Два века с самого дня своего заложения
Петербург - "Петра творение" -
вызывал у сидельца из родимой сторонушки
стойкий приступ духовенной анорексии
и тревожливые апокалипсные предчувствия:
"Петербургу быть пусту!".
И не только у православного гегемона,
но и у творцов сребряновекнаго декаданса:
"Смерть России - жизнь Петербурга,
может быть, и наоборот, смерть Петербурга - жизнь России."
http://az.lib.ru/m/merezhkowskij_d_s/text_0200.shtml
Пугала Северопальмирская столица
русского постояльца, скорее всего,
как своей природной инаковостью - иночеством,
так и своей немчурно-чухонской инородностью:
что ни говори, а Петербурх
и по прозванию своему - "нямецкий город".
В 1944-м, на "пиру победителей",
к Ленинграду, каковой гегемона уже советского
перестал дивить своим чужеродством,
присоседили град-призрак:
без единого чухонского обывателя,
но с самой настоящей шведской крепостию - град Viipuri...
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post16412717/

Когда череда белонощных гостей,
уже в десятый раз выгуливаемая дедусей kalakazo
по Златому треугольнику,
изрядливо успевает осоловеть
и от гламурного Петербурга,
и от новодельных красот Петергофа и Царского села,
в качестве кисло-горьковатой конфетки
предлагаю навестить Wiborg-Viipuri - бывший шведско-финский городок
на уже приграничном выезде
из "окошка в Европу".
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post16412035/
Его обшарпанные фасады,
уличное неглиже,
"засранность" его парадных
и руины от второй мировой
мелькают в фильме Андрея Звягинцева "Возвращение",
какой удачно и использовал Выборг
в качестве задника
для печальственной повести
об вечно отечьей непрухе.
Возвращаюсь туда же и я,
чтоб додумать и договорить то,
что почему-то никак не домыслить и не выговорить
на питерских першпективах...
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post16412038/

А под утро с дедулькиным Вяйнямейнен
навещаем другого старца,
на фоне утрянней зари
всё одно что обращающегося в тень,
маршала Торгильса Кнутссона
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412035/.
Вяйнямейнену в прошлом годы отрывали пальцы,
Торгильсена в 1948-м
"по просьбе трудящихся",
как швецкого завахватчика и завоевателя,
с пьедестала свергли,
55 годков валяли и пылили
в застеночной пыли,
а когда в 93-м
на старый пьедестал возвернули,
тут же в нощи оторвали у него шпагу.
Что делать, не везёт старику:
при жизни
"Его посадили на лошадь, притом
Ноги связав под ее животом,
Чтобы затем не следить уж в ночи,
Не удалось ли ему соскочить...",
и в Стокгольме уже казнили,
доблестному рыцарю,
по приказу Биргера,
усекнув честную главу,
так уже и в бронзовом обличии
его норовят беднягу всё допинать
http://www.vbrg.ru/articles/istorija_vyborga/torgi...n/sudba_rytsarja_i_pamjatnika/.
Сам я в таком раскладе,
меж двух изваяний,
тоже чувствую себя медным истуканом,
коего для потехи и развлечения публики
устаканили посередь ярморочной площади,
и кому, как к Шемякинскому Петруше,
барышни норовят
брякнуться на коленки
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post10145676/...

Семь лет уже минуло,
как старый друже мой,
дедулькин Вяйнямейнен,
уподобляясь древняму Харону
Стиксовыми водами
перевёз меня первый раз
на Остров мёртвых
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16624788/.
По крутизне, кряхтя да охая,
взбирались мы тогда
ко храму святому
и, созерцая надсосенный вечный покой,
долго всё ещё
не могли прийти в себя.
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16624732/
А когда стали оглядываться,
обнаружили осколки гробниц
и потревоженный прах усопших
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16624712/.
Некто методично рыл здесь и подкапывал
в поисках земных сокровищ
и там, где не помогала кирка или лопата,
долбя баронские и княжеские надгробия молотом,
заботливо оставлял на память о себе
свидетельства своего
исторического здесь нахождения
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16624713/.
Убелён сединами старче Вяйнямейнен,
сотни лет странствует
по городам и весям своей суровой Отчизны,
много чего удосужился пережить и выстрадать,
видывал на своём веку
и глад, и мор,
а о таком святотатственном бесчувствии
почему-то даже и не слыхивал
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16624733/...

Присоседившись к Монрепо,
первым же делом спешу
навестить старика Вяйнямейнена:
"Наконец мы увидались,
С двух сторон теперь сошлися!
Редко мы бываем вместе,
Редко ходим мы друг к другу
На пространстве этом бедном,
В крае севера убогом"
http://www.kalevala.ru/songs/song1.shtml#1
Одно у дедулькина осталось в жизни утешение:
вести неторпные беседы
с каменным гостем, прислушиваясь
к его раскатистым мудрованиям:
"Никогда, народ грядущий,
не давай детей родимых
глупому на попеченье,
чужаку на воспитанье!
Тот, кто дурно был воспитан,
был неверно убаюкан,
тот вовек не поумнеет,
мудрость мужа не постигнет,
даже если возмужает,
если телом и окрепнет!"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412704/.
Откупорив бутылочку красного сухого,
угощаемся из черненных,
сребряных кубков
и нёбном послевкусии,
глядючи на остров влюбленных и живых,
долго-долго молчим.
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412706/
Бог раньше предавался молчанием,
нынче он предаётся болтовнёю о Нём -
несмолкаемым подчас монологом
церковных Наркисс Наркисычей,
с непременной моралитетной банализацией
и убогим желанием оправдать
любой беспредел,
творимый в земной церковности:
"Что поделать, - внезапу глаголет старче Вяйнямейнен, -
что делать, друг мой: "богословие поповских сынков" -
и есть школа афеизма"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412705/...

