Один из самых ярких персонажей романа – старый князь Болконский. И у этого героя есть совершенно точно установленный прообраз – дед писателя Николай Сергеевич Волконский.

Николай Сергеевич Волконский (1753 - 1821) — генерал от инфантерии из рода Волконских, дед Льва Николаевича Толстого

Волконские – одна из самых знатных семей в России, ведущая свой отсчёт от Рюриковичей и давшая немало известных представителей ( декабрист Сергей Волконский – троюродный брат матери Толстого). И Николай Сергеевич – один из них.

Хотя сам Лев Николаевич и говорил, что, «взяв наудачу самые знакомые русскому уху фамилии и переменив в них некоторые буквы», он стремился только, чтобы они звучали «чем-то знакомым и естественным в русском аристократическом кругу», и не хотел, чтобы «сходство вымышленных имён с действительными могло бы кому-нибудь дать мысль» о конкретных людях, тут, как отмечали практически все, было почти точное описание.

Что мы знаем об этом незаурядном человеке? Семейные предания и сохранившиеся сведения о службе содержат противоречивые данные. «Про деда я знаю то, что, достигнув высоких чинов генерал-аншефа при Екатерине, он вдруг потерял свое положение вследствие отказа жениться на племяннице и любовнице Потёмкина Вареньке Энгельгардт, - так писал Толстой в воспоминаниях. - За этот ответ он не только остановился в своей служебной карьере, но был назначен воеводой в Архангельск, где пробыл, кажется, до воцарения Павла, когда вышел в отставку и, женившись на княжне Екатерине Дмитриевне Трубецкой, поселился в полученном от своего отца Сергея Фёдоровича имении Ясной Поляне».

А из сведений о службе мы можем узнать, что Волконский уволился в отпуск на два года (по неизвестным нам причинам) в 1794 году, когда Потёмкина уже не было в живых, вернулся на службу после воцарения Павла I, а уже позднее был назначен военным губернатором Архангельска. В отставку вышел в 1799 году. В момент выхода в отпуск Волконский был женат и имел дочь Марию. Впрочем, Толстой не точен и в другом: он пишет о смерти деда «около 1816 года», тогда как на самом деле скончался Николай Сергеевич 3 февраля 1821 года.

«Продолжать службу при Павле с его мелочными придирками было слишком тягостно для гордого, независимого характера князя. Он принял решение изменить свою жизнь, удалиться от двора с его интригами и заняться воспитанием дочери — ей уже исполнилось девять лет», - так написал в книге «Толстой и Толстые» С.Л.Толстой. Лев Николаевич в романе немного изменяет факты -«Генерал-аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse [Прусским королём], с того времени, как при Павле был сослан в деревню…» Но так ли уж это важно?

Жена Николая Сергеевича, урождённая Екатерина Дмитриевна Трубецкая, умерла рано. У супругов было две дочери – рано умершая Варвара и Мария, ставшая впоследствии графиней Толстой.

В черновом варианте романа сохранилось описание князя: «Князь был свеж для своих лет, голова его была напудрена, частая борода синелась, гладко выбрита. Батистовое бельё манжет и манишки было необыкновенной чистоты. Он держался прямо, высоко нёс голову, и чёрные глаза из-под густых, чёрных бровей смотрели гордо и спокойно над загнутым сухим носом. Тонкие губы были сложены твёрдо». По-моему, просто описан портрет деда писателя:

И, по-моему, удивительно точно соблюдено это описание князя в фильме С.Ф.Бондарчука, где роль старика Болконского великолепно исполнил А.П.Кторов:

Волконский стал генералом в тридцать пять лет, участвовал во многих военных кампаниях, выполнял дипломатические поручения (известно, что пришлось ему в 1793 году побывать послом в Берлине), а выйдя в отставку и практически безвыездно поселившись в Ясной Поляне, стал деятельным хозяином. Помните? «И в новое царствование, хотя ему и был разрешён въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум». «Последние двадцать два года жизни князь провел с дочерью в Ясной Поляне. Волконский не был забыт в своем уединении… Даже Александр I во время одного из своих путешествий, проехав мимо Ясной Поляны, вернулся, чтобы нанести визит старому князю» - это уже свидетельства Сергея Львовича.

«Дед мой считался очень строгим хозяином, но я никогда не слыхал рассказов о его жестокостях и наказаниях, столь обычных в то время. Я думаю, что они были, но восторженное уважение к важности и разумности было так велико в дворовых и крестьянах его времени, которых я часто расспрашивал про него, что… я слышал только похвалы уму, хозяйственности и заботе о крестьянах и, в особенности, огромной дворне моего деда», - вспоминает писатель.

«С людьми окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек», - написано о князе Болконском в романе.

А вот интересный отрывок из книги языковеда Л.В.Успенского «Имя дома твоего»: «Любопытный случай в этом духе произошел с дедом Льва Толстого, князем Волконским. Князь в молодости был архангельским губернатором. Ему был подчинён и архипелаг Шпицберген, по-поморски — Грýмант.

