А по небу летает корова
И собачки на крылышках лёгких.
Мы явились в половине второго
И вздохнули всей ёмкостью лёгких.

Ой, как велосипедисты, быстро
Под окном пробегают дни -
Лишь мы оба, что знаки регистра
Бдим случайности во вне одни.

Понижаясь и повышаясь
Пальцы нот шевелятся достать нас, крючья:
Ты, скрипичная, выше, рогатка кривая,
Ниже я, круглый басовый ключ.

Ноты разны, как ноты разны государств,
Но судьба утомилась игрой на скрипке.
Вот тетрадка захлопнулась - бац! - без вреда.
В темноте мы заснули тембрально и зыбко.

Электрической лампы полночное солнце
Проскользнёт вдоль страницы, белёсой как свет.
Вижу сон: мы пюпитр покинули - жжётся! -
Мы оделись как люди. Вот мы вышли. Нас нет.








Борис Поплавский. Борьба со сном. 1926

Лия Райцер. Натюрморт со скрипкой. 1920

В безумный месяц март я родился на свет,

И в этой жизни мне нигде покоя нет.

И борется весна в душе моей с зимой,

И весел громкий смех, а стих печален мой.

То Дьявол душу мне темнит крылом своим,

То вижу лик Отца, как светлый серафим.

- Любовь и смерть, - всегда единый мой ответ...

В безумный месяц март я родился на свет.











Поликсена Соловьёва. 1907

Рафал Олбински. Под розой (фрагмент). 1997

Голубь летит. Голубь летит - белый.

Чёрный за ним ястреб летит в гневе.

Мама, спаси, чудо со мной сделай,

Сделай меня каплей дождя в небе!


Эта война - страшно длинна. Страшно.

С пулей в крыле - больно лететь. Больно.

Мне никогда в жизни не быть старше,

Если сейчас ветром не стать вольным.


Наши придут. Звёзды зажгут наши.

Вспомнят меня, песни споют наши.

Мама, спаси, чудо со мной сделай,

Сделай меня вербой в лесу белой...




Юнна Мориц. Голубь летит. 1967

Рафал Олбински. Да и нет. 1996

Осенний сумрак - ржавое железо
Скрипит, поёт и разъедает плоть...
Что весь соблазн и все богатства Креза
Пред лезвием твой тоски, господь!

Я как змеёй танцующей измучен
И перед ней, тоскуя, трепещу,
Я не хочу души своей излучин,
И разума, и музы не хочу.

Достаточно лукавых отрицаний
Распутывать извилистый клубок,
Нет стройных слов для жалоб и признаний,
И кубок мой тяжёл и неглубок.

К чему дышать? На жёстких камнях пляшет
Больной удав, свиваясь и клубясь,
Качается, и тело опояшет,
И падает, внезапно утомясь.

И бесполезно, накануне казни,
Видением и пеньем потрясён,
Я слушаю, как узник, без боязни
Железа визг и ветра тёмный стон...







Осип Мандельштам. Змей. 1910

Фрида Кало. Автопортрет с плетением (косой). 1941

Ты облетаешь, дерево любви.

Моей не задевая головы,

слетают листья к замершей земле,

к твоим корням, расставленным во мгле.

Ты всё шумишь и шум твой не ослаб,

но вижу я в твоих ветвях октябрь,

всё кажется - кого-то ты зовёшь,

но с новою весной не оживёшь.

Да, многое дала тебе любовь,

теперь вовеки не получишь вновь

такой же свет, хоть до смерти ищи

другую жизнь, как новый хлеб души...









Иосиф Бродский. 1961

Рене Магритт. Великан (фрагмент). 1936

В области пчёл, в рыжей стране с солнечной осью,
там, где паук плёл мои сны по древесине,
я собирал дождь золотой или колосья,
и на веранде павлин плыл в керосине.

Книгою мне лес пламенел, набранный густо
временем игл, липкой листвой и запятыми
угольных мух, влажным камням - влажное чувство
вторило и растворялось в полуденном дыме.

Этот песок вдоль по ступням к пяткам сандалий,
гретый асфальт или залив в отмелях белых,
россыпь мальков, хрупкий хрусталь рыбьих печалей,
их позвонки и перезвон слёз тонкотелых.

Если бы мог, если бы смел я усомниться
в том, что живу, прежде не жив, или растенье,
если бы смел не называть ангела птицей
или же птиц не называть ангельской тенью,

то и тогда...










Владимир Гандельсман. 1993

Эдуард Улан. Золотой ангел. 2009

Шёл дождь. И рыбы гнёзда свили
На старой иве у ворот.
И разум в полусне, как в иле,
Твердил: проснись - и дождь пройдёт.

Но дождь всё шёл. Икру метали рыбы,
И бились волны в мутное окно,
И свет померк, и словно в воду глыбы,
Секунды падали на кафельное дно.

Сочились трещины, стонали тихо стены
И на стекло ложился сонный ил.
Я перекладывал слова, картины, сцены,
Смотрел в окно и заново твердил:

- Так мир был разделён на до и после,
И невод опустел без рыбаря,
И день застыл на медленном вопросе:
Здесь всё не зря? Здесь все из нас не зря?

И если радуга не вынырнет из моря -
Шуметь волнам отныне и везде,
И если сгинуть мне, да будет свыше воля -
В отсутствие земли, предать меня воде...







Андрей Катрич. Шёл дождь. 2019

В моей природе два начала,
и мать, баюкая меня,
во мне двух близнецов качала:
кость трезвости и кровь огня.