Сам я к Монрепо привык добираться
к часам семи утра,
три часа до этого
прокрутив педали
на своей утлой велоколеснице:
к святому месту всегда пешешествовали,
так и я, пускай и по лености своей,
продираюсь через хоть и махонькую,
но инициацию собственного труда и пота.
Те, кто так и "не увидел Монрепо",
чаще всего наезжают туда в лимузинах,
охаючи да со вздохами
отдирая на выходе
от сидений
своя филейныя места.
Потому-то и случаются
с моими "не читательницами"
разочарования в самых,
что ни на есть святых местах,
где всего в четырёх часах лёту
отстоит от них святой Иерушалайм,
куда раньше хаживали порою
за два года.
А там их погружают в автобус,
и начинается китчевого рода катавасия:
"Въехали на Фавор, вышли, спели тропарь,
приложились - дальше поехали".
Как-то мне сам Виссарион - сибирский "Сыне Божий",
показывал видео о своём посещении Святой Земли,
где целый час видеокамера
следовала за ним,
облачённым в домотканной хитон
и на босу ногу в плетёныя сандалии,
как он со своими "апостолами"
карабкался по каменьям
на крутизну святого Фавора.
После этого случилась
нощь, провёденная ими на вершине
у кострища из трещащих сучьев,
и вдохновенная,
при полощущихся огненных всполохах,
речь самого "Иисуса Новаго".
На уровне элементарной эстетики
это и правда "звучало",
в то время как рассказы
о самоличном пребывании
в пятизвёздном отеле
церковных туристов,
в ту же самую нощь,
казались постуком суховатой палки
в глуховатый тын...

Монрепо и рождался под
замыслом искусной десницы
как пиитной оазис,
крещён был в "бурю и натиск"
немецкого романтизма,
чтобы прорасти впоследствии
переплетениями русского модерну
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16589351/.
Именно здесь грезил и молился
отец русского серебряного веку
Владимир Соловьёв:
"Серое небо и серое море
Сквозь золотых и пурпурных листов,
Словно тяжелое старое горе
Смолкло в последнем прощальном уборе
Светлых, прозрачных и радужных снов"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16589350/ .
Здесь "додумывал то, чего невозможно додумать в Петербурге"
и другой странник и бесприютной пилигрим
Осип Мандельштам,
именно в Выборге "надумав"
принять крещение в епископально пресвитерианскую веру:
"Я причалил и вышел на берег
седой и кудрявый;
И не знаю, как долго,
не знаю, кому я молился…"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16589355/ .
Звонче всех выборгские брега
воспел, конечно же, Вадим Гарднер -
имя напрасливо забвенное:
"Люблю я шум прохладного прилива
И пену волн и ветра дикий вой
Громады туч несутся горделиво
Волна бежит и в камень бьет крутой
Поклон дерев люблю, песок зыбливый
И острый след, оставленный волной
И грома треск, блеск молньи торопливый,
Поток дождя с его густою мглой -
И корни ольх, поднятые водою,
И качку лайб то носом, то кормою,
Люблю твой гул, живительный прибой!
Ты мне мила, суровая природа
Финляндии, страны моей родной —
Сосна, гранит, на море непогода"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412706/.
Но самыми загадочными остаются стихи -
то ли видение, то ли наваждение,
то ли безуспешная попытка бегства
от собственной страдальческой судьбы -
Анны Андреевны Ахматовой,
вышедшие из-под её пера в марте 1940-го,
в ночь штурма советскими войсками Выборга:
"Прямо под ноги пулям,
Расталкивая года,
По январям и июлям
Я проберусь туда…
Никто не увидит ранку,
Крик не услышит мой,
Меня, китежанку,
Позвали домой.
И гнались за мною
Сто тысяч берез,
Стеклянной стеною
Струился мороз.
У давних пожарищ
Обугленный склад.
«Вот пропуск, товарищ,
Пустите назад…»
И воин спокойно
Отводит штык.
Как пышно и знойно
Тот остров возник!
И красная глина,
И яблочный сад…
О salve, Regina! -
Пылает закат.
Тропиночка круто
Взбиралась, дрожа.
Мне надо кому-то
Здесь руку пожать…
Но хриплой шарманки
Не слушаю стон.
Не тот китежанке
Послышался звон"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412679/...

Сколько не посылал в Монрепо "проветриться"
поколение "младое и незнакомое"
в надежде, что там-то они
от своей хандры и тесноты душевенной
возьмут, да и выпростаются
аки от лягушачьей шкиры,
взбодрятся от своей анемичной истомы,
посылал, но всё с одним и тем же "успехом"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412691/ :
проснувшись к полудню
и ещё несколько часов размаиваясь и очухиваясь
уже от полуденной и
снова сон навевающей одури,
они до чудесного сада
добирались уже когда
совсем начинало смеркаться
и, побив свои ноженьки,
обежав всё и вся
и намесив на лесных дорожках
изрядственно грязи,
дедулькину kalakazo
старались потом ещё и выбурчать,
что ничего они там вовсе и не увидели,
"и чо там, собственно, и смотреть-то и было?!"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435940/
Ещё как-то понятно,
когда не довольствуются
вечно нашенской,
отечей несправедливостью
или кляпом, вбитым в уста,
пытающиеся проглаголать,
или смирительной рубашенцией,
в какую очередной раз повязан Мастер,
но когда сам мир Божий
и остатки Божьего Эдема
на этой матушке-землице
вызывают апатичное отторжение,
то только здесь начинаешь догадываться,
какой же ты сам
на этом белом свете,
на самом-то деле,
вырожденец и ретроград
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435827/.
Романтика былого
явственно нынче не в моде,
и среди крепчающего,
постмодерного, на улице морозу
она сама по себе,
вместе с "ностальгией по настоящему",
взяла да и выпала из иерархии ценностей.
А клиповое "молодёжное" сознание,
если чего и лишено напрочь,
то именно начал "созерцательного деяния",
того самого "блаженного ничегонеделания",
чему я сам всю свою сознательную жизнь
и норовил научиться
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412705/...

Ежели и созидалось Монрепо
трогательно бережливой к
угрюмой финской природе
рукою его творца
барона Андрея Львовича Николаи -
учителя Павла Петровича
и при его восшествии на престол -
Президента Академии наук,
то, прежде всего, как ковчег спасения
"от петербургской клоаки",
как убежище от придворной суеты
и будуарных интриг,
как место отдохновения
от житейских волнений,
алчного тщеславия
и непременно дворцового двуличия
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16589094/.
Жажда стать изысканной закорюкой
на полях тиснённого в кожу фолианта,
превратиться во всеми позабытую маргиналию,
бежать из шумной столицы -
роднит Андрея Львовича
с первохристианскими
анахоретами и отшельниками
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412708/.
Отпросившись у Александра Павловича в отставку,
Андрей Львович последние 17 лет своей жизни,
как и подобало осъмнадцатого века "просветителю",
отдаёт писательству, пиитству, музицированию, молитве.
Ближе всего в Евангелии
его католическому сердцу
был Апокалипсис
и жил он профетичными предчувствиями
конца культуры и гибели непреходящих
для него ценностей.
И надобно было иметь
взаправду пророкное дерзновение,
близкое к именно апокалипсной апофатике,
чтобы семейную усыпальницу -
родовое кладбище,
вынести на вершину отвесной скалы
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435904/.
Когда на "острове мёртвых" поднимаешься
в то небесное запределие -
ближе к звёздам -
среди вырубленных в базальте саркофагов,
гнёзд, свитых чайками, и их всполошного вскрику
и рождается явственное ощущение,
плывущего среди волн,
в новом всемирственном потопе,
ковчега спасения
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435897/...

