конечно же, примут за глупость и чудачество мою уверенность, что именно с этого момента и начался мой и их путь в Иерусалим. Но это так. Все наше нынешнее бытие началось с той неожиданной улыбки старика Абрашки. Не уверен, кстати, что звали его именно так, да и не важно это.
Важно другое: подаренное этим человеком чувство родства и возможности обретения себя самого и своего рода.
Пройдут годы, я сочиню свою первую русско-еврейскую повесть «Дело Бейлиса», поставлю точку и вдруг вспомню старика — продавца билетов. Вспомню так ясно и живо, с таким чувством благодарности, что захочу посвятить именно ему это свое сочинение. Не посвятил, напечатал без посвящения и до сих пор жалею об этом.
Вот только теперь, видимо, в знак благодарности, уплаты душевного долга я записал эту историю и подумал, что при всей космической мощи Интернета ему не по силам многое. Не найти в нем, к примеру, настоящего имени старика — продавца трамвайных билетов, нет и меня самого у поворота судьбы, когда родная душа инопланетянина улыбнулась щербатым ртом и сказала шалом, кецеле, мальчишке-пассажиру, узнав в нем земляка с родной планеты.
Трамп разозлился на Абу Мазена за наглую ложь, и по этому поводу Петр Люкимсон взял у меня интервью, которым я рада поделиться и с вами.
Информация о том, что Дональд Трамп во время встречи наорал на Абу-Мазена, лишь добавила красок к уже прозвучавшим оценкам экспертов о том, что руководство Палестинской автономии крайне разочарованно визитом президента США в Бейт-Лехем.
Какие дни теперь стоят!
Ах, что это за дни!
Цветет, звенит, щебечет сад,
Господь его храни!
И нет кузнечикам числа,
Летящим на восток,
Весна себя переросла,
И рост ее — жесток…
У моря, в липовой тени,
Стада на берегу.
Я не могу в такие дни
Работать, не могу!..
Ах, что же делать мне с собой?
Я весь сплошная лень:
В такие дни я сам не свой,
Ведь в эти дни — сирень!
Безволно море. Синегладь.
А небо — как оно.
Нельзя ни грезить, ни желать,
Чего-то не дано…
Чего-то жду, кого-то жду…
Так страстно жду весь день…
Сирень, сирень в моем саду!
В моем саду — сирень!
Цвети, звени, пылай, мой сад,
Господь тебя храни!
Какие дни теперь стоят!
Ах, что это за дни!
1914. Май
Эст— Тойла
Ольга Котова – мастер, создающий игрушки и необычные вещи, к примеру, рюкзаки с крыльями в виде совы или же дракона. Среди ее игрушек не только полным-полно самых различных зверьков – коты, совы, рыбы, но вполне можно найти и героев из сказок - к примеру, гусеницу из «Алисы в стране чудес»
Основная тема работ Ольги Котовой – животные, материал, с которым она чаще всего работает – войлок. Войлок – весьма уютный и теплый материал, определенно, то, что нужно холодной зимой.
Среди ваших работ очень много животных (коты, совы и даже гусеница из «Алисы в стране чудес»). С чем связан такой выбор? Делали ли вы когда-либо кукол-людей?
Дело в том, что я действительно начинала с человеческих образов. Это были волшебники, эльфы, красавицы в исторических костюмах, в общем, все те создания, с которых обычно начинают все кукольники.
Однако сначала начали искажаться пропорции, образы становились все более стилизованными, а затем куклы и вовсе приобрели зооморфный вид – и я поняла, что, пожалуй, нашла в этом свое. Они почти как люди, эти животные – задумчивые, любопытные, хитрые, мудрые, мечтающие – однако звериное тело, как мне кажется, позволяет точнее выразить образ через аллегорию.
Меня иногда обвиняют, что про Россию я пишу только плохое, а про заграницу только хорошее. Исправляюсь: и у нас могут, когда захотят!
Да, я не закрываю глаза на недостатки, и показываю вещи такими, какие они есть.
Вот деревушка в Карелии которая даст фору любой другой в Финляндии!
1 Чистый белый снег, аккуратные яркие разноцветные домики и никаких заборов. Так выглядит мечта.
2 Мечта стала былью на берегу Ладожского озера в Карелии. Здесь есть даже небольшой причал для катеров и лодок, ведь как жить на берегу большого озера и не ходить гулять по воде или рыбачить?
Израильская художница российского происхождения Дженни Мейлихов (Jenny Meilihove) о своих удивительно позитивных работах говорит так: я хочу, чтобы мое творчество приносило всем счастье. Я хочу, чтобы люди забыли обо всех своих проблемах и эмоционально погрузились в те приятные моменты, которые отражены в моих картинах. Я думаю, что нам нужно не так уж и много для того, чтобы быть счастливыми, и в своей повседневной жизни каждый из нас может найти причины для радости.
Окончила национальную Академию искусств и дизайна Бецалель в Иерусалиме по специальности «иллюстрация». По словам самой художницы, она живет в маленькой стране, в большом городе, где много солнца и совсем не бывает снега, в маленькой комнате с большими окнами, из которых видны небо, деревья, облака и птицы, и мечтает своими работами принести счастье каждому.
Нарисовав лицо, Дженни говорит ему «привет» (ее секрет в том, что если рисунок не вызывает желания поздороваться, значит он плохой и точно не понравится детской аудитории), а после, в процессе доработки фигуры, разговаривает со своим героем, помогая ему стать живым и беззаботным. Как бы то ни было, все ее персонажи очень жизнерадостные и как минимум заставляют зрителей улыбаться.
Люсьен Клерг — французский фотограф, который снимает обнаженное тело. Жан Кокто называл его «поэтом с камерой», Пабло Пикассо — «Моне с камерой». Ню — один из самых сложных жанров в плане работы с объектом, и у каждого смотрящего на снимки будут свои представления о грации, хорошем вкусе и гранях пристойности. Фотографии Клерга находятся как раз на грани изысканности и провокации.
Она убивает тараканов, использует его в качестве своего личного радиатора (или подушки), мотивирует его работать или разрушает кухню, готовя сложные блюда (например, овсянку). Жена Иегуды всем этим вдохновляет его на создание смешных и симпатичных комиксов.
Ты такой тёплый!
В серии весёлых картинок можно наблюдать, как Майя использует мужа как личную батарею, успокаивает, когда он устал, и добавляет ему работы, пытаясь собирать мебель или уничтожать тараканов. Но важно одно — эти двое любят друг друга.
Своё творчество создатель комиксов Иегуда выкладывает на личной страничке в Инстаграм, за которой следят 75 тысяч подписчиков.
Жизнь в России становится дороже. За последние пару лет цены на продукты только поднимаются.
На прошлой неделе я показывал, сколько стоит еда в Израиле, а потом сходил в обыкновенный подмосковный “Ашан” и сравнил ценники.
Смотрите!
Для тех, кто пропустил прошлый репортаж: я посетил израильский супермаркет “Хеци Хинам”, уровня примерно “Ашана”. Как писали в комментариях, это хороший магазин и не все в сети такие большие. Но суть одна, это супермаркет низких цен, куда приезжают закупаться на неделю.
Предупреждение: материал составлен на основе личных впечатлений от двух конкретных магазинов, в других сетях возможны различия.
1 Я не выбирал специально. но магазины оказались совершенно разными по интерьеру.
2 Израильский “супер” очень красиво оформлен, но сами ряды узкие, люди бросают тележки и перегораживают проход для других.
Мы, современные израильтяне, привыкшие постоянному изобилию местных овощей и фруктов в израильских магазинах и на рынках, совершенно не задумываемся, почему наши предки посвятили один из самых почитаемых еврейских праздников, Шавуот, празднованию первых плодов. Первые? Последние?? Какая разница? Мы же совершенно уверены, что и арбузы, и виноград, и гранаты и все остальные фрукты должны быть свежими круглый год, а если их нет в продаже постоянно, то мы не довольны. И при чем тут засуха, ветер или осадки? Наше сельское хозяйство - это же хайтек... Только не всегда так было.
Редактор Gazettco недавно поинтерсовался – почему слово «палестинцы», применительно к нашим дорогим арабским соседям, я пишу исключительно в кавычках. Заинтересовало это, как я понимаю, не только его. Из врожденного занудства, усугубившегося к тому же старческой болтливостью, отвечу подробно и развернуто.
Великий Кун-цзы, Конфуций, – хотя и не еврей, но очень умный человек, – учил: «Исправление вещей начинается с исправления имен». То есть, решение любой проблемы начинается с правильного и точного названия ее составляющих. И без всякой политкорректности.
Чтобы было понятнее, приведу пример из недавней истории.
Когда, по-вашему, сербы потеряли Косово, «Сердце Сербии», где в великой битве на Косовом поле они осознали себя единым народом, нацией?
В 1999-м, когда, после натовских бомбардировок Сербии Косово перешло под управление ООН? В 2008-м, когда парламент Косова провозгласил независимость от Сербии? В 2010-м, когда Международный суд ООН в Гааге признал законность этого отделения? Отвечу – нет.
Сербы потеряли «Сердце Сербии», когда албанцев, активно переселявшихся в Косово из соседней Албании после Второй мировой, в международных СМИ начали именовать «косоварами». А коренных косовских сербов продолжили называть, как и раньше, – сербами.
