-Метки

israel broytman Достоевский ЖЗЛ аполлинер арсений тарковский ахматова барды биографии бродский ван гог весна визбор врубель гении гоголь графика гумилев дао детские книги джаз дзен дзен и искусство дзен и любовь дон кихот есенин живопись здоровье иллюстраторы иллюстрация иосиф бродский калмаков карикатура клара цеткин книжная графика коты лариса миллер легенды лиру личности любовь маврина маленький принц марк шагал марсель пруст мой любимый город море музыка музыка слов музыканты и музыкальные инструменты наркотики насвай нико пиросмани новелла матвеева новый год о женщинах обри бердслей огюст роден окуджава орхан памук осень ошо павич полезное полезные онлайн сервисы поль элюар португалия праздники притчи притчи брейгеля просто так психология путешествия рецепты рукоделие руми русское саксофон символы скульпторы скульптура сон стамбул старые книги сумасшедшие суфизм суфии тайцзи тициан фото халиль джебран хокусай цветы ци бай ши чюрленис шагал щедровицкий эшер юмор япония японская гравюра

 -Настольные игры онлайн

Место
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
.
Очки
6805
3399
2845
1315
1020
869
830
729
605
0

 -Подписка по e-mail

 

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в Under_the_Light

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 28.07.2008
Записей:
Комментариев:
Написано: 1321

Комментарии (0)

Коваль Ю. и Маврина Т. Рассказы.

Дневник

Пятница, 03 Октября 2008 г. 19:45 + в цитатник

Материалы всзяты с сайта  http://www.bibliogid.ru/bookshelf/little/tih/rasskazki4

Коваль Ю. и Маврина Т. Рассказы.

 

Юрий Коваль и Татьяна Маврина

БАБОЧКА

Ил. Т.Мавриной к рассказу «Бабочка» Рядом с нашим домом лежит старое, трухлявое бревно.
После обеда вышел я посидеть на бревне, а на нём — бабочка.
Я остановился в стороне, а бабочка вдруг перелетела на край — дескать, присаживайся, на нас-то двоих места хватит.
Ил. Т.Мавриной к рассказу «Бабочка»Я осторожно присел с нею рядом.
Бабочка взмахнула крыльями и снова распластала их, прижимаясь к бревну, нагретому солнцем.
— Тут неплохо, — ответил ей я, — тепло.
Бабочка помахала одним крылом, потом другим, потом и двумя сразу.
— Вдвоем веселей, — согласился я.
Говорить было вроде больше не о чем.
Был тёплый осенний день. Я глядел на лес, в котором летали между сосен чужие бабочки, а моя глядела в небо своими огромными глазами, нарисованными на крыльях.
Так мы и сидели рядом до самого заката.


ПОСЛЕ ГРОЗЫ

Последняя молния разрубила тучу сабельным ударом — хлынули на землю влажные от дождя солнечные лучи, а навстречу им взлетел с поля жаворонок и так звонко запел, что в небе отозвалась ему семиструнная радуга.

Ил. Т.Мавриной к рассказу «После грозы»
* * *

На обороте рисунка художница Татьяна Маврина написала слова старинной народной песни:

    Во лузях,
    Во лузях
    Расцвели цветы лазоревые
    Пошли духи малиновые

ЧЁРНЫЕ УШКИ

Ил. Т.Мавриной к рассказу «Черные Ушки»Есть на свете лошадь, у которой нету имени.
Зато у неё есть чёрные ушки.
Вот если бы у неё не было этих ушек, имя ей, конечно, придумали бы. А тут никто не стал ломать себе голову. Все звали её просто — Чёрные Ушки.
Эти два слова — Чёрные Ушки — долго говорить, но никто не пытался их сократить, никто не называл лошадь Черноушка или Чернушка. Всегда полностью, всегда с уважением — Чёрные Ушки.
Почему-то лошадь эту в деревне очень уважали.
Предложишь ей кусок сахару — она никогда не станет его хватать да жевать да хрумкать. Она задумается немного, посмотрит вдаль, глянет и на солнце, понюхает твое ухо и снова задумается. И только потом возьмёт кусок сахару, а может, и не возьмёт, отойдёт в сторонку, помахивая хвостом.
С этой лошадью я не был близко знаком, только издалека кланялся. Я вообще-то с Тучкой дружил.
Но вот как-то раз провалился я под лёд, простудился и слёг. Лежу я у Орехьевны на печке и ничего не понимаю, только слышу — люди сговариваются меня в больницу везти.
— Не поеду в больницу! — кричу. — Хочу орехов греческих!
Такой у меня дурацкий бред был про орехи.
В деревне, конечно, орехов греческих не достать, повезли меня в больницу. Положили в сани, и тут я увидел, что в сани запряжена лошадь, и понял, что это — Чёрные Ушки. Засмеялся я, что это — Чёрные Ушки, обрадовался, что мы теперь друзья.
А жар у меня страшный, такой жар, что снег кругом тает. А температура во всю длину градусника.
Лежу под тулупом и не вижу ничего, ничего не понимаю. Только снег вижу вокруг, только метель — и мелькают в снегу и в метели верные чёрные ушки.


