В 2016-м году Эндрю Гарфилд снялся в двух очень серьёзных работах маститых режиссёров: в «Молчании» Мартина Скорсезе и в картине «По соображениям совести» Мэла Гибсона. Фильмы очень разные, но исполнитель главной роли – не единственное, что их объединяет. Это работы чёткой христианской направленности, хотя в них нет даже косвенной религиозной агитации – только постановка вопроса о взаимоотношении человека и Бога, причём человека, подвергшегося жесточайшему испытанию, которое мало кому под силу. И Бог молчит, и человек должен сам совершить тяжёлый выбор.

«Чего Ты хочешь? Я не в силах понять. Я Тебя не слышу», - говорит потрясённый кровавой бойней капрал Досс в фильме Гибсона.

«Я чувствую искушение. Меня так искушает отчаяние. И я боюсь. Вес Твоего молчания ужасен. И я молюсь, но я потерян. Или я говорю с пустотой, с ничто, потому что Тебя там нет?» - вторит ему в ещё большем смятении падре Родригес из «Молчания».

«Молчание» обращено к разуму, «По соображениям совести» - к чувствам. Но оба прошибают насквозь. Так режиссёры прокладывают путь к душам зрителей, многие из которых редко задумываются о поставленных в этих фильмах вопросах.

Обе картины складывались годами. Скорсезе шёл к своему фильму 30 лет, Мэл Гибсон – более 10. Ему предложили его снять сразу после «Страстей Христовых», уже был написан первоначальный сценарий, но Гибсон сперва отказался. Однако, герой этот был словно назначен ему судьбой – человек-одиночка, идущий на невероятные испытания ради своих убеждений, прущий против течения, один в поле воин, краеугольный камень. Типичный его персонаж. И после 10 лет вынужденного режиссёрского застоя Гибсон снял ленту именно об этом человеке и его подвиге.

Человек этот реально существовал и звали его Десмонд Досс. Он стал известен тем, что во время II Мировой войны оказался первым (а всего их было три) кавалером высшей американской военной награды – Медали Почёта, отказавшимся взять в руки оружие из религиозных убеждений. Наверное, в американской армии служило немало христиан, в том числе адвентистов седьмого дня, как и Досс. Но лишь один пошёл добровольцем в армию, храня в душе заповедь «Не убий!». Конечно, в казарме стрелковой роты, куда его определили вопреки его желанию попасть в медицинский батальон, такому бойцу оказались не рады. И курсанты над ним издевались, и военное начальство пыталось сломить, и пытались выгнать из армии, и под трибунал отдавали. Но в конечном итоге Досс оказался со своими товарищами на передовой на японском острове Окинава, через всю протяжённость которого тянется 120-метровая скала Маэда. По-английски она называется «Hacksaw Ridge», и это оригинальное название фильма. Именно на эту высоту, подымаются по отвесной стене, цепляясь за сеть, бойцы. Здесь Досс совершит свой подвиг.

В российском прокате название «По соображениям совести» соотносится с понятием, которое есть и у нас, и было у американцев – «отказник по совести», но это выражение очень не нравилось реальному Доссу, он говорил: "Я не отказник, я сотрудник по совести. Я не отказываюсь служить на фронте. Я только отказываюсь лишать людей жизни".

Даже предыстория в фильме была жёсткой, насыщенной испытаниями героя, но сама история подвига показана Гибсоном гиперреалистично, преувеличенно, избыточно. И не потому, что режиссёр создавал из героя легенду – в реальности тот был гораздо больше легендой, чем его показали в фильме, просто Гибсон решил, что зритель не способен будет справиться с верой в происходящее. Реальность превзошла художественный вымысел. Обычно автор приукрашивает героя, а Гибсон Досса притушевал. Но вот саму битву он изобразил как смертельную стихию, мясорубку, будто герои попали в геенну. Эта битва невероятна и несёт огромный пацифистский заряд. Если кто и вернётся из этого сражения, то будет калекой, физическим и нравственным.

