Красота – это жизнь, и жизнь в ее цветении наполняет работы румынского художника 

Михай Даскалу/Mihai Dascalu

В наивном искусстве примечательно то, что художник будто бы каждый раз открывает заново основы визуального повествования. Конечно, он не может полностью исключить себя из той культуры видения, которая свойственна его эпохе с ее особым, только ей свойственным представлением о свете и цвете, линии и форме, глубине и плоскости. Однако отсутствие академического диктата позволяет художнику в элементарных вещах полагаться не столько на навык, сколько на интуицию и с удивительным простодушием являть на холсте не выработанное школами, а глубинно-личностное, непосредственно прочувствованное. В каждом мазке, каждом контуре и каждой цветовой границе осязается почти детская радость художника-наивиста, который обнаруживает: то, что он видит, получает под его кистью новую жизнь.     

Красота – это жизнь, и жизнь в ее цветении наполняет работы румынского художника Михая Даскалу (Mihai Dascalu). Пасторальная бесхитростность, ясность, узнаваемость ситуаций и радость бытия соединяются в картинах почти игрушечного мира, наполненного сочным цветом и ощущением огромного воздушного пространства. Жизнь здесь везде: в фигурках людей – хлопочущих, беседующих, трудящихся, отдыхающих и неизменно пропускающих через себя почти осязаемый природный поток; в растительности, которая заполняет ландшафты и пронизывает вещественную среду; более же всего – в частом ритме мелких предметов и деталей: цветов, грибов, следов на снегу, сосулек, черепичной кладки, шпал на железной дороге, которые позволяют почувствовать в картинах Даскалу мягкую пульсацию бьющегося где-то в глубине этой замкнутой вселенной сердца.

Особый символический смысл получает здесь дерево.

Дерево дает жизнь, оно становится основанием мировых циклов – суточных и годичных, его ветви держат человеческое жилище, будто бы это – птичье гнездо, и сам человек неотделим от природы, как птица. И деревья же – вразброс, одиноко – растут на дальних холмах, которые составляют постоянный фон картин художника.

Что это за холмы? Возможно, пространство смерти? Если так, то и смерть эта тоже, если можно так выразиться, жизненна: это уютное безмолвное место, которое принимает все и всех в свое мягкое безмолвие и умиротворяет. 

Жизнь – через радость технической находки – утверждается в творчестве Даскалу и формальными средствами. Он открывает для себя тональные переходы, дающие предметам объем – но использует наряду с ними плоские поля одного цвета (как правило, для изображения лиц). Михай Даскалу открывает перспективные сокращения – но порой выстраивает их произвольно, играючи разрушая строгую линейность.

Художнику оказывается достаточно смягчить оптические правила, и бытовая реальность получает сказочное измерение. Более конкретные проявления сказочности − чудесные грибы, настолько большие, что на них можно забраться только при помощи лестницы, белоснежные единороги в небе – скорее дополняют то, что задано на уровне изобразительных средств, но помимо этого помогают картинам развернуться во времени.

Творчество Михая Даскалу лежит вне области чистого рассудка, оно лишено претенциозности и равно самому себе. Энергия наивности позволяет ему оставаться не вовлеченным в сложные интеллектуальные игры со смыслами – оно все на поверхности и открыто самому буквальному прочтению.

И хотя в этом сказывается его ограниченность, как и ограниченность большинства произведений наивного искусства (здесь вряд ли можно найти что-то принципиально новое в сравнении, скажем, с живописью Бабушки Мозес), в этом, вероятно, и его главная прелесть.