Коро­ли воз­дви­га­ют свои ста­туи, свя­щен­ни­ки воз­во­дят собо­ры. Повар же не остав­ля­ет ника­ких памят­ни­ков, поми­мо кро­шек. Ред­чай­шие его тво­ре­ния отправ­ля­ют­ся под судо­мой­ные скреб­ки и щет­ки. Вели­чай­шим его блю­дам начер­та­но попасть в выгреб­ную яму.

Нет пло­хих про­дук­тов — есть пло­хие пова­ра. Или толь­ко очень хоро­шие. Сере­ди­ны тут не быва­ет!

Тем, кто гово­рит, что кули­на­рия — не такое высо­кое искус­ство, как живо­пись и скульп­ту­ра, я могу ска­зать, что у них зад­ни­цы вме­сто голов! Оно гораз­до выше! Рабо­ты скуль­пто­ра веч­ны, в то вре­мя как вели­чие пова­ра изме­ря­ет­ся тем, насколь­ко быст­ро исче­за­ют его тво­ре­ния. Истин­ный мастер дол­жен созда­вать шедев­ры каж­дый день.

Откры­тие ново­го блю­да зна­чит для чело­ве­че­ства боль­ше, чем откры­тие новой звез­ды…

Угощать при­ят­но­го вам чело­ве­ка блю­да­ми соб­ствен­но­го изго­тов­ле­ния — несрав­нен­ное удо­воль­ствие.

Врачи непре­стан­но тру­дят­ся над сохра­не­ни­ем наше­го здо­ро­вья, а пова­ра — над раз­ру­ше­ни­ем его; одна­ко послед­ние более уве­ре­ны в успе­хе.

Счастье — это хоро­ший счёт в бан­ке, хоро­ший повар и хоро­шее пище­ва­ре­ние.
Жан-Жак Рус­со (1712 — 1778), фран­цуз­ский фило­соф и писа­тель

Бог создал пищу, а дья­вол пова­ров.

Мать рабо­та­ла и пела на кух­не воз­ле ста­рой пли­ты, кото­рую топи­ли углем. Она поме­ши­ва­ла яблоч­ное повид­ло, пузы­рив­ше­е­ся в боль­шом тазу. Или кон­сер­ви­ро­ва­ла пер­си­ки.

От них по все­му дому раз­ли­вал­ся густой пря­ный дух. Она вари­ла желе. Над пли­той висел мешок с фрук­то­вой мяко­тью. Вяз­кий сок сте­кал сквозь меш­ко­ви­ну в таз, на кра­ях кото­ро­го осе­да­ла плот­ная розо­ва­тая пена. А в сере­ди­не таза сок был про­зрач­ным и крас­ным.

Два­жды в неде­лю мать пек­ла хлеб. В лед­ни­ке посто­ян­но сто­ял кув­шин с заквас­кой, и она нико­гда не бес­по­ко­и­лась о дрож­жах. Хлеб полу­чал­ся пыш­ным и под­жа­ри­стым, ино­гда под­ни­мал­ся на два-три дюй­ма над про­тив­нем.

Вынув кара­ваи из печи, мать сма­зы­ва­ла корич­не­вую кор­ку сли­воч­ным мас­лом и дава­ла хле­бу остыть. Но еще вкус­нее были булоч­ки. Мать ста­ви­ла их в печь с таким рас­че­том, что­бы они поспе­ли к само­му ужи­ну. Булоч­ки с пылу, с жару, — про­сто объ­еде­нье!

Их раз­ре­за­ли, маза­ли мас­лом, и оно тут же пла­ви­лось; сверху накла­ды­ва­ли какой-нибудь джем или варе­нье из абри­ко­сов с оре­ха­ми, и тогда ничто иное в рот не лез­ло, хотя на сто­ле была и дру­гая еда. А ино­гда, осо­бен­но летом, на ужин дава­ли тол­стый ломоть хле­ба с кус­ком холод­но­го сли­воч­но­го мас­ла.

Посып­лешь сверху саха­ром — и ника­ко­го пирож­но­го не надо. Или ста­щишь на кух­не тол­стый кру­жок слад­ко­го бер­муд­ско­го лука, поло­жишь меж двух гор­бу­шек хле­ба с мас­лом — и, хоть весь мир обой­ди, вкус­нее ниче­го не най­дешь.

Осе­нью мать целы­ми дня­ми, даже неде­ля­ми напро­лет, почти не выле­за­ла из кух­ни. Она кон­сер­ви­ро­ва­ла пер­си­ки, виш­ню, мали­ну, чер­ни­ку, сли­вы, абри­ко­сы, вари­ла варе­нье, дже­мы, желе и мари­на­ды.

Она рабо­та­ла и пела, пела сво­им отсут­ству­ю­щим голо­сом одну и ту же мело­дию, без слов, пото­му что дума­ла о чем-то дру­гом.

Лучше повар­ско­го дела толь­ко хоро­ший джаз и дол­гий секс.

Слушать музы­ку во вре­мя еды — оби­да для пова­ра и для скри­па­ча.

Чем хуже гото­вят пова­ра, тем веж­ли­вей долж­ны быть офи­ци­ан­ты.
Миха­ил Вла­ди­ми­ро­вич Генин (1927 – 2003), писа­тель-сати­рик и афо­ри­ст

Слиш­ком мно­го пова­ров – про­щай похлёб­ка

Зем­ля еще и пото­му щед­ра,
Что в мире суще­ству­ют пова­ра!…
Бла­го­сло­вен­ны их про­стые судь­бы,
А руки, буд­то помыслы чисты.
Про­фес­сия у них добра по сути:
Злой чело­век не вста­нет у пли­ты.
…
Пус­кай твер­дят про веч­но­сть лето­пис­цы,
Пусть тра­гик вос­пе­ва­ет пыль эпох.
А я — о про­зе. О еде. О пище.

Ведь, если где-то суще­ству­ет Бог,
Его я вижу у пли­ты вели­кой, -
Рас­па­рен­но­го, с чер­па­ком в руке.
С зага­доч­ною, доб­рою улыб­кой.
И — непре­мен­но – в белом кол­па­ке.
Роберт Рож­де­ствен­ский (1932 – 1994), совет­ский поэт и пере­вод­чик.