Но то, что калечит других, не может сломить Досса, того самого Досса, которого товарищи называли «трусихой». Мало того, в этом тяжелейшем испытании он не только сохраняет присутствие духа, не только остаётся человеком, но поднимается до уровня святости – когда американцы отступают, вновь спускаются по отвесной скале вниз, наверху остаётся один только Досс против всей японской армии. Досс и десятки раненых бойцов, которых он один за другим спасает прямо под вражеским огнём. Даже парочку японцев прихватил (правда, это только в фильме, в жизни же хотел, но ему не позволили). И изнурённый, измученный, окровавленный, израненный, молит только об одном: «Дай спасти ещё одного. Ещё одного. Ещё одного». Только в той битве, на протяжении двенадцати часов, Досс спас приблизительно 75 человек. Сам он, будучи скромным, называл число 50, начальство утверждало, что 100. Порешили, что пусть будет 75. Общее количество им спасённых гораздо больше.

Именно в этом сражении Досс в первый и в последний раз возьмёт в руки винтовку, но не как оружие – её приклад он использует как подручный инструмент спасения раненного сержанта Хауэлла (Винс Вон).

Наверное, Гибсон – единственный, кроме Клинта Иствуда, столь честный, прямолинейный и несколько старомодный режиссёр. Он отказывается от полутонов, чтобы его идеи невозможно было трактовать двояко. Но зритель ему прощает и эту прямолинейность, и максимализм, и уверенность в своей правоте, и даже некоторую пафосность, потому что Гибсон апеллирует не к художественному восприятию зрителя, а напрямую к его лучшим чувствам, к душе. Кстати, одна из последних работ Иствуда тоже антивоенная – фильм «Снайпер». Но его персонаж убивает, теряя самого себя, и становится на войне адреналинозависимым. Герой Гибсона отказывается убивать, он спасает.

И те, кто смеялся и издевался над парнем в казармах, открывают для себя величие христианской веры. И уже не хотят идти в бой без Досса, и для них важно, чтобы их санитар перед очередной битвой за них помолился – и весь батальон не начинает наступление, пока Досс не закончит свою молитву, потому что именно к его словам Бог прислушается и, быть может, сотворит ещё чудо, ещё и ещё...

«Большинство из них не имеет твоей веры. Но они верят в тебя и в крепость твоей веры».

Гарфилд, когда прочитал впервые сценарий, плакал. Ведь такие истории невероятны и они позволяют прикоснувшимся к ним испытать катарсис.

11 из 11

СКАЧАТЬ (дубляж)

В 1640-м году два молодых португальских священника-иезуита: падре Себастьян Родригес (Эндрю Гарфилд) и падре Франциско Гаррпе (Адам Драйвер) решили отправиться в Нагасаки на поиски своего наставника – миссионера падре Криштована Феррейры (Лиам Нисон), о котором ходят противоречивые и тревожные слухи - дескать, он отказался от христианской веры, принял буддизм, женился и благополучно живёт в Японии под чужим именем. Духовник не хочет отпускать их, ведь Япония - закрытая страна.

Да, миссионеры впервые прибыли в страну восходящего солнца меньше века назад, и христианство там быстро набрало силу – японская паства выросла, как на дрожжах, насчитывая 300 000 человек. Но сёгуны, которые вначале приветствовали новую религию, почувствовали угрозу для своего благополучия. Сначала они запретили миссионерскую деятельность, а затем и вовсе исповедание христианской веры. Чтобы изжить новую религию, её последователей подвергли гонениям, сравнимым с теми, которые переносили христиане-мученики первых веков – принявших веру японцев жестоко истязали и казнили, а отрёкшихся принудительно обращали в буддизм.

Но что молодым горячим сердцам предостережения старших? Они горят жаждой подвига и собираются жить в соответствии со своей христианской совестью. Они наперебой убеждают духовника:

. - Как мы можем пренебречь человеком, который наставлял нас в вере? он придал нашему миру форму.
- Но если эти слухи окажутся правдой, то отец Феррейра проклят.
- У нас нет выбора, мы должны спасти его душу.

Они уламывают духовника, который напутствует их горькими словами:
- Вы будете последними двумя священниками, армией двоих.

Именно с таким мироощущением, что они воинство Христово, молодые люди и отправляются в путь. Прибыв в Японию, иезуиты без лишних слов понимают, что ситуация гораздо хуже, чем им казалось в уютной комфортабельной Европе – христианская церковь находится в катакомбном состоянии, в самом прямом смысле этого слова. Десятки тысяч христиан зверски казнены. Нищие и бесправные крестьяне и рыбаки в полной тайне исповедуют свою веру.

