Прямо с одесского привоза
Альтов С.

Если есть на земле рай для юмористов, так это одесский привоз. Это настоящий Клондайк, золотая жила веселья. Здесь ничего не надо придумывать, надо только ходить по торговым рядам и записывать. И за покупателями, и за продавцами, поскольку здесь все одинаково остроумны. Тут никто не скажет слова просто так. Даже на самый простой вопрос ответ всегда будет необычный:

 
- Тарас Петрович, как дела, как живете?

- Живу как моль: один костюм уже проел, теперь взялся за второй. А вы, Григорий Матвеич, как живете?

- Как я живу? Как арбуз: пузо растет, а хвостик сохнет.

 
Так давайте не будем терять времени, пройдемся вместе по этим торговым рядам, где грудами лежат розовые шматы сала, пузатые баклажаны, которые каждый уважающий себя одессит называет только «синенькие», и особые одесские помидоры, пахнущие солнцем и горьким степным ветром. Пройдемся и послушаем, что сегодня говорят на одесском привозе.

 
- Куры, куры! Парные куры! Дамочка, идите сюда! Посмотрите, это же не кура, это мечта!

- Я уже подошла. Теперь вы мне скажите: вы кормите своих курей?

- А зачем это вам?

- Как это зачем? Может, я тоже хочу так похудеть?
 
Здоровенный дядька в соломенной шляпе тащит две кошелки ярко-красных помидоров.

- Дядько, дядько! Где вы брали таки гарны помидоры?

- Да вон же, в соседнем ряду.

- И шо, много народу?

- Да никого не было. Даже продавца.
 

Рядом старушка довольно преклонного возраста уверенно выговаривает продавцу:

- Глаза твои бесстыжие! Морда твоя наглая! Что ж ты такие огурцы продаешь?

- Какие это такие?

- Что, сам не видишь? Желтые, скрюченные - тьфу!

- Ой, мамаша, вы лучше на себя посмотрите!
 

 

Возле выложенных горой фруктов стоит мужчина. Долго смотрит на шестизначные цены, продает очки, опять надевает и снова смотрит.

- Мужчина, - спрашивает продавец, - что там высматриваете? Что вам неясно?

- Да я никак не могу понять: это у вас цены или номера телефонов?


Это тоже примета времени. Когда один доллар стоит почти двести тысяч карбованцев - цены измеряются в миллионах. Людям старой закалки, привыкшим с уважением относиться к слову «миллион», приходится нелегко.

- Молодой человек, молодой человек! Вы мне не скажете, сколько стоит ваша телятина?

- Почему не скажу? Что мы с вами, в ссоре? Конечно, я скажу. Только вы сначала скажите: у вас валидол с собой?


Из мясных рядов переберемся в молочные. Там тоже есть что послушать.

- Мужчина, идите сюда! Попробуйте уже мое молоко.

- Если оно правда ваше, зачем мне пробовать? Что я, грудной?

- Шо вы цепляетесь к словам? Ну не мое, моей коровы. Зато молоко - что-то особенное. Вы попробуйте...

- Так... Я уже попробовал.

- Ну что?

- Теперь я хочу спросить: вы не хотите купить своей корове зонтик?

- Чего вдруг? Почему зонтик?

- Потому что у нее в молоке очень много воды.


Рядом в киоске выстроилась очередь за сыром. Пожилая бабушка говорит юной продавщице:

- Деточка, будь ласка, свешай мне, пожалуйста, десять грамм сыра.

- Сколько?!

- Десять.

- Вы что, издеваетесь?

- Боже упаси! Коли бы я издевалась, я бы тебя еще попросила нарезать.


Одесса - город, который стоит на море. Это знают даже дети. Но даже взрослые никогда не могли объяснить, почему на базаре нет свежей рыбы. Сегодня, наконец, она появилась. Правда, это уже не тот фиш, не тот коленкор, как говорят местные. Нет копченой скумбрии с тонкой золотистой шкуркой, куда-то подевались знаменитые бычки, а если они и есть, то это уже не бычки, а воши. Хотя в рыбных рядах наблюдается оживление.


- Мужчина, берите свежую рыбу!

- А она действительно свежая?

- Что за вопрос? Только что из моря.

- А почему она закрыла глаза? Спит?.. А почему она так воняет?

- Слушайте, мужчина, когда вы спите, вы за себя можете отвечать?


Словом, со свежей рыбой опять трудности, рыбных консервов сколько угодно душе.

- Молодой человек! Я уже третий раз прошу: дайте мне баночку сардин!

- Я слышу, слышу... Но вы же не говорите, какие вам нужно: испанские, французские, марокканские...

- Какая мне разница? Что я с ними, буду разговаривать?

Конечно, одесский привоз сегодня изменился, изменилось всё в городе. Сегодня, кроме продуктов, здесь торгуют обувью, одеждой, зонтиками - словом, чем попало! Молодой человек стоит, торгует плетеными корзинами.

- Парень, за сколько продашь корзину?

- За пятьсот тысяч. Только скорее, скорее.

- Что скорее? Не горит. А за триста тыщ отдашь?

- Отдам, отдам, только скорее.

- Опять скорее! Бери двести, и я пошел.

- Давайте, только скорее.

- Да что за спешка? Почему скорее?

- Почему? Потому что вон идет хозяин этой корзины.


Возле корзин старичок малюсенького росточка торгует часами самых разных видов и марок: наручными, карманными, стенными...

- Папаша, а часы с кукушкой у вас есть?

- Вообще есть. Но должен вас предупредить: часы с брачком.

- Что, отстают?

- Боже упаси!

- Спешат?

- Никогда в жизни!

- Так что? Кукушка не выскакивает?

- Кукушка выскакивает каждые шестьдесят минут. Но она всегда спрашивает: «Который час?»


Чем только не торгуют сегодня на привозе. Какой-то человек в большой корзине принес щенков. Над ними висит фотография якобы их мамы, - немецкой овчарки, у которой вся грудь в медалях.

- Молодой человек, откуда у этой собаки столько орденов? Она что, съела генерала?

- Никого она не ела. Это чемпионка Европы.

- И родословная хорошая?

- Или! Я вам скажу: если бы эта собака могла говорить, она бы не стала разговаривать ни с вами, ни со мной.

- В разговор вмешивается стоящая рядом женщина:


- Не слушайте его, это аферист. Я купила у него сторожевую собаку, оказался форменный сексуальный маньяк. Кидается на всех, включая кошек.

- А я вас предупреждал. Это такая порода. Она так и называется: бордель-терьер.

Бордель меня не интересует, - снова переживает мужчина. - Сколько вы хотите за этого щенка?

- Десять миллионов.

- А половину?

- Половину щенка я не продаю. Мужчина, не жалейте эти десять миллионов. У вас будет отличный сторожевой пес.

- Смешной человек! Если я вам отдам десять миллионов, этой собаке уже нечего будет сторожить.


В глубине рынка стоит маленькая будочка, в торой сидит гадалка. Толстая еврейка в цыганской шали по имени Аза Абрамовна. Поскольку ни газетам, ни радио уже никто не верит, находятся желающие узнать будущее от гадалки. Вот она раскладывает колоду перед толстым, лысым мужчиной. Тот поминутно вытирает лысину носовым платком.

- Так... Значит, вы у нас трефовый валет.

-Почему валет? Я король. И потом не трефовый, а бубновый.

- Слушайте, откуда я могу знать вашу масть, когда вы такой лысый. И потом, с чего вы взяли, что вы король? Вы кем работаете?

- Я? Инженер по технике безопасности.

- А-а. Тогда вы вообще шестерка. - Она быстро раскладывает карты.

- Значит, так: до пятидесяти лет вы будете страдать от отсутствия денег.

- А потом?

- А потом привыкнете.


Одесский привоз - это не просто место, где делают покупки. Это настоящий клуб, где люди встречаются поговорить за политику, за жизнь, за одесский «Черноморец» и вообще. Вот молодой папаша толкает перед собой широкую детскую коляску.

- Боренька, поздравляю с прибавлением семейства!

- Спасибо большое!

- Что, близнецы? Какие загорелые. Оба мальчики?

- Нет, мальчик только справа. Слева - дыня.


- Тростянский, хорошо, что я вас встретил. Вы идете на похороны Купцевича?

- С какой стати? Он же на мои не придет!


Супружеская пара идет с кошелками, полными продуктов.

- Гришенька, - говорит жена, - это ничего, что я бросила нищему деньги?

- Правильно сделала. Слепой человек, надо помочь.

- Но ты же говорил, что они все только притворяются слепыми.

- Нет, этот настоящий слепой.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю. Он же тебе сказал: «Спасибо, красавица!»

Вот так или примерно так расходятся люди с одесского привоза. Уже вечереет, зажигаются первые огни, а на свежем морском ветру гордо полощется самодельный транспарант: «Господа! приезжайте в Одессу, не то Одесса приедет к вам!»

А это уже из личного наблюдения

Для непонятливых - баклажаны в Одессе называются "синие"

На прилавке белые баклажаны

- Скажите пожалуйста, это синие?

- Да синие! Синие!

- А почему они белые? Наверно потому что зеленые?

- !!!!

----------------------------------

На ценнике написано:

Мороковь КАРАТЕЛЬ.

Наверно из зоны АТО... Ей богу, сам видел!

И еще...

– Товарищ продавец, я купила у вас яйца. Вы сказали мне, что они домашние, а они совсем не домашние!
– А какие они по-вашему?
– Какие угодно, но только не домашние!
– А что, вам Украина – уже не дом родной?

Дама, указывая на некий экзотический фрукт, спрашивает у продавца:
– Скажите, а сколько это стоит?
– Пять гривен.
– Скажите, а как это называется?
– Не знаю.
– Ну, вы же должны знать! Вы же продавец!
– А я не знаю.
– Ну, назовите его как-нибудь!
– Как – “как-нибудь”?
– Ну, как хотите!
– Ну, как, например?
– Ну, хоть морковка!
– Ну, морковка!
Дама задумчиво смотрит на экзотический фрукт:
– Нет, за такую цену я морковку брать не буду.



Табличка на весах: “Вес, в принципе, точный!”

Объявление по репродуктору: “Граждане продавцы! При обвешивании соблюдайте рамки приличия!”


Покупатель:
– Почем?
– Гривна пятьдесят.
Покупатель морщится. Продавец:
– Ну, чтобы взять, то гривна двадцать.
Покупатель:
– А гривна пятьдесят – это, чтобы не взять?

Объявление по репродуктору: “Граждане! Если вы из чистого любопытства хотите узнать, на сколько вас обвесили, то это вы можете сделать на контрольных весах. Показанный ими точный вес вас неприятно удивит!”

Молочный корпус.
– Это сметана или сливки?
– А что вам надо?
– Сливки.
– Ну, тогда это сливки.


В киоске выстроилась очередь за сыром. Пожилая бабушка говорит юной продавщице:
— Деточка, будь ласка, свешай мне, пожалуйста, десять грамм сыра.
— Сколько?!
— Десять.
— Вы что, издеваетесь?
— Боже упаси! Коли бы я издевалась, я бы тебя ещё попросила нарезать.

Покупатель:
– А почему у вас с той женщиной куры одинаковые, а ваши настолько дороже?
– Это не у меня дороже, это у нее дешевле! Это потому, что у нее куры старые и сами умерли.
– И что – это правда?
– Ну, не совсем чтобы правда. Но я вам, как родному, скажу: это моя подруга, мы поссорились, и я так вам говорю и такую цену держу, чтобы у нее ничего не покупали.
– Так и у вас же с такой ценой никто ничего не купит!
– Ну и что?! Зато и у нее никто ничего не купит!


Возле ряда солений женщина продает детские рейтузы. Подходит покупательница.
– Мне такие красненькие, на мальчика.
– А сколько лет мальчику?
– Восемь.
– Вот эти на восемь.
– Но он большой у меня. Выглядит на десять.
– Вот эти будут на десять.
– Но зачем ему на десять, если ему восемь.
– Тогда берите эти. Они на восемь.
– Но зачем ему эти на восемь, если он выглядит на десять.
Продавщица долго смотрит на покупательницу:
– Мадам, вон видите, старичок продает свистки. Так идите и купите. Это будет вашему мальчику и на восемь лет, и на десять лет, а, может, и на всю жизнь, если ваш сынок такой же ненормальный, как и его ударенная мамаша!
Это еще не все. Сбоку подходит другая покупательница, постарше:
– А на пятьдесят шесть у вас есть?
– Вы имеете в виду пятьдесят шестой размер?
– Нет, на пятьдесят шесть лет. Мужу.
– Знаете что, женщина. Мне кажется, что вам стоит поторопиться, потому что тот старичок со свистками уже уходит, и вам уже может не достаться!

– Скажите, этот арбуз херсонский?
– Херсонский.
– Так я был недавно там, так все арбузы еще неспелые!
– Ну и что?
– Как – “ну и что”? Этот ваш “херсонский” арбуз хорошо пахнет турецким базаром!
– Ой, успокойтесь, ради бога! Ну, сколько там от той Турции до того Херсона!


Табличка на прилавке продавца колбасы: “Господа попрошайки и бомжи! Помните: бесплатная колбаса бывает только на мясокомбинате и то, если вы там работаете!”

Объявление по репродуктору: “Граждане приезжие! Если на нашем рынке у вас вытащили кошелек с деньгами – не огорчайтесь! Это у нас бывает”.

Озар Ворон о расизме и русских

Вот скажу честно - до самой последней степени утомляют не прекращающиеся речи патриотов об врождённом отсутствии расизма у русских, об особой "русской цивилизации", которой-де расовое чувство было совершенно чуждо. О том, что русские никогда-де не воспринимали степные и таёжные народцы, как низшую расу, а видели в них братьев, и тд, и тп. Всё это начали размазывать ещё славянофилы, не тем будь помянуты, потом радостно подхватили большевики (стоит вспомнить очень талантливый и очень лживый роман Валентина Иванова "Повести Древних Лет", в котором новгородские ушкуйники братаются и тут же роднятся с "биарами" - таёжными дикарями).

Позвольте привести несколько примеров этого самого трогательного братания с жителями степи и тайги

Русский крестьянин-переселенец охотно идет на черную землю и зеленые луга Семиречья и не может и не хочет признать, что он не везде найдет себе место. Так борются и будут бороться два духа – дух пахаря и дух скотовода. Победа, конечно, обеспечена первому, тем более, что самая борьба неравная; счастливы, поэтому, те из киргизов, которые вовремя успею и смогут перейти к земледельческой культуре там, разумеется, где эта культура возможна и выгоднее, чем скотоводство.

Русские крестьяне значительно превосходят киргизов по культурности и часто относятся к последним с презрением. Это презрение доходит иногда до полного отрицания в киргизах человеческой личности. Бывают на этой почве случаи бесчеловечной и бессмысленной жестокости: крестьяне безжалостно убивают киргизов и не чувствуют угрызений совести. Чаще всего дело происходит так. Русские крестьяне возьмут в аренду киргизские земли, построят дома и отказываются уходить по окончании срока аренды. Приезжают киргизы. Начинается свалка, и дело кончается кровопролитием, причем либо вовсе не имеющие ружей, либо вооруженные старинными самопалами киргизы оказываются в таких случаях более слабою стороною.
Бывает и хуже. Мужик работает? в саду, видит, что через забор тянется к яблоне киргиз, берет ружье и убивает киргиза наповал. Прибегают соседи. – «Что такое?» – «А вот, убил собаку!» – и даже не тронется с места, чтобы подобрать убитого.С таким убийцей мне пришлось однажды встретиться. Я остановился на ночлег в селении Головачевке (Аулиеатинского уезда Сыр-Дарьинской области). В избе был представительный мужик. Он интересно рассказывал про свои занятия – о том, как трудно ему сбывать телеги и получать все нужное, при отсутствии железной дороги. Рассказывал, и вдруг говорит: «Теперь вот все переменилось».

– Почему?

– Да я убийца… Убил киргиза.

Русские мужики, заражаясь духом завоевателей, нередко теряют здесь свое исконное добродушие, а с ним и ту детскую простодушную улыбку, которую так любил в них Л. Н. Толстой, не находивший этой улыбки у городского пролетария. Они заражаются столь распространенной на окраинах с полудиким населением жаждой наживы, привыкают к эксплуатации, отвыкают от гостеприимства, – они часто делаются неузнаваемы. Но зато сознательность, осмысленность, понимание своих прав, грамотность, все это развивается не менее быстро. Переселение в новые края встряхивает и переворачивает все их существо.

Но не всегда дух киргиза оказывается побежденным, и он, со своей стороны, ведет часто нападения, грабит, угоняет скот, тащит девушек. А иногда своевольный дух гор и степи покоряет и иначе. Помню я одну встречу. На двухколесной повозке в платье из синего бархата и в меховой шапке ехала молодая женщина с лицом красивой краснощекой бабы. Сзади скакал джигит. Кто это? Жена киргизского волостного, дочь русского мужика, бежавшая от родных к соблазнившему ее богатством и красотою киргизу.

Приведу еще один случай. В селении Ново-Покровском Пишпекского уезда разговорился я с хозяйкой.

– Горе у меня, барин, большое.

– А что?

– Сын убежал к киргизам, а сам-то (муж) его проклял и обещался убить.

И рассказала мне, как сын все ездил к киргизам, как они его поили и кормили, как он влюбился в киргизскую девку и как «убёг». Киргизы скрыли его. Дали много скота, поженили и отправили за озеро Иссык-Куль. И где он теперь, неизвестно. Но старик поклялся, что убьет бесстыжего сына, осрамившего семью перед людьми.

Итак, на соседей-кочевников русские крестьяне почему-то смотрят не как на "братьев" или хотя бы "таких же людей", а как на "собак", и "полностью отрицают в киргизах человеческой личности". Парень, связавшийся с киргизкой, вызывает ярость отца вплоть до готовности того убить сына за подобный позор. Притом совершенно хладнокровно убивают киргиза на месте за сорванное яблоко.
Это что, отсутствие расового чувства? "Всечеловеческое братство"?
Это 1909 год. Может, раньше русские крестьяне смотрели на соседей как-то по иному?

Перенесёмся в более ранние времена.

"Хлынувший после завоевания Казанского ханства поток русской колонизации наводнил Вотский край вплоть до самых глухих уголков. Этот процесс, начавшийся с момента взятия русскими Болванска и Кошкара, затем усилившийся после падения Казани, продолжался вплоть до учреждения Вотской автономной области. На местах этот процесс проходил тихо и незаметно, но очень быстро. Русское правительство признавало старинный обычай, по которому в стране существовала свободная распрятка лесов: кто где себе расчистил кулигу, тот ею и владел. Вотские князья, которые являлись в предшествующую эпоху носителями права собственности, были не в состоянии оказывать сопротивление неисчерпаемому потоку русской колонизации, волны которой вливались в край ежегодно. Свобода запашки давала огромный перевес русским переселенцам над местными старинными жителями вотяками, и русское правительство ничем не ограничивало этого обычая. Пользуясь захватным правом, русские ставили свои починки на вотской земле, занимали участки земли, рубили лес и распахивали себе поля, не обращая никакого внимания на коренное вотское население. Среди вотских лесов ежегодно возникали русские починки, основывались селения, появлялись русские переселенцы. Кроме колонизации лесных пространств, русские проникали в самые вотские деревни, расположенные по главным колонизационным путям. Русское переселенческое движение шло с запада на восток, надвигаясь по Чепце и Кильмези от низовьев вверх по рекам, а от Камы — с юга, также к верховьям ее притоков. В каждом отдельном случае дело начиналось с малого: в вотскую деревню приезжал один русский переселенец и просил местных жителей «припустить» его к себе. Вопрос решался обычно ведром вина, и новый припущенник ставил себе избу на краю вотской деревни. Под пашню ему давался участок земли или же он сам распрятывал чищобу в ближайшем лесу. На следующий год появлялись еще новые русские переселенцы и в короткое время в дерев не образовывалась целая русская колония. Приток русских жителей был неисчерпаем, тогда как вотяки оставались в своем прежнем количестве. Русские припущенники очень быстро осваивались на новых местах и устраивались на них прочно, по-хозяйственному. Если в вотской деревне появлялся один русский двор, то через несколько лет русских изб был уже десяток, и вскоре русское меньшинство чувствовало себя хозяевами деревни. У русских был свой язык, свои обычаи, своя религия, и по отношению к вотякам они чувствовали в лучшем случае — горделивое сознание собственного превосходства, окрашенное легкой иронией. Это было отношение молодой, сильной и крепкой расы к одряхлевшим представителям племени, насчитывавшего за собою несколько тысячелетий. Технически лучше снабженное, закаленное приспособлением к суровым условиям жизни русское население ясно видело свою силу над вотяками, которые целыми тысячелетиями жили в своей лесной обстановке и далеко не привыкли к победам над сильными и хищными соседями.

Русские переселенцы опирались на прочный слой русского оседлого населения, остававшегося в западной части края. С ним они поддерживали постоянные связи, оттуда получали предметы технического оборудования и городского изготовления. Располагаясь как хозяева в вотской стране, русские совершенно позабывали о более ранних хозяевах этой земли. Живя в смешанных деревнях, они собирали свой сход, по-своему делили землю, начинали полевые работы, праздновали свои праздники и старались переложить все тяжелые повинности на вотяков. С возрастанием русского населения совместное жительство для вотяков становилось все более тяжелым и неприятным. Коренное вотское население с грустью видело, как количество земли уменьшается, леса вырубаются, реки мелеют, пушные звери исчезают, урожаи становятся редкими. Недавние пришельцы энергично строят свою новую жизнь, распахивают поля, бесцеремонно хозяйничают на вотской земле. Вотяки сосредоточенно молчат и терпеливо смотрят на это чуждое ему, полное неукротимой силы, движение. Для вотяков оставалось одно — искать себе новых земель, идти в леса, где русские еще не появлялись. Статистическое описание Вятской губернии, предпринятое губернским земством в 1880-х годах, дает много материалов, обрисовывающих вытеснение вотяков русскими. В Вавожской волости «коренное население вотское. Многие поселения с вотскими названиями состоят теперь исключительно из русских жителей... Вотяки, впрочем, не вымирают, а только убегают при нашествии русских в леса, где они заводят новые починки. У местного населения по этому поводу существуют такие поговорки: «Вотяк любит прятать, а русский — на готовом стряпать...», «Вотяк бежит от русского все одно, как мышь от кошки». Е.С. Филимонов, составивший статистическое описание Малмыжского уезда в 1884 году, приводит цифровые данные о некоторых селениях: «В д. Бодье (Сюмсинской вол.) общество пустило лет 75 тому назад 3 двора русских; с этого времени русаки вальмя повалили. Дело кончилось тем, что теперь русских дворов считается 33, а вотских 22. В Сюмсях еще лет 45 тому назад все население было вотское, а теперь вотских дворов только 6. Дер. Юбери (Сюмсинск. вол.) в начале нынешнего (XIX) столетия была вся населена вотяками, но лет 75 тому назад здесь появился первый переселенец «русак»; в настоящее время вотяков нет уже ни одного: все они переселились то в Уразай, то в Кваковай, то в Сюмсиил, то наконец в Сырвай... Дер. Квачкам (Вавожск. вол.) лет 70 тому назад была вся вотская, а теперь здесь нет уже ни одного вотяка; село Вавож лет 100 тому назад было все вотское, а теперь вотских только 2 двора. Таких примеров можно указать массу... "

Мне и в архивах доводилось встречать свидетельства подобного ещё во времена коллективизации - русские крестьяне в смешанных деревнях требовали создания отдельных колхозов, не желая вести общее хозяйство с вотяками - притом, что вотяки-удмурты всё же и по быту, и чисто внешне были ближе к русским, чем монголоиды тайги и степи.

И за столетия до этого служилые государевы люди и русские переселенцы обращались с аборигенами весьма и весьма жёстко, вполне в духе европейских колонизаторов в любом другом конце планеты.

Только не надо забывать, что в Сибири русские имели дело не с забавными и безобидными "чукчами" из анекдотов, а с племенами, для которых ещё в первой половине ХХ века было в обычае вещей, например, людоедство - об этом мы знаем из их собственных преданий.

О более древних свидетельствах отношения наших предков к лесным и степным дикарям я уже говорил в статье "Раса и этнос в былинах".

Не "братолюбием" и не "всечеловечностью" прирастала и укреплялась Русская держава - в те годы, когда её можно было так называть - а силой руки Белого человека - как и иные европейские страны, вышедшие за пределы Европы. Когда же эта вековая традиция была нарушена и салонные слюнявые бредни славянофилов и евразийцев легли в основу государственной национальной политики - это было однозначно оценено теми же таёжными племенами, как слабость.

А тем, кто кричит, будто "расизм всегда был чужд русским" - могу сказать только одно - не выдавайте свои личные комплексы, врождённые, или вбитые советским воспитанием, за часть "русского национального характера". Те, кто строил и сохранял Российскую державу, не закрывали глаза на своё превосходство над дикарями, и умели указать последним их место - на самом доступном им языке.

