Joanna Sierko-Filipowska польская художница садовые грезы
ГРЕЗЫ
Мари Клински
Пройдет и день, и два, и год, и десять...
Чего я жду? К чему моя печаль?
Тоскливо звездный фартук свесив,
Оделась ночь в серебряную шаль.
Звенят ветра и день, и ночь, и утро...
Душа моя! О чем же ты молчишь?
Рассвет разлив,как краски перламутра,
Встречает свет погаснувшая тишь.
Плывет заря, на луг роняя слезы.
Где свет и счастье?В мире есть они?
На крыльях ночи мир приносит грезы,
Укутав в них бессмысленные дни.
"Многие жалуются, что в современном искусстве слишком много негатива. Мрачные тона, депрессивные темы и настроения... Если вы от всего этого уже устали, тогда добро пожаловать в мир польской художницы Джоанна Сьерко-Филиповски (Joanna Sierko-Filipowska) – добрый и уютный, полный фантазий, мечтаний, волшебства и романтики.Произведения художницы переносят нас в мир, о существовании которого большинство из нас либо давно забыли, либо в который мы просто перестали верить – мир любви, надежды и спокойствия. Джоанна Сьерко-Филиповски приглашает зрителя окунуться в атмосферу внутренней гармонии, наполненную детскими воспоминаниями, верой в волшебство и чудеса.
"Грезы"
Бабочки, девушки с ангельскими крыльями, цветы, нежные пастельные краски заставят вас забыть о насущных проблемах и заботах – хотя бы на несколько мгновений".
Предоставляю вашему вниманию видео с романтичными, светлыми, но немного печальными картинами Джоанны Сьерко и сопровождающюю их просмотр песню
Паша не был в родном городке почти десять лет. С тех пор, как окончил школу и уехал в Москву, выучился и довольно быстро сориентировавшись, нашел свою стезю и даже стал в какой-то мере самодостаточным человеком. За все эти годы он вспоминал малую родину с легкой ностальгией, как помнят о чем-то тихом, уютном, спокойном, когда возникает потребность в отдыхе и передышке среди бесконечной гонки за успехом. Потому родня не удивилась, когда вечером, после застолья, парень выказал желание прогуляться в одиночку по полузабытым улицам. Тетя Зина резонно предложила подождать до утра, но оглушенный бурной семейной встречей, обильными возлияниями и многоголосной чередой новостей («а помнишь Маринку Захарову, светленькая такая, вы вместе учились, двое детей уже!», «Семен Петрович-то допился всё-таки, угорел в гараже, не просохнув, в том году», «Лешка Гутов наш, который у дядь Славки мотоцикл угнал аккурат когда ты в первый класс пошел – так он байкером заделался, лохматый и в цепях!» и прочее), Пашка ускользнул и вышел в ночь, хлопнув калиткой. Маленький городок, который до своего статуса едва-едва дотягивал количеством жителей, по сути как был деревней, так и остался. На первый взгляд. И имелось здесь множество мест, куда хотелось сходить, посмотреть – изменилось ли там что-то? После сгустившихся ранних октябрьских сумерек улицы словно вымирали, лишь собачий лай изредка тревожил тишину. Павел шел, оглядываясь и то тут, то там припоминая свое беззаботное детство, пока не поравнялся с территорией детского садика. Стоящий почти на отшибе, сейчас, в темноте, освещаемый тусклым светом единственного фонаря, он выглядел одиноким, заброшенным. «А ведь тут я в 4 годика познакомился с Оксанкой» - в груди разлилось тепло, - до 16 лет вместе были…». Павел остановился, вспоминая.
