-Рубрики

 -Цитатник

Прикол: Дурмштранг и Хогвартс - перевод смыслов аятов - (1)

Хогвартс и Дурмштранг:)      Только что дошло - впрочем многие оказывается и так уж ...

"Попасть в гарем", глава 1. - (0)

Глава 1. История Сириуса Блэка Сириус давно уже понял, что верить всем и каждому нельзя. Ког...

"Попасть в гарем". Пролог. Фанфики Linnea - (0)

Название: Попасть в Гарем Автор: Linnea Бета/Гамма: НеЗмеяна Категория: слеш Рейтинг: NC-17 Пей...

От Юлианы: Собор Александра Невского в Париже - (1)

  Цитата Juliana Diamond   Париж, Собор Александра Невского  ...

Анимация из свечей -- Весьма оригинально и прельстиво, но... не моё - (0)

Анимация из свечей Всего-то 2 недели съемок и вуаля ) Я, если честно да и большинство ...

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в GrayOwl

 -Подписка по e-mail

 

 -Интересы

"я не знаю зачем и кому это нужно"(с) их слишком много

 -Сообщества

Читатель сообществ (Всего в списке: 5) tutti-futti-fanf АРТ_АРТель Buro-Perevod-Fics Северус_Снейп О_Самом_Интересном

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 27.05.2010
Записей:
Комментариев:
Написано: 10310

Magic Roundabout






О tempora, o mores! Из Live Journal

Суббота, 26 Марта 2011 г. 13:15 + в цитатник
Цитата colonelcassad
 
 
 
 
 
В России планируют уничтожить архивные документы ВОВ
[info]colonelcassad
 
На ВИФ совершенно невменяемая новость. В процессе передачи фондов в новый архив, Центральный Архив Министерства Обороны планирует уничтожить массив документов связанных с Великой Отечественной Войной.
Цензурно комментировать подобные планы затруднительно.
 
Рубрики:  Политика внешняя и внутренняя

Метки:  

Игорь Растеряев - концерт в "Космонавте", cover ДДТ"Просвистела"

Суббота, 26 Марта 2011 г. 12:53 + в цитатник
Рубрики:  Это интересно
Разное -- удивительное, познавательное, забавное, иногда грустное et cetera.

Метки:  

Из "Тупи4ка Гоблина" - русские ненормальные люди.

Суббота, 26 Марта 2011 г. 12:43 + в цитатник
Рубрики:  Политика внешняя и внутренняя

Метки:  

"Звезда Аделаида", глава 6.

Пятница, 25 Марта 2011 г. 04:32 + в цитатник

 


Глава 6. Вот она какая, настоящая мужская любовь!
 
 
Но помнил Снейп и о великих магах, пропавших в Последней битве четырьмя годами раньше, и попавших, как он рассчитывал, в объятия славного родового союза х`васынскх`. Не случайно же профессор вычитал упоминание о "гвасинг" в волшебным образом обновлённой "Истории Хогвартса". 
Из-за подсунутого обманом дурмана и последовавшей страшной мести Северуса, пусть временно, но народец остался без главного вождя, а, значит, и союзники отколются от прежде славных Истинных Людей и, как в обычае у варваров,тут же нападут на них. 
Вот только стоит ли безоговорочно доверять, хоть и магической, но книге, хранившей записи маггловского святого Норньона, относящиеся даже не к эпохе строительства саксонского, деревянного Хогвартса, а к более раннему периоду истории кочевых бриттов, примерно, третьему-четвёртому векам? Вовсе неизвестно, был ли такой креститель северных каледонских пиктов, или его выдумали позднее? Что-то не заметно особенного христианского влияния ни на рабов, к которым эта убогая религия прежде всего адресована, ни на их господ.
А ведь саксы, англы и юты, потихоньку грабя восточное побережье Британии, уже начинают обустраивать там свои укреплённые поселения. Они так же, как и ромеи, вытесняют бездарей-бриттов с привычных мест кочёвок и пользуются их междоусобной враждой для ослабления туземцев. И те практически без борьбы отступают. А пришельцы захватывают бриттов, обращают в рабство и обосновываются на плоских равнинах и в негустых лесах, подходящих для выпаса любимых германоязычными воинственными родами свиней. 
Но откуда же, явно не от простого маггла Малефиция или этого полукровки, могла появиться в роду Снейпа способность к волшебству? А семья Снепиусов должна стать магической именно в этом веке!
Слишком много загадок для усталого мозга, – думал Северус. – Надо для начала пройти этот городишко, оказаться в теперь уже собственном доме, выспаться и поесть. Или сначала поесть? Даже на такой простой вопрос у меня нет готового решения, а я всё о великом. 
И потом, я не знаю, когда здесь трапезничают, но в любом случае, мне, как Господину дома, еду обязаны подать в любое время, было бы желание. 
А желание наличествует, значит, да, сначала всё же поесть.
 
В крохотной каморке без окон, своего рода прихожей Господина встречали все действующие лица и исполнители: довольный Малефиций, сияющая от какого-то своего, женского счастья и теперь ещё более похожая на Нарси, Вероника, и Квотриус с глянцевито поблёскивающими даже в полумраке глазами. 
– Радуйтесь, высокорожденные отец и мать! И ты, брат-бастард, радуйся! – произнёс пафосно Северус. – Уже вкушали вы пищу дня нового?
– Нет, наследник мой и Господин дома, – ответил за всех "отец". – Все мы с нетерпением ожидали твоего возвращения. 
– Позволишь ли мне спросить, о высокорожденный сыне мой, где изволил ты почивать и отчего столь надолго оставил нас без лицезрения светлого лика твоего? – опустив голову в знак преклонения, спросила счастливая Вероника. – Чем собственный дом твой не пришёлся по нраву тебе?
Снейп нагло решил не отвечать на явно провокационные вопросы женщины, как и положено шпиону, решив поиграть в таинственность. 
– Да, наследник мой, только слово промолви, и рабы перестроят дом по желанию твоему, – снова встрял "папочка". 
А эти античные маггловские родственнички назойливы, как насекомые. Кстати, вот их в доме должно быть полно. Эка пакость, – с отвращением, отразившемся на бледном лице, подумал зельевар. 
– Не вкушал я пищи двое суток и преизрядно голоден, – холодно, отчётливо произнося слова, сказал Северус. 
– Придерживаться изволишь ты идей философов, стоиков сих древних, раз так моришь себя голодом? – а это снова Папенька, как Снейп решил про себя окрестить Малефиция. 
– Отчасти, хотя, повторяю, я голоден сейчас, – уже со злостью произнёс профессор. 
– Поспешу, прости, будь великодушен, высокорожденный сын и Господин дома, распоряжусь я о трапезе великой, праздничной, – пролепетала, склонившись ещё ниже, Маменька, и удалилась во внутренние помещения дома. 
– В доме сием библиотека есть? – осведомился Северус. 
Он желал хоть как-то скоротать время, оставшееся до трапезы, да ещё и праздничной, хотя его голову сейчас распирало от жуткой мигрени, часто мучившей профессора и в Хогвартсе. 
– Позволено ли мне будет препроводить учёнейшего мужа и высокорожденного брата в хранилище свитков, коих в доме Господина множество? – наконец-то подал голос, до этого только странно зыркавший на Снейпа, носатый Братик-красавчик. 
– Я простой солдат Императора и не любитель чтения, прошу меня извинить, наследник мой и Господин дома, – раскланялся Папенька. 
А Северус решил на корню пресечь эти, показавшиеся ему бесстыжими, взгляды Братика, хоть и из-под полуопущенных, пышных и длинных, как у девицы, ресниц. 
– И долго ты собираешься вот так пялиться на меня, братец? – с ехидцей перешёл на вульгарную латынь Снейп. – На мне узоров нет, и даже веки не накрашены. Ты не думай, я не злой, вот только голова у меня трещит. Но не от попойки в лупанарии с весёлыми, да пригожими девками, отнюдь! 
Он поднял указательный палец. 
– А если серьёзно, будь так мил и добр, принеси мне какой-нибудь крепкой выпивки, только не вина, – предупредил развеселившийся от смущённого взора и вида, наверняка, даже под туникой покрасневшего Братика, Северус. – Вина в Англии, тьфу, на Альбионе, как моча молодого поросёнка. 
Снейп решил, что, уж если его не занесло в галльскую провинцию Коньяк, то для пробивания головной боли сойдёт и виски. Главное, чтобы это не оказался скотч. Он терпеть не мог этого пойла. И как его Люпин бутылками хлещет?
Да кто его, этого оборотня ручного, разберёт? Главное, что собутыльник отличный, посмеяться любит, да анекдоты похабные рассказывать мастер. Был… Ну неужели я больше никогда не увижу даже озорного и за пазуху за словом не лезущего Ремуса?!? Неужели мне всю оставшуюся жизнь?.. 
Да ладно, мне бы только этих двоих найти, волшебничков-то наших, а если они нашли путь сюда, то и обратно отыщут. То есть, я хотел сказать, тьфу, подумать… о, проклятая голова!.. Что тот, кто победил, тот и напился силы волшебной у второго, а, значит, и меня до кучи заберёт. 
Да где же этот долбаный Братик с выпивкой-то? Потерялся в собственном доме? Три ха! Сам придумал, дом-то мой. А, вот он, ползёт, поцелуй его Дементор!
– Что принёс, Братик? Местную самогоновку недоперегнатую, ышке бяха?
Стоит, хлопает ресницами. 
– Так давай скорее, голову мне лечить надобно. 
Квотриус с поклоном подал высокорожденному брату, наследнику и Господину изящно обработанный, инкрустированный самоцветами, рог с водой жизни. 
Снейп, не вдыхая сивушных паров, наоборот, шумно дыхнул, как учил пить водку Антонин, и выпил, ни разу не оторвавшись, чтобы перевести дыхание, весь самогон. 
Потом Северус, сей странный чародей, и речь плебеев преотлично ведающий, так же шумно выдохнул и сотворил мелкую трубочку некую, видом, словно бы  из чрезвычайно тонкого, невиданного, чистого белого цвета, пергамента. 
Вот брат высокорожденный направил на конец трубочки свою устрашающую деревянную палочку, да произнёс:
– Incendio minimum. 
Трубочка затлела тотчас с одного конца, источая ароматный дым, щекочущий нос и горло даже при нахождении рядом с, увы, просто осевшим на пол братом, не обращающим внимания на тут же запылившуюся тунику драгоценную. Высокорожденный брат и Господин, не стесняющийся говорить языком убогим плебса низкого, занимался чародейством, но не особенно страшным. Северус просто вдыхал воздух через медленно таявшую на глазах трубочку и смахивал чрезвычайно мелкий пепел рядом с собой, выдыхая белый, удушливый дым через рот и нос. 
Квотриус отнёс высокорожденного брата и Господина своего, изрядно захмелевшего и оказавшегося очень лёгким, в свою спальню и положил его, в испачканных пылью штанах и тунике, на ложе, удобно пристроив головной валик под затылком. Иссиня-чёрные длинные волосы единокровного брата, не похожего ни на кого из домочадцев и даже (Прости, Амурус, Стреляющий Метко и Венера Златокудрая, за сравнение столь непотребное!) рабов, разметались по ложу, скрыв валик. Господин дома быстро оказался в объятиях Морфеуса, выронив дотлевшую трубочку, источающую теперь дым серый и удушливый… О, сия магия всесильная!..
 
