(и еще 382 записям на сайте сопоставлена такая метка)
Другие метки пользователя ↓
israel broytman Достоевский биографии бродский весна детские книги дзен дзен и любовь есенин здоровье книжная графика легенды лиру личности любовь маленький принц марк шагал мой любимый город музыка музыка слов музыканты и музыкальные инструменты новелла матвеева новый год о женщинах орхан памук осень ошо павич полезное поль элюар праздники притчи притчи брейгеля психология путешествия рукоделие руми саксофон скульпторы суфизм суфии тайцзи тициан халиль джебран цветы ци бай ши шагал эшер юмор япония
Ибн-аль-Фарид/ Царь Влюблённых |
Дневник |
Ибн-аль-Фарид/ Царь Влюблённых
Ибн-аль-Фарид /по прозвищу — «султан аль-'ашикин», Царь Влюблённых. (1181—1234)
Омар–Абу Хафс ибн–Абиль–Хасан Али–Шерефеддин – знаменитый арабский мистический поэт, родился в Каире.
Являясь представителем западной ветви суфизма, Ибн–аль–Фарид более других арабов подходит к суфиям восточным, персидским, удалившимся от исламских догматов.Одаренный от природы чрезвычайной красотою, он, тем не менее, сделался учеником аскетов и затворился в мечети Эль–Азгар, чтобы погрузиться в созерцание божества.Наиболее известны произведения: «Винная песня» и «Большая таийя» касыда
отрывки из < Большой касыды>
http://www.sufism.ru/libr/txt/great_kasyda.htm Большая Касыда
http://narod.ru/disk/4379087000/Б.Касыда.MP3.html аудиокнига скачать
...Был запечатан плотью тайный Свет,но тает плоть – и тайн у Духа нет
...Аз есмь Любовь. Безгласен, слеп и глух
Без образа - творящий образ Дух.
От века Сущий, он творит, Любя,
Глаза и уши, чтоб познать Себя.
Я слышу голос, вижу блеск зари
И рвусь к Любимой, но она внутри.
И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь,
Весь претворясь в безликую Любовь.
В одну Любовь. Я все. Я отдаю
Свою отдельность, скорлупу свою.
И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз -
Нет ничего, что восхищало вас.
Я стал сквозным - да светится Она
Сквозь мой покров, живая глубина!
Чтоб Ей служить, жить для нее одной,
Я отдал все, что было только мной:
Нет "моего". Растаяло, как дым,
Все, что назвал я некогда моим.
...О, если ум ваш к разуменью глух,
и непонятно вам единство двух,
И душам вашим не было дано
в бессчетности почувствовать одно,
То, скольким вы ни кланялись богам,
одни кумиры предстояли вам.
Ваш бог Един? но не внутри – вовне,–
не в вас, а рядом с вами, в стороне.
О, ад разлуки, раскаленный ад,
в котором все заблудшие горят!
Бог всюду и нигде. Ведь если Он
какой–нибудь границей отделен,–
Он не всецел еще и не проник
вовнутрь тебя,– о, бог твой невелик!
Бог – воздух твой, вдохни его – и ты
достигнешь беспредельной высоты.
Когда–то я раздваивался сам:
то, уносясь в восторге к небесам,
Себя терял я, небом опьянясь,
то, вновь с землею ощущая связь,
Я падал с неба, как орел без крыл,
и, высь утратив, прах свой находил.
И думал я, что только тот, кто пьян,
провидит смысл сквозь пламя и туман
И к высшему возносит лишь экстаз,
в котором тонет разум, слух и глаз.
Но вот я трезв и не хочу опять
себя в безмерной выси потерять,
Давно поняв, что цель и смысл Пути –
в самом себе безмерное найти.
Так откажись от внешнего, умри
для суеты и оживи внутри.
Уняв смятенье, сам в себе открой
незамутненный внутренний покой.
И в роднике извечной чистоты
с самим собой соединишься ты.
...Но у Любви нет цели. Не убей
свою любовь, прицел наметив ей.
Она сама – вся цель своя и суть,
к себе самой вовнутрь ведущий путь.
А если нет, то в тот желанный миг,
когда ты цели наконец достиг,
Любовь уйдет внезапно, как порыв,
слияние в разлуку превратив.
Будь счастлив тем, что ты живешь, любя.
любовь высоко вознесла тебя.
Ты стал главою всех существ живых
лишь потому, что сердце любит их.
Для любящих – племен и званий нет.
влюбленный ближе к небу, чем аскет
И чем мудрец, что, знаньем нагружен,
хранит ревниво груз былых времен.
Сними с него его бесценный хлам,
и он немного будет весить сам.
Ты не ему наследуешь. ты сын
того, кто знанье черпал из глубин
И в тайники ума не прятал кладь,
а всех сзывал, чтобы ее раздать.