И в глазах мирового сообщества косовские албанцы автоматически превратились в коренное население, более того – в отдельный народ, имеющий право на свою государственность. А что сербы? – у них же есть Сербия!
Так что в начале – было слово. Слово «косовары». Отторжение Косово, признание его независимости – состоялось уже потом.
Этот пропагандистско-лингвистический трюк в новейшей истории был не первым. Его уже отработали до того – на «палестинцах».
Я не буду в тысячный раз пересказывать историю Палестины – материала в Интернете предостаточно. Повторю самое существенное.
Арабы веками не имели понятия, что европейцы называют эту территорию Палестиной – для арабов это была Южная Сирия. (Да и само слова «Палестина» арабы не могут произнести: в арабском нет буквы «П». «Фалястын»).
Что же касается европейцев, то еще в первой половине ХХ века Палестина однозначно ассоциировалась для них с евреями – в связи с чем после Первой мировой войны Англия и получила от Лиги Наций, благодаря декларации Бальфура, мандат на управление Палестиной – для создания там Еврейского Национального дома.
Даже лозунгом европейских антисемитов, включая нацистов, в то время было: «Евреи, убирайтесь в Палестину!». (Парадокс: те же антисемиты требуют от нас сейчас – «Евреи, убирайтесь из Палестины!». Ну никак им не угодишь…).
Ну, как Англия распорядилась Мандатом – мы знаем хорошо. Даже слишком хорошо. В 1921 году она отрезала от Палестины 3/4 территории, создав там протекторат Трансиорданию, которая в 1946-м стала просто Иорданией – т.е. арабским палестинским государством!
В 1923-м году, в соответствии с тайным соглашением Сайкса – Пико, Англия незаконно передала под французский Мандат Голанские высоты, ставшие впоследствии частью Сирии. Да и на оставшейся четвертушке Подмандатной Палестины делала все, чтобы Еврейского национального дома, тем более – государства, – там не было.
Полностью закрыв, наконец, в 1939 году въезд евреям в Палестину – что, собственно, и открыло ворота для Холокоста. Так что популярный в Рунете мем «англичанка гадит» израильтянам близок и понятен. Нам она «нагадила», пожалуй, побольше, чем России…
Но вернемся к нашим словесным играм. Поскольку «Палестина» всегда была чисто географическим понятием, европейцы, естественно, называли палестинцами всех ее жителей, независимо от происхождения – евреев, арабов, друзов, черкесов, армян, турок.
Но во времена Британского Мандата название «палестинцы» закрепилось в европейском сознании за евреями. Еврейская газета называлась Palestinian Post, еврейский симфонический оркестр – The Palestine Symphony Orchestra.
На флаге подмандатной Палестины красовалась шестиконечная звезда, «Щит Давида». И т.д., и т.п…
Что же касается арабов, хлынувших, в основном, из Сирии и Ливана в пустынную и заброшенную до того провинцию Оттоманской империи, когда евреи начали создавать там сельское хозяйство и промышленность и в Палестине появилась работа, – их называли просто арабами.
Сами они считали эту территорию Южной Сирией, а себя — сирийцами. (Соответственно, арабская газета, издававшаяся в Иерусалиме, называлась «Южная Сирия»). И арабские бунты в 20-е годы как раз и были связаны с послевоенным отделением Палестины от Сирии. Как пишет историк Стивен Плаут (Steven Plaut), «в 1920-х годах одного только предположения о том, что палестинские арабы составляют отдельное этническое сообщество, было достаточно для того, чтобы вывести этих самых арабов на улицы и заняться убийствами и грабежом для демонстрации своего недовольства».
Лорд Пиль в Иерусалиме
В 1937 году арабские лидеры заявили британской комиссии Пиля, что «Палестина» – это выдумка сионистов»…
Так что вплоть до создания Израиля «палестинцами» именовали как раз палестинских евреев – пока мы не стали «израильтянами».
А арабский «палестинский народ» возник из ниоткуда только в 1964 году, в Палестинской хартии ООП, Организации освобождения Палестины (от евреев, разумеется), созданной в Египте египтянином Ясиром Арафатом с подачи КГБ – Арафату требовалось обосновать арабские претензии на Палестину.
Термин закрепился не сразу – пришлось ждать Шестидневной войны, когда Израиль взял под свой контроль Газу, незаконно оккупированную Египтом в 48-м, – и Иудею и Самарию, тогда же – и так же незаконно – оккупированные Иорданией. Что характерно: во время этой оккупации никто и не слышал о проживании в Газе, Иудее и Самарии отдельного «палестинского народа».
Арабы Иудеи и Самарии были, естественно, иорданцами – напомню, что Иордания занимает 3/4 подмандатной Палестины, и бОльшая часть ее населения – те же самые палестинские арабы, «палестинцы». (Кстати, иорданское гражданство они сохраняли до 1988 года, пока Иордания не решила окончательно перебросить ответственность за них на Израиль).
Вот после Шестидневной войны 1967 и начало активно внедряться в международный лексикон понятие «палестинский народ», «палестинцы» – уже только в отношении арабов «оккупированных территорий» – Иудеи, Самарии и Газы. (Хотя я еще помню, как ТАСС именовало их «арабским народом Палестины»).
О том, какую роль в этой кампании сыграл КГБ СССР – рекомендую почитать интервью и мемуары Иона Михая Пачепы (Ion Mihai Pacepa), румынского генерала внешней разведки, курировавшего Арафата в тесном контакте с КГБ. Узнаете много интересного. Google в помощь).
Правдивее всего о том, что такое «палестинский народ», рассказал в свое время член исполкома Организации освобождения Палестины Захир Мухсейн, разоткровенничавшийся в интервью голландской газете «Трау» (Trouw) 31.3.1977:
«Палестинского народа не существует. Основание палестинского государства является лишь средством продолжения нашей борьбы против государства Израиль за арабское единство… На самом деле нет никакой разницы между иорданцами, палестинцами, сирийцами и ливанцами.
Лишь по политическим и тактическим соображениям мы говорим о существовании палестинского народа, так как арабский национальный интерес требует противопоставить сионизму существование отдельного палестинского народа. По тактическим соображениям не может Иордания, которая является государством с определёнными границами, предъявить претензии на Хайфу и Яффо. Но в качестве палестинца я, безусловно, могу требовать Хайфу, Яффо, Беэр-Шеву и Иерусалим. Однако в тот момент, как мы вернём себе наши права на всю Палестину, мы не будем мешкать ни минуты, чтобы объединить Палестину с Иорданией.»
Исчерпывающе. Нечего добавить.
Хотя нет. Добавить есть что. Одновременно с внедрением в сознание международного сообщества существования «палестинского народа», совершена еще одна манипуляция – с географией. Обещанная евреям Лигой Наций подмандатная Палестина включала в себя и нынешнюю Иорданию, и Голанские высоты – хотя Всевышний заповедовал нам значительно бОльшую территорию (см. Первоисточник).
После того, как Англия откромсала от Палестины Трансиорданию (Иорданию) и Голаны, «Палестиной» стали по умолчанию именовать уже оставшуюся ее часть, которую от нас опять-таки требуют разделить с этим самым «палестинским народом» (кстати, аннексию Израилем Голанских высот, которые Израиль вернул в 1967 году, ООН до сих пор не признает).
Самый грязный трюк был проделан с Иудеей и Самарией, которые, как и сектор Газа, Мандатом Лиги Наций (подтвержденным ст. 80 гл. XII Устава ООН) предназначены для еврейского заселения. На всех картах первой половины ХХ века их так и обозначали, как во все времена: Иудея и Самария. Но, как только в 1967 году Израиль отобрал эти территории в оборонительной войне у незаконно оккупировавшей их в 1948-м Иордании, – Иудея и Самария волшебным образом превратились в «Западный берег реки Иордан».
Р. Иордан. Западный берег — справа.
Оккупированный Израилем «Западный берег»! Маленький такой бережок – шириной в 50 км (при ширине самой реки до 50 м.! — прим.ред.).
А еврейские поселения, созданные там, – объявлены незаконными. Оно и понятно – без такого переименования даже самым тупым представителям «мирового сообщества» трудно объяснить, почему евреям нельзя селиться в Иудее и Самарии…
Так что замечательный лозунг «два государства для двух народов», которым размахивают не менее замечательные «миротворцы», означает, на самом деле, – два с половиной государства для палестинских арабов (если считать их народом), – и полгосударства для евреев.
Потому что проживание евреев в Иордании уже запрещено иорданским законом.
Потому что такой же запрет собираются ввести в планируемом «миротворцами» «Государстве Палестина».
В то время как в самом Израиле уже живет 1 млн. 700 тыс. израильских арабов – граждан Израиля. Двадцать процентов населения.
А в дополнение к ним «палестинская сторона» требует впустить уже внутрь Израиля миллиона три-четыре «палестинских беженцев» 1948 года и их потомков – покинувших территорию по настоянию арабских стран, развязавших против Израиля войну на уничтожение. Уникальных «палестинских беженцев» – единственных в мире, чей статус беженца передается по наследству.