… Когда Снейп проснулся с тяжёлым похмельем и, как обычно, очень злой, он привычно начал шарить на прикроватной тумбочке в поисках заветного фиальчика. Но и тумбочка, и Антипохмельное зелье почему-то отсутствовали. 
А на него смотрели чьи-то изумлённые глаза, красивые, влажные и матово блестящие, такие же чёрные, как у него самого, всматривающиеся с тревогой в его, видимо, позеленевшее, лицо. Ко всему прочему, глаза были переполнены нескрываемым обожанием и чем-то ещё, чего Северус из-за своего плачевного состояния разглядеть не мог. Ну не лезть же с похмелья добру молодцу в разум?
Более того, даже низко, подозрительно как-то близко склонившейся над   лицом головы с красивыми чертами, словно у маггловского ангела, с чёрными, обстриженными в кружок, густыми волосами, Снейп не узнавал. Да-а, вот бы набраться сил и прочитать, что там, внутри?..
– Кто Вы, незнакомец, мистер?.. – вместо сеанса чтения мыслей выдавил пересохшими губами Северус. – Прошу Вас, скорее Антипохмельного зелья фиальчика два и крепкого чая, сэр. 
– Прости, но не разумею я тебя, о высокорожденный брат и Господин мой. Ты не узнаёшь меня, Квотриуса? – сказал на латыни собеседник.
И… несчастный профессор вспомнил всё разом. 
Лавина образов, впечатлений и переживаний обрушилась на его бедную голову, больную от похмелья, из которого не было привычного, простого и действенного, сваренного собственноручно в особом котле, выхода. Да хоть абы кем сваренного зелья, и того не было! Ну не было в этом страшном мире вообще никакого лекарства, такого необходимого и желанного сейчас, после целого рога недоделанного виски… 
А этот приятно почтительный, юный джентльмен смотрит так сочувственно, словно  понимает, что случилось самое страшное в жизни Северуса Ориуса Снейпа – похмелье без зелья. 
И под конец всех несчастий на больную голову и пересохший рот, до кучи, необходимость напрягать мозг и говорить на чужом языке. Латыни. Хотя язык этот Снейп и знал в совершенстве, но одно дело читать античных авторов или выступать на конференциях, а другое общаться с этими, по духу и укладу жизни, реальными, античными людьми. 
– Да, брат мой Квотриус, я спросонья и не узнал тебя, уж подумал, что это ко мне ангел смерти прилетел, – едко высказался Северус. 
– Прости, о, высокорожденный… 
– Ну просит тебя человек быстро и без лишних разговоров принести обычной ключевой воды из колодца и дать мне напиться. 
– О Северус, брат мой высокорожденный и Господин, сейчас же прикажу я рабу сходить за водой, – произнёс Братик, склонившись в поклоне ещё ниже. 
При этом он снова навис над профессором. И вдруг поцеловал, не в силах сдержаться, и, разумеется, клюнув при этом носом, свесившуюся с ложа прекрасную, тонкую, белую, изнеженную кисть брата. 
– Что за вольности ты себе позволяешь?!? – вскипел Северус. – Знай, что неприятны мне и взгляды твои, и, уж тем паче, прикосновения! И вообще, сходи-ка за водой сам, ножками, ножками. А то ишь как разнежился. 
Квотриус немедленно принёс сладкой ключевой воды опять-таки в роге, но большем, чем был с сивухой. 
Северус напился и умылся, обильно проливая воду на земляной пол, вдруг заметил на нём истлевший бычок, и подумал:
А вот это уже анахронизм. Нет, это не значит, что я брошу курить хоть и не настоящие сигареты, пока я здесь, а почти безвкусные эрзацы, просто за собой надо убираться. 
– Evanesco!
И остатки анахронизма бесследно исчезли. 
– Ты всё ещё здесь, Квотриус. Подсматриваешь за братом-чародеем? – недобро усмехнулся Снейп. 
Действительно, в углу опочивальни на инкрустированном какой-то костью табурете, тихо сидел Квотриус. 
Интересно, кость человеческая, какого-нибудь "Нелюдя", или?.. – подумал Мастер Зелий. 
– Лишь решился я, пока ты, о высокорожденный брат и Господин мой, не распорядился отправить меня в помещение для рабов-бастардов, попрощаться с опочивальнею своею, – спокойно, словно не заметил подкола, ответил Братик. 
– А в доме есть и таковое помещение отдельное? И сколько же сыновей и дочерей у "отца" моего на самом деле? Расскажи, Квотриус, мне интересно сие. 
– О высокорожденный брат мой и Господин Северус, у отца нашего множество великое сынов и дщерей, рождённых рабынями племён Нелюдей Йеру, Танно, Выра и Ролни, а ещё от бритток Уэсге, сие суть происхождение матери моей, Курдрэ, Скотаргу и горделивых, дальних Гвасинсг даже. 
Сыновей женщин Нелюдей Изгоями рода соделали, дабы не мешались они отцу нашему, и сослали обратно их в племена те, откуда родом матери их. О дальнейшей же судьбе сынов сих скажу, что многие Изгои убиты были, а другие спокойно прожили свой краткий век… 
– Расскажи мне о сыновьях и дочерях рабынь рода, как ты сказал, горделивых, дальних х`васынскх`. Меня интересует род сей, ибо лишь трое суток назад чародейством своим убил я главного вождя их, обезглавив род его. Ибо варвар сей нечестивый посмел оскорбить меня, и отплатил я ему смертью злой, но скорой. 
Теперь союзники Нуэрдрэ, так звали его, истребят х`васынскх`. Тем более, ты, Квотриус, говоришь, что род спесивостью отличается. 
Подумываю даже взять я легионеров отца моего и отправиться к обидчикам моим, дабы собственноручно поубивать как можно больше туземцев сих. 
Посему прикажу я отцу поскорее сослать матерь твою, освободив её и дав с ней прикуп дядьям твоим, да отправить с ней всех рабынь народца уэскх`ке. Мужчины же рабы народца сего да останутся в доме моём. Такова моя воля.
Квотриус мгновенно преодолел небольшое расстояние до возлежавшего на ложе Северуса и упал на колени, уткнувшись лбом в пол, и быстро заговорил на плохо понимаемом Снейпом языке племени матери, из которого и сам-то знал только несколько фраз и выражений:
– О, драгоценность… Жемчужина… Лунный камень… Ты, который… Милость и свободу рабам своим… Заступник… Опора страждущих… Благодарю тебя, Великий волхв… Господин… Моё сердце навеки… твоё… 
– Прекрати, брат мой Квотриус. Сие суть лишь моё решение, и нет нужды так ползать передо мной, словно раздавленная гусеница. Прекрати же! Ибо противно мне! 
Да и сердце твоё мне без надобности. Ты здесь ни при чём, Квотриус. Благодари скорее матерь свою Нину, ибо по нраву пришёлся мне облик её. 
– Но отец не отдаст тебе мою матерь, таково было его желание, разве не помнишь ты сие? А я… не похож на неё? – спросил, затаив дыхание, молодой человек. 
– Ты мужчина, Квотриус, и сим всё сказано. Жениться тебе нужно, вот чего желаю я. 
А ещё поведай, почему отец наш из великого множества сыновей-полукровок выделил и избрал на роль наследника тебя, думая, что нет меня в живых?
Просьба рассказать о рабах народца х`васынскх` была уже позабыта.
– Отец наш весьма любил Нину, потому-то её единственный, так получилось, сын, сиречь, я, ничтожный полукровка, был избран. 
По поводу женитьбы скажу тебе, высокорожденный брат и Господин мой Северус, что не нашёл мне отец девицы из семьи ромейской, желающей связать жизнь с грязным сыном рабыни, а жениться на полукровке, такой же, как я сам, он не велел. 
– Так посещаешь ты лупанарий, Квотриус? Или отец разрешил тебе сношаться с любой понравившейся рабыней в доме?
– Однажды, совсем ещё отроком бывал я в лупанарии, куда привёл меня высокорожденный отец наш, дабы стал я мужчиной, но была противна мне та путана, кою выбрал он для меня. С ней я ложе разделил, но спали мы, как дети. Путана с радостью и удовольствием великим легла отдыхать от посетителя прежнего, я же напился впервые вина некого кислого, дурного весьма, да и заснул. Наутро стало плохо мне от выпитого вина, и немного я… 
– Понятно, заблевал каморку девки. Ничего страшного, не бойся употреблять при мне правдивые слова, но ведай, что могу я в миг любой прочесть мысли твои, словно свиток развёрнутый иль вощёную табличку. А я умею делать сие  даже, когда сплю. 
Северус отчасти соврал, желая припугнуть и ещё разик поставить на место носатого красавчика. 
Профессор не знал, что очнулся от пьяного, тяжёлого сна не сам, а от поцелуя "брата" в уголок губ, такого целомудренного и… страстного поцелуя мужчины. 
– Что же, рассказывай дальше. Люблю слушать истории о разнузданных ромейских нравах, к коим не приучен я, хоть сам ромей чистокровный есть. 
– Подарил мне высокорожденный отец наш рабыню немолодую и некрасивую из племени Нелюдей Выра на шестнадцатилетие, ровно через год после посещения лупанария, когда сны мои обильны стали выделениями естества мужского из-за любови страстной к… далёкой и одновременно близкой, но абсолютно недоступной женщине единой. 
Теперь Карра, так зовут рабыню сию, состарилась и не удовлетворяет меня боле. А с появлением твоим, о высокорожденный брат мой и Господин, та женщина, кою любил я, обрела счастье законное, коего лишена была по причи… Нет, прости меня, Господин, но и под пыткой едва ли выдам я имя светлое замужней патрицианки сей. 
– Так у тебя, Квотриус, ничего не было с той, любимой?
– Нет, и не могло быть, ибо я есть полукровка грязный, она выкорожденная патрицианка суть, разделившая Пенаты и Лары свои с супругом после заключения Союза. 
– А почему ты не можешь разделить ложе с рабыней помоложе и покрасивее?
– Сие лишь потому, о высокорожденный брат мой и Господин Северус, что отец, будучи Господином дома, не желал излишне растлевать меня до заключения Союза, коему, кажется, в жизни моей не бывать. Но главное се, ибо я… – Квотриус мило покраснел и опустил глаза, – не люблю чужие вещи. 
– Последнего не понял я, а именно, о коих вещах говоришь ты, я же о рабынях речь вёл. Однако сие забота не моя. 
Что же, основам обращения с женщиною обучен ты, разврата продажного в лупанарии не любишь. Да ты идеал истинный человека целомудренного молодого, Квотриус! Признаюсь, удивлён твоим рассказом я. 
Так, значит, любишь мачеху ты?
– О высокорожденный брат мой и чародей, не могу я солгать тебе, как соделал ты сие в отношению меня, грязного полукровки. Ибо когда спишь, не можешь ты ни видеть, ни слышать, ни чувствовать… чужие губы на своих, как и любой обычный человек. 
– Что?! Что ты сказал о губах?!? Кто посмел прикоснуться ко мне, спящему?!? – заорал Северус, догадываясь… Кто. Это. Сделал. 
– Высокорожден… 
– Молчать! Рот на замок! Это… это сделал… ты, Квотриус?!?
Братик-извращенец замолчал, вновь униженно ткнувшись лбом и носом в пол. 
Потом он тихо заговорил таким колдовским, завораживающим голосом, что даже очень злой профессор не сумел прервать его:
– Но скажи, поведай, как прочёл ты мысли прежние мои, уж ушедшие? Да, любил её я до ночи сей, а ныне не люблю более, словно чувство, долгие годы терзавшее и мучившее меня, любовь страстная к высокорожденной, но опальной патрицианке Веронике Гонории, было выжжено тьмой и духотой  страшной, безлунной, безветренной ночи сей.
Теперь сам я не знаю, что творится в сердце моём, но влюблён я вновь… 
– Хватит, Братик. Перестань бредить наяву и подумай сам. Ну как может  ночь единая прервать любовь всей жизни? Что с того, что жара, безветрие, безлуние?.. Разве то была первая таковая, пусть и странная, ночь в твоей жизни, Квотриус?
– Она была с отцом и стонала от наслаждения и страсти. Они оба стонали, а потом стали кричать! Как было выдержать таковое моему бедному влюблённому сердцу? Молил я богов о смерти, но они остались глухи к моим стенаниям, и тогда понял я, что полюбил другого, впервые в жизни возжелав объятий и поцелуев мужчины! Понимаешь ли ты, Северус?!? 
Прости, прости, я наговорил лишнего, много лишнего. 
Квотриус вновь поклонился перед сводным братом, моля его о прощении за вырвавшиеся против желания, а, может, именно благодаря этому чувству, сжигающему его сердце и душу, слова. 
– Встань, брат мой Квотриус, и никогда, ни разу боле не заговаривай со мной об бредовом своём новом… увлечении… 
Это ведь твоя опочивальня?
– Да, высо… 
– Не желаю я более оставаться в ней, ибо принадлежит она тебе, Братик, и я вовсе не горю желанием выгнать из неё тебя. 
Желание моё таково: дабы выделили опочивальню мне, как можно далее от твоей и от супружеской тоже. Привык я проводить время спокойное, ночное  за чтением свитков, а под утро спать часа по четыре, не более. Приведи рабов, кои обустроят спальню мою. 
Ступай, Квотриус. Что стоишь? Поторопись же. 
– Высокорожденный патриций и Господин мой, дозволено ли мне будет благорасположением твоим великим и милостивым остаться в опочивальне своей?
Эк загнул, как перед Кесарем. Вот уж лебезит, и впрямь, не более, чем ничтожный полукровка, извращенец тот ещё, – подумал Северус со злостью.
– Да, ты, брат-бастард, можешь после выполнения моего поручения убираться к себе и не заботиться, что я выпру тебя из этой конуры, – специально на грубой народной латыни с издёвкой произнёс Снейп. 
Братик упал на колени и пополз по направлению к ногам Северуса, не поднимая головы, с явным намерением обхватить их или проделать что-либо более гнусное, например, облобызать пыльные туфли. 
– Эй, что это ты задумал?! А ну, встать!
– Позволь, позволь, о высокорожденный патриций и Господин мой, облобызать сандалии твои за милость ту бесценную, что являешь ты ко мне, брату–бастарду. 
Да не отошли меня в камору для рабов, о высокорожденный, единокровный брат мой!
– Да не отошлю, не отошлю, сказал же, можешь выметаться. И хватит ползать за мной по всей своей опочивальне. 
– Всё же моей?
– Нет, ну сколько можно переспрашивать! Сказал же, живи здесь, спи со своей Каррой в надежде на то, что отец наш узрит недовольство твоё ею и подарит тебе приятной внешности молодую бриттку. Могу я даже распорядиться на счёт сей и устроить смотрины тебе… 
 
– О, нет! Господин мой и брат, не нужна мне никакая женщина боле, ибо влюблён я в мужчину. 
Вот ещё новости! Очевидный наследник и, ясное дело, продолжатель рода, не мне же этим заниматься, на моих глазах превратился в гея,</i> – растерянно подумал Северус. –[i] А как же все следующие поколения моего рода? Как же я, в конце концов? 
Да ладно, этот Квотриус бисексуал, раз спал сначала с женщиной. Значит, к женщине и вернётся, когда эта дурь пройдёт, – уже спокойно домыслил Снейп. 
Квотриусу же он сказал примерно то же, но иными словами:
– О, Братик мой, позволь напомнить тебе, что ты, как я предсказываю, продолжателем рода Снепиусов станешь, а, значит, всё же женят тебя на некой недоброкачественной патрицианке. Может, будет она вдвое старше тебя и страшна, как инфери, но заключишь ты с ней Союз, да объединишь Пенаты и Лары. 
– Думать о женщине сейчас невозможно мне, о, высокорожденный патриций и Господин мой, брат, Северус, как прекрасно имя твоё!
– Имя как имя… Но не станешь ты мужеложцем, а ежели и станешь, то лишь на срок недолгий, дабы похоть свою удовлетворить. 
– О, не похоть сие отнюдь, поверь иль прочитай мысли мои, но любовь великая, ибо прекрасному мужчине сему отдаю я и сердце, и душу в распоряжение… Лишь бы изволил принять он мои скромные дары… 
– Да он ещё не знает о страсти твоей к нему, а ты уже ползать за ним готов, как ныне ползаешь за мной? 
Северус прямо-таки чистосердечно изумился силе толком не известного ему чувства, такой вот, неправильной любви. 
Любви до откровенности непосредственной, поэтому очень даже чистой, но ещё не разделённой. 
Он просто, наверное, стеснителен и не говорил ещё со своей пассией, – с лёгкостью решил забывчивый профессор. 
– А достоин ли мужчина сей принять твои, столь щедрые дары? – на всякий случай спросил он в полголоса, вкрадчиво. 
Брат, всё ещё стоящий на коленях, вдруг поднял голову, и Северус в который уже раз поразился его неизъяснимой кельтской красоте: белизне кожи, алости пухлых, небольших губ и ярко блестящим сейчас, чёрным, как у самого Снейпа, глазам. 
И вовсе не мёртвыми они были, не глухими и пугающими чернотой затягивающих омутов, как у Северуса, а живыми, источающими свет, словно отражалась в них такая великая любовь, о которой профессор и не слыхивал. 
И эта любовь, все эти дары, предназначались, кажется… 
Да нет, не может такого быть. Он, Сев, ошибся. Переутомление, голод и масса иных неблагоприятных факторов.
– Встань же, Квотриус, хватит элегий Амурусу твоему незнаемому, займись лучше делом, ибо не собираюсь я проводить ночь сию в опочивальне твоей, – просто и доступно заявил Северус. 
Он старался не задумываться о том, что увидел в глазах Братика и мельком прочитал в его разуме, потому-то и поддел его словами о ночи.
Да это же просто смешно! Такая блажь!..

