Голос Саши Либуркина
в телефонной трубце
отдавал покойницкой.
"Что случилось, Саша?" -
"Я пить перестал!" - "Чего, чего?!" -
"Уже две недели, как не беру в рот
ни коньяка, ни водки
и выстукивать о пиитах
свои сказы уже никогда не буду!
Знал бы ты, дедулькин,
как я пиитов боготворил,
как я на них буквально молился,
ловил каждое, ненароком брошенное ими слово,
одному пииту я отдал свою жену,
а другому - свою последнюю рубаху.
И что же? Пьяненького меня,
оба великих метра
и потеряли невзначай, выронив в канаву.
Впервые в жизни потерял сознание
и очнулся уже под утро в вытрезвителе:
разутый, раздетый, до нитки обобранный!" -
"Вот подонки, Саша, я ж говаривал:
"Не пей из копытца - козленочком станешь!" -
"Вот и поделом, дедуля, козлу уебищ...му..."
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post11690383/

P.S. Сей художный свист к писателю Саше Либуркину
имеет лишь иносказательное отношение: в сказке ложь...

Подремав малость в пиитном салоне
на подслеповато занудственном чтении
с вороха листков
очередного, 9 секции, члена союза,
я плавно перетекаю в подвал,
где выкрикивает, может быть,
уже совсем на Гер-Герыче предсмертное
маргинало-пиит,
которому никогда в буйную голову не взбредет
вступить ни в пошловатое "членство",
ни в стадо российских пенсионеров -
культовый поэт "поколения младого и незнакомого" Леха Никонов,
обдолбанный, обкуренной,
на разрыв аорты
выпевающий своя
надрывно-предсмертные стансы:
"Ты повзрослеешь. Это очевидно.
И вовсе не обидно,
что сморщится прекрасный рот
и вылезет живот.
Сейчас ты молода - весь мир тебе,
но я пою хвалу судьбе,
что приготовила такое испытание -
стать взрослой, перестать шутить
и приступить к тому, что значит жить:
рожать детей и шить подушки -
и ты и все твои подружки
обречены судьбой старух
и вместо белых, тонких рук -
к морщинистым ладоням.
Так за искусство мстит природа!
и вот однажды в мартобре
две тысячи какого года?
на лавке старой во дворе,
встречая мне неведомое лето -
ты вспомнишь, вспомнишь обо мне.
Ты проклянёшь несчастного поэта."
http://nikonovleha.ru/gallutinatii/lirika10.php
http://frefilms.ru/index.php?url=dmlkZW8xNTA2MzcwMDFfMTYxMzg0ODEwP25vaXBob25l&title=%CB%E5%F5%E0%20%CD%E8%EA%EE%ED%EE%E2%20-%20%D1%F2%E8%F5%E8(10.06.11%E3)

До юбилейного порожика Евгению Мякишеву
остался махонький годок - пииту нумер Один
блистательного Санкт-Петербурга
стукнуло 49-ть.
Позади осталась буйная младость,
юродно-уродливое житие
главного градского задиры, ёры и забияки
и качели меж нощами,
выкукованными им в милицейском обезьяннике,
и очередною дуркою.
Да, именно таков, без прикрас,
заглавный питерской "любимец богов"
эпохи тотального культурного развоплощения,
когда Бог в ней окончательно помер.
Никогда уже у нас не будет поэзии
ни пророческой, ни теургической,
ни заклинательной, ни молитвенной, ни гимнографной.
Поэт эпохи "смерти Бога"
весьма подустал
и от жизненной круговерти,
и от литературного мейстриму,
и от самой - "мать Вашу" - поблядушечной поэзы:
сифилитически-сарказное дитя больного веку,
но никого другого, к сожалению,
у нас больше нету:
"Блудливая, глумливая весна,
Измятая, по рытвинам, по ямам,
Издалека, воспрянув ото сна,
Идет-гудет в обнимку с ветром пьяным;
Лениво длинным щелкает хвостом,
Скребет когтями за отвислым ухом,
Ночует одичало под кустом,
Валяясь средь отбросов кверху брюхом;

А днем блуждает по глухим лесам,
Зверье секретом душным возмущает,
Грозит влахатой лапой небесам,
Капельной мочевиной угощает
Крестьян дремучих. Входит в города,
Прикрытая туманом на рассвете...
Кто эту сучку выписал сюда?
Кто за проделки дерзкие в ответе?

Я в домике лежу на канапе:
Горит камин, гашиш в кальяне сладок,
Глинтвейн горяч, любимый пес, к стопе
Прижавшись, спит, в квартире беспорядок
Изысканный, мечтательный уют,
Часы идут державно и неспешно,
А за окном — позорные — снуют
Глашатаи весенние. Конечно —
Весна пришла! Любовная пора!
А я б ее — животную вакханку —
Загнал морозной розгой из двора
В спецьяльную провизорскую склянку
С достойной царской водкой золотой,
Заткнул притертой пробкой и проворно,
Как джиннов Соломон, послал в отстой
На дно морское...
За окошком вздорно
Весна хохочет, высунув язык
Весь в герпесе на волдырях прожилок,
И хамский хохот переходит в рык
Звериный, сокрушая мой затылок."
http://magazines.russ.ru/sib/2011/4/mia21.html
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21418078/

Культурно "практикующих"
в культурной столице матушки России
примерно столько же,
сколько и православно в ней "практикующих" -
от одного до трех процентов.
Театральная публика: филармоническая, балетная
и та, что ещё фланирует по музеям и выставкам, -
это тот самый питерский "гулькин нос",
по причине естественной убыли
с каждым годом обретающий
все более убожливую карликовость.
Остальной же гегемон
северопальмирного пятимульонника
для воскресных променадов
предпочитает сеть караван-сараев - гипермаркетов,
где, известно, как в Греции "всё есть".
Ежели огранить счетом захоженцев
пиитных салонов и подиумов,
то их будет раз в десять или даже в сто
меньше, чем театралов,
а именно, ровно столько,
сколько в Питере исчисляется поэтов:
глаголом жечь и внимать небожительной лире -
удел исключительно самих пиитов...