Что все вместе означает только одно – уничтожение Израиля…
Вернемся к мудрому Конфуцию: «Исправление вещей начинается с исправления имен».
Вот ради этого исправления я и называю палестинских арабов – «палестинцами» в кавычках. А Иудею и Самарию – Иудеей и Самарией. И никак иначе.
Привыкайте.
P.S. Кроме так называемого «палестинского народа», на Ближнем Востоке есть другой народ, требующий своей государственности. Народ – без кавычек. Курды. Миллионов 30-40 – точное число их неизвестно.
В отличие от «палестинцев», у курдов есть свой язык. Три диалекта, точнее, носители которых отлично понимают друг друга. У них есть древняя история и культура. У них есть своя земля – Курдистан, на которой они живут веками. После Первой мировой войны им тоже было обещано свое государство, но курды его так и не получили.
Курдистан разделен между Ираном, Ираком, Сирией и Турцией, и если в разрушенном Ираке у них фактически есть автономия, то член НАТО Турция жестоко подавляет все попытки курдов добиться независимости – как в самой Турции, так и в соседней Сирии. Да и против иракских курдов Турция проводила военные операции.
О независимости иранских курдов тоже нечего говорить. И – странное дело: мы почему-то не видим массовых демонстраций европейских леваков с требованием прекратить оккупацию Курдистана и создания независимого курдского государства. Не несут они фотографии курдских детей, погибших от турецких бомбежек и артобстрелов. Не организовывают профессора и студенты европейских и американских университетов бойкоты турецких (иранских, сирийских) коллег. Не требуют прекратить «незаконное строительство» на курдской земле. Не помечают европейские магазины особым клеймом товары, произведенные на территориях «оккупированного Курдистана». И заседаний ООН по созданию независимого Курдистана я тоже что-то не припомню…
Пару лет назад отрастила я русы косы до пояса. Ну, пусть и не русы, и не до пояса, но уж какие получились. Все, кто когда-либо косы имел, или хотя-бы как-то к этому стремился - знают, что помимо цистерн с шампунем и кондиционером, косы эти требуют от своей хозяйки жертвоприношений в виде ободков, резинок, заколок, шпилек.,невидимок и еще бог знает чего.
Не все идут на поводу у собственной гривы, не все. Но я к этим стоикам не отношусь, естественно. Стразы, пайетки, бумажные цветы и поддельные бриллианты -это всё моё родненькое с детства.
И набрела я как-то а торговом центре "Европейский" на отдел с говорящим (для адекватных людей, само собой, не для меня), названием "Элитзаколка". Что в моём понимании значат приставки : "элит" и присосавшаяся к ней чуть позже "лакшери"?
"Элит" - это магазин, открывшийся в 1989 году на Новом рынке города Барнаула, где предпримчивые кавказские долгожители торговали мохеровыми кофтами, люрексовыми платьями и сапогами из кожи молодого дерьмантина. А "лакшери" - бутылка кефира из магазина "Barvikha Luxury Village" по цене хамоновой ноги. Скисшее молоко с бактериями. Лакшери-бактерии. Я поржала и забыла. Зря.
Стою,выбираю заколочки.
- Ой, мне вот эту, с бархатным бантиком, и вот этот крабик с пёрышком и стразиком и вооон ту с камушками. Да-да, которая вся в камушках. И еще резиночку красную, с золотыми ниточками и бусиками.
Всё достали, показали, пробили чек.
- С вас двадцать тысяч, девушка.
Пауза.
- Сколько?(вкрадчиво)
- Двадцать тысяч рублей (надменно-раздражённо)
Я минуты две изображаю композицию "Красноярские заповедные столбы" и, пытаясь достать откуда-то из трахеи голос, хриплю поднадоевший девам за прилавком вопрос.
-Сколько-сколько?
Девы, уже окончательно понявшие, что перед ними нищая сумасшедшая рявкают мне в ответ.
- Двадцать тысяч рублей!!! (........, - это они уже про себя, заходятся в молчаливом крике).
Я разуваю свои очи и фокусирую взгляд на ценниках. Мать честная...Как же я так опростоволосилась-то? Пять тыщ заколочки, три тыщи резиночки с бусиками..., ободки по десять.
-Девчонки, ради бога, извините. Расслабилась, не придала значения вашей говорящей вывеске, и на ценники не посмотрела, вот за ради Христа, простите! Я не нарочно! Я просто в метро такие же видела, но всё руки не доходили купить, думала у вас тоже самое!
Вот так цинично, нагло и беспардонно дев ,и не принадлежащие им заколки, видимо до меня никто не оскорблял.
- Да как вы смеете? Какое метро? Там дешевка, китайский беспредел,а наши аксессуары, все как один, сделаны из натурального природного пластика!
НАТУРАЛЬНОГО ПРИРОДНОГО ПЛАСТИКА.
-Какого-какого пластика?,- прокряхтела взбодрившаяся я.
- Женщина, вы глухая? Это натуральный природный пластик, поэтому он так и стоит!
-Где добывают?,- сухо и по деловому спрашиваю,- Сертификаты, названия месторождений! Цигель-цигель! Вы сейчас мошенническим путём пытаетесь всучить мне втридорога вещь, которая месяца через три начнёт разлагаться на моей буйной голове! (чай мы тоже не дураки, про биополимеры кой-чего слыхали).
Девы попытались вызвать охрану, дабы избежать принудительной лекции "Пластики биологического происхождения", но охрана не вызывалась и не вызывалась, а нудная тётка, по другую сторону прилавка бухтела про какую-то одноразовую посуду и разлагающиеся пакеты из кукурузного крахмала.
Расстались врагами.
Короче, со времен бутика дяди Самвела ничего не изменилось. Кожа молодых дерьмантинов по прежнему идет по цене крокодиловой, а пластиковые стразы с куриными перьями выдаются за самоцветы с перьями жар-птицы. А все кругом твердят - нет стабильности. Вот она, в чистом виде.
Волосы я остригла и с тех пор в такие неловкие ситуации не попадала.
Нежные, тоненькие, изящные модели, легкие феи с соответствующей пластикой – прекрасны. Это вьетнамские ню фотохудожника DUONG QUOC DIN. Одна из этих моделей Xuan Van, известная не только во Вьетнаме. Творчество фотографа DUONG QUOC DINH поражает воображение и выходит далеко за рамки простого бодиарта.
Пыль. От неё не спастись пилигриму.
Долго живёт этот город на свете.
Пыльные улицы Иерусалима. Пыльные камни, оливы и ветер.
Пыль. Подкосились усталые ноги,
Странника тропы не стелятся шёлком,
Но все на свете следы и дороги
Встретятся здесь же. Куда бы ни шёл ты.
Пыль. Этот город не помнит обиды,
Вылечил пылью свербящие раны,
И не расскажет вам Башня Давида,
Как разрушались и судьбы, и Храмы.
Как на кресте вместе кровью и потом,
Каплями слёз мироточили росы,
Странник, ты чувствуешь, что ждёт кого-то
Путь на Галгофу и пыль Делароса?
Город, живущий в мечтах неспасённых,
В пыль превратившихся, в камни и лаву,
В вздохах последних невинно казнённых,
В ямах под Киевом, в печках Дахау.
Город из плача, из песен и смеха,
Город из запахов сладких и пряных,
Город, в который не сможешь приехать,
Город, который в тебе постоянно.
Слышится сердца взволнованным стуком,
Гомоном птиц, разлетевшихся всюду.
Город, забуду я правую руку,
Если тебя хоть на время забуду.
Пыль. От неё не спастись пилигриму,
Пыль на ботинках и ветер за ворот.
Тихие улицы Иерусалима.
Я его пыль. Я и есть этот город.
— Здрасьте-здрасьте, проходите на кухню. Я сейчас. Только ногти досушу…
— Ногти? Какие ногти? — опешила психолог.
Она работает в хосписе. В детском хосписе. Она работает со взрослыми, у которых умирают дети. Это не работа, а наказание. Постоянный контакт со смертельным отчаянием.
Ее клиенты не красят ногти. Не одевают яркое. Не смеются. Не улыбаются. Не празднуют праздники. Не ходят в кино.
Они носят черные платки. Смотрят в одну точку. Отвечают невпопад. Подолгу не открывают дверь.
Они живут в ожидании черного дня и делают черным каждый день ожидания.
Психолог нужен для того, чтобы прогнать из головы таких родителей мысли о смерти. О своей смерти. Потому что когда уйдет ребенок, зачем жить?
Психолог должен объяснить зачем. Помочь придумать новое«зачем». И поселить это новое«зачем» в голову мам и пап, давно и привычно живущих на грани отчаяния.
— Какие ногти? — переспросила психолог. — Вы мама Анечки? Вы Снежанна?
— Я мама, мама. Вот эти ногти, — засмеялась Снеж. Показала красивый маникюр с блестящими, как леденцы пальчиками.
Снеж 30 лет. 2 года назад ее четырехлетней дочке поставили диагноз. Онкология. 4 стадия.
Диагноз, определивший конечность жизненного отрезка её дочери. Два года. Два раза по 365 дней. «Плюс-минус 720 дней», — посчитала Снеж и упала в колодец отчаяния.
