Это - не синий цвет, это - холодный цвет.
Это - цвет Атлантики в середине
февраля. И не важно, как ты одет:
всё равно ты голой спиной на льдине.

Это - не просто льдина, одна из льдин,
но возраженье теплу по сути.
Она одна в океане, и ты один
на ней. И пенье трубы, как падение ртути.

Это не искренний голос впотьмах саднит,
но палец примёрз к диезу, лишён перчатки,
и капля, сверкая, плывёт в зенит,
чтобы взглянуть на мир с той стороны сетчатки.

Это - не просто сетчатка, это - с искрой парча,
новая нотная грамота звёзд и полос.
Льдина не тает, словно пятно луча,
дрейфуя к чёрной кулисе, где спрятан полюс.










Иосиф Бродский. Февраль 1993

Рафал Олбински. Плакат к опере Рихарда Вагнера
"Тристан и Изольда". 1994

Будут сладкими ливни, будет запах полей,

И полёт с гордым свистом беспечных стрижей,

И лягушки в пруду будут славить ночлег,

И деревья в цветы окунутся, как в снег,

Свой малиновка красный наденет убор,

Запоёт, опустившись на низкий забор, -

И никто, ни один, знать не будет о том,

Что случилась война, и что было потом.

Не заметят деревья и птицы вокруг,

Если станет золой человечество вдруг,

И весна, встав под утро на горло зимы,

Вряд ли сможет понять, что исчезли и мы.








Сара Тисдейл. Февраль 1920

прости мне немоту

издавнюю слепую

глухую немоту

прокуренную комнату

и ветер вечно слева

когда иду за хлебом

за чаем и вином

прости мой телефон

он ловит нас на слове

и голос искажает до того

что меня стали узнавать

на улицах

как радиогероя

затмившего усталостью Улисса

и память обманувшего в их сердце

об имени своём

Павел Настин. Клоун и Зима. 1998

На ветках сосен и берёз
растут цветы и попугаи,
на их иголках - сотни пчёл
и белые ромашки мая.

Берёза - это пианино,
оно купается в снегу,
и клавиши летят в зенит,
и тело голубя звенит.

На ветках новогодней ели
висит серебряный сервиз,
как будто ель ныряла в воду,
и к ней прилипли караси.











Валерий Артамонов. Ель. 1998

Дебора Астапова. Новогодняя ёлка. 1961

В платяном шкафу чудес немало.
Ты со шкафом не шали.
Ты не помнишь ли, на что упала
роза? Не на лапу ли?

А упав, та роза уколола.
Зимний ветер - мукомол.
Мороз и солнце, как луна и школа,
а ненастье - просто вол,
исполненный очей. А роза
удалена из лапы пса.
В стране чудес живёт лиса,
и дали имя ей Алиса.

Некий пингвин робко прячет
тело своё в утёсах.
Это значит, полевая лилия
опасается за жизнь.










Валерий Артамонов. 1998

Рокот анемоны спит в электричестве
Золото заката возвратилось
в чёрную реку
Стало больно от чёрного снега
В тот год умерли медные змеи
И верблюды отправились в пустыню
за горной
водой
Тихо по стенам всходила вода
Карнизы смотрели в океанские дали
Кошки спали на самом краю небытия
И кто-то говорил во сне
Странно приподымая руку
О самом страшном -
О измене









Борис Поплавский. Декабрь 1931

Сальвадор Дали. Рождение божества. 1960

Пегасы, красавцы пегасы.
Мои деревянные кони...

В детстве знавал я счастье
кружиться под визг шарманок
в праздничном шуме и блеске
на скакуне деревянном.

В воздухе пыльном и синем
мигали, мелькая, свечи,
а в небе светился осенний,
усеянный звёздами, вечер.

О где вы, радости детства,
когда за медяк на ладони
подхватят красавцы пегасы,
умчат деревянные кони...

Антонио Мачадо. 1907



Тито Саломони. Карусель. 1984

Чёрно-голые деревья.
Лёгкость статуй. Тяжесть тумб.
Пахнет свежестью и влагой
От больших цветочных клумб.

Звонко цокают копыта.
Пронеслась... И скрылись вдаль
Тёмно-рыжая кобыла,
Амазонка и вуаль.

И, смешавшись с вялым тленом
Прошлогодних серых мхов,
Долго держится в аллее
Запах сладостных духов.