Будь моя воля, именно Монрепо
я бы прописывал вместо антидепресантов
всем малодушным и унывающим,
надорвавших себя соблазнами больной культуры
и не менее болезной церковности:
и на светском мире, и на духовном -
всё таже печать кича и постмодерного микса,
с тем подчас дегенеративным смешением стилей,
каковым и стараются мнозии
лечить свою душу,
и от какового в ещё более
умопомрачительную скорбь
и впадают.
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412678/
Не ведаю, что более водевильней -
домашнего разливу православье
с его барочной подтанцовкой духовенства
вкруг своего деспоты
под оперное солирование Божественной литургии
и поповскими жалобами:
"Так много служб, что даже и помолиться некогда"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16601663/
или же истинно-православнутая ему альтернатива
со столь же духовным амикошёнством,
где в качестве параликтых протезов
Вам предлагается "полное соблюдение устава" и
"непрестанная Исусова молитва"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16526983/?
Душа же моя, друзи моя, просится на воздух - в Монрепо,
от миссионерского нарциссизма,
от богословствущей болтологии
и верчения церковного маховика
во имя кого угодно,
опричь самого Господа...
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435980/

Мой столь долговременной роман с Выборгом
был бы может и невозможен,
ежели бы не было к сему городку
увязано ещё и небожительное Монрепо
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435822/.
Столь весьма моему болезному вкусу,
боящемуся прелюбой фальши,
всегда претила всякая декартовская
соразмерная правильность
и вымученная першпектива
рисованных на ватманском листе
соразмерной архитектуры
надуманных парков -
своего рода земных представлений о рае,
как французских, с их банальнейшей,
стриженной под ромбы и кубы, симметрией,
так и англицких, похожих на настоящий лес,
но для придания им "естественности",
с неимоверным усилием порою
сотен и сотен работных рук:
всё одно, что десница то скульптора,
вырубающая из лесной чащобы "всё лишнее".
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435944/
В Монрепо баронов НиколаИ всё иначе:
два-три классичных штриха -
как добавление к проросшей сосною,
нетронутой резцом скальной породе -
и возникает явственное для художного глазу
представление о гармонии
дел рук человеческих
с сотворённым, для одной только красоты,
Самим Господом Богом
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435973/...

Выборг уже советские войска
ещё брали дважды: в 1939-м обстреляв
собственных же пограничников
и 30 ноября, ровно 69-ть лет назад,
двинув на Карельский
полумиллионную орду -
2 289 танков против 29 финских
и потеряв в ней убитыми и обмороженными
333084 солдатика
http://www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter4_8.html
против 67000 прямых людских потерь в финской армии
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0%B8%D0%BC%D0...%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0.
И ещё раз брали Выборг уже в 1944-м,
бомбя и утюжа сей городок-крепость
из 5,5 тыс гаубиц
на протяжении без прерыву 10 часов
и потеряв на стремительном штурме
какую-то "малость" - всего 30000 солдатушек
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412036/.
За что генерал Говоров,
столь мизерной ценою,
пускай и безутешных "вдовьих слёз",
и получил тогда на погоны
маршальские звёздочки
http://www.hrono.ru/sobyt/1900sob/1944vyborg.html .
В 45-м стали завозить в погорелой город
переселенцев из русской глубинки:
из Рязанщины, Смоленщины
скабарей и курян,
начав обживать инородную нам чужестранщину
с абсолютно чистого листа
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412707/.

"Мы "победили", а они живут", -
не без горечи выдавила из себя
выборжанка 45 году призыву,
провожая в самом начале 90-х
нарядную стайку, ни с того ни с сего
объявившихся у них
до этого "закрытом" городе,
бывших хозяев.
После уже более 60-ти лет
достославного хозяйничания на Карельском перешейке
русского Вани,
выборская часозвонница,
всё также, как и в 45-м, зияет
через снарядный провал
в стене кафедерального собору.
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412037/
Провалами оконных глазниц
здесь смотрятся, уже как второе десятилетие,
и расселённыя от коммуналок
дома северного модерну.
На градских декорациях старого Выборга
вполне можно бы снимать
вторые "Взятие Берлина" или "Падение Кенисберга"
или вполне успешно экранизировать
Пушкинский "Пир во время чумы"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412738/ .
Чтобы избавить сей городок
от завшивленности и всё ещё совковой зачуханости,
существует лишь единственный вариант,
в каком следовало бы навсегда возвернуть его финнам
и через два три десятилетия
снова его победно "ослобонить"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412740/.
Василию Осиповичу Ключевскому,
после европейских "мой дом - моя крепость",
русские селения напоминали
кочевой табор, остановившийся среди лесу
на едину токмо зимовку.
Выборг - это всё те же таборные скифы,
с теми по-блоковски "с раскосыми глазами",
которым сбрендило почему-то
вместо привольного поля
взять да и осесть в средневековом граде,
превратив его одновременно
и в стойло, и стойбище,
и где остановившись на ночёвку
у гостеприимного хозяина,
можно опосля бессонной нощи,
по-чеховски резануть ему:
"А Вы, сударь, печенег!"...