Они и познакомились-то через ссору: он забрал у милой курносой девчушки ведерко с совком - поиграть, а она – не стала, как другие, лупить его чем под руку подвернется с гневными криками - расплакалась вдруг. Кудряшки запрыгали вокруг мокрого личика, плечики дернулись и ссутулились. Так и началось их знакомство. А также он впервые понял, что нельзя девочек обижать, наоборот – всяческие защищать, они слабее и беспомощнее. Оксаночка такой и была, нежной, как цветок, трепетной, наивной. Однако в десятом классе что-то вдруг случилось с ней, изменилась в один день. Стала молчаливой, грустной, неразговорчивой, потух огонек в глазах. А однажды вообще на его встревоженные приставания ответила грубо: «Отстань! Оставь меня в покое!». Прозвучало, как пощечина. Почти как «ненавижу». Обожгло парня, изумило. А потом Оксана и вовсе исчезла, не доучившись до выпускного. Вся их семья уехала, бросив дом, продавали потом его через знакомую. Больше Пашка не видел подругу детства и так и не узнал, что случилось с ней. А сейчас стоял столбом, придавленный памятью, её яркими картинками, не замечая ничего вокруг. Не слыша воцарившейся вдруг ватной тишины, не видя как колыхнулись волной кроны деревьев по улице. Встрепенулись и замерли, будто неживые. Резкий и протяжный скрип, монотонный, размеренный… Оттуда, с детской площадки. Сделав несколько шагов к ограде, парень заглянул между широкой узорчатой решеткой. На опустевшей территории сиротливо раскачивалась одна единственная качель, его любимая, с облупившейся голубой краской. Та, под которой вырастающие дети постепенно протерли ямку-дорожку, скользя ногами по утоптанной почве, бороздя её сандалями. Так хорошо было взлетать вверх, откидываясь спиной назад, потом лететь обратно, выгнувшись грудью, всем телом, чтоб задать ещё большую скорость. Паша очень быстро начал поджимать ноги, чтоб не царапнуть ими о землю. Выходя на прогулку, он бежал опрометью, впереди всех, стремясь занять этот удобный стульчик на металлических прутьях, в котором так удобно воображать себя пилотом самолета! Конечно же, он по первой просьбе умоляющих глаз уступал качели Оксане, но только ей. И то, стоял рядом, раскачивал одногруппницу и не сводил с неё завистливого жадного взгляда. Качели он любил едва ли не больше подруги. Собственно, единственное их наличие примиряло его с необходимостью посещать сад. Остальные дети имели возможность покачаться лишь когда Оксана просила его поиграть с ней в какую-то игру и уводила в сторонку (и то он шел тяжелея ногами, оглядываясь и негодуя в душе на тех, кто воспользовался моментом и прыгнул в «кабину пилота») или когда воспитательница сгоняла, требуя поделиться с жаждущими («Ты накатался, теперь дай Вовочке, его очередь». Ох уж этот жирный Вовочка, с трудом втискивающийся в узкие бортики качельного сиденья!). Никогда после детского сада ни одни качели не приносили ему столько удовольствия, как эти, первые в его жизни… Вообще, мало что могло сравниться по счастливым ощущениям с данными воспоминаниями детства. В душе всколыхнулось столько всего, в том числе и жажда снова взлететь и окунуться в те самые детские переживания. Он даже машинально сделал шаг вперед, прежде чем подумал, что теперь стал покрупнее даже прежнего ненавистного Вовочки, а уже потом понял, что его вожделенное место снова занято. Протерев глаза от удивления, он понял, что это не игра теней, а на качелях и впрямь сидит маленькая девочка, лет пяти, не больше, в клетчатом платьице, с распущенными, до пояса темными волосами. Сидит и – туда-сюда – медленно, вверх-вниз. Протяжно поскрипывая видимо давно не смазывающимися петлями. - Эй! – крикнул Паша. Девочка подняла голову и на парня уставились два широко распахнутых глаза, в которых отражая фонарный свет блестели слезы. Что-то екнуло в сердце, сжалось. Как в моменты, когда видишь чужую беду или сам находишься в беде. Не раздумывая, Павел перемахнул через ограду. Здание детского сада не светилось ни одним окном. Даже сторожка. Но откуда здесь ребенок в такой час? Время-то позднее. - Ты что здесь делаешь? Ты одна? – спросил Паша, приближаясь. Девочка не сводила с него глаз, напряженно вцепившись в бортики. - За мной не пришли… - тоненьким голоском, в котором сквозило отчаянье, пожаловалась малышка, - меня забыли… - Боже