О, страстный дух! все очи, все огни
в своей груди одной соедини!
И, шествуя по млечному пути,
полой одежд горящих мрак смети!
...Мой Бог – Любовь. Любовь к Тебе – мой Путь.
как может с сердцем разлучиться грудь?
Куда сверну? могу ли в ересь впасть,
когда меня ведет живая страсть?
Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг
Любовь к другой, я был бы еретик.
Любовь к другой? а не к Тебе одной?
да разве б мог я оставаться мной,
Нарушив клятву неземных основ,
ту, что давал, еще не зная слов,
В преддверье мира, где покровов нет,
где к Духу Дух течет и к Свету Свет?
...Весь мир в тебе, и ты, как мир, един.
со всеми будь, но избегай общин.
Их основал когда–то дух, но вот
толпа рабов, отгородясь, бредет
За буквой следом, накрепко забыв
про зов свободы и любви порыв.
Им не свобода – цепи им нужны.
они свободой порабощены.
И, на колени пав, стремятся в плен
к тому, кто всех зовет восстать с колен.
Знакомы им лишь внешние пути,
а дух велит вовнутрь себя войти
И в глубине увидеть наконец
в едином сердце тысячи сердец.
Вот твой предел, твоих стремлений край,
твоей души сияющий Синай.
Но здесь замри. останови полет,
иначе пламя грудь твою прожжет.
И, равновесье обретя, вернись
к вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь'''.
...О, не зовите мудрецом меня,
пустейший звук бессмысленно бубня.
<Возьмите ваши звания назад>,–
они одну лишь ненависть плодят.
Я то, что Есть. Я всем глазам открыт,
но только Cердце Cвет мой разглядит.
Ум груб, неповоротливы слова
для тонкой сути, блещущей едва.
Мне нет названий, очертаний нет.
Я вне всего, я – Дух, а не предмет.
И лишь иносказания одни
введут глаза в незримость, в вечность – дни,
Нигде и всюду мой незримый Храм,
Я отдаю приказы всем вещам.
И слов моих благоуханный строй
дохнет на землю вечной красотой.
И, подчинись чреде ночей и утр,
<законам дней, сзываю всех вовнутрь,>
Чтоб ощутить незыблемость основ
под зыбью дней и под тщетою слов.
Я в Cердцевине мира утвержден.
Я сам своя опора и закон.
...Я знаю, как целительна тоска,
блаженна рана и как Смерть сладка,
Та Смерть, что, грань меж нами разруби,
разрушит "я", чтоб влить меня в Тебя.
Разрушит грань – отдельность двух сердец,
Смерть – это выход в жизнь, а не конец,
Бояться Смерти? нет, мне жизнь страшна,
когда разлуку нашу длит она,
Когда не хочет слить двоих в дно,
в один сосуд – Единое вино.
Так помоги мне умереть, о, дай
войти в бескрайность, перейдя за край,–
Туда, где действует иной закон,
где побеждает тот, кто побежден.
Где мертвый жив, а длящий жизнь – мертвец,
где лишь начало то, что здесь конец,
И где царит над миром только тот,
кто ежечасно царство раздает.
И перед славой этого царя
тускнеет солнце, месяц и заря.
...И сердце мне пронзили боль и дрожь,
когда, как гром, раздался голос: "ложь!
Ты лжешь. Твоя открытость неполна.
в тебе живу еще не Я одна.
Ты отдал Мне себя? но не всего,
и себялюбье в сердце не мертво.
Вся тяжесть ран и бездна мук твоих –
такая малость, хоть и много их.
О, если б, спутав все свои пути,
ты б затерялся, чтоб Меня найти,
Навек и вмиг простясь со всей тщетой,
вся сложность стала б ясной простотой,
И ты б не бился шумно о порог,
а прямо в дом войти бы тихо смог.
Но ты не входишь, ты стоишь вовне,
не поселился, не живешь во Мне.
И Мне в себя войти ты не даешь,
и потому все эти клятвы – ложь.
Как страстен ты, как ты велеречив,
но ты – все ты. ты есть еще, ты жив.
Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри
Я ожила взамен тебя,– умри!"
...Не Ум, а Сердце Любит, и ему
Понятно непонятное Уму.
А Сердце немо. Дышит глубина,
Неизреченной мудрости полна.
И в тайне тайн, в глубинной той ночи
Я слышал приказание: "Молчи!"
Пускай о том, что там, в груди, живет,
Не знают ребра и не знает рот.
Пускай не смеет и не сможет речь
В словесность бессловесное облечь.
Солги глазам и ясность спрячь в туман -
Живую правду сохранит обман.
Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей тайну сбережешь.
И тем, кто просит точных, ясных слов,
<Я лишь молчанье предложить готов>.