АДМИРАЛ

Плавает по синим волнам океана Адмирал.
То пристанет он к острову Шиповник, а то к полуострову Иван-чай. Багряные ордена горят на адмиральских крыльях.
Когда мимо меня проплывает Адмирал, я почтительно отхожу в сторону и снимаю шапку.
Покачиваясь на волнах, уплывает Адмирал в дальние луговые страны, а я иду за ним следом. Пешком.
Дойду до острова Шиповник, добреду до полуострова Иван-чай.
Куст иван-чая и вправду похож на полуостров, каждый его цветок как светлый мыс врезается в небо.


ФАРФОРОВЫЕ КОЛОКОЛЬЧИКИ

Ил. Т.Мавриной к рассказу «Фарфоровые колокольчики»Кому какой, а уж мне больше всего фарфоровый нравится колокольчик.
Он растёт в глубине леса, в тени, и цвет у него странный — малосолнечный. Не водянистый, но — прозрачный, фарфоровый. Цветы его невесомы и трогать их нельзя. Только смотреть и слушать.
Фарфоровые колокольчики звенят, но шум леса всегда их заглушает.
Ёлки гудят, скрипят сосновые иголки, трепещет осиновая листва — где уж тут услышать лёгкий звон фарфорового колокольчика?
Но всё-таки я ложусь на траву и слушаю. И долго лежу, и уходит в сторону еловый гул и трепет осины — и далёкий, скромный слышится колокольчик.
Возможно, это не так, возможно, я всё это придумываю, и не звенят в наших лесах фарфоровые колокольчики. А вы послушайте. Мне кажется — звенят.


ПЕТУХ И КРАСНЫЙ ДОМ

Ил. Т.Мавриной к рассказу «Петух и красный дом»Серые, серые вокруг дома, и вдруг один — красный.
Он стоит на красном посаде, окнами к солнцу, гордый такой дом, взгляд веселящий.
В нём живёт добродушная собака Шавочка.
Целыми днями лежит Шавочка на лавочке, никого не трогает. Только мух очень не любит. Как увидит муху — зубами клацает.
Я, когда мимо прохожу, с Шавочкой на лавочке обязательно посижу, за ухом её почешу. Сижу да чешу, а она лежит зажмурившись, да вдруг как клацнет зубами на муху пролетевшую.
Однажды сидим мы так, как вдруг из дому выходит петух. Красивый. Он мне сразу понравился.
Петух прошёлся, огляделся и вдруг, как бешеный, налетел на меня. Клюётся, крыльями бьёт.
— Петя! — кричу. — Петя!
Какой там Петя? Наскакивает, в коленку клюёт, а Шавочка дремлет, ничего не замечает. Схватил я грабли, что стояли у забора, отбился от петуха.
Теперь уж я к дому красному близко не подхожу, с Шавочкой на лавочке не сижу. Она сама ко мне приходит. К моему дому, к серому. Сидим на скамеечке, на мух зубами клацаем.
Вот я и думаю: не завести ли петуха?


СНЕГИРИ И КОТЫ

Ил. Т.Мавриной к рассказу «Снегири и коты»Поздней осенью, с первой порошей пришли к нам из северных лесов снегири.
Пухлые и румяные, уселись они на яблонях, Ил. Т.Мавриной к рассказу «Снегири и коты»как будто заместо упавших яблок.
А наши коты уж тут как тут. Тоже залезли на яблони и устроились на нижних ветвях. Дескать, присаживайтесь к нам, снегири, мы тоже вроде яблоки. Снегири хоть целый год и не видели котов, а соображают. Всё-таки у котов хвост, а у яблок — хвостик.
До чего же хороши снегири, а особенно — снегурки. Не такая у них огненная грудь, как у хозяина-снегиря, зато нежная — палевая.
Улетают снегири, улетают снегурки.
А коты остаются на яблоне.
Лежат на ветках и виляют своими яблочными будто хвостами.


