С времён правления Петра I дворяне начали воспитывать своих отпрысков на зарубежный манер, европейское образование считалось надёжным и качественным. Разумеется, понадобились и иностранные педагоги — те самые гувернантки и гувернёры.
Образованный и благородный человек должен был уметь говорить на нескольких языках, поэтому учителей выбирали тщательно. Во времена Петра I особенно уважаемыми были гувернантки-немки — они были практичны, аккуратны и воспитывали прекрасных будущих мам, умеющих управлять хозяйством.

Первые иностранные гувернантки и гувернёры появились в России в царской семье, затем — у приближенных Петра I и работавших в стране иностранцев. Эта эпоха стала переломной для империи: время реформ, смена образа жизни, образа мышления и государственного строя с оглядкой на Запад.

Воспитывать детей многие дворяне также стали на иностранный манер. Европейское образование историк и философ Борис Чичерин называл «лучшим украшением всякого русского человека и самым надежным орудием для служения России».

После указа 1737 года императрицы Анны об образовании дворянских детей начался настоящий наплыв иностранцев в гувернёры, который не прекращался до самого конца царствования Александра I (1825 г.). Среди гувернёров было много немцев, англичан, итальянцев.

Изрядное число поваров, мыловаров, портных и модисток, прибыв в Россию в поисках счастья, убеждались, что гораздо легче и лучше устроятся на сытное и непыльное место домашнего наставника, и пополняли собой армию гувернёров и учителей всех и всяческих наук. Чаще всего за неимением француза провинциальные родители соглашались и на другого иностранца.

К середине XVIII века в России началась повальная мода на всё французское и в Россию приехали весёлые и оптимистичные мадемуазель. Они были легкими, очаровательными, любили детей и при этом обладали изящными манерами и утончённым вкусом.

При Елизавете Петровне был принят указ (в 1755 году), который гласил, что заграничные воспитатели не могут учить детей без сдачи экзамена в Академии наук Санкт-Петербурга, или в Московском университете. Если вдруг гувернантку или гувернёра  ловили на преподавании без аттестата, то нанимателю грозил штраф в 250 рублей, что в те годы была огромная сумма. Если ситуация повторялась, то хозяина могли осудить, а «нелегалку, нелегала» выслать обратно на родину.

Только после сдачи всех экзаменов гувернантка, или гувернёр могли переехать в дом, где их ждали подопечные. Они не просто вели уроки от звонка до звонка. Им нужно было ежеминутно участвовать в жизни детей — ездить с ними не только по всей стране, но и в зарубежные поездки, читать вслух, следить за ними во время игр.

«По вступлении Екатерины на престол жизнь высшего русского дворянства приняла решительное склонение к обычаям, нравам, вкусам и общественной жизни французов. Давно уж Париж был для Европы образцом утонченного вкуса и обхождения».
Журнал «Русская старина», 1896 год

Уже в 1820-х годах к личности гувернёров и гувернанток предъявляли совершенно определенные, довольно жесткие требования. Гувернёра предпочитали брать немолодого и женатого; совершенно идеален был вариант, когда на службу удавалось нанять сразу мужа и жену — его к мальчикам, её — к девочкам.

Чтобы уберечь мужа от чар домашней учительницы, хозяйки старались брать в гувернантки женщин постарше или не очень симпатичных. Молодой и одинокий гувернер должен быть некрасив или, по меньшей мере, невзрачен. Очень пожилые гувернёры вообще шли вне конкуренции. К этому должны были прилагаться степенность и благородные манеры, корректный костюм, спокойная уверенность поведения и непременно хорошие рекомендации. По мнению родителей, гарантировало серьезность, отсутствие матримониальных намерений и обеспечивало супружеский лад в доме (связь мужа с гувернанткой — ситуация, типичная не только для романа Льва Толстого "Анна Каренина": из-за подобной связи распался, в частности, брак родителей Лермонтова). Особенно высоко котировались гувернантки-вдовы со взрослыми детьми (живущими, естественно, самостоятельно).