Viborg-Viipuri-Wiborg-Выборг -
маленький уездный городок
на краю Ленинградской области,
единственный на всю Россию
хранящий в своих булыжных мостовых
память ганзейской Европе.
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16435978/
Швецкая, когда-то в неприступье своём крепость,
где закованыя в латы и засупоненныя в броню,
правдоть, почему-то безлошадные лыцари
со всех российских окраин,
на рыцарском же фестивале
машутся нынче совсем порой по-настоящему коваными,
булатной стали, мечами
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412737/ .
Иногда до моего острава слуха
доносится трёхэтаженной русский мат
петровых бравых солдатУшек-ребятУшек,
как и положено на русский авось
бравших это неприступье на абордаж
и почём зря полагавших здесь свои животы
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412721/:
в 1706-м Петруша здесь самолично
игрался в войнушку,
по-нашему, по-отечьи,
солдатушек вовсе не жалеючи
и отступая в полном для него бесславии,
и токмо в 1710-м
взяв наконец-то крепость измором.
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412720/
Так и выстаивает нынче Пётр Алексеич,
задницей опираючись о лафет,
всё ещё оглядуя окрестности алчущим взором:
"Итако чрез взятие сего города
Санкт-Петербургу конечное безопасение получено".
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412719/
По подсчётам Павла Николаевича Милюкова,
бывшим не только лидером партии кадетов
и министром иностранных дел
во Временном правительстве,
но и известным русским историком,
Петровские реформы обошлись
"поднятой на дыбу" матушке России,
потерей 30% этнического русского населения
и полным для России разорением.
Вглядывается нонче в Выборг и дедулькин kalakazo ,
почесывая свои три ветхие волосины:
"Нечего сказать - хорош орешек,
может и стоило за него положить
столько дармовой
русской силушки?"
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16412717/

Добрую треть сказов
питерского писателя Саши Либуркина
занимают обыватели из бессарабской заокраины
Богом забытого
еврейского местечка,
затерявшегося меж Кишиневым и Черновцами,
и после войны органично влившихся
в когорту доблестных "строителей коммунизма":
косая сажень в плечах,
мозолистые кулачищи молотобойцев,
готовых любого антисемита расщёлкать,
как грецкий орех.
И бесконечно, уже в середине 80-х,
проедающие плешь от первого лица лирическому герою:
"И в Израиле, Саша, чтобы жить, надо много работать!"
Саша Либуркин в Петербурге варяг
уже с почти 24-летним стажем,
куда он сам, по его литературному признанию,
"свалил" вместо Израиля,
чтобы и в Питере жить, не работая,
и, полностью отдаваясь юношеской страсти,
внимать пиитной Музе,
освящающих чело питерских небожителей:
"С тех пор, как я живу в Петербурге, мне не раз предлагали стать творческой личностью — поэтом.
— Старик, — много лет назад объяснял мне художник Сережа, стоя у мольберта с кистью в руке, — ну кто ты такой? Не пишешь ни картин, ни стихов. Так нельзя. Ты не интересен людям. Вот написал бы ты какую-нибудь паршивенькую книжку стихов... тогда — другое дело. Тогда ты — поэт. И девушки бы на тебя смотрели, поверь мне, совсем по-другому!
— Саша, — убеждал меня известный поэт-верлибрист, — почему бы тебе не писать стихи? Верлибры — это не трудно. Ни рифмы, ни размера не нужно... Чем ты хуже Насти Денисовой?
— Но ведь у меня нет таланта, — возражал я.
— И не нужно таланта. Просто перечисляй и описывай все предметы вокруг себя. Слова поставь в столбик. И запомни — никаких знаков препинания! У тебя получатся отличные верлибры! Станешь поэтом. Творцом. Дима напечатает тебя в «Воздухе»,
Аня — в «Абзаце», а Даша пригласит на свой фестиваль. И девушки, — тут он взглянул на меня многозначительно, — девушки начнут смотреть на тебя — совсем по-другому!
Несколько лет назад после хорошего обеда в Доме актера поэт Женя торжественно мне предложил:
— Саша, хочешь — я научу тебя писать стихи ямбом! Это просто. Два-три занятия — и ты поэт. В клубе «XL» будешь выступать. И девушки, — добавил он, улыбаясь, — будут смотреть на тебя — совсем по-другому!
— А поэт Любик, — спросил я, волнуясь, — светлый Любик — она тоже посмотрит на меня... по-другому?
— Конечно, — уверенно сказал Женя, — даже не сомневайся.
— Нет, Женя, — ответил я, вздохнув. — Спасибо тебе. Но мне не стать поэтом. Поэтом надо родиться. И девушки тут — ни при чем.
Я не пишу стихи, и об этом совсем не печалюсь. Только иногда, увидев в толпе поэтов знакомое, милое мне лицо, я начинаю жалеть, что не умею писать стихи ямбом."
http://www.promegalit.ru/publics.php?id=1212

6
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20250018/

У доброго моего друга Саши Либуркина   sasha_liburkin
вышла первая книга "Жениться на англичанке".
Саша Либуркин не только замечательный рассказчик,
тусовщик, собутыльник,
завсегдатай артхаусных рюмочных и едален,
подобно Акакий Акакиевичу ещё и канцелярист, и мелкий чиновник,
и в довесок - отец брачной избранницы
и доселе так и некрещеный тесть депутата Виталия Милонова
http://amorospb.livejournal.com/316369.html
Но и, пожалуй, единственный
на весь пиитно-питерской бомонд - слышатель и слушатель:
"Поэтов в Питере - пруд пруди, а слушатель у нас только один!"
И, самое главное, в отличие от комплиментарных критикес,
Либуркин ежели правду-матку врежет, так мало не покажется.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20250056/
Александр Григорьевич Либуркин - трудный талант:
он пишет всегда с натуры,
не умеет при этом присочинять и привирать.
В отличие от писательской шатии-братии,
писательство ему дается мучительно
и упобляется им самим
катанию в гору Сизифовых камений.
Вот, для примеру,
последний Либуркинский рассказ
на весьма болезную для него, церковную тему - "Паломники",
и я сам тому свидетель -
давшийся ему с превеликим понуждением:
http://sasha-liburkin.livejournal.com/64046.html