Осев под старость лет в своем поместье, Волконский предавался приятным воспоминаниям. Ему пришло в голову одну из своих деревень переименовать в Грумант. Слово это — поморское, значит — русское; но.. крестьянам в центральных областях оно было и незнакомо и непонятно, казалось чужим. Возражать помещику они, конечно, не могли, но обошлись с его выдумкой по-своему.

Из Груманта в их языке получилось сначала Угрумант, потом Угруман и, наконец, — Угрюмы — имя, очень подходившее к тяжёлому характеру владельца».

Простим Успенскому некоторые неточности в указании возраста князя, но, думается, прислушаться к этому рассказу стоит.

Точен Толстой и в описании того, как старый князь занимался с дочерью. «Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развить в ней обе главные добродетели, давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю её жизнь в беспрерывных занятиях».

Правнук писателя И.В.Толстой в книге «Свет Ясной Поляны» пишет: «В яснополянской библиотеке сохранились “Русская детская история”, географические карты и атлас России 1800 года, по которым княжна Марья изучала географию и отечественную историю. В архиве Марии Николаевны Волконской мы находим записи по логике, физике, пять арифметических тетрадей с задачами, так сказать, местного, практического характера, в которых юная княжна высчитывала стоимость обозов из Ясной в Москву или Тулу, количеств вымолоченного зерна с определённой площади посева, и многое другое».

Сыновей у Николая Сергеевича не было. Но, зная его характер, не приходится сомневаться, что напутствие, данное князем в романе уходящему на войну сыну, вполне в его духе: «Ну, теперь прощай! — Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. — Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне, старику, больно будет… — Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: — А коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! — взвизгнул он».

В Москве по адресу Воздвиженка, д. 9 сохранился уцелевший при пожаре 1812 года, хотя и сильно перестроенный дом, который некогда принадлежал Николаю Сергеевичу. Именно сюда в романе приедет Наташа – и встретит оттолкнувший её приём (кстати, описан этот дом и в «Анне Карениной», но уже как дом Щербацких).

Н.С.Волконский скончался в Москве и был похоронен на территории некрополя Спасо-Андроникова монастыря. В 1928 году кладбище московской знати на территории монастыря было ликвидировано, но, видимо, имя внука способствовало тому, что прах Волконского был перенесён в Кочаковский некрополь недалеко от Ясной Поляны.

«Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто в средний период моей жизни, во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился её душе, прося её помочь мне, и эта молитва всегда помогала мне». Так Л.Н.Толстой писал о своей матери.

Он не помнил её: мать скончалась, когда ему не исполнилось ещё и двух лет. Однако остались воспоминания окружающих и удивительная атмосфера семьи, царившая вокруг этой женщины. Нет её портретов (сохранился единственный силуэтный, сделанный ещё в детстве). «Я отчасти рад этому, потому что в представлении моем о ней есть только её духовный облик, и всё, что я знаю о ней, всё прекрасно…» — писал Толстой в «Воспоминаниях».

А что о ней знаем мы? «Говорят, что она была небольшого роста, некрасива, но необычайно добра и талантлива, с большими ясными и лучистыми глазами», - так писал её внук Илья.

.Д.Волконская, мать Марии Николаевны

Мария рано потеряла мать (кто-то пишет, что в тот момент ей было два года, кто-то – что девять). Воспитывал и учил её отец. Сохранились её дневники, написанные ею прозаические произведения: волшебная сказка «Лесные близнецы» на французском языке и незаконченная повесть в двух частях «Русская Памела, или Нет правил без исключения» (интересно, что в этой повести она вывела своего отца под именем князя Разумина, подчёркивая, видимо, его личные качества).

Принято считать (и во многом так и есть), что княжна Марья Болконская в романе списана с матери писателя. Но это верно лишь отчасти. Судя по всему, Мария Николаевна Волконская была более одарённой и независимой девушкой. Сохранились так называемые «синие тетради», найденные С.А.Толстой уже в начале ХХ века, где княжна описывает свою поездку в Петербург с отцом. Мы видим, что она вела там достаточно светскую жизнь, побывала в театрах (и оставила интересные замечания о «Женитьбе Фигаро» Бомарше, об игре м-ль Жорж), осматривала Кунсткамеру, Эрмитаж, побывала во дворцах. Восторженно пишет она о Петре I и Екатерине II. Не была она и так религиозна, как её романная тёзка. Так, описывая своё путешествие из Москвы в Петербург, она упомянет посещение часовни, где находился «явленный образ Казанской богородицы», причём довольно скептически: «Хотя невероятно, чтоб в столь неотдалённом времени творились ещё чудеса, но как народ не может постигать умственного обожания Бога, то такие предания производят в нём большое впечатление».