Дон-Аминадо. В Булонском лесу. Март 1927

Рене Магритт. Препятствие пустоты. 1965

Мне некогда ждать - я могла умереть,
Идеями светлыми крест подпереть,
Золой упорхнуть из трубы дымовой.
Кровавые розы войны мировой
Цветут над моей головой.

Мне некогда ждать - я сто раз сожжена,
Сто раз задохнулась, всплывая со дна,
Сто раз распахнула курган моровой.
Кровавые розы войны мировой
Цветут над моей головой.

Мне некогда ждать - ведь покуда живёшь,
Летящая бомба, ползущая вошь
Летят и ползут на твой запах живой.
Кровавые розы войны мировой
Цветут над моей головой.

Давай же обнимемся, как жернова
На мельнице в нежную ночь Рождества,
Погасим сознанье и выйдем на свет
На целую тысячу лет,
Где розы небесные над головой
В лазури цветут вековой, -
Ясней не скажу - тут неясности нет.









Юнна Мориц. 1979

Сальвадор Дали. Медитативная роза. 1958

Аверкий тупо думал:
- Едет осень на пегой кобыле...
(И.А.Бунин. Худая трава)

Едет осень на пегой кобыле,
И за нею плетётся луна
В облаках, как в холодном мыле,
С непогоды худа и бледна.

Растеряв по лесам и полянам
Азиатских теней письмена,
Едет осень, одетая спьяну
В листопада, желта и красна.

Едет осень, ненастьями плача,
И под нею колышется грязь,
И под ветром качается кляча,
По-кобыльему матерясь.

Александр Тимофеичев. Октябрь. 2013

На гибких ветвях человеческих жизней -
узорчатые зелёные листочки.
Листья Добра - их больше всего,
нежные листья Любви и листья Страха -
они обычно растут где-то внизу и их мало.
Листья Верности, может быть, не самые красивые,
но наверняка самые необходимые...

Есть листья не похожие на другие,
ни в каких гербариях не описанные,
они встречаются редко, и их надо особенно беречь.

Качаются под ветром живучие гибкие ветви,
но рано или поздно приходит Осень,
облетают пожелтевшие от времени листья,
и очень важно, чтобы узор ковра,
который они выстелят на земле,
был светлым, звонким и чистым.

Это очень важно для будущей Весны.










Леонид Енгибаров. 1935-1972. Листья

Рафал Олбински. Роман в листьях. 2003

Я долго думал, откуда на улице взялся тигр.
Думал-думал,
Думал-думал,
Думал-думал,
Думал-думал.
В это время ветер дунул,
И я забыл, о чём я думал.
Так я и не знаю, откуда на улице взялся тигр.

Даниил Хармс. Тигр на улице. 1936



Рафал Олбински. Цирковая афиша. 1980

Подари мне ещё десять лет,
десять лет,
да в степи,
да в седле.
Подари мне ещё десять книг,
да перо,
да кнутом
да стегни.
Подари мне ещё десять шей,
десять шей,
да десять ножей.
Срежешь первую шею - живой,
срежешь пятую шею - живой,
лишь умоюсь водой дождевой,
а десятую срежешь - мёртв.
Не дари оживляющих влаг
или скоропалительных Солнц, -
лишь родник,
да сентябрь,
да кулак
неизменного солнца.
И всё.










Виктор Соснора. Обращение к сове. Август 1963

Близкое порою нас не тронет,
А чужое кажется родным.
Не поймёшь, хохочет или стонет
Дикий голубь голосом грудным.
Чуть примолк и начинает снова,
И зовёт меня в степную даль.
И душа по-прежнему готова
Всё принять - и радость, и печаль.
Как предтеча музыки и речи,
Речи, что не выльется в слова,
Рвётся голос страсти человечьей
Из груди иного существа.
Вот и сам певец. Степенный. Кроткий.
Кроток, кроток, а не приручён!
Ходит он пружинистой походкой,
В сложенные крылья облачён.
Лучшая одежда - это крылья:
Хорошо сидит, прочна, легка,
Не боится ни дождя, ни пыли.
И уносит нас под облака.
Вот сейчас расправит крылья голубь -
И они послушно понесут
Радужною грудью скрытый голос,
Голосом наполненный сосуд...








Валентин Берестов. Дикий голубь. 1962

Рене Магритт. Благородное семейство. 1963

Я завтра скажу твоему мужу:

"Я люблю её глаза!"

Он всё поймёт,

он поймёт, что хлеб пахнет полем,

а земля после дождя дымится.

Он же поймёт!

Утро наступает потому,

что ты открываешь глаза.


А ещё я люблю твои глаза

потом, что это окна,

через которые я смотрю на мир.










