Цитаты любимые из Коллекционного экземпляра... Комментарии, по-моему, возможны. но излишни...

"Ты выглядишь, как...". Я ее не прерывал. Я знал, что со мной, и мне было даже любопытно, на что это похоже со стороны. "Ты выглядишь, как... Ты смотришь... вбок, -- продолжала она неуверенно, запинаясь, поскольку английский для нее тоже не родной. -- Точно ты не можешь больше прямо смотреть на мир, не можешь смотреть миру в глаза, -- наконец выговорила она.

-- Что-то в этом роде", -- добавила она на всякий случай, чтобы застраховать себя от ошибки. Ну да, подумал я, для других мы всегда реальнее, чем для самих себя, и наоборот. Ибо зачем мы здесь, если не как объект наблюдения?

Если со стороны "это" выглядит именно таким образом, значит, дела мои – как, вероятно, и большей части человечества -- не так уж плохи. Ибо на самом деле меня сильно тошнило, к горлу подступила волна рвоты. Но даже если реакция эта была естественна, меня поразила ее интенсивность. "Что случилось? -- переспросила моя юная подруга. -- Что с тобой?"

***

Истина, однако, была куда менее невинна, но и более занятна. Подлинная причина, почему я остановился, заключалась в том, что я вдруг осознал характер своего возбуждения. Это была радость охотника, преследующего добычу. Другими словами, в этом было нечто атавистическое, первобытное. Это осознание не имело ничего общего с этикой, угрызениями, табу и тому подобным. Меня нимало не смущало, что я поставил свою девушку в положенье добычи. Просто я наотрез отказывался быть охотником. Вопрос темперамента, не так ли? Может быть. Возможно, будь мир разделен по принципу четырех темпераментов, или, по крайней мере, сведись он к четырем темпераментами обусловленным политическим партиям, он стал бы несколько лучше? Тем не менее, я полагаю, что внутреннее нежелание превращаться в охотника, способность осознать и обуздать охотничий импульс связаны с чем-то более глубинным, нежели темперамент, воспитание, нравственные ценности, приобретенные знания, вероисповедание или индивидуальные представления о чести. Они связаны со степенью индивидуальной эволюции, с эволюцией нашего вида вообще, с достижением того ее этапа, когда назад вернуться ты уже неспособен. И шпионы вызывают отвращение не столько тем, что их ступень на эволюционной лесенке низка, но тем, что предательство заставляет вас сделать шаг вниз.

***

Добродетель, в конце концов, -- вовсе не синоним способности к выживанию -- в отличие от двуличия. Но ведь ты согласишься, любезный читатель, не правда ли, что между любовью и предательством существует определенная иерархия. Тебе также известно, что именно первое кончается вторым, а не наоборот. И, хуже того, ты знаешь, что последнее долговечнее первого.

***

В конце концов, двуличие -- это форма мимикрии, т. е. тот максимум, на который данное конкретное животное способно. С этим соображением можно было бы поспорить, если бы шпионы шпионили ради денег, но лучшие из них делают это из-за убеждений. В этой деятельности их подстегивает возбуждение, а лучше сказать -- инстинкт, не сдерживаемый скукой. Ибо скука мешает инстинкту. 
Скука -- признак высокоразвитого вида, признак цивилизации, если угодно...

***

Но двойной ли, тройной ли -- он всегда был английский агент, до мозга костей, ибо конечный итог его столь незаурядных усилий -- острое чувство тщетности. Тщетность -- это так по-английски.

***

Что ж, ничто так не радует усталый взгляд бесстрастного наблюдателя, как зрелище круга, который замкнулся.

***

низость человеческого сердца и пошлость человеческого разума никогда не иссякают с кончиной их наиболее ярких выразителей.

***

Что есть добродетель без терпения? Просто хороший характер.

***

Троцкий, утопивший в крови Кронштадтское восстание -- единственную подлинную русскую революцию, которая когда-либо имела место, -- был ничуть не лучше, чем то исчадье ада, которое отдало приказ его прикончить. В конце концов, Сталин был оппортунист. Троцкий был идеолог. От одной мысли, что они могли бы поменяться местами, кидает в пот.)

***

Советский Союз оставался весьма неуверенным в себе субъектом, травмированным обстоятельствами собственного рождения, и поведение его по отношению к окружающему миру колебалось между настороженностью и враждебностью.

***

Но жизнь несправедлива и облагодетельствованные не помнят своих благодетелей, -- как, впрочем, и жертвы -- своих мучителей. А может, и не надо. Может, лучше истокам добра и зла оставаться затерянными во мраке -- и зла особенно. Какая разница, чем окутан лик божества: теорией диалектического материализма или чалмой Пророка? Сумеем ли мы их отличить друг от друга? В конечном счете, между вишневым садом и тривиальным песком нет иерархии; это вопрос вкуса -- и только.

***
Что нового в том, что кто-то верит, будто где-то существует справедливое общество, что в этом старом руссоистском бреде, воплощенном или невоплощенном, -- особенного? Каждая эпоха, каждое поколение имеет право на собственную утопию

***

И значит, владение языком этого племени есть лишь мимикрия. Что, в свою очередь, указывает на твою принадлежность к какому-то другому эволюционному порядку. До -- или если угодно, надлингвистическому -- в отношении языка, в котором есть слово "treachery". Препятствующее внезапному превращению кости в студень. Поскольку эволюция еще не кончилась; она все еще продолжается. "Происхождение видов" -- не конец пути, в лучшем случае -- веха. Поскольку не все люди -- люди. Данная марка -- из серии "Панцирные и моллюски". Мы все еще на дне морском.

В чтении книг незаслуженно забытых и до конца непонятных вроде Макдональда или Хоуп Миррлиз для меня есть какой-то особый кайф. Ну, особенно, если книга хорошая, как "Луд-Туманный". Да, это дубль с лайвлиба, в некотором роде.

"Кружатся вихри сновидений,
В Звездах блуждает волк,
Жизнь – это нимфа,
Которая никогда не станет твоей,
С лилией, дубровником и горячим вином,
С розой-эглантерией,
И костром,
И земляникой,
И водосбором".