Почему они стали христианами? «Впервые с ними обращались, как с созданиями Божиими, а не как с животными, и им обещали, что все их страдания не пропадут впустую, но во спасение», - отвечает сам себе на этот вопрос падре Родригес. Они мужественно отказываются наступить ногой на фуми-э, так называлось изображение распятия Христа, которое использовали для выявления иноверцев. А потом их казнят. Казни обычно так или иначе связаны с водой: верующих топят в океане, их распинают на крестах в полосе прибоя или поливают распятых горячей водой (но не кипятком, чтоб подольше мучились). Вода, как известно, символ крещения. В Японии этот символ обретает мученический подтекст – за свои убеждения приходится платить жизнью.

Священники готовы принять подвиг вместе с паствой, которая укрепляет их в мужестве и верности, что несколько парадоксально, ибо должно быть наоборот. Но их ждёт более сложное испытание – им напрямую дают понять, что жизнь или смерть, свобода или пытки местных христиан находятся в полной зависимости от их выбора. Они взывают к Богу в поисках правильного решения, но слышат в ответ лишь молчание.

Это страшное искушение для христианина, когда он должен принять решение, а Бог молчит, оставляя выбор, самый сложный в жизни выбор, за самим человеком. Но бессилие порождает не только сомнения, оно заставляет всмотреться в самую глубину себя, чтобы понять, насколько глубока вера, насколько сильна любовь к Богу и любовь к людям. Это, правда, очень непросто. Ведь только японский инквизитор способен сказать, что наступить ногой на изображение Христа – «это просто формальность, просто формальность». Будь так, из-за чего бы гибли все эти люди?

Мать Тереза писала о подобном опыте и мироощущении страшные и проникновенные слова: «Где моя вера? Даже глубоко внутри... нет ничего кроме пустоты и тьмы... Если Бог существует — пожалуйста, прости мне. Когда я пытаюсь обратить мои мысли к небесам, возникает такое осознание там пустоты, что эти самые мысли возвращаются как острые ножи и ранят самую мою душу... Как болезненна эта неизвестная боль — у меня нет веры. Отвергнутая, пустая, без веры, без любви, без рвения... Для чего я тружусь? Если нет Бога, не может быть и души. Если нет души, тогда, Иисус, ты тоже неправда».

Следует отметить, что фильм Скорсезе ни в коей мере не является ни пропагандой, ни контрпропагандой христианства. Это фильм – непростое для зрителя, особенно неверующего, размышление о некоторых очень сложных теологических вопросах, почти исповедь, обращение к собственной совести: как поступил бы в такой ситуации Христос, если бы не Ему предстояло быть распятым, а Его ученикам, в том числе таким же рыбакам, как те, что приютили Родригеса и Гаррпе? Как христианину следует подтверждать свою веру? Является ли японский мученик христианином, если он воспринимает Христа в своём сугубо национальном контексте - как ипостась Солнца? Что делать, если нужен ответ – здесь и сейчас! – а Бог молчит? Есть ли готовые ответы на эти вопросы, на все ли случаи жизни они сгодятся?

В фильме есть персонаж, свой личный Иуда Родригеса (неуловимо напоминающий одноимённого персонажа Леонида Андреева) – Кичиджиро (Ёсукэ Кубодзука). Раз за разом он предаёт своего духовного наставника, отказывается от христианства, а затем вновь приходит и кается, кается… Стоит ли гроша ломаного покаяние после многократного предательства, несмотря на осознание своей никчемности, трусости, слабости? Для христиан первых веков вопрос об отступивших под пытками от веры также был одним из самых сложных. И как бы вскользь Скорсезе пару раз напоминает: «Христианский мир не так велик, как кажется», и очень повезло тому, кто родится в стране, где за веру не пытают и не убивают. Ведь даже в наши дни немало христианских мучеников принимают смерть за веру.