Леонид Енгибаров. 1935-1972. А я люблю твои глаза

Рафал Олбински. Новое тысячелетие. 2000

Представляете - июнь!
Благодать, куда ни плюнь.

Светло-розовый лужок,
Жёлтенькая речка...
Вылезли на бережок
Два жёлтых человечка.

Синий дождичек пошёл,
Синим всё покрасил,
Выпал сладкий порошок,
Лужицы заквасил.

Я стою в дурманчике,
Очень, очень рад.
Предо мной в туманчике
Летний детский сад.

Дети все нарядные
И в комбинезонах.
В них работать можно
В запрещённых зонах.

Няни детям раздадут
Всем противогазы.
И они гулять пойдут,
Не боясь заразы.

Вот собачка бегает
И трясёт рогами,
Пробежала курочка
С четырьмя ногами.

Капли свежей ртути, тишь...
Благодать в июне,
Целый день себе стоишь
И пускаешь слюни.


Эдуард Успенский. Экологическая идиллия. 2005

Рафал Олбински. Афиша к опере Франческо Чилеа "Адриана Лекуврёр". 1995

Как во сне, в тишине раскалённой,
Оглянувшись на землю родную,
Одуванчик из бездны зелёной
Полетел, не дыша, в голубую.

Подхватили его, укачали
Ветры ясные и дождевые.
Было жутко и дико вначале -
Ведь казалось, что это впервые!

Но душа, несомненно, крылата, -
И летел он всё выше и выше,
Вспоминая, что где-то когда-то
Это всё уже видел и слышал.

Он всегда это знал за собою,
Совершал этот путь многократно:
Из зелёного - в голубое,
И обратно, туда - и обратно!

Всё он вспомнил душой окрылённой
И узнал голубую дорогу, -
Одуванчик из бездны зелёной,
Он летит к одуванчику-богу.

Тот спасёт его душу отныне,
Воскресит его семя в пустыне,
В путь разбудит, в зелёный, обратный:
- Узнаёшь ли, - он спросит, - мой сыне,
Переход этот в зелень из сини?
- Да, отец, да, мой бог благодатный,
Одуванчиков свет необъятный...


Юнна Мориц. Одуванчик. 1978

Рафал Олбински. Выдох (фрагмент). 1997

Дождь - это значит мы дома, одни, дома,
на нашей маленькой земле, плотно закрытой
мягкими тучами. И нам ничего не страшно,
мы вместе у огня, зажжённого солнцем
много-много веков тому назад
и, тихо кружась на уютной Земле,
можем отдохнуть, а потом снова поверить,
что там, за...

Дождь - это твои мокрые волосы,
капли чистой воды, драгоценные,
как капли изумрудов. Их просто дарят нам тучи,
мы промокли, нас напоил дождь,
дал нам свой шелест. Мы одни за стеной дождя.
Как уютно у нас на влажной Земле.

Дождь, наш добрый земной Дождь.
Если бы не было на Земле дождя,
Мы сбежали бы отсюда, сбежали туда,
где идёт Дождь. Дождь. Дождь.

Ты спрашиваешь, за что я люблю дождь?..
Дождь - это когда мы вдвоём.
Нам не нужно идти в гости, и никто не придёт к нам,
потому что - Дождь.

Дождь, и никто не мешает нам целовать
влажные губы.

Дождь, и тебе необходимо моё тепло,
без меня тебе холодно, потому что Дождь.
Дождь - это только наше, земное.
Солнце на всех планетах - на чёрном, земном,
оранжевом небе - то же самое Солнце.
А дождь бывает только у нас, у нас на Земле.
Тёплый дождь.

Хорошо тебе у нас, ты не улетишь?
Правда?

Уютно и легко жить на Земле.
Правда?

Ты грустишь. Тебе рассказали... что дожди
на земле бывают разные: бывают свинцовые,
бывают из облака, похожего на гриб...

Да, это правда. Так бывает.

А ты не верь, не верь, любимая, не вспоминай,
не рассказывай об этом у себя дома.

А когда ты прилетишь обратно ко мне навсегда,
обещаю - всё будет совсем по-другому.

Я клянусь тебе: у нас это не повторится,
а я приготовлю для тебя длинные полосы солнца,
пропущенные сквозь кружево светлых облаков,
а в них раздроблю миллионы капель хрусталя.

Прилетай!

Леонид Енгибаров. 1935-1972. Той, которая впервые узнала, что такое дождь

Рафал Олбински. Локальный дождь. 1999

Я из жемчужных кружек пью
Лазурный хмель долин -
В подвалах Рейнских не найти
Таких волшебных вин!

