Чеховская "Чайка" в постановке Кристиана Лупы.
Премьерное открытие сезона в Александринке.
После двух недель,
проведённых в провинции,
пиеса про ту же самую провинциальну жизнь.
От театрального Антон Павловича
у меня уже давно многолетняя усталость
http://kalakazo.livejournal.com/18236.html.
Его пиесы аморфны и нудны -
как бы вовсе и ни о чём,
с провисающими завсегда длиннотами,
какие так никто и не ведает доселе,
как же их можно взять да оживить.
Хотя на чеховском репертуаре
был когда-то воспитан,
сам мечтал их ставить
и знаю их назубок.
Питер Брук как-то обронил фразу,
что ушедший век завоевал право
на скуку в искусстве,
и потому из любой пиесы Чехова эту скуку
для скучающих театральных снобов,
по обычаю, старательно и лепят.
А "Чайка" совсем ведь нелёгкая пиеса:
она о творчестве,
о Моцарте и Сальери
в самую что ни на есть
декаденскую эпоху Серебряного веку.
И тот же Владимир Набоков
считал Моцартом, как ни странно, Тригорина,
а стреляющегося Треплева -
всего лишь ремесленником от искусства...
У "Чайки" - самая сложная постановочная судьба,
начиная с исторического её провала в 1896 году
в том же Александринском,
когда сам Антон Павлович метался в закулисье,
не ведая, что хуже:
шикание гостиннодворной публики
или игра актёрская.
Помню, кто и как что ставил,
и из тридцати постановок "Чайки",
увиденных за последние лет двадцать,
задела меня только студентска постановка Гриши Козлова
со своим предыдущим курсом с Моховой.
В полупустом зале,
сам Григорий в последнем ряду
пассами и хватанием за
свою бедову еврейску шевелюру,
пытался исправить
разваливающуюся партитурину,
и спектакль сам по себе движился
по запасному пути,
набирая ход,
так что игравшие девочки и мальчики
сами прощупывали колею,
и в конце он вдруг огрел меня
минорным обушком по голове настолько,
что пришлось потом месяц отходить -
кататься на вело
по Кипрским горкам...
"Чайку" для Александринки поставило
польское диво и всеевропейская
в театральной режиссуре
знаменитость.
Точно конструктор собирала она
спектакль по кусочкам,
временами мальчишьей рукой сметая созданное
и так же
начиная сызнова.
К русскому ничегонеделанию
он настойчиво примешал
сугубо польскую тягомотность,
так что и я три часа
проёрзал на стуле,
точно три этих самых часа
высидел на польской проповеди в костёле
или семинарских,
с поляком же на кафедре,
философичных штудиях...