Я сам, Любовь в молчанье углубя,
Храню ее от самого себя,
От глаз и мыслей и от рук своих,-
Да не присвоят то, что больше их:
Глаза воспримут образ, имя - слух,
Но только дух обнимет цельный Дух!
А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык,-
Он прокричит, что имя - это Ты,
И Ты уйдешь в глубины немоты.
И я с Тобой. Покуда дух - живой,
Он пленный дух. Не Ты моя, я - Твой.
...Скажи, как говорила Ты другим:
"Мой лик земным глазам неразличим".
Ведь некогда раскрыла ты уста,
лишь для меня замкнулась немота.
О, если б так Синай затосковал,
в горах бы гулкий прогремел обвал,
И если б было столько слезных рек,
то, верно б, Ноев затонул ковчег!
В моей груди огонь с горы Хорив
внезапно вспыхнул, сердце озарив.
И если б не неистовство огня,
то слезы затопили бы меня,
А если бы не слез моих поток,
огонь священный грудь бы мне прожег.
Не испытал Иаков ничего
в сравненье с болью сердца моего,
И все страданья Иова – ручей,
текущий в море горести моей.
Когда бы стон мой услыхал Аллах
наверно б, лик свой он склонил в слезах.
....И будет взгляд твой углубленно тих,
Когда поймешь, что в мире нет чужих.
И те, кто силы тратии в борьбе,
Слились в одно и все живут в тебе.
Так не стремись определить, замкнуть
Всецелость в клетку, в проявленье суть.
В бессчетных формах мира разлита
Единая, живая красота, -
То в том, то в этом, но всегда одна
Сто тысяч лиц, но все они – Она . . ..
...И тайное мое открылось вдруг,
собравшись в солнца раскаленный круг.
Как будто кто–то развернул в тиши
священный свиток – тайнопись души.
Его никто не смог бы прочитать,
когда б Любовь не сорвала печать.
Был запечатан плотью тайный Свет,
но тает плоть – и тайн у духа нет.
Все мирозданье – говорящий дух,
и книга жизни льется миру в слух.
А я... я скрыт в Тебе, Любовь моя.
волною света захлебнулся я.
И если б смерть сейчас пришла за мной,
то не нашла б приметы ни одной.
Лишь эта боль, в которой скрыт весь "я",–
мой бич? награда страшная моя!
Из блеска, из надмирного огня
на землю вновь не высылай меня.
Мне это тело сделалось чужим,
я сам желаю разлучиться с ним.
Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,–
текущий огнь, горящая Любовь!
О, как сказать мне, что такое Ты,
когда сравненья грубы и пусты!
Рокочут речи, как накат валов,
а мне все время не хватает слов.
О, этот вечно пересохший рот,
которому глотка недостает!
Я жажду жажды, хочет страсти страсть,
и лишь у Смерти есть над Смертью власть.
Приди же, Смерть! сотри черты лица!
я – дух, одетый в саван мертвеца.
Я весь исчез, мой затерялся след.
того, что глаз способен видеть,– нет...
Мой юный друг, шаги твои легки!
На берегу остались старики,
А море Духа ждет, чтобы сумел
Хоть кто-нибудь переступить предел.
Не застывай в почтении ко мне -
Иди за мною прямо по волне,
За мной одним, за тем, кто вал морской
Берет в узду спокойною рукой
И, трезвый, укрощает океан,
Которым мир воспламененный пьян.
Я не вожатый твой, я Путь и Дверь.
Войди в мой Дух и внешнему не верь!
Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введет в душевный мрак.
Где я, там Cвет. Я жив в Любви самой.
Любой влюбленный - друг вернейший мой,
Мой храбрый воин и моя рука,
И у Любви бесчисленны войска.
Метки: суфии ибн-аль-фарид |
Пир-Вилайят-Инайят-хан "Стать существом света" (из книги «Пробуждение. Опыт суфиев») |
Дневник |
Пир-Вилайят-Инайят-хан "Стать существом света" (из книги «Пробуждение. Опыт суфиев»)
«Я излил на тебя силу любви, и теперь ты можешь уподобиться Моему блеску» -- Коран
«Я видел себя в свете, содержащемся в сути вещей, -- а не в каком-то внешнем свете». -- Ибн аль Араби
«Как глаза не могут узреть себя, так и душа к этому не способна --ведь она есть само зрение. В тот момент, когда она закрывает глаза, ей является ее же свет». -- Хазрат Инайят хан
«Душа в ее земном проявлении вовсе не оторвана от высших сфер. Она живет во всех сферах сразу, хотя обычно осознает лишь один уровень. От остального нас отделяет лишь тонкая пелена. Душа видящего становится факелом в его руке. Это его огонь, освещающий путь. Мы направляем свет ее, как луч, в темные углы, где раньше ничего не было видно» -- Хазрат Инайят хан
Живя некоторое время в пещерах Гималаев, я просыпался в ранние предрассветные часы и медитировал на нездешнем свете, освещавшем горизонт перед восходом. Днем я часами смотрел на солнце. Как сказал греческий философ Плотин: «Для того чтобы заглянуть в солнце, нужны глаза подобные солнцу». Ночью я медитировал на звездах. Закрыв глаза, я дотягивался прямо до ярких кружевных туманностей и видел свое тело как частичку непрестанно вращающихся миров света.