блог Озара Ворона

Примечание Хазарина. Я согласен с некоторыми интересными данными о том, что отсутствие расизма у русских миф.. Не согласен с выводом статьи: "те, кто строил и сохранял Российскую державу, не закрывали глаза на своё превосходство над дикарями, и умели указать последним их место - на самом доступном им языке." - потому что, как потомок крымских татар-караимов являюсь потомком этих самых дикарей. Впрочим, как я понял из событий последнего времени все население Украины - это дикари, которым автор этой статьи призывает "указать  их место - на самом доступном им языке".

Серия сообщений "Расизм, геноцид и антисемитизм":
Часть 1 - Русский миротворец Суворов
Часть 2 - Непонимание рождает недоверие, недоверие рождает войну
...
Часть 8 - Евреи... Евреи... Кругом одни евреи...
Часть 9 - Ну вот я и закончил главу о Гитлере...
Часть 10 - О русском расизме
Часть 11 - Индеец - друг человека. Мертвый индеец - лучший друг белого человека. Миротворцы на марше
Часть 12 - Цена доверчивости: Подставлять других - славная русская традиция
...
Часть 29 - НАРОДЫ СИМБИОНТЫ. ЧАСТЬ 33 и (4). БУМЕРАНГ ВОЗВРАЩАЕТСЯ
Часть 30 - Гитлер называл её «чёрной падалью в итальянском королевском доме»
Часть 31 - ФРИДРИХ НИЦШЕ И ЕВРЕИ

Одесса incognita: Немецкие поселения

Оборона Албазина

                                       Оборона Албазинского острога

В 1651 году Ерофей Хабаров занял укрепленное селение даурского князька Албазы (кит. упр. пиньинь: Arbaši). — на Амуре недалеко от слияния рек Шилки и Аргуни, напротив устья реки Албазихи.

                                                  памятник Ерофею Павловичу Хабарову в г.Хабаровск

 После ухода отряда Хабарова селение запустело, пока в 1665 г. здесь не обосновались русские казаки, промысловики и крестьяне во главе с Никифором Черниговским — бежавшие на Амур после восстания против илимского воеводы. Сибирская администрация формально не признавала их поселения, но албазинцы продолжали считать себя поданными России и отсылали в ближайшие остроги собранную на Амуре пушную дань.

                                                                                              казак

                                                                         Албазинцы

 В 1672 году Черниговский и его люди были прощены, в Албазин был назначен правительственный представитель — приказчик. В 1682 году было образовано Албазинское воеводство, в которое вошло Приамурье по обоим берегам от слияния рек Шилки и Аргуни. Туда был послан воевода Алексей Толбузин. В 1678-1684 годах острогом управлял сын боярский Григорий Лоншаков.

                                                                               Албазинский острог

Установившаяся в Китае с середины XVII века маньчжурская императорская династия Цин не признавала присоединения к России приамурских земель, которые считала своими родовыми владениями, но до того фактически не контролировала. В 1682 году отношения между Россией и Китаем обострились, оба государства принимали меры по усилению своего присутствия на Амуре. Россия учредила отдельное Албазинское воеводство, направив на Амур воеводу А. Толбузина с отрядом служилых людей, организовывались новые поселения в бассейне реки Зея. В сентябре 1682 года китайский император дал поручение сановникам Лантаню и Пэнчуню оценить возможности вытеснения русских из Приамурья.

Фудутун Пэнчунь занимал должность верховного командующего, но фактически роль организатора и руководителя военной операцией играл Лантань, которого русские называли «воеводой» и отдавали должное его военным способностям. В ноябре Лантань с небольшим конным отрядом побывал вблизи Албазина, где объяснил свое появление охотой на оленей. Русские и маньчжуры обменялись подарками. По результатам своей рекогносцировки Лантань составил доклад об организации военной экспедиции против Албазина, деревянные укрепления которого он оценил как слабые.

Император Канси и Военный совет (Цзюньцзичу) в марте 1683 года издали ряд распоряжений по подготовке военных действий на Амуре.

                                                        император Канси ( Айсиньгёро Сюанье )

 Главное внимание уделялось снабжению продовольствием в отдаленной пустынной местности сравнительно небольшого для Китая войска. Для этого надлежало собрать с местного населения в Маньчжурии 3-летний запас продовольствия, впоследствии войска должны были завести собственные посевы. На Сунгари строилась речная флотилия, которая должна была перевозить войска и провиант на Амур. В 1683 году Лантань, появившийся на Амуре с передовыми силами, окружил близ устья реки Зея своей флотилией и заставил сдаться струги русского отряда Григория Мыльника (70 чел.), следовавшего из Албазина в зейские остроги и зимовья. После этого русские оставили без боя Долонский и Селемджинский остроги. В Верхнезейском остроге 20 русских казаков оборонялись против 400 маньчжур до февраля 1684 года. Ланьтань основал в качестве передовой крепости на правом берегу Амура крепость Айгун с земляными укреплениями. В 1684 году, продолжая подготовку к переброске на Амур основной армии, маньчжуры беспокоили окрестности Албазина набегами небольших конных отрядов, разорявшими окрестные деревни; крестьяне оттуда спасались за стенами укрепленного города. В Западной Сибири был набран отряд служилых людей для усиления гарнизона Албазина, но он двигался по сибирским рекам и волокам к Амуру очень медленно.

                                                                                 казаки на Амуре

                                                Оборона Албазина

В начале лета 1685 года значительная цинская армия (по китайским данным — 3 тыс., по русским — 5 тыс. человек, не считая конницы) на кораблях речной флотилии двинулась от Айгуна вверх по Амуру. В Албазин было послано два казака из отряда Мыльника с указом Лифаньюаня (учреждения по связям с вассальными землями); от русских под угрозой смерти требовали немедленно уйти с Амура. 10 июня цинская флотилия появилась вблизи Албазина. В этот момент к нему подходили плоты со спешившими укрыться за крепостными стенами 40 жителями деревень с верховий Амура. Маньчжурские корабли обстреляли плоты из пушек и захватили их, пленив крестьян.

Два последующих дня цинские войска строили вокруг Албазина осадные сооружения, позиции для артиллерии. Напротив северной крепостной стены были установлены наиболее мощные «ломовые» пушки. Когда они открыли огонь, оказалось, что бревенчатые укрепления Албазина, предназначенные для защиты от туземных стрел, не выдерживают попаданий из тяжелых орудий. По словам очевидцев, бывали случаи, когда китайские ядра пролетали город насквозь, пробивая и северную, и южную стену. В результате вспыхнувших пожаров в Албазине сгорели хлебные амбары и церковь с колокольней. Была подбита одна из трех русских пушек. Жертвы артиллерийских обстрелов составляли около 100 человек.

В Нерчинске воевода Иван Власов подготовил отряд для похода на помощь Албазину (100 человек с 2 пушками). На помощь Албазину спешил и отряд из западно-сибирских острогов под командованием Афанасия Бейтона, однако в Забайкалье он оказался связан боями с монголами. Подкрепление опоздало. Ранним утром 16 июня цинские войска начали общий штурм. Защищавшие Албазин гарнизон и люди «всякого звания» не давали маньчжурам преодолеть окружавшие крепость ров и вал и забраться на полуразрушенные укрепления. В 10 часов вечера маньчжуры отступили в свой лагерь. Лантань отдал приказ готовить новый штурм; маньчжуры заваливали крепостной ров хворостом, так что русские решили, что их готовятся сжечь вместе с городом. Отогнать противника от стен албазинцы не могли, так как у них подошли к концу запасы пороха.

                                   Сдача и разрушение Албазина

Воевода Толбузин обратился к Лантаню с предложением вывести гарнизон и жителей из Албазина в Нерчинск. Цинское командование настаивало на уходе русских в Якутск, считая, что Нерчинск также находится на маньчжурских землях. Однако Толбузину удалось настоять на отступлении вверх по Амуру, что было для русских гораздо предпочтительнее, чем переход через горный хребет в Якутию. 26 июня 1685 года русские беспрепятственно покинули город и двинулись на запад. Лантань уничтожил строения Албазина и, считая свою миссию выполненной, отошел к Айгуну. Там был оставлен гарнизон в 500 человек, остальные цинские войска ушли по Сунгари на юг в Маньчжурию.

                                       Восстановление Албазина

В конце июня в Нерчинске собрались и бывшие албазинцы, и опоздавшее к ним подкрепление. Не желая себе «побежную славу из Албазина учинить», русские решили попытаться вернуть себе город. В середине июля из Нерчинска вниз по Амуру был послан русский разведывательный отряд. Узнав, что цинские войска покинули разрушенный Албазин и даже не сняли посевы в окрестных деревнях, воевода Толбузин при поддержке нерчинского воеводы Власова немедленно организовал поход для восстановления главной русской крепости на Амуре. Заранее выслав вперед 200 конных казаков Бейтона, 27 августа 1685 года на пепелище Албазина прибыл на стругах сам Толбузин с войском из 514 служилых людей и 155 промысловиков и крестьян, которые до зимы отстроили заново город и несколько деревень. Таким образом, несмотря на военную победу Цинскому Китаю не удалось вытеснить русских из Приамурья, и в следующем году военные действия были продолжены новой обороной Албазина.

                                                                      возрождённый Албазин

                                                                                 Набеги

 Манжуры из крепости Айгун внимательно следил за восстановлением Албазина. С осени 1685 года из Айгуна стали отправлять небольшие конные отряды, которые нападали на русские деревни, убивали крестьян, захватывали пленных, сжигали запасы зерна. Для предотвращения подобных нападений было организовано патрулирование окрестностей Албазина «отъезжими караулами». В самой крепости в постоянной готовности находился русский конный отряд под командованием Бейтона.

  В октябре-ноябре 1685 года Бейтон с отрядом в 200 казаков вступал в бои, с примерно равными силами маньчжурской конницы, у Покровской слободы, Монастырской и Шингаловской заимок. Обычно китайцы отступали при появлении русского отряда, успев разграбить поселение. В феврале 1686 года после сожжения китайцами Большой заимки всего в 10 верстах от Албазина, Бейтон с 300 казаками сам совершил набег на правый берег Амура и у реки Кумары уничтожил цинский дозор из 40 человек. Захваченные пленные сообщили о подготовке Цинским Китаем нового большого похода на Албазин.

                                                                                   символ династии Цин

                                                  Подготовка к осаде

Сразу после возвращения русских в августе 1685 года на место уничтоженного после первой обороны Албазина, началось строительство крепости, способной противостоять осадной цинской артиллерии. Вместо привычных для Сибири бревенчатых стен за глубоким рвом новый Албазинский острог окружили земляные валы, в центре которых находились засыпанные срубы. Толщина валов достигала 4 сажени (8,5 м.), высота была в 1,5 сажени (более 3 м). На гребне вала были оборудованы боевые позиции, укрепленные обмазанными глиной плетеными фашинами. На речной стороне для наблюдения построили традиционную бревенчатую башню.

Для лучшего обстрела с укреплений их линия была сделана ломаной, с выступами «бастеями» (бастионами). По одной версии, идея подобных укреплений принадлежала заместителю воеводы Толбузина Афанасию Бейтону (принявшему православие немецкому офицеру), знакомому с западноевропейской фортификацией. Однако русские казаки применяли земляные укрепления против оснащенного тяжелой артиллерией противника еще с начала XVII в. (например, при осаде Кром в 1605 году); деревянно-земляные укрепления ранее использовались и на Амуре в боях с маньчжурами при обороне Кумарского острога в 1655 году.

Албазин был оснащен мощной по сибирским меркам артиллерией — тяжелая мортира, стрелявшая пудовыми ядрами, восемь медных пушек и три легких затинных пищали. Артиллерией руководили два опытных московских пушкаря. Имелось достаточное количество боеприпасов — 112 пудов пороха и 60 пудов свинца. Благодаря тому, что удалось собрать богатый урожай 1685 года, продовольствия в крепости должно было хватить на 2 года защитникам города из более 800 чел., в состав которых входили как служилые казаки, так и промысловые люди и крестьяне.В 1685 году удалось собрать большой урожай хлеба, и продовольствия должно было хватить на два года осады гарнизона численностью 800 человек.

                                                          Набеги

Цинский гарнизон крепости Айгун внимательно следил за восстановлением Албазина. С осени 1685 года из Айгуна стали подходить небольшие конные отряды, которые нападали на русские деревни, убивали крестьян, захватывали пленных, сжигали запасы зерна. Для предотвращения подобных нападений было организовано патрулирование окрестностей Албазина «отъезжими караулами». В самой крепости в постоянной готовности находился русский конный отряд под командованием Бейтона. В октябре-ноябре 1685 года Бейтон со 100—200 казаками имел бои с примерно равными силами маньчжурской конницы у Покровской слободы, Монастырской и Шингаловской заимок. Обычно маньчжуры отступали при появлении русского отряда, успев разорить селение. В феврале 1686 года после разорения маньчжурами Большой заимки всего в 10 верстах от Албазина, Бейтон с 300 казаками сам совершил набег на правый берег Амура и у реки Кумары уничтожил цинский дозор из 40 человек. Захваченные пленные сообщили о подготовке Цинским Китаем нового большого похода на Албазин.

                                                Начало осады

17 апреля 1686 года цинский император Канси на аудиенции полководцу Лантаню дал указания по ведению военной кампании: взять Албазин, но на этот раз не разрушать его как в прошлом году, а укрепить как базу для дальнейшего наступления на Нерчинск. Для перевозки на Амур 5-тысячной цинской армии с артиллерией и провиантом потребовалось 150 речных судов. Часть войска двигалась берегом, для чего было привлечено 3 тысячи лошадей. В Албазин были направлены пленные с «прелестными письмами», предлагавшие русским покинуть город. На собранном круге албазинцы приняли общее решение: «Един за единого, голова в голову, а назад де без указа нейдем». Высланные вниз по Амуру караулы заранее сообщили о приближении вражеских сил. Крестьяне из окрестных селений укрылись в Албазине; табун из 500 лошадей был отогнан в тайгу.

7 июля 1686 года на Амуре у Албазина появился цинский флот; началась высадка войск на берег. Воевода Толбузин решил помешать ей и послал часть своих сил на вылазку, которой руководил Бейтон. Атака казаков, поддержанная пальбой с крепостных валов, внесла расстройство среди высаживавшихся цинских войск. Потребовалось личное вмешательство Лантаня, чтобы привести маньчжурские силы в порядок и оттеснить русских обратно в крепость.

                                                                                       маньчжуры

Лантань ожидал, как и в 1685 году, быстро сломить сопротивление защитников Албазина непрерывным артиллерийским обстрелом, но тот не давал результата; китайские ядра вязли в земляных валах. Однако от бомбардировки албазинцы несли потери, всего от обстрелов в городе погибло за лето 40 человек. Среди первых из них был воевода Алексей Толбузин. 12 июля он наблюдал за противником из башни, когда влетевшее ядро оторвало ему ногу; через четыре дня воевода скончался. Командование гарнизоном перешло к Афанасию Бейтону. В ночь на 14 июля цинские войска устроили общий штурм с приречной и северной стороны, однако албазинцы не только отбили приступ, но и сами сделали вылазку, дойдя до вражеского лагеря у речного берега.

                                    Дальнейший ход осады

Лантань принял решение готовиться к долгой осаде. Для цинского войска вокруг Албазина было устроено четыре осадных городка из землянок. Русскую крепость на расстоянии 400 м со всех сторон окружили траншеями и валами (в том числе, вал был и за Амуром). За валами были устроены «раскаты» — насыпные возвышения, на которых устанавливались тяжелые орудия для обстрела внутрикрепостного пространства. Всего у маньчжур было 15 тяжелых «ломовых» орудий, способных простреливать весь Албазин. Защитники вынуждены были укрываться от их огня в подземных убежищах, все строения в городе были разрушены.

Пять раз албазинцы устраивали вылазки, успешно применяя в них тогдашнюю военную новинку — гранаты («ручные ядра»). Особенно успешной была вылазка в ночь на 16 августа, когда русские едва не захватили главную северную осадную батарею. Во время вылазок было убито по русским данным до 150 маньчжур; сами русские потеряли 20 человек. 1 сентября маньчжуры устроили масштабный штурм всеми силами, который закончился для них неудачей; чтобы взорвать крепостной вал, рылся подземный ход, но русские его обнаружили и заблаговременно взорвали сами.

 Наступила осень, приближалась зима. Из-за ледохода маньчжуры были вынуждены поставить свои суда в затон. Из-за прекращения речного сообщения у цинского войска сразу же возникли проблемы с продовольствием. У русских в Албазине хлебных запасов было довольно, но вспыхнула эпидемия цинги, от которой к осени уже умерло 50 человек. Маньчжуры подбрасывали в крепость грамотки с предложениями свободно выпустить русских из крепости либо принять их «с честью» на свою службу,

В октябре 1686 года маньчжуры устроили последний и самый ожесточенный штурм. К крепости двигали два «дровяных» вала, чтобы засыпать ими ров и поставить вровень с валами. С таких подвижных валов цинские войска могли бы сбить с крепостных укреплений защитников и ворваться в крепость. Русские вновь устроили вылазки и подожгли один вал, второй был взорван при помощи подкопа. Часть дров досталось русским, которые использовали их для обогрева. В результате боев к началу зимы погибло около ста русских, гораздо тяжелее были потери от болезней — из-за цинги умерло 500 человек.

 К декабрю в Албазине оставалось в живых всего 150 казаков, из которых только 45 могли нести караульные службу, остальные «оцынжали» и лежали больными. Сам Бейтон из-за опухших ног передвигался на костылях. Осада приняла характер борьбы на истощение. Цинские войска несли потери в боях и от голода. Всего по русским данным, основанным на показаниях пленных, «на приступех де под Албазиным побито китайских и мунгальских людей тысячи с полторы и больши». Общие потери цинских войск оцениваются в 2,5 тыс. человек.

                                               После перемирия

В конце октября 1686 года в Пекин прибыли подьячие Посольского приказа Никифор Венюков и Иван Фаворов. Китайский император, зная об упорной обороне Албазина, согласился на перемирие, ожидая большего успеха на переговорах. Сообщение о перемирии дошло до Албазина в начале декабря. Однако цинские войска, прекратив обстрелы, не отходили от русской крепости, надеясь, что холод и болезни всё же заставят русских сдаться. Когда Бейтон выслал двух казаков в тайгу для сбора сосновой хвои (ее отвар был традиционным средством от цинги), маньчжуры их перехватили и убили. Только 6 мая 1687 года Лантань отступил от Албазина на 4 версты. Маньчжуры оставались вблизи города, чтобы не дать русским засеять окрестные поля. В августе маньчжуры наконец ушли вниз по Амуру. Однако в последующем цинские флотилии появлялись у Албазина в июле 1688 и в августе 1689 года, сжигая посевы, чтобы лишить русский гарнизон запасов продовольствия. Таким образом, в случае возобновления военных действия и новой осады, Албазин не смог бы долго продержаться. Во многом это определило согласие России, в соответствии с Нерчинским договором, на уничтожение Албазина.

                                                              подписание Нерчинского договора

В сентябре 1689 года русский гарнизон, взяв имущество, пушки и церковную утварь, покинул Албазин, предварительно разрушив укрепления и дома.

                                                                          оставление Албазина

 Несмотря на уничтожение города по условиям соглашения и уход русских из Приамурья, оборона Албазина заставила Цинский Китай отказаться от своих претензий на другие русские земли.

                                                                          Албазин сегодня

Источник: http://lemur59.ru/node/8897

Стояние на Угре

Источник: http://lemur59.ru/node/9064

Одесса incognita: Загадки села Ильинка

Жевахова гора

Для Одессы это таки гора. А по меркам горных стран это маленький холмик. Состоит из глины, возвышается над морем на 40 м. С горы открывается захватывающий вид на Пересыпь, центр Одессы, залив и оба лимана.

В V–IV в. до н.э. на горе находилось древнегреческое поселение, крупнейшее в Северном Причерноморье и грандиозное святилище богини Деметры, обнаруженное археологами. Вообще, как археологический объект, гора была известна с конца XVIII столетия. Интерес к ее исследованиям проявляли члены Одесского императорского общества истории и старобытностей. В 1902 г. снесли один из курганов и случайно обнаружили там греческие амфоры V в. до н.э. А первые находки античного времени на этом памятнике были сделаны еще в 1820-х гг. В основном обнаруженные на горе амфоры относятся к концу V — началу IV в. до н.э.

До штурма Хаджибея казаки называли гору Довга Могила. Перед самым штурмом крепости fадмирал Иосиф де Рибас приказывал казацкому атаману Захарию Чепеге: «Полкам конным и пешим в команде вашей потребно быть готовыми к походу, а о четвертом часу выйти с балки к Долгой Могиле». Своё нынешнее название гора получила в честь генерала Джавахишвили (князя Жевахова), у которого в XIX веке было там поместье. По другим сведениям — это была княгиня Екатерина Жевахова. Возможно, это были родственники.

В наше время Жевахова гора используется для выпаса скота жителями прилегающих районов города (вокруг горы почти исключительно частный сектор и промзона), добычи глины и свалки мусора. В северной части расположен известный на всю Украину автомобильный рынок «Яма» (официальное название — «Куяльник»). Дело в том, что рынок действительно находится в углублении на плато горы. 

С Жеваховой горой связаны сообщения об аномалиях и НЛО. Одесские уфологи предполагают, что недрах горы находится маяк для инопланетных кораблей. Есть сведения, что по количеству загадочных самоубийств, по количеству людей, потерявших рассудок, микрорайон Жеваховой горы лидирует в Одессе.

«Ключ к разгадке тайны античного предшественника Одессы следует искать на Жеваховой горе», – заявил профессор Эрнст фон Штерн 26-го апреля 1902 г. на заседании Императорского общества истории и древностей. К этому времени вся территория естественного плато, возвышающегося над заливом, перешла во владение города и была поделена на участки. При размежевании землекопы снесли одну из курганных насыпей, из которой извлекли греческие амфоры V в. до н.э. Эти-то находки и послужили основанием для доклада Э.Р. Штерна.

Первые находки античного времени на этом памятнике были сделаны еще в 20-х годах XIX века основоположником одесской археологии И.А. Стемковским. В те времена вся плоскость Жеваховой горы была усеяна обломками греческой керамики, что, по мнению исследователя, определяло место древнего поселения. Со степной, прилегающей к нему стороны, находился обширный курганный могильник. Самый большой курган и снесли землекопы еще в 1902-ом году, заложив тем самым вековую традицию уничтожения памятника.

Более чем за столетие от него мало что осталось – сказалось соседство кирпичного завода, который выбрал почти всю глину на горе. Пытаясь спасти хоть что-нибудь, экспедиция Южноукраинского государственного педагогического университета разбила летом 2006 г. раскоп на самом краю карьера.

В ходе раскопок было обнаружено и изучено двадцать шесть различных комплексов античного времени. Интереснейшие находки не заставили себя ждать. Так, в одной яме, забитой пеплом и золой, обнаружено рыбное блюдо. На дне большой ямы в дальней части раскопа найдена целая «гетская» корчага. Тут же нашли нижнюю часть чернолакового сосуда с процарапанной посвятительной надписью на древнегреческом: «O/\Y»Эти буквы означали эпитет какого-либо божества. Например, Муз или богини Геры. (А.Добролюбский, А.Красножон http://zamkovagora.kiev.ua/content/index.php?cmd=2&id=213 )

Оказывается, мистическое отношение к горе существовало и две с половиной тысячи лет тому назад. Совершенно непредвиденными для экспедиции стали результаты проведенных здесь раскопок, самых широкомасштабных за всю историю изучения этого археологического памятника.

ДРЕВНИЙ ГОРОД. Почти две с половиной тысячи лет назад высокое плато Жеваховой горы занимало древнегреческое святилище, на котором совершались мистерии. Подобные культовые места известны по всему эллинскому миру, однако «жеваховское» оказалось уникальным в своем роде. В античное время через нынешний Одесский залив пролегал морской торговый путь из Средиземноморья в крупнейший греческий город северо-западного Причерноморья – Ольвию, а также в крымские порты. В районе современного Приморского бульвара в тот период располагался крупный портовый город Гавань Истриан. Его жители, а также моряки, надо полагать, и составляли основную «клиентуру» святилища на Жеваховой горе.

В ходе раскопок было обнаружено несколько десятков культовых ям, которые предназначались для отправления обрядов, связанных с плодородием, земледелием и поклонением мертвым. За плодородие и земледелие в Древней Греции отвечала богиня Деметра –владетельница подземного царства мертвых. В ее честь греки приносили нижние части сосудов как символ потустороннего мира. Перед тем, как бросить священные предметы в яму, хозяева намеренно их ломали. Это символизировало «умерщвление» вещи.