Серия сообщений "Мои романы по миру ГП: "Звезда Аделаида"":
The sands of Time Were eroded by The River of Constant Change (c) Genesis, 1973
Часть 1 - "Звезда Аделаида",шапка + глава 1.
Часть 2 - "Звезда Аделаида", глава 2.
...
Часть 4 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 4.
Часть 5 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 5.
Часть 6 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 6.
Часть 7 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 7.
Часть 8 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 8.
...
Часть 25 - "Звезда Аделаида", глава 25.
Часть 26 - "Звезда Аделаида", глава 26.
Часть 27 - "Звезда Аделаида", глава 27. Заключительная.


Метки:  

Митинг в поддержку Ливии в Спб.

Пятница, 25 Марта 2011 г. 03:52 + в цитатник
Рубрики:  Политика внешняя и внутренняя

Метки:  

Ливия. 1 сентября 2009 года.

Пятница, 25 Марта 2011 г. 03:14 + в цитатник
Рубрики:  Политика внешняя и внутренняя

Метки:  

"Звезда Аделаида", глава 5.

Четверг, 24 Марта 2011 г. 01:42 + в цитатник

 


Глава 5. Кому почему не спится в доме Снепиусов.
 
 
Несмотря на уговоры господина Директора, сейчас просто Альбуса, и мадам Помфри поспать-отдохнуть под действием зелья Сна-без-Сновидений денёк-другой в лазарете, ну, пускай, в апартаментах, но под присмотром медиковедьмы, Минерва тряслась всем телом. И не только, но то и дело разбивала чашку с чаем и Успокоительным зельем. Она тщилась рассказать, то уткнувшись в бороду Дамблдора, то в объёмную груди фельдшерицы, о произошедшем, и покаяться в своей трусости. Правда, язык её заплетался от шока и зелья, которого, благодаря совместным усилиям Альбуса и Поппи, было выпито немало. 
– Я… они… накормили нас, а мы пили свежую… ох… сладкую воду из нашего озера, а они ходили вокруг… ох… нас… со своей ужасной музыкой, но мы с… ох… Северусом… были сыты… ох… и тут…
Минерва в очередной раз начинала рыдать. 
Даже если выбросить её охи из повествования, то, что произошло "тут" и вообще, кто такие "они", она произнести ни разу не смогла. 
Устав от причитаний ведьмы, Директор в очередной, мощный водопад слёз не выдержал и подозвал Поппи, уговорив её без ведома заместителя подлить в следующую чашку чая (и как в Минерву столько воды влезло без… ) то самое, Сна-без-Сновидений. 
– Она же не почувствует вкуса, вот увидите, мадам Помфри, всё пройдёт, как сон пустой. А потом уж Вы отлевитируйте спящую Минерву в Больничное крыло, да оставьте ж дня на два-три. У профессора МакГонагал настоящий шок. Просто же ж не представляю, что же… там, не знаю в Запретном Коридоре, что ли, случилось с Северусом. 
А-а, поскорее подливайте ж, а то, может, моему мальчику нужна срочная помощь. Моя же заместитель, как видите, ни мычит, ни телится. Оставляю ж её под Вашим присмотром, да сегодня же, как только выясню, что с профессором Снейпом приключилось, к Вам же загляну всенепременно. 
 
Первым делом Директор увидел на одной из лестниц семикурсников враждующих Домов, вцепившихся друг в друга, как слепые котята… Хотя… Почему "как"? 
Альбус ловко для его лет запрыгнул на поворачивающуюся как раз в сторону заветного Коридора лестницу и убедился по особенно жалобным, уже притихшим стонам, что студенты таки слепы. Все до одного, даже до одной, поскольку, вот уж странное, невиданное зрелище, среди бойцов невидимого фронта была гриффиндорка.
– А ну отвечайте же ж, кто слепоту навёл, да по дурости своей на всех?! – сурово спросил Дамблдор. 
– Господин Директор, ой, глазоньки мои красивые, где же вы теперь?.. – завыла девушка. 
– Мистер Джорл, объясните мне Вы, наконец! Что с вами всеми случилось?! Что же с вашим зрением?!? 
Директор, кажется, впервые в жизни повысил голос на студентов, так он был растерян, что даже доброго, утешающего слова не нашлось у него для этих ублюд… 
Тоже мне ещё, нашли время ослепнуть прямо перед Т. Р. И. Т. О. Н.! Доигрались, сукины дети! А господину Директору за каждый глазок ослепший, без разницы, что временно, Поппи знает свою работу, отвечай! И перед совестью, и перед ещё более страшным, самим Попечительским советом! А вдруг в это время мой мальчик Северус, тяжело раненый… 
Стоп. Скажи истерике: "Нет!" 
Сначала дети, хоть они уже и в большинстве своём совершеннолетние, но инцидент произошёл в школе, значит… Правильно, Альбус Дамблдор виноват, что допустил подобное. Но как же справиться в одиночку?!
– Господин Директор, мы сдуру попрятались от Сней… профессора Снейпа, сэра, в Запретный Коридор, а потом… 
Это говорил мистер Джорл, единственный злобный гриффиндорец, если не считать вечного противника, ещё погаже, ведь он слизеринец, мистера Пруста, зачинщик всех ночных разборок. 
– А потом вспышка, яркая такая, мгновенная, а потом больно стало, и темнота-а-а… - перебила вдруг своего сокурсника, явно что-то скрывая, девушка.( Мисс Твайс, кажется, да, она.
Маленькая "львица" подозрительно быстро закончила "исповедь": 
– А потом нас ка-а-к вышвырнет куда-то, мы чудом на лестницу рухнули. 
Но Альбусу было сейчас не до расследования студенческих тайн. 
Директор с искренним сожалением проводил долгим, проницательным взглядом погрустневших голубых глаз проплывающий мимо Запретный Коридор. Он успел только приостановить его магию, сделав на время, не большее получаса по его прикидкам, обычным, "смертным" коридором безо всякой этой мистики а-ля Основатели-шалуны. 
Мощным выбросом магии, подождав, пока верхушка лестницы не оказалась на уровне третьего, "нормального" этажа, он отлевитировал всех присмиревших, ослепших студентов на плиты коридора. Кто-то явно неудачно приземлился… 
Ещё на групповое Wingardium leviosa не хватало сил тратить…
Что-то у кого-то хрустнуло… 
Ага, и проход в лазарет тоже с третьего. Ну, хоть с этим повезло, там и перелом подлечат. Так им и надо, поганцам. Костероста побольше, да хоть клизму из него поставить. Каждому, – безжалостно подумал господин Директор. 
Еле дышащий Дамблдор хотел сотворить для каждого студента носилки, но решил не тратиться зря. Всё равно ослепли, вот пусть и подождут, пока им Поппи новые глаза на жопу натянет. Альбус решил обратиться за квалифицированной помощью и сходил к Флитвику. Беспощадно разбудил его сранья и повёл коротышку-профессора в одном халате поверх пижамы и почему-то чарами зашнурованных ботинках за пострадавшими. 
– Уважаемый Филиус, так же или иначе, но эти великовозрастные болваны временно ослепли. Отлевитируйте ж их на носилках в Больничное же крыло. Если бы не срочное дело, я справился сам, но, боюсь, наш Северус в большой беде. Пойду же ж выручать. 
 
… Упрямая лестница, хоть и направляемая всей нехилой магией Альбуса, долго не хотела доставлять его в Запретный Коридор, а время шло. Всё-таки Директору удалось "запинать" лестницу, и он бросился в неосвещённые глубины, освещая оные мощнейшим Lumos maxima.
Но везде было пусто. 
Ни живого, но хоть не мёртвого Северуса. Однако, никакого тоже не есть хорошо…
 
… Термы в Сибелиуме были воздушными, то есть под полом и в стенах вмонтированы трубы, через которые пропускается нагретый воздух. А ещё бани были по-настоящему жалкими, как и весь городок у реки Кладилус. 
В термах было три крошечных бассейна: фригидарий с прохладной водой; калдарий с водой градусов тридцати, вокруг которого были отдельные кабинки для мытья и не только; и тепидарий с водой чуть выше шестидесяти, эдакая местная парная. А всё от того, что настоящей парной, судаториума с почти что кипятком, водой восьмидесяти пяти градусов, обычно устроенном, как положено приличным заведениям для помывки и отдыха, на термальных источниках, коими изобиловал Апеннинский полуостров, ни в одних баньках на Альбионе по определению не было. 
Около бассейнов сновали нищие плебеи-ромеи и колоны, на вид, полукровки-бритты, торговавшие пирожками и сладостями. 
– О, великий Мерлин! И здесь, поцелуй их всех Дементор, даже в банях, сладости! – выругался по-английски Северус. 
Соответственно числу потевших в тепидарии было и банщиков-натиральщиков, совмещавших обе профессии из-за убогости заведения. Они мыли мужчин (для женщин отводилась вторая, меньшая часть терм), к немому ужасу хоть и читавшего о таком Снейпа, стоялой и жутко вонючей мочой, и счищали с тела грязь, смешанную с местным "мылом" специальными скребками, а затем умащали вымытое тело маслами. 
Северуса, похолодевшего от омерзения, облили из кадушки мочой и начали скрести, как породистого жеребца. От процедуры умащивания зельевар с гордым видом отказался, поразив банщика до глубины души, которой у раба, как известно, нет. 
Массажистов-развратников было всего трое. Это были финикийцы с накрашенными сурьмой, по их обычаям, глазами и бровями, тонкие, жилистые семиты. Как их занесло в Сибелиум, об этом высокорожденному Господину дома Снепиусов не должно было выказывать интереса. А на самом деле интересно было, и даже очень. 
Ещё для плотских утех в массажных кабинках около калдария предоставлялись симпатичные мальчики–бритты лет десяти, предназначавшиеся, в основном, для легионеров, соскучившихся по развлечениям или попросту уставших от таких же, как они сами, солдат Императора. 
Северус ещё до мытья, ради интереса заглянул в одну из кабинок: 
А для чего они, эти кабинки, может, за отдельную плату здесь можно спокойно помыться самому?
И лицо его пошло кирпичного оттенка пятнами. 
Он был глубоко сконфужен. Ещё бы, видеть взрослого, как он сам, мужчину с соразмерными гениталиями, совокупляющегося с ребёнком, хоть и скороспелым, варварским, но всё же… 
 
… На территории бань располагался небольшой открытый стадиум для гимнастики и старая библиотека со свитками. Многие ромеи любили читать здесь и загорать одновременно. 
Вымытый, хоть и мочой, но изрядно посвежевший профессор обнаружил библиотеку и… забыл и о бане, и о разврате, и о времени, зачитавшись Горацием и Овидием, теми произведениями, что не сохранились в веках. 
Наступила ночь, и к ушедшему в прекрасные вымыслы Снейпу подошёл цензор*, сказавший, что за ночное проведение времени в термах нужно доплатить. Северус послал цензора к Мордреду, но тупой маггл не понял и не отступил до тех пор, пока профессор не послал за одним из рабов, дожидавшихся Господина у входа в термы, в особо отведённом для невольников месте. Сонный раб, встав перед хозяином на колени и ткнувшись головой в старый мозаичный, местами выщербленный пол, передал мытарю требуемую монету стоимостью в полкоровы из кожаного мешочка с местной валютой. Господину негоже касаться грязных монет. Однако обзаводиться долгами и подписывать долговые расписки очень даже гоже. Давать в долг тоже было вполне подходящим занятием для любого гражданина, патриция ли, плебея ли. Главное, это выписать закладную.
Северус снова, позабыв обо всём, зачитался при свете коптящей лампы с фитилём, густо пропитанным бараньим жиром, и потому ещё зловонной. 
Он остался в термах один из граждан Сибелиума. Господин дома сразу же, без церемоний считался таковым, лишь количество голов его невольников, да число колонов пересчитывалось при начислении налогов. 
 
Но так было когда-то, в настоящей Империи на полмира с Божественным Кесарем во главе. Сейчас же Альбион был практически независимым государством. Варвары, вандалы, готы обеих ветвей – западной и восточной, и организованная боевая машина хунну выполнили на материке свою страшную миссию. 
Странно, но на острове ещё не прижилась христианская религия, введённая, как официальная и единственная в Римской Империи ещё Императором Константином I Великим в начале четвёртого века. Судя по отсутствию в городке над въездными воротами и в комнате Снепиуса Малефиция икон или хотя бы раннехристианского, заимствованного из римских катакомб знака рыбы, здешние патриции придерживались устаревших традиций. Веровали в сонмище богов, как своих, так и заимствованных с Востока, из Египта и Эллады. 
Даже Снепиусы, эмигрировавшие только в этом, пятом веке, не были христианами. Отчего? Задавать эти вопросы, чтобы не показаться чужим среди своих, не хотелось. Но так хотелось знать! Ведь пиктов на севере будущей Шотландии христианизировал маггловский святой Норньон, прибывший из христианского ирландского королевства Ульстер. Тех, кого считают Нелюдями и ромеи, и бритты, а сами-то поганые, то есть, язычники.
Уставшие рабы и колоны, обычные работники терм, давно спали. Профессору же было не привыкать к бессонным ночам… 
 
… Квотриус тоже не спал. Ему мерещился этот внезапно, словно Deus ex machina, свалившийся на его гордую голову старший брат, проклятый высокорожденный наследник, за какой-то час ставший в доме Господином вместо любящего отца. 
Брат, возненавидевший тихую, покорную, молчаливую красавицу мать, возжелавший, кажется, невозможного. Да, разлучить любящую семью и тем обидеть и без того обложенных данью никогда не виданных дядьёв. 
Брат, чьё искусство произносить обычные слова вкупе с движениями странной деревянной палочки, повергло в ужас даже мачеху Веронику, славящуюся неженской твёрдостью характера. Ибо закалена она немилостью супруга, длившейся двадцать четыре года, а это ведь всё то время, пока жила гордая патрицианка на Альбионе. 
И вот теперь, в одночасье, прежняя опала сменилась на законные супружеские отношения. И эти звуки соитий: стоны Вероники и довольное рычание отца, не давали молодому полукровке заснуть. Ведь он был с отрочества влюблён, молча и безответно, в мачеху, и разница в возрасте ещё более распаляла чувство молодого человека. Из-за этой страсти он до сих пор не женился и не обзавёлся многочисленным потомством, как его сверстники, чистокровные уэсге, к этим годам готовящиеся умирать. Подумать только! От старости. Какая же старость может быть в двадцать один год, ведь ещё три четверти жизни впереди! Но Вероника теперь потеряна для него…
 