Свет особенно важен для духовного раскрытия, ибо он является мостом между материей и невидимыми измерениями, лежащими за пределами нашего непосредственного восприятия. Действительно, ключ к древнейшей загадке о невозможности полностью объяснить природу реальности только тем, что мы видим глазами, можно найти в научном описании света. Большинство людей считают свое сознание неким фокусом -- точкой, локализированной во времени и пространстве. Поэтому им кажется, что и физический свет исходит из конкретных участков пространства: от солнца, звезд, зажженной свечи или электрической лампочки. Однако, когда медитирующий обращается внутрь себя, он часто обретает переживание более рассеянного сознания. Хазрат Инайят хан называет это «всепронизывающим светом». А Ибн аль Араби говорит: «Свет бывает двух видов: лишенный лучей и лучистый».
Физиков, как и мистиков, никогда не переставали изумлять парадоксы природы света. Когда они пытаются измерить свет в лабораторных экспериментах, им удается достоверно выяснить, что происходит, лишь в тот момент, когда свет взаимодействует с их приборами, -- ибо он делает все, чтобы не дать им никаких ключей к пониманию того, как он ведет себя до измерений, после них или между ними. Свет вряд ли можно считать материей, поскольку он, хотя и представляет собой электромагнитное явление, в отличие от остальных форм материи не имеет массы. Особенно примечательно, что сам свет дает нам удобную модель для описания взаимосвязи между энергией и материей -- или между несотворенной Вселенной и сотворенным Космосом.
К примеру, реальность, как и свет, ускользает от любых наших попыток познать ее за пределами привычного нам мира, в котором мы непосредственно существуем. С этой точки зрения то, что мы называем реальностью, больше похоже на поперечный срез многомерной и многоуровневой Вселенной. И чем дальше мы заходим в своих попытках определить реальность, тем больше она кажется виртуальной, каким-то образом воплощающейся в формах этого мира.
Метки: суфии пир-вилайят-инайят-хан |
СААДИ |
Дневник |
СААДИ
ИЗ "БУСТАНА"
Глава третья
О любви, любовном опьянении и безумстве
Прекрасны дни влюблённых, их стремленья
К возлюбленной, блаженны их мученья.
Прекрасно всё в любви — несёт ли нам
Страдания она или бальзам.
Влюблённый власть и царство ненавидит,
Он в бедности свою опору видит.
Он пьёт страданий чистое вино;
Молчит, хоть горьким кажется оно.
Его дарят похмельем сладким слёзы.
Шипы — не стражи ли царицы розы?
Страданья ради истиной любви
Блаженством, о влюблённый, назови!
Вьюк лёгок опьянённому верблюду,
Стремись, иди к единственному чуду!
Не сбросит раб с себя любви аркан,
Когда огнём любви он обуян.
Живут в тиши печального забвенья
Влюблённые — цари уединенья.
Они одни сумеют повести
Блуждающих по верному пути.
Проходят люди, их не узнавая,
Они — как в мире тьмы вода живая,
Они подобны рухнувшим стенам
Снаружи. А внутри — прекрасный храм.
Они, как мотыльки, сжигают крылья,
И шелкопряда чужды им усилья.
У них всегда в объятьях красота,
Повысохли от жажды их уста.
Не говорю: источник вод закрыт им,
Но жажду даже Нил не утолит им.
Перевод В. Державина
Метки: саади суфии суфизм |
Руми |
Дневник |
Метки: суфизм руми суфии щедровицкий |
Руми |
Дневник |
Из «Дивана Шамса Табризского»
Метки: руми щедровицкий суфии суфизм |
Руми в переводе Д.Щедровицкого |
Дневник |
Из «Дивана Шамса Табризского»
Комментарии Д. Щедровицкого
Скачать книгу можно на сайте Дмитрия Щедровицкого http://shchedrovitskiy.ru/books.php#127
О Дмитрии Щедровицком http://shchedrovitskiy.ru/bio.php
Метки: руми щедровицкий суфии суфизм |
Рыцарь Золотого века |
Дневник |
...Мы только мутный цвет миндальный,
мы только первопутный снег,
оттенок тонкий, отзвук дальний,
но мы пришли в зловещий век.
Навис он, грубый и огромный,
но что нам гром его тревог?