СВЯТИЛИЩЕ. Древнегреческое святилище на Жеваховой горе оказалось одним из крупнейших в Северном Причерноморье. Ведь помимо религиозных функций, святилище служило маяком, а также сторожевым пунктом. Дело в том, что в античное время по линии нынешнего Хаджибейского лимана проходила граница сфер влияния двух соседних городов-государств: Ольвии и Истрии. «Священная» Жевахова гора находилась как раз на южном рубеже ольвийского полиса, являясь пограничным пунктом этого крупнейшего государства региона. Вполне допустимо, что в соответствующее время сюда съезжались не только жители близлежащих городов, но и Ольвии, для отправления официальных культов в честь почитаемых божеств. – Вполне вероятно, что здесь, на Жеваховой горе, производились культовые обряды в честь Деметры и Афины, – добавил ассистент кафедры всемирной истории Педагогического университета Андрей Красножон. – Наиболее известная аналогия подобного культового сооружения находится в Дельфах. Только у них омфалос каменный, а у нас – в виде насыпи из пепла и пережженной глины. Подобные культы находятся по всему греческому миру.

Поэтому неудивительно, что на святилище был основан свой «огненный алтарь», на котором единовременно сжигали огромное количество камыша, снопов пшеницы, ячменя. Священный огонь оказывал символическую защиту границ полиса, являясь одновременно и маяком для проходящих судов…

НАХОДКА. Первым на «огненный алтарь» Жеваховой горы наткнулся экскаватор близлежащего кирпичного завода, который добывал здесь глину. Археологи вовремя остановили технику, заметив под ковшом амфорные ножки, кости животных, фрагменты дорогих чернолаковых сосудов. За две недели ученым удалось расчистить огромную яму цилиндрической формы, которая достигала в диаметре пяти метров а в глубину - около шести. Она напоминала засыпанную шахту для пуска баллистических ракет. Здесь много веков назад древние греки совершали свои ритуалы. На плоском глинистом днище ямы разжигали сильный огонь. Он достигал такой силы, что наверняка пожарище было видно за десятки километров. В кострище бросали донья амфор, керамические сосуды, множество костей. Судя по масштабам, этот комплекс являлся одним из центральных в системе культового святилища на Жеваховой горе.

ПУП ЗЕМЛИ. Возведенная на дне ямы конусовидная насыпь оказалась так называемым «омфалом». «Омфал» – с древнегреческого переводится как «пуп земли». В античном мире он трактовался, как центр мироздания. В нашем случае, этот «центр» располагался в середине круглой в плане ямы, символизировавшей собой это самое мироздание. Грубо говоря, греки соорудили на горе миниатюрную модель мира.

Самый знаменитый в мире омфал до сих пор находится в Дельфах, у подножия горы Парнас. По преданию, Зевс захотел выяснить, где находится «центр земли», и запустил двух орлов в разные стороны. Они облетели землю и встретились над Дельфами. Дельфийский омфал хоть и был каменным, но внешне не отличался от омфала на Жеваховой горе.

Греки почитали порой сделанные «без всякого искусства» предметы, овеянные особым ореолом древней святости. Омфал – один из самых известных предметов такого рода. Поэтому в древнем мире их было известно целое множество. Традиция почитания «пупа земли» берет свое начало в очень древних верованиях о Великой Богине-Матери, форма почитания которой имела вид омфала. Вся эта смесь верований и культов была успешно привита первыми греческими колонистами на благодатной почве Причерноморья. Как показали результаты раскопок на Жеваховой горе, собственный причерноморский «пуп земли» возвели и граждане Ольвийского государства на южной окраине своего полиса, на том месте, где ныне располагается Одесса – город с античным названием.

Источник: http://nemeton.ucoz.ua/index/zhevakhova_gora/0-269

См. также  Забытая битва и"Пуп мира" на Пересыпи

Шабо: Правила правильных виноделов

Вступление Хазарина:

Сейчас многие путают викингов как социальное явление с национальностью, этносом, как например - скандинавы, славяне-поморцы, Русь.

Так вот - викинги, равно как и варяги, как и ушкуйники, казаки-разбойники, скифы (что на греческом означает - бомжи), германцы римских летописей (гер-маны=повелители людей), татары (выходцы из ада - тартара) - это все названия средневековых беспредельщиков и к понятию национальности никакого отношения не имеют.

Желание ограбить ближнего интернационально по определению. Синонимы - пираты (буквально -поджигатели), корсары, буканьеры, флибустьеры, террористы, бандиты... Несть им числа.
Один римский император хвастался, что победил многочисленный народ МАРКОМАНОВ, но и верблюду понятно, что это "маны", то есть люди некоего Марка.
Исследователи долго спорили о том, - кто такие были МУСОКИ? Потому, что один византийский летописец (а Византия - это тоже, как и КИЕВСКАЯ РУСЬ, - придумка кабинетных ученых - не было таких государств - была Великая Римская империя - РОМАНИЯ МАГНА, По восточному - РУМ, сравни современная Романия=Румыния а "византийцы" назывались ромеями. Была Русь - белая, червоная, великая, малая... черная Русь, была и такая! Было княжество Киевское. А термин Киевская Русь - изобретение конкретно одного человека - историка В. Ключевского) написал типа -  "набежали Мусоки, людей поубивали, все разграбили и испоганили". И долго ученые мужи ломали голову - кто же эти мусоки? Потом догадались, шепелявые греки не произносили звуков Ж, Ч, Ш, Щ. А "мусоки" означает - МУЖИКИ.
- Кто вы такие? - спрашивает монах, снимая с себя последние портки.
- А, ну так мы эти, ну... мужики мы!
- Так и запишем - МУСОКИ...
В общем - сплошное КЕНГУРУ, что значит - "моя твоя не понимай"...
Лонгобарды - длиннобородые, берберы - то же, что и наше - немцы (в смысле - плохо говорящие).
Норманны - люди с севера, авары - переселенцы=изгои, "отморозки без определенного места жительства", потому и "сгинули, как обре"; дулебы=дудлейбы - любители дудеть на дудках - трембитах и волынах и т.д.
Большинство из так называемых "народов" - это презрительные клички соседей. Аллеманы - чужие люди, чужаки, того же корня, что и "альенс". В общем - "чужие против хищников".
Готы - они себя так не называли, а были они - "Дойче Готс" = "Славные Люди" - и обозначало это не народ или нацию, а аристократию, правящую военную верхушку. Есть и буквальный перевод этого термина на другой язык - "Люди Словене" = "Славные Люди" А Склвины и Анты - это вообще не народы, а просто разделившиеся по убеждениям вассалы тех же "Дойче Готс".
Дело в том, что на империю "Короля Германа" - Герман рика (Герман=Владимир - точный смысловой перевод), напали гунны. Одна часть вассалов была на стороне гуннов (ну очень уж им готы досадили), и стали надываться - "аньды" - побратимы, а другие продолжали именоваться  - "люди словене". А греки косноязычные все вообще запутали.

Этак, через две тысячи лет будут писать диссертации о великой битве "хохлов" и "москалей" за СЛАВЯНСКую землю!

А гунны сами себя гуннами (по-китайски=варварами, у японцев был даже титул "верховного главнокомандующего" - сёгун = победитель варваров"), а называль себя гурами. "ГУР" - значит - с гор, горцы, (например по-польски Гурарь=горец) так как пришли на Русь с Кавказа.. Как поезд - "Пекин-Минводы-Киев". Как говорится, "нормальные герои всегда идут в обход". А все потому, что в районе Аральского и Каспийского моря сидели предки осетин - Ясы, Черкасы (возможно того же корня черкесы), они же в Азове - асы.
Кстати, Киев в 4-м веке назывался - Гуннавар, буквально - переправа гуннов (или горцев-гуров), догадайтесь, с первого раза, кто там занимался переправой?
В общем, "переправа, переправа, берег левый, берег правый"...
А гунны, как оказалось, были потомками древних ариев, построивших первую Великую Китайскую Стену, но так и не удержавших ее от нашествия Китайских варваров (Китайцев, тоже никогда не существовало и не существует, а есть народ Хань (ханы, то же что дойче готс) и покоренные ими племена.
Конечно гуннам пришлось долго щуриться, потому стали они как наши казахи - то ли европейцы, то ли монголоиды. Но не забыли они о своей исторпической родине - Украине, и как клюнул их жареный петух, так домой и прибежали.
Пришли и видят, над нашим народом немцы издеваются, полный беспредел, на Бусовой горке нашего князя Буса боши проклятые (слово "бош" означает - позор) распяли вместе с другими князьями (это у готов, они же, ссуки, свидетели Иеговы - не по названию, а по сути) такая наглядная евангелизация была.
Ну, как могли, подмогли. Народ, конечно, с ними побратался, (отсюда аньды-анты), а компрадорско-буржуазная верхушка эксплуататоров вместе с готами на запад рванула.
Но Аттила, а его правильное имя, то же, что и Отелло - Эдиль, что значит - благородный, "воспетый в эддах" (наш человек, щирый украинець!) гнал их до самой Франции, до Каталаунских сопок. А что до шекспировского Отелло, то был в действительности такой адмирал-пират, правда не мавр, а турок по имени Эдиль, служивший военспецом - "инструктором" у веницианцев. Но это уже другая история.
Так вот, самоназвание гуннов - гуры, и звались они болгуры=болгары=булгары. И живут сейчас в Болгарии и Венгрии, которая в действительности - Хунгария = гуннская болгария. А другие болгары в Казани, они неправильно именуются казанскими татарами, и хотя тюрки по языку, по крови в действительности - арии, что и доказали исследования ДНК. А еще ГУРЫ были Кутугуры (гуры в куту - углу, то есть смысловой перевод - украинцы!), Утугуры=Уйгуры=Унгары (те самые угры, что прошли на запад мимо Киева, гонимые монгольской ордой), они же Джунгары (это китацами искаженное их продвище). Эти и сейчас живут на просторах Казахстана и Синцзяня (окосели, в смысле - окосоглазились, но все равно по крови наши братья).
Во такой вот Винныгрет!
Ну, это присказка, а сказка впереди.

-----------------------------------------------------------------------------------------

 Из сокровищницы интернета:

Wseslaw

Многие мои увлечения историей носили у меня характер временного помешательства... В возрасте слегка за 30 я тихо спятил на викингах... Даже начальство заметило, что все мои беседы со зрителями (я тогда вёл киноклуб) и со слушателями лекций по психологии (вёл и такое направление) я непременно сворачивал на "Саги Севера"...
В рамках "временного помешательства" я прочёл море произведений о викингах, в том числе и такие, что на русском языке не печатались. Потом я стал учить датский и шведский... потом норвежский. Начал сцены ставить "на языке"... Даже разок "Ёль" отпраздновали в костюмах и образах...
Я порой стихи пишу на скандинавских языках... Звучит парадоксально, но в том числе и на "древненорвежском" - сохранились тесты, можно брать целые фразы из вис и драп и комбинировать... Тетрадку с "планом работы" у меня наполняют руны и банд-руны...
Короче, викинги - моя любовь и ныне. Однако с прискорбием узнал, что не с них - викингов - началась эпоха викингов. Точнее, викинги были не первыми, кто занялся нападением на прибрежные города и селения. И не единственными...Особенно вызвало мою досаду, что в Балтийском море ранее викингов "классических", то есть всяких там норманов и свеев, господствовали в морях и реках финны... Я привык считать, что финны - это тихие такие рыболовы и на скудной земле землепашцы, которых все грабили сколько хотели и когда хотели. "Приют убого чухонца"...

В саге «Об Олаве сыне Трюгги» говорится «.. Когда они выехали на восток в море, на них напали викинги. Это были эсты ..»

Впрочем, странно это только поначалу. Это последнюю тысячу лет Тибет - страна мирная и спошь монастыри-ашрамы. А в ранее - во второй половине VIII в. Тибетское государство распространяло свою власть на прилегавшие к Тибету области Средней Азии и Восточного Туркестана. На севере к Тибету отошла вся территория, заселённая тангутами и тогонцами (тугухунь), на востоке — часть китайской провинции Сычуань. На западе тибетцы владели четырьмя округами, входившими в среднеазиатскую провинцию Танской империи... Но потом под влиянием буддизма они "сменили тему" и до того успешно прониклись миролюбием, что в 1949 году были завоёвываны за пару месяцев "коммунистическим Китаем"...

Так примеро случилось и с эстами. Кстати эсты (ныне известные как эстонцы) - народ на редкость крупный, средний рост у мужчин 185 см, у женщин 175 и они ещё и крепкого сложения. О них есть сведения такого рода: "Отличительные черты характера — упрямство и злопамятность, несмотря на терпеливость и общую душевную мягкость; выведенный из себя, эст становится жестоким и мстительным...
Некогда эсты занимали всю Лифляндскую и Курляндскую губернии, на что указывают названия местностей с окончанием на küll (деревня) и jerw (озеро), но уже в историческое время были оттеснены латышами и славянами в занимаемые ныне пределы; еще в 1111 и 1178 г. новгородская летопись упоминает об "Очеле" (Adselle, на северо-запад от Мариенбурга), как о стране, занятой эстами. С этого времени они подвергались постоянным нападениям скандинавских князей, славян и, наконец, немцев (меченосцев), которые, с помощью Дании, покорили эстов. и обратили их в христианство около 1227 г. Эта борьба была тем более упорна, что, чуждые института рабства, эсты всеми силами отстаивали свою исконную свободу "(словарь Брокгауза и Эвфрона).
Я был в Эстонии 4 раза и навсегда душой запал на эти берега и этот народ... продолжая любить викингов.

С 5 по 8 век была "эпоха финских викингов", а позднее и венедов. Конечно, викингами их называть - анахронизм. Правильнее "морские разбойники". Финнские племена заняли север Европы ещё 6 тысяч лет назад, на 1-1,5 тысячи лет раньше, чем туда добрались индоевропейцы. Так что корабли сначала были у финнов, индоевропейцы прибыли со скотом из глубин Степи Степей...

А германцы для начала занялись разбоем на кораблях на Чёрном море. К средине третьего века готы контролировали все северное побережье Черного моря. Они построили корабли и начали совершать набеги на бывшую Элладу - Грецию. Захватывая города, готы грабили их, а жителей брали в плен. Следует отметить, что инициатива в серии морских экспедиций третьего столетия на Черном море принадлежала не готам, а боранам.
Бораны (также ворады) — народ, проживающий в III веке в Приазовьи и на северных берегах Чёрного моря. Получили известность в связи с морскими набегами на римские владения в годы Скифской войны. Этническая принадлежность боранов точно не установлена, но скорее всего это "сарматы".


Готы против сарматов

Именно инициатива боранов побудила готов и герулов к строительству их "черноморского флота", организацией своей армии готы были обязаны сарматам, с которыми они были в тесной связи. Хотя готы вытолкнули основное количество роксоланов и некоторые другие сарматские племена из западной части черноморских степей, часть этих сарматских племен осталась на месте и признала сюзеренитет готов, как сделали и восточнославянские племена. Первоначально готы воевали пешими, но после своей миграции в будущую Южную Русь они должны были приучиться к верховой езде.

От этого эпизода напрашивается вывод, что "днепровские русы", создавшие "Киевский каганат" могли быть из числа потомков этого готско-сарматского союза.

Другая разновидность "морских разбойников" - это упомянутые выше венеды и славяне "лехиты" ("западные лехиты") - вагры, ободриты, лютичи, руяне и пр. Некогда они жили не только на территории Германии (включая о. Рюген), но и на побережье нынешней Дании и Швеции. Господство венедов-славян было с 9 по 12 век и закончилось с падением Арконы... Одно время они "делили сферы влияния" с собственно викингами (скандинавами).

Теперь о том, являются ли синонимами понятия "викинги" и "варяги".

В «Саге о Хаконе Добром» написано «Затем Хакон конунг поплыл на восток вдоль берегов Сканей и разорял страну, брал выкупы и подати и убивал викингов, где он их только находил, как датчан, так и вендов.»

Таким образом, слово "викинг" употреблено в значении "профессиональном", а не этническом. Значит, викингами в "широком смысле" могли быть эсты, венеды, славяне и / или "смешанные экипажи".
На Руси слова "викинг" не использовалось, выходцев из стран Балтики называли "варяги". Но это только слова...

Варяги упоминаются в "Повести временных лет". В IX - XI вв. у русских князей служило немало варяжских воинов - дружинников, которые выступали в качестве наемников и использовались как в междоусобных войнах, так и с соседними странами и народами.
Варягами называли ещё и скандинавских "гостей" - "чисто купцов", занимавшихся торговлей на пути "из варяг в греки", т.е. между Скандинавией и Византией. В XII - XIII вв. варяжские воины и купцы ославянились, а народы Скандинавии получили другие названия. Так, шведы стали именоваться свеями, норвежцы - мурманами; иногда их называли общим для всех западных народов термином - "немцы".


Свои люди - сочтёмся...

Впервые понятие варяги зафиксировано в сочинении арабского ученого Аль-Бируни (1029 г.): "От [океана] отделяется большой залив на севере у саклабов [славян] и простирается близко к земле булгар, страны мусульман; они знают его как море варанков, а это народ на его берегу."
Аль-Бируни узнал о варягах скорее всего через волжских болгар от славян, так как только последние называли Балтику Варяжским морем. Также одно из первых синхронных упоминаний варягов относится ко времени правления князя Ярослава Мудрого (1019—1054) в «Русской Правде», где выделялся их правовой статус на Руси.
Летописцы конца XI века относили варягов к середине IX века («призвание варягов»). В исландских сагах варяги - vaeringjar- упоминаются при описании службы скандинавских воинов в Византии в начале XI века. Византийский хронист 2-й половины XI века Скилица впервые сообщает о варягах (варангах) при описании событий 1034 года, когда варяжский отряд находился в Малой Азии.
Специалист по Византии В.Г. Васильевский высказал предположение: «Тогда нужно будет принять, что имя варангов образовалось в Греции совершенно независимо от русского «варяги» и перешло не из Руси в Византию, а наоборот, и что наша первоначальная летопись современную ей терминологию XI и XII веков перенесла неправильным образом в предыдущие столетия.»
Переводчик саг с древнеисландского О.И. Сенковский считает, что «варяги» означали искажённое в славянском самоназвании дружины викингов — félag.
Возникшая позднее в Византии лексема «веринги»- væringjar- могла быть заимствованием от русов, то есть искажённые «варяги». В сагах викинги называли себя норманнами, употребляя термин «веринги» («варяги») только по отношению к скандинавским наёмникам в Византии.
Сенковский также обратил внимание на то, что в договоре викинга Эймунда с князем Ярославом (Эймундова Сага) первый обращается к князю с выражением: «Мы просимся быть защитниками этого владения...» Защитники на языке саги — varnarmenn. В Византии или на Руси слово защитники могло превратиться в верингиар (væringjar) по предположению историка XVIIII века В.Н. Татищева.
С.А. Гедеонов нашёл ещё одно близкое значение в балтийско-славянском словаре древанского наречия, опубликованном И.Потоцким в 1795 г. в Гамбурге: warang (меч, мечник, защитник).
Другая распространённая версия — «варяги» произошло от др.-герм. wara (присяга, клятва), то есть варягами были воины, давшие клятву (надо полагать в верности византийскому императору).
По мнению А.Г. Кузьмина слово происходит от кельтского var (вода), то есть под варягами понимали жителей (по версии Кузьмина: ославяненных кельтов) побережья вообще (аналог этимологии в русском: поморы).
Австриец Герберштейн советник посла в Московском государстве в 1-й половине XVI века, одним из первых европейцев ознакомился с русскими летописями и высказал своё мнение о происхождении варягов. Связывая название варягов со славянским прибалтийским народом вагров, Герберштейн приходит к выводу, что : «русские вызвали своих князей скорее от вагров, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком».
Таким образом по предположению Герберштейна варяги есть искажённое на Руси именование славян-вагров.

Короче говоря, "викинги" и "варяги" - это скорее "гипероним" и "гипоним" - воины на кораблях - "викинги", нанявшиеся на службу на Руси или в Византию становятся "варягами".

По мере укрепления Руси как государства появилось "новое поколение викингов" - их называли "ушкуйники"...
Ушкуйник - буквально тот, кто на ушкуе плавает с целью примерно той же, что и викинги и варяги: нападение на прибрежные поселения, торговля награбленным или - если не удалось награбить - торговля "транзитная" (там купил, а тут продал дороже) и" по типу используемых кораблей. Подробнее у меня тут http://pagan.ru/foru...ba%d0%be%d0%b2/

Вот карта набегов под названием "Скифская война"



Скифская война III века (также Готская война, ок. 238—271гг.) — войны Римской империи во 2-й половине III века с коалицией варварских племён, совершавших набеги на Малую Азию, Грецию, Фракию и Мезию из регионов Северного Причерноморья и Прикарпатья.
Война получила название Скифской из-за греков, которые традиционно именовали скифами всех варваров, населявших северные берега Чёрного моря. Римские историки использовали название Готская война по имени наиболее сильного племени в варварской коалиции. Кроме готов^] в набегах в том регионе упоминаются также германцы герулы (элуры), гепиды, вандалы (астринги) и тайфалы, дакийцы карпы и племена неясной этнической принадлежности: певки (бастарны), бораны^] и уругунды^[. Встречается также такое собирательное название варваров как меотийцы.
Характерной особенностью этой войны стали морские походы германцев по Чёрному и Средиземному морям, опередившие почти на 200 лет набеги вандалов из Африки и более чем на 500 лет эпоху викингов.
Скифская или Готская война длилась примерно 30 лет и закончилась в 271 году разгромом готов в их землях императором Аврелианом. Последний набег «скифов» отмечен в 276 году при императоре Таците.

Источник:http://pagan.ru/forum/index.php?/topic/1015-%D1%80...0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B5-%D0%B3/

Одесса incognita: Камышовый трамвай

Источник: http://www.048.ua/news/569360

Викинги — это не Скандинавия

Многие обыватели уверены, что «викингство» — обычный образ жизни скандинавов Раннего средневековья. И что по образу их жизни можно изучать культуру Скандинавии. Антон Платов объясняет, что это также неверно, как считать, что, изучив быт гопников из спальных районов, вы познакомились с культурой России.

На днях меня спровоцировали — и довольно жестко — на то, чтобы высказать свое мнение о реконструкторах-«викингах», вернее — о самом движении «викинговской» реконструкции. Пришлось-таки ответить на вопрос. Тоже довольно жестко.

Думаю, небесполезно этот ответ зафиксировать: меня часто об этом спрашивают, а повторять много раз подряд одно и то же... лень, честно говоря. Да и незачем.

Прежде всего — любой реконструктор абсолютно свободен в своем выборе — время, страна, социальный статус. Это — хобби и, отчасти, образ жизни; кто-то коллекционирует бабочек, кто-то занимается китайской каллиграфией... Вольному — воля.
Более того, историческая реконструкция — любая — безусловно полезное занятие, требующее обретения исторических знаний, практических навыков и т.д.

Проблемы начинаются, когда я слышу заявления типа «Я занимаюсь этим, чтобы лучше понять скандинавскую культуру». А я слышу их постоянно.
И заявления эти вызывают во мне, как минимум, недоумение, а как максимум — желание найти где-нибудь ведро помоев и вылить его на голову говорящего.

Итак.

Первое (культурологическое)

Как прекрасно всем известно, викинг — не национальность, а «профессия». Викинг — это в первую очередь бандит, во вторую — торговец. Обе эти «профессии» интернациональны. Да, большинство «личного состава» викингских банд говорило на скандинавских языках. И что?
Вы можете реконструировать карибских пиратов — кто же вам будет мешать? Но вот утверждать, что вы делаете это, дабы лучше понять традиционную культуру Испании и Португалии... Извините, нонсенс. Да, конкретно эти пираты в большинстве своем были испаноязычны. И что? По ним можно судить об истории и культуре Испании?
Хотите реконструировать одесских бандитов и гопников конца XIX — начала XX веков? Сколько угодно. Но — не утверждайте, что таким путем вы стремитесь познать культуру Российской Империи. Это невозможно.
Точно так же невозможно понять культуру и жизнь скандинавских народов, «реконструируя викингов».

Второе (историческое)

Продвинутые «викинг-реконструкторы» — это еще куда ни шло. Они хотя бы понимают, что именно они реконструируют. Но это — 5-10% движения. Остальная «молодая шпана» — т.е. 90-95% — глубоко убеждены, что «быть викингом» — это скандинавский национальный промысел (ну, примерно как виноделие и производство оливкового масла в Средиземноморье).
Подумайте, дорогие мальчики в дешевых кольчугах с дешевыми клинками — а что будет делать викинг, вернувшийся на зиму в реальную (а не обобщенную, условную, игровую) Скандинавию с мешком золота? Жрать это золото всю зиму? Или — он все-таки будет покупать хлеб, пиво, постельные принадлежности?..
А их ведь кто-то должен производить...
Извините меня те, кто знает, за констатацию очевидного факта, но — пацанью эта констатация необходима. Викинги — исчезающее малая часть скандинавских этносов; это — исключение, а не правило; причем — исключение криминальное (как одесские гопники — у них ведь тоже была и своя иерархия, и свои сакральные нормы — почти религия).
Историографический термин «Эпоха викингов», отмечающий малый промежуток времени между концом эпохи Железа и началом Средневековья, назван так отнюдь не потому, что тогда в Скандинавии «жили одни викинги». Он так назван потому, что это было время, когда европейские государи еще не смогли обустроить управу на безумствующих морских бандитов.