Добрый мой друг и давно уже чужестранец Эдгар Лейтан
в случившимся диалоге замечает:
"Помню, когда в середине 1990-х примерно был во время очередной своей побывки в России с одним моим старинным знакомцем с вояжем в Псковской области, в т. ч. в Печерском монастыре: везде уже деловито сновали благочестивые платочные паломницы и там-сям мелькали монашеские подрясники и скуфейки. Приятель мой тогда с грустию сказал: "Русь уходящая...", глядючи на весь сей цветистый феатрон. Лишь спустя годы я понял, насколько глубоко он был прав... Драматический тот феатрон успел, однако, выродиться в примитивный провинциальный театр деревянных марионеток.
Оборотной (и комплементарной) стороной сей болезнующей церковной субкультурки есть, очевидно, и вовсе больная субкультура поэтической тусовки, с каннабисом, лизергиновой кислотою и извечно-неизбывной водкой да разговорами под неё на замызганных кухоньках -- о "Боге и смысле жизни"."
http://edgar-leitan.livejournal.com/215310.html?thread=6394638#t6394638
Вынужден доброго моего друга разочаровать:
разговорцы на замызганных кухоньках
о Боге и смысле жизни
вывелись из Питера
вместе с тараканами.
Может быть, и зловещий, но вполне взаправдашний факт:
Петербург покинули тараканы!
Извечно-неизбывная водочка
встречается на питерском пи-итном Олимпе
лишь в гомеопатическом разливе.
Серебряный век сидел исключительно на кокаине, опиуме и морфии,
а то, от чего воспаряют в эмпиреи
нынешние пиитные бози,
наглядно демон-стрирует,
в качестве рекламы,
творчество культового художника Гриши Ющенко:
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416329/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416326/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416325/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416324/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416323/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416321/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416320/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416319/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416318/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416317/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416316/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416315/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416314/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416313/
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21416327/

Внимая прямым как валенок
и по-брехтовски доходчивым,
но завораживающим сонгам
эпатажного коммуно-анархиста Романа Осьминкина,
"художника в возрасте Христа",
начинаешь догадываться, что поэзной подиум -
дело молодых: Роман брутален, красив,
умен, самоироничен,
идеен и неподдельно религиозен,
и если уж кого непременно "посадят"
за оскорбление РПЦ-эшных чувств,
то, конечно же, будущего новомученика за антиклерикальную вольную волюшку
православного бунтаря Рому Осьминкина.
Он обладает тонким филологическим чутьём
и владеет архаикой церковнославянских вязей.
В отличие от бабушек и дедушек пиитного Олимпа,
Роману Осьминкину однозначно есть, что сказать.
Ежели потерявшийся разрозненной
листок с его стихами
подобрать на уличной панели,
то авторство угадывается неоспоримо:

"как в своих детей впивался кронос
сплевывая ребра малых сих
и титановый его резвился голос
над хаосмосом непуганной руси

нонче русь уж пугана а толку
память как отшибло у седьмой
части суши что кишкою толстой
ищет и находит геморрой

и быстрехонько чистейшая пороша
превращается в обычное дерьмо
будто бы вселенную пуруша
создал из одних немытых ног

что же нам ходить на ногу босу
вот иван четвертый сына бряк
единоутробного да посохом
и к великомученикам в ряд

или николай последний из романовых
так намучался что ликом стал весь свят
а ходынку и девятое кровавое
сам народ себе устроил говорят

а выпускника духовной семинарии
что сгноил мильоны в лагерях
нонче вовсе на хоругвь подняли
чтобы не терял народец страх

или главный храм страны воссозданный
не без божьей (и лужковской) милости
а под храмом свили себе гнезда
автомойка и другие виды бизнеса

чем ты живодеристей бессовестней
тем народу в памяти глубжей
из любви а вовсе не с покорностью
мы идем кормить собою вшей"
http://osminkin.livejournal.com/260805.html

Восходящей звезде на пиитном небосклоне Петербурга -
Роме Осьминкину,
Саша Либуркин посвятил один из своих
самых язвительно-ироничных сказов:
" - Так ты, наверное, ещё ничего не знаешь! Слушай, Володя, ты слишком глубоко ушёл в семейную жизнь. Нельзя надолго отрываться от литературного процесса! Для поэта и куратора это гибельно! За то время, пока тебя не было, Ромочка сильно вырос. Это теперь наш новый Маяковский! - объявил я.
- Кто? Ромочка? - недоверчиво воскликнул Володя.
- А что ты удивляешься? Ну, посуди сам, во-первых, - я загнул палец, - он создаёт новую поэтику!
- Пытается, - согласился Володя.
- Во-вторых, связался с марксистами.
- Верно!
- И, в-третьих, - сказал я мечтательно, - может его скоро в тюрьму за политику посадят! опять же - как Маяковского!"
http://www.promegalit.ru/publics.php?id=2020
Саша Либуркин никогда и не скрывал своих
тусовщических предпочтений -
в качестве "хлеба насущного"
он предпочитает исключительно салонную поэзу.
Образ же Оси - троцкиста, анархиста
в театре одного актера,
вытанцовывающего и выпевающего свои сонги
под аккомпонемент ударных
пред кругом уже не пиитной богемы,
а "сознательных рабочих",
и тиражирующего их на "оберточной бумаге",
Либуркину, по "буржуазным" пристрастиям,
органически чужд.
Но чтоб разобраться, прав ли Саша Либуркин
или иронически тенденциозен,
предлагаю послушать Романа Осьминкина вживую:

О поэзном золотарстве Наташи Романовой
невозможно глаголать,
не помянув её творческого тандема
с художником Григорием Ющенко.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post11690382/
Гриша - законный Наташин супруг,
ему сейчас уже 27:
ежели к его возиужалой стати
добавить ещё столько же,
получаем 54 - исконный возраст
его блаженной супруги и пятнаднацатилетней душою девочки-поэта.
Гриша - самородок из Новосибирска,
известное дело "академиев не кончал",
художеству нигде не учился
и рисует в манере семилетнего бутуза и сорви-головы,
однако, уже сейчас является
очень знаменитым и востребованным
питерским худомазом.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21414456/
Кал, пот, блевотина и кровь,
освежеванные иль порезанные на части
человеческие туши
на его шедеврах
органически дополняют,
рифмованные ужастики Наташи Романовой.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21414433/
Духовный дуэт Гриши и Наташи - это сказ не только
о нежелании взрослеть иль быть
причастными пошлой морали
больших дяденек и тетенек,
но ещё и уникальная форма художного "цисвестизма" -
поведенческой и сексуальной девиации.
Вот как об этом пишет достопочтенный benev
"Поэт становится подонком чтоб подонок стал поэтом. Красота-то, она и есть по ту сторону добра и зла. Ибо там, где есть поэзия (= красота) уже вроде как и зла нету. Или как говорили древние, никто не делает зла из стремления к нему, но стремится всегда к благу (просто благо несовершенно, порой весьма несовершенно). НИКТО - это значит совсем никто. Даже насильник, педофил, серийный убийца и т.д. Вот Наташа все это наглядно и демонстрирует. Эту древнюю философию в ситуации пост-постмодерна. Ан оказывается, что настоящее-то зло тогда и является когда видишь его не голым "злом". Голое зло заклеймил, да и пошел дальше с "чистой совестью". А тут с чистой уже и не получается пройти мимо. Как бы поучаствовал сам в этом во всем. Ведь в красоте поучаствовать не грех как будто, искусство ж."
http://kalakazo.livejournal.com/1122444.html?thread=15346828#t15346828
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21414452/

Наташа Романова - в Петербурге варяг
с кряжистыми народными корнями из белорусской глубинки.
В питерских поэзных садках
никогда не пестовавшаяся
и очень удачно сваявшая себя
под матерого панк-подростка.
На ее провинциально напористом фоне
местного разливу стихокропание
выглядит как "бледная немочь",
не способная выпростаться из тем
о себе любимом
и из столь же чахоточной "любовной лирики".
И где даже эпатажно "хулиганская"
поэза Жени Мякишева,
в основном, про его же
твердый "как кремень мудило""
и на бабском фронте
его славные "победы"
смотрится все тем же жевано-пережеванным
салонно буржуазным вышиванием гладью.
Кто действительно в своем
перевоплотительном творчестве
смог переступить за грань всякого добра и зла
и убедительно явить лицо новой матушки России,
следует числить именно Наташу Романову:
"На улице Демьяна Бедного, в самой гопницкой из всех школ, 98-й,
Учился, точнее мучился, один придурок – Вилков.
Он училку труда душыл шнурками, когда перешел в 8-й
Это была восьмилетка – школа для дураков,
Уродов, мелких придурков. Здесь ей не было равных.
Путь оттуда лежал в две ближних путяги – на выбор
Преподами там были старые пидоры и бараны
А у этого чувака погонялово было – Вывер,
Так как он все время себе ченить выворачивал:
Руки, ноги и шею – не вылезал из травмпункта.
А если мелкий чел себе ченить расхуячивает –
То это одна из форм подросткового бунта!"
Поэтому он заинтересовался аптекой:
Неподалеку, на Суздальском, он в жало снес аптечный киоск.
Но его догнала местная гопотека,
Объяснив, что он лох и полный обсос.
Ему сказали вывернуть карманЫ, и он их вывернул.
Хулсари загребли гликодин, а особенно – трамадол.
Он крабов заел, но часть заставили выплюнуть.
Удалось зашкерить весь кал: тизерцын, галпЕр, цыклодол.
Похуевело. Он полквартала прополз до школы.
Было темно, и он тихо пролез в сортир.
Вывернул лампочку, содрал с себя все и лег на пол голый.
И тут из-за двери начАлся интерактив.
Он понял: сюда ломицца старая библиотекарша,
Которая ночью совмещает функцыи сторожа.
Это было намного хуже, чем местная гопотека.
И херак – она вышыбла дверь, дав ему ногою по роже.
Старая гадина в темноте, нащупав децкое тело,
Стала недоброе затевать, - а лампочку-то он вывернул!
И она как давай ебать ево вантузом оголтело,
А он, перед тем, как здох, из шеи башку ей вывернул.
Вообще, это обычное школьное происшествие
С утра пришел участковый, послал всех нахуй.
Это понятно, речь не об том – бывает похуже жесть.
А этот чувак, Вилков, очнулся в штате Айдахо.
Теперь у него была внешность ево убийцы – усталой библиотекаршы, -
Той, которой он бОшку в сортире вывернул.
Но ево снимают в кинах и в сводках киноторжеств.
Придурок Вилков – это актриса Сигурни Вывер.
http://redhead-lg.livejournal.com/27558.html
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post11690210/