"Литургия ZERO" - премьера на сцене Александринского театра,
переложение для театра А.Завьялова и В.Фокина
по роману Федора Михайловича Достоевского "Игрок",
режиссер-постановщик Валерий Фокин.
Ещё одна долгожданная и долго вымучиваемая премьера,
с претенциозным и для церковного уха
несколько скребуще кощунным наименованием.
Бедный театр (как театр на Васильевском)
скотопатоложной страсти
может себе позволить убожное представление,
богатый театр - может шикануть
ещё накануне феатронного глума
и лазерной инсталляцией.
Сам я не поклонник
спешно и впопыхах надиктованного Федор Михалычем
романа "Игрок", он же "Рулетенбург",
и совсем не любитель каких-либо игр,
даже компьютерных или спортивных.
Посему и на самих феатронных подмостках
соборно разыгранная страсть к рулеточным игрищам
и подъятая буквально до литургического размаха,
кроме зевательной скуки
у меня ничего вызвать не могла.
В зрелище нет масштаба,
поскольку нет в нём заглавного питерского бренда -
великого игрока Федора Достоевского:
ведь о себе же, а не о других писал
именитый игрок в рулетку,
а игра "на разрыв аорты"
молодых актеров
впечатлить не способна.
Скуки, но до появления в кресле-каталке "бабушки" - Эры Зиганшиной.
Здесь-то дорогой, но за душу никак не берущий,
на формальных приемах
выстроенный спектакль
вдруг ожил и засветился
человеческим теплом.
Вот что значит для уныло-пафосного псевдореализма
присутствие в нем актрисы старой школы
и по-настоящему драматического масштаба...

"Гамлет" на сцене Александринского театра
в пересказе Вадима Леванова,
режиссер Валерий Фокин.
Вполне возможно, мои современницы
ещё дождутся "нового времени",
когда сей спектакль признают "окном в Европу",
соорудят о нём десяток-другой ученых талмудов,
разберут его на цитаты,
возведут его в ранг школярного эталона.
А имя самого маэстро Фокина -
"эффективного менеджера в эпоху кризиса" -
облекут в тогу "спасителя Отечества".
Фокинский "Гамлет" - это и гвоздь в крышку гроба
отечей классической культуры
и однозначная "точка невозврата",
когда уже завтра
никогда не будет ни старой Александринки,
ни старого русского театра.
Со смертью психологического театра -
этого последнего прибежища
для отечего гуманизма,
фокинским мистериям
предстоить стать лекалом,
по какому уже столь успешливо
и ваяется новая Россия:
с зловеще карикатурными статистами
на государевой сцене
и русской историей,
все более смахивающей
на перфомансный комикс...

"Гамлет" на сцене Александринского театра
в пересказе для Митрофанушек Вадима Леванова,
режиссер Валерий Фокин.
Спустя год после премьеры
спектакль остается всё тем же
полуторачасовым перформансом,
ожившим (вроде "Города грехов") черно-белым комиксом.
Как и полагается то
в художестве для "взрослых деток" -
с картонными героями,
психологическим примитивом
и непременными (для дубоголовых - вдруг не поймут) -
ещё и подсказами:
вот этот герой - "хороший", а этот - "плохой".
Фокинский "Гамлет" удосужились посмотреть
все первые лица государства,
сподобились наития "восхищения"
и самого Валерия Владимировича,
аки манной с небес,
сдобрили обильными бюджетными преференциями,
на кои и должна вскорости быть построена
вторая сцена Александринки,
а при ней - мирового масштабу -
театральная школа,
где, очевидно, и будет он учить племя младое,
как надобно нам,
оставляя за собой пустыню,
реорганизовать феатронный рабкрин...

Нигде, пожалуй, как только в Александринке
можно нынче узреть отверстыя врата адова
и Фаустовы борения - спор между Богом и дьяволом
за художную душу творца.
В "Ксении" Валерий Фокин сцену обращает в храм
с набатно звяцающими колоколами
и вызывет из мистериального небытия
ещё и апокалипсны видения:
Нева, Фонтанка, градские каналы взбухают
от людской кровушки,
конь Блед со всадником по имени Смерть
скачет над градом-призраком и
всем нашим несчастным отечеством,
а сама блаженная Ксения
объявляется в удавочной очереди пред Крестами:
"Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград...
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случилось с жизнью твоей.
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своей слезою горячею
Новогодний лед прожигать..."
http://anna.ahmatova.com/tvorchestvo/rekviem.htm
Ксения зовёт стоящих с передачами дамочек и баб к покаянию,
а вместе с ними и весь народ,
и, кажется, всего шажочек
вот-вот остаётся до всеочистительного преображения,
но жаждаемого катарсиса всё одно не наступает:
Смерть уходит в храмовый проём,
забирая Ксению с собою,
с визгом и скрежетом
вслед опускается железный занавес,
похожий на гаражныя жалюзи,
без надежды на какой-нибудь просвет,
тушится свет и спектакль завершается
в неожиданно полной и гнетущей тьме...

"Ксения. История любви" - премьера Валерия Фокина
на сцене Александринского театра.
Шесть лет уже, как сцена Александринского театра
заполонилась Двойниками, людьми из подполья,
мёртвыми душами и живыми трупами.
Петербурх Николай Васильевича и Фёдора Михайловича,
с его призраками и фантонами,
Носом разгуливающим отдельно от своего хозяина,
блеском и убогожливой куртизаностию Невской першпективы,
двойничеством и подполием
оказался для Валерия Фокина сродственным и
соприродным даже самим его творческим исканиям.
"Двойник" по мотивам повести Фёдора Достоевского,
задумывался Фокиным как мистериальный диалог
подспудных начал его собственной души,
способный воплотиться въявь на театральных подмостках
только через двух, именно "его актёров" -
Виктора Гвоздицкого и Алексея Девотченко:
только им был подстать "дуэт
болезнующей души со своим подделачным отражением.
Для Валерия Владимировича всегда остаётся значимой тема
личностной аннигиляции,
утраты собственнаго лица и подмены себя Никем,
шизоидности и явственного раздвоения самого социума,
накладывающего на каждого из нас личину,
неизбежно прирастающую к нашему настоящему лицу,
так что история любого из нас - это неизбежно
очередное превращение живаго в симулякрственнаго мертвеца.
Точно каждый из нас по молодости вступая в "общество"
проходит в той взрослой жизни
и добровольную ампутацию души и
и судьбоносную стериализацию духа..."
http://kalakazo.livejournal.com/186810.html
Однако Виктор Гвоздицкий, с его даром
к инфернальной изнаночности,
вскорости сгорел,
не донеся театральной ноши и до 53 лет своего бытия,
а с Алексеем Девотченко Александринке Валерия Фокина
пришлось расстаться,
по причине выпадения
под влиянием зелёного змия
в коматозныя состояния...