В колодце не было дна. Когда Снеж смотрела на дочку, она все время летела вниз, испытывая нечеловеческие перегрузки. Ей даже снилось это падение. Во сне она отчаянно цеплялась за стенки колодца, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти, пыталась замедлиться, остановиться. Просыпалась от боли. Болели пальцы. И ногти болели. Желтели. Грибок, наверное. Снеж прятала желтизну под нарядный маникюр.
Конечно, они боролись.
Снеж отчаянно карабкалась. Хваталась за любую возможность. Традиционная медицина. Нетрадиционная. В один день после утреннего облучения она могла повезти дочь к деревенскому знахарю. А вдруг? Лучевая терапия и отвары целебных трав. Экстрасенсы. Колдуны. Лучшие диагносты и онкологи.
«А вдруг» закончилось, когда метастазы попали в костный мозг дочки. Снеж поняла: вот теперь — всё. Финальный отрезок пути. Сколько бы там не было дней, они уже без«а вдруг».
Снеж осознала: она больше не сможет ничего изменить. Выбора: жить или умереть — больше нет. Ей, Снежанне, придется это принять. Она мгновенно замерзла.
Подождите, но выбор же есть всегда! Даже у осужденного на смерть человека, которого ведут на расстрел, есть выбор. Выбор — с каким настроем туда идти. С остервенением, с обидой, с прощением, с надеждой…
Снеж поняла, что в этом выборе — ее спасение. И согрелась.
Она выбирает жить«как ни в чем не бывало». Она не станет культивировать болезнь и подчинять ей всю жизнь дочери. И свою жизнь тоже. Она не положит на алтарь грядущей смерти больше ни дня из отведенных Господом на жизнь.
Надо ЖИТЬ. А не ЖДАТЬ.
Да, больничная палата и ежедневные инъекции яда в исколотые вены ребенка возможно продлят ее жизнь на несколько дней. Жизнь ли это для пятилетней девочки? Нет. Это мучение.
Анюта все время плакала в больнице и просилась домой. Дома — куклы. Мультики. Смешные журналы. Фрукты. Дома — детство. А в больнице — борьба. Но исход борьбы уже определен, зачем тогда?
Снеж забрала дочку домой. И стала жить-поживать.
— Это она не в себе, — хмуро смотрели на Снежанну другие матери, чьи дети оставались в больничных палатах. — Это она сдалась.
А Снеж в этот момент делала свой осознанный выбор. Она перестала падать в колодец. Остановилась. Подняла голову. И увидела небо. И лучи солнца, дотянувшиеся до нее в колодце.
Снеж крепко сжимала Анюткину ладонь, когда они уходили из больницы.
— Пойдем домой, моя хорошая…
— Мы сюда больше не вернемся? — с надеждой спрашивала девочка.
— Нет, больше не вернемся, — твердо сказала Снеж.
Анюта стала пациенткой хосписа. Ну, то есть жила дома, а там стояла на учёте.
Хоспис — это не про смерть. Хоспис — это про жизнь. Про то, что смерть — это часть жизни. Что умереть — не страшно. Страшно умереть при жизни.
Снеж ценила сотрудников этого заведения. Они всегда были рядом. На расстоянии телефонного звонка. Он всегда готовы были помочь. И они не задавали глупых вопросов. Это важно.
А другие — задавали.
— Как ты? — спрашивали окружающие.
В вопрос зашит глубокий ужас от осознания бескрайности чужой беды и глубокая радость от осознания, что эта беда — не со мной.
— Я — отлично, — честно признавалась Снеж. — Сегодня на карусели поедем. Анютка хочет. Мороженого поедим. По парку пошатаемся.
Люди отводят глаза. Этот текст принадлежит маме здорового ребенка. Его не должна говорить мама смертельно больной девочки.
Люди, ни дня не прожившие в колодце, любят давать экспертные советы о том, как грамотно страдать. У них есть Хрестоматия отчаяния, мокрая от слез.
А у Снеж нет такой хрестоматии. У нее — альбом с белыми листами. Каждый лист — это новый день. Сегодня мы проживем его на полную катушку. С мороженым и каруселями. Раскрасим яркими цветами и детским смехом. А потом настанет ночь, Анютка заснет, а Снеж будет слушать ее дыхание. Дыхание спящей дочери — лучшая симфония любви на свете. Спасибо, Господи, за ещё один яркий день. Завтра нас ждет новый чистый лист. В какие бы цвета его раскрасить?
Где-то на отрезке Анюткиной болезни от Снеж ушел муж. Страшнее, конечно, что при этом от Анютки ушел папа.
Уходя, муж говорил Снеж что-то обидное. Что толстая. И старая. И что-то ещё. Избивал словами. Снеж не слушала. Она понимала. Он просто сдается. Он уходит от страха. Он не хочет каждый день видеть угасание дочери. Это портит качество его жизни. Ему приходится виновато улыбаться. Потому что общество осуждает улыбки в такой ситуации.
Впереди ещё год. Муж не хотел выкидывать год своей жизни в трубу страданий. Ведь этот год можно прожить весело, ездить на море, смеяться заливисто, целоваться исступленно. А альтернатива — слезы, уколы, врачи, диагнозы. Муж выбрал первое. Вышел за скобки семьи. И оттуда, из-за кулис, дает ценные советы Снеж.
— Такой активный образ жизни добивает ребенка, — авторитетно заявляет бывший муж, рассматривая в соцсетях фотографии. На них — счастливая мама с хохочущей дочкой. Подписчики не подозревают, что дочка больна. — Ты ей жизнь сокращаешь.
Снеж молчит. А что говорить? Теоретически он прав. Если бы Анютка лежала сейчас, утыканная иголками, через которые в нее закачивали бы химические препараты на основе яда, она бы, вероятно, прожила дольше. Но… Разве это жизнь для пятилетнего ребенка?
Снеж давно не рефлексирует по этому поводу. Просто живет.
Недавно свозила дочку в Парк развлечений. Вот это приключение! Анютка была счастлива. Желтоватые щечки покрывались румянцем. Она целый день проходила в платье Эльзы, она была настоящей, взаправдашней принцессой. Снеж радовалась вместе с дочкой, заряжалась ее восторгом.
Жить, когда у тебя все хорошо — это одна история. А жить, когда у тебя все плохо — совсем другая.
Когда у тебя все хорошо, то можно думать о пельменях и новых обоях в гостиную. А когда все плохо, то все мысли перекрыты шлагбаумом осознания, что метастазы уже перешли в костный мозг ребенка.
Снеж прошла этап отрицания. И гнева. И истерик. Она уже там, на другом берегу. Она — в принятии.
Поэтому она живет, как будто все хорошо. Она сломала шлагбаум и прибралась в голове. Она думает о пельменях и обоях в гостиную. Можно взять бежевые такие, с кофейным оттенком. Будет красиво.
— Снежанна, вы думаете о том, как будете жить… потом? — осторожно спрашивает психолог. Она готова к ответу про суицидальные мысли. И знает, что говорить в ответ.
— Потом? Ну, плана у меня нет, но я знаю, что я сделаю сразу после…
— Что?
— Я уеду на море. Буду много плавать. И загорать. И заплывать за буйки.
— На море? Интересно, — психолог рассматривает Снеж с любопытством. Думает о силе этой измученной испытаниями, но несломленной женщины.
Снеж по-своему понимает этот пристальный взгляд. Она трактует его как осуждение. Она к нему привыкла.
— Вы думаете, это стыдно? Все так думают. Мама. Бывший муж. Соседи. Подруги.
— Я так не думаю, Снежанна, честно. Даже наоборот.
— Я смою в море все эти осуждающие взгляды. Все приговоры. Мне тут сказали, что я… как это… «пафосно страдаю»…
Снеж усмехнулась. Захотела курить.
— Снежанна, вы боитесь чего-нибудь? — спрашивает психолог.
— Я? — Снеж задумалась. — Наверно, уже нет. Я боюсь Анюткиной боли. Но есть морфий. А так ничего…
— Анечке хуже.
— Да, я вижу. Не слепая. Но так уже было. Думаю, прорвемся.
— А если нет?
— А если нет, то я не хочу вскрытия. Не хочу, чтобы трогали ее. И платье Эльзы уже готово. Она в нем была счастлива здесь. И будет там.
Психолог собирается уходить. Она здесь не нужна. Она не скажет этой маме ничего нового. Скорее, наоборот. Эта женщина — сама мудрость и принятие. А может это защитная реакция, блокирующая чувства. А может, жажда жизни. Какая разница? Море… Она хочет на море.
От нее не пахнет отчаянием. Пахнет лаком для ногтей. И немножко шоколадом. Они с дочкой ели шоколад.
Из комнаты в руки Снеж выстреливает Анютка.
— Мама, пойдем раскрашивать новыми фломастерами разукрашку!!! — верещит девочка.
— Я иду, Анют. У нас гости, видишь? Поздоровайся. А то не вежливо…
— Здрасьте, — здоровается девочка и убегает в комнату. Если бы не желтоватый цвет лица и не вздувшиеся лимфоузлы — обычный ребенок, заряженный детством.
Снеж выходит на лестничную клетку проводить психолога. А на самом деле — закурить. Очень хочется.