Как же она страстно стонет! О, милосердные боги, убейте меня сейчас же! Я не мо-гу слы-шать се-го… 
… А брат мой кажется мне настоящим халдеем, даже по внешнему облику, токмо белокожим. Длинные волосы, пышной чёрной гривой обрамляющие плечи и бледное лицо с нежной, как у женщины, кожей. Лицо с удивительными, умными, познавшими, кажется, всю мудрость мира, глазами, но печальными и тусклыми. Свет никоий будто не проникает в неразличимые на фоне чёрной радужки зрачки. У него фамильный нос, однако тонкий, с изящными крыльями и странной горбинкой, вовсе не мясистый таковой и прямой, как у отца и у меня самого. А рот его вообще странен. Столь тонкие, изогнутые в недоброй усмешке сухие, бесцветные губы, одновременно и божественно целомудренные, и вызывающе похотливые. 
Да всё изящно, даже женственно в брате: и тонкий стан, и неширокие плечи, хрупкие на вид бёдра, стройные, длинные ноги в этих странных варварских, разумеется, но удивительно красивых штанах. 
А скольких коров, наверняка, стоила невиданного покроя, без единой складочки, облегающая, верно, столь же белоснежное тело, туника с разрезом посредине и мелкими, странного вида, фибулами. Одежда из нездешней, хоть и шерстяной, но с каким-то блеском, ткани! 
О, эти руки, холёные и тонкие, с нежной кожей, правда, в странных пятнах, словно у красильщиков кож!.. Руки, видимо, не державшие ничего тяжелее свитков, вощёных дощечек со стилосом, да этой его деревянной, устрашающей не на вид, как благородное оружие воина, а по действию, палочки, верно, такой лёгкой. 
Даже короткого меча, обычного гладиуса, в этих руках я и представить не в силах…  не говоря уж о тяжёлой, рубящей спате.
И отталкивающая своей женоподобностью, и ей же притягательная внешность у высокорожденного брата Северуса. Однако не похож он ни на грубых солдат Императора, ни на изнеженных финикийцев, ни на кого, о ком я точно знаю или могу с лёгкостью предположить, что они мужеложцы грязные суть. 
Напротив, в сием весь вид брата, жесты его, голос, движения, даже непроницаемый взгляд…  Да всё говорит о неразвращённости и целомудрии. 
Брат загадочен и странен. Кажется, он прожил не у бриттов и, как он выразился, не побывал "на Востоке и Западе, на Юге и Севере" хотя бы из-за нежной и не обветренной кожи лица и рук. Да, вот уж полночный бред…  О, боги! Словно Северус появился здесь… из иных времён. Но и выговор его намекает на некую… не современность брата. 
Что за чушь приходит в голову, когда сходишь с ума от стонов любимой женщины, отдающейся другому, её повелителю, супругу, моему собственному отцу! 
Казалось, Вероника всю жизнь проживёт в тени матери, затмившей её если не происхождением, то рождением меня, наследника-полукровки. 
Ха… "наследник"… И теперь мне с отцом предстоит выслушивать, а главное, исполнять приказы этого истинного наследника, сводного брата моего. 
Руки которого так хочется целовать, не пойму, отчего… 
В глазах которого так хочется увидеть свет… 
Зачем мне сие? Токмо из-за уж вскриков, чувственных, животных воплей любимой Вероники…  его матери?.. Нет, не только, да и не столько… Боги, боги, когда же… они, наконец, натешатся и утихнут, заснув в объятиях друг друга?! Тогда сами собою прекратятся и мысли странные сии о брате… 
Кстати, где он? В доме его нет. Днём он, даже не оттрапезничав с дороги, отправился в термы. Но что можно делать там ночью, когда остаётся только читать замусоленные, древние свитки в старенькой библиотеке? Там же нет ничего стоящего чародея. Только старички Сенека, Гораций да Овидий… Всё сие есть в доме, да во много лучшем состоянии. Ещё лишь недавно отец, на двадцатилетие моё, приказал пополнить библиотеку порнографией. Как он выразился, мол, дабы наследник поскорее восхотел жениться. Но мне не понравились басни глупые о нимфах и сатирах, даже с, кажется, должными возбудить меня иллюстрациями. Напротив, всё это показалось противным и грязным в незримой близости светловолосой, легконогой Вероники, той, коя ни разу даже с отдалённым интересом не взглянула на пасынка. А ведь я почти так же красив, как мать. Почему всё так сложилось, боги?.. 
… Интересно, отчего глаза Северуса чёрные? Ведь у отца светло-карие глаза, у… Вероники голубые, как небо моей Родины, яркие, безоблачные, если не считать осени, зимы и весны… Ха! Ну и дурень же я влюблённый!.. 
И всё же… У меня глаза, как у Нывгэ, моей матери, по капризу женскому, глупому "крестившейся". 
Мало того, что сама рабыня, так и подражает Распятому Рабу хотя бы в вере своей, непонятной никому в нашем доме. Но ежели отец сам позволил матери имя само сменить, данное ей при рождении и означающее, по её словам "Маленькая", такое хорошее, подходящее ей, низенькой, домашнее имя, а она решила и вовсе отречься от корней своих, приняв это новое, греческое, даже не ромейское имя "Нина", значит, в вере сей ничего дурного нет. 
Верно, Северус должен знать о последователях распятого где-то на Востоке Иисуса, ведь брат, наверняка, знает много обо всех богах в подлунном мире. 
Но отчего же тогда столь мудрые глаза его не пропускают, кажется, света Солнца в душу, будто где-то внутри колодец, связывающий зрачки с душой, завешен тканью плотной? 
Отчего кажется, что ему одиноко и больно, но он, как стоик, терпеливо переносит злую, непонятную муку? 
Отчего хочется помочь его прекрасным глазам увидеть все светила, особенно дневное, дабы по-настоящему засверкали они? 
Ведь он стал бы так необычайно красив нездешней, неотмирной красотой, как аггел в том Царстве Божьем, о коем восторженно рассказывает мне мать. 
Сейчас же напоминает он мертвеца, кровососа с ладным телом, но без души… А, может, он как-то связан с ламиями?.. 
Не пойму, но кажется мне, высокорожденный мой брат суть велико искусный чародей, ибо так приворожил мысли мои, что думаю я всё меньше о матери его, нежели о нём самом… 
Страшная ночь, безлунная, облака закрыли даже звёзды и планиды… 
Где же он?.. 
… О, благословенная тишина, наконец-то, снизошла на дом моего от… Нет, с полудня сегодняшнего уже дом брата сие, ибо он теперь Господин дома. 
… Боги, боги, как же хочется любви, не продажной, не похабной, но светлой и разделённой! 
Вот, стоит подумать о делах Амуруса, как в паху становится жарко, и восстаёт плоть. Теперь или будить Карру, эту грязную пиктскую старуху, подаренную мне отцом, когда я только стал юношей, или… Лучше уж самому. Сие суть меньший грех по словам матери, чем, как это? А, прелюбодеяние. Совокупление без брака. 
… Жарко, боги, как жарко там, внизу… Всего несколько движений с привычным образом Вероники перед мысленным взором, как всегда, и всё кончится. Я смогу спокойно уснуть, не думая о его глазах. Его чёрных, тусклых, таких красивых и неживых одновременно, глазах… 
Об этом бледном лице, тонком носе с горбинкой, как у финикийца… 
Жарко, ещё, ещё немного… 
А рот сей…  Кажется, нет, нет, уверен, если бы брат поцеловал меня, я не знаю, что случилось бы… Что-то светлое, и глаза его прозрели бы, отразив море света… Северус… 
Боги, жарко, ещё… А если бы он коснулся меня… там… 
О, боги… как жарко… Как хочется…
– Северу-у-ус!
 
Квотриус кончил, и только шальные мысли о брате, пусть и сводном, всё ещё не покидали возбуждённый разум, услужливо предлагая картинки, виденные в термах, но не с участием граждан и финикийцев, а с собой и… братом. 
Мать сказала бы, если только смогла догадаться о фантазиях моих, что думать так о брате суть грех великий. Но я… я не знаю, что за чувство сие, возникшее сегодня, совсем недавно, когда Вероника навсегда покинула меня, стеная и крича от наслаждения под напором не иссякающей мужеской силы хоть и пожилого отца. 
Одно могу сказать, сие не похоть, то чувство, кое испытываю я к моему брату, отнюдь. Чародей он и маг, отсюда всё происходит. Верно, сам возжелал меня. И сия, вдруг вспыхнувшая в крови моей, но столь неправильная… любовь. 
Буду изо всех сил своих бороться с наваждением, лучше уйду к дядьям моим, варварам диким, но не отдам тела брату на поругание, а имя своё на позор рода и посмешище плебса.
 
Несмотря на благородные мысли, Квотриус с какими-то затаённым ужасом и благоговением перед братом, находящимся на другом краю города, но умело управляющим его естеством, снова ощутил, что пенис восстал и требует только одного: новых завихрений ещё более болезненных фантазий разума ради бурного семяизвержения. 
И вновь…  
Вот он, брат, лежит рядом, обнимает молодого человека, всматривается чёрными, пустыми, но в воображении разгорячённого Квотриуса, пламенными, бесстыжими глазищами в его собственные, влажные и блестящие от желания. 
Целует Северус младшего брата, накрывая его тело своим, не хочет он знать о братской, чистой любви, ибо чародей и маг, возжелавший сейчас, чтобы снова мастурбировал Квотриус… 
Да, так… Ещё… Поцелуй меня, Северус… Ещё, ещё, е-щ-щё-о-о… 
Как же хочется ощутить руку твою белую, тонкую, на чреслах своих…
– О, Се-ве-ру-у-у-с-c!
 
Едва усталый, чувствующий себя разбитым Квотриус получил драгоценную разрядку, как в дверь спальни, полагавшейся ещё ему, как наследнику, пока брат и Господин не распорядился иначе, несмело постучали. Молодой полукровка решил, что пришли рабы выдворять бывшего наследника, а теперь просто бастарда, в общее для таких, как он, помещение, а бастардов от женщин и бриттских, и пиктских племён и родов в доме было предостаточно. Отец отличался многоплодием и мужской силой даже в свои шестьдесят три. Не желавший, чтобы его, изнемождённого, сейчас беспокоили, Квотриус вопросил громко и отчётливо, но коротко:
– Кто?
Вдруг последовал ответ матери Нины, как она нижайше просила всех домочадцев называть её этим именем:
– Сынок, всё ли у тебя в порядке? Ты кричал во сне имя высокорожденного брата. Дважды. Не допустишь ли меня к себе в опочивальню?
– Ступай, матерь, и да будет спокойным твой сон до утра. Поверь, зря ты  прислушиваешься ко всему, что происходит ночью сегодня в доме. 
Сын и пустил бы мать в спальню, но в спёртом воздухе небольшой комнаты стоял сильный запах свежей спермы, и Нывгэ догадалась бы, что сын не просто так кричал во сне. А Квотриусу вовсе нежелательно было, чтобы мать, да тем более, христианка, связала два этих факта: имя и запах… 
 
… Конечно, Квотриусу хотелось утешить её, теперь впавшую в немилость и разлучаемую с любимым господином, взявшим её в пятнадцать старой, по меркам её народа, девушкой, у старших братьев – вождя рода уэсге и его младшего брата. 
У женщины в роду был и третий, сводный брат по матери, но до правления родовым союзом его не допустят, да и ладно. Нина очень хотела повидать младшенького Тиэрро, которому должно было по её подсчётам исполниться два раза по пять и два пальца лет. О рождении Тиэрро рассказывала Гырх`вэ, молоденькая рабыня из её племени, как раз спустя год после рождения сына приведённая Господином Нины, единственным любимым мужчиной, Малефицием. Теперь для Тиэрро настало время жениться и начинать славное дело обзаведения потомками. Нина даже находила своевременной свою ссылку обратно в род, где всё ещё правил старший брат Ыскынх`, а она могла бы поняньчиться с внуками. 
Вождь был уже совсем старик для её народа, ему было шесть раз по руке и два пальца лет. Зато у него отменная боевая закалку как во вражде с ромеями, так и в совместных походах на соседей, другие, непокорные  родовые союзы бриттов, да охоту на племена Нелюдей, граничащую с истреблением. 
 
Родовому союзу уэскх`ке было пять раз по руке поколений вождей, правящих от руки до трёх раз по руке и двух пальцев лет, как последний вождь. За оружие, настоящее, не тренировочное, у всех бриттов брались в три раза по руке лет. К этому времени у мужчины была жена с одним, а если боги и духи благосклонны, то и с двумя малолетними сыновьями. 
Римляне традиционно не доверяли никаким варварам, не делая исключения и для бриттских родов и союзов, кляня их за изменчивость и непостоянство. Но и сами ромеи, по обычной ещё со времён покорения областей Средиземноморья практике, зачастую сводили на поле боя два, а лучше, как можно более неугодных бриттских родов или племён, чтобы они истребили друг друга сами. А для этого нужны были только хорошие ромейские полукровки, лазутчики и шпионы… 
 
… Северус встретил первые светлые краски рассвета, персты Авроры, всё так же, за чтением. Но от голода и переутомления уже начинала раскалываться голова, а прекрасные строки не звучали в резонанс фибрам души. Она уже насытилась и тоже утомилась. 
–Э-эх, – с хрустом в затёкшей спине потянулся Снейп, – А сейчас возвращаться к этим недоумкам, которые, небось, и свитков в руках не держали. 
Так высказался профессор о новоявленной и тут же признавшей его господство, семье. Нет, не о женщинах, а об "отце" и "брате", этом напыщенном, нахальном полукровке. Он и подумать не мог, какой жаркой для них обоих выдалась эта ночь. 
Знай он о фантазиях Квотриуса, то, скорее, тотчас бежал бы из дома, отдав господство в нём обратно Малефицию. Да кому угодно, лишь бы не оставаться с этим "братом"-извращенцем под одной крышей. Добрался бы до Канала, перебрался в Галлию, а потом… потом что?.. 
В Галлии создают Великую франкскую империю Меровинги, в лесах орудуют совсем ещё дикие германцы, волнами приходящие в и без того разорённые италийские провинции, белокурые, все, как Малфои. 
Профессор поморщился, а потом рассмеялся, представив себе многочисленных, воинственных, грязных Люциусов, Нарцисс и Драко с детьми, стайкой окружившими папаш и уже размахивающих маленькими пращами, копьями и метко стреляющих по белкам, зайцам и оленятам из детских луков. 
Право слово, от представленного и не захотелось бы бежать на Континент, ведь там ещё волнами до Адриатики проходят полчища ост- и вестготов, всякой поганой нечисти вроде небольшого, но воинственного народца бургундов. А захотелось просто перебраться, да хотя бы в тот же Лондиниум, посмотреть, так сказать, на свою столицу во времени оном, с римскими, на этот раз, по-столичному роскошными термами… О, опять термы. Ну, может там хоть циркус есть с театром… 
Пора уже выбираться отсюда Мастеру Зелий, да поспешать в дом свой, то есть, семейства Снепиусов. 
 