"Ксения. История любви" - новая премьера
на сцене Александринского театра.
Роман Валерия Фокина с Александринкой начался в 2002-м
в качестве приглашённого режиссёра,
с возобновления им феерической и несколько эпатажно хулиганистой
Меерхольдовой версии гоголевского "Ревизора".
После почти двадцатилетней агонии
главного театра бывшей Российской империи,
при крепостническом владычестве им в 70-80-х Игоря Горбачёва
и ещё десятилетия постперестроечной лихорадки,
в театре появился наконец-то волевой режиссёр
с собственным лицом,
сумевший в одном спектакле занять
всех народных и заслуженных.
И актёры Александринки
сами вроде как попросили Валерия Владимировича
стать их Карабас Барабасом.
Получив от всевластных московитов назначение,
Валерий Фокин привёз для затравки
свой московский спектакль "Арто и его двойник":
зрители сидели за ресторанными столиками на самой сцене,
а между ними ходил Антонен Арто -
покойный уже ныне Виктор Гвоздицкий,
с напоённым шприцем в руке
и чопорным англичанам (участникам не помню уж какой
международной театральной конференции)
услужливо предлагал вколоть дозу героина.
В конце театрального лицедейства
уже вконец развоплощённый
великий созидатель "театра жестокости" Антонен Арто,
разрывая путы смирительной рубахи,
неистово штурмовал клетку психиатрической лечебницы,
словно пытаясь разорвать путы самого бытия
в жажде вырваться на самую последнюю
и окончательную для души свободу.
Спектакль бил ключом по голове,
да и обращение Валерия Владимировича к Арто
показалось мне тогда явственно неслучайственным.
Пришибленный увиденным,
я из Александринки приплёлся домой
и первым делом развернул манифест Антонена Арто,
впоследствии, как известно, Жаком Деррида обозванного
отцом грядущего постмодернизма:
"Искусство не является подражанием жизни,
но сама жизнь — это подражание некоему трансцендентному принципу,
в контакт с которым мы вступаем благодаря искусству...
Нельзя продолжать беззастенчиво профанировать саму идею театра.
Театр что-то значит лишь благодаря магической,
жестокой связи с реальностью и опасностью.
Театр невозможен без определенною элемента жестокости,
лежащего в основе спектакля.
В том состоянии вырождения, в котором все мы пребываем,
можно заставить метафизику войти в души лишь через кожу".
"Да, - подумалось мне тогда, - в городе у нас появился
наконец-то театральный Демиург".

"Ксения. История любви" - премьера на сцене Александринского театра.
Полтора часа (слава, Господу полтора, а не четыре)
всполошенного бабьего голошения, причитаний и взвою;
полтора часа густого микса из
гистории национального уродства - барского, дамского,
градского, питерхбургскаго.
В самом нямецком российском городе,
на благоприличествующей высокому штилю,
императорской сцене,
людская ходынка из калик перехожих, безногих солдатушек,
слепцов, попрошаек, подзаборных шлюх,
богородиц из хлыстовских кораблей,
из нашего сираго настоящего, елохнувшихся паломниц и
сумашедших вельмож: "А-а-А! Я - Агасфер!
Я за тридцать сребреников продал Христа! Ого-га!" -
скачет в барочных башмаках с батистовыми подвязками
прямиком по водным канавам,
ухлёстывая стылой водицей
зрителей первого ряду,
артистично безумствуя граф Салтыков - Сергей Паршин.
В близком к пограничному состоянию,
под струями настоящего охладительного дождика
возлежа в ледяной канаве,
бьётся в экстатических припадках и блажная Ксеньюшка - Янина Лакоба.
И в какой-то момент начинает казаться,
что эта густая волна
(столь явственно явленного
заразного отечьего кликушества)
вот-вот пересиганет игрищныя подмостки,
и вскорости сам зрительский зал,
а потом и весь наш безумный городок
будет корчиться и биться,
содрогаясь в блажных конвульсиях...

Премьера на сцене Александринского театра -
"Ксения. История любви", сценическая версия Вадима Леванова
о блаженной Ксении Петербургской в постановке Валерия Фокина.
Полгода уже, как заглавный императорский театр "стоит на ушах",
полгода молится, кается, бьётся в покаянных речитативах.
По театральному Питербурху ползут зловещие слухи:
главный режиссёр и ея художественный руководитель
на седьмом десятке своего бытия
не на шутку "елохнулся" - по-настоящему уверовал в Бога,
со всеми для театральных кукловодов
отсюда вытекающими последствиями - все вкруг него тяперича
бьют земныя поклоны, поют акафисты, ударяют ланитома у перси,
весь театр смиренною толпой теперь готовится к великому посту
и сбирается говеть, соборственно припадая и выпевая
тропари великого покаянного канону:
"Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний?" -
Что ж, если при Игоре Олеговиче Горбачёве в Александринке
заслуженныя и народныя варили сталь,
тягали вагонетки с углём,
заседали в парткомах и горкомах,
дружно отказывались от премии и
перечитывали заново Лениниану,
то почему же наконец-то при Валерии Владимировиче Фокине
и не проторить им же столь же коллективно,
под бдительным надзором начальственного ока,
дорогу, ведущую ко храму святому?

Посмотрели с любезным моему сердцу segop
"Двойника" Валерия Фокина - самый ругаемый на сцене Александринки
спектакль её заглавного режиссёра.
Он получился слишком камерным для главного театра России:
сначала петушливой монолог, а потом лишь - дуэт
болезнующей души со своим подделачным отражением.
Для Валерия Владимировича всегда остаётся значимой тема
личностной аннигиляции,
утраты собственного лица и подмены себя Никем,
шизоидности и явственного раздвоения самого социума,
накладывающего на каждого из нас личину,
неизбежно прирастающую к нашему настоящему лицу,
так что история любого из нас - это неизбежно
очередное превращение живаго в симулякрственнаго мертвеца.
Точно каждый из нас, по молодости вступая в "общество",
проходит в той взрослой жизни
и добровольную ампутацию души, и
и судьбоносную стерилизацию духа.
Так и превращаемся мы все в стадо органчиков,
какому вот тогда-то оказывается и
потребен опытной "санитар лесу" и мясник.
Утром я проснулся, обнаружив в своём почтовом ящике
письмо со ссылкой моего доброго друга
http://hgr.livejournal.com/1315603.html.
Как и тебе, иногда бывает тошно,
мой старый приятелю,
держись, и оставайся самим собою -
без твоего двойничества,
провокации и эпатажу,
мы бы давно уже подгнили
http://hwy.livejournal.com/155360.html...