— Вы — удивительная, Снежанна, — говорит психолог на прощание. — Вы большая редкость. Вам не нужен психолог. Вы сама себе психолог. Я даже советовать Вам ничего не буду. Пожелаю сил и стойкости.
— Угу, спасибо, приятно, — Снеж приветливо улыбается и жадно затягивается сигаретой. — Сил и вам тоже. У вас работка — не позавидуешь.
Двери лифта закрываются и не дают психологу ответить любезностью.
Снеж докуривает сигарету и еще минуту рассматривает весеннее небо через грязное окно. Небо голубое, яркое, залитое солнечным светом.
Такое же будет на море. Потом. Снеж будет греться в его лучах. Быстро загорит в черное. Будет вечерами мазать сметаной красные плечи.
А когда придет пора — она вернется сюда.
Вернется, обновленная.
И пойдет работать в хоспис. Психологом. Будет вот также ходить к тем, кто разучился улыбаться, и учить. Учить жить вопреки диагнозам. Учить ломать шлагбаумы. Учить думать о море. Учить видеть солнце в колодце.
Она будет показывать людям свои фотографии. На фотографиях — счастье двух людей. И нет болезни. Это они с Анютой в парке. Это — катаются на лошадках. Это — на каруселях. Это — на горке. Это они лопают фрукты. А вот тут — шоколад…
Видите, можно жить. Можно. И нужно. Просто купите пельмени. Просто поклейте обои…
Р.S. А вот теперь все, кто прочел этот текст, подумайте: у вас и правда еще есть проблемы?
Как бы ни было страшно от того, что тебя ждет. Как бы ты ни хотела прожить все по касательной и помчаться дальше. Закидать себя работой, заболтать боль новыми друзьями, затрахать одиночество случайными встречами..
не торопись
иди туда, где больно, где страшно, где одиноко и пусто так, что, кажется, у этой пустоты нет края
Зажмурься и шагни в это. Шаг за шагом. Сделай шаг, остановись, продыши. Можешь? Держишь? Тогда давай еще. Вот так, медленно - медленно, иди туда. Через слои, через сферы, через какие-то ветки и двери, иди и слушай, как все это хрустит под ногами и осыпается пылью. Это твоя горечь осыпается, оставляя на поверхности новый - здоровый - слой души.
Шаг за шагом. В самую глубину. Туда где нет ничего, кроме тишины. Туда, где только ты сама с собой. Не этого ли ты боялась, девочка? Сядь и слушай, как бъется твое сердце. Смотри на свои руки, трогай свое лицо, чувствуй,как ты дышишь. Ты, прошедшая через все это, почему сейчас так боишься ощутить себя совершенно полностью? Красивой, настоящей. Живой. Болит ведь только живым. Попробуй. Дойди до самой своей середины. Туда где ты - ты. Посмотри, как ты прекрасна. Не своей ли красоты ты боишься больше всего? Смотри на себя. Разреши себе быть такой, какая ты есть.
Дышишь? Хорошо. Вставай. Можешь стоять? Слышишь себя? Делай шаг вперед. Можешь? Тогда еще шаг. Неважно, куда. Главное, хочешь ли ты этого. А куда - какая разница? Слушай свое сердце. Еще Медленно-медленно. Слушай себя. Слушай себя. Слушай себя. Слушай свое сердце. Оно знает, куда тебя вести.
Ты живая, ты только что видела, как ты красива. Ты теперь знаешь, что тебе можно быть собой
От прилета до отлета Дональд Трамп находился в Израиле всего 28 часов. За это время он произнес 7 кратких речей и одну программную, побывал в резиденции Реувена Ривлина, в храме Гроба Господня и у Стены плача, провел переговоры с Биньямином Нетаниягу и поужинал с ним, встретился в Бейт-Лехеме с Абу-Мазеном, принял участие в траурной церемонии в "Яд ва-Шем" и выступил в Музее Израиля.
В Фейсбуке, на странице президента страны Руби Ривлина, оставила запись его супруга – Нехама Ривлин, рассказавшая о незабываемой встрече с первой леди Америки – Меланьи Трамп.
«Я познакомилась с супругой Трампа – Меланьей, — пишет Нехама Ривлин, — это женщина, приятная во всех отношениях, замечательная женщина, как внешне, так и внутренне. Когда мы встречались с ней наедине, то я подарила Меланье книгу, которую приобрела специально для ее 11-летнего сына Бэррона Уильяма – «Объятье». Это книга, которую написали Давид Гроссман и Шейра Михаль Ровнер, и она на трех языках – иврите, английском и арабском.
Мне почему-то казалось очень важным – передать эту книгу ребенку, который остался дома, в тот момент, когда его родители уехали.
Нет лучше книги, чем та, которая говорит о любви через объятья.
Эта книга для детей, но она касается и взрослых. И, как мне кажется, Меланья очень хорошо поняла, что речь идет о матери и о ребенке, и поэтому она была тронута до глубины души.
Я надеюсь, что Бэррону эта книга понравится».
Затем, добавляет Нехама Ривлин, появилась Иванка, дочь Трампа, и тоже присоединилась к беседе.
«Мы очень хорошо поговорили, мы говорили о близости сердец, мы говорили о том, что если бы люди, которые далеки друг от друга, интересовались бы друг другом, может быть, и не было бы такого страха, они бы не чуждались один другого…», — подытоживает супруга президента впечатления от встречи.
Мелания Трамп, эта ледяная королева, которая не лезет к камерам, не произносит цветастых речей, сторонится назойливой прессы, самодостаточная женщина, которая даже не старается никому понравиться, которая достигла всего о чем можно было бы мечтать. Она растаяла перекинувшись парой слов с Нехамой Ривлин, женой президента Израиля, когда вместе с Дональдом Трампом посещала резиденцию президента Израиля.
Нехама Ривлин пожилая женщина, из-за проблем со здоровьем вынужденная передвигаться только с использованием кислородного концентратора--аппарата для выработки чистого кислорода, не могла выдержать тот темп, в который набрали гости президента. Об этом она и сказала Мелании Трамп. Тогда Ледяная Королева улыбнулась, взяла пожилую женщину за руку и они не спеша двинулись за далеко обогнавшими их мужьями. Так и шли держась за руки.
Думаю, что эта фотография скажет без слов гораздо больше о человеческих отношениях, чем тысячи громких речей.
Меланья Трамп и Нехама Ривлин. Жены президентов. И просто Женщины...
Визит президента Америки Дональда Трампа в Израиль, конечно, имел много запоминающихся моментов. Но самые-самые запоминающиеся, лично для меня, естественно, связаны с его женщинами.
Когда я увидела фото Иванки Трамп, дочери президента, молящейся у Стены плача, меня и саму на слезу пробило от умиления, восхищения, благости... И если верить Facebook, не на меня одну оно произвело такое впечатление. Прелестней этой картинки, как я полагала, за этот визит уже ничего и быть не может...+
А теперь скажите, при ТАКИХ женщинах, мужик может быть дерьмом?
P.S. Знаете какая самая популярная тема, на все лады обсуждаемая ублюдочными (простите мой французский) мировыми СМИ? "Мелания вновь отказалась брать мужа за руку"... (словно они когда-нибудь ходили держась за ручки)lilofeia
В те далекие годы, когда симфония Церкви и Государства не достигла мангеймских высот, а больше напоминала скромную венецианскую сюиту , случилась эта смешная история, которая многим может показаться выдумкой, но свидетели этого события еще живы и пока ещё здоровы. А по последним и очень утешительным данным ВОЗ считают себя молодыми, что спорно, но, согласитесь, приятно на пятом десятке.
В 1993 году, аккурат восьмого мая, по окончании божественной литургии выловил меня наш проректор у трапезной и сообщил благую весть.
- Завтра едете всем регентским классом в Шегарку. У мемориала , сразу после митинга, нужно спеть литию по павшим воинам.
Надо, так надо, что там этой литии, десять минут от силы, со всеми ектениями да Вечной памятью. Опять же есть перспектива, что накормят, а это в голодные постперестроечные годы было мощнейшим стимулом для вечно клацающих зубами от голода семинаристов.
В регентском классе на тот момент окормлялось ровно шесть душ, из которых пять были женского пола и одна душа - мужского по имени Димитрий. Димитрий был рождён от прекрасного союза диакона Иоанна и матушки Татианы, регента Троицкого храма. Понятно , что с такой родословной Димитрий был среди нас, скромных плодов, от союзов советских инженеров с медиками, да строителями, самым продвинутым по части исполнительства панихид, венчаний и прочих ирмосов с запевами. Одним словом , хороший такой отрок, церковный. Не без пороков, конечно. Про малые его пороки не помню, а из крупных - невероятная смешливость, которая нападала на него в самые неподходящие моменты. Но об этом позже.
День Победы для нас тогда не задался для нашего скромного ансамбля с самого начала. Во первых, у церковного автомобиля, который должен был доставить нас до Шегарки , отвалилась дверь. Да и как ей было не отвалиться, если на этой скромной "таблетке" , судя по её е виду количеству и качеству травм на кузове и на капоте, ездил на маёвки еще первый созыв томского РСДРП?