А ведь в четыреста десятом году вождь хунну Аларих уже занимал "вечный Рим" после доброго десятка лет "наведываний" в Западную Римскую Империю, покидая её только под натиском военачальника всех войск страны Стилихонуса Флавия, вандала по отцу, "опекавшего" по предсмертной просьбе отца Феодосия Великого его сына и Императора Гонория. 
И вот уже примерно через двадцать лет престарелый Аттила, сейчас воюющий в Восточной Римской Империей, снова придёт на запад, окажется в тогдашней столице Западной Империи Медиалануме и прикажет изобразить себя в окружении римских Императоров, восточного и западного, сыплющих ему под ноги золото. От завоевания Рима его отговорят только советники, обратившие внимание вождя хунну на его возраст и желание умереть в родных степях.
Затем по Континенту пойдёт жуткая волна затапливающих всё на своём пути кровью, дико жестоких угров, пришедших, как и все кочевники, в том числе и хунну, из-за уральских степей… 
Нет, лучше остаться в этом разнесчастном Сибелиуме, расположенном на кирпичном тракте, в случае чего он, Северус, по нему и доберётся до Лондиниума. 
Снейпу, как любому, даже не такому опытному шпиону, необходимо было запастись пригодившимся бы путём к отступлению. Вот только деньгами надо обзавестись, а так… Он готов в любое время дня и, как ему ошибочно казалось, ночи отправляться в столицу или ещё в какой-нибудь городок на любом из римских трактов. 
 
На самом деле в ночное время суток, даже в светлые, лунные ночи, из охраняемых легионерами поселений лучше всего было не высовываться. Об этом знали и горожане, и купцы, и даже легионеры, и варвары, которых ночь застигла в ромейском городке. На дорогах царил беспредел, учиняемый непокорёнными варварскими племенами, особенно, пиктскими, полагавшимися не на открытый бой, а нападая всем скопом на зазевавшихся и оставшихся даже без нескольких легионеров-защитников, путников. Не брезговали разбоем на дорогах и сами легионеры. А что поделаешь против нескольких квадриг с солдатами, оставшимися без военачальника? Нападали в ночи, особенно на купцов, и бритты, пешие и на колесницах, как и все варвары, прекрасно, как кошки, видевшие даже в полной тьме. 
К сожалению, аппарация, как способ перемещения, отпадала. Северусу же доселе не приходилось бывать в древнем Альбионе! 
В качестве последнего выхода оставался смешной до первой стрелы варвара полёт в виде громадного ворона с мошной, набитой монетами, но умирать так глупо почему-то совсем не хотелось. 
Выходя с затёкшей от возлежания, по римскому обычаю, спиной, и покрасневшими от бессонной, вот уже второй ночи, глазами, Снейп не заметил, как был окружён бодрыми, хорошо выспавшимися на свежем воздухе, рабами. Они поприветствовали Господина, а в ответ услышали странное:
– Ну уж нет, чем болтаться по этим дрянным городишкам, лучше всё-таки сразу в относительно большой Лондиниум. 
– Дозволено ли будет спросить Господина мне, жалкому, преданному рабу Кырдро, всего вещь едину? – обратился на правильной латыни раб. 
– Спрашивай, раб Кырдро, я дозволяю тебе. 
– Неужели желает мудрый Господин мой оставить семью родную, едва вернувшись в дом и став истинным спасением всех обиженных и заступником всех прибегающих к его высокой милости?
– С чего ты взял сие, жалкий раб?! – взвился Снейп. – С тех слов Господина твоего, кои ты нагло подслушал, когда захотелось мне подумать вслух?! Ты будешь наказан, раб Кырдро. Передам я смотрителю за рабами своими о проступке твоём! 
Разумеется, Северус не собирался никому ничего говорить, решив просто припугнуть ещё одного, наверняка, судя по носу, "братика". 
А вообще-то, стоит начинать подлаживаться под стиль поведения богатого рабовладельца, к помыканию людьми, как бессловесной скотиной. Ну, да это легко, ведь к "хорошему, доброму, вечному" быстро привыкаешь. 
… Но так только казалось…
 
 
_________________________________
 
* Цензор в Риме – сборщик налогов, лицо на государственной службе, ответственное и за правильность начисления суммы того или иного налогового сбора.

Серия сообщений "Мои романы по миру ГП: "Звезда Аделаида"":
The sands of Time Were eroded by The River of Constant Change (c) Genesis, 1973
Часть 1 - "Звезда Аделаида",шапка + глава 1.
Часть 2 - "Звезда Аделаида", глава 2.
Часть 3 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 3.
Часть 4 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 4.
Часть 5 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 5.
Часть 6 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 6.
Часть 7 - &quot;Звезда Аделаида&quot;, глава 7.
...
Часть 25 - "Звезда Аделаида", глава 25.
Часть 26 - "Звезда Аделаида", глава 26.
Часть 27 - "Звезда Аделаида", глава 27. Заключительная.


Метки:  

Прикол: Дурмштранг и Хогвартс - перевод смыслов аятов

Воскресенье, 20 Марта 2011 г. 05:20 + в цитатник
Это цитата сообщения Egbert_von_Baden [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Хогвартс и Дурмштранг:)

     Только что дошло - впрочем многие оказывается и так уж знали:) Что значит Дурмстранг:)) Это ж оказывается вариация на Sturm-Drang - просто первые буквы поменялись во фразе означающей "буря и натиск" - т.н. "поэзия бури и натиска" (Sturm-und-Drang-Literatur), означающая романтическую литературу 19 в стиле Шиллера, Байрона и прочих:)

   Как однако можно заменить буквы и сделать мощное название ДурАаццким:))) А то ведь оказывается школа немецких магов романтиков, которой управляет русский чел (естественно раз русских знач плохой, "холодная война" не так давно официально закончена, а неофициально она все еще идет). Правда, Джей Ро пыталась заявить что Дурмстранг вообще находится в Норвегии, чем еще больше все запутала, откуда немецкое название и русский глава школы в Норвегии?:)))

   Но что меня намного больше поразило, как я, изучавший английский еще со школы, и более менее понимающий англ тексты, мог столько времени не понимать что значит слово Хогвартс:))) 

   Вот то благородное животное, с которого получила название Школа Магии и Волшебства в Шотландии:)     

 

 (700x525, 102Kb)  

 

Зовется оно Бородавочник:)) А по английски Warthog:)) Опять же живет сей зверь в Африке, так что почему школа в Шотландии зовется именем африканской породы свиней, сложно понять:))

Дословно Hogwarts - свиные бородавки:) Hog (свинья, чаще дикая свинья, кабан) + wart (бородавка) ..Cвиные бородавки???? Это...название самой знаменитой школы магии??? Хммммм.....

     Думаю, что наверное это как с медведем:))) Видимо Хогвартс это словечко для нас магглов:)))


"Житие Тома - волшебника", шапка +гл.1,вычитано!!!

Суббота, 19 Марта 2011 г. 07:40 + в цитатник

 

Название фанфика: "Житие Тома-волшебника."
 
Автор: GrayOwl 
 
Бета: Araguna 
 
Тип: пре-слэш, слэш
 
Пейринг: ТР/?, ГП, СС/БЛ, НЛ, АД, ЛМ и многия другия. 
 
Рейтинг: NC-17
 
Жанр: Dark/Deadfic/стёб*
 
Размер: макси/миди
 
Статус: закончен. Особенное внимание!!! ЭТО принципиально действительно написано, но
вычитывается. Просьба иметь терпение! В наличии лишь 5 глав из 11!!!
 
Аннотация: Конец второго года обучения Избранного. И вот же незадача! Джинни мертва, а Том жив. С чего начинается уход от канона, сменяющийся полным его игнорированием и наглейшим перевиранием.
 
Дисклеймер: Зарегистрированные товарные знаки и прочие объекты интеллектуальной собственности, включая имена и географические названия, принадлежат их уважаемым владельцам. 
Права на ошибки (грамматические, орфографические, стилистические, логические, равно как и иного рода, не поименованные отдельно) всецело принадлежат Автору произведения. 
 
Предупреждение: AU; ООС; жестокость; насилие; *стёб, навеянный фильмом "О смысле жизни ("The Reason of Life") Monthy Pythons и своеобразным юмором Тима Бартона, что просто вынудило разнесчастного Автора к непотребному глумлению над героями; мало-мало не нормативной лексики; смерть. "В общем, все умерли" (с).
 
ОСОБОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Кого квикает клизма даже в глумливом варианте, может не читать.:)
Остальным "добро пожаловать"!
 
Размещение в мировой паутине: только с разрешения Автора.
 
 
 
 
Здравствуй, моя смерть. 
Я рад, что мы говорим на одном языке.
Мне часто был нужен кто-то, 
Кому всё равно, кто я сейчас.
Кто откроет мне двери домой.
 
"Аквариум"
 
Глава 1.
 
 
 
 
 
Когда Гарри проник в Тайную комнату, оставив позади профессора Локхарта с Роном, внимание юного гриффиндорца привлекли двое. Распростёртая на полу и кажущаяся очень маленькой, Джинни, и красивый, старомодно одетый и причёсанный парень, на вид, лет шестнадцати-семнадцати. Гарри с трудом различал возраст людей старше его самого. 
Но сейчас перед Поттером стояла очередная главная цель, не засматриваясь на неизвестно откуда взявшегося парня, спасти Джинни… 
Вот только от кого?
В любом случае, надо забрать её тело, выглядящее бездыханным, и унести его прочь из этой странной комнаты с огромным изваянием какого-то древнего мага, казалось, смотрящего на Гарри очень даже неодобрительно. Поттер зябко повёл плечами и ринулся к маленькой фигурке на полу. 
 
– Не смейте трогать её, – надменно произнёс юноша, – Она моя. 
– Да кто ты такой, чтобы здесь распоряжаться?! – вспылил Поттер. 
– Она моя плоть, мальчишка. Сейчас Вы узнаете всю мощь моей власти, – холодно проговорил парень и зашипел на парселтанге:
– О, прекрасноглавый змей, твой час пробил. Приди и вкуси плоти. Она ещё тепла и мягка. 
Гарри понял почти всё, кроме сложного слова, предшествовавшему "змею". 
– Ты чё про плоть наговорил? Хочешь скормить какой-то змеюке Джинни?! – возмутился гриффиндорец. 
– О, она уже холодна, как лёд, и мертва. Я говорил василиску… 
– Что?! Так это ты хозяин большой змеи? – от волнения Гарри сам заговорил на змеином языке. – Типа, ты убил девочку, а теперь хочешь и меня скормить твоему ненасытному дружку?!
–  Девочка сама выбрала меня, – проворчал недовольный змееуст по-английски, поняв, что не он один говорит на парселтанге. 
 
Ничего, сейчас здесь останется только один… живой волшебник, – подумал он со злостью.
Из приоткрывшегося рта каменной скульптуры начал выползать василиск. 
Ну, убьёт он сейчас этого настырного мальчишку со странным шрамом на лбу. А я, значит, тут останусь и умру элементарно от голода? – пронеслась в голове юноши запоздалая мысль, – Остановить, остановить чудовище! Я уговорю этого… невежественного, вульгарного гриффа помочь мне выбраться отсюда. Ведь я совершенно не понимаю, как здесь очутился.
– О, прекрасноглавый змей, забери то, что лежит на полу прямо перед тобой и уходи, прошу!
– Но это мёртвое тело, а мы, прекрасноглавые змеи, умеющие убивать взглядом, не принимаем в дар несвежую мертвечину. 
 
Всё это время Гарри усиленно молил Дамблдора, чтобы тот услышал его и помог в борьбе с гадиной. 
При этом оба – и мальчик, и юноша, стояли спиной к ещё выползающему, хоть и занявшему уже практически всю Тайную комнату василиску. Гарри, положившись на неизменное везение, во всём копировал действия старшего мага, который словно чувствовал повороты головы гигантского змея. 
Вдруг перед зажмуренными глазами Поттера мелькнула красная вспышка, потом ближе, ещё, ещё, почти рядом. 
 
–  Да откройте Вы свои глаза, мистер Очкарик, –  злобно процедил юноша, – Не видите, Фоукс прилетел?!
Гарри почувствовал жар, исходящий от птицы, и осмелился открыть глаза. 
То, что он увидел, одновременно и устрашило, и показалось забавным. Фоукс кружил над головой василиска в тщетных попытках выцарапать ему когтями глаза, наводившие ужас на весь Хогвартс на протяжении всего учебного года. 
Но у феникса, разумеется, ничего не получалось, слишком умным оказался "прекрасноглавый змей". 
И эта нелепая, тупая в своей отчаянности птица, типа,  всё, чем смог помочь старик? –  недоумённо подумал Гарри. 
 
–  Право, мистер… 
–  Поттер, сэр. 
–  Так вот, мне странно, что вместо реальной помощи  господин Директор прислал, да, чудесную, но всё же птицу. Вам так не кажется, мистер Поттер?
Собеседник больно схватил мальчика за локоть и привлёк к себе. 
–  А Ваше имя, мистер, могу ли я узнать его?
–  Позже, когда я накормлю василиска. Да не Вами, мистер Поттер, что же Вы такой пугливый?
И как с такой непостижимой трусостью Вы вообще попали сюда? Впрочем, об этом тоже потом. 
 