Творчество дедулькиной любимицы
Наташи Романовой, лауреата Григорьевской премии
и трэш-поэта нумер Один
блистательного Санкт-Петербурга,
кружится-вертится в темах,
сугубо сродственных и близких
питерским "аристократам духа":
грибочки, конопляный дым,
инцест, суицид, отцеубийство, сыноубийство,
детоубийство, педофилия, копрофилия, каннибализм.
Сама Романова, в свои - всего-ничего - 54 года,
свое творчество
трепетно посвящает "детям",
но делает исключение
и для переростной аудитории:
"Zaeblo – книга для подростков.
Вот сейчас я страшную книжку написала, про ад...
Это уже не только для детей, а для всех.
Хотя взрослых дядей и тетей я не люблю совсем.
Мое развитие остановилось в пятнадцать лет.
Мне и сейчас примерно столько..."
http://sobaka.ru/magazine/portrety/3727
Зарабатывает на жизнь Наташа Романова
работая с дефективными детьми,
посему и поэзный ея вброс
идет от самой что ни на есть
суровой про нашу жисть правды-матки:
"Бросил школу в 4 классе. Матерился и пил в три горла,
вечно шарился по карманам. Иногда проявлял садизм.
Если бабка садилась в ванну – он бросал туда кипятильник.
А на даче, облив бензином, у соседей поджег сортир.
Вместе с ними. Затем собаку затолкал живьем в холодильник
и брошюру про Чикатило в 10 лет зачитал до дыр.
Он по ней читать научился хоть немного – на том спасибо.
И однажды он в лесопарке изнасиловал грибника
лыжной палкой. Пенсионера. Но не до смерти, а вполсилы.
Оказалось – отца родного: подтверждение ДНК...
Но сыну по малолетке ни дня не впаяли срока.
Он даже вернулся в школу. Но тут Валентин Кузьмич,
едва из больницы вышел, ему отомстил жестоко.
Однажды поймал мальчишку и затолкал в Москвич.
И вот – своему ребенку, чтоб не мычал, а блеял,
пол-языка отрезал, а самого зашил,
скрючив, в баранью шкуру. Право, поступок злее
даже фашист гестапо вряд ли бы совершил.
Тушу в багажник сунув, – в память о нашей встрече
он в Приозерск поехал – прямо в тот ресторан –
«Мой Дагестан», – где мы провели тот памятный вечер, –
и говорит хозяину: – нужен ли вам баран?
И вот он мне назначает свидание у ресторана.
Я надела узкую юбку, стринги и каблуки.
Он заказал вино, шашлык и мозги барана.
Мы были в тот вечер с ним как никогда близки."
http://redhead-lg.livejournal.com/96004.html
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post11690382/

Я уже не помню, кто первым стал "растлевать"
набукленный, напомаженный
и стилизующий себя
то под раннего Мандельштама,
то под позднего Ходасевича
поэзный Петербург.
Кажется, это снова был Евгений Мякишев,
и случилось это на переломе двухтысячных,
когда победно вострубил
рифмованный мат-перемат,
а своды пиитных салонов
медленно, но верно, заполонились
настоянным запашком
зассанно-засранных парадных.
Соленое русское словцо на литературном небосводе,
солирующее то ли от имени, то ли под именем
питерских же блядей.
Ирина Дудина - философ, публицист, слэмартница
(вот оно, пиитное открытие двадцать первого веку),
какая, вместо привычно дамско-виньеточной поэзы
про розочки и весну,
эпатажно рифмует то, что зрит у себя под ногами -
мать Вашу жисть-жестянку,
склизь, вонь, грязь и мрак:
"Раздадены участки. Все на старт!
Старт после финиша карьеры инженера.
И вот ползут и стар и млад. Поп-арт!
Какие попы и лачуги из фанеры!
Тележки двухколёсные скрипят.
Бухгалтер бывший, плановик сгибают спины.
Руками слабыми копаются в земле.
Белеют руки, словно черви, в тьме могилы.
Какая ёбана там в рот морковь!
Какая к херу там картошка!
Болотная земля живую любит кровь,
И урожай у старика вмещается в лукошко!
Но если шестисотке повезло,
И ей упрямый итээровец попался,
То осенью настырный награждён
Такой горой всего, что заебаться!"
http://www.guelman.ru/slava/slam/dudina.htm
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post11690207/

Евгения Мякишева ко мне привели,
как к доктору Ай-болиту, в году так 93-м:
за личиной еры и забияки,
ершистого драчуна и нахрапистого скандалиста
скрывался весьма ранимый, нежный и душевно хрупкий подросток.
В длянях его была тогда
единственная, с гулькин нос, книжица -
первый его сборник "Ловитва" -
начинающему поэту
наступал во след
уже четвертый десяток.
"Когда темно и безразлично
Движенье зданий и столиц,
Мы ищем то, что симметрично
Больной прохладе наших лиц.
Мы ищем то, что не нарушит
Ладоней знаки и ступней -
И если нас вода задушит,
То мы не растворимся в ней."
Ничем не выделяющееся,
на фоне тогдашних
пиитно-образовательных садков,
дарование средней руки версификатора
и старателя незнамо даже под кого,
но спрос на Женю
среди пиитных жен
был умопомрачительный.
Как мне говаривала
одна из жен Виктора Кривулина:
"Кривулька - конечно же, похотливое животное,
но Женя - ебарь охуительный!"
Пиитные жены стремились этого,
средь градских джунглей
внезапу обретенного, Маугли
отвести от края погибели, спасти, "до себя возвысить",
облагородить, наконец, "отмиссионерить",
но сами ухались в Мякишева,
как в топкий омут - с головою.
И поделом, потому что
никто не мог внушить столько надежд,
убаюкать в приторных грезах,
как Евгений Мякишев,
но и никто не умел
так садистски размазать по стенке,
унизить и растоптать "женское щастие",
как это у Мякишева невольственно же
в результате и выстругивалось:
"Алкоголический психоз и несуразный детский бред
Любви язвительный мороз - спасут меня на склоне лет
От суеты и пустоты, от тщетных поисков огня,
От ложной, жалкой красоты спасут безумного меня."
http://www.stihi.ru/2002/09/18-99