"Живой труп" Валерия Фокина,
как я догадываюсь -
эпитафия и надгробное пение
уже не одному поколению,
словно "выпавших из окна"
и потерявшихся в закоулках
энтропийной эпохи.
Ценой компромиссного подлаживания и
подначивания к "системе"
было изначальная "потеря лица",
выхолащивание всего живого,
да и номенклатурное существование
называть жизнью
было бы тоже натяжкой.
Сама система выдавливала и
отторгала их,
как что-то инородное,
выталкивала на обочину,
на подзаборное бытование.
Когда я вспоминаю череду тех,
кто на моих глазах
превратился в урны
с анонимно-крематорным прахом,
меня обдаёт волной
почти женственнаго обаяния,
непрестанной тревоги
и уже никак не уврачеванной печали.
Никогда сам не понимал,
что значит быть "лишним" в этой жизни,
но окружали меня
одни только сплошь "лишния" люди.
Те из них, кто не пил,
умирал совсем молодым -
от страхов,
от одного только "ожидания".
Кто пил везде и всегда,
был палачом и для себя,
и для своих спутниц,
и окружения тоже.
Если быть честным,
то эта череда
очаровательных и
безусловно талантливых
частенько вызывала у меня
приступ тошноты
и самого натурального омерзения,
точно кто-то взял и отблевал
в твоём "красном" углу.
У "низа" уже нет дна,
и нет предела,
до какого можно было бы
катится и падать.
До сих пор
не имею мужества простить тех,
кто в состоянии подонства
осведомительствовал и предавал,
стучал и вытаскивал последнее.
Но когда я вспоминаю свою юность,
то Феденьки Протасовы
и есть самые яркие в ней
пятна...

Премьера "Живого трупа" в Александрийском.
Валерий Фокин изголяется
над академической Александринкой
достаточно уже долго и настойчиво.
Сам будучи режиссёром формальной школы,
экспериментатором,
работающим на разрыв и на разлом,
по жизни псих и истерик,
садист и "деспота",
всегда меня завораживал
своим циническим любопытством к
психическому распаду и разложению,
к душевному аутизму и суициду...
Помню это ощущение клинической патологии,
когда он,
на не помню уже какой
театральной конференции,
показал "Арто и его двойника",
где и без того инфернально одарённый
Витенька Гвоздицкий
безысходно бился в клетке
и в приступе кокаиновой одержимости
всё брал приступом
какую-то бесконечно отвесную стену.
Где его и распинали уже окончательно,
точно на Голгофе нашей,
утончённо-пресыщенной
и уже беззастенчиво больной
"духовности"...
Кто ж знал и мог догадаться,
когда ещё Валерия Фокина в Питер приглашали,
что он и Александринку наводнит
своими двойниками и людьми из подполья,
удушливым запахом мочи и отхожего места,
вывернет наизнанку
наш академный благопристой
и попытается взорвать его уже изнутри...
Помню на этой сцене
Николая Консантиновича Симонова
в роли Фёдора Протасова,
(свои слёзы и потрясение):
когда ему было уже за 60-т,
но играющего 35-ти летнего,
задыхающегося в узах
"семейного счастия"
и чиновного бытования,
выпирающего наружу,
и в просторе безудержной цыганщины,
и беспробудного пиянства.
Ведь Протасов - это образ самого Толстого,
не вмещающегося ни в быт,
ни в статус,
ни тем более в "социал-мещанство".
Протасову, как писателю,
Лёвушка отдаёт
отрывок из ненаписанного романа:
он сам его любит и лелеет,
обожает и завидует его смелости -
вдруг взять вот так, да и "уйти".
Уход Феденьки и был
прообразом великого ухода
самого Льва Николаевича.
Да и писал он эту пиесу,
едва сам не пристрелив себя
в тульской гостинице,
уже на взлёте,
после "Войны и мира",
своей всемирной славы и известности...
Фокин превращает Протасова
(Сергея Паршина) в бомжа -
опустившегося какого-нибудь
питерскаго "образованца" -
обрубает и диалоги его,
и цыганщину его,
и предсмертный монолог,
формирует его
по образу и подобию
нашего обглоданно-обнищавшего
настоящего.
На сцене Валерий Владимирович
нагородил символику решёток
и перекрестие восходящих лестниц,
воздвиг настоящий лифт,
в каком и стреляется Федор Протасов,
но за всем этим
я чувствую желание "прорыва",
попытки вернуть самому себе
и зрителю тоже -
саму возможность трагедии
и "катарсиса" тоже...

Чеховская "Чайка" в постановке Кристиана Лупы.
Премьерное открытие сезона в Александринке.
Вестимо дело - прогреметь на пол мира,
стать Мастером,
по молодости заявить о себе в полный голос,
а потом уже каждый раз,
когда театральна чернь
ждёт от тебя очередного шедевра,
и когда сам уже перегорел
и стал похожим на обуглену головёшку,
всегда безуспешно пытаешься
всё ещё дотянуться
до себя сильного и молодого.
Понятно, что в наше "ни рыба-ни мясо"
убожливые времена,
тухлыми яйцами да гнилыми помидорами
закидать уже не осмелются,
а всё одно ведь продолжаешь
вытягивать лямку
с завоёванным именем
мирового гастролёра...
В зале Александринки на премьере
сидели только
усыпленныя представлением
театроведы
и хлопали хлипко да жиденько
с очевидного для всех
трехчасового просонья.
Хотя для поддержки,
из царской ложи
дамский голосочек
робко взял, да и выкрикнул: "Браво!",
но его так никто и не услышал.
И сам Христиан Лупа вышел на сцену
совсем нехотя,
точно по нужде
и из-под палки,
возможно сознавая
своей рациональной головушкой,
и уже видно не впервой,
очередной кислой провалец...
Само же театрально игрище
началось с висящего в железном кубе
бликующего юпитерами бассейна,
где отсвечивала,
шумно бултыхаясь,
моложавая мужская задница:
постмодерн в театральной Европе
давненько свершает своей бег
в шарнирном колесе обозрения
при ярком свете голубой луны
и, как любой авангард,
это задевает своей формой
только в первый раз -
без дасадливых формальных
"повторений повторения".
А вслед за задницей следует статика
застывших на стульцах сидельцев -
якобы русских бар,
какие подолгу и вслух,
читают себе под нос,
почему-то Ги де Мопассана.
Только когда уже именно "нечего сказать",
энтропию и изображают
столь занудливо и скучно,
если и отдирая свои места "пониже спины",
то только для
громогласной базарной истерики и крику,
как это может показаться естественным
только в местечковом глуме.
"Чайка" Христиана Лупы
и показалась мне этим самым
затрапезным "римейком":
лет двадцать назад может
он её и поставил
в захудалом польском городишке
на камерной сцене,
где и привстать было невозможно,
и уже ничтоже сумняшеся
сейчас
перенёс это битьё друг дружки по мордасам
польских товарок
на огромны просторы Александринки.
Сегодня на конференции
Кристиан два часа объяснял,
что в его спектакле, да как,
и какое актёрское помавание бровью
символически собою означает.
Хоть вроде от поляков
тоже несёт славянским запашком,
но и их,
от головы,
вроде как и европейской режиссуре,
русская душа
всё одно
оказывается не по зубам....