"я с радостью нашел бы противоядие
от горькой травы жизни,
но ничего подобного не растет
по эту сторону гор или по ту."
ХОУП МИРРЛИЗ. ЛУД-ТУМАННЫЙ (1926)

Делюсь рассказом об одной из жанрообразующих книг-фэнтази. "Луд-туманный" англичанки Хоуп Миррлиз это и притча, и мистика, и детектив, и сказка (страшная). Пожалуй все что угодно, кромя любовного романа. Позолота кельтской мифологии и эльфов присутствует.

"Ни деревья, ни люди"
За окном зима. Но хорошо, когда у тебя есть такая книга. А в книге - лето. Там - между строчками можно услышать как шумят травы, вглядеться в купол неба, усыпанный звездами и где-то в туманной дымке, за холмами и горами уловить манящие и пугающие (как все неизвестное) очертания то ли волшебной страны, то ли бездны сна, то ли мира преображенного.

"А это еще раз доказывает, что Написанное Слово - Волшебство <...> насмешливое и неуловимое. Поэтому пусть книгочеи будут осторожны"

ТРИЖДЫ начинала читать эту книгу и третий оказался решительно счастливым.
Дело в том, что в первой ее половине практически ничего не происходит. Ну кроме того, что обитатели городка под говорящим названием "Луд-туманный" клянуться "Жаренным сыром!" и другими самыми невероятными вещами, нося при этом самые неудобоваримые и не то, что говорящие, а просто отчаянно кричащие о чем-то имена... Переводчику за работу явно платили волшебными фруктами, ибо объяснить иначе фамилии вроде "Резкоштанный" и "Храброштанный" не могу.
Если же читателю удасться прорваться через всю эту бесконечную канитель пестрых имен и названий и перевалить за волшебный холм, то он будет вознагражден... А чем? Детективом? Сказкой с элементами кельтской мифологии? Наркотическим сном?
Чем-то загадочным. Сюрреалистической картиной об алхимиках и мечтателях, что приходят им на смену... Пусть, автор разгоняется очень медленно, но и взмывает напоследок к самым звездам.

"Ибо каждый человек достоин имени посвященного, но Мистерии у каждого свои. Поэтому некоторые бродят среди своих собратьев с презрительной улыбкой, чувствуя себя адептами среди новообращенных.
Иные доверчивы и словоохотливы и с радостью сообщают свою уникальную тайну всем же лающим – напрасно! Ибо будут ли они кричать о ней с рыночной площади или шептать языком музыки и поэзии, в любом случае то, что они говорят, никогда не соответствует тому, что они знают."

Хотя многое по прочтении так и осталось туманным, но мне понравилось, так что - рекомендую от души (в том числе советую продираться через не самое динамичное начало)...
Если вы, по моему неуклюжему совету, прочтете сию книжку и не проникнитесь, не вините ни меня, ни писателя. Мы - девочки, а ведь всем известно, что "девочки - это на одну четверть мальчишки, а на три четверти - птицы". Что с таких созданий взять?))

Серия сообщений "Отзывы о прочитанном":
Часть 1 - Ensemble, c'est tout (Счастье... штрихами и мазками)
Часть 2 - Чудовище и...
...
Часть 21 - Литературное: мое первая аудио-книга
Часть 22 - "В круге первом". О первом знакомстве с А. И. Солженицыным
Часть 23 - ЛУД-ТУМАННЫЙ. ХОУП МИРРЛИЗ
Часть 24 - Грин Грэм роман "Ценой потери", конец праздников и праздник идиотизма
Часть 25 - ИЗ КНИЖНОГО_БУМ'a: Грэм Грин. Суть дела
...
Часть 38 - Анна Ахматова. "И вот одна осталась я..."
Часть 39 - Зов Кукушки. Джоан Роулинг аки Роберт Гэлбрейт. Поттеротолчок во мне и я в...
Часть 40 - Лея Гольдберг. Сдается квартира!

А соната оч-чень хороша. Ты заметил конец? Ни грохота, ни шепота. Оборвалась – и все. Как в жизни...
Александр Солженицын. "В круге первом"

Иосиф Бродский называл своего "товарища" по эмиграции Александа Исаевича Солженицына русским Гомером. Не мемуарами (как у многих), а сказаниями ожили под его рукой история страны и личный опыт лагерного бытия. Эта книга - именно "личная" часть творчества Солженицына. Архипелаг ГУЛаг еще впереди, а московская "шарашка", в сравнении с ней, лишь первый круг ада.
Первоначально убоялась объема книги, впоследствии радовалась встрече с большой русской литературой.
Это она - просторная, широкая, рвущаяся ввысь. Ближе к Толстому, нежели к Достоевскому. С широким историческим фоном, с вечными вопросами и глубиной многочисленных характеров.
Нет, вряд ли такая книга - повод жалеть о людях, попавших под красное колесо и отнюдь не повод ужасаться бесчеловечности режима. В конце-концов, на каждый век и на каждый народ, не достанет ли собственных бесчинств?
"В круге первом" - всего лишь веский аргумент не забывать, что под лозунгами "свободы!" может прийти и, как правило, приходит, лишь иная форма рабства... Демократия со всеми ее номинальными свободами рыночной экономикой доказала, что современный офисный клерк способен работать по 12 часов в день в погоне за 100%-ми премиальными, а в лучших корпоративных компаниях действует и агитация с поднятием организационного духа, и своя система доносов...
И сами-то мы свободны? Разве можем мы подняться выше тюремной ограды внешних обстоятельств и каменных боксов внутренних страстей? Вот главный герой этой книги, кажется, да...

Особенно умилил, как любительницу фанфикшена, кроссовер со "Словом о полку Игореве". Ну и вообще, сюжет полон находок, отсылок к предшественникам, всего того, что приковывает к чтиву накрепко. Это действительно качественная классика, которой не стыдно быть интересной.

Цитаты:

Серия сообщений "Отзывы о прочитанном":
Часть 1 - Ensemble, c'est tout (Счастье... штрихами и мазками)
Часть 2 - Чудовище и...
...
Часть 20 - Юкио Мисима. Тетралогия «Море изобилия»: Весенний снег; Несущие кони; Храм на рассвете; Падение ангела
Часть 21 - Литературное: мое первая аудио-книга
Часть 22 - "В круге первом". О первом знакомстве с А. И. Солженицыным
Часть 23 - ЛУД-ТУМАННЫЙ. ХОУП МИРРЛИЗ
Часть 24 - Грин Грэм роман "Ценой потери", конец праздников и праздник идиотизма
...
Часть 38 - Анна Ахматова. "И вот одна осталась я..."
Часть 39 - Зов Кукушки. Джоан Роулинг аки Роберт Гэлбрейт. Поттеротолчок во мне и я в...
Часть 40 - Лея Гольдберг. Сдается квартира!

