Он, Веня, родился в России и был жестко уверен, что евреи не имеют права бросать эту несчастную и забытую тем самым Богом страну. Помню, как провожая друзей, он искренне возмущался:
— Как вы можете оставить людей на растерзание сбивающемуся в стаи зверью в образе человека?!
— Это их проблемы, Бенчик, — говорили они и уезжали.
— Нет, так не бывает, — говорил он и оставался. Он — терпеливый и упрямый человек и всё же его, как говорится, достали…
Вечером 13 марта этого года ему позвонил следователь УВД «Покров». Сказал, что зарезали Курбана, в электричке по дороге домой, и следователь ждет его завтра. Дальше письмо Вени от первого лица, без изменений и поправок.
«Мне искренне жаль, что он все-таки уехал. Мой звонок был последним на его, Курбана, мобильнике. Я позвонил сказать, что задерживаюсь, и на эту электричку не успею. Обычно мы ездили вместе.
Утром, когда умывался, в голове заскрежетало:
— Мочевой пузырь представляет собой полый, шарообразный орган, который находится в полости таза.
— К чему бы это? И что день грядущий нам готовит? — подумал я. В записной книжке было записано: «Сначала в морг к Курбану, затем к следователю и на дежурство». Эх, а должны были вместе дежурить!
В приёмном отделении зловеще висел запах хлорки. Баба Феня, некогда Фёкла, привычно мыла полы перед наступлением ночной смены. На стене — портрет красавца, умницы Курбана в траурной рамке. Цветы. Фёкла Никитична — талисман больницы. Когда-то давно училась в КПИ, шла на красный диплом, однако встретив юного курсанта Киевского Высшего военного училища связи, бросила все и с декабристским порывом последовала за ним.
— Ойе-ой!.. Веньямин Михайлович, Веня, что же это такое?! Двое малышек осталось, такой хирург, за что?!
— Никитична, слава ты моя божья, папа у него таджик, вон какой разлет бровей! Я в морге был. Ни одного живого места не оставили, в клочья порвали, ничего не взяли. Следователь говорит, почерк скинхедов, да и попутчики видели.
Он домой ехал, один…
— А кто это скинхеды? Покров — город небольшой, все друг друга знают. А уж его то…
— Залётные. Бритые головы, во всем черном, бугаи здоровые. По мне так звери в облике людей. Сбились в стаю, мир хотят очистить от «неправильных». Кто на них не похож — тот неправильный. Идейные. Я же говорю, ничего не взяли… только жизнь. Эх, Никитична! И как я без него… дежурить буду? Я ведь скальпель в руках последний раз держал в институте, когда крыс и собачек препарировал. Было, правда, пару случаев… по жизненным показаниям. Я за ним, за Курбаном наблюдать любил. Есть минутка, так я к нему в операционную, да ты знаешь. Я таких гениальных рук у других не видел. Режет, будто на скрипке играет, а тут его… на куски буквально. Пойду, переоденусь.
— Венечка, а может тебе в Исраэль поехать, страшно-то как…
— Может быть… Я переодеваться пошел. Таня придёт, скажи, что у себя.
Не успел я толком кофе попить, как слышу, в приёмной, тётя Феня кричит:
— ПришОл? ПришОл!
— Кто там? — думаю. — Черт с рогами? Путин? Чего орет-то так?
Выхожу, вижу — в приёмной стоит бритый на всю голову молодец. Чёрная, короткая куртка, солдатские ботинки, почему-то с белыми шнурками. На руках детеныш, одежда грязная, порванная, живот вздут, на бледном личике симптомы гематурии.
Тётя Феня со шваброй наперевес надвигается на него.
— Чо нужна, гад?!
— Мне врач нужен, не видишь што ли, сука старая! Дочь умирает…
Набычился, желваки на скулах, бледный и злющий.
— Вон твой врач, портрет видишь? Убили его вчера такие как ты! Иди отсюда! Эффект бабочки, слыхал про такое?
— Ты чё, мамаша совсем поехала? Какая бабочка?!
— А такая: вчера — ты, завтра — тебя, да и не тебя даже — ребенка твоего. Так что, давай, вали отсюда…
Тут Таня вошла, да и я из-за оцепенения вышел и в их сторону двинул. Злоба душит, но в руки себя взял, он меня увидел и ко мне…
— Доктор, ее машина ударила, я за ней в детсад пришел, обычно жена забирает… Ну, с пацанами посидели, опоздал, последняя осталась, увидела меня и через дорогу. А тут машина, не сильно, но крылом стукнула. Она по дороге к вам писать захотела, а там кровь… Трясёт ее и спина сильно болит. А сейчас вообще еле дышит.
— Ты чего опаздываешь?! — Переключил я внимание на сестричку Танюшу, паузу взял. — Видишь, гости у нас.
К тёте Фене повернулся и спрашиваю:
— Уважаемая Ефросинья Никтична, и что Вам известно про эффект бабочки?
На гада этого даже смотреть не могу.
— Так мне Курбан Бекиевич рассказывал. Говорил, что в организме все взаимосвязано, взаимозависимо, в равновесии находиться. Дескать маленькое незапланированное отверстие и пи…сё. Ну, что организм — он умный, все системы вместе работают. Одна — на всех и все — на самую кроху, вплоть до мельчайшей клеточки. Ничего лишнего, незначительного, все на своем месте свою работу делает. И одно без другого не живет.
Слушаю я, а меня злоба душит, сил нет. Поворачиваюсь к бритому.
— Ну, понял?! Сказали же тебе: «Нет доктора твоего — убили вчера».
— И что нет никого другого?! — вижу, растерялся бритый.
— Нет. И быть не может! Эффект бабочки, ты же слышал.