 


Метки:  
Комментарии (0)

Кот-Баюн Татьяны Мавриной

Дневник

Пятница, 03 Октября 2008 г. 19:34 + в цитатник


 



 

Кот Баюн как образ русского национального космоса

http://art.1september.ru/articlef.php?ID=200601015

Жить в двух мирах — в мире сказочном и реальном… Видеть неброский пейзаж среднерусской полосы в волшебной свежести первозданных красок… так, чтобы лес стоял стеной… так, чтобы туча всю землю поила… так, чтобы солнце сияло желтым всевидящем глазом в хрустальном тереме зимних берез… мягкая грудь земли — до самого края мира… дерево — в небо… дорога — в сказку… А там сидит кот — вроде среди тех же берез, таких легких и весенних, хвост у него тоже торчит, что та же береза… нет, это не хвост, это все же береза — так обрадовалась весеннему солнцу, что торчит радостным хвостом мартовского кота, а наш кот хвост перед собой положил, он не мартовский и мартовским быть не может, он — кот сказочный, и положено ему хвост класть поперек дороги, чтобы никому ни пройти ни проехать, не заглянув в его глаза. А глаза у него зеленые, как трава, шерсть — черная, как ночь, грудка — белая, как белый день, шерсть на бачках — золотом солнца полыхает, да вот оно, солнце, у него на макушке между ушами прилегло на минутку, погреться и песенку послушать…

Да нет же, такого не бывает… А у Татьяны Алексеевны Мавриной бывает. Дружит она с этим котом, и он с ней дружит. «Ложусь спать на горах, кладу шесть сказок в головах: одна разговаривает, другая спрашивает, третья звенит, четвертая шумит, пятая смеется, шестая плачет», — говаривала она, да лукавила: не в сказках дело, а в том, кто их сказывает на сон грядущий, — в коте. Необычный это кот, вы сами это поняли. Да, как все коты, очень разборчивый и привередливый, редко с кем дружбу водит. Все в основном с поэтами — с Александром Сергеевичем Пушкиным, с вещим Бояном — родственники они ему.

«Вещий Боян, внук Велеса» — не только тезка Коту Баюну, а вроде бы даже внук. Помните, как у него все хорошо получалось, когда «хотел кому песнь воспеть, то растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками». Ну просто вылитый дедушка в молодости! Стоило Велесу украсть у Перуна невесту или небесных коров, как бог грозы тут как тут с молнией наперевес: отдай, мол, невесту! Так что приходилось прятаться: то камнем черным оборачиваться, то черным змеем, то козлом, то собакой, а бывало и черным котом. Черным котом лучше всего спрятаться получалось — забежишь в дом и свернешься клубочком на печке. А люди охочи песенку или сказку там послушать, особенно младенцы и старики, их в дремоту клонит, а я им сны навеваю — дети вырастут, сказки вспомнят, а старики — сны детства. (Научное обоснование родства Кота Баюна, певца Бояна и Велеса, бога подземного мира, плодоносящих сил земли, царства смерти, покровителя скота и поэтов смотри в труде Б.А. Рыбакова «Язычество древних славян». М., 1994.)

Мифы и боги давно ушли в прошлое, но не таков Кот Баюн, чтобы сдаваться. Он поселился в сказке, в «тридесятом царстве», на самом краю света. Сидит на столбе, ось мира охраняет и бает — дремоту на непрошенных пришельцев навевает. Много было охотников до мудрости древнего бога Кота Баюна. Что только ни придумывали: за три версты от тридесятого царства три колпака надевали, клещами запасались, железным, медным и оловянным прутами, и все это, чтобы кота наземь совлечь и подчинить себе, — не давала покоя сказочным героям и людям бесконечность загадки отечественного кота, ну а просторов для тридевятого царства на Руси всегда хватало (см. подробнее народные заговоры и «Энциклопедию символов, знаков, эмблем». М., 2005)

Другое дело коты заграничные, они хорошо пристроились. Кот в сапогах у Ш. Перро съел людоеда и на всю оставшуюся вечность обеспечил себя мягкой постелью, едой и полным бездельем. У Чеширского Кота в сказке Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес» тоже работа несложная — появиться пару раз и сказать что-то крайне туманное и парадоксальное в английском духе, вроде «куда-нибудь ты обязательно попадешь, нужно только достаточно долго идти». Кот Мурр, как и подобает истинному коту Германии, занялся философией и изложил свой взгляд на людей в труде «Житейские воззрения Кота Мурра». Труднее пришлось американским котам–функционалам, которые были вынуждены служить то на железной дороге, то в театре, то в ресторане, чтобы добиваться от людей уважения, о чем поведал Т.С. Эллиот в своей «Книге Старого Опоссума о практичных котах».