Юноша достал из карманов старомодной мантии палочку и серебряный, почерневший от времени нож, произнёс над ним несколько не известных Поттеру заклинаний, и нож заблестел отточенной гранью. Незнакомец полоснул себя по запястью и выкрикнул:
– Mea sangua te create! 
А потом прошептал заклинание, как скоро стало очевидно Гарри, останавливающее кровь. 
– Вот эта жертва тепла и молода, её плоть поистине вкусна, благодарю, о, говорящий! –  раздалось понимаемое обоими магами шипение василиска. 
Сзади, там, где по расчётам Поттера находилось тело Джинни, послышались отвратительные звуки чавканья и...
Всасывания жидкости, блин, крови, – подумал Гарри с омерзением, – И ещё этот страшенный звук дробления костей…
 
Гриффиндорец не выдержал и обернулся… 
Лучше бы он этого не делал!
На его счастье глаза василиска были обращены на пожираемую жертву, а не на сторонних наблюдателей. Изрядно проголодавшийся за то ли века, то ли… а кто его знает,  змей пожирал с жадностью и торопливостью останки тела несчастной Джннни, ещё корчившиеся в агонии. Так она была жива всё то время, пока!.. 
Гарри стал медленно оседать, но рука незнакомца остановила его, а две сильных пощёчины привели в чувство. 
– Нет, мистер Поттер, отвернитесь-ка лучше. Это… действительно малоприятное зрелище. 
Гарри послушно, как марионетка, отвернулся. 
 
– А теперь послушайте меня, мистер Юный Гриффиндорец, – прошипел юноша не хуже василиска, по-прежнему больно удерживая Гарри за локоть, – Ваша сокурсница или уж не знаю, кем она приходилась Вам… 
– Никем, сестрой друга, – прошептал, глотая слёзы, Поттер,– Никем. Но она была влюблена в меня. 
– Э-эй, послушайте, мистер Поттер, а не рановато ей было в Вас влюбляться? – со злым смешком откомментировал молодой волшебник, –  С какого же возраста в Вашем вре… начинаются амуры?
Поттер не мог отвечать, пока василиск не захавал Джинни и не замер. 
 
– Чего же ты ждёшь, о, прекрасноглавый змей? –  прошипел явно недовольный чем-то юноша. – Твоё время кончилось, ты сыт, и я, как хозяин, приказываю тебе убраться с глаз моих!
– Но я всё ещё голоден. Прости, о, говорящий, – прошелестел василиск. 
– Вы ведь пришли не один, – утвердительно сказал молодой маг. 
– Нет, один!
– Я слышал, те, с кем Вы пытались попасть сюда, находятся по ту сторону устроенного Вами завала, не лгите мне. 
– Я не лгу, просто они… уже выбрались наверх! – воскликнул Гарри в последней попытке спасти друга. 
О профессоре, оказавшемся таким подлым, что сам Снейп ему в подмётки не годится, Гарри старался не думать. 
–  Значит, двое, – задумчиво произнёс юноша, прижав палец к правильным губам. 
 
У Гарри то ли оттого, что парень читал его мысли, как раскрытую книгу, то ли от этого… чувственного жеста, сердце, кажется, ухнуло в яму. 
Я чё, влюбился? Вот так, прям, взял и… внезапно?.. – подумал Поттер – В парня?!? Бли-и-н! Да быть этого не может. Вот только почему я больше не могу посмотреть на него, чтобы не щёки не запылали? Да я просто извращенец конченый! 
– А-а, ваще-то мне и так парни постарше нравятся, одним больше, одним меньше. Какая разница, бля, – успокоил себя гриффиндорец. 
 
– О, прекрасноглавый змей, ползи дальше по этому коридору. Там ты найдёшь двоих тёплых, один совсем ещё мягкий, другой же слаще. Правильно, мистер Поттер? –  и маг погладил Поттера по непослушным, жёстким  вихрам, – О, Вы уже стали скучны для меня. Я не интересуюсь маленькими мальчиками.  
–  Но я же вырасту, мистер… 
– Том ван Реддл, к Вашим услугам. 
–  Воландеморт! Я влип по самые яйца! –  испуганно промелькнуло в голове Гарри. 
– Попрошу не выража… не думать в моём присутствии так вульгарно.
А этого мага я не знаю, да и имя у него слишком мудрёное. 
– Кто он, мистер Поттер? – холодно осведомился будущий Тёмный Властелин. –  Не бойтесь рассказывать. Всё равно лично мне это имя ни о чём не говорит, а вот Вам он, кажется, успел изрядно насолить. 
–  Как Вы читаете мысли в моей голове?!
–  Элементарно. Посещая в течение трёх лет уроки по Окклюменции и Легиллименции, можно научить читать чужие мысли даже барана. Особенно такие яркие и незатейливые, как у Вас, мистер Поттер. 
 
–  А… их уже съели? Или ещё можно помочь? – с потаённой надеждой на какое-то чудо спросил Гарри. 
–  Дайте-ка минутку, прислушаюсь. Да. Всё уже кончено. Василиск наелся, наконец, и возвращается в своё укрытие. Теперь лет пятьдесят как минимум в школе о нём не услышат. Отвернитесь же, мистер Поттер, или Вам не дорога жизнь?!
Том насильно сунул голову несносного мальчишки в складки своей мантии. 
– За-зачем Вам было выпускать его вообще, мистер ван Реддл? – пробурчал Гарри из уютных складок шерсти. 
– Чтобы покормить, конечно, –  невозмутимо отозвался Том, – Ведь я считал себя единственным змееустом в Хогвартсе и, соответственно, хозяином этой чудесной змеи, но тут, откуда ни возьмись, взялись Вы. 
–  Мы можем… перейти на "ты"? – в приливе ложной скромности нехотя выпутавшись из мантии Тома, спросил Поттер. 
– Если бы мы были с Вами более знакомы, думаю, да. Хотя в моё вре… в общем, не принято называть старшекурсников на "ты". И у нас нет повода подружиться, – отрезал Том. 
– А то, что мы оба змееусты?! – проникновенно прошептал Гарри. 
–  Да, это редкий дар, и в моё вре… 
– Так Вы что, из другого времени?! – изумлённо воскликнул мальчик со шрамом.
 
И вдруг всё встало на свои места: Том ещё не стал Тёмным Лордом; старомодная мантия, причёска; это постоянное обращение на "Вы"; общая загадочность образа. Только эта скрытая, сдержанная притягательность не вписывалась в стройную схему, а заинтриговывала Гарри, известного любителя загадок и приключений, ещё больше.
Он, верняк, из шестидесятых. Это же было так давно! – подумал Гарри под звук вползающего обратно в Тайную комнату ящера и его шипение:
– Спасибо, говорящий, теперь я сыт и могу проспать, сколько прикажешь. 
– Сорок семь лет, помни, ровно сорок семь. Ведь сейчас же тысяча девятьсот девяносто третий?
– Да, но откуда Вы знаете, сэр?!
Гарри решил даже возвеличить красивого парня, обратившись к нему, как к профессору. А вдруг кавайный няшка купится на лесть?
 
Тот, казалось, не заметил взявшейся из ниоткуда вежливости мальчишки, то ли сделал вид, что так и следует к нему обращаться.
– Просто знаю, и это лучший ответ. А пока я в сорок шестом году, – опроверг мысли Поттера Том, – Я окончил школу, как Лучший ученик, и теперь работаю, скажем, в не очень престижном месте, но это кому как. Магазин, в котором я работаю, расположен в Лютном переулке, если Вы, мистер Поттер, конечно, бывали там. 
В голове Поттера роем пронеслись неприятные воспоминания о коротком пребывании в этом месте. Чьи-то руки всё хотели схватить его, оставить там, среди безысходности и… разврата. 
Теперь Гарри хорошо понимал это. За прошедший учебный год он стал озабоченным, почти тринадцатилетним подростком, всё чаще останавливающим взгляд красивых глаз на каком-нибудь старшекурснике и просыпающимся почти каждое утро с мокрыми от семени пижамными штанами. 
Хоть ему было стыдно за свой темперамент, но ничего поделать он с собой не мог. Видно, таким уродился. 
 
– Что-то Вас терзают в моём присутствии неподобающие мысли, – прервал его поток сознания чёртов надменный Легиллимент, –  И обращению с взрослыми волшебниками Вас никто, видимо, не учил. 
– А Вы, мистер ван Реддл, уже взрослый? Как мне кажется, – Поттер постарался изобразить снисходительную ухмылку, достойную Снейпа, но вышла жалкая пародия: раскрасневшийся, гнусно улыбающийся подросток, – нас с Вами разделяет не больше э… четырёх-пяти лет, вот. 
– А ведь Вы растёте, мучаясь с самого раннего детства, – проронил надменный голос, проигнорировав реплику Гарри, – И ни разу, ни единого разу не попытались отомстить тем, кто Вас ненавидит за то, что Вы не маггл, эта грязь под ногами волшебников. 
– Вот оно… грязь под ногами… 
И что из этого будет!
 
– И что же, позвольте узнать, мистер Поттер, из этого выйдет? – голос был мягким и вкрадчивым, ну, вылитый Слизеринский Ублюдок, снимающий с родного Дома очередные пятьдесят баллов, –  Расскажите мне, не бойтесь. Но, прежде чем начнёте рассказывать, известите меня, к какому времени будет относиться Ваш рассказ. 
– Я ничего не расскажу Вам, мистер ван Реддл, чтобы одни и те же ошибки не повторялись дважды, – твёрдо ответил Гарри. 
Уж чего-чего, а смелости ему было не занимать. 
– Ничтож-жес-с-тво, – Том сильно вцепился в плечо Гарри. – Неужели Вы не понимаете своими тупыми гриффиндорскими мозгами, что если не расскажете мне этого сейчас, я действительно повторю чьи-то там ошибки? 
– Сэр, ответьте мне только на один вопрос: как Вы попали сюда, в Тайную комнату?
– Хорошо, но… услуга за услугу. Мне нужно оказаться в Вашем времени, и Вы поможете мне в этом. 
– Д-да, к-конечно, мистер ван Реддл. А, правда, что Вы, как и я, полукровка? –  внезапно спросил Поттер. 
Ему не верилось по рассказам друзей и Гермионы, что Воландеморт всего лишь  грязнокровка, но при этом типа борец за доминирование в магической Британии чистокровных семей. 
 
– Да! И вырос в маггловском приюте! С Вас достаточно этих знаний, мистер Поттер?!
А ещё отца-маггла убил вот этой самой палочкой ещё в сорок третьем году, на каникулах, за то, что мать-волшебницу, беременную мной, он просто выкинул из своей жизни. В прямом смысле, на улицу. Так я и оказался приветливым таким приютским мальчиком. Теперь понимаете, что я Вас не отпущу обратно, если Вы не прихватите и меня?!
– А что у Вас за палочка, мистер ван Реддл?
– Тис и перо феникса, одиннадцать дюймов. 
–  Действительно, только у меня остролист, – пробормотал мальчик. – Олливандер не ошибся. 
Так вот, мистер Отцеубийца. Сначала Вы рассказываете мне, как оказались в девяносто третьем году, а затем я выкладываю всё, что знаю о зверствах Воландеморта! 
– А Вы мыслите, как истинный слизеринец. Странно, что учитесь Вы в Гриффиндоре. 
Итак, коротко о главном, ведь я тороплюсь. Я создал в семнадцать лет дневник, который должен был указать мне, как попасть в Тайную комнату через пятьдесят лет, и подкинул его незаметно этой маленькой дурочке потому, что сам открыть его позже не смог. 
– Неувязочка, мистер ван Реддл. У Джинни, так звали эту несчастную девочку из чистокровной, между прочим, семьи, этот дневник обнаружился только в середине её первого, а моего второго курсов. 
– Хорошо, въедливый мистер Поттер. Действительно, о чём думала эта рухлядь, Распределительная Шляпа?.. 
 
– Зовите меня Гарри… сэр, прошу Вас. 
– В моё время не было принято так миндальничать друг с другом практически незнакомым, да ещё и разного возраста магам, но боюсь, мне придётся привыкать к нынешнему,  невежественному стилю общения. Ладно, Гарри так Гарри, но не смейте называть меня, старшего, по имени и на "ты"!
Итак, Гарри, я оставил свой дневник одному чистокровному магу, Малфою. 
–  Драко? – радостно, уже обдумывая планы мести коварному слизеринцу, спросил Поттер. 
–  Да нет же, Абраксасу, лорду Малфою, – Том вскинул подбородок. 
–  А кем этот лорд Малфой приходился Люциусу, теперешнему лорду?
– Разумеется, отцом, раз Вы говорите о каком-то лорде Люциусе. А вот как мой дневник попал к этой глупой, слезливой девчонке, влюблённой в Вас, Гарри, ещё до её поступления в Хогвартс… 
Боже, и мне приходилось переписываться с ней, чтобы она стала одержимой, и выпускала василиска время от времени на верхние этажи. Но я был тогда всего лишь призраком, развоплощённым видением, сотканным из нашей с ней связи, когда постепенно, шаг за шагом, боясь спугнуть, я подманивал её поближе, и вытягивал из неё румянец и жизненные соки… 
Но вот её не стало, а я перед Вами во плоти в тысяча девятьсот девяносто третьем году!
 
– Вы… убили Джинни?
– Нет, в этом не было необходимости. Дневник иссушил её ещё там, наверху, а когда она пришла сюда, о, разумеется, я сделал двери для неё открытыми… 
Да и она здесь не впервые. 
– Она, Джинни, уже появлялась здесь?
– Нет, только её магическая оболочка. Она отдавала мне магию безвозмездно потому, что я казался ей другом, а друзей и подруг она была лишена. Вообще, – вздохнул Том, – она выросла бы сильной ведьмой, но кто-то из семьи Малфоев подкинул мой дневник именно ей. 
 
Тут Гарри вспомнил потасовку, устроенную мистером Артуром Уизли и лордом Люциусом Малфоем в книжном магазине. 
Вот тут-то Малфой-старший и подбросил дневник в подержанный котёл Джинни, – осенило Поттера. 
– Это был Люциус, Люциус Малфой, лорд, отец моего одногодки Драко. Но я с Драко на ножах. 
– "На ножах"? Что, теперь волшебники режутся на ножах, как пьяные магглы?
–  Да нет, это выражение такое. Типа, там враждовать, и всё такое. 
– Не хочу ввязываться в истории прыщавых тринадцатилетних мальчишек, –  надменно и немного зло произнёс ван Реддл. 
– Но мне ещё нет тринадцати, а Драко зимний. 
–  А какое сейчас время года?
–  Лето. Начало июня. Так что Вам, мистер ван Реддл, жарковато будет в шерстяной мантии. Поттер чувствовал себя всё более раскованно рядом с Томом. 
Ещё немного, и я скажу, что влюбился в него. Дери меня Мордред, не побоюсь! 
–  Считайте, что уже сказали, мистер Поттер, и поверьте, мне несколько импонирует такая внезапная… привязанность подростка. Только умоляю, не мастурбируйте в спальне для мальчиков с мыслями обо мне. Мне это будет неприятно. 
–  Хорошо, сэр, –  Гарри поник. 
–  Нет, Прорицания после обязательной программы я не посещал, но в Вашем случае не нужно быть пророком. А, ладно, делайте, что хотите, только вот фамилии моей попрошу никому не называть, да и об этой встрече умолчать. 
Что же, теперь жду с нетерпением Вашего рассказа о лорде Воландеморте. Вижу, он, этот лорд, занимает Ваше воображение, Гарри. 
 