Мы целомудренно бездомны,
и с нами звезды, ветер, Бог.
В. Набоков
Анна Кривошеина
Я по воле небес родился в наш железный век, дабы воскресить в нем золотой. Дон Кихот |
«Я отлично знаю... что нет таких чар, которые могли бы поколебать или же сломить нашу волю, как полагают иные простаки, ибо воля наша свободна, и ни колдовские травы, ни чародейство над нею не властны. Сломить человеческую волю — это вещь невозможная», — напишет Мигель де Сервантес почти в самом конце своей жизни — жизни, в которой были рабство и тюрьма, нищета, непонимание, насмешки и презрение.
Тем поразительнее читать историю жизни, написанную твердым почерком человека, который никогда не выбирал кривых дорог.
Он родился в 1547 году в небольшом городке Алькала де Энарес, в 20 милях от Мадрида. Древний род Сервантесов, прославивший себя верным служением испанским королям, за пять столетий постепенно обеднел. В поисках денег семья перебиралась из города в город, и уже подростком будущий писатель изъездил пол-Испании. Несколько лет он учился в Мадриде у известного гуманиста Хуана Лопеса де Ойоса (последователя Эразма Роттердамского), а также в Саламанкском университете — «Иберийских Афинах», как называли его испанцы, — крупном гуманистическом центре того времени.
К 20 годам Мигель де Сервантес был идальго свободолюбивым, независимым, гордым славой предков, закалившимся в борьбе с лишениями, смелым и страстно жаждущим полезной и самоотверженной деятельности. В это время кардинал Аквавива обратил внимание на опубликованное в книге де Ойоса стихотворение Мигеля и взял его в Рим, к своему двору, чтобы способствовать развитию юного таланта. Молодого человека ждало блестящее будущее.
Из всех открывавшихся перед ним возможностей самым благородным Сервантес счел принять участие... в войне с турецкими пиратами и в 1570 году стал простым солдатом. Он поражал своей доблестью даже опытных воинов, а в битве при Лепанто (1571) получил четыре ранения в грудь и руку, которая навсегда осталась парализованной.
Вперед, только вперед! Подвиг за подвигом — вот и не узнать мир. Дон Кихот |
Возвращаясь на родину, Сервантес и его брат Родриго попали в плен к алжирским пиратам. На берег Алжира в то время свозили тысячи захваченных турками людей. Одни становились рабами, и за малейшее неповиновение и отказ от тяжелых работ им вырывали ноздри, отрубали руки, уши; другие годами изнывали в тюрьмах, страдая от тоски, безделья и бесчеловечного обращения, ожидая выкупа, теряя надежду, а иногда и человеческий облик.
Нет таких чар, которые могли бы поколебать или же сломить нашу волю. Дон Кихот |
Сервантес не мог терпеть несвободу, одна мысль о том, что у человека можно отнять право на веру, на честь и достоинство, была для него невыносима. Но что мог сделать закованный в цепи раб? И все же Сервантес не знал, что такое сдаться, всякая неудача побуждала его к борьбе. Однорукий — так звали его пленные — решает организовать побег.
Но сначала нужно было пробудить в пленниках угасшую волю. Он отдает последние крохи одним, работает за других, завязывает общие беседы о поэзии, об истории, о минувших битвах, пишет и читает стихи, даже ставит по памяти рождественскую драму — и все это время думает о побеге. После каждой неудачной попытки (их было четыре) он берет всю вину на себя одного, зная, что за это его непременно посадят на кол. Но даже Гасан-паша, его хозяин, турецкий наместник Алжира, не мог не проникнуться уважением к Сервантесу за его нравственную силу и смелость, и в последний момент казнь всегда отменяли.
«Свобода — это сокровище, дарованное человеку небесами; за свободу, так же как и за честь, нужно рисковать жизнью, так как высшее зло — это рабство», — напишет Сервантес позже. Когда отец, продав все имущество, прислал ему деньги, он не раздумывая выкупил на них своего брата. Через пять лет судьба, наконец, улыбнулась ему: испанские купцы собрали необходимую для выкупа сумму, и Сервантес вернулся в Испанию.
Героизм, поразивший даже Гасана-пашу, не тронул чиновников Филиппа II. Боевые заслуги были забыты, семья Сервантеса окончательно разорилась. Оставив по инвалидности военную службу, он, чтобы оградить от нищеты сестер и жену, 15 лет отдал чуждому его складу и душе занятию — был сначала агентом по закупке провианта для армии в Андалузии и Гранаде, затем правительственным сборщиком недоимок с населения этих провинций. Писать удавалось урывками, печатать — ничего.