мой! – Паша кинулся к ребенку, та протянула ручонки, повторяя в рыданиях: «меня забыли, меня забыли, меня забыли…». Да как такое могло вообще случиться? Ну, родители не пришли, а где же воспитатели, где хоть одна живая взрослая душа? Приобняв девочку, Павел уже хотел снять её с качелей, взять на руки (господи, она же совсем замерзла!). Девочка вцепилась в него, как в спасательный круг, в последний раз выдохнула прямо в ухо: «меня забыли…» и вдруг тихим, совершенно спокойным голосом, шепнула: - Десять лет назад… Пашу как молнией шандарахнуло, аж волоски по телу дыбом встали. За столом с родственниками не только сплетни передавали и косточки перемывали, но и травили городские байки: «А в тот год, Павлуха, когда ты уехал, как раз осенью, - вещал подвыпивший дядь Боря, пуская носом кольца сигаретного дыма, - у нас тут в садике девчонка одна погибла. Качалась на качелях и слетела. Приложилась виском о камень и дух вон. Совсем малявка. Родители от горя с ума сошли. Мать потом повеситься пыталась… в психушку увезли. А отец пропал, домой не возвращался. Колька, сосед Михалыча, да ты его не помнишь уже… Видели его потом пару раз в городе. Вроде как запил сильно или даже что похлеще. Говорили, на иглу подсел. Не смог, значит, дочурку забыть. Агрессивный стал, никого не слушал, сразу орал и посылал по матушке… В садик тот наведывался, стоял у забора и выл белугой. А в саду твориться что-то стало такое, сторож говорил, что без поллитра на дежурство по ночам не останется ни за какую зарплату. А с поллитровкой спать уваливался. И воспитатели туда-же – увольняться принялись. Клавка Иванчук рассказывала, что девка та малая ей мерещится, среди бела дня! Да и ребятня тоже всё чаще рассказывала, что Катенька не пускает их к качеле… Короче, родители детей стали оттуда забирать. И через полгода садик закрылся совсем. Так и стоит, неприкаянный: ни снести его, не переделать. Никому не нужен…» Паша, холодея, с усилием отстранился, отодвинул от себя малышку, взглянул ей прямо в лицо. - Не уходи от меня… - попросила девочка равнодушным голосом, из которого исчез страх. Резкий порыв ветра бросил в них горсть листьев. Запорошил глаза рябью пыли. Невидящим от ужаса взглядом парень обвел глазами пустую заросшую сорняком территорию, дошел до детсадовского корпуса и обомлел. На месте ещё крепкого, каким запомнил его, здания увидел полуразрушенные, заброшенные его остатки, затянутые хмелем и диким виноградом. Снова протяжный скрип. Но не качелей, а где-то в стороне. Пронзительный, противный до зубной боли. Шорохи, шорохи со всех сторон. Тени забегали по серой пустоши, по выцветшим, когда-то разноцветным, - бордюрам, врытым в землю наполовину раскрашенным шинам, детским лазилкам. И одна длинная тень выдвинулась из зияющего чернотой проема сторожки Павел шевельнулся, пытаясь вырваться из детских объятий, но цепкие пальчики держали стальной хваткой, впиваясь в кожу, в мясо. Скрип нарастал, ветер хлестал Пашу колючими волосами страшной девчонки, а тот дергался, как марионетка, в маленьких ручках, утопая в жутком взгляде. - Останься… - прошептала девочка, - со мной. Фонарь мигнул ярче, снова и снова, вспышками озаряя синеватое лицо, отражаясь в залитых сплошной чернотой глазах, высвечивая круги под ними и тонкие обкусанные губы. Шаги, шоркающие, страшные, позади. Но не обернуться, и даже не закричать. Загипнотизированный до оцепенения, парень безуспешно попытался просипеть: «помогите…». Тень надвигалась, вырастала, скрюченная, черная, вытянулась, коснувшись головой качелей. - Останься с нами, - повторила девочка. А за её плечом, обезумев от ужаса, Паша увидел вдруг силуэты. Много фигур: дети, взрослые. Все они стояли и смотрели бессмысленным взглядами пустых кукол. Смотрели не на него, а куда-то за его спину. И какая-то покорная обреченность сквозила во всем их облике. А в следующий момент Паша услышал треск, ощутил удар по голове и провалился в темноту.
Мужчина, заросший, со слезами в безумных глазах, в лохмотьях, сжимая в руках обрезок стальной трубы, присел на корточки, обшарил карманы, забрал кошелек. Потом поднялся, неуклюже перегибаясь через труп, обнял малышку: - Доченька, я так тебя люблю! - И я тебя, папа. Она таяла, становилась полупрозрачной. Мужчина всхлипнул и отправился обратно в сторожку.