Третье (психологическое)

Вот ты, малец, «реконструирующий викинга», тебе понравится, если в твою квартиру вломится толпа камуфлированных молодцов, которые оглушат тебя дубинкой, при тебе изнасилуют твою мать, жену, дочь, потом снимут с тебя все, включая ботинки, трусы и кредитную карту, и уберутся прочь?
Нет?
Или — ты мнишь себя как раз среди камуфлированных? То есть — твое призвание: убивать, насиловать, грабить? Так хрен ли тогда ты — студент какого-нибудь зачуханного института или клерк в офисе? Иди — убивай, грабь!
Ах, проблема в том, что «Эпоха викингов» прошла, и у нас уже неплохо работает полиция? Можно ведь и на зону загреметь...
Да?

Четвертое (самое главное)

Коллеги,
если вы действительно хотите понять что-то о Скандинавии и скандинавах, выбросьте из головы викингов — это дерьмо было недолго и скоро прошло.
Читайте, например, скандинавских писателей XIX-XX веков, пишущих о том, как оно было, и как оно есть на самом деле. Читайте, например, Халлдоура Лакснесса — вы увидите совсем другую Исландию — тяжелую, страшную порой, но — настоящую Исландию, Исландию скальдов, а не гопников.
...Когда я говорю о современной — и старой — скандинавской прозе, мне каждый раз вспоминается один рассказ норвежского писателя первой половины XX века — увы, не вспомню навскидку имя. Сюжет прост — у мальчика умирает отец, оставляя в наследство кусок земли — фактически, скалы над морем. Это — Север, а не Средиземноморье; даже вдвоем они с трудом обрабатывали этот кусочек земли. Все вокруг понимают, что мальчик не выживет один и предлагают взять его батраком, жалея его. Но он говорит: «Я — свободный бонд и сын свободного бонда. Я не уйду со своей земли».
И умирает с голода. Но — на СВОЕЙ земле.

Вот это — Скандинавия.
Это — настоящее.

А те, кто «реконструирует викингов», в большинстве своем просто не понимают: да сними ты на хрен шлем, возьми в руки бейсбольную биту или китайский ножик-бабочку, выйди на темную улицу мегаполиса... вот ты и викинг.
Не в игре.
В «натуре».

Примет ли тебя Один?..

А вот это — уже другой вопрос.

Источник: http://www.livejournal.com/magazine/196838.html

После воссоединения с Украиной отношения России с Речью Посполитой складывались запутанно. По Андрусовскому 13-летнему перемирию (1667 год) Польша возвратила России Смоленское и Черниговское воеводства и признала воссоединение с Россией Левобережной Украины; что касается Киева, то поляки согласились оставить его московским государям во временном владении, до окончания срока перемирия, взамен на обещание воевать с султаном. Однако тринадцать лет дaвно истекли, а Киев продолжал оставаться под русским скипетром. Обе стороны не возобновляли войну и не могли договориться о прочном мире.
 

 
Тридцать девять раз сходились полномочные послы России и Речи Посполитой в порубежном селе Aндруcoво, чтобы согласовать спорные пункты мирного договора. Поляки требовали Киева и сердились, почему Москва не начинает войну с султаном. Русские послы выставляли в ответ нестерпимые обиды, которые чинили поляки московским государям во время перемирия: то назовут их в официальных бумагах Александром Михайловичем и Федором Михайловичем, то издадут пасквильные книги в поношение русскому государству, а в тех книгах черным по белому написаны такие слова, что и помыслить страшно: «неверная Русь», «дурная Москва».
 

Или вот, издана в Кракове книга в стихах «Лирика», посвященная королевичу Иакову, и в ней непристойным образом прославляется победа над Шереметевым при Чуднове:
 

Слава Богу! Москаль жидоголовый
Тяжкими бряцает на ногах оковы.
А что недавно Польше путами грозили,
Сами ж себя в неволю тяжку посадили:
Слили кровью своею Чудновское поле.

 
Поляки только улыбались: книги эти печатались частными людьми, и ни король, ни сейм за них ответственности не несут, а на описки в имени государевом обижаться нечего, — дело это не важное. Пускай бояре в Москве пишут и называют их короля, как хотят, — они обижаться не станут. Русские послы возмутились: «Как смеете вы говорить подобные речи? За честь нашего государя мы готовы головы свои положить!» Так разгневались, что едва тут же не объявили войну.
 
А пока длились бесплодные препирательства, в Moскве успели, благодаря снисходительности Цареградского патриарха и содействию гетмана Самойловича, подчинить Киевскую митрополию Московскому патриархату.
 
Решение пришло само собой. Неожиданно в Москве получили известие о неслыханном побиении турок под стенами Вены союзными войсками под предводительством польского короля Яна Собеского и французского принца Карла Лотарингского (1683); победители захватили в турецком лагере такое количество золота и серебра, что, не в силах унести все с собой, раздали остатки венцам. Вслед за тем польские послы в Андрусове известили бояр о желании короля Яна заключить с Россией вечный мир, чтобы вместе воевать султана и спасти христианство от угрозы порабощения неверными.
 
Глава правительства царевны Софьи князь Василий Васильевич Голицын решил воспользоваться удобным моментом. Польским послам было сказано, что великие государи Петр и Иван Алексеевичи готовы выслушать предложения короля Яна.
 
В начале зимы 1686 года по санному пути посполитые послы двинулись в путь. Никогда еще Москва не видела столь пышного посольства. Во главе его стояли четверо знатнейших сановников Речи Посполитой. Первым был ясновельможный пан Криштоф на Гримультовицах Гримультовский, воевода Познаньский, маршалок королевского величества, староста Костянский; вторым — ясновельможный пан Марциан Александр с Козельска князь Огинский, граф на Дубровне, канцлер Великого княжества Литовского, староста Мсциборский, Радошковский, Дорсунский, Немонойский и Сидричинский. Оба ясновельможных пана были назначены из сената. Третьим был посол из Великой Польши, ясновельможный пан Александр Приемский, коронный подстолий Остринский; и наконец, четвертым был посол из Малой Польши, вельможный пан Александр Ян с Потока Потоцкий, каштелян Каменецкий, его королевского величества полковник. Послов сопровождала огромная свита — до тысячи шляхтичей, драгун, трубачей, поваров и прочей челяди.
 
В Москве приняли заблаговременные меры, чтобы не ударить лицом в грязь. Послам и их свите отвели четырнадцать каменных палат, девять изб и три деревянные горницы; для полутора тысяч посольских лошадей очистили конюшни в монастырях Симоновском, Спасо-Андрониевском и Новоспасском. На еду людям и корм лошадям выделили из казны огромные по тем временам деньги — по пятисот рублей в неделю. От имени князя Голицына послов встречали в селе Всесвятском, что за Ходынкой, подьячие Посольского приказа Кондрат Никитин и Алексей Васильев. В благодарность послы пили много венгерского за здоровье князя Василия Васильевича.
 
Въезд посольства в Москву напоминал вступление дружественной армии. Все четыре посла сидели в одной карете, по бокам которой верхами ехали подьячие. Сзади тянулись нескончаемые ряды польских всадников и необозримый обоз. Посольский поезд двигался по живому коридору, образованному стрелецкими и дворянскими полками.
 
Когда посольская карета въехала в черту города, московские и иноземные музыканты ударили в литавры, затрубили в трубы. У каждого из боярских дворов послам отдавал честь конный отряд. Удивленные многочисленностью московского войска, послы у каждого боярского дома спрашивали: «Что это за люди? А эти? А те?» Подьячие, наклонясь с седел к окнам кареты, важно поясняли: «То люди выборные, служилые и к ратному делу привычные; служат всегда при дворе царском». Паны в ответ хвалили вооружение и выучку дворянской конницы. Oднако, утомленные медленным шествием, они вскоре начали интересоваться, для чего везут их мешкотно и без конца останавливают. Подьячие отвечали, что из-за многолюдства впереди проход труден. На самом деле Голицын хотел изумить поляков могуществом России.
 
Наконец послов доставили в Кремль, где им была дана аудиенция у обоих малолетних царей. Обращаясь преимущественно к царю Петру, пан Гримультовский сказал пышную речь о доблестях своего государя и его желании вместе с русскими цaрями воевать турок. Затем он зачитал список подарков: в нем были лошади, карета, золотая и серебряная утварь.
 
На другой день приступили к делу.
 
Больше всего Голицын боялся за Киев. Московское правительство четырежды отсрочивало передачу его Польше; последний срок истек два года назад. Думным и посольским боярам, которые вели переговоры, было велено говорить, что Киев задержан правдой: чигиринский гeтман Дорошенко хочет-де уступить его султану, а король польский не в силах будет защитить того края. Однако послы, как и ожидалось, уперлись: давайте Киев назад.
 

 
Бояре начали перечислять вины поляков. Вот какие несносные описки делали они в царском титуле: «государь и облаадатель», а польского короля именовали в грамотах, в нарушение Андрусовского перемирия, «королем Киевским, Смоленским, Северским и Черниговским». Еще: с королевского дозволения напечатана в Кракове «Леторасль Корибутская», — на первом листе изображен королевский герб с латами, шишаками, колчанами, а под ним надпись: «У Москвы и у татар взятое»; на тринадцатой же странице напечатано: «Тем мечом змий татарский и змий же ядовитый четвероногий Московский, крепко вооруженный, познал себя безоружным десницею Казимира, короля на Руси и Литве». А в другом пасквиле благоверный царь Алексей Михайлович назван в четырнадцати местах просто москвитянином, и про него же написано, что он не знаком с наукой, не воспитан в истинном учении святых отцов и церкви и отовсюду мраком окружен. И, несмотря на желание заключить с Россией вечный мир, король продолжает бесчестить великих государей: в посольской верительной грамоте написал «Ивану» вместо «Иоанну». После таких нестерпимых досадительств никогда Киев отдать невозможно. Притом уж и без того много возвращено Польше из завоеваний царя Алексея Михайловича, а на содержание Киева за эти годы употреблена большая казна, а потому об отдаче его говорить не годится.
 
После жарких семинедельных споров склонили, наконец, посполитых послов к уступке Киева, обязуясь за это, со своей стороны, поднять оружие на татар и турок.
 
Но тут же возникли жестокие прения о вознаграждении за Киев. Послы требовали миллион злотых, или 200 000 рублей. Бояре долго отказывались платить, потом предложили 100 000, затем накинули еще 40 000 рублей — и на том упорно остановились. Послы тоже не уступали ни гроша. Думая испугать Голицына разрывом переговоров, они объявили о своем отъезде. Но цари в присутствии князя Baсилия Васильевича как ни в чем не бывало дали послам прощальный прием и отпустили, велев кланяться брату своему королю польскому. На Посольском дворе стояли подводы, готовые к отъезду. Послы, однако, не уехали.
 
Спустя несколько часов они послали к боярам гонца сказать, что ради великого и полезного всему христианству дела уступают 50 000. Теперь Голицын был уверен, что за обещание войны с султаном обдерет поляков как липку.
 
Вместе вновь засели в Думе, составили проект дoгoвора. И опять распря: оказывается, бояре приписали к Киеву города и земли, о которых прежде и речи не было, — Чигирин, Канев и Черкассы. На жалобу Гримультовского Голицын отвечал наотрез: «Своей записи вечного мира мы не изменим, а если господа послы не хотят тех гopoдов вписать за царскими величествами, то пусть едут с Москвы не мешкая».
 
Поляки спорили два дня, на третий начали собираться; прислуга бегала по двору, упаковывая и укладывая вещи. Но прошло еще три дня, а послы все еще были в Москве. На седьмой день они согласились и на уступку гopoдов. Вновь сели с боярами за договор. Придирчиво читали пункт за пунктом, взвешивая каждое слово, спорили жарко и упорно, вставали из-за стола, шептались друг с другом в стороне… Наконец после взаимных малозначительных уступок переписали договор набело. В тот же день цари в Грановитой палате подтвердили запись вечного мира присягой перед послами и боярами.
 
Вечером Софья преподнесла Голицыну давно заготовленные подарки: титул яснеоченного князя, должность наместника Новгородского и звание царственной большой печати и посольских дел оберегателя. Кроме того, он получил в награду полуторафунтовую золотую чашу, кафтан атласный золотный на соболях в четыреста рублей, прибавку к жалованью двести пятьдесят рублей да в вотчину — богатую волость Белгородскую в Нижегородском уезде, принадлежавшую ранее боярину Ивану Михайловичу Милославскому, не дожившему до заключения вечного мира.
 
Пoддaнныx Софья оповестила о великих своих успехах: «Никогда еще при наших предках Россия не заключала столь прибыльного и славного мира, как ныне. Отец и брат наш владели Смоленском, Черниговом и Малороссийским краем только временно, до окончания перемирия, а богоспасаемый град Киев трижды клялись перед святым Евангелием возвратить Польше. Отныне все наше и навеки. Мы же не уступили Польше ни одного города, ни места, ни местечка… Преименитая держава Российского царства гремит славою во все концы мира».
 
Сергей Цветков, историк

Источник: http://pereformat.ru/2014/07/kievnash/?utm_source=...BC%D0%B0%D1%82.%D1%80%D1%83%29

Одесса incognita: Тайны Овидиополя

Источник: http://www.048.ua/news/565165

На одесский пляж из ниоткуда обрушилось цунами и смыло отдыхающих в море

https://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=HS7tKV36H9w

В дискуссии о русской смуте 1917 года (здесь и здесь) мы с Лидией Грот, расходясь в ряде моментов, тем не менее пришли к общему выводу: Россия на том переломном отрезке сделала выбор в пользу социализма. Речь, по сути дела, шла лишь о том, каким будет путь к нему – большевистским, эсеровским или военно-диктаторским (Корнилов, напомню, планировал включение в свою Директорию Г.В. Плеханова).
 

 
Вы никогда не задумывались над феноменом привнесения лексическим единицам через связанные с ними события или явления положительных либо отрицательных коннотаций? Одно из наименований полыни – чернобыль, давшее название небольшому украинскому городку, вот уже четверть века ассоциируется с самой страшной техногенной катастрофой в истории планеты. Таких примеров можно привести великое множество. Слово социализм у кого-то вызывает мрачные воспоминания о пустых прилавках времён позднего застоя, а у кого-то – о репрессиях 30-х годов. У «творческой интеллигенции» это слово не в чести из-за того, что при социализме приходилось снимать фильмы и писать книги о доярках и пастухах, а не о «Sex, Drugs & Rock’n’Roll». Национал-консерваторы с болью и гневом приводят цифры жертв красного террора в годы гражданской войны. Эмоции перехлёстывают через край, зачастую не давая посмотреть на вещи трезвым и непредвзятым взглядом, проанализировать сами понятия, а не связанные с их дальнейшей извращённой интерпретацией явления.
 

Попробуем дать слово тем, кого в симпатиях к «красному проекту» вроде упрекнуть сложно – многократно обвинённым советской историографией в крайней степени реакционности деятелям и сторонникам Союза русского народа и близких к нему организаций.
 
Само слово «социализм» у них тоже было не в чести, ибо в то время оно оказалось накрепко связанным с кровавой смутой 1905 года. Теорию Маркса они считали прямым порождением деградирующего западного общества, эдаким «зубом мудрости» в акульих челюстях капитализма (что, кстати, абсолютно соответствует воззрениям самого Маркса). Но если смотреть не на терминологию, а на суть… Вот какими словами, например, характеризовал в стенах Государственного Совета столыпинскую аграрную реформу граф Олсуфьев:
 

Несомненно, этот новый принцип проводится во имя доктрины, что будто бы личная собственность всё спасёт, что нужно создать в противовес нашему невежественному, тёмному, анархическому часто крестьянину-общиннику – сытого консервативного просвещённого буржуа. Вот этот буржуа и должен спасти Россию… Я считаю этот принцип глубоко антинациональным. Народ русский до сих пор свято верует в Высшую Верховную Власть как защитницу слабых, и если он убедится, что это не так, то в сердцах многих миллионов простых людей настанет горькое разочарование.

 
В программах правых организаций фигурировали следующие тезисы: «защита трудящихся и обремененных маленьких людей от произвола и порабощения капиталу», «удовлетворение крестьянской земельной нужды там, где она сказывается с особенной остротой, должно быть поставлено в первую очередь всеми средствами, имеющимися в распоряжении государства», «улучшение положения рабочих и избавление их, при помощи законов, от эксплуатации со стороны хозяев и подрядчиков». Декларировалась необходимость максимального снижения налогов, строительства учебных заведений.
 
Председатель астраханского отделения СРН Нестор Тиханович-Савицкий предлагал следующий пакет мер для решения «рабочего вопроса»: сокращение рабочего дня до девяти часов, поэтапное увеличение непрерывно длящегося отдыха за счет уменьшения рабочего дня в субботу, государственное страхование, организация на предприятиях бесплатных для рабочих и служащих больниц и библиотек, развитие охраны детского и женского труда, устройство при фабриках и заводах яслей и предоставление работницам времени для кормления детей, обеспечение комплекса мер по совершенствованию санитарно-технической безопасности, запрет обязательных сверхурочных работ, запрет выдачи заработной платы товарами.
 
Особое внимание стоит уделить трудам таких заметных теоретиков правого лагеря, как Сергей Шарапов и Александр Нечволодов. Шарапов предлагал отречься от денежной системы, основанной на золотом стандарте, как неприемлемой для России. По его мнению, настоящие деньги – это «орудие христианской помощи народному труду, предприимчивости и сбережению», такие деньги могут быть только бумажными. Шарапов считал, что право эмиссии может принадлежать только государству в лице центрального государственного учреждения. Величину денежной массы должна регулировать «государственная экономическая политика, становящаяся добросовестным и бескорыстным посредником между трудом, знанием и капиталом». Только единая эмиссионная система и разумное регулирование денежного обращения способна в совокупности создавать «бумажные абсолютные деньги» в любом количестве, которые и идут на пополнение «всенародных, мирских или государственных запасных капиталов».
 
Признаками недостатка денег в природе Шарапов называл высокий процент за наём денег и обесценивание труда, излишка же – развитие промышленной спекуляции, появление дутых или заведомо неблагонадежных предприятий, обесценение денежной единицы, неравномерный рост цен. Сергей Фёдорович не был противником частной инициативы как таковой, но утверждал, что частная предприимчивость не должна подменять собой государственное творчество, общественную власть. Самодержавное государство хорошо тем, что «ограничивает всякую возможность хищной, спекулятивной наживы, не дает возможность возникнуть Ротшильду и такой непомерно растущей, безнравственной и погибельной власти». Многие из идей Шарапова были реализованы в ходе советской реформы кредитной системы в 1930-1932 годах.
 
Схожие мысли выражал и Нечволодов в своём аналитическом труде «От разорения к достатку»:
 

Привлечение иностранных капиталов в государство сводится: к эксплуатации этими капиталами отечественных богатств и рабочих рук страны, а затем и вывоза заграницу золота, приобретённого в стране за продажу продуктов производства. При этом, общее благосостояние местности, где возникают крупные капиталистические производства, обязательно понижается, по законам, выведенным Генри Джоржем в его «Прогрессе и бедности»…
 
Разумная денежная система должна быть основана на следующем: Делание и установление денежных знаков, составляет исключительную прерогативу государства, так как знаки эти служат для производства в нём операции обмена и выпускаются в том количестве, которое необходимо для страны, а потому должны изготовляться из такого товара, который отнюдь государству не приходилось бы брать в долг, да ещё в добавок на невыразимо тяжёлых условиях. На практике – это сводится к бумажным деньгам, невыразимым на золото.

 
По словам Нечволодова, установление системы бумажных денег приведёт к тому, что
 

Сразу и навсегда прекратятся все внешние займы и дальнейшее ее закабаление иностранным капиталом. Россия постепенно станет тем, чем она и есть в действительности, то есть богатейшей страной. Капиталистическое хозяйство, которое искусственно прививалось у нас за последние 50 лет, постепенно заменится хозяйством, основанным на принципах коллективизма и кооперации. Исчезнет мало-помалу пропасть между работодателем и работником. Всякий участник производительного труда будет сознавать себя пайщиком общегосударственного хозяйственного предприятия, интересы которого совершенно тождественны его личным. Благодаря достатку в деньгах можно будет поставить наше земледелие на должную высоту…

 
Подмечает Нечволодов и лукавство авторов «Капитала», которые, «призывая пролетариев всех стран к борьбе с существующим порядком и капиталистами, под последними разумеют только землевладельцев и фабрикантов, но ни слова не говорят ни о банкирах, ни о биржах».
 
Уместно будет вспомнить и осторожную концепцию главы Особого отдела Департамента полиции Зубатова, названную остряками «жандармским социализмом» – самодержавие как гарант социальной гармонии, необходимость глубоких социальных перемен через эволюцию, а не революцию, организация профсоюзов под опекой государственных структур. Но наиболее чётко и недвусмысленно, не пугаясь даже запретного для многих слова, выразил свои мысли великий русский мыслитель Константин Леонтьев:
 

Для нас одинаково чужды и даже отвратительны обе стороны – и свирепый коммунар, сжигающий тюильрийские сокровища, и неверующий охранитель капитала, республиканец-лавочник, одинаково враждебный и Церкви своей, и монарху, и народу… Я скажу даже больше: если социализм не как нигилистический бунт и бред самоотрицания, а как законная организация труда и капитала, как новое корпоративное принудительное закрепощение человеческих обществ имеет будущее, то в России создать… этот новый порядок, не вредящий ни церкви, ни семье, ни высшей цивилизации – не может никто кроме монархического правительства.

 
Царь и социализм – заоблачно, но как-то очень по-русски! Зубатов, Леонтьев, Нечволодов, Шарапов, многие другие выдающиеся общественные деятели, включая Менделеева – все они разнились в частностях, по-разному называли свои воззрения, но сходились в одном. В том, что гармоничным в России может быть только государство, основанное на идеалах социальной и нравственной справедливости. Любое другое рано или поздно будет отвергнуто, как организм отвергает неумело пересаженный плохим врачом донорский орган.
 
Станислав Смагин, политолог
 
Перейти к авторской колонке
 
 
P.S. После диалога в комментариях с пользователем ulmerug считаю необходимым внести маленькое дополнение. Собственно, мысль, которую я хочу озвучить, и так присутствует в статье, но она крайне важна (причём не только для конкретного материала, но для чёткого определения инструментария общественно-политических дискуссий в целом). Поэтому лишний раз недвусмысленно сформулировать её не грех. Суть вот в чём. Надо чётко различать:
 
1.) Идеологии и доктрины в их первоначальном виде, сформулированном основоположниками.
 
2.) Недобросовестных последователей, криво и ошибочно развивавших эти доктрины либо вовсе данными доктринами лишь прикрывавших свои неприглядные деяния (как отличить корректных последователей от некорректных – отдельный вопрос, каждый случай надо рассматривать отдельно), а также деятелей, ввиду размывания на каком-то этапе истории по тем или иным причинам понятийного аппарата политической науки, наклеивших на себя ярлык, к которому реально отношения не имеют.
 
3.) Нередко выдающиеся мыслители, имеющие претензии к субъектам из предыдущего пункта, автоматически переносили отношение к ним на первый пункт, что ещё более запутывало картину. Теперь люди судили об идеологиях не по пункту 1, а по пункту 2, опираясь на авторитетное мнение пункта 3 – или и вовсе ограничиваясь им одним.
 
Примеров путаницы, к которой приводит подобная ситуация, великое множество. Так, многие российские обыватели до сих пор судят о сути либеральной демократии, глядя на ЛДПР Жириновского – хотя по программе и риторике лидера (опять-таки, не путать с реальными делами!) это типично правая, национал-консервативная партия. И наоборот, правыми у нас с начала 90-х стали именовать себя либералы. Фашизм, изначально в исполнении Муссолини бывший всего лишь идеей умеренно-тоталитарного государства, построенного на корпоративизме и патернализме (при этом практически без намёка на национализм), накрепко пристегнули к нацизму, и теперь попытки разделить эти понятия хотя бы в научных дискуссиях… приравнивают к апологетике фашизма!
 
Получается как в анекдоте: «Правда, что Петров выиграл «Волгу» в лотерею? – Все верно. Только не Петров, а Иванов. И не «Волгу», а сто рублей. И не в лотерею, а в карты. И не выиграл, а проиграл». Умение отличать Петрова от Иванова (и главное, желание их различать) должно быть присуще любому здравомыслящему человеку участвующему в мало-мальски содержательном диспуте.
 
Станислав Смагин

Источник: http://pereformat.ru/2012/03/socializm-i-zar/

Откуда появился суровый, отважный и свободолюбивый характер сибиряков? Как сложился особенный менталитет русского населения Сибири? Ответы на эти вопросы лежат в прошлом, когда Россия присоединяла и колонизировала сибирские земли. Известный учёный, доктор исторических наук Владимир Пузанов рассказывает о том, какой была военная роль крестьян Сибири в XVII-XVIII веках.
 