Водитель , как плоть от плоти своего боевого автомобиля, по имени Егор и по кличке "мышиная голова" (так его "окрестили" работницы трапезной за смешную форму черепа) при помощи кулаков загнал дверь на место, а меня заставил крепко держать ручку изнутри, "чтобы не дуло". И мы поехали, дребезжа, покряхтывая и позвякивая.
Второй незадачей на нашем пути к шегарскому мемориалу случился "отец Сникерс". Сникерсом батюшку нарекли братья-семинаристы за его любовь к спортивной обуви (это, конечно, громко сказано - обуви, при тогдашней всеобщей бедности обуви этой было по две пары на все про все, одна в лето, другая в зиму). У отца Сникерса с доходами , видимо, было еще хуже, чем у всех, поэтому и в суховей и в мраз со сланом он ходил в одних и тех же кроссовках "абибас" какого-то непотребного 56 размера, хотя росту был более, чем среднего. В сочетании с вечно коротким подрясником "абибасы" смотрелись очень по - хипстерски и приводили в постоянный осужденческий трепет всех бабок церковных, от свечной лавки до трапезной - вечного источника всех приходских свар и сплетен.
Отцу Сникерсу (да кто ж помнит, как его звали? (Мирскому имени никогда не вознестись над метко данным прозвищем) , как настоящему Homo Liber , было глубоко наплевать на всех бабок мира, да и вообще на всех. Уровень его внутренней свободы на тот момент доходил до высот настоящего святого и страшного в своей святости средневекового юродства. В общем, батюшка Сникерс был настоящий церковный хиппи, для которого ни благочинный ни, тем более приходское бабье были не указ.
Хипстерство его распространялось не только на внешний вид, но и вообще на все его деяния, включая совершение таинств и треб. Не заморачиваясь уставными чинопоследованиями юродствующий отец служил "в Духе", как настоящий пещерный праведник, над которым ни епископа, ни Типикона, что для всех с ним сослужащих и поющих был чистый ад. Он смело, по диджейски мог делать нарезку из вечерни, литургии и венчания, весело помахивая кадилом и не обращая внимания на грохот падающих в алтаре и на клиросе тел, не могущих вынести его "полноты богослужения".
Однажды, на Пасху, в селе, отец Сникерс пошел на каждение. Покадил весь храм, покадил притвор, потом покадил паперть и ушел кадить село, оставив изумленную паству с только с пономарями и хором, которые дослуживали праздник уже сами, мирским чином. Вернулся через два дня, искадив пол района, включая пустоши и овраги.
Вот такой высоты и глубины праведника командировали в Шегарку (бывшее село Богородское) служить литию. Праведник стоял на остановке с авоськой, из которой торчали кадило с кропилом, кроссовки победоносно топорщили носы из под истрепанного подрясничка. Солнышко светило, пели птички.
За моей спиной взоржал церковный отрок Димитрий, я выронила на дорогу дверь боевой "таблетки". Сестры-регентши потуже подвязали платки , в голос запели "Да воскреснет Бог"...И только Егор - "мышиная голова" остался невозмутим, так как был невоцерковлен, всех верующих вслух считал болящими и много лет трудился водителем в милиции. Удивить и напугать его было трудно. Это-то нас и спасло в результате.
Отец Сникерс наших реакций не заметил, взгромоздился со своим поминальным набором в машину , я покрепче вцепилась в вываливающуюся дверь и мы помчали в сиреневую даль, навстречу своему позору. Пару раз, на крутых поворотах меня выносило вместе с дверью в открытый космос, под веселые матерки "мышиной головы", но боевые сестры - регентши ловко хватали меня за различные части моего бодрого и еще молодого туловища и водружали на место. Птицы еще пели и солнце еще светило.
В борьбе с дверью мне некогда было подумать о том, зачем батюшка взял с собой на литию кропило и не взял требник , в котором красивыми буквами изложено чинопоследование таинств и треб. Перед очередным моим сложным выходом с дверью, церковный отрок Димитрий задал, таки отцу Сникерсу этот животрепещущий вопрос.
- Батюшка, а как вы служить собираетесь без книжки? Мы тоже не захватили, на вас понадеялись. (И опять заржал)
Батюшка вытащил из авоськи кропило, постучал им себе по лбу.
- Вот здесь все мои книги. Ныне и присно и во веки веков.
Мы по привычке хором ответили ему :"Аминь!" ,- с этого момента окончательно стало понятно, что нашу панихиду шегарцы запомнят надолго.
Доскрипели мы на своей таблетке до деревни, которая еще не ведала, что ей предстояло пережить в ближайший час. И там все еще пели птички и светило солнышко.
У сельсовета нас уже ждали. Начальство при полном параде, в пиджаках и "гаврилах, с алыми бантами на лацканах и флагом СССР ждали "живого попа с монашками". Митинг без нас не начинали. Я вышла им навстречу с дверью в руках, как со щитом и с пасхальным приветствием .
- Христос воскресе!
Старые партийцы, безусловно, были готовы к тому, что наша церковная компания не совсем от мира сего, но, похоже мне удалось их тогда удивить. Ничего мне не ответили стойкие коммунисты, промолчали.
- Воистину воскресе!, - ответил мне Егор -мышиная голова и вырвал дверь из моих натруженных рук.
Отец Сникерс тоже не подвел. Пока я расшаркивалась перед торжественными селянами с дверью наперевес, он выудил из кармана чекушку, плеснул из нее святой водицы на кропило и с криком :"Воистину воскресе Христос!" , - начал окроплять оторопевших мужиков, стараясь попасть в лицо каждому. Мужики утирались горстью , в их рядах росло смятение, которое закончилось бегством от христославца на безопасное расстояние.
Егор курил с видом санитара из отделения тяжких психических расстройств, отрок Димитрий ржал, сестры заматывали лица платками на манер хиджаба, чтобы в торжественно-печальный момент не испортить панихиды своими смеющимися мордахами. Птицы уже стихли, но солнце еще продолжало светить.
Самый смелый партиец , удостоверившись, что святая вода в бутылочке иссякла, приблизился к нашему бате и задал деловой вопрос.
- Товарищ батюшка, давайте будем начинать, народ заждался. Только мы ваших правил не знаем, как по регламенту положено? Сначала митинг, а потом панихида или наоборот? Давайте решим.
- Христос впереди всех! Что тут думать? Сначала панихида, а потом митингуйте хоть до второго пришествия.
Вежливые перестроечные коммунисты переглянулись и повели нас на нашу Голгофу.
У мемориала на площади собралась вся деревня в праздничных нарядах , с шариками, транспарантами и чем-то ещё советско-праздничного разлива, деталей, увы не помню. У самого памятника воинам - победителям стояло шесть стоек с микрофонами и огроменные колонки, поодаль - кумачовая трибуна для оратора с гербом Советского Союза, красиво вышитого гладью.
Нас, поющих, поставили у микрофонов, а , расставив, поняли, что по дороге мы потеряли отца Сникерса, который, правда вскоре обнаружился с обратной стороны мемориала, раздувающим кадило.
А кто хоть раз самолично раздувал кадило, тот поймет, какая оказия может произойти, если покрепче дунуть на тлеющие угли. Правильно. В лицо вам может полететь зола и украсить лик, как у того мавра или хорошего шахтера. Отец Сникерс торопился, дул более, чем усердно и к народу вышел "ликом черен и прекрасен", вылитый Моисей Мурин из житий святых. Лицо в золе, борода в золе, глаза слезятся от дыма... Торжественный вид, в общем.
И топает прямиком к кумачовой трибуне с гербом. И начинает, нет, ни литию и не панихиду, начинает проповедь. В микрофон, само-собой. И в этой проповеди он чихвостит в хвост и гриву безбожную советскую власть, безбожные сельсоветы и жителей безбожной Шегарки . К концу первого получаса ему удалось убедить и самого себя и оторопевших от ужаса селян, что Шегарка с прилегающими к ней окрестностями, по количеству грешников и их злодеяний превосходят и Содом и Гоморру и всех гиен огненных. (С деревьев начали валиться обморочные птицы, солнце пару раз моргнув исчезло в набежавших тучах) .
Потрясая над гербом уже остывающим кадилом отец Сникерс перешел к перечислению всех напастей, которые должны были свалиться на головы шегарских скотоподобных нечестивцев. Египетские казни скромно отошли в сторону детской литературы и плакали оттуда в три ручья .
Онемевшие мы стояли атлантами с каменными руками, готовые в любой момент подхватить падающее на грешную Шегарку небо. (Где-то в толпе заплакал ребенок).
Лучшие люди Шегарки в красных бантах и праздничных "гаврилах" не утирая пота с красных от страха и ужаса лиц взирали на черноликого проповедника со смиренным ужасом людей, стоящих у расстрельной ямы.
Поддув кадило наш грозный отец зачем-то резко переключился в теме проповеди на аборты и тут уже досталось всем гражданочкам поселения, включая грудных младенцев и старух - верных ленинцев 1900 года рождения.
С абортов батя перескочил на воровство и Бог весть, чем бы всё это закончилось, если бы церковный отрок Димитрий не хрюкнул со всей мочи в микрофон. Полет мысли отца Сникерса был прерван этим возмутительным поступком и припечатан не менее возмутительным предложением Димитрия начать служить литию. Народ безмолвствовал и только Егор "мышиная голова" одобрительно показал большой палец из-за спин убитых проповедью коммунистов - председателей колхоза.