— А ты, а Вы? Вы что здесь все с ума посходили? Бабочки-клеточки…
И вдруг как заорет:
— Помогите!!! Люди вы или звери последние?! Вы же клятву давали! Она же умрет сейчас!
— Я, чтоб тебе понятно было, терапевт широкого профиля. Портняжную работу не люблю, а главное — не умею. Девочке, похоже, операция нужна. Я за ним, за Курбаном, наблюдать любил, он гений был, единственный в своем роде. Ни одного живого места не осталось, ножиками на лоскуты порезали…
А сам кожей чувствую, как время уходит, уйдет девочка… И ему в лоб:
— Курбан вас, гнид, тоже, наверное, о пощаде просил?! Вы его двоих детей пощадили?!
И тут я вижу, он пистолет достает…
— Да я вас сейчас всех! — направил на меня, потом на Таню, обратно…
Танька белая стоит, понять пытается, что происходит. А мне так противно стало.
— Ну давай, говорю, чё ты еще можешь? Только с девочки своей начни, чтоб не мучилась!
Повалился он, зверем завыл, вот-вот судорожный синдром выдаст, глаза поплыли.
— Так вот, по поводу эффекта бабочки. Тебя как зовут?
— Боб, — прохрипел он.
Тут Таня очнулась.
— Как зовут?
— Ну, это… Боря.
— Так вот, Боря, эффект бабочки — это твое внутреннее ощущение.
Я в азарт вошел, ну, думаю, он у меня сейчас всё поймет, кровью на костях напишет. Ты, Боря, о чём позавчера думал, чего хотел?
— Я не помню…
— Так вот, Боря, вчера вы Курбана убили, а в Японии АЭС рванула, еще несколько десятков тысяч сирот осталось. Понял?
Я не успел увернуться, да и не старался. Он сильно ударил меня по носу, потекла кровь, сломал, похоже…
— Так вот, Боря, — я снова сел на стул против него. — Повторяй за мной: эффект бабочки работает на уровне мыслей! И чужого горя не бывает!
Он повторил.
— Если взмах крыльев маленькой бабочки может вызвать торнадо на другом краю Земли, то человек своими мыслями способен вызвать зло во много раз большее! Повторяй!
Он послушно повторил.
— А теперь запомни хорошенько! Эффект бабочки — это когда я не соизмеряю свои мысли, поступки или желания со всем меня окружающим и поэтому вызываю в мире горе и разрушения!
Передо мной сидел безнадёжно несчастный человек…
— Чужой беды не бывает! Таня, эндоскоп включи! Нет, я сам! Операционную готовь, пусть гемодез под рукой будет, ксилозин-кетамин 1:1:8. С этого начни.
И тут она уже как взвоет:
— Ты чего, Михалыч, совсем охренел, крышей поехал?! У тебя дети, тебя диплома лишат, кто их кормить будет? Ира, небось, спасибо не скажет! Да и этот ежели что, первый заорёт, что явреи ребенка зарезали. На Манежку побегут суки… Ты ж терапевт… Я не пойду! Сам давай, гуманист хренов!
Я снимок посмотрел, а там точно, то, чего так боялся, — разрыв мочевого пузыря. Этот смотрит, глаза — по алтыну, а я ему:
— Так вот, Боря, у девочки посттравматический разрыв верхушки мочевого пузыря, проникающее ранение, есть и переломы, но это не так опасно. В другую больницу не довезем. А вызывать все равно некого.
— Ну, так давайте, это… сделаем, сами. Я готов.
— Подписку пиши, под твою ответственность… Времени у нас считай, что нет, да и шансов тоже, только если вместе и сильно хотеть будем… На уровне мыслей!
Со мной пойдешь в операционную… Вместе будем, рядом, плечо к плечу!
Я разрез сделал, смотрю, а он белый весь, дал ему нашатырь, добрался до мочевого пузыря, дырочка небольшая, два шва наложил. Смотри, детина, — маленькая дырочка не там где надо и через 40-50 минут вся эта громадина, организм, работать перестаёт. Как бы, отказывается, остановка дыхания и сердца. Понял?
Он закивал так — думал, голова отвалится.
Потом мы сидели в ординаторской. Я отпаивал его дарёным Курбану коньяком. А он все спрашивал:
— Она выживет? Она выживет?
— Надеюсь. Катетер стоит неплохо, утром спецы придут, мыть будут. Сердце у девочки сильное, а потом там еще кости надо поправить… Я — что смог. Эх, Курбан, Курбан…
— Борь, а ты про эффект бабочки запомнил?
У него слезы на глазах.
— Видишь, Боря, вы вчера ножичками и мы с тобой сегодня, а разница есть? А ведь если бы ты рядом не стоял, не вместе мы там, у стола, не сделал бы я. Ведь вот как получается: можно на ненависти объединиться и лучшего хирурга зарезать, типа бровями не вышел. А можно, как мы с тобой, над ненавистью подняться и чудеса творить! Ведь это только люди в мыслях своих разделены ненавистью, а так весь мир любовью окутан, дышит ею…
— Да разве кто об этом думает? — как-то по-взрослому он это сказал. — Да я с ними две недели. Надо же что-то делать, страна разваливается, а всем по… Слушай, доктор, что-то ты такое понимаешь, что людям рассказать надо, чтоб кровь невинная не текла, не рвали друг друга, даже не понимая зачем…
— Нет, Боря, кто меня слушать станет, еврея-то?… Так что, давай ты. А то жизнь — она жестоко учит… А я… я, наверное, уеду. Больно мне здесь, да и Курбана больше нет…
И вот я в Эрэц Исраэль.
Вот такой эффект — Бобочки!
http://www.opentv.tv/effekt-babochki/