«Колька вроде бы поселился в заброшенном садике, то появлялся там, то уходил. Как и на что жил – непонятно. Наркоманы туда лазили время от времени. Мерли там. Подростки пропадали, помнишь, Зин? Много трупов находили, но убийцу так и не поймали…»
- Спасибо, папа, - улыбнулась девочка на качеле вслед, отпуская тело, бывшее ещё совсем недавно живым, а теперь истекающее кровью из пробитой головы. Мешком свалившись на землю, оно замерло у ног призрака.
А.С. Пушкин был известен своей склонностью к суевериям
Поэт никогда не садился за стол, где было 13 человек,
не оставался в комнате с 3 свечами (эти приметы предвещали смерть)
Портрет Пушкина, 1831 год (в год женидьбы на Натали), поэту 32 года
Неизвестный художник
По воспоминаниям друга Пушкина - Владимира Даля:
«Пушкин, я думаю, был иногда и в некоторых отношениях суеверен; он говаривал о приметах, которые никогда его не обманывали, и, угадывая глубоким чувством какую-то таинственную, непостижимую для ума связь между разнородными предметами и явлениями, в коих, по-видимому, нет ничего общего, уважал тысячелетнее предание народа, доискивался и в нем смыслу, будучи убежден, что смысл в нем есть и быть должен, если не всегда легко его разгадать».
В те времена существовало много житейских примет, в которые Пушкин верил.
«Выйдя из дома, похороны — говорит: «Слава Богу! Будет удача»
***
«Если же, находясь в пути, увидит месяц от себя не с правой,
а с левой стороны, — призадумается и непременно прочтёт про себя
«Отче наш» да три раза истово перекрестится»
***
«Он терпеть не мог подавать и принимать от знакомых руку,
в особенности левую, через порог, не выносил ни числа тринадцати
"Она владела башнею из чёрных валунов,
И ей семьёй была команда чёрных пауков..."
(Василий К., "Про Голого и Чёрную мадам")
Просматривая краткий список монстров японской мифологии, наткнулся на нечто до ужаса знакомое. Казалось бы, что в имени тебе моём -- йорогумо? А вот поди ж ты: "Сверху это привлекательная женщина, а вот конечности у нее паучьи. Йорогумо заманивает мужчин куда-нибудь и играет на музыкальном инструменте под названием бива. Музыка завораживает слушателя, а монстр в это время обездвиживает его паутиной и съедает. Существо способно звать и контролировать других пауков."
Ничего не напоминает? Так это же дровийская (тёмноэльфийская) паучья богиня Ллос! Правда, тов. Сальваторе ничего не писал о её любви к музыке и манерах пожирать зачарованных мужских особей, но я бы не стал исключать и такой вариант, учитывая царящий в обществе дроу матриархат, где мужчина априори считается низшим существом, которого никому не жаль. А уж контроль йорогумо над семьёй командой из 100500 чёрных пауков так и вообще не оставляет никаких сомнений в том, откуда растут ноги Ллос: из старой доброй Японии же. 8-)
Кстати, рекомендую тем, кто ещё не видел, таки посмотреть нетфликсовский мультик "За разломом Орла" (Beyond the Aquila Rift) и проникнуться настоящим обликом Греты, чтобы в свете нового знания по достоинству оценить её фразу: "Ну, здравствуй, Том..."
В некоторых странах в лесах или национальных парках есть изолированные одиноко стоящие каменные лестницы. Некоторые были возведены тысячу лет назад, другие несколько веков назад, а третьи и вовсе в ХХ веке.
Объединяет их всех ореол загадочности, так как за редким исключением неизвестно, что раньше находилось на этом месте, кто построил в отдалении от цивилизации в лесной чаще дом или башню и почему от них потом осталась лишь лестница.
В интернете ходит множество историй связанных с загадочными лестницами, ведущими в никуда и находящимися посреди леса. В основном это так называемые Городские легенды и мы коснемся этой темы чуть ниже.