В кромешной , совершенно вакуумной тишине отец Сникерс начал хлопать себя по карманам в поисках чего-то очень ему нужного. Толпа попятилась, парализованные птицы на спинах поползли в сторону Томи, чтобы уже утопиться навсегда.
Но, вопреки предположениям, батюшка вынул из кармана не гранату, а обтрепанный , желтый от времени листочек, который оказался "рукописанием", которое вкладывают в руки покойнику, отправляя его в жизнь вечную. (тут отрок Димитрий еще раз громко хрюкнул в микрофон, заподозрив, что шоу сейчас будет еще более "маст гоу он"). Сникерс строго посмотрел в нашу сторону и во всю силу своего не сильного голоса возгласил в микрофон :" Благословен Бог наш, всегда ныне и присно и во веки векооооов!". Мы истово рявкнули в ответ:"Аминь!" .
Лучше , конечно, нам было ограничится проповедью... Требника под рукой не было, наизусть панихидного чина отец Сникерс не знал и носило его по волнам памяти так, что мы чуть не ушли в венчальное многолетие там, где нужно было петь "Со святыми упокой". Отрок Димитрий, то уползал, то выпозал, проржавшись из-за мемориала, сестры стояли каменными бабами с отстрова Пасхи и блекотали булькающими голосами что-то атональное, уходящее из пентатоники, то в лидийский, то в миксолидийскийй лады и время от времени жевали концы платков, чтобы не взоржать по примеру брата своего Димитрия.
Егор "мышиная голова" из толпы все время слал нам какие-то странные знаки, которые отец и батюшка расценил, как призыв "жги, отец" и жег так, что солнце окончательно ушло за плотный слой снеговых туч, дабы не освящать этого позорища. Шквальный ветер нес в нашу сторону несколько торнадовых воронок, чтобы стереть с лица земли даже память о нашем выступлении. Но мы держались.
И тут наконец-то, отец Сникерс вспомнил, чем заканчиваются все литии и панихиды , развернул листок-рукописание и начал читать разрешительную молитву (а читают ее только на отпевании, ну никак не на литии). И дойдя до слов " а и от онех же и на ны друг другоприимательно пришедшею, да сотворит чрез мене, смиреннаго, прощено и сие по духу чадо ... (а вот тут всегда произносят имя отпеваемого чада), батюшка впился взглядом в председателя колхоза, который уже буквально висел на руках соратников и не подавал признаков жизни и грозно спросил :"Где список?!". Сиреневый, как туман председатель прошептал в ответ :"Какой список?". "Мертвецов! Покойников!!! Кого отпеваем?!" , со строгостью судии возопил отец Сникерс. (Птицы всем составом уже доползли до Томи и по одной скрывались в пучине волн).
Председатель с мучительной завистью смотрел на птиц, мечтая разделить с ними утопленническую участь, но... "Нет у нас списков, товарищ батюшка, нет!". Толпа судорожно выдохнула и замерла. Отрок Димитрий в очередной раз скрылся за памятником, содрогаясь всем своим тщедушным телом , сестры затолкали остатки платков в рот , насколько можно сдерживая рвущиеся из грудей стоны.
"А раз нет, то и не надо",- неожиданно легко согласился отец Сникерс. Шегарцы мощно выдохнули, председатель с сиреневого ушел в инсультно-фиолетовый цвет, солнце обрадованно мигнуло из-за туч тремя чахоточными лучами. ("пронесло!", - подумали птицы и очередь к месту утопления сократилась втрое).
Кое-как, через кучу лишних возгласов, теснившихся в голове у батюшки мы вышли на каданс. Вытащили платки из пересохших ртов и выдавали уже нечто гармоническое, а на сугубой ектении даже рискнули спеть тройное "Господи помилуй", Александра нашего, Архангельского с духовым басовым ходом, чем расстрогали селян до слёз. И все бы могло закончиться чинно и благородно, если бы товарищ батюшка не решил вдруг на "Вечной памяти" продемонстрировать свои небогатые вокальные данные.
"Во блаженном успении вееееечный покой", - срывающимся фальцетом воскричал отец Сникерс. "Подаждь, Господи, усопшим рабам Твоим", - здесь батюшка нырнул в басово-контроктавные глубины, голос сорвался и перешел на грозный шип, после чего, лихим глиссандо взмыл в третью октаву :"И сотвори им ве-е-е-е-ечную паамяяяяяяять".
Голос его, усиленный микрофоном взметнулся в горние выси, добив вставших "на эшелон" на высоте десять тысяч метров коршунов. Весь регентский класс оказался парализованным в один момент. Отрок Димитрий уже не смог отползти за мемориал и лег тут-же в венки из еловых лап. Я попыталась задать ля-минорный тон, чтобы хоть как-то вступить и запеть, вместо чего звонко квакнула в микрофон. Вторая попытка оказалась еще хуже и прозвучала, как будто собачке дверью хвост прищемили. Пока я повизгивала, кто-то из мужественных сестёр-регентш в неопределенной тональности взвыл :"Вееееее....",- на продолжение сестры не хватило, она захлопнула рот и стояла с выпученными глазами, не в силах выдавить из себя ни звука.
Я с грустью поняла, что нас сейчас будут бить, как того гроссмейстера в Васюках, закрыла глаза и затянула "Вечную память" уже по всем нам. В этом коротком песнопении я умудрилась смодулировать раз восемь, начав в одной тональности и переходя без всяких знаков альтерации в другие. Диафрагма моя билась внутри организма свежеразвешанным бельем , что позволяло мне идти по звукоряду четверть-тонами, на манер хорошего муэдзина. Стоящие в праздничной толпе татары-мусульмане оценили мой вклад в память их погибших сродников. Это чувствовалось.
Сестры легли на венки рядом с отроком Димитрием и не подавали признаков жизни. Над всем этим восторгом, в клубах кадильного дыма парил отец Сникерс.
Выдавив последнюю ноту из горла я открыла глаза.
Под руководством Егора - мышиная голова митингующие несли к моим ногам пластмассовые и бумажные цветы. Под белы руки вели председателя. Трясущиеся на венках тела сестер-регентш и отрока Димитрия поначалу смутили наивных шегарцев , но Егор развеял их страхи и сомнения фразой :"Скорбят. Рыдают. Очень нежные, ранимые девки."
Когда последний цветок был возложен к моим ногам, Егор кого за подол, кого за косы-до пояса дотащил до машины, оставив товарища-батюшку на растерзание шегарцев. "этот нигде не пропадет, а вам морды набьют" , всучил мне дверь-щит и мы помчали в Томск на всех парах. Над стареньким УАЗ - 452 всю дорогу кружили стаи птиц. Хотели отомстить, да, видимо, пожалели нас дураков.
Отец Сникерс вернулся через три дня, живой , цветущий, с полными руками гостинцев от шегарских коммунистов. Святые люди оказались. Не то, что мы;)
— Тебе не кажется, Том, что мы занимаемся ерундой? — спросил Алекс.
— Нет, Алекс, мне не кажется. Мы действительно занимаемся ерундой.
Друзья перетащили на несколько шагов тяжеленный молекулярный анализатор и остановились передохнуть.
— И почему ты так думаешь, Том? — спросил Алекс, чтобы поддержать разговор.
— Потому что нас слишком уж упорно пытаются уверить в обратном.
Шёл уже шестой месяц с того момента, когда благодаря этим двоим Марс перестал считаться необитаемым. Теперь на нём имелось целых два теплокровных существа — Том и Алекс. И больше не предвиделось. Для поддержания научной станции в рабочем состоянии этого персонала вполне достаточно. Всю основную массу исследований выполняют высокоточные приборы. На долю людей приходится только текущий ремонт и переноска этих приборов с места на место. Действительно, зачем усложнять систему, добавляя дублирующие узлы и двигатели, если с этой работой прекрасно справятся люди?
Том и Алекс были добровольцами. Смены для них не предусматривалось. Как и возвращения на Землю. Это было бы слишком расточительно.
— Но мы действительно собрали кучу ценных научных данных!
— А кому они нужны? Зачем исследовать Марс, если на нём никто никогда не станет селиться?
Это была горькая правда. Жизнь в куполе никак не назовёшь комфортной, а полное терраформирование Марса влетало в такую копеечку, что становилось просто нерентабельным. По крайней мере, в ближайшие сто-двести лет.
Том и Алекс снова ухватили анализатор и перетащили его через невысокий каменный гребень, чтобы отволочь вниз, на дно долины.
— Ух ты..! Том, ты только глянь!
— Что? Ох ты ж..! А это откуда тут взялось?
На склоне кратера перед ними стоял очень-очень старый восьмиколёсный аппарат с вылинявшей надписью "СССР".
— Луноход? Откуда он взялся на Марсе?
— Ну это же советский луноход. Заблудился.
Друзья поставили молекулярный анализатор на ровную площадку и вернулись к луноходу.
— Том? Скажи мне, ты хочешь, чтобы на Марс прилетели люди?
— Люди уже прилетели на Марс, Алекс.
— Много людей, Том. Миллионы.