Пришлось и нашему Коту Баюну с помощью А.С. Пушкина переквалифицироваться в «кота ученого». Хорошо у них получилось. Наслушавшись кота, А.С. Пушкин создал, по мнению Г. Гачева, современный русский Космос, а заодно и русский литературный язык, а кот ученый получил удивительно красивый заповедный мир русской литературной сказки.

Настала очередь визита к художникам. И.Н. Крамской первым попытался написать портрет кота, но опыт оказался крайне неудачным. Кот остался им недоволен. Виданное ли дело, изображать сказочно-мифологического кота в виде короткошерстного европейского, с лирой, да еще сидящим на цепи! Гораздо лучше получилось у И.Я. Билибина. И дуб хорош, и море-океан, и цепь златая, и шерстка черная. Только опять неприятность с этой цепью вышла. Нельзя сажать не то что ученого, а даже самого что ни на есть подвально-помоечного кота на цепь. И цепь эта не для кота или собаки, а чтобы мир хранить, непрерывную цепь времен и памяти народной. Оттого она и золотая. А потом, почему коту ученому пристало быть черным? Неужели сказалась плохая наследственная мифологическая репутация?

Слишком строги художники-мужчины. И Кот встал у изголовья Татьяны Алексеевны. Она была не менее талантлива и отзывчива на сказку, чем Пушкин. Пушкин явил миру древний космос мудрой души Кота, Маврина — его истинный сказочный образ. Теперь он может появиться на опушке леса или на деревенской улице в своем традиционно-сказочном обличии черного кота и продырявить солнечный день воронкой ночи. А весной его усы могут заголубеть подснежниками, «мать-и-мачехой и листом черемухи зазолотеть его глаза». Летней ночью может светиться «солнечный кот-подсолнух» (Ю.И. Коваль, сборник рассказов «Жеребенок», иллюстрации Мавриной). Осенью на его морде проступает холодное дыхание зимы, и хотя шерсть его еще горит алыми всполохами на черном, баки седеют в голубизне снега. А когда он «песнь заводит» или «сказки говорит», у него зацветает хвост. И он вновь может встретиться с Александром Сергеевичем и поделиться творческими замыслами и бездонной памятью.

Кот — существо благодарное и великодушное. Тем, кто отзывчив, он дарит бесценные подарки. Т.А. Маврину он научил видеть реальный мир сказочными глазами, а в сказке жить как в реальности. Оттого так прекрасен мавринский мир русских провинциальных городков, деревень, лесов и полей. В них все как в первый раз, как в детстве или как в пору сумасшедшей влюбленности — первый ливень, аромат луговых цветов по пояс, сияние цветущих лип, ослепительное солнце, омытое дождем.

Природа щедра на безмерные дали, на дремучие леса, на бездонное небо, на плоды, отягощающие деревья. Люди и животные мудры и добры. В своем выступлении о национальных «космопсихологосах» Г. Гачев предложил в качестве образной идеограммы русского космоса вектор со знаком бесконечности (> ?) — дорога в бесконечность, в тридесятое царство, в бездонные глаза Баюна, которые манят бесценными духовными дарами поколение за поколением.




 

Маврина Т.А. (1900-96) – единственный русский художник-иллюстратор детской книги, удостоенный Международным советом по детской литературе Золотой медали Г.Х. Андерсена (1976). Художница родилась в Нижнем Новгороде. Училась во ВХУТЕМАСе под руководством Р. Фалька, входила в объединение графиков Группа «13». В творческой манере Мавриной – уникальное сочетание высочайшей европейской живописной культуры, основанной на достижениях импрессионизма и парижской школы, и стихии русского народного творчества (иконопись, лубок, глиняная игрушка). Мировую известность ей принесли иллюстрации к русским народным сказкам и сказкам А.С. Пушкина.

 


Метки:  

 Страницы: [1]