Тетралогия "Море изобилия" классика японской литературы посвящена человеческим мечтам и тому как разбиваются они о реальность. Вместить в одну жизнь все противоречивые устремления человеческой души разом довольно сложно, чтобы подчинить себе судьбу человека часто достаточно и одной, поэтому автор берет за основу своего произведения теорию переселения душ. Перед глазами Хонды словно перед зеркалом, отражающим отбелски пламени, вновь и вновь рождается и трагически погибает, отдавшись на волю той или иной мечте, друг его юности - Киёки. Чем дальше - тем смелее мечты по отношению к общепринятому и тем более зыбки грани реального.

***

«...есть люди, которые выращивают цветы только затем, чтобы потом обрывать их лепестки.»

Первая книга "Весенний снег" воплощение мечты о запретной любви, предельной по накалу страсти, вспыхивающей между двумя юными созданиями. Любовь эта прекрасна, потому что невозможна. В этом и состоит тонкое место первой иллюзии - главный герой в любовный водоворот затянут вовсе не какими-то светлыми чувствами, его привлекает сама невозможность страсти. 

***

«Почему человеку не дано поступать прекрасно. А безобразное, грязное поведение, поступки, совершенные ради выгоды, - вот это позволено?»

Второй роман тетралогии "Несущие кони" являет собой японский вариант воплощения грез о смерти за идею, смерти красивой, возвышенной, влекущей молодые и горячие сердца. Главный герой мечтает умереть в знак верности императору. Из всей серии, эта книга произвела на меня самое сильное впечатление из серии. Не подумайте, что мне как автора и героя посещало желание совершить харакири (хотя бы потому, что такая форма тяги к смерти истинно японская). Скорее наоборот - это настолько мне не близко, что прочесть об этом у Мисимы, который и сам в конце-концов решился именно на такой шаг, безумно любопытно.

***

«У молодежи просто потребность в самых жестоких поступках, и одновременно их привлекает самое отчаянное кокетство. Может быть, с ними кокетничает смерть?..»

Книга третья "Храм на рассвете" - это воплощение человеческого желания о полном чувственном раскрепощении. Книга показалась мне наиболее жесткой из серии. Эта единственная из четырех книг серии, где Хонда видит воплощение своего школьного друга - в девушке, причем в достаточно красивой. Но внутренний мир этой девушки перед читателями не раскрывается, на обозрения выводятся лишь внешние страсти.
 Но сексуальные девиации не единственное на что автор и герой обращают в этой книге внимание читателя. Этот роман так глубоко, насколько это возможно в художественном произведении, рассматривает восточную (особенно индуистскую, но и буддистскую, и древнегреческую, и национальную японскую — синтоистскую, особенно в тех аспектах, где они касаются переселения душ) духовность. Здесь человеческие грезы лишаются иллюзии «возвышенности», превращаясь в кошмар. Уже ясно, что им не вознестись на прежнюю высоту. 

***

 «...Или как свет мы ощущаем негатив бездонного мрака?»

Заключительная книга серии "Падение ангела" выражает самую дерзкую человеческую, да и ангельскую мечту - об избранничестве, дающем власть над другими людьми. Речь идет о гордыне. Роман описывает смерть души и, как следствие, сокрушительный финал всяких грез.
  Помимо довольно оригинального сюжета, невозможно не отметить Мисиму как великолепного, тонкого рассказчика, никогда не забывающего подчеркнуть колорит родной страны. Чтение «Моря изобилия» можно назвать увлекательным путешествием по просторам Японии и закоулкам человеческой души.

>>>

Серия сообщений "Отзывы о прочитанном":
Часть 1 - Ensemble, c'est tout (Счастье... штрихами и мазками)
Часть 2 - Чудовище и...
...
Часть 18 - Дж. Макдональд. СТРАНА СЕВЕРНОГО ВЕТРА. Иллюстрации: А. Власова
Часть 19 - Книжный моб и о любви к чтению...
Часть 20 - Юкио Мисима. Тетралогия «Море изобилия»: Весенний снег; Несущие кони; Храм на рассвете; Падение ангела
Часть 21 - Литературное: мое первая аудио-книга
Часть 22 - "В круге первом". О первом знакомстве с А. И. Солженицыным
...
Часть 38 - Анна Ахматова. "И вот одна осталась я..."
Часть 39 - Зов Кукушки. Джоан Роулинг аки Роберт Гэлбрейт. Поттеротолчок во мне и я в...
Часть 40 - Лея Гольдберг. Сдается квартира!

 Доехала до меня «Книга интервью» Бродского.
 Полистала ее. Книга характерна тем, что читать ее можно с любого места (особенность жанра). Хотя, в дальнейшем постараюсь читать по порядку и отрывки - сюда.

Первое пролистывание, к примеру, тыкнуло меня вот во что (и да, опять-таки, это симптоматично):

Дело в том, что мне нечего сказать людям, которые считают: "Я хоть и поросенок, но Бог меня все равно любит". Это не для меня. То есть я могу быть поросенком - даже свиньей (проблема в том, что поросенку только предстоит стать свиньей), но, будучи свиньей или пусть даже поросенком, с какой стати быть уверенным, что Всевышний меня все равно любит? То есть, может быть, он и любит, но мне такое проявление божественности, например, уважать было бы сложно.

ППКС и... хрю-хрю-хрю.

by http://balaa.deviantart.com/

Давно здесь не писала. Что со мной? Сломала ebook, простудилась... еще много всего, но в том же духе...эээ... неприятственном. Думала даже в связи с непрухой написать какой-нибудь особо сопливый пост... в итоге решила, по старинке, писать о книжках-цитатках-ня))
Сижу, температурю, напишу пост и буду пытаться работать. Весна у нас как не астраханская.
Скоро май, а дождливо и слякотно... С горя (сломанной эл. книги), раздобыла на антресолях сборник ранних романов Достоевского (у нас дома только раннее его и есть).
Читаю (хотя все уже читалось кроме "Белых ночей"). Обнаружила, что в школе совсем не понимала роман "Бедные люди". Тут видимо надо дойти до определенной степени мелочности, одиночества и загнанности, чтобы понять. Научиться считать деньги и улыбки, заведя копилки и для того, и для другого. И чорную воображаемую копилку для конфузов...
И можно будет читать и думать о том, что дядя Федор все-таки огого...