Гриффиндорец постарался собрать воедино всё своё скудное «красноречие» и хотя бы не выражаться вроде: "типа того и всё такое", "а этот придурок", "но я его конкретно обломал" и прочая. 
– Позвольте, Гарри, я лучше прочту Ваши мысли, а то я половины слов не улавливаю. Сосредоточьтесь, – голос Тома вновь стал походить на тот бархатный тон, которым поганый отморозок Снейп так любил снимать баллы с Гриффиндора.
Поттера аж замутило, но он попытался сосредоточиться на передовицах "Daily Prophet", которые рябили колдографиями развалин и жертв, что оставались после рейдов Пожирателей Смерти. 
– И причём же здесь этот, как его, Воландеморт? – спросил раздражённо Том. 
– А при всём! Он их главарь! Разве Вы не видели, что пишут в газетах?! –  Гарри был зол на недальновидность Тома. 
– А Вы, мистер Поттер, всегда верите тому, что написано в этой правительственной газетёнке?!
Может, Вы ещё и выписываете её?!
– Нет, это Гер… моя подруга. 
 
– Так вот, мистер Поттер, давайте заключим временное магическое перемирие. Ваша и моя кровь соединятся, и никто из нас не сможет лгать другому, Вас это устраивает?
–  Д-да, – выдавил Поттер. 
– Тем временем Вы подымете меня наверх, да хотя бы держась за хвост Фоукса, как он  разлетался, резвунчик… 
– А я отправлюсь к какому-нибудь Пожирателю, смешное название, интересно, они Смертью-то не давятся? – захохотал Том. 
– А я могу и адресок подсказать, тут же, в школе. Вам, мистер ван Реддл, э… сэр, из профессоров или из студентов? – с пионерской честностью предложил Гарри. 
– Отчего бы ни попробовать начать с мелкой сошки, а там, глядишь, и до профессоров дойду? 
Голос Тома был и заинтригованным, и каким-то… пустым. Нет, далеко не такой реакции ожидал Золотой мальчик на своё предложение. Он-то думал выжалнить у Тома взамен на ценную инфу всего лишь крошечный такой поцелуйчик, но, видно, будущий убийца… мля, уже убитых родителей, оказавшийся реальным няшечкой, думал иначе и поцелуями разбрасываться не собирался. 
 
– У Пожирателей Смерти есть отличительная черта, знак или метка?
Гарри вздрогнул, но сообщил шёпотом:
– Говорят, у них на левом, да, – сказал он, примерившись к себе, –  предплечье, типа  знак Morsmordre. Змея, выползающая из черепа. 
– Какая чушь! – в сердцах воскликнул Том. – Так "адресок" подскажите, Гарри. 
– Слизерин, особенно старшекурсники, а ещё… 
– Довольно. 
 
На эту королевскую отмашку юному Поттеру сказать было нечего, и он бросился за испускающим жалобные трели Фоуксом, бешено мечущимся по Тайной комнате, словно в огромном вольере с каменными стенами, полом и потолком. 
– Цыпа, цыпа, цыпа, –  раздавался, кажется, отовсюду звонкий голос влюблённого Гарри, смешанный со счастливым смехом 
Он влюбился, по уши, впервые в жизни, в такого же подростка, как сам, только лет на пять постарше. Блин, Лучшего ученика Хога, стопудово, любимца Дамблдора, своего кумира. Ну, до кучи, убийцу Рона, Джинни, профессора Локхарта и своего батьки, предков Гарри. Зато этот волшебник знает заклинание поднимания из мёртвых и при этом работает в страшном Лютном переулке. И Гарри судьбоносно влюбился в Тома!
Наконец, Гарри удалось подманить феникса, прикинувшись больным, и когда птица подлетела поближе, чтобы рассмотреть степень увечий "болящего", схватил Фоукса за хвостовые перья. Тот закурлыкал что-то обиженно, но Поттер уже кричал:
– Мистер ван Реддл, я поймал его! Смотрите, феникс попался!
Том холодно улыбнулся и подбежал к Фоуксу… 
 
– А мы не вырвем у него хвост? –  не забыл спросить Гарри перед взлётом.
Но птица, казавшаяся такой хрупкой, крепко держала двух волшебников в воздухе. Внезапно она взлетела по спирали куда-то вверх, в не замеченную Поттером широкую отдушину, а приземлилась в кабинете Дамблдора, усевшись на насест в золотой клетке, отчего Гарри вынужден был мигом отцепиться, и только его счастливое и глупое от счастья первой любви лицо заставило Директора ласково взглянуть искрящимися голубыми глазами из-за очков-половинок. 
– А где же?.. А как же кля… 
Оба вопроса остались не заданными.
 

Серия сообщений "Мои романы по миру ГП: "Житие Тома-волшебника":
Мой самый глумливый фик))).
Часть 1 - &quot;Житие Тома - волшебника&quot;, шапка +гл.1,вычитано!!!
Часть 2 - &quot;Житие Тома - волшебника&quot;, гл.2, вычитано!!!
Часть 3 - &quot;Житие Тома - волшебника&quot;, гл.3. Вычитано!!!
Часть 4 - &quot;Житие Тома - волшебника&quot;, гл.4. Вычитано!!!
Часть 5 - "Житие Тома - волшебника", гл.5. Вычитано!!!


Метки:  

"Попасть в гарем", глава 1.

Четверг, 17 Марта 2011 г. 12:32 + в цитатник
Это цитата сообщения GrayOwl [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Глава 1. История Сириуса Блэка