Но кровь и кость, два равных рвенья,
вступив с младенчества в борьбу,
отметили мою судьбу
печальным знаком раздвоенья.


О музыка, тебя ли слышу
я над собою по утром?
Ты крест в мою вставляешь крышу,
и дом - не дом уже, а храм!

Всесильная, одна ты можешь
и кровь, и кость в себя вобрать.
Ты мне едва ли жить поможешь,
зато поможешь умирать.










Анна Присманова. Близнецы. 1946

Рафал Олбински. Визуализация. 2006

На проспекте редеет шуршащий поток.
У метро собирают последний лоток.
И последний киоск запирают на ржавый засов -
начинается ночь - время сов.

Совы-птицы бесшумно слетаются в дол.
Совы-люди угрюмо садятся за стол.
И кружит сова в лабиринте крон,
чуя каверзы мрака матёрым нутром.

И плывёт напрямик вместе с твердью стола
сквозь извивы времён человек-сова.

Борис Штерн. Время сов. 1993



Рене Магритт. Возвращение на родину. 1959

Однажды под Пасху мальчик
Родился на свете,
Розовый и невинный,
Как все остальные дети.
Родители его были
Не бедны и не богаты,
Он учился, молился Богу,
Играл в снежки и солдаты.
Когда же подрос молодчик,
Пригожий, румяный, удалый,
Стал он карманным вором,
Шулером и вышибалой.
Полюбил водку и женщин,
Разучился Богу молиться,
Жил беззаботно, словно
Дерево или птица.
Сапоги Скороход, бриолином
Напомаженный, на руку скорый...
И в драке во время делёжки
Его закололи воры.
В Калинкинскую больницу
Отправили тело,
А душа на серебряных крыльях
В рай улетела.
Никто не служил панихиды,
Никто не плакал о Ване,
Никто не знает, что стал он
Ангелом в Божьем стане.
Что ласкова с ним Божья Матерь,
Любит его Спаситель,
Что, быть может, твой или мой он
Ангел-хранитель.

Георгий Иванов. 1916

Это - не синий цвет, это - холодный цвет.
Это - цвет Атлантики в середине
февраля. И не важно, как ты одет:
всё равно ты голой спиной на льдине.

Это - не просто льдина, одна из льдин,
но возраженье теплу по сути.
Она одна в океане, и ты один
на ней. И пенье трубы, как падение ртути.

Это не искренний голос впотьмах саднит,
но палец примёрз к диезу, лишён перчатки,
и капля, сверкая, плывёт в зенит,
чтобы взглянуть на мир с той стороны сетчатки.

Это - не просто сетчатка, это - с искрой парча,
новая нотная грамота звёзд и полос.
Льдина не тает, словно пятно луча,
дрейфуя к чёрной кулисе, где спрятан полюс.










Иосиф Бродский. Февраль 1993

Рафал Олбински. Плакат к опере Рихарда Вагнера
"Тристан и Изольда". 1994

Будут сладкими ливни, будет запах полей,

И полёт с гордым свистом беспечных стрижей,

И лягушки в пруду будут славить ночлег,

И деревья в цветы окунутся, как в снег,

Свой малиновка красный наденет убор,

Запоёт, опустившись на низкий забор, -

И никто, ни один, знать не будет о том,

Что случилась война, и что было потом.

Не заметят деревья и птицы вокруг,

Если станет золой человечество вдруг,

И весна, встав под утро на горло зимы,

Вряд ли сможет понять, что исчезли и мы.








Сара Тисдейл. Февраль 1920

прости мне немоту

издавнюю слепую

глухую немоту

прокуренную комнату

и ветер вечно слева

когда иду за хлебом

за чаем и вином

прости мой телефон

он ловит нас на слове

и голос искажает до того

что меня стали узнавать

на улицах

как радиогероя

затмившего усталостью Улисса

и память обманувшего в их сердце

об имени своём

Павел Настин. Клоун и Зима. 1998

На ветках сосен и берёз
растут цветы и попугаи,
на их иголках - сотни пчёл
и белые ромашки мая.

Берёза - это пианино,
оно купается в снегу,
и клавиши летят в зенит,
и тело голубя звенит.

На ветках новогодней ели
висит серебряный сервиз,
как будто ель ныряла в воду,
и к ней прилипли караси.











Валерий Артамонов. Ель. 1998

Дебора Астапова. Новогодняя ёлка. 1961

В платяном шкафу чудес немало.
Ты со шкафом не шали.
Ты не помнишь ли, на что упала
роза? Не на лапу ли?

А упав, та роза уколола.
Зимний ветер - мукомол.
Мороз и солнце, как луна и школа,
а ненастье - просто вол,
исполненный очей. А роза
удалена из лапы пса.
В стране чудес живёт лиса,
и дали имя ей Алиса.

Некий пингвин робко прячет
тело своё в утёсах.
Это значит, полевая лилия
опасается за жизнь.










Валерий Артамонов. 1998

Рокот анемоны спит в электричестве
Золото заката возвратилось
в чёрную реку
Стало больно от чёрного снега
В тот год умерли медные змеи
И верблюды отправились в пустыню
за горной
водой
Тихо по стенам всходила вода
Карнизы смотрели в океанские дали
Кошки спали на самом краю небытия
И кто-то говорил во сне
Странно приподымая руку
О самом страшном -
О измене









Борис Поплавский. Декабрь 1931

Сальвадор Дали. Рождение божества. 1960