Иллюстрация из альбома художника, этнографа и писателя Н.Н. Каразина.
 
В Московском государстве XV-XVII вв. жилецкие люди считались правительством обязанными нести военную службу. Но если служилые люди должны быть готовыми к войне всегда, то жилецкие люди – при необходимости, власть считала их обязанными защищать свои города.
 

В 1502 году Иван III требовал от рязанской великой княгини Аграфены, чтобы она не отпускала торговых людей Рязани ездить на Дон. Эти торговые люди должны были оставаться в Рязани для защиты южного города, когда рязанские служилые люди находились на службе московского великого князя.¹
 
Защита своих слобод являлась обязанностью и для населения сибирских слобод. 14 июня 1652 г. воевода Верхотурья писал приказчику Ирбитской слободы Андрею Бернатскому о возможном нападении калмыков, предписывая, в случае если «про калмыцких людей вести поновятся», приказать всем крестьянам ехать из деревень в острог слободы с ружьями или саадаками, чтобы калмыки не захватили слободу и острог изгоном, отпустив их оттуда только когда «вести про калмыцких воинских людей минуются».
 
В ходе летних боев 1662 г. крестьяне составляли основную, а часто и единственную группу, защищавших слободы от повстанцев. 15 августа 1662 г. ойраты и башкиры напали на Покровское село Арамашевской слободы, крестьяне сели в осаду и просили помощи у приказчика слободы Афанасия Бибикова («прошают силы на подсобь»).² Афанасий Бибиков собрал в слободе ополчение крестьян с оружием, а также обратился за помощью к приказчикам соседних слобод. В частности, приказчик Невьянского острога князь Семен Пелымский послал к нему 20 крестьян, которые, вернувшись из похода, привезли захваченного пленного татарина Туринского уезда. 1 июня 1667 г. приказчик Ирбитской слободы Яков Давыдов послал в разведку по воинским вестям 20 человек беломестных казаков и крестьян, которые ездили 4 дня. Главную силу при обороне большинства сибирских слобод составляли именно крестьяне.
 
В 1682 г. Иван Томилов, приказчик Арамашевой слободы, писал в Верхотурье: «крестьян в слободе мало, в осаде сидеть и биться с воинскими людьми нечем».³ Однако не всегда крестьяне желали исполнять предписание власти об обороне слободы. В 1682 г. Федор Томилов, приказчик Невьянского острога, доносил в Верхотурье, что крестьяне не слушают беломестных казаков, которых он разослал по деревням, отстоящих от центра на расстоянии от 15 до более 30 верст, с приказом «для осадного времени» ехать в острог. По его словам, «крестьяне в Невьянской острог не едут и бегут с женами и детьми по лесам и мне защищать острог некем», так как беломестных казаков в остроге всего 4 человека. Пришедших в острог крестьян было мало: «небольшие люди», и те были плохо вооружены, не было пищалей и саадаков, которые полагались.⁴
 
9 августа 1682 г. верхотурскому сыну боярскому Михаилу Бибикову было предписано ехать в Краснопольскую слободу и примирить крестьян с приказчиком, повелев ему, чтобы он жил «смирно и крестьяном никаких налог не чинил, а крестьяном приказать, чтоб Ивана во всем слушались». Память сообщает, что крестьянам во время угрозы нападения кочевников на русскую территорию «по воинским вестям» предписывалось «дневать и ночевать» в остроге слободы в количестве 15-20 человек. Михаил Бибиков, который должен был собрать оружие в прикрытых другими поселениями слободах и привезти его в наиболее угрожаемые, заявил, что он не ездил в Арамашевскую слободу, так как крестьяне Пышминской слободы отказались выдать ему по памяти пушки железные и ядра, а затинную пищаль, взятую в Ницынской слободе, он послал с провожатым.⁵ В памятях к приказчикам острогов и слобод требовалось, жить «в остроге и деревнях з беломестными казаками и крестьянами с великим бережением неоплошно и в подъезды и в проезжие станицы беломестных казаков посылал бы безпрестанно».⁶
 
Помимо защиты острогов и слобод, местное население юга Сибири вместе с войсками и самостоятельно участвовало в стычках, вылазках, разведывательных операциях: в 1662 г. отряд Невьянского монастыря «побил в походе» 200 воровских татар, старцы Исетской пустыни в ходе башкирского восстания периодически совершали объезды Приисетья вооруженными отрядами. 16 августа 1662 г. приказчик Ирбитской слободы получил память из Верхотурья, приказывающую, собрав всех беломестных казаков и «из крестьян охочих людей», послать их к Федору Головкову, приказчику Ницынской слободы, который должен был объединить силы ополчения двух слобод и идти на выручку Арамашевской слободы, осажденной башкирами. В Ирбитскую слободу был послан верхотурский стрелец Петр Конев, чтобы ускорить сбор людей в поход.
 
Часто с отписками в соседние слободы и в уездный центр приказчики посылали именно крестьян; так, 23 июня 1682 г. приказчик Тагильской слободы Андрей Родичев послал крестьянина Петра на Верхотурье, предупреждая о возможности нападения башкир.⁷ Подобная активность населения проявлялась не только в периоды боевых действий. В 1672 г., в период, когда к рекам Исети и Тоболу прикочевал калмыцкий тайша Мелай, выразивший готовность служить русскому царю «со всеми своими улусными людьми», слободчик Суерской слободы Осип Давыдов и Федор Кренев, собрав драгун, беломестных казаков, пашенных крестьян и «кречатьи помытчики» Исетской слободы – 70 человек – вышли в степь и разгромили кочевья Мелая, «кочевных его людей побили, а жен их и детей взяли, а погромную рухлядь разделили по себе», что вызвало недовольство центральной власти.
 
В период конфликтов на юге среди населения распространялись слухи о призыве в русские военные отряды. 2 августа 1682 г. крестьянин слободы Царево Городище сообщил в судной избе приказчику Краснопольской слободы, что из Тобольска прислано в Мехонскую слободу 2 тысячи служилых людей под началом Федора Волкова, который прибирает в полк «вольных и охочих людей» со всех Исетских слобод, собираясь идти с ними в поле на башкир.⁸
 
В 1709 г. воевода Тобольска князь А. Черкасский издал указ, «кто похочет всякого чину слободские жители идти охотой на воинских людей башкирцев для поиску войной те бы люди приезжали в Катайский острог с ружьем, лошадьми и запасы», возложив командование «охочими людьми» на первого драгунского капитана острога в 1698 г. в отставке Осипа Мурзина. Характерно, что желание воевать заставило часть крестьян вступить в конфликт с представителями местной администрации. Верхотурский воевода не подтвердил тобольский указ в своем уезде, но крестьяне Камышловской и Тамакульской слобод, несмотря на запрещение приказчика, уезжали в Катайский острог: «утайкой… уезжают в охочие в степь, а мне их удержать невозможно, для того, что пора летняя». Позднее отряд Осипа Мурзина, насчитывавший к тому времени 200 человек «охочих крестьян», вошел, наряду с драгунами, в подчинение Ф.А. Толбузина, принимал участие в сражении 12 августа на озере Чебаркуль. Кроме этого, существовали отдельные отряды ряда слобод. Например, 26 апреля 1709 г. крестьяне Пещанской слободы – 34 человек с ружьями – преследовали отогнавший скот от слободы отряд башкир, «нагнав билися с ними… скот отбили», 28 мая после отгона скота у Арамильской слободы отряд сержанта Семена Травина в 150 драгун и крестьян нагнал в степи башкир, но был отбит, потеряв 18 человек убитыми, 20 ранеными, 20 пленными. В июле 1709 г. отряд охочих людей Багаряцкой слободы вышел в степь на повстанцев, в бою «русских людей пало многое число». По сведениям Акинфия Демидова, в июле 1709 г., после нападения повстанцев на Каменский завод, «русские люди разных слобод, собрався волница за ними изменники… в степь ходили, кошев 5 побили и скот на завод отбили». 10 августа отряд русских крестьян и черемис Чусовой слободы из 90 человек разбил появившийся у слободы отряд повстанцев в 70 человек, перебив 20 из них.⁹ Таким образом, использование крестьян Сибири в боях восполняло отсутствие регулярных сил и носило самый широкий характер.
 
По сведениям Николая Витсена, путешествовавшего по России в 1664-1665 гг., крестьяне Сибири были, как правило, «… хорошо обеспечены оружием, так что, когда язычники–разбойники пытаются их обидеть, они закрываются в своих домах и из ружей стреляют через окна и с легкостью изгоняют их». Акты XVII в. свидетельствуют, что власти Сибири не только поощряли распространение огнестрельного оружия у русского населения, но иногда и раздавали его сами из «государевой казны».
 
Особенно широкой подобная практика была на территории Верхотурского уезда, где было мало служилых людей и много слобод с крестьянским населением. 8 апреля 1664 г. староста пашенных крестьян Невьянской слободы Андрей Сидоров сын Шмаков подал отписку на Верхотурье, что принял из государевой казны 15 пищалей с ложами и замками, 7 замков шкоцких, 7 простых, староста Ницынской слободы принял 10 пищалей.¹⁰ В 1668 г. у приказчика верхотурского сына боярского Семена Будакова в остроге Пышминской слободы на «острожном ряду» имелась затинная пищаль и 20 железных ядер, в казне имелся 21 мушкет, которые раздавались населению. В слободе жило 13 беломестных казаков и 45 оброчных крестьян.¹¹ В грамоте Федора Алексеевича 22 сентября 1679 г. верхотурскому воеводе Р. Павлову, в связи с доведением до тысячи человек драгун на Исетской линии, предписывается выдать им мушкеты и пищали, «которые были у солдат и у беломестных казаков и у крестьян даны из нашей великого государя казны».
 
В 1682 г. воевода Верхотурья Ларион Лопухин сообщал тобольскому воеводе князю Голицыну, что город не готов к ожидавшейся войне с башкирами: «на Верхотурье в государевой казне ружья нет», имевшееся оружие не годилось к стрельбе, было мало боеприпасов и мало служилых людей, поэтому «Верхотурского уезда слободы и остроги послать нечего». Подобная ситуация была и в слободах, где ружья и боеприпасов было мало «и в приходе воинских людей» по словам воеводы обороняться будет нечем.¹² Воевода указывал, что к 1682 г. в составе Верхотурского уезда было построено 12 слобод и острогов, в которых «пушек нет и мушкетов мало». Беломестные казаки, пашенные и оброчные крестьяне уезда обратились к воеводе с челобитьем, что в слободах и острогах «беречься невозможно и в приход воинских людей оборониться нечем».¹³ Так, в Чусовской слободе не было пушек и затинных пищалей и «ручных пищалей мало, а та Чусовская слобода стоит с приходу башкирской степи».
 
В Ирбитской слободе в 1682 г. у беломестных казаков имелось только 24 мушкета и небольшое количество боеприпасов, которого, по оценке приказчика, было «к воинскому делу мало». По данным приказчика Ивана Томилова, в Арамашевой слободе имелось 26 мушкетов и 2 пищали – одна на проезжей башни «пищаль небольшая», вторая пищаль затинная и мало боеприпасов. В Ницынской слободе также имелось мало оружия и боеприпасов, «а которые мушкеты есть, у тех замки поломаны», в слободе не было кузнеца, который мог бы исправить замки, ближайший находился в Невьянской слободе. В Невьянской слободе также оружия было мало, «в осадное время сидеть некем и не с чем». Верхотурский сын боярский Михаил Бибиков, посланный 9 августа 1682 г. из города в Краснопольскую слободу, должен был собрать у крестьян розданные им ружья, бердыши и рогатки и положить в казну на случай обороны а также перевезти пушку и пищаль затинную в более угрожаемую Чусовскую слободу.¹⁴
 
Крестьяне играли главную роль в строительстве укреплений слобод. В 1670 г. по царскому указу и верхотурской памяти Якову Борисову было повелено построить слободу на реке Пышме на Красном Яру, прибирая беломестных казаков и оброчных крестьян. Яков Борисов позднее написал челобитную, сообщая, что в беломестные казаки и крестьяне хотят записаться «многие охочие люди», но не делают этого по причине отсутствия острога, и просил отправить для этого население старых слобод Верхотурского уезда, отмечая, что и ранее «в новых слободах остроги ставлены Верхотурского уезда пашенными и оброчными крестьянами». На Верхотурье в приказной избе было выписано из документов прошлых лет, что царскими указами 1654, 1657, 1667 гг. было приказано направлять стройщиков-крестьян старых поселений для строительства Катайского острога, Пышминской, Краснопольской и Камышевской слобод.¹⁵
 
13 августа 1681 г. царским указом и верхотурской памятью приказчик Аятской слободы получил приказ построить острог небольшой «для приходу воинских калмыцких людей и воровских башкирцов». Приказчик должен был самостоятельно определить, где стоять острогу, где предполагалось и строительство крестьянских житниц. Острог рубленой должен быть в длину 40 сажен, в ширину 30 сажен, мерой в тарас вышиной 2 сажени до обломов сажень с четвертью и на обломах сажень без четверти, башни, мост, катки по острогу, надолбы силами беломестных казаков и оброчных крестьян слободы. Крестьяне обратились с челобитьем, чтобы им было разрешено закончить строительство после страдной поры. Приказчик писал на Верхотурье, что подобный острог поставить одной слободой «не в мочь».¹⁶
 
23 июня 1682 г. приказчик Тагильской слободы Андрей Родичев, сообщивший о возможном нападении башкир на русские слободы, получил из Верхотурья приказ с требованием острог слободы «починить и устроить, круг острогу крепости, какие пригоже на оборону от воинских людей», запасти камни и другие припасы на случай осады, переписать всех крестьян, имеющих ружья, наказав им, «чтоб жили с великим бережением». Приказчик должен был постоянно сообщать известные ему сведения в уездный город «и буди у тебя каких вестей объявятся и ты б о тех вестех писал на Верхотурье почасту».¹⁷
 
В 1682 г. все приказчики уезда получили из Верхотурья приказ починить и усилить укрепления своих острогов. 9 августа 1682 г. была послана память приказчику Пышминской слободы с требованием починить силами крестьян острог слободы, где были неисправны укрепления одной стены.¹⁸ Крестьяне не всегда соглашались с требованием укрепления слобод. В 1693 г., во время набега казахов на слободы по р. Тоболу, крестьяне Новой Пышминской слободы «во всем отказали» приказчику Н. Албычеву, который требовал починить острог в слободе.
 
В эпоху Петра I последовательно проводилась милитаризация крестьянского населения юга Сибири. Причиной этого стали разорительные набеги казахов на Сибирь в 90-е гг. XVII в., от которых Петр I хотел отбиться с минимальными затратами для казны. В 1697 г. Петр I предписал сибирским воеводам разослать памяти приказчикам, которые должны были мобилизовать крестьян на строительство различных укреплений около слобод – «поделать надолбы и всякие крепости». Кроме того, отныне запрещалось строительство новых деревень в угрожаемых от набегов кочевников районах. Теперь, выбирая место под поселение, надо было главное внимание обращать на военные возможности местности, строить поселения «при крепких и оборонных местах многолюдно». При этом, особенно отмечалось, чтобы строительство новых поселений проходило «не на спорных землях».¹⁹
 
19 апреля 1699 г. Петр I в грамоте тобольскому воеводе князю М.Я. Черкасскому приказал летом этого года разрушить малые заимки и деревни, находящиеся в районе набегов «неогороженные, некрепкие и малолюдные» и свести их население в крупные слободы, укрепляя их «всякими крепостьми». Одновременно было приказано вооружить все население сибирского юга, для чего Петр I приказал продать крестьянам по себестоимости старые пищали из тобольского запаса. Отныне все «пашенные мужики» были обязаны иметь личное оружие – ружья, копья и бердыши, которое предписывалось проверять на смотрах, за отсутствие ружья Петр I приказал брать пеню 1 рубль с человека.
 
17 января 1701 г. указ Петра I требовал в городах и слободах Тобольского уезда «а наибольше в тех местах, которые к степям близки» от слободских всякого чина людей и крестьян «тех слобод и деревень быть в готовности с опасением, чтоб у них, против наших великого государя прежних указов, было у всякого конного и пешего, ружье, пищали, копья, бердыши, саадаки, а в острожках и в драгунском полку и пушки». В случае отсутствия «у крестьян у кого» ружья, Петр I требовал купить его или выменять на хлеб. Указ предусматривал воинские учения крестьян силами размещенного в крае драгунского полка: «а когда у них зимою дела нет, устроя у крестьян у 100 человек по капитану и порутчику и их же братьи мужиков воинскому делу учить без отговорки, у всякого б ружье в дому всегда в готовности было, и в летнее время тем ружьем могли б всякому неприятелю учинить пристойный отпор и себе оборону». Офицеры должны были собрать записи крестьян о количестве таких крестьянских сотен в каждой слободе, из крестьян выбирались сотники и десятники, надзиравшие за состоянием оружия, состоянием вооруженных караулов, выставляющихся на поле на время работы «… и к покупке ружья и к караулам всяких чинов людей понуждать неволею, чтоб во время прихода неприятельских людей могли всякого чина люди с ними биться и в погоню за ними ходить». Петр I требовал от воеводы Тобольска «в Тобольском уезде и Тобольского розряду в городех и слободах слободским всякого чина людем, крестьяном, а наибольше в тех местах, которые к степям близки, и отколь каким неприятельским нашествием разорение опасно, тех слобод и деревень в зимнее и летнее время быть в готовности с опасением».²⁰ В случае серьезных конфликтов крестьяне неукрепленных деревень обязались съезжаться в поселения с «крепостями», занимая там оборону.²¹ В XVIII в. правительство, для избежания контактов русского населения с кочевниками, стремилось запретить поездки крестьян юга Сибири в степь для занятий промыслами и охоты. Однако провести эту линию на юге края было очень трудно, даже после строительства линий крестьяне Сибири пытались ездить за рубежи, контролируемые русской властью.²²
 
В XVIII в. в Сибири создаются целые полки из крестьянского населения. Первым из историков, заметивших это явление, был В. Н. Татищев, который использовал крестьянские ополчения в своей деятельности на Урале. Он отмечал, что в трех восточных губерниях России – Астраханской, Оренбургской и Сибирской – имеется, кроме регулярных войск, примерно по 3 000 казаков.²³ При этом, в Оренбургской и Сибирской губерниях при необходимости собирается военное ополчение из «народов и мужиков (кои все люди оружейные и воинским порядкам нарочно обучаются) весьма немалое число может быть собрано и часто против набегов» кочевников определяются.
 
По данным генерал-майора Киндермана, первого командира сибирских линий, выписные казаки были «еще в башкирское замешание выбраны», появились в Сибири в период самого крупного башкирского восстания 1735-1741 гг. Однако сами выписные казаки Ишимского и Ялуторовского уездов писали, что они были призваны на военную службу на южные форпосты еще за несколько лет до того, в 1732 г. Территорией формирования первых выписных казаков стали два южных уезда Сибири – Ишимский и Ялуторовский.²⁴
 
Первое время выписные казаки набирались из крестьян только в Ишимском и Ялуторовском уездах. Можно считать, что администрация Сибири сочла удачным опыт привлечения крестьян на постоянную военную службу, в результате выписные казаки появились и на других, более восточных территориях. В частности, в 1739 г. выписными казаками стали крестьяне Татмыцкой слободы, которые с конца XVII в. уже имели определенный опыт военной службы в качестве беломестных казаков.²⁵ В 1724 г. 200 беломестных казаков Татмыцкой слободы были положены в подушный оклад, а через 15 лет они стали выписными казаками. 200 выписных казаков из крестьян имелось к 1744 г. на реке Иртыше – 100 в Омской крепости и 100 в Чернолуцкой слободе.
 
Однако больше всего выписных казаков и в это время состояло в западных уездах Сибири.²⁶ К 1751 г. там имелось 1400 выписных казаков из крестьян и разночинцев – 800 в Ялуторовском уезде и 600 в Ишимском уезде. После подавления башкирского восстания власти использовали их для защиты южных уездов от набегов казахов.
 
В 1751 г. Киндерман начал формирование 10-ти полков выписных казаков, по 1000 человек в каждом. 4 из них формировались на востоке в Кузнецком, Томском, Красноярском и Енисейском уездах и 6 на западе – в Тобольском, Тюменском, Верхотурском, Ялуторовском, Краснослободском, Ишимском уездах. При северных городах Сургуте, Березове, Нарыме, Кетске и Мангазее, в связи с малочисленностью русского населения, «для живущих близ тех городов иноверцев» формировались не полки, а команды.
 
Военная Коллегия отмечала, что Киндерману удалось набрать полностью 10 полков и 5 команд. По данным Сената, в 1752 г. Киндерман набрал 9630 рядовых и 515 командиров из дворян, детей боярских, отставных солдат, драгун и казаков – всего 10 145 выписных казаков. К 1759 г. в Сибири осталось 8 143 выписных казака. Выписные казаки в 50-70-е гг. XVIII в. служили на линиях юга Сибири.²⁷
 
Перепись Киндермана 1749 г. по 11 пограничным слободам Среднего Притоболья, входящих в состав Ялуторовского дистрикта, зафиксировала у его жителей 961 единицу огнестрельного оружия, в том числе 798 винтов, 88 турок, 13 фузей, 19 мушкетов, 33 глади, 2 карабина и 8 пистолетов. Обращает на себя внимание сам факт переписи в период опасности нападения джунгар всего боеспособного (от 16 до 50 лет) мужского населения пограничных слобод Сибири, которые рассматривались администрацией как главный резерв вооруженных сил. В Среднем Притоболье такой резерв составлял 6302 человек, 15% которых имели ружья различных систем. Количество оружия на человека колебалось в зависимости от близости слободы проживания к границе. Например, в Салтосарайской слободе огнестрельное оружие имели лишь 6% боеспособного населения, зато в Утятской и Верх-Суерской 23% и 34% соответственно, в большинстве слобод эта цифра составляла 14% (Емуртлинская слобода) – 15% (Царев Курган). Наряду с учтенным частным оружием, в острогах и слободах Южного Зауралья находилось значительное количество артиллерийских систем. К 1741 г. в Исетском дистрикте было 20 пушек различных калибров, в Окуневском дистрикте 22 пушки, в Ялуторовском и Шадринском дистрикте – по 29, из которых 14 приходилось на Далматовский монастырь – всего 100 орудий, к ним необходимо прибавить количество артиллерии Сибирского полка слободских драгун, возросшей с 11 до 38 орудий к 1744 г.²⁸
 
Вооруженное, живущее в укрепленных слободах и деревнях, то обороняющее свои поселения, то идущее вместе с войсками или само по себе в степь за добычей, крестьянское население южной границы Сибири XVII-XVIII вв. мало напоминает крестьянское население Севера или Центра России, откуда оно вышло. Характерно, что правительство Петра I не видело существенной разницы между военным населением и крестьянами, которые должны были делать то же, что и первые – учиться воинскому делу, оборонять слободы и участвовать в походах, ничего не получая за это. Пограничное населения юга Сибири легко шло в беломестные казаки, Сибирский полк слободских драгун, а в 30-е гг. XVIII в. стало основным источником формирования Исетского казачьего войска.
 
Крестьянство играло важную роль в защите русской Сибири XVII – начала XVIII вв. Эта роль русского крестьянства была обусловлена слабостью русских военных сил на юге колонизуемого края и достаточно серьезной опасностью от соседних кочевых этносов – ойратов и башкир. Отряды беломестных казаков, формируемые правительством на юге Западной Сибири, не могли решить проблему безопасности русских колонистов, поэтому местным властям, слободчикам и приказчикам пришлось постоянно использовать крестьян слобод юга Сибири для выполнения многих функций, традиционно выполнявшихся служилыми людьми. Крестьяне не только строили военные укрепления в слободах и острогах, но и должны были нести там караульную службу, посылались в соседние остроги с вестями и т.п. В период военных действий крестьянское население включалось в состав военных отрядов слобод и острогов, а часто и совершало походы в составе отрядов регулярных сил.
 
Понятно, что подобные действия властей не вызывали большого энтузиазма у крестьян, отвлекая их от основных работ. Однако характерно, что здесь не было и серьезного сопротивления, факты уклонения от работ по строительству укреплений были редки. Представители русского крестьянства Сибири XVII в. понимали, что от их действий, в данном случае, зависит их жизнь и жизнь их семей. При захватах кочевниками русских поселений, население убивалось и уводилось в плен в улусы, откуда русских продавали в Среднюю Азию, Китай, и другие государства. Поэтому крестьянство Сибири не только строило укрепления, но и активно участвовало в их защите, а также в боях и стычках с кочевниками. Подобные действия местных властей находили поддержку воевод уездных центров, направлявших в слободы оружие для раздачи крестьянам, а также согласие центрального правительства.
 