Сириус давно уже понял, что верить всем и каждому нельзя. Когда-то по своей наивности он верил Дамблдору. В Азкабане, через некоторое время после заключения в камеру, он пришел в себя от шока и ему удалось собрать воедино всю картину произошедшего. И очень отчетливо тогда стало ясно, что его предал человек, которому он безоговорочно верил. Двенадцать лет тюрьмы не могут оставить человека тем же наивным глупцом, которым он был до нее. Одиночная холодная камера как ничто другое заставляет переосмыслить жизнь и окружение. Только вот ему еще и «повезло», если так можно выразиться. В отличие от большинства попадающих в Азкабан магов он был красив. Уже через две недели после заключения к нему пришли…
- Садись, Бэек, - начальник тюрьмы указал заключенному на стул по другую сторону своего стола. – Разговор будет предельно четкий. Я считаю, что у тебя есть кой-какие преимущества, которых нет у других злодеев, сидящих здесь. Например, ты тут оказался не столько потому, что виновен, сколько потому, что мешал определенным людям. Знаешь, что мне напоминает твоя ситуация? Был в маггловском мире такой писатель – Александр Дюма. Он написан книгу «Граф Монте-Кристо». Так вот, история Эдмона Дантеса напоминает твою. Его тоже оболгали и без суда и следствия отправили в самую страшную тюрьму, - мужчина замолчал, разглядывая заключенного. Он, как только его увидел, сразу понял, чего именно от него хочет. – Твоя жизнь может быть здесь очень достойной.
- Что вы имеете в виду? – хрипло поинтересовался Сириус.
- Если не будешь строить из себя гордого аристократа и согласишься на мои условия, то ни дементоры тебя не будут доставать, ни жить тебе в ужасной камере на одном из самых неприятных уровней, - последовал ответ.
- И что же вы от меня хотите? – Блэк поднял голову и посмотрел на начальника тюрьмы. Двух недель в камере ему хватило, чтобы понять: дементоры – это настоящий бич всех заключенных. Он только два дня назад смог сообразить, что в анимагической форме переносит присутствие этих созданий легче. Вечность в этой тюрьме? Он ее не выдержит. Это предложение было маленькой, но надеждой не превратиться через год или два в безумца.
- Тебя, - начальник Азкабана усмехнулся.
- Меня? – не понял Сириус.
- Да, твое тело, - мужчина поднялся со своего кресла. – Ты красив, молод. А здесь так мало того радостей для охранников или меня.
- Вы хотите, чтобы я стал… - Блэку показалось, что он ослышался или просто неправильно понял.
- Да, я хочу, чтобы ты обслуживал желающих поразвлечься, - Начальник оперся о стол. – За это у тебя будет масса преимуществ. У тебя пожизненный срок. Кто-то очень хочет, чтобы ты здесь загнулся. Кому же ты так перешел дорожку? Выйти отсюда ты не сможешь, а вот создать себе условия для нормального и комфортного существования -запросто. Для комиссий и всякого рода проверяльщиков тебя будут приводить в ту камеру, куда посадили две недели назад. В остальное время у тебя будут комнаты на этом уровне. Правда, свободного выхода отсюда дать не смогу. Зато нормальная еда, одежда, душ каждый день, мебель. Будешь жить как король. Главное, задницу свою поставляй по первому требованию.
- Я могу подумать? – хрипло отозвался Сириус. В первое мгновение он хотел возмутиться, послать начальника по «дальнему адресу», но внутреннее чутье заставило его остановиться, попросить возможность подумать. Даже такой малый срок нахождения в тюрьме смог сильно на него повлиять. Сейчас он предпочитал думать, а уж потом действовать. Ведь первое впечатление может быть обманчивым.
- Думай, - благосклонно кивнул начальник, а затем вызвал охрану, чтобы те сопроводили заключенного в его камеру.
Ему понадобилась неделя, чтобы принять решение. Дементоры, воспоминания, которые причиняют боль, холодные стены камеры, жиденький тюфяк, какая-то бурда вместо еды – все это позволило ему отринуть свою гордость и сказать охраннику, раздающему пищу, что согласен на предложение начальника. Его уже через час перевели в новые апартаменты. Неделю дали на адаптацию и восстановление. И в один прекрасный вечер к нему заявился сам начальник тюрьмы с бутылочкой французского вина.
Сириус не был девственником. Были у него любовники как женского, так и мужского пола. Поэтому ничего нового для него произойти не должно было. Да, он нервничал, но не более того. Он согласился и понимал, что будет находиться в этих комнатах на правах шлюхи, а не любовника для начальника тюрьмы. Его телом сможет воспользоваться любой служащий, желающий приятно провести время или сбросить напряжение. Почему именно он удостоился такой «чести», Блэк старался не думать.
Этот вечер был приятным. Хороший ужин, бутылочка вина, свечи, утонченный собеседник. Потом они переместились с бокалами на диванчик у камина. Начальник тюрьмы ненавязчиво опустил свою руку ему на бедро, легонько поглаживая, пока они неспешно говорили. Вино допито, и ласки стали более настойчивыми. Вот уже рубашка полетела на пол, за ней отправились брюки, плавки. Сириус и не думает сопротивляться. Да и к чему? Мужчина с ним даже нежен, словно с дорогой игрушкой, которую ему незачем ломать. Они переходят в спальню, где Блэк позволяет своему любовнику… или клиенту делать со своим телом все, что тот захочет.
С того вечера он постоянно был занят, принимая у себя «гостей». Иногда получалось, что за ночь у него успевали побывать двое или трое. Через какое-то время он и сам вошел во вкус. Ему нравилось заниматься сексом, пусть это и стало возможным таким странным образом. Секс был разным: кому-то нравилось быть нежным и ласковым, кому-то погорячее, кто-то был груб, кто-то приходил, чтобы просто «перепихнуться», а кому-то нужна была целая ночь, полная страсти. Он научился быть таким, каким его желали видеть – страстным, нежным, желающим, невинным, если то требовалось.
- Сириус, - к нему в комнаты ввалились сразу двое охранников, которые частенько приходили сюда, чтобы нескучно провести время. Но до сих пор они являлись поодиночке. – Мы решили, что втроем будет веселей.
И что ему оставалось? Лишь согласится. Одно слово против - и он мог запросто оказаться в самой ужасной камере в Азкабане. А трахаться с охранниками не было такой уж страшной перспективой. Да и не думал он жалеть о своем решении. И не важно, что все чаще он оказывался с членом в заднице и во рту одновременно. Им нравилось оприходывать его вдвоем. Случались и вечера, когда в гостиной его комнат собиралась семь-восемь охранников, которые затевали какую-нибудь карточную игру, где выигравший раздачу развлекался с ним. Иногда это было утомительно. И все же ему давали время и на отдых, оставляя с самим собой на пару-тройку дней. Правда, после этого брались за него с новыми силами.
Проверки в Азкабане были очень редкими. Во время рейдов чиновников его переводили в камеру, придавая ему вид полубезумного заключенного. И как только удовлетворенные осмотром господа отбывали, Блэка тут же препровождали обратно в его апартаменты.
12 лет такой жизни превратили его в качественного боттома. За это время он ни разу не побывал сверху, да и желания такого не ыозникало. Конечно, обычный трах постепенно всем надоел, и охранники стали придумывать что-нибудь этакое. К собственному удивлению, Сириус быстро понял, что ему нравится, когда его связывают или шлепают по чувствительным местам. Чем жестче становились игры, тем сильнее он входил во вкус. Самое сильное впечатление у него осталось от порки хлыстом, когда внутри вибрировал искусственный член, а налитый кровью собственный был перетянут у самого основания, и соски ныли от жестких защипов. И все это происходило в кабинете начальника тюрьмы, где его мог видеть любой, кто бы сюда вошел.
А потом заявился Фадж с той чертовой газетой. Гриссом Дайвуд, начальник Азкабана, сразу понял, что что-то случилось. И ему не составило труда выяснить у Сириуса все. До этого никто особо не интересовался подробностями истории его заключения, но все знали, что Блэк невиновен. Раз Дайвуд так сказал, то кто такие охранники, чтобы ему не верить? К удивлению Сириуса, именно начальник предложил ему план с побегом. Как он выразился: «ты неплохо отработал свое пребывание здесь, 12 лет обслуживая все наши желания».
В общем, побег состоялся. Но никто никогда не узнает, что двое охранников лично перевезли его на лодке через море, проводили до Лондона, напоследок повеселились с ним на славу, и даже на прощание сказали, что были бы не против воспользоваться его услугами, когда будут в отпуске. Сириус, недолго думая, ответил, что «в любое удобное им время».
Началась новая жизнь. И вот тут-то и возникла первая загвоздка. Оказалось, что жить без ежедневного секса он уже не может. Он настолько привык, что каждый день отдается кому-нибудь, что потеря этих отношений стала для него шоком. Секс стал для него наркотиком, от которого отказаться он не мог. И не надумав ничего лучше, он обратился в один бордель, где бывал еще до своего заключения. А находилось это заведение на Темной аллее, и славилось не только предоставлением услуг сексуального характера для обычного удовлетворения потребностей богатых клиентов. Сириус стал одним из работников, который появлялся в заведении два раза в неделю, но всегда находился в маске.
События развивались своим чередом. Он смог доказать Гарри, что не виноват в смерти его родителей. Поверил ему и Ремус. От сердца отлегло. Теперь можно было жить. К сожалению, Петтигрю сбежал, а он все продолжал числиться беглым преступником. Чего он не мог ожидать, так это того, что друг-оборотень мгновенно раскроет его и тут же оттрахает – жестко и по полной программе. Зато теперь не нужно было ходить на сторону.
Отношения с Ремусом приводили его в экстаз. Люпину не нужно было говорить, что и как делать. Тот сам чувствовал, когда надо друга и любовника грубо перегнуть через стол, а когда нежно ласкать всю ночь. Оборотень в своем лице заменил ему всех любовников, что у него были в Азкабане. И только ему он смог рассказать о том, как провел эти 12 лет в тюрьме. И тот понял и принял.
Полной неожиданностью стало то, что к ним присоединился Гарри. Вот тогда впервые и появилась мысль, что мальчик скрывает не меньше тайн, чем все они. В одежде и на людях Поттер выглядел иначе, чем оставаясь с ними наедине. Фигурка у мальчика была соблазнительной. Так и хотелось завалить его на кровать.
Ночь в особняке летом перед пятым курсом Гарри изменила все и для самого мальчика, и для него с Ремусом. Все началось как обычно. Люпин пришел к нему, когда все уже завалились спать. Он быстро разложил Сириуса на кровати, привязал его руки к столбикам кровати, заставил его согнуть ноги в коленях и прижать их к груди, зафиксировав в таком положении, а на глаза надел повязку. Нравилось Блэку, когда Ремус был таким – властным, в меру жестоким. Он уже понял, что почти все, кто находился в его особняке, вели себя на людях совершенно по-другому, надевая личину. А потом был безудержный секс, когда Ремус же раз за разом медленно выходил из него почти на всю длину своего немаленького члена, а затем резко входил, заставляя вскрикивать. О том, что в комнате они не вдвоем, Блэк понял не сразу. Действие заклинания он почувствовал сразу, поскольку все звуки вдруг пропали.
- Рем, зачем ты меня лишил слуха? – воскликнул Сириус. Люпин не ответил, лишь отстранился, выходя из него, чем вызвал разочарованный и протестующий вздох. Люпин взял что-то в руки. Пару секунд спустя Блэк почувствовал, что что-то прохладное и толстое стало проникать в его анус. «Анальная пробка», - понял он. Небольшое давление, и он ахнул, почувствовав внутри себя вибрацию. Выгнувшись, он застонал. Напряжение в теле стало расти. Ниточки тока были прямо в простату. И тут Ремус нацепил ему на соски защипы, усиливая ощущения.
- Сволочь, - с трудом выдавил из себя Сириус на его действия.
А потом на некоторое время его оставили одного. Он не понимал, где Ремус и что делает. Все ощущения сконцентрировалась на анусе, вибрирующем дилдо и невозможности кончить. Он не знал, сколько времени находился в таком положении. А потом пробку удалили, и в него на всю длину вошел член. Сириус точно знал, что это не оборотень. Но как же было хорошо! Он выгибался, стонал, молил, просил о большем. Оргазм был оглушительный. А потом с него сняли повязку. Ни он сам, ни Гарри не почувствовали никакого дискомфорта от того, что случилось.
После этого мальчик пробирался в его спальню каждую ночь. Ни Ремус, ни он не доводили свои игры с Гарри до конца, решив, что они его не тронут, пока мальчику не исполнится шестнадцать и не пройдет после дня рождения как минимум четыре месяца. Получалось, что это событие должно произойти на Рождество его седьмого курса. Хотя игры в постели были очень откровенными. Постепенно они готовили мальчика к тому, что должно будет произойти. И тот был так отзывчив, так горяч, что стоило огромных усилий держаться установленных ими самими правил.
Гарри отбыл в школу. Благо, что Ремус оставался в основном на Гриммаулд-плейс, лишь изредка бегая по приказам Дамблдора. Именно в этот период и состоялся очень важный разговор между ними.
- Сириус, - в кабинет вошел Ремус, плотно закрыл за собой дверь, взмахнул палочкой, устанавливая чары тишины.
- Что-то случилось? – нахмурился Блэк, разглядывая друга. Его приводило в восторг то, как всем известный всегда виноватой улыбкой Люпин сбрасывает с себя эту личину, являя миру себя настоящего. От него сразу начинало тянуть силой, мощью и зверем. Сириус не сомневался, что друг является альфой.
- Ты веришь Дамблдору? – напрямик спросил Ремус.
- Верю ли я нашему директору? – протянул Сириус, потянувшись всем телом. Короткая майка, что была на нем сейчас, поползла вверх, оголяя подтянутый живот. Брюки держались на бедрах достаточно низко, чтобы дать второму мужчине возможность помечтать. Благо, Блэк по дому ходил в мантии, а то визгу бы было от той же самой Молли, радетельницы «целомудрия».
- Сир, я серьезно, - нахмурился Люпин, хотя в глазах у него начал разгораться огонек похоти.
- Хмм, есть какие-то проблемы? – Блэк прищурился.
- Тебе не кажется, что он слишком играет с жизнью Гарри? – поинтересовался Ремус.
- Мне иногда кажется, что это Гарри позволяет ему играть, - заметил Сириус. – Но я с тобой согласен. Дамблдор в очередной раз что-то задумал. Если посмотреть, как проходили прошлые годы, то в этом тоже не стоит ждать ничего хорошего.
- Он избегает мальчика, - Ремус задумчиво посмотрел на друга. – И ничего не говорит, но явно знает больше, чем собирается сказать остальным. Гарри поливают грязью. Амбридж в качестве учителя… Я думаю, что всего это можно было избежать. Но Дамблдор даже не пытался. Чего он добивается?
- Воспитывает, Мордред его за ногу, Героя, - пробурчал Блэк.
- Вытаскивать мальчика надо и самим сматываться к Мордредовой матери, - заявил Ремус.
- Интересно, какие тайны скрывает Гарри, - задумчиво протянул Сириус. – Ты же видел его фигуру? Это не квиддич. Я понимаю, что по большей части природные данные. Но их надо было довести до такого состояния. Но где и когда? Чего мы не знаем о нем?
- Я не думаю, что нам следует лезть в его жизнь, - покачал головой Ремус. – Когда он будет готов, он сам нам все расскажет.
- Что будем делать? – спросил Блэк. .
- Надо все подготовить, в первые же выходные в Хогсмиде заберем его и скроемся, - заявил Ремус, затем плотоядно улыбнулся. – А теперь раздевайся. Поиграем.
Сириус поднялся на ноги, улыбнулся, а затем медленно стянул с себя майку, за ней последовали брюки, под которыми, кто бы сомневался, белья не оказалось. Он поднял руки вверх, сцепил пальцы над головой в замок и потянулся. Ремус смазанным движением переместился к нему. Блэк не успел ойкнуть, как на его запястьях оказалась веревочная петля. Еще одно движение, и ему пришлось привстать на цыпочки и замереть в таком положении.
- Что ты делаешь? – спросил он у Люпина.
- Тебе же нравятся такие игры, - усмехнулся тот в ответ и отошел к тумбе рядом с кроватью. В нижнем ящике, закрытом на несколько заклятий, хранились разные игрушки, которые они не раз использовали в своих играх за закрытыми дверями.
- Ремус? – Сириус напрягся. Такое настроение оборотня могло обернуться чем угодно. Нет, он предвкушал интересное времяпрепровождение, но вместе с тем был и слегка напуган. Это сочетание еще больше подстегивало его возбуждение. Люпин тем временем закопался в ящик, вытаскивая и осматривая вынимаемые им «инструменты». Наконец, в сторону легли: довольно толстая анальная пробка, защипы, скрепленные цепочкой между собой и соединенные с металлическим кольцом для члена, кожаный ремешок для подвязки яичек, пара металлических шаров-грузиков, кожаный кляп и пара хлыстов. По мере того как кучка росла в объемах, глаза Блеэка все расширялись, а дыхание учащалось. В настолько жесткие игры Ремус играл не часто. По-видимому, сегодня у него было подходящее настроение.
- О-о-о-о, - простонал Сириус, когда все это, естественно, кроме хлыстов, было надето или вставлено в него. Пробка распирала анус. После столько продолжительного ежедневного секса в течение 12-ти лет, ему давно уже не нужна была предварительная растяжка. Пробка была шире и поэтому давала новые ощущения. Защипы мгновенно заставили заныть соски, сделали их намного чувствительнее. Подвязанные яички поджались. – Ох, - выдохнул он, когда к ним подвесили шарик-груз. Ощущения сразу обострились.
- Открой свой ротик, - пропел с наглой улыбочкой Ремус. Кляп идеально лег на свое место. Люпин отошел на несколько шагов и с удовлетворением оглядел свое произведение. Глаза Сириуса уже подернулись поволокой от предвкушения. Оборотень усмехнулся. Он собирался продлить сегодняшнюю игру. Тем более в доме, кроме них двоих, больше никого не было.
- М-м-м-м, - протянул Сириус, когда понял, что друг собрался оставить его в таком положении одного. Ремус оглянулся через плечо, усмехнулся и вышел, оставив дверь открытой. Блэк дернулся и снова застонал – анальная пробка надавила на простату, вызвав дрожь удовольствия во всем теле, а качнувшийся шарик – укол боли. Это были два таких разных ощущения, что возбуждение стало нестерпимым. Он закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться. «Сволочь», - думал он об оборотне, посмевшим его бросить так.
Он не сразу понял, что что-то изменилось. Первым пришло ощущение, что по его телу провели чем-то. Он распахнул глаза и встретился с заинтересованно-задумчивым взглядом черных глаз. Дернувшись в своих цепях, он застонал. Боль, удовольствие снова перемешались. Возбуждение не прошло даже от вида Снейпа. Наоборот, ситуация становилась пикантной. А уж интерес в глазах зельевара еще и обострял чувствование. А тот снова прикоснулся к его груди. Оказалось, что делал он это рукояткой от хлыста.
- А ты, Блек, оказывается, интересная птичка, - усмехнулся зельевар. – Любишь, что погорячее? Это так упрощает нам дело и в то же время добавляет перчика.
- М-м-м-м, - кляп мешал.
- Это очень мудро, - Снейп провел рукояткой по щеке Сириуса. Провел очень нежно, ласково. – Закрыть тебе рот, - дополнил он через несколько секунд. – Ты иногда болтаешь сверх меры. И совсем не следишь за своим язычком.
Он зашел за спину Блека. Рукоятка хлыста, чуть касаясь кожи, медленно заскользила от шеи по позвоночнику вниз. Сириус, если бы мог сейчас, облизнул бы в миг пересохшие губы. Все было так остро, как никогда. Он чуть дернулся, когда давление на кожу стало сильнее, а потом рукоятка прошлась по ложбинке между ягодицами и замерла, наткнувшись на анальную пробку.
- Прелестно, - жаркий шепот опалил ухо.
- М-м-м-м, - дернулся Блек. Он никак не ожидал острого, обжигающего удара плетки по ягодицам. За первым последовал второй, затем еще один и еще. Все ощущения был на самой грани, но уйти за нее он не мог. В какой-то момент он глянул на дверь и дернулся. В проеме стоял Ремус и внимательно следил за тем, что происходило в комнате. Сириус не мог сказать, видит ли Снейп, что они уже не одни.
- Люпин, а ты знаешь толк в том, как подготовить к столь интересным играм, - зельевар знал - тут же понял по этой реплике Блэк…
Спустя четыре часа Северус осторожно поднялся с кровати. Чувствовал он себя невероятно энергично. Кто бы мог подумать, что эти гриффиндорцы окажутся такими. Люпин был диким, необузданным, доминантным, хотя все же позволил взять над собой верх. А Блэк… «М-м-м, такого мальчика упускать нельзя. С ним можно проделать столько интересного, - усмехнулся Снейп. – Да, идея с гаремом очень неплоха. Я бы сказал, что она великолепна. Поттер, Блэк, Люпин… Что-то вы все скрываете. Ничего, мы разгадаем эту интересную загадку».
Быстро одевшись, Северус достал из кармана мешочек, открыл его, зачерпнул горсть светлого порошка и кинул их на двух спящих в обнимку мужчин.
- У меня все готово, но нужна помощь, - произнес он в зеркальце, которое достал из того же кармана.
- В чем дело? – послышался голос Люциуса Малфоя.
- Вместо одного объекта я достал сразу двоих, - усмехнулся зельевар.
- Кто? – тут же потребовал ответа его друг.
- Блэк и Люпин, - сказал Снейп. – Горячие штучки. Тебе и Лорду понравятся оба, гарантирую. Скучать с таким гаремом нам не придется. Можно будет найти себе развлечение на любой вкус.
- В чем помощь-то нужна? – потребовал Люциус.
- Из дома я аппарировать не могу, так что вынесу эту парочку на улицу. Жди меня там, а оттуда уже переместимся в резиденцию, - сказал Снейп. – Гриммаулд-плейс…
- Я знаю, где находится особняк Блэков, бывал там когда-то, - перебил его Малфой.
Сначала он транспортировал Люпина, скрыв его под чарами невидимости. Люциуса он увидел сразу: тот стол между домами 7 и 9 на противоположной стороне. Вручив ему приз, Снейп вернулся за Блэком. Он несколько секунд любовался мужчиной. Сейчас, глядя на Сириуса, он понял, насколько же тот красив, и даже Азкабан с этой красотой ничего не смог сделать, скорее, он только развратил взбалмошного гриффиндорца. «Надо бы прояснить некоторые моменты», - подумал зельевар, левитируя тело на выход из особняка. Через десять минут он уже закрывал за собой дверь в одну из комнат, где был размещен еще один наложник Гарема правящей триады, образуемого в Резиденции.


Поиск сообщений в GrayOwl
Страницы: 270 ... 7 6 [5] 4 3 ..
.. 1 Календарь