Ведь какая самая наибольшая гражданская добродетель? Отнеслись намедни в частном разговоре Евстафий Иванович, что наиважнейшая добродетель гражданская – деньгу уметь зашибить. Говорили они шуточкой (я знаю, что шуточкой), нравоучение же то, что не нужно быть никому в тягость собою...

Ах, друг мой! несчастие заразительная болезнь. Несчастным и бедным нужно сторониться друг от друга, чтоб еще более не заразиться.

Бедные люди капризны, – это уж так от природы устроено. Я это и прежде чувствовал, а теперь еще больше почувствовал. Он, бедный-то человек, он взыскателен; он и на свет-то божий иначе смотрит, и на каждого прохожего косо глядит, да вокруг себя смущенным взором поводит, да прислушивается к каждому слову, – дескать, не про него ли там что говорят? Что вот, дескать, что же он такой неказистый? что бы он такое именно чувствовал? что вот, например, каков он будет с этого боку, каков будет с того боку? И ведомо каждому, Варенька, что бедный человек хуже ветошки и никакого ни от кого уважения получить не может, что уж там ни пиши! они-то, пачкуны-то эти, что уж там ни пиши! – все будет в бедном человеке так, как и было. немного иллюстраций к роману Бедные люди

Вторую весну подряд встречаю с Достоевским. Это уже симптоматично.

“...мы открыли, что в дорогу можно брать хорошие книги, удовольствие станет еще больше. Очень важно как можно раньше научиться читать хорошую КНИГУ, где бы ты ни был. «Тамерлана» я впервые прочел во время поездки из Парна в Белфаст под проливным дождем, а «Парацельса» — в окопе, при свете свечи, которая гасла каждый раз, когда неподалеку стреляла пушка, то есть каждые четыре минуты.»
(К. С. Льюис)

Alfa_i_omega, моя любимая пчелка, предложила своим читателям флэшмоб от которого я не могу отказаться. Имена авторов будут повторяться. И расскажу отчего.

Дело в том, что я могу полностью подписаться под словами из автобиографии Клайва Стейплза Льюиса: "В писателя просто влюбляешься так же невольно и неодолимо, как в женщину." (ну или в мужчину, - мысленно добавляю я). Для меня встреча с хорошим автором и хорошей книгой сродни влюбленности, бывает что и крайне пылкой. Влюбленность эта характеризуется чередой долгожданных вечерних свиданий с собраниями сочинений, с биографиями, с периодическими возвращениями к тому или иному произведению. Далее, Льюис замечает, что он отличал чувство влюбленности от согласия с автором. И здесь, мне придется с ним согласиться. Кроме того, как в любом чувстве, здесь возможны и разочарования, и взлеты, и падения (интереса)...
Вообще автобиографии людей пишущих — тема отдельная, ибо все они заядлые книголюбы и, естественно, на таком общем поле, то и дело улавливаешь схожесть восприятия. В автобиографическом эссе «Меньше единицы» Иосиф Бродский писал об собственном дяде: «...в советских средних слоях считалось -- и по сей день считается -- признаком хорошего тона подписка на новые издания энциклопедий, классиков и пр. Я завидовал ему безумно. Помню, как однажды, стоя у него за креслом, смотрел ему в затылок и думал, что если убить его, все книги достанутся мне -- он был тогда холост и бездетен...". Насчет потенциальной способности к членовредительству не уверена, но едва ли есть для книголюба в мире вещь более вожделенная чем чужой книжный шкаф. Констатируя свой не особо обширный и глубокий книжный опыт, могу сказать, что сколько бы не множились фолианты на собственных деревянных и электронных полках, ситуация меняется мало и неизведанные территории обитания книг притягивают магнитом по изрядно опошленному принципу «между ними пробежала искра».
А еще, абсолютное большинство моих «возлюбленных» писателей безнадежно мертвы и это тенденция. В книги живых людей мне  влюбляется не столь охотно, а если и случается, то в чувствах не хватает глубины, свойственной дорогим сердцу могилам.

1.Лучшая книга, прочитанная в пошлом году. "Лилит" Джорджа Макдоналда, "Сама жизнь" Натальи Трауберг, трилогия Мирчи Элиаде "История веры и религиозных идей"(увы, незаконченная), "Вечный Человек" Гилберта Кийта Честертона, автобиографическая проза Марины Цветаевой, "Настигнут радостью", "Боль" и "Пока мы лиц не обрели" Клайва Стейплза Льюиса, "Сила и слава" Грина Грэма, "Мать тьма" Курта Воннегута.Читать далее

Серия сообщений "Отзывы о прочитанном":
Часть 1 - Ensemble, c'est tout (Счастье... штрихами и мазками)
Часть 2 - Чудовище и...
...
Часть 17 - Гилберт Кийт Честертон. Жив-человек
Часть 18 - Дж. Макдональд. СТРАНА СЕВЕРНОГО ВЕТРА. Иллюстрации: А. Власова
Часть 19 - Книжный моб и о любви к чтению...
Часть 20 - Юкио Мисима. Тетралогия «Море изобилия»: Весенний снег; Несущие кони; Храм на рассвете; Падение ангела
Часть 21 - Литературное: мое первая аудио-книга
...
Часть 38 - Анна Ахматова. "И вот одна осталась я..."
Часть 39 - Зов Кукушки. Джоан Роулинг аки Роберт Гэлбрейт. Поттеротолчок во мне и я в...
Часть 40 - Лея Гольдберг. Сдается квартира!

 "Заприте его в солнечной детской вместе с нашей бестрепетной англосаксонской детворой, он и там найдет удобный случай задушить какого-нибудь младенца скакалкой или размозжить ему голову кубиком. Обстоятельства могут быть благоприятны, надежды сильны, режим великолепен, но великая стихийная страсть Инносента Смита – жажда крови – вспыхнет в определенный час и взорвется, подобно адской машине..."

В одном из своих эссе, английский писатель и журналист Гилберт Кийт Честертон (1874—1936) отметил, что два создания - оптимист и пессимист преследовали его, когда он был подростком. Позднее писатель пытался уяснить для себя что же скрывают под собой эти два расхожих определения человеческой природы.