Надо отметить, что для крестьянства Сибири выполнение многих функций служилого населения не было абсолютно новым делом. Уезды Поморья, которые по данным историков, представляли главную часть крестьянских колонистов Сибири, отличались от других русских уездов по социальному составу населения. Там почти не было служилых людей, которые в XVII в. в городах Московского государства являлись наиболее многочисленной, а часто и вообще единственной группой населения. Поэтому и там многие функции служилых людей выполняли жилецкие люди – посадские люди и крестьяне. В эпоху Смуты жилецкие люди Поморья на протяжении многих лет не только защищали свои города и уезды от набегов отрядов литовских людей и казаков, но и составляли рати ополчений, которые освободили от иноземцев Московское государство.
 
В Сибири состав русского населения был совершенно другой, служилые люди были здесь, как и на юге наиболее многочисленной группой, однако в целом, русское население Сибири было в XVII в. очень небольшим для огромной территории края. Служилые люди из уездных центров не могли защитить от набегов населения десятки слобод и острогов. Кроме того, надо учитывать, что в Московском государстве использование жилецких людей в обороне городов и походах имело очень давнюю практику.
 
Большое влияние (масштабы которого до настоящего времени являются одной из самых спорных тем в русской исторической науке) на жизнь Руси оказало соседство с кочевыми народами. Одним из последствий этого явления стало формирование особых групп населения на окраине славянского и тюркского миров. Уже в XI-XII вв. от Ростово-Суздальского до Галицкого княжеств под властью русских князей жило несколько десятков тысяч тюрок, и, наоборот, часть восточных славян уходило из-под контроля княжеской власти в степь за политические пределы Руси. Между Русью и кочевым миром стояли крепости – «заставы богатырские» с военным населением, воспетым русским народом в былинах. Нашествие монголов разрушило складывающиеся традиции и перемешало все это пестрое пограничное население. Но с освобождением Московской Руси от власти ханов мы вновь видим на ее окраине все те элементы, которые были характерны для Киевского периода – татары на русской службе в отрядах служилых царевичей, славянское население, ассимилирующее тюрков в поле (казаки) и правительственные военные отряды на окраинах Руси.²⁹ Когда после завоевания Сибири началась ее колонизация русским населением, здесь также постепенно складываются особые военные группы пограничного населения.
 
Владимир Пузанов,
доктор исторических наук

Источник: http://pereformat.ru/2011/12/krestyane-sibiri/

• Сайт города Одессы

Одесса incognita: Третий Бог Севериновки

Жаль, что все так запущено. Наши власти даже Одессу не могут сохранить, все ветшает и осыпается. А ведь и вокруг Жемчужины полно интереснейших мест. Севериновка - тому пример. Спасибо, что вспоминаете, обращаете внимание общественности. Глядишь и поднимем наш край с руин. Станем настоящим туристическим центром. А не только пунктом по приему беженцев и флота.

Источник:  http://www.048.ua/news/555355

Одесса incognita: Неизвестный Белгород-Днестровский

Источник: http://www.048.ua/news/560198

Источники о допетровской России и взгляды на происхождение Руси на Западе долгое время укладывались в рамки исторической традиции, которой следовали европейские интеллектуалы, авторы путевых записок и даже рассказчики из народа. В книжном варианте эта традиция оформилась ко времени Герберштейна и Мюнстера. Её фактическая сторона находила прямое подтверждение в трудах средневековых хронистов вроде Титмара и Саксона Грамматика, которые сообщали многие интересные сведения о Руси. Не удивительно, что эта традиция нашла наиболее яркое выражение в северной Германии, с которой более-менее определённо связывается прародина летописных варягов – основателей древнерусской государственности.
 

Время от времени сложившаяся историческая традиция актуализировалась в контексте политических и межгосударственных связей. В начале XVIII столетия открылась новая страница во взаимоотношениях России с Западной Европой. В разгар Северной войны Пётр I стремился к усилению русского влияния на южном побережье Балтики, рассчитывая на то, что эти территории удастся эффективно использовать как плацдарм для борьбы со Швецией. Герцогство Мекленбург, также вступившее в войну против шведов, в свою очередь рассчитывало на военную помощь России. И русская дипломатия не преминула воспользоваться этим шансом, чтобы укрепить позиции на Балтике. К тому же, Россия впервые за несколько столетий снова вышла к балтийским рубежам, с которыми было тесно связано её древнейшее прошлое. Актуальное внешнеполитическое сотрудничество помогло вспомнить про общую историю, которая уходила корнями ко временам варягов и последнего ободритского князя Никлота.
 

Со временем второго крупного визита царя Петра I в Европу совпал брак правящего мекленбургского герцога Карла Леопольда с дочерью Ивана V Алексеевича Екатериной, заключённый 19 апреля 1716 года в Данциге. Такой династический союз был вполне обусловлен не только политическими предпосылками, но и традиционными русско-мекленбургскими связями.¹
 
К высочайшей свадьбе великокняжеский печатный двор в Гюстрове выпустил юбилейную книгу торжественных поздравлений, стихов и генеалогий, составленную при непосредственном участии проректора местной гимназии Фридриха Томаса.² Её содержание было обусловлено не только актуальной политической значимостью события, к которому был приурочен труд, но и осмыслением целого исторического пласта в русле бытовавшей в Мекленбурге и Померании традиции. Декларативный характер книги поддерживался многими историческими обоснованиями от предшествующих авторов. Россия вновь пришла на Балтику, и это стало своего рода катализатором для нового развития представлений о тесной связи русской истории с северно-германскими землями.
 
Брак Карла Леопольда с Екатериной Ивановной, важный, безусловно, с политической точки зрения, не был воспринят современниками только таковым. Понятно, что любой династический союз, а особенно в условиях общеевропейской Северной войны, был бы обусловлен, в первую очередь, политическими причинами. Но согласно мекленбургской генеалогической и исторической традиции к нему относились и как к продолжению древних династических связей, уходивших корнями во времена Рюрика и древних представителей династии ободритов. Позднее Ф. Томас продолжил исследования по русско-мекленбургским родословиям, выступив инициатором дискуссии по этому вопросу.³
 
Происхождение мекленбургской (вендской) династии от ободритов не вызывает сомнений у подавляющего большинства исследователей. Обычно её возводят к королю Никлоту, так как с него родословно-хронологическая последовательность не содержит существенных разночтений в источниках.⁴ Вопрос о более древних представителях династии, начиная с легендарных королей, всегда был дискуссионным из-за некоторых расхождений в генеалогиях. Однако споры велись, как правило, вокруг частных вопросов, касающихся отдельных персоналий (реальность или мифичность, уточнение датировки правления или смерти, преемственность родства и т.д.), то есть в узкогенеалогическом контексте. Тогда как принципиальной, а следовательно, и наиболее значимой для исторической науки проблемой оказывается происхождение и причина длительного существования традиции возводить мекленбургскую династию к глубокой древности и через ободритов связывать её с Россией.
 
Историческое значение мекленбургских генеалогий представляются чрезвычайно любопытными. В их основе лежит идея происхождения правящих шверинских и гюстровских герцогов от древних вендских королей. Особенно полно она выразилась в генеалогическом труде Николая Маршалка 1526 года, некоторое время назад переизданном стараниями сотрудника Шверинского архива д-ра Андреаса Рёппке.⁵ Маршалк был популярен в средневековой Германии и за её пределами, на него ссылались и современники, и последователи. Однако в Новое время, с распространением в Западной Европе шведских романтических утопий, некоторые авторы стали относиться к генеалогии Маршалка как к историческому курьёзу. Так мекленбургский краевед Георг Лиш, указывая на увлечение Маршалка древней историей, писал, что это «только его гипотеза», что «дóлжно предать забвению его вымысел и критически использовать правдивую историю».⁶ Однако исторический романтизм Маршалка, как теперь очевидно, был намного ближе к реальной исторической действительности, нежели предлагаемая «альтернатива» – более поздние шведские представления о роли предков скандинавов в мировой и русской истории.
 
В значительной мере Маршалк опирался на своего предшественника, ганзейского историка Альберта Кранца.⁷ Традиция получила развитие и в работах более поздних авторов.⁸ К тому же, её истоки представлялись совершенно очевидными и обоснованными, в том числе и на основе фактического материала.⁹
 
В северной Германии российская общественно-политическая мысль встретила не только понимание актуального момента, но и глубокий интерес к собственно русской истории, который не исчез за время длительного шведского господства, поддерживаясь из столетия в столетие. Поэтому состоявшаяся свадьба правящего герцога Мекленбурга с дочерью русского «царского рода», воспринималась в полном соответствии с этими представлениями. В связи с женитьбой ликовал весь «ободритский народ» и вся «вендская земля», так как великокняжеский род вендов вновь, как и в прежние времена, породнился с русскими.
 
Брак Карла Леопольда с Екатериной воспринимался современниками намного важнее, нежели заурядное и политически мотивированное событие, ведь с ним как будто возрождались древние связи Мекленбурга с Россией. Несомненно, этого не могло произойти по сиюминутной политической случайности, оформленной волею отдельных северно-германских авторов, нередко обвиняемых сегодня в предвзятости и в вымыслах.
 

Одно из центральных мест в гюстровской публикации Фридриха Томаса занимает хвалебная ода в честь состоявшегося события. Это произведение поражает не только своими литературно-художественными достоинствами, изящным стилем, свойственным поэзии начала XVIII века. Оно несёт в себе живую историческую традицию, бытовавшую в Мекленбурге, отражает мекленбургский взгляд на Россию, как на родственное и дружественное государство. Традиция непременно должна была находить отражение в широком общественном сознании жителей Мекленбурга, что хорошо заметно в отношении к браку между Карлом Леопольдом и Екатериной, когда «всё стало, как и прежде, как при ободритах».¹⁰
 
Проживание на территории одного региона, на южном побережье Балтийского моря, в общей культурной среде позволяет источникам сближать ободритов с варягами (варинами).¹¹ Немецкий исследователь Ф. Виггер указывал на принадлежность варягов к племенному объединению ободритов, которые занимали города Ратцебург, Варнов, Рерик и другие.¹² Адам Бременский приводил их племенное самоназвание – reregi, которое наравне с топонимом Рерик могло быть связано с именем варяжского князя Рюрика.
 
Фридрих Томас писал, со ссылкой на своих предшественников Латома и Хемница, что ободритский король Витслав (его упоминают также франкские хроники) был женат на дочери некоего русского князя, и сыном от этого брака был принц Годлейб, который стал отцом троих братьев Рюрика, Сивара и Трувора, урождённых вендских и варяжских князей, призванных править на Русь. После скорой кончины двоих братьев, Рюрик будто бы стал единовластным правителем Руси.
 
Концепцию Томаса принимал мекленбургский историк Матиус Иоганн фон Бэр. Согласно его исследованию, у «короля рутенов и ободритов» Витислава был сын Годелайв, у которого, в свою очередь, были сыновья Рюрик, Сивар и Трувор. Позднее Рюрик основал Новгород и стал великим князем русов.¹³
 
Противоположное мнение в немецкой историографии того времени выражал разве что востоковед Готлиб Зигфрид Байер, который писал, что
 

Бернард Латом и Фридерик Хеминиций и последователи их, сие первое от всех как за подлинное положили. И понеже они сыскали, что Рурик жил около 840 года по рождении Христовом, то потому и принцев процветавших у Вагров и Абодритов сыскивали. И понеже у Витислава короля два сына были, один Трасик, которого дети ведомы были, другой Годелайб, которого дети неизвестны, то оному Рурика, Трувора и Синава приписали.¹⁴

 
Однако не следует забывать, что Байер находился под сильным влиянием шведских концепций, для которых мекленбургская историческая традиция была совершенно неприемлема с идейной точки зрения. В отличие от России, Швеция утратила своё влияние на Балтике и была заинтересована хоть в каком-то реванше, пусть даже не в сфере реальной внешней политики, а в области политической мифологии.
 
Впрочем, шведский взгляд на раннюю русскую историю складывался весьма противоречиво. Пока до поражения под Полтавой было далеко, придворный историк и дипломат Пётр Петрей в начале XVII века писал очень неопределённо:
 

Я нигде не мог отыскать, что за народ были варяги, и потому должен думать и войти в подробные разыскания, что они пришли из Шведского королевства или из вошедших в состав его земель, Финляндии и Ливонии.

 
Петрей полагал, что варяги были народом с побережья Балтийского моря, также как шведы, финны, кашубы, померанцы, венды и другие. Но определиться, с какого берега — южного или северного — они происходили, Петрей однозначно не мог. С одной стороны, он писал, что князья Рудрих, Синаус и Трувор вели своё происхождение и вышли из Пруссии, а впоследствии стали править в северо-западной Руси. Однако в той же работе, дальше по тексту, он поправлялся и указывал, что варяги происходили не из южно-балтийской Вагрии (Wagerland), а из Швеции.¹⁵
 
По замечанию Ю.А. Лимонова, Петрей широко использовал западноевропейские и русские источники, но комментировал их по собственному усмотрению.¹⁶ Имени Рюрик у него соответствуют шведские Эрик, Фридрих, Готфрид, Зигфрид или Родрих; Синеус имеет скандинавскую аналогию Свен, Симон или Самсон; а Трувор — Тур, Тротт или Туф. Всё это мало соответствовало историческим реалиям, не встречало взаимности в соседних странах, зато отвечало актуальным на тот период шведским интересам.
 
Однако, анализируя фразу Петрея о том, что варяги «пришли из Шведского королевства или из вошедших в состав его земель», необходимо признать, что упоминание Швеции возникло не случайно. Дело в том, что южно-балтийское побережье, с которым варягов связывала европейская средневековая традиция, в первой половине XVII века, то есть во времена Петрея, входило в состав Шведского королевства. Так что здесь могло иметь место обобщение, по которому варяги будто бы «пришли из Швеции» в её тогдашних границах. Но сегодня такая полуправда, применимая к конкретной исторической эпохе, конечно, не может претендовать на серьёзное научное значение.
 
Спустя пару столетий, в канун последней российско-шведской войны 1808-1809 гг., по результатам которой от Швеции была отторгнута Финляндия, шведский взгляд на русскую историю стал выражаться более определённо, но отнюдь не приобрёл за счёт этого исторической объективности. Так, историк Олаф Далин в работе «История шведского государства» писал о князе Рюрике, в котором видел шведского короля Эрика Уппсальского. По его мнению, от Швеции Русь оторвало только монголо-татарское нашествие.¹⁷
 
Напротив, в северной Германии, на исторической прародине варягов, ничего придумывать было не нужно. Живая традиция сохранялась в этом регионе вплоть до XIX века. Тогда здесь ещё бытовали народные легенды, которые не попали и не могли попасть в самые древние скандинавские саги. Одно из таких преданий записал в Мекленбурге французский путешественник К. Мармье:
 

В VIII веке племенем ободритов правил король по имени Годлав, отец трёх юношей, одинаково сильных, смелых и жаждущих славы. Первый звался Рюриком, второй Сиваром, третий Труваром. Три брата, не имея подходящего случая испытать свою храбрость в мирном королевстве отца, решили отправиться на поиски сражений и приключений в другие земли. Они направились на восток и прославились в тех странах, через которые проходили. (…) После многих благих деяний и страшных боёв, братья, которыми восхищались и благословляли, пришли в Руссию. (…) Тогда Рюрик получил в княжение Новгород, Сивар – Псков, Трувар – Бело-озеро. Спустя некоторое время, поскольку младшие братья умерли, не оставив детей, Рюрик присоединил их княжества к своему и стал главой династии, которая царствовала до 1598 года.¹⁸

 
Частичку той же традиции, кажется, передала А.С. Пушкину няня Арина Родионовна, которая была родом с русского севера, исторически связанного с Прибалтикой. На основе рукописных записей с её слов поэт создал «Сказку о царе Салтане», пронизанную глубоким историческим символизмом. Ничего подобного записать в Швеции было невозможно, потому что народная память всегда безответна к мнимым «конструктивам», вызванным сиюминутными политическими целями.
 
Но взаимное влияние политики и истории всегда было намного более тонким, чем зачастую принято считать. Без серьёзной исторической основы политический миф очень быстро оказывается вырванным из контекста. Такая судьба, к примеру, постигла так называемую «норманнскую теорию», от которой сегодня дистанцируются даже сторонники скандинавского происхождения варягов. Отказаться от последнего рудимента они пока не готовы, так как над ним зачастую довлеет груз уже написанных трудов, определяющих научный статус и положение, а в околонаучной среде – исключительно стереотипы, усвоенные на подсознательном уровне.
 
Летописная легенда о призвании варягов оказывается полностью созвучной тому, что написал в XVII веке мекленбургский учёный Иоганн Фридрих Хемниц. Он привёл предание, согласно которому Рюрик с братьями происходили с южного берега Балтики и были сыновьями князя Годлава (Годлиба или Годелайба).¹⁹ Эту династию связывали с городом Рерик, разрушенным датчанами в 808 году. Хемниц основывался на данных более древнего манускрипта 1418 года из шверинского архива, который не сохранился до наших дней. В то же время важно, что и Хемниц, и его предшественник – автор шверинского документа вряд ли могли использовать информацию из русских летописей, которые стали известны в Германии только в первой половине XVIII века благодаря переводам Герарда Фридриха Миллера.

Источник: http://pereformat.ru/2012/02/rurik-meklenburg/

Одна из экспозиций в Teknikens hus в Норрботтене наглядно демонстрирует изменения ландшафта на севере Швеции вдоль побережья Ботнического залива. Когда-то она заставила меня задуматься о том, как отразился данный природный феномен – постепенный подъем морского дна – на геофизические процессы в районе современной Уппсалы и Стокгольма или в той исторической области, которая известна под названием Рослаген. Оказалось, что этот феномен существовал и там, то есть суша постепенно вырастала из воды. Земля, вырастающая из моря – это, кстати, перевод шведского выражения Landet stiger ur havet, которым шведские ученые-естественники пользуются в работах по истории природной среды Швеции.
 

 
Мне с самого начала было понятно, что подъем дна Ботнического залива – важный аргумент, идущий вразрез с «норманнской» концепцией происхождения Руси от шведского Рослагена. Согласно упорным заверениям норманистов в течение почти трёх столетий, именно выходцы из так называемой Средней Швеции (Рослагена), будто бы сыграли ведущую роль в процессах образования Древнерусского государства. Они же якобы преуспели в создании древнерусского института верховной княжеской власти, контролировали Волго-Балтийский торговый путь и развивали торговлю впечатляющего трансевропейского масштаба. Затем будто бы отметились в возведении древнерусских городов в рамках ни то завоевательной экспансии, ни то миграции колонистов.
 

Уместно вспомнить здесь слова российского норманиста начала XIX века И. Кайданова о том, что именно здесь, в Рослагене «начало нынешнего государства Российского», поскольку из Рослагена, мыслилось ему, прибыли варяги-русь, «коим отечество наше одолжено и именем своим и главным своим счастием – монархическою властью».¹
 
Мысль о том, что «отечество наше одолжено» буквально всем пришельцам со Скандинавского полуострова, крепко сидит и в современной науке. Так, мы можем найти в качестве внешнего фактора, благоустроившего русскую историю, «военные отряды скандинавов» или «дружинную среду», «викингские отряды» или даже просто «фон скандинавского присутствия» у Е.А. Мельниковой; «дружины скандинавов» у В.Я. Петрухина; «норманнских дружинников» или «движение викингов» на север Восточно-европейской равнины у А.А. Горского; «экспансию викингов» и «норманнские каганаты-княжества», усеявшие всю Восточную Европу, у Р.Г. Скрынникова.² У Л.С. Клейна имеются и «воинские и торговые путешествия викингов в Киевскую Русь», и «экспансия на восток», и «миграция норманнов в Восточную Европу», а также – «популяция норманнов, распространившаяся по восточнославянским землям».³ Картина хорошо известная в отечественной истории, поскольку она переходит из работы в работу у многих поколений историков, филологов, археологов на протяжении более двух столетий. Только относительно нашего времени могу отослать к работам А.А. Горского, Л.С. Клейна, Т.Н. Джаксон, Н.Ф. Котляра, М.Б. Свердлова, Е.А. Мельниковой, В.Я. Петрухина, В.В. Пузанова, Р.Г. Скрынникова и др.
 
Точный адрес скандинавов – участников образования Древнерусского государства, находим у М.Б. Свердлова. Начало этого процесса у него связано как с переселением скандинавов в Восточную Европу, так и с общеевропейской эпохой викингов:
 

Вероятно, в середине VIII в. начались их мирные переселения в Восточную Европу… С началом Эпохи викингов в конце VIII-IX в. на Восточную Европу, как и на другие регионы Европейского континента, распространяется завоевательная экспансия норманнов (в Восточной Европе – прежде всего шведов, тогда как датчане и норвежцы отправлялись в походы преимущественно на Запад). Они наложили дань на северо-западное межплеменное объединение словен, кривичей и мери. Те восстали против варягов ок. 860 г., но затем между ними начались междоусобные распри, что привело к избранию ими князем конунга Рёрика.⁴

 
Эти несколько фраз изобилуют вымыслом и исторической небрежностью. Нет никаких известий об экспансии «викингов» – у Свердлова даже конкретно обозначена их этническая принадлежность как шведов – в Восточную Европу. Единственная аргументация, которую норманисты приводят в этом случае, – это вопрос, задаваемый на протяжении более 200 лет: «Раз викинги нападали на Западе, то неужели вы такие наивные и думаете, что они не нападали на Восточную Европу?!» Аргумент, как говорят юристы, недействительный, поскольку если какое-то событие происходило в одном месте, то совсем необязательно, чтобы аналогичное событие происходило в другом. Однако простая логика в данном случае не работает.
 

 
Поэтому я решила, что для более основательной аргументации необходимо выяснить, как происходило создание государственности и института верховной власти в шведской истории, как развивалась там городская жизнь, каковой была демографическая ситуация и пр. Иными словами, мне показалось нужным определить, обладала ли Средняя Швеция необходимым потенциалом собственного политического опыта или опыта градостроительства для свершения той великой миссии в древнерусской истории, которая им приписывается норманизмом. Имелись ли там достаточные ресурсы – человеческие и материальные – для осуществления гигантской работы на великих просторах Восточной Европы? Для ответа на этот вопрос я привлекала результаты исследований шведских учёных, посвящённых проблематике политогенеза в Швеции и кругу вопросов, связанных с ней. Под термином политогенез я, в соответствии с предложением Д.М. Бондаренко, Л.Е. Гринина, А.В. Коротаева, понимаю «процесс формирования сложной политической организации любого типа, что выглядит более обоснованным также и с точки зрения этимологии: слово politeia в античной Греции обозначало политический порядок любого типа, а не только государство».⁵
 
1. Создание шведской государственности, согласно шведским медиевистам, носило затяжной, длительный характер, признаки раннего государства можно выявить не ранее второй половины XIII – начала XIV вв. Приведу несколько выдержек из работ ведущих шведских историков.
 
Современный исследователь проблем шведского социо- и политогенеза Т. Линдквист уверен, что только со второй половины XIII в. королевская власть в Швеции стала выступать «как форма относительно тонкой политической организации, как государственная власть. Именно в этот период выросли привилегированные благородные сословия с точно определёнными правами и обязанностями нести службу в пользу короля и общества. Кодификация и запись законов, а также оформление политических институтов – вот что характерно для данного периода. На рубеже XIII-XIV вв. государственная власть была представлена королевской властью и молодыми сословиями духовной и светской знати. Конец XIII в. был завершением того специфического и длительного исторического процесса социальных преобразований, характерных для Швеции в период, который, в соответствии с традиционной терминологией, может быть назван как переходный от викингского периода к раннесредневековому».⁶ То есть в так называемый викингский период (в шведской историографии: конец VIII – начало XII вв.) признаков государства не отмечено, социально-политическая организация шведского общества не выходила за пределы догосударственных форм.
 