Заглавным "сукиным сыном"
на пиитном Олимпе
блистательного Санкт-Петербурга,
в сказах Саша Либуркина,
безо всяких на то сомнений, почитается Евгений Мякишев.
И Либуркин тут не одинок:
все поэзные дамы Питера
влюбляются или в таких убожных, как Кривулька,
или в таких хулиганов, как Мякишев.
За двадцать лет своего пиитного солнцестояния
Евгений Мякишев успел
шесть раз подшиться и восемь закодироваться,
подсесть на весьма "тижолую дурь",
заметно оплюгавиться,
однако очередь из замужних матрон и незамужних
в его, с отдельным входом, нору на Невском
множится с геометрическим прогрессом:
"Мне уже за 40, я давно не юн –
Конопляный морок, зов далёких струн,
Сладостные ласки, долгая гульба –
Всё теперь как в сказке. Истина груба:
Вот и стал я лысый – подлинный обсос –
Небогатый пысой. Ухожу вразнос.
Скоро пиздопросинь медленных пустот
Приберёт – под осень. Скоро уж. Вот-вот…
Вот и старость стучится в ворота
Костяной волокушной ногой…
И корячится из поворота –
Чёрт-те что, словно ангел благой.
Посмотрю на минувшие годы –
Да пошамкаю – ёбаный в рот:
Окружали меня лишь уроды –
В ранге тайных и явных красот.
Меркнет мир: где вы, девы былые –
Кто в земле, кто в дурдоме – адью.
Небосвода стропила гнилые
Держат квёлого солнца бадью –
безнадёжно… а хочется – щастья
напоследок полшмата уесть
из призренной лохани всевластья –
подыхающим это за честь"
http://slova.name/slova-4/evgeniy-myakishev.html
Есть, видно, что-то "роковое",
в этом закоренелом рецидивисте и "кающемся" мазохисте,
что и соделовает его по-прежнему
самым "привлекательным и обаятельным",
питерского разливу, стихокропателем:
"Главный редактор издательства «Лимбус-пресс», прозаик и критик Вадим Левенталь буквально взорвал Фейсбук своим сообщением, в котором говорилось, что питерский поэт Евгений Мякишев, находясь в состоянии наркотического опьянения, на протяжении суток насильно удерживал у себя в квартире девушку. По словам Левенталя, Мякишев бил её, унижал, связывал, заставлял лизать пол, снимая происходящее на видео, а затем вызвал полицию и объявил, что девушка подсыпала ему наркотики в кофе, поэтому он ни за что не в ответе. Жертва отделалась множественными гематомами на голове, выбитым зубом и сломанным копчиком. Также Левенталь утверждает, что Мякишев дважды судим, причём – последний раз в 2009 году за кражу...
Слушайте, а интересная жизнь у них в Питере! Вроде бы тишь да гладь, а если копнуть, то такие скелеты из-под земли полезут, что только ноги уноси. Нет, я вовсе не на стороне Мякишева, но и не берусь его осуждать. Ну заигрались люди в садо-мазо, с кем не бывает… Рубцову вон можно было колотить свою гражданскую жену Дербину, бросаться в неё зажженными спичками и тушить об неё сигареты, это же наш православный советский поэт, который за Родину денно и нощно страдал. Мякишеву почему-то нельзя, хотя он сейчас более известен, чем Рубцов при жизни..."
http://kunshtuk.livejournal.com/1497106.html

Внимая сказам Саши Либуркина
о питерском пиитном царствии,
отчетливо понимаешь,
что "кина уже не будет".
Никогда в матушке России не будет
ни великой русской литературы
с ея многомульонными тиражами,
ни ажиотажу вкруг "толстых журналов",
ни поэзных вечеров,
ещё на моей памяти в 70-х
собиравших целые стадионы.
Бесконечно долгий век
отечьего "литературоцентризма"
окончательно пресёкся,
а вместе с ним
и влияние литературы на умы миллионов.
Увы и ах, не будет у нас
и государевых заказов
на переводы туркменских акынов,
как и не будет второго "серебряного века",
как и своего Льва Толстого с "Не могу молчать",
как и Александра Исаича с "Письмом к вождям".
Сам русский писатель тоже ведь
личностным масштабом
заметно обмельчал,
свое ремесло обратив в игру в бисер,
а поэзию - в весьма камерное плетение
изящных кружев...

Восьмиутрянний голосок по скайпу Саши Либуркина
из компутерного гнездовища
был трезв и посему, аки из утробы китовой,
тих, глух и печален: "Вторую неделю
просыпаюсь не просто Сашей Либуркиным,
а знаменитым петербурским писателем
и ты знаешь, дедулькин,
в своей хладной холостяцкой постели,
вторая уже неделя пошла,
как пробуждаюсь от леденящей тоски!" -
"А отчего так, Саша?" -
"Ты же сам видел - успех моей книги
среди писательской тусовки ошеломительный:
сто экземпляров ушли с лёта,
сейчас ещё сто допечатывают,
каждый писатель и пиит
подходит, обнимает, вешается на шею, поздравляет и...
умоляюще просит, чтобы я и его вписал в свои сказы!" -
"Понимаю Саша, каждому питерскому пииту и члену союза,
благодаря твоему бойкому резцу,
тоже хочется обессмертиться и войти в историю
и хоть краешком присоседиться
к лучам твоей славы!" -
"Вот ты, как всегда, ерничаешь, иронизируешь,
а это чистая правда!
Я ведь потому и просыпаюсь
каждый Божий день
в холодном поту,
что надобно встать и исполнять обещанное - писать!" -
"Так садись, Саша, и пиши: ни дня без строчки!" -
"Эх, дедулькин, легко тебе рассуждать - садись и пиши!
Ты ж не писатель и не мастер короткого рассказа.
Ты бы знал, как мучительно дается подлинное творчество,
как трудно и долго оно выстругивается!
Как по три подряд пачки сигарет
приходиться выкуривать за долгую бессонную ночь,
чтобы обрести только одно нужное слово!
А ведь мне, дедулькин, хочется ещё и любить,
ухаживать за красивыми женщинами
и не ложиться одному
на ледяные холостяцкие простыни..."
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20250034/

P.S. К живому и настоящему Саше Либуркину, сей художный свист имеет токмо опосредственное отношения...