А уяснив, естественно, перенес на бумагу. Ведь все тот же Честертон признавался, что "готов писать книги по малейшему поводу" (что с успехом и делал, к радости читателей).

К радости, потому что Честертон - великолепный и остроумный рассказчик. Детектив его может и остается «легким» жанром (из-за искрометного авторского юмора и умения не дать читателю задремать над книгой), но всегда намекает на что-то большее.

Не исключение и роман "Жив-человек". Завязка его такова: однажды в тихом английском пансионе "Маяк" появляется необычный гость - этакий английский чудак, который валяется на травке и машет ногами в воздухе. Сперва, странное поведение незнакомца с говорящим именем Инносент (от англ. «невинность») вызывает у окружающих недоумение и даже возмущение, но страсть к жизни этого «неформала» оказывается заразительна. Вскоре большинство постояльцев "Маяка" уже с радостью принимают участие в забавах загадочного и обоятельного чудака и так продолжается пока не звучит выстрел. Точнее, два.

Вот вам закваска для детектива, интригующее течение сюжета гарантировано Г. К. Честертоном...

Но вопросы, которые автор раскрывает своим произведением отнюдь не шуточные: бывают ли забавы и радости невинны и имеет ли человек право на них? Что может скрываться за маской мировой скорби? Что будет если столкнуть нос к носу законченного оптимиста и законченного пессимиста, причем первому дать в руки револьвер?

Думаю сие жизнеутверждающее чтиво очень актуально сегодня, когда многие люди так склонны "мыслить позитивно". Во-первых, Честертон сам по себе "позитивен" (что бы это не значило), во-вторых, он рассказывает именно об этом - об искусстве сохранения радости жизни. Советую всем не читавшим от мала до велика. И отдельно — тем, кто любит вести себя неадекватно (потому что это о нас, ребята!!! =)))

Цитаты: Читать далее

Серия сообщений "Отзывы о прочитанном":
Часть 1 - Ensemble, c'est tout (Счастье... штрихами и мазками)
Часть 2 - Чудовище и...
...
Часть 15 - Наталья Леонидовна Трауберг. Сама жизнь.
Часть 16 - Мишель Турнье. Каспар, Мельхиор и Бальтазар
Часть 17 - Гилберт Кийт Честертон. Жив-человек
Часть 18 - Дж. Макдональд. СТРАНА СЕВЕРНОГО ВЕТРА. Иллюстрации: А. Власова
Часть 19 - Книжный моб и о любви к чтению...
...
Часть 38 - Анна Ахматова. "И вот одна осталась я..."
Часть 39 - Зов Кукушки. Джоан Роулинг аки Роберт Гэлбрейт. Поттеротолчок во мне и я в...
Часть 40 - Лея Гольдберг. Сдается квартира!

Мишель Турнье (р. 1924) - французский писатель, лауреат Гонкуровской премии. В своем творчестве имеет обыкновение обращаться к различным мифологическим и литературным первоисточникам, на их основе создавая собственные "апокрифы", ежели по-старому, или "фанфики", ежели по-современному.

Так появилсь романы " Пятница, или Тихоокеанский лимб " - история душевно-нравственных исканий Робинзона Даниэля Дефо, "Лесной царь" - повествование, уходящее корнями в древнегерманскую мифолгию и тот роман, о котором собственно пойдет речь в этом нудном отзыве.

О волхвах - мудрецах, пришедших к месту рождения Иисуса, следуя за Вифлеемской звездой, в Библии упоминается лишь в Евангелии от Матфея и то без подробностей, однако постепенно в христианской мифологии у них появились имена (Мельхиор, Бальтазар, Каспар), лица (азиатское, африканское, европейское) и царские титулы. Закреплены образы волхвов в нескольких сотнях фресок, картин, барельефов (здесь — большое собрание http://elmiradorespagnol.free.fr/3magos/)

Со всей массой апокрифических легенд и преданий о поклонении волхвов и имел дело Турнье, когда писал свой роман апокрифического жанра "Каспар, Мельхиор и Бальтазар"

Кто они? Откуда они пришли? Каков был их путь и каковы были цели их путешествия? На эти и некоторые другие темы фантазирует Мишель Турнье.

В итоге, один роман рассказывает даже не три истории, а больше. К выдуманной истории о волхвах присоединяется вполне историческое изложение биографии Ирода Великого, монологи также известных по христианскому преданию вола и осла, а также история о четвертом опоздавшем волхве...

Какого-то однозначно положительного впечатления книга не произвела. Может оттого, что материал не чисто исторический, а скорее сказочно-мифологический - Турнье не стал утруждать себя и подгонкой мыслей героев к началу первого тысячелетия; проблемы древних волхвов заботят вполне современные. В потомках уцелевших после известного бедствия содомитов, описанных рукой Турнье, самодовольных и гордящихся своим происхожденем, можно рискнуть узнать если не себя самих, то хотя бы вполне современных жителей планеты земля: "у содомита высота взгляда сводилась к глубинному анализу, подъем - к проникновению, теология - к онтологии, радость от приобщения к свету разума оледенял страх ночного кладоискателя, который подкапывается под самые основы существования".

Совсем иные слова Турнье вкладывает в уста предводителя бедуинов: "...во времена, о которых я веду речь, живот, жаждущий пищи, и уши, жаждущие знания, составляли одно, ибо одни и те же плоды утоляли и тот, и другой голод <...> Душа и тело были слиты воедино. Падение человека раскололо истину надвое. Пустое, полое, лживое слово лишилось способности насыщать. И пища, тяжелая, плотная, непрозрачная и жирная, затемняет разум и превращается в отвислые щеки и животы! <...> Мы стараемся преодалеть раскол между пищей и познанием, до предела упростив и то и другое, ибо мы убеждены, что, изощряя их, мы усугубляем разрыв между ними. Конечно, мы не надеемся примирить их только собственными силами. Нет. Чтобы свершилось возрождение, нужна сила сверхчеловеческая, воистину божественная".