Т. Линдквист пользуется принятым в современной науке понятием раннее государство и оговаривая, что оформление государственности включает такой критерий как создание «территории под властью единого политического руководства», отмечает, что те признаки, которыми характеризуется раннее государство, складывались в Швеции в период XI-XIV вв., т.е. в период, следующий за викингским периодом..⁷
 
Эти же взгляды он развивает и в одной из последних работ, написанной совместно с Марией Шёберг. Опираясь на «Житие Святого Ансгара», епископа Гамбурга и распространителя христианства в Северной Германии, Дании и Швеции, побывавшего в 830 г. со своей миссией в Бирке и запечатлевшего социальные и политические отношения у свеев, Т. Линдквист пишет, что территория свеев в этот период состояла из целого ряда мелких владений, не имевших определённой структуры или иерархии, властные полномочия короля были ограничены народным собранием. Какой-либо централизованной или верховной королевской власти не существовало, в силу чего невозможно определить степень её влияния на жизнь общества. Примерно такую же картину, подчёркивает Т. Линдквист, рисует нам и хронист Адам Бременский в 1070 г. по прошествии более чем 200 лет.⁸
 
Итог в поисках начал шведского политогенеза подвёл историк Дик Харрисон:
 

У Иордана, Кассиодора и Прокопия… создан образ Скандинавии, для которого характерно наличие множества мелких политических единиц… совершенно невозможно реконструировать политические границы областей в вендельский или викингский периоды, исходя из названий, встречающихся в источниках XIII-XIV веков…
 
Область, которая в шведской историографии обычно оказывается в центре рассуждений о власти и королевстве в дохристианскую эпоху, – это Уппланд (т.е. район Уппсалы и Стокгольма, включая Рослаген – Л.Г.). Кроме того, область Уппланд всегда была фавориткой археологов. В сравнении с Эстергётланд (Östergötland) и с Вэстергётланд (Västergötland) археологическая изученность Уппланд неизмеримо выше, поскольку там проводилось намного больше раскопок. Исследование Уппланд проводилось в течение нескольких столетий, воспринимаясь чуть ли ни как дело государственной важности. В период великодержавности в XVII в., или в период развития националистических тенденций в XIX в. Уппланд рассматривалась как колыбель шведской государственности, а короли из Саги об Инглингах величались как общешведские древние монархи… Сегодня наука отбросила эти заблуждения как анахронизм и отправила их на свалку истории, хотя время от времени они появляются в туристических брошюрах или в устаревших исторических обзорах. На самом деле мы не можем с достаточной уверенностью использовать даже известные сегодня названия областей применительно к рассуждениям о вендельском или викингском периодах. Название Уппланд мы впервые встречаем только в 1296 г., в связи с принятием свода Уппландских законов. До этого внутриконтинентальная часть будущей области распадалась на три небольших земли или на три так называемых фолькланда (folkland от folk – народ и lаnd – земля – Л.Г.): Аттундаланд, Фьедрундаланд и Тиундаланд…
 
Конкретные структуры власти – вождества, мелкие конунгства и группировки военных предводителей – запечатлелись не только в европейских хрониках, но и благодаря средневековым наименованиям этнических групп, а также благодаря архаичным названиям в сельской местности…. Когда-то история о свеях и гётах не вызывала проблем…
 
Обычным для историков и археологов было представление о том, что гёты и свеи создали свои политические и военные организации, конфликтовавшие друг с другом. Свеи, согласно этой гипотезе, подчинили себе гётов и дали имя объединённому королевству Свеярике – Швеция. Сейчас мы в это не верим, поскольку это ничем не подтверждается… ни один источник не упоминает это завоевание… Только в течение XII-XIII вв. термин свеи стал означать членов той политической системы, которая располагалась к северу от Кольморден и Тиведен, а термин гёты закрепился за остальным населением королевства, прежде всего за теми крупными владельцами, которые входили в сферу архиепископств в Скаре и в Линчёпинге…⁹

 
Следует также добавить, что только в середине XIV в. в Швеции появилось первое общегосударственное уложение законов, которое заменило множество провинциальных законов. Свод законов был разработан по распоряжению короля Магнуса Эрикссона (правил в 1319-1364 гг.). До этого каждая область Швеции управлялась своими провинциальными законами: Вэстгёталаген (Västgötalagen) – законы Западной Гёталанд (старшая редакция около 1220 г.), Эстгёталаген (Östgötalagen) – законы для Восточной Гёталанд и острова Эланд/Öland) (зафиксированы предположительно в 1290 г.), Гуталаген – законы для Готланда (возможно, 1220 г.), Уппландслаген (Upplandslagen) – законы для восточной части Свеяланд (Средней Швеции) Уппланд и входившей в неё Гэстрикланд, зафиксированы в 1296 г., а также другими законами.¹⁰ Подобное развитие законодательной деятельности – явное свидетельство того, что институт верховной власти в Швеции не завершил своего оформления ещё и к XIV веку.
 

 
Что же касается викингского периода, то шведские учёные сейчас сходятся во мнении о том, что на раздробленной территории тогдашней Швеции имелось множество мелких правителей – конунгов и хёвдингов/вождей, причём в рамках каждого из исторических регионов. К такому выводу приходит, в частности, Л. Гарн.¹¹ Объединение этих исторических регионов или объединение севера Швеции (свеи) с югом Швеции (гёты) заняло несколько столетий.
 
Напомню, что объединение Новгорода и Киева представителями династии Рюриковичей произошло за несколько десятилетий: В лѣто 6370 произошло призвание Рюрика с братьями, а в лѣто 6390 «сѣде Олег княжа въ Киевѣ». Не только большими ресурсами, но и большим организаторским опытом надо было обладать для того, чтобы за два десятилетия осуществить объединение гигантской территории под властью одной династии. Из Средней Швеции такой опыт принести было некому.
 
Дополню ещё, что Т. Линдквист подчёркивает не только позднее образование шведского государства, но и его, во многом, вторичный характер:
 

Вторичные государства возникали под влиянием или под воздействием более древних государственных образований… Шведское государство, возникшее в позднем средневековье, было, конечно, вторичным. Оно возникло позднее многих государств в Европе и даже в Скандинавии. Целый ряд явлений и представлений носили экзогенный характер: они «вводились» со стороны. Представления о значении и функциях королевской власти, установления и ритуалы для носителей новой государственной власти были привнесены со стороны.¹²

 
Эта цитата – ясный ответ тем, кто со времён упомянутого Кайданова убеждён в том, что Русское государство обязано «главным своим счастием – монархическою властью» неким безродным выходцам из Средней Швеции.
 
Для тех, кому приведенные отрывки из работ шведских историков покажутся многословными, сформулирую короче. Каким-либо существенным опытом в создании государственности выходцы из Средней Швеции в IX веке не обладали и близко. Объединение шведских земель под властью одной королевской династии растянулось на века, следовательно, не имелось и опыта в создании института верховной власти.
 
То же самое можно сказать и о развитии городов. Согласно данным шведских историков, строительство городов в Швеции по-настоящему началось только с конца XIII в. Для раскрытия этой мысли следует написать отдельную заметку, здесь же завершу ее словами шведского археолога Амбросиани, который, рассуждая о Гнёздове, заметил:
 

Достойно удивления, что викинги, которые в это время (VIII-IX вв.) практически не имели собственной городской культуры, совершенно очевидно, играли значительную роль в развитии городов на востоке».¹³

 
Вот таким образом: у себя ничего не имели, а пришли в Восточную Европу, и откуда-то взялось.
 
2. Демографический фактор стал следующим вопросом, который я поставила перед собой. Чем была обусловлена такая специфика социополитической эволюции в Швеции, как длительно сохранявшая раздробленность территории, автономность отдельных регионов и общин?
 
Многие шведские учёные называют влияние природной среды: сильно пересечённый рельеф местности, горные и лесные массивы, множество водоёмов, создававшие естественные преграды для развития коммуникаций. Причём отмеченное влияние природной среды проявлялось неравномерно: некоторые области Швеции были более изолированы, чем остальные, что влияло на их развитие.
 
Однако если повернуть это суждение другой стороной, то можно сказать, что на обозримых исторических отрезках времени количество населения в Швеции бывало недостаточно, чтобы преодолевать сложности географического характера. В развитие этого предположения я решила посмотреть на то, какими данными в исследовании демографической проблематики располагает наука.
 
При этом среди механизмов, движущих социальную эволюцию, численность населения и его рост являются одними из важнейших. Рост населения как фактор, влияющий на изменения в социополитических структурах, рассматривал Э. Сервис.¹⁴ Р. Карнейро считал важнейшими механизмами политической эволюции рост численности населения и демографическое давление в условиях ограниченности среды.¹⁵ Х. Классен отмечал, что для формирования сложного стратифицированного общества нужна достаточная численность населения:
 

Необходимое количество управленцев, слуг, придворных, священников, солдат, земледельцев, торговцев и т.д. можно обеспечить, если население исчисляется тысячами… Такая большая численность людей – членов одного общества – имеет некоторые следствия, самым важным из которых является потребность в более развитых формах управления…¹⁶

 
Л.Е. Гринин характеризует вопрос о размерах политий как имеющий очень важное значение в социальной эволюции, поскольку «чем больше населения в политии, тем выше (при прочих равных условиях) сложность устройства общества, поскольку новые объёмы населения и территории могут требовать новых уровней иерархии и управления».¹⁷
 
Применительно к шведской истории исследованиями динамики демографического развития в Швеции в первом тысячелетии занимались такие учёные как О. Хиенстранд, Б. Амбросиани, K.-Х. Сивен, С. Велиндер и др.¹⁸
 
Археолог Хиенстранд для определения количества населения использовал археологический материал эпохи позднего железа в Швеции (550-1050), в частности, обширный материал из захоронений. Он подчёркивал, что такая характеристика как определение количества населения, является фундаментальной при анализе социальных отношений в архаичных обществах. Основное внимание он уделил области Мэларен – историческому ядру шведского государства, куда входит Уппсала и современный Стокгольм и которая выступает часто синонимом для исторического политонима Свеярике. Данная область была хорошо обеспечена археологическим материалом и другими источниками для реконструкции заселения этого ландшафта в вендельский и викингский периоды.
 
В своих исследованиях Хиенстранд исходил из сравнительного анализа количества погребений, количества населённых пунктов и из исторических аналогий. Количество известных и зарегистрированных захоронений в области Мэларен доходило до 240 000. Хиенстранд предположил, что с учётом предложенного Амбросиани числа 2,2 как средней величины прироста, можно было посчитать, что к концу XI – началу XII вв. на данной территории находилось, в общем и целом, порядка 500 000 захоронений. Если распределить это число во времени на протяжении исследуемого археологического возраста в 25 столетий, т.е. с 1400 до нашей эры и по 1100 нашей эры, то получался результат в 20 000 захоронений в столетие.
 
Чисто гипотетически, по его мнению, можно было, благодаря сопоставлению числа захоронений и числа поселений, выявленных археологами, а также используя исторические аналогии, реконструировать количество населения в каждой конкретной области в интересующий исторический период. Хиенстранд использовал данные археологических исследований Амбросиани, согласно которым количество поселений в районе Мэларен к концу викингского периода, т.е. к середине XI в. достигало 4000. Структура поселений к концу викингского периода была представлена отдельными дворами, т.е. мелкими производительными единицами с одной семьёй, иногда, с двумя.
 
Приняв число членов семьи за 10, Хиенстранд получил 40 000 человек населения, предположительно проживавшего на основных территориях области Мэларен к концу викингского периода.¹⁹ Предпринимались и другие методы реконструкции, некоторые из которых Хиенстранд приводит в своей работе. Например, делались допущения, что захоронения отражали только часть количества населения. Могло иметься значительное число производителей, которые не захоранивались в соответствии с обычными нормами, отдельные детские захоронения были ограничены, области могли иметь отток населения, которое захоранивалось в других местностях и т.д. Но Хиенстранд находил подобную аргументацию неубедительной.
 
При использовании исторических аналогий Хиенстранд продемонстрировал следующий ход рассуждений. По документам XIV века общее число населения во всей Швеции до эпидемии чумы, которая разразилась к середине этого столетия (1350 г.), было 650 000 человек. Со ссылкой на подсчеты С. Сундквиста, который сообщал, что население области Мэларен к XVII в. насчитывало 205 000 человек, Хиенстранд высказал логичное предположение, что в XIV в. население области Мэларен могло быть меньше 205 000 и что вполне реалистичным представляется количество в 150 000 чел. Если это количество принять за исходное, то с учётом принятых коэффициентов расчёта, на начало XI в. получается около 45 000, что примерно соответствовало расчётам Хиенстранда, основанным на археологических данных. Более точных расчётов, считает Хиенстранд, сделать не удаётся.²⁰
 
Подобная реконструкция количества населения, с учётом коэффициентов прироста и смертности, проводилась и относительно других регионов. На начало XI в. для Восточной Гёталанд (Östergötland) предполагают 6500 человек, Западной Гёталанд (Västergötland) – 5700, Смоланд (Småland) – 7800, Халланд (Halland, юго-западное побережье) – 1200, Бохуслен (Bohuslän, севернее Халланда в районе современного Гётеборга) – 3000, Блекинге (Blekinge, небольшая часть южного побережья, к востоку от Сконе) – 600, Эланд (Öland, остров, вытянувшийся вдоль юго-восточного побережья Швеции) – 1700, Дальсланд-Вэрмланд (Dalsland-Värmland, самый запад Средней Швеции, на границе с Норвегией) – 1300, Нэрке (Närke, в центре Средней Швеции, известна как часть Свеяланд, с юго-востока граничила с Восточной Гёталанд) – 890, Хэльсингланд (Hälsingland, к северу от Уппландии, упоминается Адамом Бременским как область, расположенная к северу от свеонов и населённая скридфиннами, т.е. саамами²¹) – 690.²²
 
В работе Хиенстранда «Forntida samhällsformer och arkeologiska forskningsprogram» (Stockholm, 1982) даётся более обширная демографическая статистика области Мэларен, в рамках которой, для показа динамики демографического развития, приводятся данные, начиная с первых веков н.э.: 100 г., 500 г. и 1050 г., т.е. конец эпохи железа в Швеции и конец эпохи викингов. В области Мэларен на начало нашей эпохи (100 г.) предположительно было 3000 человек, к началу VI в. (500 г.) – 9500 человек и, соответственно, к концу викингской эпохи, как было приведено в тексте статьи, 40000-43000 человек. Но тогда в IX веке в самой населённой части территории свеев могло быть, при равных благоприятных условиях, не более 30 000 человек. Мы не располагаем сведениями о том, какие земли ещё находились под рукой короля свеев. Известно только, что процесс объединения вокруг уппсальской династии проходил медленно и был растянут на столетия. Вероятнее всего, ядро свейских земель не выходило за пределы области Мэларен. Но страна, общее население которой, включая стариков, больных, женщин и детей, составляло не более 30 000 человек, явно не обладала достаточными возможностями для того, чтобы обеспечить как материальными, так и человеческими ресурсами те грандиозные походы в Восточную Европу, которые грезятся современным норманистам.
 
Если проанализировать данные по численности населения, то можно сказать, что данная численность, скажем, в области Мэларен не только к концу, но и в начале викингского периода (приводится, например, численность в 30 000 человек) уже сама по себе могла бы быть достаточной для того, чтобы обеспечить разные уровни политической интеграции вплоть до оформления административного аппарата, выделившегося из общества, иначе говоря, такая численность была достаточной для образования даже раннего государства. Это подтверждается известными фактами. Так, Классен приводит примеры самых маленьких ранних государств Таити, население в которых имело порядка 5000 человек.²³ Гринин отмечает, что 5000 человек – это «самый-самый нижний предел для раннего государства. Это пограничная зона, поскольку и стадиально догосударственные политии могут иметь такое и даже большее население. Особенно если речь идёт о переходном периоде, когда догосударственное общество уже почти созрело к тому, чтобы перейти этот рубеж. С таким населением раннее государство появиться может, но для этого нужны особо благоприятные условия, чаще всего наличие рядом других государств». ²⁴
 
Далее Гринин приводит сведения других авторов о численности населения малых ранних государств, часть из которых интересно привести здесь, поскольку численность населения в них дополняется данными о площади проживания данного населения:
 

Дьяконов приводит интересные данные о предполагаемом населении городов-государств Двуречья («номовых» государств, как он их называет) в III тыс. до н.э. Население всей округи Ура (площадью 90 кв. км) в XXVIII-XXVII вв. до н.э. составляло предположительно 6 тыс. чел… Размер типичного города-государства в Центральной Мексике накануне испанского завоевания составлял 15-30 тыс. чел… А население одного из крупных государств майя I тыс. н.э. – города Тикаля с округой составляло 45 тыс. человек (в том числе 12 тыс. чел. в самом городе), а площадь его равнялась 160 кв. км.²⁵

 
Из этих данных видно, что все малые государства образовывались в условиях «скученности» проживания его населения: либо это были островные территории, либо – городские (города-государства), т.е. территории, занимающие небольшие, ограниченные площади.
 
Население шведских исторических регионов в вендельский и викингский периоды было рассеяно на гораздо больших пространствах и, надлежит подчеркнуть, в отсутствии городской среды. Высчитанное Хиенстрандом количество населения в 40000-45000 человек, имевшееся в области Мэларен (куда обычно включают регионы Уппланд, Сёдерманланд и Вэстманланд, т.е. всю центральную часть Швеции) к началу XI в., проживало на площади примерно в 29 987 кв. км. Данные взяты из современных справочников, где также сообщается, что площадь исторической области Уппланд составляла 12 676 кв. км, Сёдерманланд – 8388, Вэстманланд – 8923.
 
Даже если учесть, что площадь Уппланд в XI в. была меньше в силу того, что часть прибрежной полосы в этом регионе «прирастала» с течением времени за счёт поднятия дна Балтийского моря, всё равно площадь области Мэларен состояла из тысяч, а не сотен квадратных километров, как это было в малых государствах из приведённых примеров. Исторические области Швеции в вендельско-викингский периоды не были гомогенны по своей внутренней структуре. Хиенстранд выделял в области Мэларен 12 подрегионов, на каждый из которых приходилось чуть более 3000 человек населения. Если многие из этих подрегионов, как указывают шведские исследователи, были отделены от соседей труднопроходимыми пустошами, то мы получаем естественное объяснение замедленного характера социополитической эволюции в Швеции.
 
Карнейро назвал подобный фактор влияния теорией природных ограничений и подчёркивал, что «мы спокойно можем включить концентрацию ресурсов и средовую ограниченность как факторы, ведущие к войнам за землю и, значит, к политической интеграции над уровнем общины».²⁶ Соответственно, если средовая ограниченность отсутствует, то отсутствуют или являются ослабленными и стимулы к политической интеграции над уровнем общины. Иначе говоря, населения Швеции вплоть до XIII в. не хватало для объединения его в раннее государство, поскольку «просторы» Швеции были для него великоваты. Как же его могло хватить для завершения политогенеза на необъятных в сравнении со Швецией того времени просторах Восточной Европы?
 
3. Влияние специфики геофизического развития восточного побережья Швеции на социополитическую эволюцию является ещё одним вопросом. Итак, результаты демографических исследований показали, что Швеция складывалась как малонаселенная страна: её населения было недостаточно для освоения имеющейся территории. Немаловажную роль здесь играл как раз такой природный фактор, как прирастание суши за счет подъема дна Ботнического залива. Шведские учёные давно обратили внимание на роль этого фактора.
 
Например, один из ведущих шведских историков 40-50-х гг. С. Тунберг писал, что невозможно понять начальный период шведской истории (в его определении – äldsta Svetjuds historia, с использованием названия из исландских саг), не приняв во внимание специфику географического развития области Уппланд. Центр, откуда, на его взгляд, расходились лучи колонизации в южном, юго-восточном, восточном и северо-восточном направлениях, находился на границе между Уппланд и Вэстманланд (современное западное побережье озера Мэларен), т.е. в глубине континентальной части, а не на побережье.
 
Такая динамика определялось, пояснял Тунберг, естественными геофизическими факторами, в силу которых суша здесь медленно поднималась из моря и очень постепенно принимала те очертания и ареал, которые мы видим сегодня. Об этом свидетельствует даже само название Уппланд, что означает возвышенность вдалеке от моря, от побережья. То есть Уппланд – это земля к северу от Мэларен и вокруг его изрезанного заливчиками побережья, напоминал Тунберг. Эти географические и культурно-географические предпосылки оказывали, по его убеждению, существенное влияние на политико-административное развитие области Уппланд.
 
 
 
Виды Рослагена из книги: Nordström A. Roslag. Stockholm, 1990. S. 9, 15. На фото хорошо видно, как образовывалась эта область: уже не море, но ещё и не земля – архипелаг, состоящий из островов и островков, выступающих над водной поверхностью. Суша в процессе образования, и этот процесс продолжается по сей день.
 
C течением столетий географическая основа Свеяланд изменялась. Прибрежная часть всё больше и больше поднималась из моря и становилась достаточной для заселения её людьми и возделывания. Внутренние области (folkland) Тиундаланд и Аттундаланд получили новообретённые области до моря, и это благоприятно сказалось на их развитии. Поначалу данная прибрежная полоса, отмечал Тунберг, наверняка, рассматривалась как земля общего пользования и управлялась в соответствии с этим.²⁷
 
Изучение взаимодействия природных условий и исторического развития области Уппланд продолжалось и велось интенсивно с 60-х годов прошлого века. Однако этот процесс обнаружил определённые особенности, отмеченные шведским историком-медиевистом Йораном Дальбеком, который занимался изучением области Руден.
 

 
В статье «Подъём суши и освоение самых северных областей Уппланд» он отмечал, что проблематикой подъёма суши в прибрежной части Уппланд занималось много шведских исследователей, но все они были либо представителями естественных наук, либо археологами, а «историки же не придавали большого значения данному феномену». Дальбек писал:
 

Но надо констатировать, что для различных частей прибрежной полосы, прежде всего для Уппланд и Норланд… он играл значительную роль. При изучении Северного Рудена мне стало очевидно, что изменения в соотношениях между водой и сушей должны были сыграть очень большую роль в истории освоения прибрежной полосы Уппланд… основная часть той географической области, которую мы исследовали, довольно поздно поднялась со дна моря, и таким образом, возраст её поселений намного моложе внутриконтинентальных поселений Уппланд. Это обстоятельство повлияло естественным образом на развитие хозяйственной и политико-административной жизни данной области.²⁸

 
Нельзя не согласиться с Дальбеком в том, что данный фактор должен был существенным образом сказаться на всём социально-политическом процессе развития данной области, как минимум, в хронологическом плане.
 
Эта мысль хорошо подкрепляется интереснейшими исследованиями Амбросиани о типах поселений, как важных данных по викингской истории Уппланд. На основе археологического материала он пришёл к выводу, что на социально-политическое развитие этой области очень большое влияние оказал такой геофизический феномен как поднятие дна Балтийского моря в течение всего послеледникового периода, ведущее к постоянному приросту береговой полосы Уппланд. Возможность заселять новые участки побережья вызывала появление новых крестьянских дворов за счёт отселения части семей на новые участки. Этот процесс распределялся на протяжении многих столетий. Амбросиани подсчитал количество захоронений и сравнил эти данные со средними данными смертности для раннесредневековых обществ.
 
На основе полученных результатов он заключил, что основным типом поселения в викингский период в Уппланд были одиночные обособленные дворы, а не деревни. Только после викингского периода, т.е. самое раннее, в конце XI в. стала появляться более плотная застройка и поселения типа малых деревень. До тех пор пока подъём грунта при уппландском побережье давал новые участки земли, могло идти образование новых дворов, не требующее дробления старых дворов. Когда процесс образования новых земель замедлился, старые подворья стали разделяться на части и постепенно превращаться в деревни.²⁹
 
Амбросиани также показал, что большее количество крупных дворов и так называемых королевских усадеб (husbyar) хуторского типа, принадлежавших королю для содержания или размещения его самого и королевской свиты, было сосредоточено именно в областях, образованных за счёт подъёма грунта в более ранний период. Вместе с тем он отметил, что короли с большей лёгкостью могли заявлять свои права на эти участки общинной собственности и присваивать себе часть участков, подаренных природой.³⁰

Источник: http://pereformat.ru/2012/04/roslagen/

Ссылки об Англо-бурской войне

Игорь Григорьевич Дроговоз  Англо бурская война 1899–1902 гг. https://yadi.sk/d/tU3srlbpUDDZ5


Cсылки фильмов об англо-бурской войне -

Англо-бурская война. Колониальные войны https://www.youtube.com/watch?v=uIjxFJZblnk

Песни:
Пыль https://www.youtube.com/watch?v=zT_QWGGxahQ
Де ла Рей https://www.youtube.com/watch?v=Fqhz4kb68PA
Afrikanerhart - Bok van Blerk  https://www.youtube.com/watch?v=0wdIiT16LV4
https://www.youtube.com/watch?v=eke3l8Tmqdc
https://www.youtube.com/watch?v=X69F1JTRhxo
https://www.youtube.com/watch?v=CbbQLgQaaF4&list=RDCbbQLgQaaF4#t=28

Трансвааль
https://www.youtube.com/watch?v=mSHHQvY2UOs
https://www.youtube.com/watch?v=RQJXkLD3KyI
Юрий Шевчук - Трансвааль https://www.youtube.com/watch?v=5OUtFM1kySo

Концентрационные лагеря

Впервые термин концентрационные лагеря и даже заборы из колючей проволоки вокруг них придумали поборники демократии –американцы. Первые масштабные концлагеря были также созданы американскими демократами во время Гражданской воны между штатами и англичанами во время миротворческой миссии против мирного сельского населения буров (то есть таких же белых людей) Южной Африки^[1]. В описаниях событий той войны бурский генерал Христиан Девет упоминает о концентрационных лагерях: «женщины держали повозки наготове, чтобы в случае приближения врага успеть скрыться и не попасть в так называемые концентрационные лагеря, только что устроенные тогда англичанами за фортификационной линией почти во всех селах с приставленными к ним сильными гарнизонами.» Мужчин же англичане отправляли как можно дальше от родных земель — в концлагеря на территории Индии, Цейлона и других британских колоний. Всего в концентрационные лагеря англичане загнали 200 тысяч человек, что составляло примерно половину белого населения бурских республик. Из них примерно 26 тысяч человек, по самым скромным подсчетам, погибло от голода и болезней. К весне 1901 года британские концентрационные лагеря существовали практически на всей оккупированной территории бурских республик — в Барбертоне, Хейделбурге, Йоханессбурге, Клирксдорпе, Миддельбурге, Почефстроме, Стандертоне, Феринигинге, Фолксрюсе, Мафекинге, Айрине и других местах. В течение только одного года — с января 1901 по январь 1902 года — в концлагерях от голода и болезней умерли около 17 тысяч человек. Давайте похлопаем в ладоши демократам-миротворцам. Гип-гип-Ура!