Где-нибудь в начале 80-х завидев знакомца
и в довесок - "знаменитого" и у всех на слуху пиита,
уже дважды лауреата премии Ленинского комсомолу
и еще одного "сукиного сына",
я с заметной прыткостью перескакивал улицу
на противоположную панель.
Те, кто в начале 60-х (двадцати трех лет отроду)
в редакции журнала "Юность"
друг другу приговаривали: "Старик, ты - гений!",
двадцать лет спустя
(к своему сороковнику)
обращались, как правило,
в багровоносое, плюгавое, побирушное
и душевно крайне растрепанное существо.
О феерическом "начале"
и стотысячных тиражах,
девицах, отдававшихся пииту
на ступенях писательского дому,
оставались только "радужные" воспоминания,
а как итог - почти полное личностное развоплощение:
вместо человека - какие-то шизоидные куски
разнородных личин,
застарелая, и потому весьма зловещая, мания величия,
а внутри грудной клетки -
все продолжающий тикать механизм,
взведенный на вот уже скорое самоуничтожение...

Последним настоящим поэтом,
с коим мне выпало счастие общаться,
была Ида Моисеевна Наппельбаум.
От ровесницы двадцатого века
и ученицы Николая Гумилева
исходила эманация всего того,
что свойственно было
самому "последнему из могикан" -
последней из Серебряного века:
пережитым трагическим опытом,
абсолютным духовным трезвением,
достоинством, честью, великодушием,
мужественностью и самоиронией.
Со сроком "10 лет лагерей" посадили ее в 1951-ом -
за верность опальному поэту и учителю,
за верность "юношеским идеалам".
Божья Матерь в ея мистическом опыте
открылась ей тогда же, в Озерлаге,
на каторжных работах по переноске шпал.
Освободившись по амнистии в 54-ом
и вернувшись в Ленинград,
Ида Моисеевна протянула руку помощи
тому сотруднику Пушкинского дома,
кто на нее в Большой дом и донес.
Из генерации советских поэтов,
как и вообще советских людей,
она выделялась, как Гулливер среди лилипутов:
ни тени "бабского", злопамятного,
озлобленного или уже совдепно одичалого.
Белла Ахмадулина или Елена Шварц,
с их аутизмом и "обидами",
коих мне тоже приходилось знавать,
смотрелись на фоне ее драматической тени
невротическими девочками-подростками -
больными дитятями больного веку...

Темы для своих рассказов Саша Либуркин
подобрал на самом неожиданном месте -
на литературной помойке.
Кто бы мог подумать,
что из почти протокольного описательства
всякого рода писательских посиделок
и пиитных попоек
может сложиться целая книжица?
По крайней мере раньше,
ежели о пиитах что и писали,
то уже после их честного преставления:
у Гете был хаживший за ним следом Эккерман,
у Анны Андреевны Ахматовой - Лидия Корнеевна Чуковская,
у питерского пиитного садка - есть свой Саша Либуркин.
Причем "здесь и сейчас"
запечатлевающий этапы "литературного мейнстрима"
с диктофонной подлинностью:
"- Утром Болдуман умер, - сказал я.
- Кто, кто?
- Миша Болдуман, поэт, друг Мякишева.
- Это тот, который из Москвы к нему всё время приезжал?
- Он.
- Я его мало знал, - пожал плечами Бауэр.
- Слушай, Володя, я видел, как Миша писал стихи. Это был необыкновенный человек!
- А от чего он умер? От пьянства, что ли? – с беспокойством спросил Володя.
- Кто знает? Наверное, от болезни. Он был совсем молодым!
- Жаль… - сказал Володя. – Сейчас придём на место – помянем!
Мы прошли сквозь арку и оказались в саду Ахматовского музея.
Когда мы подошли к галерее, из неё стали выходить люди. Это были поэты.
- Миша Болдуман умер! - сообщил я.
- Знаем… - коротко ответил Валера Земских.
- Нужно помянуть! – сказал Бауэр."
http://sasha-liburkin.livejournal.com/27679.html
О смерти пиитов Саша Либуркин
в своих сказах поминает весьма часто,
и все они помирают у него "молодыми".
"На смерть поэта", по обычаю, рекою льется водка и коньяк,
кропаются, как правило, ернические вирши,
но вот одна незадача:
за последние двадцать лет
питерский писательский цех,
несмотря на свою дивизионную многочисленность,
так и не сгоношил ни одного пристойного некролога
по другу, собрату и собутыльнику.
А ведь смерть некролога, как формы литературного жанра,
разве не свидетельствует
о повальной и всеобщей "профнепригодности"
инженеров человеческих душ:
"Да, пили вместе и много, вплоть до мордоворотов в салате,
а воспомнить вроде как совсем и нечего?!"

При фактически полной утрате читательского доверия
и реальных книжных тиражах,
ниспустившихся с толстосумных 300
до сакраментальных уже 100 экземпляров,
питерская литература продолжает
надувать важно щеки
и пушить хвост павлином:
поэзные фестивали и марафоны,
газпромовские премии,
Соросовские гранты,
все новые альманахи, сборники,
"литературные проекты",
карнавальная череда конкурсов и жюри,
при коих вечно пьяненький, но неподкупный
"наивной читатель" Саша Либуркин
наличествует как пятое колесо:
"Лауреаты прошлых лет и финалисты прочли свои стихи, начали говорить речи члены жюри. «Скажите, кто вам нравится», - начал кричать Либуркин пожилой женщине-члену жюри. – Вы дешевая!», после чего его вывели из зала и ведущий сказал: «Этот человек пытается таким образом войти в историю, но не войдет, мы этого Герострата уже забыли»
http://reine-claude.livejournal.com/291579.html
Забавно, но сама пиитная тусовка,
заразившись от единственного своего читателя,
почала хоть и коряво (не "дешевая", а дешёвка) -
кропать сказы под Либуркина, о Либуркине
и про Либуркина:
"Либуркин кричал: «Плахов, возьми меня в свой православный рай!» и объяснял нам: «Моя дочка меня стыдится, потому что я еврей, говорит мне: «Папа, ты не знаешь, что сегодня Успение», а ему отвечали: «Что ты рассказываешь, она тебя возит на Кипр». «Выпьем за то, что нас всех объединяет – за поэзию, мы все – и богатые бизнесмены, и нищие интеллектуалы, сидящие за этим столом, больны поэзией» - провозгласил тост Либуркин...«Оля, куда же вы, не уходите» - кричал Либуркин из дверей подвала «Чердак». «Либуркин мне сказал, что ты его девушка и он с тобой обо всём договорился, мне неудобно» - сказал Сева. «Не волнуйся, он напишет об этом рассказ», - сказала я."
http://reine-claude.livejournal.com/291579.html