Сервантеса, мягкого с голодными крестьянами и непреклонного к монастырям, утаивавшим продукты, едва не отлучили от церкви и четыре раза, в 1592, 1597, 1602 и 1605 годах, сажали в тюрьму (дважды по делу о невзысканных недоимках). Его обвиняют в растрате, и 11 лет он выплачивает долг правительству. Вытертый плащ, камзол, поражающий разнообразием пуговиц, башмаки с заплатами, зеленые чулки, заштопанные черным шелком, — его одежда красноречивее всех слов говорит, как он жил в те годы.
В 1603 году Сервантес перебирается с женой в Вальядолид и обращается к литературной деятельности. Он работает неустанно, как будто торопясь высказать все то, что передумал за эти годы. «Дон Кихот», «Нравственные новеллы», «Путешествие на Парнас», «Персилес и Сигхизмунда» были написаны в двухкомнатном домике, где они жили вшестером (с родственницами) и где днем работала швейная мастерская (дамы шили костюмы для придворных), — написаны в перерывах между ведением счетов, тяжбами, случайными заработками.
Нищета и неустроенность остались его спутницами до конца дней. Однако незадолго до смерти в своем последнем романе «Персилес и Сигхизмунда» он напишет удивительные слова: «...прощайте, шутки, прощай, веселое настроение духа, прощайте, друзья: я чувствую, что умираю, и у меня остается только одно желание — увидеть вас вскоре счастливыми на том свете».
Для Бога и для мира одновременно трудятся доблестные воины. Дон Кихот |
Не правда ли, его жизнь похожа на роман — об идальго, сохранившем веру в идеал, о рыцаре, чьи мечты не однажды разбивала действительность, но он всякий раз возвращался к ним снова и только тверже становился под ударами судьбы.
Выбрав литературное поприще, он мог бы писать увеселительные пьесы и романы, которые так любила публика, и обеспечил бы себе безбедное существование. Но Сервантес увидел в литературе другую возможность.
О чем же его книги? О чем, например, «Дон Кихот»?
О величайшем благородстве и величайшей мудрости, с одной стороны. С другой — о странном, нелепом человеке, то и дело попадающем в глупые ситуации. Это какая-то насмешка над тем, что сердце считает правильным! Мудрость, простота, несуразности, шутки... есть в этом что-то очень дзенское или суфийское... Стоп! А не упустили ли мы чего-нибудь важного, когда читали биографию Сервантеса? Ведь он жил в Испании XVI века, а это было удивительное время.
Нужно вчитаться в комическое повествование о Дон Кихоте, чтобы увидеть в нем перекличку с идеями Бруно и Коперника, Фичино и Парацельса, алхимиков и суфиев.
Суфии были членами древнего духовного братства, которое появилось в Испании с приходом арабов. В их школы принимались только те, кто обладал «врожденным чувством Основной тайны». В обучении суфии использовали особые методы — например, прятали мудрость и истину под маской
Сервантес бывал в Риме, Болонье, Венеции, Палермо, где изучал труды философов Возрождения, неоплатоников, античную культуру. Читал Гомера, Вергилия, Горация, Овидия, Данте, Петрарку. В его произведениях можно встретить персонажей из Библии, арабской литературы, испанского фольклора; он говорит об астрологии и магии, медицине и поэзии, хотя и называет себя «талантом, в науке не искушенным». |
простодушия, глупости, парадоксов (это от них до нас дошли рассказы о Ходже Насреддине). Шутки и парадоксы ставили в тупик человека, привыкшего доверять одной логике, ломали стереотипы, и это позволяло ученику прикоснуться к иной реальности. Сервантес был хорошо знаком с этой философией, в его биографии и в «Дон Кихоте» найдется много тому подтверждений (даже истинным автором своей книги он называет мудрого Сида Ахмеда Бенинхали).
Сын своего времени, Сервантес разделял идеи многих гуманистов эпохи Возрождения. Это время Бруно, Парацельса, Шекспира, Кеплера, Мирандолы и многих других ярких философов, которые вернули людям древние знания о той грани бытия, что недоступна обыденному сознанию, но дает смысл существованию человека и Вселенной. Они говорили о бесконечности миров, о Едином, о вечно трансформирующейся видимой и невидимой Вселенной, о сокровенной реальности, находящейся внутри и вне нас, об универсальных принципах и законах, о бессмертии...
То, что случается с Дон Кихотом, как замечает Роберт Грейвз, часто напоминает истории из жизни легендарного суфийского учителя Сиди Кишара, в том числе и известный эпизод с мельницами. Правда, Кишара принял за гигантов не ветряные, а водяные мельницы. Испанское слово «кихада» (от него происходит настоящее имя Дон Кихота) — того же арабского корня, что и слово «Кишар». |
Я снова открыла «Дон Кихота». Сколько в нем моих закладок, отметок, надписей на полях... Ведь парадоксы Дон Кихота задевают, цепляют, сердце и ум начинают спорить: что нелепо, а что «лепо», что глупо, что нет, и так ли однозначна и прямолинейна жизнь?.. Не мог же Сервантес не писать обо всем этом!