К этому фильму Скорсезе, который в юности собирался стать священником, шёл почти 30 лет. Вместе с Джеем Коксом (это не первая их совместная работа) он не один десяток раз переписал сценарий по книге католика Сюсаку Эндо. Этот сценарий в буквальном смысле был выстрадан ими – внутренний ценз не позволял им признать его достойным воплощения. И да, Скорсезе известен как мощный и многоплановый режиссёр, но такого глубокого Скорсезе зритель ещё не видел.

Актёры выложились не только во время съёмок, но и при подготовке к ним. Они изучали религиозные тексты в монастыре святого Беуно в Уэльсе, у них был духовный наставник. На неделю они дали обет молчания. И очень жёстко постились. Адам Драйвер сбросил 23 кг, к концу съёмок он признавался, что начал видеть галлюцинации. А Эндрю Гарфилд говорил, что настолько много узнал о Христе, что готов миссионерствовать.

В картине не так много внешней динамики и драйва, но в ней скрыто огромное внутреннее напряжение, заставляющее зрителя думать о вещах, о которых он, возможно, при других обстоятельствах никогда бы не задумался.

Меня потрясло, что у такой серьёзной и глубокой картины была всего лишь одна номинация на «Оскар» - оператору Родриго Прието. Несмотря на скупость внешних выразительных средств Скорсезе, Прието снял столь поразительные планы, что даже не будь у фильма сильной идеи, сценария и режиссуры, думаю, они бы одни заставили зрителя досидеть до конца этого длинного, трёхчасового фильма. 11 из 11.

СКАЧАТЬ (дубляж)

Два мальчика с непростой судьбой. У Кристиана (Вилльям Йенк Нильсен) умерла после долгой болезни мать. Он тяжело переживает её уход, обвиняя отца (Ульрих Томсен) в том, что тот сдался и не сделал всё возможное для её спасения.

Второй пацан – Элиас (Маркус Рюгард) живёт с матерью, она на грани развода с мужем. Впрочем, отец Элиаса, Антон (Микаэл Персбрандт), и без того очень редко появляется дома – он волонтёр, работает врачом в Судане, в палаточном лагере. В школе над Элиасом издеваются все кому ни лень. Знакомство принципиального, смелого, гордого, с обострённым чувством справедливости, Кристиана и нерешительного робкого доброго и чуточку смешного Элиаса приводит к дружбе, а заодно и к психологической зависимости одного мальчика перед другим.

В то же время из Судана возвращается отец Элиаса, который пресытившись чужим страданием, пришёл к идее непротивления злу насилием. Это для него не просто голая теория – вторая сюжетная линия фильма как раз посвящена событиям в Судане.

Когда Антон в присутствии обоих мальчиков сталкивается с агрессивным человеком, он не поддаётся на провокации и остаётся самим собой, доказывая ребятам, что сила не в кулаках, а в способности не опуститься до уровня противника. Но мальчикам это непонятно, им нужно самим набить себе шишки, чтобы понять то, что говорит им Антон. А пока что Кристиан собирается отомстить обидчику, сделав бомбу…

Никак не могу понять, почему многие ополчились на этот фильм. Мне он очень даже понравился. Ругают, что не Триер. Но так не всем же быть Триерами. Крепкая, хорошо поставленная драма, прекрасные скандинавские актёры: Персбрандт и Томсен. Мальчишки тоже на высоте.

Вопрос о непротивлении злу – один из самых сложных этических вопросов последних двух тысячелетий. В фильме найдено вполне достойное решение этой проблемы.

Сюжет затягивает. И за мальчишек, и за их родителей переживаешь, особенно из-за недопонимания, которое вызывает массу проблем. Среди главных героев нет плохих персонажей, но некоторые совершают ужасные ошибки, которые могут иметь чрезвычайно серьёзные последствия. И да, в этом фильме знакомая многим до боли тема взаимоотношения отцов и детей держит нерв.

Композитор Юхан Сёдерквист. Нельзя не отметить музыкальный ряд - эмоциональный, настроенческий, очень приятный саундтрек.

«Оскар» и «Золотой глобус» за лучший иностранный фильм. 9 из 11.