Пиит, по крайней мере питерского разливу
(вот уже сколько десятилетий на моей памяти) -
существо неизменное и неисправимое:
сугубо монологичное, аутичное, нарциссное,
с амбициями на три Наполеошки,
три раза уже подшитое
и четыре - закодированное,
"из экономии" сидящее на дешевой "дури"
ещё и изрядливо подторможено-подмороженное
после полугодового роздыха на Пряжке или Бехтеревке.
Обычно от поэтов ждут "откровений",
я же, зацепившись языками
со старым знакомцем
где-нибудь на углу Невского и Литейного,
с ужасом понимаю, что запросто так
вырваться из "дружеских объятий"
не удастся до самого вечеру,
а может стать и до утра.
Весь день уйдет на фланирование
меж рюмочных
и чисто уже по-бабски,
на перемывание косточек
пиитных же собутыльников.
Ещё страшнее быть "другом пиита":
это значит, что его сродники
неизбывно тебя в средине нощи вызвонят,
подымут с постели
и заставят соучаствовать в очередной "комедии",
когда белые ангелы в белых халатах
будут выносить во все белое спеленутого поэта,
а лестница оглашаться небожительным визгом:
"Вы знаете хоть, кого вы несете? Вы самого Гения выносите!"

Саше Либуркину в значимой степени "повезло":
он не застал ни "Сайгона" с его завсегдатаями,
ни ленинградского андеграунда
с его "квартирниками" и "подпольными семинарами".
Пока Саша обживался в Ленинграде,
успел сгореть Дом писателей на Кутузовской набережной;
Союз писателей развалиться на два непримиримых лагеря,
а сама литература - обнищать до 100-экземплярных тиражей
и напрочь лишиться своего читателя.
В самом же пиитном болотце
единственным творческим посылом
к рифмоплетному ремеслу
становится смерть собрата по цеху.
Виктор Кривулин: "Я начал писать и, оглянувшись вокруг, с удивлением обнаружил,
что смерть Бродского стала как бы инъекцией творческой энергии.
Вдруг начали писать все мои знакомые..".
На смерть самого Кривулина
отозвался уже Володя Бауэр
таким ироническим макаром:
"Вчера отпет Кривулин.
Раком
утащен в мрачную нору...
Над ним кадили, толстобрюхи,
аж три противныя попа...
Семидесятников брадатый
и гладковыбритый кагал.
И Мякишев, как *** с лопатой,
меж них со свечкою стоял.
В союз писак свежепринятый,
тож, вероятно, горевал..."
http://www.stihi.ru/2003/03/03-611

Виктор Леонидович Топоров - пиитной "прихлоп",
способный любого стихослагательного "золотаря"
в два счета размазюкать по стенке,
в сказах Саши Либуркина
присутничает далече, как взаправдашний Олимпной небожитель,
литературной и-нерал
и, для посещенцев артхаусных харчевен,
самая страхнаводящая Гадзила:
"— Ты, Либуркин, Виктора Леонидовича, лучше не трогай, — угрожающе произнес Мякишев, — он и тебя, и любого шлепнет как муху!
— Жень, ты не понял, я Виктора Леонидовича очень уважаю! Честно! Это я так, к слову! — растерянно оправдывался я.
— К слову? — хищно прищурился поэт, — вот и следи за словами!"
http://www.detira.ru/arhiv/nomer.php?id_pub=4435
Именно пред Виктор Леонидычем,
выжидаючи, выстаивают доселе в очереди
всякого рода пиитные вдовы и жены,
своим в-острым как серп каблучком,
мечтаючи войти в гисторию ленинг-адской культурки,
оторвав Топорову ятра:
"Так пишет обо мне в чужом ЖЖ Ольга Кушлина, седьмая или восьмая вдова Виктора Кривулина (на одной из её предшественниц, Наталье Ковалёвой, Виктор Борисович был женат дважды — первым браком и седьмым)..."
http://www.chaskor.ru/article/vybiraya_vyrazheniya_8991
Однако и сам Виктор Леонидыч,
проставивший генерации питерских поэтов
когда-то однозначной диагноз,
пророкно ещё пред нано-президентами
поименовав их "карликами", "лилипутами" и "пигмеями":
"Сегодняшняя - посмертная - ситуация объективно постыдна. Генеральство и маршальство Бродского, отныне пресеклось... Бродский ушел в бессмертие, а бессмертием он - и пожелай этого - поделиться ни с кем не может. Как быть?...
Парадокс же, упомянутый Кривулиным, заключается лишь в том, что "гений смежил веки", а ваших голосов все равно не слышно... "
http://www.vavilon.ru/metatext/ps7/toporov.html ,
как это ни парадоксально,
приснопамятствует и о достославном бытописателе
сего лилипутского междусобойчика
и моем друге Саше Либуркине,
как о настоящем писателе.:
"Не понимаю, с какой стати окрысились борцы за все хорошее на депутата питерского ЗАКСа Виталия Милонова. Демократ первой волны, ученик Марины Салье, личный помощник Галины Старовойтовой, женат на еврейке - и не просто на еврейке, а на дочери писателя Либуркина... Ваш он, одним словом, ваш - и нехер вам его ногами топтать".
http://amorospb.livejournal.com/316369.html