То есть, если захотеть, можно найти над чем задуматься или чему удивиться. Далее еще цитаты:

Серия сообщений "Отзывы о прочитанном":
Часть 1 - Ensemble, c'est tout (Счастье... штрихами и мазками)
Часть 2 - Чудовище и...
...
Часть 14 - Альбер Камю &quot;Чума&quot;
Часть 15 - Наталья Леонидовна Трауберг. Сама жизнь.
Часть 16 - Мишель Турнье. Каспар, Мельхиор и Бальтазар
Часть 17 - Гилберт Кийт Честертон. Жив-человек
Часть 18 - Дж. Макдональд. СТРАНА СЕВЕРНОГО ВЕТРА. Иллюстрации: А. Власова
...
Часть 38 - Анна Ахматова. "И вот одна осталась я..."
Часть 39 - Зов Кукушки. Джоан Роулинг аки Роберт Гэлбрейт. Поттеротолчок во мне и я в...
Часть 40 - Лея Гольдберг. Сдается квартира!

"Цветаева же была убеждена, что жизнь вообще нельзя «строить», она создается сама, своим внутренним, иррациональным путем."
(Виктория Швейцер. Быт и Бытие Марины Цветаевой)


 

  Тоска по родине! Давно
     Разоблаченная морока!
     Мне совершенно все равно --
     Где совершенно одинокой

     Быть, по каким камням домой
     Брести с кошелкою базарной
     В дом, и не знающий, что -- мой,
     Как госпиталь или казарма.

     Мне все равно, каких среди
     Лиц ощетиниваться пленным
     Львом, из какой людской среды
     Быть вытесненной -- непременно --

     В себя, в единоличье чувств.
     Камчатским медведем без льдины
     Где не ужиться (и не тщусь!),
     Где унижаться -- мне едино.

     Не обольщусь и языком
     Родным, его призывом млечным.
     Мне безразлично -- на каком
     Непонимаемой быть встречным!

     (Читателем, газетных тонн
     Глотателем, доильцем сплетен...)
     Двадцатого столетья -- он,
     А я -- до всякого столетья!

     Остолбеневши, как бревно,
     Оставшееся от аллеи,
     Мне всe -- равны, мне всe -- равно,
     И, может быть, всего равнее --

     Роднее бывшее -- всего.
     Все признаки с меня, все меты,
     Все даты -- как рукой сняло:
     Душа, родившаяся -- где-то.

     Так край меня не уберег
     Мой, что и самый зоркий сыщик
     Вдоль всей души, всей -- поперек!
     Родимого пятна не сыщет!

     Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
     И все -- равно, и все -- едино.
     Но если по дороге -- куст
     Встает, особенно -- рябина...

стихотворение читает Евгения Добровольская
картина Ильи Бройдо "Елабуга"

Серия сообщений "Любимые стихи":
Часть 1 - My heart's in the Highlands, my heart is not here...
Часть 2 - Каждый выбирает для себя (текст песни)
...
Часть 19 - Марина Цветаева. Цитата из &quot;Нездешнего вечера&quot;. Стихи и проза
Часть 20 - Райнер Мария Рильке. &quot;Одежды вечер медленно сменяет...&quot;
Часть 21 - Марина Цветаева. Тоска по родине...
Часть 22 - Галина Липина - К этим гулким морским берегам (на стихи Максимилиана Волошина)
Часть 23 - Михаил Щербаков. &quot;Кибитка&quot;. &quot;Меж этим пределом и тем...&quot;
...
Часть 48 - Ольга Шульчева-Джарман. Аквинат
Часть 49 - Анна Долгарева. если же говорить о любви, то лучше молчать сперва... три стихотворения
Часть 50 - Леа Гольдберг: "Дышать, любить — безмерная свобода". Стихи. ч. 1

Как-то так получилось, что последнее лето было заполнено у меня чтением К. С. Льюиса и Г. К. Честертона, а осенью к этой компании присоединился еще и Грэм Грин. Поэтому когда на глаза мне попалась книга редактора-переводчика вышеперечисленных книг Натальи Леонидовны Трауберг (плюс еще Вудхауза, Пола Гэллико, Кэтрин Патерсон и др.), решила взять на заметку.

Книга понравилась неожиданно и совершенно искренне. Вначале правда хотелось спросить "кто все эти люди?" (деятелей культуры 50-60-х годов 20-го века я не то чтобы очень хорошо знаю) и сложно было принять язык - подчеркнуто без красивостей и с категорическим отрицанием личного местоимения первого лица единственного числа ("дикое "я").

Но постепенно стало ясно, что нет никакой возможности оторваться от повествования, ведь оно течет как "сама жизнь", книга говорит ПРОСТЫМ языком о важных вещах (от юдофобии до фарисейства современных "христиан" — попытка критического взгляда изнутри — Трауберг еврейка и православная христианка, от важности домашней уборки до критики на фильмы по "Хроникам Нарнии" и Дозорам). Несмотря на то, что автор самоустраняется и книга представляет собой всего-лишь сборник статеек, эссе и интервью, а не полноценные мемуары, есть в этом ощущение какой-то внутренней целостности и равновесия. Человек много переживший и себя не потерявший, присутствие духа не утративший, делится опытом обретения мира в душе. Женщина, пережившая страшные времена, говорит, что не стала бы выбирать другую историческую эпоху для жизни (все они более-менее похожи)... хотя, возможно, предпочла бы жить где-нибудь в сказочной Англии.

Трауберг много пишет о христианстве, но поучений здесь нет. Скорее, предостережения. Ровно как и попытки навести читателя на размышление/воспоминание.

Что особенно понравилось?

Рассказы о Честертоне. Мне-то Клайв Льюис милее, а вот Наталья Леонидовна явно была большой почитательницей Гилберта Кийта Честертона. Всегда интересно читать или слушать о том, что человек действительно любит. Это заставляет и человека лучше понять, и даже немножко заразиться чужими нежными чувствами;

Рассказ о крысе Мусе и собственном коте - Иноссенте Коттоне Грее (или просто Кеше), который был избран председателем Честертоновского общества и вообще был удивительным котом не менее удивительной хозяйки. В числе прочего, Трауберг засвидетельствовала, что путешествовать - это, конечно, хорошо... но лучше, когда есть стены и кошки... Не книга, а ценное напоминание.

Бывает так, что в книге вроде и нет ничего особенного. Или ты просто не знаешь, как это особенное описать — настолько оно прозрачно и неуловимо, как воздух которым дышишь. Но ты продолжаешь дышать и чувствуешь - сам факт того, что книга у тебя в руках - не-случайность.