Замуж княжна вышла очень поздно (ей было уже за тридцать). Пишут и о её внешней непривлекательности, и о страхе потенциальных женихов перед её строгим отцом (это уж точно по роману). Правда, Лев Николаевич в своих воспоминаниях приведёт романтическую историю: «Мать моя была с детства обручена одному из десяти сыновей Голицына» (примечательно: сына той самой Вареньки Энгельгардт, жениться на которой вроде бы отказался её отец), «однако сближению этому не суждено было совершиться: жених моей матери, Лев Голицын, умер от горячки перед свадьбой, имя которого мне, 4-му сыну, дано в память этого Льва. Мне говорили, что маменька очень любила меня и называла: mon petit Benjamin [мой маленький Вениамин]. Думаю, что любовь к умершему жениху, именно вследствие того, что она кончилась смертью, была той поэтической любовью, которую девушки испытывают только один раз».

Так это или нет, неизвестно, но замужеству княжны предшествовало, например, то, что она заставила побеспокоиться родственников, когда «раздала часть своего имения жившей у ней англичанке», как писал А.Я.Булгаков (а может быть, и упомянутой Львом Николаевичем «француженке m-elle Hénissienne», которая «вышла замуж за двоюродного брата матери, князя Михаила Волконского, деда теперешнего писателя Волконского [его исторические романы издаются и сейчас]».

Видимо, временами тоска по несостоявшейся жизни одолевала девушку. Ещё при жизни отца она записала в дневнике: «Пойду в какой-нибудь монастырь и стану там молиться. Потом, прежде чем привыкну и привяжусь к нему, пойду дальше. Стану идти до тех пор, пока ноги будут меня слушаться, потом прилягу, умру, и окажусь у врат, за которыми нет ни грусти, ни слёз». Но судьба рассудила по-своему: её познакомили с графом Толстым, через полтора года после смерти отца она вышла замуж, и брак, заключённый по расчёту, оказался счастливым. Не случайно в дневниках теперь уже графини Марьи появятся французские стихи

О, мы стоим у двери рая

С тобой вдвоём, навек - вдвоём!

Хотя Толстой и напишет: «Думаю, что мать любила моего отца, но больше как мужа и, главное, отца своих детей, но не была влюблена в него».

Детей было пятеро, но по-настоящему воспитывать Марии Николаевне пришлось лишь старшего, Николая, которого писатель считал самым похожим на мать. В «Войне и мире» Толстой упомянет «синенькую тетрадку, исписанную её твердым, крупным почерком», куда графиня Марья будет записывать свои наблюдения за детьми. Такой же дневник вела и мать писателя. Сохранились «билетцы», которые она выдавала Николеньке: «№ 8. Изрядно, но не без блажи», «№ 17. Очень порядочно»…

Младшего ребёнка, дочь Марию, Мария Николаевна родила за несколько месяцев до смерти. Т.А.Кузминская приводит рассказ, что страстно мечтавшая о дочери графиня «дала обещание, что, если родится дочь, ей будёт крёстной матерью первая попавшаяся женщина, которая поутру встретится на дороге», - и крёстной стала «монашенка из тульского женского монастыря» полуюродивая Марья Герасимовна, с которой Лев Николаевич потом любил разговаривать. «Матери Марии Николаевны всё же не пришлось радоваться на дочь – вскоре она умерла», - закончит рассказ Кузминская. А Мария-дочь со слов няни рассказывала так: «Мать всегда очень любила качаться на качелях и всегда просила, чтобы её выше раскачивали. Раз её раскачали очень сильно, доска сорвалась и ударила её в голову. Она ухватилась за голову и долго так стояла, всё за голову держалась. Девушки крепостные – тогда наказывали – испугались. – Ничего, ничего, вы не бойтесь, я никому не скажу. Это было вскоре после родов. После этого у неё всегда болела голова… Мать умерла от воспаления мозга».

Хотя Мария Николаевна и привечала странников, но религиозность княжны Марьи Лев Николаевич взял от другой графини Толстой – своей сестры.

Мария, сестра писателя

Странная, причудливая судьба этой женщины, несомненно, заслуживает отдельного разговора. 

Для Толстого мать, которую он практически не помнил, навсегда осталась идеалом. «Целый день тупое, тоскливое состояние. К вечеру состояние это перешло в умиление - желание ласки - любви. Хотелось, как в детстве, прильнуть к любящему, жалеющему существу и умиленно плакать и быть утешаемым. Но кто такое существо, к которому бы я мог прильнуть так? Перебираю всех любимых мною людей - ни один не годится. К кому же прильнуть? Сделаться маленьким и к матери, как я представляю её себе. Да, да, маменька, которую я никогда не называл ещё, не умея говорить. Да, она, высшее мое представление о чистой любви, но не холодной, божеской, а земной, теплой, материнской. К этой тянулась моя лучшая, уставшая душа. Ты, маменька, ты приласкай меня». Дневниковая запись писателя датирована 10 марта 1906 года. Толстому через полгода исполнилось 78 лет…

Источник 1  Источник  2