Хоть и уже как добрая четверть столетия минула
с того переломного момента,
как Саша Либуркин
выпал из Егупцовского гнездовища,
а образы местечковых евреев,
причем "от сохи",
сваянные с натуры
его писательским резцом,
рельефны, внушительны и даже монументальны,
всё одно как Мухинская "Рабочий и колхозница":
"А чем тебе не нравится на заводе? А? — запальчиво сказал отец. — Твой дядя Рувим двадцать лет за токарным станком! Шестой разряд! Сложнейшие чертежи читает! Я двадцать пять лет на стройке сварщиком работаю! Балконы варю! А ты, ты какую работу хочешь? О чем ты мечтаешь, сынок? — язвительно спросил он.
— Я хочу читать книги, получать сто рублей и ничего не делать.
— Что? Что? — поперхнулся отец.
— Хочу читать книги, получать сто рублей и ничего не делать, — твердо повторил я"
http://magazines.russ.ru/ra/2010/7/li21.html
Образы же питерских пиитных небожителей,
коим лирический герой Сашиных рассказов
доселе выражает свое неподдельное "признание в любви",
скитальчески слоняются
на страницах Либуркинских сказов,
точно "бледная немочь": они ходульны, лишены "плоти и крови"
и вне сознательного авторского контекста,
карикатурны, причем, местечково карикатурны, как бельцовские "жидове"
из Егупцовских циклов Шолом-Алейхема:
"Вдова Кривулина, Ольга, бросилась мне на шею, и сразу объявила, что она та самая героическая женщина, которой удалось заехать Топорову по яйцам. Я ей ответил, что по таким местам мужчин бить нельзя, но в исключительных случаях - можно..."
http://sasha-liburkin.livejournal.com/10827.html

Добрую треть сказов
питерского писателя Саши Либуркина
занимают обыватели из бессарабской заокраины
Богом забытого
еврейского местечка,
затерявшегося меж Кишиневым и Черновцами,
и после войны органично влившихся
в когорту доблестных "строителей коммунизма":
косая сажень в плечах,
мозолистые кулачищи молотобойцев,
готовых любого антисемита расщёлкать,
как грецкий орех.
И бесконечно, уже в середине 80-х,
проедающие плешь от первого лица лирическому герою:
"И в Израиле, Саша, чтобы жить, надо много работать!"
Саша Либуркин в Петербурге варяг
уже с почти 24-летним стажем,
куда он сам, по его литературному признанию,
"свалил" вместо Израиля,
чтобы и в Питере жить, не работая,
и, полностью отдаваясь юношеской страсти,
внимать пиитной Музе,
освящающих чело питерских небожителей:
"С тех пор, как я живу в Петербурге, мне не раз предлагали стать творческой личностью — поэтом.
— Старик, — много лет назад объяснял мне художник Сережа, стоя у мольберта с кистью в руке, — ну кто ты такой? Не пишешь ни картин, ни стихов. Так нельзя. Ты не интересен людям. Вот написал бы ты какую-нибудь паршивенькую книжку стихов... тогда — другое дело. Тогда ты — поэт. И девушки бы на тебя смотрели, поверь мне, совсем по-другому!
— Саша, — убеждал меня известный поэт-верлибрист, — почему бы тебе не писать стихи? Верлибры — это не трудно. Ни рифмы, ни размера не нужно... Чем ты хуже Насти Денисовой?
— Но ведь у меня нет таланта, — возражал я.
— И не нужно таланта. Просто перечисляй и описывай все предметы вокруг себя. Слова поставь в столбик. И запомни — никаких знаков препинания! У тебя получатся отличные верлибры! Станешь поэтом. Творцом. Дима напечатает тебя в «Воздухе»,
Аня — в «Абзаце», а Даша пригласит на свой фестиваль. И девушки, — тут он взглянул на меня многозначительно, — девушки начнут смотреть на тебя — совсем по-другому!
Несколько лет назад после хорошего обеда в Доме актера поэт Женя торжественно мне предложил:
— Саша, хочешь — я научу тебя писать стихи ямбом! Это просто. Два-три занятия — и ты поэт. В клубе «XL» будешь выступать. И девушки, — добавил он, улыбаясь, — будут смотреть на тебя — совсем по-другому!
— А поэт Любик, — спросил я, волнуясь, — светлый Любик — она тоже посмотрит на меня... по-другому?
— Конечно, — уверенно сказал Женя, — даже не сомневайся.
— Нет, Женя, — ответил я, вздохнув. — Спасибо тебе. Но мне не стать поэтом. Поэтом надо родиться. И девушки тут — ни при чем.
Я не пишу стихи, и об этом совсем не печалюсь. Только иногда, увидев в толпе поэтов знакомое, милое мне лицо, я начинаю жалеть, что не умею писать стихи ямбом."
http://www.promegalit.ru/publics.php?id=1212

6
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20250018/

У доброго моего друга Саши Либуркина   sasha_liburkin
вышла первая книга "Жениться на англичанке".
Саша Либуркин не только замечательный рассказчик,
тусовщик, собутыльник,
завсегдатай артхаусных рюмочных и едален,
подобно Акакий Акакиевичу ещё и канцелярист, и мелкий чиновник,
и в довесок - отец брачной избранницы
и доселе так и некрещеный тесть депутата Виталия Милонова
http://amorospb.livejournal.com/316369.html
Но и, пожалуй, единственный
на весь пиитно-питерской бомонд - слышатель и слушатель:
"Поэтов в Питере - пруд пруди, а слушатель у нас только один!"
И, самое главное, в отличие от комплиментарных критикес,
Либуркин ежели правду-матку врежет, так мало не покажется.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20250056/
Александр Григорьевич Либуркин - трудный талант:
он пишет всегда с натуры,
не умеет при этом присочинять и привирать.
В отличие от писательской шатии-братии,
писательство ему дается мучительно
и упобляется им самим
катанию в гору Сизифовых камений.
Вот, для примеру,
последний Либуркинский рассказ
на весьма болезную для него, церковную тему - "Паломники",
и я сам тому свидетель -
давшийся ему с превеликим понуждением:
http://sasha-liburkin.livejournal.com/64046.html