Мистическая история картины Ивана Крамского «Русалки»
В истории классической русской живописи есть немало загадочных и удивительных эпизодов, позволяющих говорить о существовании картин с «нехорошей репутацией». В этот перечень попало сразу несколько работ известного художника-передвижника Ивана Крамского. Самое большое количество легенд связано с его картиной «Русалки».
И. Репин. Портрет художника И. Н. Крамского, 1882. Фрагмент
Замысел «Русалок» возник у художника под впечатлением от повести Н. Гоголя «Майская ночь, или Утопленница». Согласно народным поверьям, девушки-утопленницы после смерти становились русалками. Именно их и решил написать Иван Крамской. Эта тема была для художника-реалиста весьма неожиданной и новой. Художник очень любил Гоголя и много раз перечитывал все его произведения. Он хотел передать саму атмосферу «Майской ночи», погрузить зрителя в таинственный мир украинского фольклора.
(!)Подписывайтесь на наш канал в Дзен >>КУЛЬТУРОЛОГИЯ<<
И. Крамской. Автопортрет, 1867
Во время работы над картиной художнику не давали покоя несколько тем. Во-первых, он был одержим идеей передать завораживающую красоту лунного света, что никак ему не удавалось: «Все стараюсь в настоящее время поймать луну. Говорят, впрочем, что частица лунной ночи попала-таки в мою картину, но не вся. Трудная штука луна…», – сетовал художник. Задача осложнялась тем, что самой луны на картине не было – только ее блики на призрачных фигурах русалок.
М. Деригус. Иллюстрация к повести Н. Гоголя *Майская ночь, или Утопленница*: Ганна, 1951
Во-вторых, сама тема призраков и потустороннего мира, как говорили, была опасной. Многие современники Крамского всерьез считали, что гоголевские сюжеты могут сводить с ума живописцев. «Я рад, что с таким сюжетом окончательно не сломил себе шеи, и если не поймал луны, то все же нечто фантастическое вышло», – говорил Крамской.
А. Каневский. Иллюстрация к повести Н. Гоголя *Майская ночь, или Утопленница*: Освобождение свояченицы
Критики соглашались с тем, что замысел был удачно реализован, и называли картину «крайним правдоподобием фантастического сна»: «Так уж приелись нам все эти серые мужички, неуклюжие деревенские бабы, испитые чиновники,... что появление произведения, подобного «Майской ночи», должно произвести на публику самое приятное, освежающее впечатление». Однако на этом благосклонные отклики и закончились. А дальше началась мистика.
В. Власов. Иллюстрация к повести Н. Гоголя *Майская ночь, или Утопленница*: Спящий Левко, 1946
На первой выставке Товарищества передвижников «Русалок» И. Крамского повесили рядом с картиной А. Саврасова «Грачи прилетели». Ночью пейзаж неожиданно упал со стены – тогда шутили, что русалкам не понравилось такое соседство. Однако вскоре стало не до шуток.
(!)Подписывайтесь на наш канал в Дзен >>КУЛЬТУРОЛОГИЯ<<
О. Ионайтис. Иллюстрация к повести Н. Гоголя *Майская ночь, или Утопленница* | Фото: subscribe.ru
П. Третьяков после выставки обе картины приобрел для своей галереи. Для «Грачей» место сразу нашлось – в кабинете, а «Русалкам» долго не могли найти подходящего места, перевешивали из комнаты в комнату. Дело в том, что из залы, куда повесили картину Крамского, по ночам доносилось еле слышное пение и веяло прохладой, как у воды. Уборщицы отказывались заходить в помещение.
О. Ионайтис. Иллюстрация к повести Н. Гоголя *Майская ночь, или Утопленница* | Фото: subscribe.ru
Не склонный к мистицизму Третьяков не верил слухам, но однажды сам обратил внимание на то, что чувствует усталость, когда подолгу находится рядом с этим полотном. Посетители галереи тоже жаловались на то, что рассматривать длительное время эту картину просто невозможно. А вскоре появились слухи о том, что барышни, которые подолгу смотрели на «Русалок», сходили с ума, а одна из них утопилась в Яузе. Конечно, веских доказательств взаимосвязи происшествия с картинной галереей не было.