== под морем цитаты ==

Читать далее

Серия сообщений "Отзывы о прочитанном":
Часть 1 - Ensemble, c'est tout (Счастье... штрихами и мазками)
Часть 2 - Чудовище и...
...
Часть 13 - Людмила Улицкая. Медея и ее дети
Часть 14 - Альбер Камю &quot;Чума&quot;
Часть 15 - Наталья Леонидовна Трауберг. Сама жизнь.
Часть 16 - Мишель Турнье. Каспар, Мельхиор и Бальтазар
Часть 17 - Гилберт Кийт Честертон. Жив-человек
...
Часть 38 - Анна Ахматова. "И вот одна осталась я..."
Часть 39 - Зов Кукушки. Джоан Роулинг аки Роберт Гэлбрейт. Поттеротолчок во мне и я в...
Часть 40 - Лея Гольдберг. Сдается квартира!

"Я знаю правду! Все прежние правды – прочь!
Не надо людям с людьми на земле бороться!
Смотрите: вечер! Смотрите: уж скоро ночь!
О чем – поэты, любовники, полководцы?
Уж ветер стелется, уже земля в росе,
Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,
И под землею скоро уснем мы все,
Кто на земле не давали уснуть друг другу."

"Раскаиваюсь? Нет. Единственная обязанность на земле человека – правда всего существа. Я бы в тот вечер, честно, руку на сердце положа, весь Петербург и всю Москву бы отдала за кузминское: “так похоже... на блаженство”, само блаженство бы отдала за “так похоже”... Одни душу продают – за розовые щеки, другие душу отдают – за небесные звуки.

И – все заплатили. Сережа и Лёня – жизнью, Гумилев – жизнью, Есенин – жизнью, Кузмин Ахматова, я – пожизненным заключением в самих себе, в этой крепости – вернее Петропавловской.

И как бы ни побеждали здешние утра и вечера, и как бы по-разному – всеисторически или бесшумно – мы, участники того нездешнего вечера, ни умирали – последним звучанием наших уст было и будет:
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли."

Art by http://albortu.deviantart.com/
 

Серия сообщений "Любимые стихи":
Часть 1 - My heart's in the Highlands, my heart is not here...
Часть 2 - Каждый выбирает для себя (текст песни)
...
Часть 17 - Марина Цветаева: &quot;Писала я на аспидной доске...&quot; в исполнении Елены Фроловой
Часть 18 - Федор Тютчев &quot;Наш век&quot;
Часть 19 - Марина Цветаева. Цитата из &quot;Нездешнего вечера&quot;. Стихи и проза
Часть 20 - Райнер Мария Рильке. &quot;Одежды вечер медленно сменяет...&quot;
Часть 21 - Марина Цветаева. Тоска по родине...
...
Часть 48 - Ольга Шульчева-Джарман. Аквинат
Часть 49 - Анна Долгарева. если же говорить о любви, то лучше молчать сперва... три стихотворения
Часть 50 - Леа Гольдберг: "Дышать, любить — безмерная свобода". Стихи. ч. 1

" Есть встречи, есть чувства, когда дается сразу все и продолжения не нужно. Продолжать, ведь это – проверять."

"Если нынешние не говорят “люблю”, то от страха, во-первых – себя связать, во-вторых – передать: снизить себе цену. Из чистейшего себялюбия. Те – мы – не говорили “люблю” из мистического страха, назвав, убить любовь, и еще от глубокой уверенности, что есть нечто высшее любви, от страха это высшее – снизить, сказав “люблю” – недодать. Оттого нас так мало и любили."

"Кто может не писать - писать не смеет"

"А Белый нынче был совсем хорош”. Как о трудно-больном. Безнадежно-больном. С тем пусть крохотным, пусть истовым, но непременным оттенком превосходства: здоровья над болезнью, здравого смысла над безумием, нормы – хотя бы над самым прекрасным казусом."

(Марина Цветаева. "Пленный дух") - 1934

Арт by http://mrdexarts.deviantart.com/

«Стихийное бедствие не по мерке человеку, потому-то и считается, что бедствие – это нечто ирреальное, что оно-де дурной сон, который скоро пройдет. Но не сон кончается, а от одного дурного сна к другому кончаются люди...»

Прочитала «Чуму» Альбера Камю и хотя идея понравилась, но воплощение показалось не слишком убедительным. В центре сюжета лежит городок Оран. Люди там живут по инерции и не задумываясь. Вся жизнь для них проходит в обсуждении коммерческих сделок и нехитрых развлечениях, а смерть или болезнь для них «некомфортабельна» и воспринимается как нечто ирреальное. «Болеть всегда неприятно, но существуют города и страны, которые поддерживают вас во время недуга и где в известном смысле можно позволить себе роскошь поболеть. Больной нуждается в ласке, ему хочется на что-то опереться, это вполне естественно. Но в Оране все требует крепкого здоровья: и капризы климата, и размах деловой жизни, серость окружающего, короткие сумерки и стиль развлечений. Больной там по-настоящему одинок… Каково же тому, кто лежит на смертном одре, в глухом капкане, за сотнями потрескивающих от зноя стен, меж тем как в эту минуту целый город по телефону или за столиками кафе говорит о коммерческих сделках, коносаментах и учете векселей. И вы поймете тогда, до чего же некомфортабельна может стать смерть, даже вполне современная, когда она приходит туда, где всегда сушь»[i]. Таковы Оранцы, на большее, чем у них есть они и не расчитывают и, может быть где-то [i]«есть такие города и страны, где люди хотя бы временами подозревают о существовании чего-то иного. Вообще-то говоря, от этого их жизнь не меняется. Но подозрение все-таки мелькнуло, и то слава Богу. А вот Оран, напротив, город, по-видимому никогда и ничего не подозревающий, то есть вполне современный город». И вот по этому-то городу, откуда уходят остатки человечности и вдумчивости вполне закономерно бъет «бич Божий» чума. Чтобы люди проснулись, задумались, чтобы ход жизни изменился... А собственно, такое возможно? И если да, то как?