Одна из самых важных для него идей — о возвращении золотого века человечества. Именно из-за нее и гуманистов, и Сервантеса часто называли мечтателями и утопистами.
Но не слишком ли просто мы судим о мудрецах?
С мечтой о золотом веке они связывали идею возвращения к истокам — однако это не воспоминание о прошлом, не то, что принадлежит нашему миру, но превыше него. Мечта о золотом веке как компас, показывающий направление и цель пути. И в век железный жизнь человека должна определяться не сильными мира сего и не обстоятельствами, ибо у него есть воля и мудрость, чтобы самому выбрать, ради чего жить. «Я, должно полагать, родился под знаком Марса, так что я уже как бы по необходимости следую этим путем и буду им идти, даже если бы весь свет на меня ополчился, и убеждать меня, чтобы я не желал того, чего возжелало само небо, что велит судьба, чего требует разум и, главное, к чему устремлена собственная моя воля, это с вашей стороны напрасный труд, ибо, хотя мне известны неисчислимые трудности, с подвигом странствующего рыцаря сопряженные, известны... и безмерные блага...» — таков внутренний закон Сервантеса.
Орден странствующих рыцарей был учрежден для того, чтобы вернуть золотой век на землю. Рыцари не просто хранили веру в него —
«Нам, странствующим рыцарям, надлежит более радеть о славе будущего века там, в небесных эфирных пространствах, ибо это слава вечная, нежели о той суетной славе, которую возможно стяжать в земном и преходящем веке и которая, как бы долго она ни длилась, непременно окончится с дольним миром, коего конец предуказан... Наш долг в лице великанов сокрушать гордыню, зависть побеждать великодушием и добросердечием, гнев — невозмутимостью и спокойствием душевным...» |
они хранили ему верность в те времена, в которые им выпало жить. А как это происходило... Лучший пример тому — жизнь самого Сервантеса.
«Я горячо люблю вас, — упавшим голосом сказал Дон Кихот. — Это самый трудный рыцарский подвиг — увидеть человеческие лица под масками... но я увижу, увижу! Я поднимусь выше». Благодарим Вас, сеньор! Вы сотню раз могли бросить свое перо — слишком много обид и несправедливостей мы причинили Вам. Сотню раз Вы могли устать, опустить руки. Но если не сделали ни того, ни другого, значит, Вы действительно видели наши человеческие лица и всегда обращались к лучшему в нас, веря, что когда-нибудь мы Вас услышим — услышим, что нельзя принимать мир таким, каков он есть. И поэтому оставили нам свои книги. А чтобы мы не усомнились — и свою жизнь.
«Сражаясь неустанно... доживем мы... до золотого века. Обман, коварство и лукавство не посмеют примешиваться к правде и откровенности. Мир, дружба и согласие воцарятся на всем свете. Справедливость уничтожит корысть и пристрастие. Вперед, только вперед! Подвиг за подвигом — вот и не узнать мир».
Источник:http://www.manwb.ru/articles/persons/great_europ/CaballeroDQ_AnnKriv/
Метки: дон кихот сервантес суфии суфизм великие мечтатели великие чудаки |
Семь историй для озарения |
Дневник |
Семь историй для озарения
Памятник Ходже Насреддинув Анкаре (Турция)
Ходжу Насреддина часто изображают верхом на осле задом наперед. Образ довольно меткий, ведь очень трудно передать непредсказуемый стиль уважаемого Насреддина.
А история такова.
Однажды к Насреддину пришли несколько будущих учеников и попросили его почитать им лекцию.
— Хорошо, — сказал он, — следуйте за мной.
Повинуясь приказу, все выстроились в цепочку и пошли за Насреддином, сидевшим задом наперед на своем осле. Сначала молодые люди были несколько смущены этим обстоятельством, но потом вспомнили, что они не должны подвергать сомнению даже самые невероятные поступки учителя.
Однако в конце концов они уже не могли сносить насмешек прохожих.
Почувствовав это, Мулла остановился и посмотрел на них. Самый смелый из них подошел к Насреддину:
— Мулла, нам не совсем ясно, почему ты сидишь на осле задом наперед.
— Это очень просто, — сказал Насреддин.
— Видите ли, если бы вы шли впереди меня, это было бы неуважением по отношению ко мне, а если бы я ехал спиной к вам, это было бы неуважением к вам.
Таким образом, это единственно возможный компромисс.
Для арабской традиции Насреддин не случайный персонаж. Совсем не секрет, что каждая небылица или анекдот о нем — это кладезь древней мудрости, знаний о пути человека, о его предназначении и способах обретения подлинного существования.