Некто Простасьев вспоминал, что в 1785 году, когда ему было двенадцать лет, отец пожелал учить его немецкому языку. Отправляя обоз с хлебом в Москву, он поручил старосте нанять учителя-немца, не дороже, чем за 150 рублей в год. Староста привез немца, согласившегося служить за 140 рублей. Тот оказался плохим учителем, но хорошим переплетчиком и великим мастером клеить из бумаги коробочки. Через год этого учителя заменили другим, за 180 рублей. Он кое-чему всё-таки учил, но лучше умел делать сыры и играть на флейте. Еще через два года появился третий учитель — отставной квартирмейстер прусской службы — за 225 рублей в год; человек грубый и жестокий. Он сильно бил ученика, пока пятнадцатилетний уже Протасьев однажды не отлупил его в ответ. После этого учителя отпустили; на том ученье и кончилось.
Англичанин Джонс, побывавший в Москве в середине 1820-х годов, замечал, что некоторые английские гувернантки, которых он встретил в России, вероятно, были на родине кухарками или прислугой: "Их разговор выдает бедность их познаний, отсутствие способностей и плохое воспитание"; они писали с грамматическими ошибками.
"Достать вам иностранца, посадить его в кибитку и отправить мне нетрудно, — писал поэт К. Н. Батюшков к сестре в деревню, — но какая польза от этого? За тысячу (в год) будет пирожник, за две — отставной капрал, за три — школьный учитель из провинции, за пять, за шесть — аббат".

В те времена ни гуманитарным, ни естественным наукам не уделяли много внимания — важнее были иностранные языки, танцы, идеальные манеры. А иначе, как можно было явиться на бал и найти там себе верную партию?

В начале XIX века в семьях стали появляться англичанки. Нередко они жили в России с самого раннего детства, но образ английской леди и героини романов сестёр Бронте и Джейн Остин были примерами для подражания. Строгость, чопорность, благопристойность.

С. В. Капнист-Скалон рассказывала, как для упражнения во французском к ним в дом была взята старушка француженка, с которой её поместили в одной комнате. "Сначала француженкой были довольны… Но впоследствии оказалось, что она любила выпить и что штофик с водочкой стоял всегда под её кроватью. А чтобы не слышно было запаха водки, она всегда, к большому моему удивлению, ела со вкусом, во всякое время, печеный лук, при запахе которого я и теперь невольно вспоминаю мою бывшую гувернантку. Разумеется, что мать моя, узнав об этом её достоинстве, немедленно отправила её. Такая же неудача была и с французом, которого было взяли для братьев моих и должны были очень скоро удалить"

Обилие сомнительных персонажей, подвизающихся в России на ниве детского воспитания, угнетало и само французское правительство. Секретарь одного из посольств замечал: "На нас обрушилась туча французов разнообразнейших мастей, большая часть которых, имев неприятности с французской полицией, отправилась в полуночные страны, чтобы погубить также и их. Мы были поражены и огорчены, обнаружив во многих домах знатных персон — дезертиров, банкротов, развратников и множество дам того же сорта, которым, в силу пристрастия по отношению к этой нации, было препоручено воспитание юношей из весьма видных семей… Г-н посол полагает, что следовало бы предложить Русскому министерству исследовать поведение этих лиц и выдворить морем по назначению наиболее подозрительных".

Но при острой нехватке педагогических кадров решить эту проблему столь радикально не удавалось. К тому же при всей неподготовленности этих горе-педагогов они не только были востребованы, но и самым парадоксальным образом действительно в какой-то мере воспитывали — не только недорослей, но и их родителей.

Гувернёры во многом воспитывали ребенка по собственному образцу, вот почему важны были и внешние признаки надёжности и серьезности, и сама личность воспитателя, к которой наиболее разумные родители внимательно присматривались. Хорошие гувернёры не должны были быть ни излишне мечтательными, ни слишком набожными, должны были воплощать собой благоразумие и в то же время обладать хорошими манерами. "Ничего слишком" — этот девиз всего воспитания имел отношение и к личности воспитателя.

В XIX веке дворяне наконец стали нанимать на работу и русских педагогов и учительниц — выпускников и выпускниц пансионов, высших учебных заведений и приходских школ. Именно для подготовки таких учительниц были открыты известные институты благородных девиц, где, в большой строгости, пансионерок учили языкам, географии, рисованию, музыке и танцам (образовательный минимум для юной благородной девицы).

Для интеллигентных и при этом небогатых девушек выбрать стезю гувернантки было чуть ли не единственным честным заработком. Дочки чиновников низших классов, клерков, профессоров, сироты — им была прямая дорога в учительницы. Деньги они отправляли своим родным, а если их не было, то просто откладывали на приданое. Вот только частенько они были вынуждены оставаться гувернантками до самой старости. Они становились практически членами семьи.
Работа, кстати, была весьма выгодной — платили до тысяч рублей за год. Немалые деньги на тот период. Размер жалованья зависел от достатка принимающей семьи и образования учительницы.

В начале XIX века все русские институты благородных девиц ввели у себя педагогическую специализацию, и скоро довольно высокий процент среди гувернанток составляли уже русские воспитательницы. Об одной из них вспоминал М. И. Глинка: "…выписали нам гувернантку Варвару Федоровну Кламмер из Петербурга. Это была девица лет 20, высокого росту — строгая и взыскательная. Она… воспитывалась в Смольном монастыре и взялась учить нас по-русски, по-французски, по-немецки, географии и музыке".
Еще позднее армию гувернанток пополнили "ученые женщины", получившие специальное педагогическое образование на высших курсах или даже в зарубежных университетах, которые много раньше российских открыли свои аудитории женщинам.