СКАЧАТЬ (профессиональный многоголосый закадровый)

Сначала немного истории. Фундаментом для сюжета фильма послужил эпизод, случившийся в концлагере Освенцим 7 октября 1944 года. В тот день произошло восстание 12-й зондеркоманды Аушвиц-Биркенау. Зондеркоманду в Освенциме составляли сами заключённые, пользовавшиеся некоторыми привилегиями и усиленным пайком. За это они выполняли самую грязную работу, связанную с уничтожением людей: загоняли очередную партию заключённых в газовые камеры под видом душевых, раздевали их, запирали, а после гибели людей сортировали оставшуюся после них одежду, выдирали золотые зубы, сжигали «вещи» (так назывались в концлагере трупы) и выкидывали пепел из печей в реку. Через несколько месяцев немцы сменяли их новой зондеркомандой, которая прежде всего ликвидировала своих предшественников. В лагере было обычно 400 членов зондеркоманды, но осенью 44-го из-за резко увеличившегося спроса на их труд их число было увеличено вдвое. Несмотря на то, что членов зондеркоманды за выполняемую ими работу можно классифицировать как предателей, именно они составляли основной костяк сопротивления лагеря.

В день бунта 12-я зондеркоманда взорвала один из четырёх крематориев, в другом сожгла заживо двух немцев, уничтожила группу эсэсовцев, а затем, сломав заграждение, совершила побег, в котором участвовало несколько сот человек.

Всё это следовало рассказать, потому что именно на фоне этих событий, показанных весьма скупо, разворачивается сюжет фильма.

Главный герой картины – Саул Аусландер – является членом зондеркоманды. Камера словно прилипла к нему, отслеживая каждый его шаг: кружит вокруг него, плетётся сзади, но в основном ловит каждое движение его лица крупным планом. Цветовая гамма при этом близка к сепии, и хотя лента цветная, создаётся впечатление, что основная палитра – это оттенки коричневого цвета.

Что он за человек такой – Саул Аусландер? Этого мы толком так и не узнаем. У него измождённое лицо, а взгляд – напряжённый, оцепенелый, затравленный. Движения его размеренные, автоматические, но настолько быстрые, что кажутся лихорадочными. Он чем-то неуловимо напоминает героев Андрея Платонова. А ещё Лазарева – из «Проверки на дорогах». Он механически выполняет предназначенную ему работу. Ощущение такое, словно это человек, смирившийся с бессмысленностью своего существования, с тем, что попал в ад, в нём выгорело всё человеческое, живое. Он почти не говорит, если только кинет пару слов в случае крайней необходимости.

Но тут в очередной партии отравленных в газовой камере людей он обнаруживает мальчика. Все уже погибли, но этот мальчик проживёт несколько лишних минут. И вдруг Саулу покажется, что этот ребёнок – его сын. И неважно, что сына у него, возможно, никогда и не было - его существование вдруг обретает безумный сумеречный смысл: он должен найти раввина для того, чтобы тот прочитал «Кадиш», и он не может позволить телу сына сгореть в печи – ему необходимо похоронить мальчика в земле.

С этой минуты всё, что Саул делает, он делает для свершения своей цели, его устремление узко, как луч прожектора. Он доводит своих товарищей из зондеркоманды, занятых подготовкой к восстанию, он разрушает все их планы, его безумие – препятствие для них. Но для режиссёра главное не масштабные события, не то, что происходит вокруг Саула, а то, что творится в его оцепенелой, почти уничтоженной душе.

Работа потрясающая, особенно учитывая, что режиссёр и исполнитель главной роли - непрофессионалы. Картину снял Ласло Немеш, молодой режиссёр-дебютант, правда, он ученик великого Белы Тарра, а это о многом говорит. А Саула сыграл поэт - Геза Рёриг. И сыграл на полной самоотдаче.

В фильме много символики и, наверное, не случайно, существует мнение, что Немеш назвал своего героя Саулом - как апостола Павла, чьё имя до встречи с Богом было Савл. Этим он подчёркнул его перерождение: из гонителя и убийцы – в человека, пришедшего к Богу. На это же намекает и тот момент, когда вместо Кадиша Саул слышит пусть несвязные и обрывочные, но слова из молитвы «Отче наш».

Пожалуй, самая сильная из мной виденных работ на тему холокоста. Артхаус. 10 из 11.

СКАЧАТЬ (профессиональный многоголосый закадровый)