Росу и ветер пью взахлёб -
Гулёна из гулён -
Пусть перебравшую пчелу
Выталкивают вон

Из загудевшего вьюнка -
И шмель - умерив прыть -
Клянётся - больше ни глотка! -
Не перестану пить -

Покуда все святые
Не подбегут к окну
Взглянуть, как я качаюсь -
Опершись - о Луну...










Эмили Дикинсон. 1830-1886. Майское вино

Рафал Олбински. Новолуние. 2005

Да, что бы ни свершилось позже,
Не ликовать пока нельзя.
Зимы серебряные вожжи
Апрель рукою тёплой взял.

Ещё, быть может, я не взрослый,
Так детски полюбил я сны.
Апрель, апрель! Садись на козлы,
Правь тройкой бешеной весны.

И, чтобы не успел я вылезть,
Опомнившись или сгоряча,
Кати, пока путь не извилист,
Дави прохожую печаль...

Вадим Шершеневич. 1926



Марк Шагал. Девушка на лошади. 1927-1929

... Немного помолчав, она сказала:
"Но нам же негде жить, у нас нет дома".
Он рассмеялся и сказал,
что у него есть зонтик, совсем новый,
который сам раскрывается,
если нажать на кнопку.
И зонтик - это прекрасный дом,
очень уютный для двоих.
Правда, у него нет стен,
но зато стоит протянуть руку,
и вы узнаёте, какое на улице время года,
например, прошла весна или всё ещё идёт.
С таким домом, как зонтик,
удобно путешествовать,
приятно слушать дождь и ещё...
Но она не спросила: "что ещё..."

и ушла к другому, у которого была
однокомнатная квартира
со всеми удобствами,
но, наверное, всё-таки не было
такого зонтика, а если и был,
то, согласитесь, зачем человеку
два дома, это же смешно...
И теперь, спустя много лет,
она наконец поняла,
какой это был чудесный зонтик,
маленький парашют,
держась за который вдвоём,
можно улететь далеко-далеко,
особенно в дождливые дни...

И она тоскует в своей
уже трёхкомнатной квартире,
потому что, чем больше квартира,
тем дальше друг от друга те, кто в ней живут,
и когда идёт дождь, она готова
броситься вниз, чтобы разыскать
свой зонтик, но разве с пятнадцатого этажа
узнаешь, какой зонтик твой?
А если и узнаешь, то ведь неизвестно -
исправно ли сегодня работает лифт.


Леонид Енгибаров. 1935-1972. Зонтик

Рафал Олбински. Гнездо. 1999

Теперь всё чаще чувствую усталость,
всё реже говорю о ней теперь,
о, помыслов души моей кустарность,
весёлая и тёплая артель.

Каких ты птиц себе изобретаешь,
кому их даришь или продаёшь,
и в современных гнёздах обитаешь,
и современным голосом поёшь?

Вернись, душа, и пёрышко мне вынь!
Пускай о славе радио споёт нам.
Скажи, душа, как выглядела жизнь,
как выглядела с птичьего полёта?

Покуда снег, как из небытия,
кружит по незатейливым карнизам,
рисуй о смерти, улица моя,
а ты, о птица, вскрикивай о жизни.

Вот я иду, а где-то ты летишь,
уже не слыша сетований наших,
вот я живу, а где-то ты кричишь
и крыльями взволнованными машешь...






Иосиф Бродский. 1960

Рафал Олбински. Обманщик. 1993

Ещё переменится всё в этой жизни - о, да!

Ещё успокоимся мы, о былом забывая.

Бывают минуты предчувствий. Не знаешь когда.

На улице, дома, в гостях, на площадке трамвая.


Как будто какое-то солнце над нами встаёт,

Как будто над нами последнее облако тает,

И где-то за далью, у полураскрытых ворот,

Один только снег бесконечный и белый сияет.










Георгий Адамович. 1939

Рене Магритт. Поместье Арнхейм. 1949

С 36 января по 48 февраля ничего не случилось.

Никто не вышел на улицу голым.

Никто не вырастил двух голов...

Спрашивали:

"Стёпа".

Отвечали:

"На память".

Забывали. Ели.

Сидели и шли.

Всё оставалось прежним.

До следующего года.

До следующего 36-го января.







Александр Кондратов. 1937-1993. Стойкое сомнение в переменах

Рене Магритт. Репродуцирование запрещено. 1937