Вчитываться в стенограмму заседания Священного Синода РПЦ
от 30 июля 1968 года с разбором дела епископа Ермогена Голубева -
занятие не для слабонервных.
И не только потому, что это вовсе не братский диалог
равных по благодати епископов,
а суд Линча, где, в качестве жертвы,
выступает исповедник правды Христовой,
радетель о подлинном благе Церкви,
а в качестве его палачей -
синодальные деспота-волчата,
из кожи вон лезущие
лишь бы засвидетельствовать свою лояльность
пред своим, как бы незримо в кабинетце Чистого
председательствующим Хозяином - богоборным Кесарем.
Митрополит Филарет Денисенко: "Неужели архиепископ Ермоген не понимает, что он наносит вред нашей Церкви. Мы ездим заграницу и знаем, как раскольники поднимают на щит архиепископа Ермогена и его писания...
Митрополит Алексий Ридигер: "В течение 50 лет церковные раскольники и всякого рода русские политиканствующие эмигранты, не признающие Матери-Церкви, придумывают любые версии, чтобы оправдать свое пребывание вне Матери-Церкви. И когда архиерей Русской Православной Церкви говорит, что епископ неканоничен, а раз так, то и Церковь неканонична и безблагодатна, это как раз то, что нужно раскольникам: "Вот почему мы не с Московским Патриархом".
http://krotov.info/acts/20/1960/19680730.htm
Но из сего документа 45-ти летней давности
становится понятным и другое:
что точка невозврата к соборным положениям 1917-18 годов
уже пройдена,
и младые тогда "святители Божии",
из рук афеисткого Владыки
стяжавшие ярлык на управление церковным гетто,
в деспотный междусобойчик
будут делегировать только себе подобных:
идеальных советских людей -
временщиков, без лица и без чести...

Июнем 1990-го года следует помечать
зачало Синодальной борьбы супротив неуправляемой
церковной соборности,
прямо пред изумленно деспотными очами в те дни
выродившуюся в казачью вольницу.
Поместный собор лета 1990-го,
избравший митрополита Ленинградского и Новгородского
на патриарший стол,
дался Алексию Ридигеру
великим эмоциональным перенапрягом и душевным испугом.
Архимандрит Агафангел Догадин из Старой Руссы
и участник тогдашнего Поместного собора
рассказывал мне о том,
как трижды за те всего лишь два соборных дня
митрополит Алексий Ридигер
был близок к состоянию инфаркта:
шесть раз Его Высопреосвященство
кололи прямо через рясу,
а в ночь с 7-го на 8-го июня
Алексий Ридигер пролежал под капельницей.
Причиной того архипастырского болезнования
стало не только закулисное интриганство
двух враждебных претендентов
на патриарший стол - Филарета Денисенко и Питирима Нечаева,
но и появление на соборе
прытких и бойких протопопов,
явственно манипулировавших
своими престарелыми и малодушными владыками.
Именно с подачи такого протопопа,
архиепископ Могилевский Максим Кроха
предложил, по примеру Поместного Собора 1917 года,
избрать Патриарха жребием из трех кандидатов.
А волгоградский деспота Герман Тимофеев,
подзуживаемый своим попом,
поднял вопрос о канонизации новомучеников,
что и вовсе напугало вновь избранного патриарся -
не ко времени и слишком преждевременно.
А ещё более "дикой", по выходкам,
оказалась прыткость соборян-мирян -
с требованием к собору
осудить печально знаменитую декларацию Сергия Страгородского
и насовсем отказаться от экуменизма...

Из уст двух епископов мне удалось слышать
хоть и приватное, но вполне однозначное суждение,
что решения поместного собора 1917-18 годов
были "ошибочными" - это уста митрополита Алексия Ридигера
и уста митрополита Иоанна Снычева.
Их и представления о порядках
на епархиальном крепостном дворе
сводились к единому воззрению:
хороший барин завсегда свою скотинку милует.
А ежели вдруг барин окажется самодуром
иль наемником, иль волком в овечьей шкуре?
Удалось мне застать ещё и старого пошибу духовенство,
трезво различавшее жизнь и судьбу,
выпестованную за колючей проволокой, с порядками, как на зоне,
или ту же поповскую жизнь,
но уже без уполномоченного и деспоты-каннибала.
Посему и переживало оно
церковно-крепостное право,
как свою личную драму.
Нынешняя генерация духовенства уникальна:
точно бройлерные цыплята,
они по-скорому взращёны
на скотском хуторе
и при своей тотальной безотцовщине
даже сказ про свое собственное "выгорание" починают,
как малолетки, урожденные в колонии строго режима: без начала и конца.
Рожденному в неволе век свободы не видать...