А. М. Тургенев свидетельствовал: "Как современник-очевидец считаю обязанностью сказать, что с водворением французов в семействах дворянских состояние крепостных господских людей улучшилось; с ними начали обращаться лучше, снисходительнее, видеть в них человеков… Возлияние Бахусу весьма уменьшилось. Беседы дворянские начали оканчиваться без "игры в коммерческую", т. е. поединка на кулаках" и т. д.

К тому же, конечно, гувернеры были разные, и наряду с людьми действительно случайными, занесенными в Россию и в наставничество превратностями судьбы, а иногда и трениями с законом, среди иностранных преподавателей встречались — и нередко — высокообразованные, даже ученые, и притом высоконравственные люди, прекрасно знающие педагогическое дело.

Среди гувернанток, работавших в России, была отменно образованная баронесса Прайзер (в доме Е. Р. Дашковой), которая одних только языков знала в совершенстве восемь, не считая высоких нравственных достоинств. В начале XIX века в России несколько лет работала Клер Клермонт, сводная сестра известной английской писательницы Мэри Шелли — умная, тонкая и хорошо образованная особа, оставившая интересные яркие письма (правда, не столь высоконравственная — у неё была внебрачная дочь от Байрона; обстоятельство, в то время вовсе не похвальное; впрочем, в России об этом никто не знал).

Самой безупречной образованностью и превосходными моральными качествами отличались в конце XVIII века гувернеры графа П. А. Строганова — Жильбер Ромм, барона А. Н. Строганова — Жак Демишель, графа А. К. Разумовского — Пьер-Игнас Жама, воспитательница детей княгини Шаховской — Элизабет-Аделаида Матис и многие другие наставники. Но для того чтобы обзавестись подобным гувернёром, родителям следовало обладать значительным состоянием. Услуги того же Жама обходились примерно в 500 рублей золотом в год, а Жильбер Ромм получал и того больше — около 1200 рублей, что по меркам XVIII века было деньгами совершенно колоссальными.
К тому же состав воспитателей был непостоянным и в зависимости от обстоятельств мог заметно меняться.

После Великой французской революции в Россию устремилось множество образованных и нередко титулованных эмигрантов. Их оказалось так много, что даже провинциальный помещик средней руки, желающий, чтобы у детей был настоящий французский "прононс" и блестящие манеры, мог "выписать" за небольшие деньги хоть маркиза. Такой маркиз де Мельвиль жил, к примеру, в 1790-х годах в Пензенской губернии у помещика Жиздринского, скромного владетеля 300 душ.
Новая волна французских наставников прихлынула после Отечественной войны 1812 года, когда в России осело изрядное число пленных солдат и офицеров Великой армии Наполеона. Многие из них попали в армию по мобилизации и потому владели вполне мирными специальностями; иные были неплохо образованны и в общем для обучения языкам и манерам, что обычно требовалось от иностранного гувернёра, вполне годились.

Имея возможность выбирать из наставников наилучшего, русская аристократия стала в эти годы отдавать предпочтение французским аббатам, которые, помимо хорошего происхождения, все до единого считались людьми высокоучеными. "В большинстве семейств высшего общества обеих столиц, — свидетельствовал М. Д. Бутурлин, — наставниками детей были французские аббаты… Почти не принято было в обществе звать их по фамилиям, а только по фамилии тех, у которых они проживали, например: "аббат Дивовых", "аббат Разумовских"".

Статус гувернантки в доме был неопределённым: она была свободна, образованна и не была полноценной прислугой, но не была и ровней хозяевам дома, потому что благородная дама обычно не работает. Слуги нередко относились с презрением к гувернанткам, потому что те получали много денег и «мнили себя леди». На приёмах и званых обедах гости не могли говорить с воспитательницей на равных, но и смотреть на неё свысока и показывать своё превосходство считалось неприличным. Сами же гувернантки вели себя скромно и старались быть максимально незаметными, чтобы не создавать неловких ситуаций.
Разумеется, гувернантке не дозволялось носить каких-то нарядных платьев и уж тем более драгоценностей, чтобы её не спутали с хозяйкой. Выглядеть ей полагалось опрятно и скромно, иметь хорошую обувь и пару платьев для особого случая.