(!)Подписывайтесь на наш канал в Дзен >>КУЛЬТУРОЛОГИЯ<<
О. Ионайтис. Иллюстрация к повести Н. Гоголя *Майская ночь, или Утопленница* | Фото: subscribe.ru
Старушка нянька, которая жила в семье Третьяковых, посоветовала перевесить картину в дальний угол, чтобы днем на нее свет не падал: «Трудно русалкам при солнечном свете, оттого они даже ночью не могут успокоиться. А как попадут в тень, разом перестанут колобродить!». Третьяков, далекий от суеверий, все же послушал совета. С тех пор посетители галереи на эту картину не жаловались.
Три книги, на которые не сложились развернутые отзывы: Линдси Эшфорд "Женщина в "Восточном экспрессе", Кристина Ульсен ",Стеклянные дети" и Меган Миранда "Фрагменты прошлого". Обложки вставлять поленилась, не обессудьте)
Линдси Эшфорд "Женщина в "Восточном экспрессе" Это рассказ о путешествии Агаты Кристи на Ближний Восток. Подавленная мучительным разводом, знаменитая писательница желает развеяться и сменить обстановку. Она садится в "Восточный экспресс", где знакомится с двумя женщинами, и они продолжают путешествие уже втроём. Агата, Кэтрин и Нэнси - такие разные, у каждой свои проблемы и своя боль. Кэтрин работает на раскопках одного городов Древней Месопотамии, и приглашает туда новообретенных подруг.
Этот роман очень... мирный. Спокойный. Не сказать, чтобы скучный, но особых эмоций не вызывает. Автор смешивает факты с вымыслом, реально существовавших людей с вымышленными персонажами. Хороши декорации: Багдад, бедуины, раскопки, ковры и пряности - о, дивный Восток, в общем. Повествование течет плавно, сочетая переживания героинь, восточный колорит, завязавшиеся отношения между персонажами - настолько плавно, что временами убаюкивает. Когда нужно что-нибудь нейтральное, нехитрое, женское, но без сериальных страстей - эта книга вполне подойдёт. Непонятно, почему ее относят к категории детективов, ибо все эмоциональные всплески в ней из разряда жизненных драм, а не детективных штучек.
Кристина Ульсен "Стеклянные дети" Двенадцатилетняя Билли вместе с мамой переезжает в маленький городок. Они покупают дом, довольно старый и не особо ухоженный. Со слов человека, продавшего им эту развалюху, прежние владельцы спешно уехали, так как отцу семейства предложили работу в другом месте, и не стали брать с собой много вещей. Однако Билли складывающаяся картина кажется подозрительной - словно люди побросали все свои пожитки и сбежали. Вскоре она замечает, что вокруг творится какая-то чертовщина, а затем узнает, что об их доме в городке ходит дурная слава.
История вроде и не нова, но изложена лёгким языком, без излишеств и затянутости, поэтому довольно-таки увлекает. События развиваются быстро, атмосфера интригующая, но ни в коем случае не сумрачная, может, оттого, что дело происходит солнечным летом, недалеко от моря и пляжа. Подростки, пытающиеся разгадать мрачные тайны странного дома в глухомани, жуть непонятного происхождения - мистика или детектив? Раскрывать ответ на этот вопрос было бы спойлером, но могу сказать, что ничего ошеломляющего в финале не выяснится. Неплохая подростковая книга, годящаяся и для взрослых, желающих скоротать время за чтением чего-то безобидного, но занятного.
Меган Миранда "Фрагменты прошлого" Редкостная тягомотина. Семнадцатилетняя девушка разбирает вещи своего погибшего бывшего парня по просьбе его матери. Большую часть времени повествование идёт по схеме "она взяла в руки очередную его вещь и погрузилась в длительные романтические воспоминания". Потом убрала вещь в коробку, взяла следующую и... да, снова романтические воспоминания. Периодически она находит нечто необычное, однако чтобы дочитать до этих моментов приходится пробраться через неимоверное количество нудятины.
Признаюсь, с определенного момента я читала по диагонали из чистого любопытства, стало интересно, ради чего автор затеяла это вот все. В итоге выяснилось, что интрига довольно неплоха, и будь она изложена в более адекватной форме, получилась бы хорошая книга. Но увы. И дело совершенно не в том, что этот роман ориентирован на молодежную аудиторию - в этом жанре много хороших книг - а в том, что он...скучный.
галина5819
rss_pop
zerg_from_hive