— Ты говоришь про колонизацию? Да, Алекс, хочу.
— Тогда сбегай за кувалдой.
Через час молекулярный анализатор послал на Землю отчет о пробах грунта. Через сутки его расшифровали. Через три дня весь цивилизованный мир стоял на ушах: редкие металлы! германий! золото! радиоактивные изотопы!
Через год в купола на Марсе переселились сорок тысяч старателей. Через три численность населения достигла миллиона, а естественный прирост впервые превысил смертность. Через двадцать лет на Марсе зацвели первые яблони.
Гуляя по Еврейскому кварталу Иерусалима в наши дни уже тяжело себе представить, что эти золотистые каменные стены не всегда сверкали так приветливо и не всегда евреи могли тут спокойно ходить как в далеком прошлом, так и в новейшие времена. На этот самый священный и важный для евреев город существуют постоянные претензии окружающих народов и международных официальных организаций, так что особенно важно помнить его историю. Еврейский квартал - это именно та часть Иерусалима, которая после героической обороны все-таки оставалась в руках Иордании с 1948 по 1967 год, и стала снова еврейской в результате Шестидневной войны. В этом году отмечается пятидесятилетие объединения Иерусалима и пятидесятилетие окончания Шестидневной войны. Только в 1998 году Кнессет принял закон, согласно которому День Иерусалима был провозглашен национальным праздником. Я считаю, что нет ничего лучше, чем отметить это событие прогулкой по Еврейскому кварталу. Еврейский квартал просто крошечный, где-то квадратный километр, насколько я помню.
На схеме Старого города он окрашен в голубой цвет.
«Сто видов Луны» – величайшие гравюры последнего мастера укиё-э Цукиока Ёситоси
Японский художник Цукиока Ёситоси творил в период, когда старый мир уходил в забытьё, а на смену ему стремительно наступала эпоха модернизации. С Революцией Мэйдзи Япония открыла границы для иностранцев, привезших в страну достижения западной цивилизации – фотографию и литографию
Новомодные методы репродукции искусства стали уверенно вытеснять гравюры
Укиё-э (яп.浮世絵, картины (образы) изменчивого мира) — направление в изобразительном искусстве Японии, получившее развитие с периода Эдо.
Слово укиё, дословно переводящееся как «плывущий мир», является омофоном к буддистскому термину «мир скорби», но записывается другими иероглифами. Первоначально термин «укиё» употреблялся в буддизме как обозначение «бренного мира, юдоли печали», но в эпоху Эдо, с появлением специально отведённых городских кварталов, в которых процветал театр Кабуки и находились дома гейш и куртизанок, термин был переосмыслен, и зачастую его стали понимать как «мир мимолётных наслаждений, мир любви».
Гравюры в стиле укиё-э — основной вид ксилографии в Японии. Эта форма искусства стала популярной в городской культуре Эдо (современный Токио) во второй половине XVII века.
Основоположником укиё-э считается японский живописец и график Хисикава Моронобу[1].
Изначально гравюры были чёрно-белыми — использовалась лишь тушь, с начала XVIII века некоторые работы затем раскрашивались вручную с помощью кисти. В XVIII веке Судзуки Харунобу внедрил технику многоцветной печати для изготовления нисики-э («парчовые картинки»).
Гравюры укиё-э были доступны по цене из-за возможности их массового производства. Они предназначались в основном для городских жителей, которые не могли позволить себе потратить деньги на картины.
Для укиё-э характерны картины обыденной жизни, созвучные городской литературе этого периода. На гравюрах изображались прекрасные гейши (бидзин-га), массивные борцы сумо и популярные актёры театра кабуки (якуся-э). Позднее стала популярной пейзажная гравюра.
Цукиока Ёситоси (1839-1892) в свой поздний период создавал портреты, в основном задумчивые, созерцательные, с чертами одиночества, тоски и безропотной покорности судьбе. Его герои – персонажи, привычные для традиционной японской гравюры. Но художник глубже проникал в их психологию, чем в своих ранних работах и изображал их с повышенным реализмом. В период между эпохами Эдо и Мэйдзи он привнёс в японскую гравюру невиданные новшества, придав новый поворот традиционным темам.
В 1885 году Ёситоси начал издавать серию гравюр «100 видов луны». Они оказались чрезвычайно популярными. Люди выстраивались в очередь за новыми выпусками, которые художник продолжал издавать до 1892 года. В возрасте 53 лет он умер после продолжительной борьбы с психическими расстройствами.
В последние годы жизни Ёситоси создал свои главные творения, в том числе серию «36 историй о призраках». Во времена, когда Япония отворачивалась от своего прошлого, Ёситоси практически в одиночку сумел протолкнуть традиционную японскую гравюру на новый уровень, прежде чем она фактически угасла вместе с ним.
Луна над морем в бухте Даймоцу: Бенкей
Дух сакуры, серия «36 историй о призраках», 1889
«Сто видов Луны» считают величайшим достижением Ёситоси. Просмотреть все гравюры из этой серии с кратким описанием и возможностью увеличивать каждую деталь можно на сайте Ronin Gallery.
Луна чистого снега на реке Асано: Чикако, сыновняя дочь
Церковь 12 апостолов на северной оконечности Галилейского моря (озера Кинерет) в Галилее пожалуй, самая заметная постройка.
Церковь 12 апостолов которая находится на берегу Галилейского моря, рядом с Евангельским Капернаумом, пожалуй одна из самых красивых православных церквей на Святой Земле. Многие из тех кто там побывал думаю сомной согласятся. Трудно остаться равнодушным к этому оазису красоты и умиротворения, среди раскалённых под палящим солнцем базальтовых ландшафтов.
Но в отличие от других православных храмов и церквей, которых множество на просторах Святой Земли, так сказать "визитная карточка" церкви 12 апостолов, это рисунок с детальным изображением Судного дня, расположенный на стене над выходом из церкви.
И после того как помолившись, паломник собирается вернутся к своей повседневной жизни, каждый выходящий из церкви невольно останавливается перед дверью разглядывая рисунок и ступая за порог волен сделать свой выбор пока ещё есть такая возможность.
Это направление японского изобразительного искусства знакомо каждому, но не все знают, что оно называется укиё-э (образы изменчивого мира).
Слово укиё, дословно переводящееся как «плывущий мир», является омофоном к буддистскому термину «мир скорби», но записывается другими иероглифами. Первоначально термин «укиё» употреблялся в буддизме как обозначение «бренного мира, юдоли печали», но в эпоху Эдо, с появлением специально отведённых городских кварталов, в которых процветал театр Кабуки и находились дома гейш и куртизанок, термин был переосмыслен, и зачастую его стали понимать как «мир мимолётных наслаждений, мир любви» – сообщает Википедия.
Гравюры укиё-э относятся к разновидности ксилографии. Они кропотливо создавались и процветали с 17 по 19 века, а основными сюжетами для них служили живописные пейзажи, красавицы гейши, сумоисты и актёры кабуки.
Особым спросом гравюры пользовались у японцев среднего класса, которые украшали ими стены. А после Революции Мэйдзи, когда страна открыла границы для иностранцев, укиё-э массово начали скупать европейские искусствоведы.
Сейчас в онлайн-коллекции Музея Винсента Ван Гога выложены свыше пяти сотен оцифрованных изображений от прославленных мастеров гравюр укиё-э. Вы можете воспользоваться поиском по именам художников, годам или типу гравюр, скачивать их в высоком разрешении и наслаждаться элегичными и вневременными произведениями японского изобразительного искусства.
II 
Михаил Левит
И в глазах мирового сообщества косовские албанцы автоматически превратились в коренное население, более того – в отдельный народ, имеющий право на свою государственность. А что сербы? – у них же есть Сербия!
Что же касается европейцев, то еще в первой половине ХХ века Палестина однозначно ассоциировалась для них с евреями – в связи с чем после Первой мировой войны Англия и получила от Лиги Наций, благодаря декларации Бальфура, мандат на управление Палестиной – для создания там Еврейского Национального дома.
Но во времена Британского Мандата название «палестинцы» закрепилось в европейском сознании за евреями. Еврейская газета называлась Palestinian Post, еврейский симфонический оркестр – The Palestine Symphony Orchestra.
На флаге подмандатной Палестины красовалась шестиконечная звезда, «Щит Давида». И т.д., и т.п…
«Палестинского народа не существует. Основание палестинского государства является лишь средством продолжения нашей борьбы против государства Израиль за арабское единство… На самом деле нет никакой разницы между иорданцами, палестинцами, сирийцами и ливанцами.
P.S. Кроме так называемого «палестинского народа», на Ближнем Востоке есть другой народ, требующий своей государственности. Народ – без кавычек. Курды. Миллионов 30-40 – точное число их неизвестно.
Не несут они фотографии курдских детей, погибших от турецких бомбежек и артобстрелов. Не организовывают профессора и студенты европейских и американских университетов бойкоты турецких (иранских, сирийских) коллег. Не требуют прекратить «незаконное строительство» на курдской земле. Не помечают европейские магазины особым клеймом товары, произведенные на территориях «оккупированного Курдистана». И заседаний ООН по созданию независимого Курдистана я тоже что-то не припомню…
Пётр Бормор