И Ходжа не просто чудак или идиот, а тот, кто с помощью иронии и парадокса пытается передать высокие религиозные и этические истины.
Насреддин — настоящий суфий!
Суфизм — внутреннее мистическое течение в исламе, развивавшееся наряду с официальными религиозными школами.
Однако сами суфии говорят, что это течение не ограничено религией Пророка, а является зерном всякого подлинного религиозного или философского учения.
Суфизм — это стремление к Истине, к духовному преображению человека; это иное мышление, другой взгляд на вещи, свободный от страхов, стереотипов и догм. И в этом смысле настоящих суфиев можно найти не только на Востоке, но и в западной культуре.
Тайна, которой окутан суфизм, по словам его последователей, связана не с какой-то особой мистичностью и секретностью учения, а с тем, что искренних и честных искателей истины во все века было не так уж и много.
«Быть в миру, но не от мира, быть свободным от честолюбия, алчности, интеллектуальной спеси, слепого повиновения обычаю или благоговейного страха перед вышестоящими лицами — вот идеал суфия», — писал Роберт Грейвс, английский поэт и ученый.
В наш век, привыкший к сенсациям и разоблачениям, эти истины бледнеют перед рассказами о мистических чудесах и мировом заговоре, но именно о них говорят мудрецы. И вместе с ними Насреддин. Истина не где-то за горами, она здесь, спряталась за нашими привычками и привязанностями, за нашим эгоизмом и глупостью.
Образ Ходжи Насреддина, по мнению Идриса Шаха, удивительная находка суфиев. Ходжа не поучает и не разглагольствует, в его проделках нет ничего надуманного. Кто-то посмеется над ними, а кто-то благодаря им чему-то научится и что-то осознает.
Истории живут своей жизнью, кочуя от одного народа к другому, Ходжа путешествует из анекдота в анекдот, легенда не умирает, мудрость живет. Воистину, лучшего способа для ее передачи трудно было найти!
Эмир послал Насреддина исследовать различные учения восточных мистических учителей. Все они рассказывали ему истории о чудесах, повторяли изречения основателей учений и великих учителей, которые давным-давно умерли.
Когда Насреддин вернулся домой, он представил отчет, в котором было одно-единственное слово: «Морковь».
Его вызвали для объяснений. Насреддин сказал эмиру:
— Лучшая часть погребена; мало кто знает, что под зеленым, под землей, находится оранжевое и что, если вы не работаете для него, оно испортится; к этому причастно большое количество ослов.
Суфий Джалал ад-дин Руми так описывал настоящего мудреца: «Без вина пьян, без еды сыт; обезумевший, забывший о еде и сне; король, надевший простую одежду; клад в развалинах; не из воздуха и не из земли, не из огня и не из воды; безбрежное море.
Он обладает сотней лун и солнц. Мудрость его взята не из книг, истина сделала его мудрым».
Суфий — чудак, опьяненный вином мудрости, человек, живущий по иным, небесным критериям.
Ходжа Насреддин такой же «безумец», живущий подлинными ценностями, недоступными «рассудительному» обывателю, чей ум скован иллюзией.
Для профана мудрец — это «дурак», который ничего не смыслит в жизни.
На одном собрании зашла речь о падении нравов.
— Если так пойдет и дальше, мир перевернется вверх дном! — воскликнул один из присутствующих.
Не успел он закончить, как Насреддин заметил:
— Как знать, а может быть, дно окажется лучше верха!
Насреддин постоянно напоминает о том, что мы ограничены в понимании сути вещей, а значит, и в их оценке.
О, внимательнейший из читателей, не торопись обижаться, если тебя назвали глупцом, для Ходжи подобное обвинение было бы высшей из похвал!
Насреддин — величайший учитель, его мудрость давно перешагнула границы суфийской общины. Но таким Ходжу знают немногие.
На Востоке есть легенда, которая гласит, что если рассказать семь историй о Ходже Насреддине в особой последовательности, то человека коснется свет вечной истины, дарующий необычайную мудрость и могущество.
Сколько было тех, кто из века в век изучал наследие великого пересмешника, остается только гадать.
Вся жизнь может уйти на поиски этой магической комбинации, и как знать, не является ли эта легенда еще одной шуткой несравненного Ходжи?
Метки: суфизм ходжа насреддин суфии |
Скрытое движение «Невидимая рука»: активизация «шестого чувства» |
Дневник |
Также «Невидимая рука» предназначена для повышения чувствительности организма. Суфии выполняют это упражнение в два часа ночи именно для указанной цели.
Развитие чувствительности помогает точнее истолковывать сны. Именно поэтому суфии и делают его ночью.
Повышение чувствительности способствует развитию умения предсказывать события, буквально чувствовать их.
Метки: здоровье суфии суфийские упражнения |
Страницы: | [1] |