Вера. Естественным путем к пробуждению является вера. Но Камю верующим человеком не был, религиозного образования не получал, и в «Мифе о Сизифе» он как раз таки очень правильно обходит эти тонкие вопросы в стороне. Но в «Чуме» вопросы веры задеваются и раскрываются в образе отца Панлю — иезуитского священника. И вот этот то образ явился для меня наиболее спорным. С одной стороны, Камю описывает Панлю как умного и красноречивого проповедника, но тут же оговариваясь: «Панлю – кабинетный ученый. Он видел недостаточно смертей и потому вещает от имени истины». И, все же, поколебавшись, писатель, наделяет священнослужителя положительными качествами — Панлю соглашается не только проповедовать о спасении души, но и принимать деятельное участие в работе санитарной бригады. Когда священник насмотрелся на смерти, то Камю вкладывает в его уста фразу, которую просвященный верующий (а не религиозный фанатик) мог бы сказать только предварительно лишившись рассудка: «Если священник заболеет, то он не должен обращаться к врачу».

Дело в том, что верующие люди (те, у которых не только сердце, но и голова впорядке) понимают, что действие Бога можно обнаружить не только в непосредственном чуде, но и в действиях врача... в любом человеке, который пришел вовремя, чтобы помочь в трудную минуту. И вот в раскрытие образа вкралась такая очевидная для «моралиста-гуманиста» ошибка. Камю в этом обнаруживает свое отношение — типичное отношение атеистов к людям верующим, характеризующееся поверхностностью и поспешностью суждений: «И почему их Бог их не исцеляет?» (с внутренней обидой).

Мне кажется в отце Панлю (главным образом, в его кончине) отразились собственные отношения Камю к вере. Вера Камю слаба и лишена сколько-нибудь прочных, разумных оснований. Она умирает от непонятной болезни, боиться обратиться за помощью и ее можно назвать целиком и полностью «сомнительным случаем».

Гуманизм.

Всем известно, что в Европе правит гуманизм. Камю - признанный моралист и тема гуманности неотъемлима от его творчества. Бедствие, возникшее в городе Отоне, для людей деятельных и человеколюбивых — есть огромный шанс явить миру свои лучшие качества. Там где отдельная личная беда редко толкает ближних на помощь друг к другу, общее горе объединяет людей, которые, возможно, и не думали о том, что могут помочь другим. Так, сплочаются вокруг общего дела Тарру (который хочет быть «святым» без Бога), Риэ (врач), Гран (графоман, который бесконечное число раз переписывает лишь одну фразу), Рамбер (журналист, попавший в город по делам и обнаруживший в себе огромную любовь к оставленной в Париже женщине) — все они стремяться помочь людям. И Камю доказывает на примере этих людей стремление человека к добру.

Но он, восхищаясь деятельным добром врача-атеиста и «святого»-атеиста показывает и то, что несмотря на все эти стремления неумолимо топчет смерть, тем самым открывая их тщетность.

И застышим в воздухе остается вопрос: «Зачем?» Даже если в основной своей массе люди (прежде всего это касается атеистов) и совершает чаще добрые поступки, чем дурные, то чего ради?.. В чем цель добра, которое к тому же до чумы спало крепким сном?

Любовь.

«– Вы в Господа Бога не верите? – спросила старуха, она каждое утро аккуратно ходила к мессе.

Рамбер признался, что не верит, и старуха добавила, что и поэтому тоже.

- Тогда вы правы, поезжайте к ней. Иначе что же вам остается?»

Итак, остается еще любовь человека к человеку. Праздник избавления от чумы — это и праздник любви, когда люди открыто демонстрируют свои чувства (через книгу вообще лейтмотивом проходит глубоко философская мысль, что «обнимажулечки — это приятно, так — тискайтесь пока есть возможность»... это очень по-французки, очень по-человечески). Камю вроде бы и не возвеличивает любовь сверх меры, но в то же время видит ее едва ли не единственной доступной человеку радостью. В городе Отон где все чувства давно стали механическими, бездумными, чума будит и обостряет их и тогда как людям, потерявшим своих близких, остается лишь вглядываться в разверзшуюся перед ними бездну, влюбленным Камю дарит надежду любить крепче. Пожалуй, единственную надежду, которую он вообще оставляет человеку в этой книге. У влюбленных есть шанс хоть на какое-то время еще счастливо забыться в объятиях любимого. «Если хотя бы время от времени радость, как награда, приходит к тому, кто довольствуется своим уделом человека и своей бедной и страшной любовью». И все же, почему любовь человеческая бедна и страшна? Потому что, несмотря на то, что чума угасла и разлученные ей люди встретились — остались еще обычные разлуки и обычная смерть.

Итак, цель аллегории положенной в основу романа Камю «Чума» - показать, что все живые люди больны. Больны, вероятно, смертью (или грехом, что в религиозном контексте практически одно и то же). Но большинство из них предпочитает не ведать о том, живя в мире иллюзий и предаваясь сиюминутным радостям. Вопрос в том способно ли что-то нарушить застоявшийся ход жизни, где люди не хотят задумываться над ней? Способно ли что-то пробудить ото сна целый город или мир?

Вот мне думается, что если и да, то речь может идти не о пробуждении всех и сразу, а о каждом отдельном человеке.

А ХУЛИ Я ВООБЩЕ ЭТО ЧИТАЛА? ДОСТОЕВСКИЙ КРУЧЕ! 

Серия сообщений "Отзывы о прочитанном":
Часть 1 - Ensemble, c'est tout (Счастье... штрихами и мазками)
Часть 2 - Чудовище и...
...
Часть 12 - Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы
Часть 13 - Людмила Улицкая. Медея и ее дети
Часть 14 - Альбер Камю &quot;Чума&quot;
Часть 15 - Наталья Леонидовна Трауберг. Сама жизнь.
Часть 16 - Мишель Турнье. Каспар, Мельхиор и Бальтазар
...
Часть 38 - Анна Ахматова. "И вот одна осталась я..."
Часть 39 - Зов Кукушки. Джоан Роулинг аки Роберт Гэлбрейт. Поттеротолчок во мне и я в...
Часть 40 - Лея Гольдберг. Сдается квартира!

Спотыкаясь, забредая в колючие и темные заросли, ловя каждый неверный отблеск... и все же не забывая...

История Фотогена и Никтерис, The Romance of Photogen and Nycteris, The Day Boy and the Night Girl (1879 год) Джорджа Макдональда
Мальчик, который знает только свет солнца и боится темноты и девочка, которая не знает другого света, кроме маленькой масляной лампы. И вот они сошлись... Любовь? На самом деле, просто психоделика. Советую!
 

фотоманип by http://phatpuppy.deviantart.com/

о его же большом романе "Лилит" писала тут: http://www.liveinternet.ru/users/delgita/post133119277/