Чаще всего к гувернёрам обоего пола относились как к домашним людям, сердечно и вполне уважительно. Если в Германии и Англии (вспомним "Джен Эйр") гувернантка занимала положение привилегированной прислуги (где-то наравне с экономкой), то в России она входила в число домочадцев. Такой статус в то время определялся прежде всего по тому, где именно полагалось человеку обедать: за общим столом (пусть и на последних, "нижних" местах), или в своей комнате, или вовсе в людской за одним столом с прочей прислугой. В России гувернеры и гувернантки обедали вместе с детьми — то есть либо на детской половине, либо за общим столом.

Статус гувернёров определялся и местом при переездах. Как вспоминал граф Н. Е. Комаровский, у них в семье, когда отправлялись из города в деревню на лето и обратно в город осенью, сами господа и их ближайшие родственники располагались в удобных рессорных экипажах впереди. Далее следовали менее удобные нерессорные экипажи, и вот в первом-то из них, в "тарантасе", "сидели по чину мосье и мадам, т. е. гувернёр и гувернантка господских детей, за ними следовали в тарантасе все няньки, мамки и старшие домочадцы, вся же прочая дворня и сенные девушки довольствовались передвижением в повозках и бричках".

Учёба начиналась с самого утра, потом двухчасовой перерыв, во время которого гувернантка выходила с подопечным на прогулку. По выходным и церковным праздникам — разговоры о нравственном или же экзамен по выученному материалу. Еженедельно папенька с маменькой выслушивали отчёт о поведении детей, их академических успехах, их достижениях, или наоборот, неудачах. Дети, кстати, очень часто привязывались к своим гувернанткам и воспринимали их, как вторую маму. Обычно они видели их намного больше, чем родных маму и папу.

Чтобы воспитание было единообразным, родители в порядок, установленный гувернанткой, обычно не вмешивались, наблюдая за ходом дела со стороны, а если возникали какие-то претензии, старались высказывать их наедине, не при детях.
При обилии и многообразии обязанностей отпусков гувернерам не полагалось; выходные — изредка (при наличии сменщика). Тем не менее во многих случаях, особенно при наличии толковой няни, свободное время у них было — читать, ходить в гости, заниматься музыкой, подолгу беседовать с другими гувернёрами и т. п.
Через несколько лет (обычно между семью и девятью годами) к подросшим мальчикам вместо "мадам" приставлялся "мусью", то есть они окончательно переходили из женских рук в мужские, а значит, и сами начинали считаться маленькими мужчинами. Гувернёр продолжал учить детей иностранным языкам, создавал языковую среду и уроки вел на более серьёзном, чем прежде, уровне. Параллельно он продолжал дело воспитания, начатое гувернанткой: следил за манерами и речью, наставлял, поучал, рассказывал, поправлял — и точно так же неотлучно находился при воспитанниках. При этом старался воспитать в мальчиках именно мужские качества.

В конце XIX, начале ХХ века гувернанток к своим чадам начали приглашать и купцы, среди которых были уже и промышленники, а так же представители всех гильдей.

Гувернантке положено было находиться при своей подопечной до её замужества или по достижении зрелости. Но если воспитаннице не везло и замуж её никто не брал, то гувернантка часто оставалась при ней компаньонкой.

Так они и жили вдвоём, постепенно старея, и, несмотря на разное положение, обе нуждались друг в друге.

Многие гувернёры — особенно женщины — искренне привязывались к детям (а те к ним). По воспоминаниям Е. А. Сушковой, таким человеком была и её гувернантка. "Её метода, а еще более её ласковое, учтивое и дружеское обращение со мною, её искреннее участие ко мне много способствовали моим успехам и моему развитию. Она неусыпно старалась выказывать меня со всех лучших сторон; поворчит, бывало, когда мы с ней наедине, но при третьем лице всегда меня выхваляла и поощряла".
Такие воспитательницы часто становились действительно домашними людьми. В этом случае за душевность им прощались многие недостатки — и чудачества, и нехватку знаний. Такие гувернантки были в доме незаменимыми людьми и выполняли функции, далеко выходящие за рамки только воспитания. "Идеал гувернанток" А. О. Смирновой-Россет "Амалия Ивановна была все в доме: и нянька, и учительница, и ключница, и друг маменьки, и вторая мать нам, даже доктор. Её глаза и присмотр были везде. Она любила чистоту и порядок. В пять часов она уже просыпалась, тотчас надевала корсет, кофточку, юбку и тотчас отправлялась в буфет, где выдавала провизию повару и буфетчику… Она была мастерица на всё и во всём успевала, чистила клетку моей канарейки, чистила и моего серого попугая, сушила яблоки ("это хорошо против кашля"), учила меня вязать чулок и читать по-немецки и по-французски, кроила платья и заставляла меня подрубать". Связи с отслужившими в доме гувернантками часто продолжались всю жизнь: их навещали, им делали подарки, иногда приглашали воспитывать уже собственных детей.

Источник...