Чеховская "Чайка" в постановке Кристиана Лупы.
Премьерное открытие сезона в Александринке.
После двух недель,
проведённых в провинции,
пиеса про ту же самую провинциальну жизнь.
От театрального Антон Павловича
у меня уже давно многолетняя усталость
http://kalakazo.livejournal.com/18236.html.
Его пиесы аморфны и нудны -
как бы вовсе и ни о чём,
с провисающими завсегда длиннотами,
какие так никто и не ведает доселе,
как же их можно взять да оживить.
Хотя на чеховском репертуаре
был когда-то воспитан,
сам мечтал их ставить
и знаю их назубок.
Питер Брук как-то обронил фразу,
что ушедший век завоевал право
на скуку в искусстве,
и потому из любой пиесы Чехова эту скуку
для скучающих театральных снобов,
по обычаю, старательно и лепят.
А "Чайка" совсем ведь нелёгкая пиеса:
она о творчестве,
о Моцарте и Сальери
в самую что ни на есть
декаденскую эпоху Серебряного веку.
И тот же Владимир Набоков
считал Моцартом, как ни странно, Тригорина,
а стреляющегося Треплева -
всего лишь ремесленником от искусства...
У "Чайки" - самая сложная постановочная судьба,
начиная с исторического её провала в 1896 году
в том же Александринском,
когда сам Антон Павлович метался в закулисье,
не ведая, что хуже:
шикание гостиннодворной публики
или игра актёрская.
Помню, кто и как что ставил,
и из тридцати постановок "Чайки",
увиденных за последние лет двадцать,
задела меня только студентска постановка Гриши Козлова
со своим предыдущим курсом с Моховой.
В полупустом зале,
сам Григорий в последнем ряду
пассами и хватанием за
свою бедову еврейску шевелюру,
пытался исправить
разваливающуюся партитурину,
и спектакль сам по себе движился
по запасному пути,
набирая ход,
так что игравшие девочки и мальчики
сами прощупывали колею,
и в конце он вдруг огрел меня
минорным обушком по голове настолько,
что пришлось потом месяц отходить -
кататься на вело
по Кипрским горкам...
"Чайку" для Александринки поставило
польское диво и всеевропейская
в театральной режиссуре
знаменитость.
Точно конструктор собирала она
спектакль по кусочкам,
временами мальчишьей рукой сметая созданное
и так же
начиная сызнова.
К русскому ничегонеделанию
он настойчиво примешал
сугубо польскую тягомотность,
так что и я три часа
проёрзал на стуле,
точно три этих самых часа
высидел на польской проповеди в костёле
или семинарских,
с поляком же на кафедре,
философичных штудиях...

"Эдип-царь" в Александринке,
в постановке Теодораса Терзопуласа -
грека, переселившегося ещё молодым в Германию
и усвоившего брехтовские уроки "Берлинер Ансамбля".
Разительно, когда во вновь вызолочённом
многоярусье
имперского театра
не можешь поначалу оторвать глаз
от серебряновекной роскоши
головинского занавеса
к меерхольдовскому "Маскараду",
и когда он поднимается,
видишь вместо привычного "театра"
вдруг самый что ни на есть
постконструктивисткий
"Чёрный квадрат" Малевича.
По крайней мере тот,
что выставлен в Третьяковке:
в мелких уже трещинках,
в каких очевиден
и красный,
и малиновый,
и оранжевый,
и бежевый,
и цвета радуги,
как оказывается замалёванные
окончательно сплошным чёрным.
Застывшее пятно "табакерковскаго"
Александра Мохова - царя Эдипа,
и ползающий на "полусогнутых" хор органчиков,
громким придыханием изображающий праужас -
убийственная скука
посередь вымуштрованных статистов.
Не люблю, когда человеческую личность
(даже если это,
прости Господи,
и актёр)
корёжат и заставляют два часа
корчить из себя попугайчика.
Не люблю и так называемый
европейский театр,
в каком явственно очевидна
и схема,
и конструкция,
и скелет спектакля,
от головы задуманная "идея".
Мне, как русскому зрителю,
может быть, и не интересным,
"как это сделано",
мне хочется прежде всего
"чувства" и "сопереживания",
и спектакль для нас не "конструктор",
а чаяние "катарсиса" и потрясения.
Уже у Сергея Тимофеевича Аксакова,
есть убийственныя характеристики на заезжих
всеевропейских театральных див:
роль, отрепетированная перед зеркалом
тщательно и скурпулёзно,
но, Боже мой,
как это по ледяному
холодно,
"точно совсем нет души",
так что совсем эта игра
"никак не трогает и не задевает".
Аксаковским рецензиям уже 180 лет,
но как разительно подмечена
эта разница между
театром Станиславского и театром Брехта,
тогда, естественно,
и в помине не существовавших
между зрительскими "школами",
разница между русским
и европейским менталитетом.
Теодорас Терзопулос уже 20 лет
как "разработал" метод постановки
античных трагедий,
и уже в 30-ти университетах мира
его методично "проходят" и "изучают" -
точно прокатку стали,
стихослагательства и сочинительства,
точно, как если взять сейчас
и написать вдруг брошюру:
"Как за двадцать минут стать Мандельштамом!"