За вашу и нашу свободу

Русские добровольцы в англо-бурской войне

Автор: Г.В.ШУБИН, кандидат исторических наук

Участие русских офицеров-добровольцев в англо-бурской войне 1899-1902 гг.

(отрывок из книги)

 ….Ни одна из войн уходящего XIX века не вызывала такого количества газетных статей и споров во всех слоях населения Европы и Америки как англо-бурская, ставшая в центре внимания мировой общественности на заре нового столетия. Так, академик Ф.А.Ротштейн – непосредственный очевидец событий, внимательно следивший за мировой прессой, писал: “без преувеличения можно сказать, что общественное мнение всего мира … почти целиком стало на сторону буров и жестоко осуждало англичан… Не только рабочие массы и широкие круги мелкобуржуазной демократии и интеллигенции, но и капиталистические классы, конечно, по мотивам другого порядка, мотивам политической враждебности к Англии вообще – возмущались имперской агрессией Англии, хотя сами правительства соблюдали нейтралитет”.

В мировом общественном мнении симпатии к голландскому населению Южной Африки были настолько велики, что вызванное англо-бурской войной европейское добровольческое движение в его поддержку приобретало широкий размах. На стороне буров воевало несколько тысяч добровольцев из разных стран. По данным историков англо-бурской войны (английского - Х.Хиллегаса) и (южноафриканского - Б.Потингера), в бурских отрядах сражалось более 2,5 тыс. иностранных волонтеров, из которых большую часть составляли голландцы (650 чел.), немцы (550 чел.), французы (400 чел.). Воевали также американцы (300 чел.), русские (225 чел.), итальянцы и ирландцы (по 200 чел.), норвежцы, шведы (150 чел.) и др.

Кто ехал за тысячи километров воевать в далекий и знойный Трансвааль – патриоты или авантюристы, герои или флибустьеры? Что двигало ими – стремление к славе или трезвый политический расчет? Наверное, и то и другое. Их объединяло только одно – жажда деятельности и приключений, а Южная Африка давала возможность каждому проявить себя в зависимости от наклонностей и характера.

Участие русских добровольцев в войне на стороне буров также отражало настроения, господствовавшие в европейском общественном мнении. С началом конфликта в редакции газет обращались “…лично и письменно многие лица с просьбами дать им указание как прикомандироваться в Трансвааль к добровольческим отрядам”. В едином душевном порыве отправлялись из Петербурга, Москвы, Киева, Тбилиси представители различных сословий, профессий и политических взглядов, желая оказать помощь бурам в их в неравной борьбе с англичанами.

Проявление сочувствия в такой форме - явление довольно неординарное с той точки зрения, что между Россией и бурскими республиками раньше практически не существовало политических, экономических и культурных связей. Если широкое добровольческое движение 1877-1878 гг. во время войны на Балканах можно объяснить стремлением россиян помочь братским по духу, происхождению и вероисповеданию народам, то участие русских волонтеров в войне с англичанами на стороне буров следует расценивать как желание оказать реальную поддержку маленькому, но героическому народу в борьбе за независимость. “Не потому мы сочувствуем бурам, что дело их правое, что на их стороне законность и справедливость, … не этим объясняется всеобщий порыв искренних симпатий к бурам, а тем высоким и непоколебимым мужеством, с которым народ этот шел на гибель за свою свободу…”, - писал в своих мемуарах непосредственный участник событий русский доброволец Е.Ф.Августас. Отмечая “поразительные примеры стойкости и терпения”, воздействующие “потрясающим образом” на европейское общество, русский офицер подчеркивал, что “у нас (в России – С.А.) … эти примеры пробудили лучшие человеческие чувства … справедливости, негодования перед насилием и готовность к самопожертвованию”.

На театр военных действий в Трансвааль прибыло немало русских офицеров. Так, в наиболее компетентных зарубежных изданиях в качестве достоверной приводится цифра в 225 русских волонтеров. Однако верны ли эти данные? Ведь, как известно с подачи иностранных журналистов, “русскими” было принято называть всех добровольцев, приехавших из России или даже говоривших на родственных славянских языках. А в официальные отчеты отечественных и иностранных военных наблюдателей нередко не попадали выходцы из Центральной России, обосновавшиеся в Трансваале незадолго до начала конфликта.


Многие из них, вернувшись с войны, оставили интереснейшие воспоминания, способные пролить свет на разыгравшуюся в Южной Африке драму. Среди них – подпоручик Евгений Августас, князь Багратион Мухранский, бывший потомком грузинских царей, граф Комаровский, князь Енгалычев, капитан Айп, поручик Едрихин, более известный под псевдонимом Вандам. “Не ожидая ни вознаграждения, ни орденов, ни славы, - свидетельствовал военный инженер В.Рубанов, - большинство из них спешили к фронту, на войну, рвались в бой”. Одни отправились “поучиться, как люди умирают за свободу” (прапорщик А.Диатроптов), другие – оказать поддержку “доблестным бурам” (князь Н.Багратиони, потомок грузинских царей), который “ничего не слышал прежде о бурах, но теперь знал, что они очень любят свою родину” и что он непременно “должен помочь им ее защитить”. Движимый чувством негодования “против английских зверств в Трансваале”, князь М.Енгалычев, бывший поручик гренадерского полка, человек из богатой аристократической семьи, также “решил пойти на защиту угнетенных буров”. Находясь в действующей бурской армии, сражался в битве при Дорнкопе, был ранен, попал в плен. Богатый московский купец, брат А.И.Гучкова, отставной сотник Кубанского казачьего войска Ф.И.Гучков “приехал с целью поступить простым волонтером в ряды доблестных бурских патриотов”. Участвовал в боевых действиях при попытке англичан переправиться через Тугелу, и, как писал о нем корреспондент “Русского листка” в июне 1900 г. под псевдонимом “А.Д.П.” в очерке “Москвич среди буров”, вытерпел “все невзгоды военного человека с чисто русской выносливостью”. По словам полковника П.Стаховича, Ф.И.Гучков “пользовался отличной репутацией весьма храброго человека”. Несколько месяцев в рядах буров сражался и А.И.Гучков, почетный мировой судья, впоследствии член московской городской управы, председатель Государственной Думы Российской империи. В марте 1900 г. в связи с тяжелым ранением под Иоганнесбургом он не смог участвовать в дальнейших боевых действиях и вернулся на родину.

Наиболее заметной фигурой среди русских добровольцев, бесспорно, стал отставной подполковник Е.Я.Максимов. Офицер императорского гвардейского полка, он участвовал во многих военных экспедициях, в том числе в Туркестан и Абиссинию. В Южной Африке сыграл выдающуюся роль в объединении европейских добровольческих отрядов. Изучив обстановку на фронте, Е.Максимов принял командование “Иностранным легионом” (сборным отрядом европейцев-волонтеров) после гибели его командира – французского полковника В.Марейля. Возглавлял голландский корпус, действовавший в составе бурских армий под командованием Ф.Боты и П.Кольбе под Блюмфонтейном, где под его руководством впервые была произведена систематическая разведка. Преимущества настоящей европейской рекогносцировки были высоко оценены бурами. Голландский отряд под командованием Е. Максимова участвовал во многих сражениях и по праву считался лучшим добровольческим соединением бурской армии.

В марте 1900 г. на встрече с президентами Трансвааля (П.Крюгером) и Оранжевого Свободного Государства (М.Штейном) именно подполковник Е. Максимов подал идею об отправке уполномоченной бурской делегации в Россию, Германию и Голландию с просьбой о посредничестве европейских держав в урегулировании южноафриканского конфликта. По его инициативе 5 (18 марта) 1900 г. президентом П.Крюгером была отправлена официальная нота с мирными предложениями Великобритании.

В апреле 1900 г. Е.Максимов участвовал в нескольких кровопролитных боях против англичан. Последним для русского подполковника военным предприятием во главе “Иностранного легиона” стало сражение при Табанчу 28-30 апреля 1900 г. Отряды Е.Максимова и П.Кольбе удерживали стратегически важную позицию на горе Туба. У.Черчилль, бывший в то время военным корреспондентом в Южной Африке, так описывал начало сражения при Табанчу: “Ряды их (буров) шли в таком стройном порядке, что их узнали (англичане), только когда увидели на одной с собой плоскости войска, движущиеся на юг… Открыли по ним артиллерийский огонь. Несмотря на жужжавшие вокруг гранаты, отряд продолжал свое наступление”. К концу дня 29 апреля высота была взята отрядом Е. Максимова, но сам он не мог более оставаться на передовой, получив несколько серьезных ранений. Сестра милосердия Софья Изъединова писала в своих воспоминаниях: “Отряд Максимова в этот день особенно выделился неустрашимостью и стойкостью, заняв с бою часть горы Туба - ключ всей позиции – и удерживал ее до ночи”.

В мае 1900 г. русский офицер был избран бурами фехтгенералом (боевым генералом). Однако вследствие полученных тяжелых ранений был вынужден покинуть Трансвааль и вернулся в Россию. Военная деятельность подполковника Е.Максимова в Южной Африке осталась не известной на родине, получив широкое признание в обеих бурских республиках.

Многие русские добровольцы отправлялись в Южную Африку не только из сочувствия к бурам и “ненависти к англичанам”, но и с целью набраться боевого опыта в современной войне. Некоторые из них (капитан Н.Иолшин, поручик В.Никитин и др.) позднее принимали участие в русско-японской и первой мировой войнах. Так, по словам Е.Августаса, В.Никитин, “безусловно выдающийся офицер, храбрый и всей душой преданный военному делу, изучив горную войну в Натале”, отбыл во Фрейштат “ознакомиться со степной войной”.

Боевые действия в Трансваале, включая и партизанскую войну, велись не только на равнинах, но и в горных условиях, что вызывало повышенное внимание русских офицеров к военно-инженерной стороне дела. Для российского Военного министерства большой интерес представляло мнение опытных военных специалистов. В Трансвааль были направлены добровольцы - инженер саперного батальона М.А.Зигерн-Корн, фортификатор В.Щеглов, штабс-капитан минной роты А.Шульженко (сражался против англичан под Блюмфонтейном и Дорнкопом), выполнявшие роль военных советников. В их донесениях содержалось немало важных технических подробностей. “На военных инженерах возлежит изучение всех технических средств, применяемых при укреплении, обороне и атаке позиций”, - указывал в письме генерал-лейтенанту В.Сахарову военный министр А.Н.Куропаткин. Офицеры из России оказали существенное влияние на организацию артиллерийского дела буров, системы разведывательной службы, строительства оборонительных сооружений, восстановления железнодорожных коммуникаций. Их опыт положительным образом сказался на тактике применения бурами, не знакомыми с европейским военным искусством, современных образцов оружия.

Военные события в Южной Африке подробно изучались офицерами русской армии и флота. Правительство, заинтересованное в получении информации о характере военных действий в Трансваале из разных источников, не только не препятствовало, но всемерно содействовало широкому развитию добровольческого движения на юг Африки, куда с самого начала вооруженного конфликта в войска Великобритании и бурских республик были направлены в качестве наблюдателей официальные и тайные военные агенты с целью сбора разведывательных данных для Генерального штаба. Одновременно с отправкой военного агента полковника П.Стаховича в английские войска на юг Африки в качестве военного атташе в армию буров был командирован подполковник В.Ромейко-Гурко. О том, насколько важными представлялись российскому императору и военному министру сообщения с театра военных действий в Трансваале, свидетельствует циркулярное распоряжение генерал-лейтенанта А.Н.Куропаткина по Генеральному штабу от 30 ноября 1899 г.: “Сего числа высочайше повелено все донесения полковника Стаховича из Трансвааля немедленно предоставлять государю императору в подлинниках с особо назначенными фельдъегерями”. Российские военные наблюдатели, по существу являясь советниками при армии буров, способствовали и организации отечественного добровольческого движения в южноафриканских республиках.

Русские добровольцы выгодно отличались от большинства иностранных волонтеров своей боевой выучкой и высокими моральными качествами. 125 человек из 250 присоединились к бурским “коммандо” (вооруженные отряды) и храбро сражались до самого конца войны в Европейском легионе французского полковника В.Марейля, сборном партизанском отряде капитана Терона, в русском отряде под командованием капитана А.Ганецкого, сына генерала, героя русско-турецкой войны. О составе этого отряда остались краткие свидетельства военного инженера В.Рубанова: “…Русский отряд, состоявший из 57 человек, обращал на себя всеобщее внимание – публика в его составе собралась интеллигентная, порядочная.., не было ни одного, приехавшего на театр военных действий с целью наживы, …тогда как в большинстве своем волонтеры иностранных отрядов прибыли помародерствовать, пограбить под шумок”.

Анализируя мотивы участия иностранцев в войне против англичан, русский доброволец подпоручик Л.Покровский в интервью журналу “Варшавский дневник” в июле 1900 г. отмечал, что большинство немцев, американцев и испанцев, “привлеченных слухами о неистощимых запасах золота и алмазов” в южноафриканских республиках, рассчитывали “по окончании войны… поживиться… на тучных нивах Трансвааля”, французы “рвались отомстить за Фашоду”, итальянцы и греки “понаехали, обидевшись на правительство за открыто выраженные симпатии англичанам в деле предложения вооруженной помощи”. Крайне невысокое мнение наблюдателей об иностранных добровольцах подтверждал и русский офицер Е.Августас: “…В большинстве иностранных отрядов царили ссоры, интриги, ... начальники не имели авторитета. Отряд немецкий совершенно дискредитирован у буров, итальянский и французский … занимались лишь мародерством”. Характеризуя российских волонтеров, Л.Покровский подчеркивал: “…На этом фоне выделяются русские добровольцы, ... все бывшие офицеры. Желающих поживиться трансваальскими богатствами между ними нет никого”. Как буры, так и иностранные добровольцы, в большинстве своем положительно оценивали деятельность русских волонтеров. Ф.Гучков и М.Енгалычев отмечали, что буры относились к русским “с большим вниманием”.

Командир итальянского корпуса капитан К. Рикарди высоко отзывался о российских подданных из числа добровольцев: “Все относятся с огромным уважением к участию русских в этой войне”.

По словам Е.Августаса, многие русские волонтеры “кровью запечатлели свою готовность принести посильную помощь правому делу”. Несколько добровольцев – выходцев из России – погибли в трансваальской войне: подпоручики Л.Покровский, И.Никитин, морской офицер Б.Строльман, поручики С.Дуплов, Н.Петров, В.Стессель, П.Риперт.

По мемуарам Е.Августаса также можно судить с большой достоверностью и о характере упорных боев с британскими войсками, о быте буров, простых полевых условиях. Мы узнаем о судьбе большинства российских добровольцев, их мотивах участия в конфликте и человеческих качествах. Схожесть условий жизни и быта на передовой постепенно формировала образ врага-человека, находившегося по другую линию фронта. Так, в другом месте своих воспоминаний Августас, описывая поле недавнего сражения под Спионскопом, невольно задается вопросом: “Разве эти безжизненные громады каменных гор стоили того, чтобы из-за них погибло столько молодых жизней, чтобы пролилось столько крови”.

Англо-бурская война. Это была последняя война 19-го столетия и первая война 20-го столетия. Провозвестница войн нового типа - 2-й мировой и последующих войн.

Это была первая война, которую объявили войной за демократию. И англичане начинали эту войну с надеждой на демократию, на защиту своих соотечественников, обижаемых бурами, а закончили концентрационными лагерями, массовыми зачистками мирного населения, взятием заложников, геноцидом, зверствами над мирными людьми, причем не над неграми, а над такими же белыми - потомками голландцев.

Это была война, в которой использовались бездымный порох, скорострельные пушки, шрапнель, пулемёты и магазинные винтовки, что навсегда изменило тактику пехоты, заставив её спрятаться в траншеи и окопы, атаковать в разреженных цепях вместо привычного строя и, сняв яркие мундиры, обрядиться в хаки…

Это была война, в которой впервые прозвучало слово - "командос" - так называли отважных партизан-буров, в которой применялись блокпосты, рельсовая война, колючая проволока и геноцид. Эта война также «обогатила» нас такими понятиями, как снайпер, диверсионная война, тактика выжженной земли и концлагерь.

В этой войне выковался характер Уинстона Черчилля, молодого журналиста, добровольно ушедшего на эту войну. Это была война, сопровождавшаяся невиданными тогда (да и потом сопоставимая с жертвами США во 2-й мировой) потерями.

Это была не только первая «попытка принести Свободу и Демократию» в страны, богатые полезными ископаемыми. Но также, наверное, и первой войной, где боевые действия, помимо поля боя, были перенесены и в информационное пространство. Ведь к началу 20 века человечество уже вовсю пользовалось телеграфом, фотографией и кинематографом, а газета стала привычным атрибутом каждого дома.

В этой войне впервые участвовали добровольцы- интернационалисты, в том числе и из Росиии....

Это была ВОЙНА...
забытая нами. Разве что кто-то еще помнит песню - "Трансвааль, Трансвааль, страна моя. Ты вся горишь в огне!"

 И черная земная кровь
    Сулит нам, раздувая вены,
    Все разрушая рубежи,
    Неслыханные перемены,
    Невиданные мятежи.
Так писал Блок почти сто лет назад.

И вот итог:
 Сто лет прошли, как сон кошмарный.
Век двадцать первый снится мне.
Живу, быть может, жизнью странной,
Иль брежу все еще во сне?
 

Как англичане "демократизировали" Южную Африку

Противостояние англичан и буров началось ещё почти за сто лет до описываемых событий, когда Великобритания положила глаз на принадлежащую Голландии Капскую колонию.
 

Сначала аннексировав эти земли, они потом ещё их же и купили, правда, так хитро, что в реальности не уплатили ни копейки. Однако это дало право одному из тяжеловесов информационной войны, Артуру Конан Дойлу, написать следующие строки в своей книге об англо-бурской войне: «В нашем обширном собрании стран, пожалуй, нет другой страны, права Британии на которую были бы так же неоспоримы, как на эту. Мы владеем ею на двух основаниях — по праву завоевания и по праву покупки».

Вскоре англичане создали бурам невыносимые условия существования, запретив обучение и делопроизводство на голландском языке и объявив английский язык государственным. Плюс к этому Англия в 1833 году официально запретила рабство, которое составляло основу экономики буров. Правда, «добрые» англичане назначили выкуп за каждого невольника. Но, во-первых, сам выкуп был вдвое меньше принятой цены, а во-вторых, получить его можно было только в Лондоне, и то не деньгами, а государственными облигациями, в которых слабо образованные буры просто не разбирались.

В общем, буры поняли, что жизни им тут не будет, собрали вещички и рванули на север, основав там две новые колонии: Трансвааль и Оранжевую республику.

Тут стоит сказать пару слов о самих бурах. Англо-бурская война сделала их в глазах всего мира героями и жертвами.

Но буры жили за счёт труда рабов на своих фермах. А землю под эти фермы они добывали, очищая её от местного чернокожего населения с помощью винтовок.
Вот как описывает буров Марк Твен, посетивший примерно в это время юг Африки: «Буры очень набожны, глубоко невежественны, тупы, упрямы, нетерпимы, нечистоплотны, гостеприимны, честны во взаимоотношениях с белыми, жестоки по отношению к своим чёрным слугам… им совершенно всё равно, что творится в мире».

Такая патриархальная жизнь могла бы продолжаться ещё очень долго, но тут в 1867 году на границе Оранжевой республики и Капской колонии нашли крупнейшее в мире месторождение алмазов. В страну хлынул поток проходимцев и авантюристов, одним из которых был Сесил Джон Родс, будущий основатель компании «Де Бирс», а также двух новых английских колоний, скромно названных в честь него Южной и Северной Родезией.
Англия вновь попыталась аннексировать бурские территории, что привело к 1 англо-бурской войне, которую англичане, по сути, продули.

Но беды буров на этом не закончились, в 1886 году в Трансваале нашли золото. В страну опять хлынул поток проходимцев, преимущественно англичан, мечтавших мгновенно обогатиться. Буры, по-прежнему продолжавшие сидеть на своих фермах, в принципе, не возражали, однако обложили приезжих ойтландеров (иностранцев) высоким налогом.
Вскоре количество «понаехавших» почти сравнялось с количество местных. Причём иностранцы всё громче стали требовать для себя гражданских прав. С этой целью даже была создана правозащитная НПО «Комитет Реформ», финансируемая Сесилом Родсом и другими горнорудными королями. Забавное дополнение – требуя для себя гражданских прав в Трансваале, ойтландеры, однако, не желали отказываться и от британского подданства.

В 1895 году Родс, ставший к тому времени премьер-министром Капской колонии, в содействии с министром по делам колоний Джозефом Чемберленом, спонсировали некоего доктора Джеймсона, который, собрав отряд, вторгся на территорию Трансвааля. По замыслу Джеймсона, его выступление должно было стать сигналом для восстания ойтландеров. Однако восстания не произошло, а отряд Джеймсона был окружён и взят в плен.

Неудачливый доктор попал в тюрьму (что характерно, английскую, поскольку был выдан властями Трансвааля англичанам), Родс лишился поста премьер-министра колонии, а Чемберлена спасло только своевременное уничтожение документов.

Этот рейд, однако, не только вдохновил Редьярда Киплинга написать своё знаменитое стихотворение «Если», но и ясно дал понять правительству Великобритании, что без хорошей войны аннексия золотодобывающих регионов Африки не получится. Однако тогдашнее правительство лорда Солсбери не было расположено к войне, справедливо полагаясь на «мирный захват» бурских республик возрастающей массой ойтландеров.
Но Родс, мечтавший построить железнодорожную линию через всю Африку, ждать не мог, поскольку набирающая силу Германия также активно занялась строительством африканских железных дорог (ох уж эти трубопрово… транспортные магистрали).
Надавить на правительство пришлось, используя общественное мнение.

И тут самое время для маленького отступления – когда я собирал материалы по англо-бурской войне, то с удивлением узнал, что сами англичане обвиняют в развязывании этой войны… угадайте кого? Еврейский банкирский капитал!!!

Компания «Де Бирс» смогла стать лидером и монополистом на рынке торговли алмазами лишь после того, как получила поддержку торгового дома Ротшильдов. Золото, добываемое в Трансваале, тоже шло прямиком в лондонские банки, среди владельцев которых традиционно было много евреев.

Кстати, английские политики совершенно справедливо замечали, что «казначейство не получает ни единого фартинга с трансваальских или каких-нибудь иных золотых приисков». Эти доходы получали частные владельцы банков.

Итак, новый губернатор Капской колонии Альфред Мильнер (которого будущие историки назовут «медиапродвинутым», поскольку он не только прекрасно умел использовать прессу, но и сам в своё время успел поработать в газете) шлёт в метрополию доклады, сильно преувеличивающие бедственное положение ойтландеров в Трансваале и посылает секретный доклад разведки, в котором буры выставляются в дурном свете.
Английские газеты, причём принадлежащие разным партиям и направлениям, пишут примерно одинаковые статьи, рисующие буров дикарями, злодеями, жестокими рабовладельцами и религиозными фанатиками. Статьи, для большей наглядности, иллюстрируются красиво нарисованными картинками.

Что забавно, спустя годы историки выяснили причину такого единогласия – практически всю информацию о «реальном» положении дел английская пресса брала из двух издававшийся в Кейптауне газет: «Йоханнесбург Стар» и «Кейп Таймс», по «удивительному» совпадению, принадлежащих Родсу. Также благодаря давлению Родса и Мильнера был уволен глава местного агентства «Рейтер», придерживавшийся антивоенной позиции. После чего и «Рейтер» присоединилось к хору воинственных демократов.

Однако вряд ли стоит обвинять в развязывании войны одних только евреев-банкиров. Истерия вокруг буров легла на благодатную почву. Англичане искренне верили, что они рождены править миром и любое препятствие в реализации этого плана воспринимали как оскорбление. Существовал даже специальный термин, «джингоизм», означающий крайнюю стадию имперского шовинизма британцев.

Вот что говорил небезызвестный нам Чемберлен: «Во-первых, я верую в Британскую Империю, во-вторых, я верю в британскую расу. Я верю, что британцы – величайшая из имперских рас, какие когда-нибудь знавал мир».

Ярким примером «джингоизма» был и Родс, мечтавший, чтобы Африка принадлежала Британии «от Каира до Кейптауна», и те простые рабочие и лавочники, устраивавшие бурные празднества после каждой победы англичан и закидывавшие камнями окна домов про-бурски настроенных квакеров.

Когда в Стратфорде-на-Эйвоне, родном городе Шеспира, пьяная толпа патриотов перебила стёкла в домах квакеров, выступавших против войны, писательница христианских романов и пояснений к Священному Писанию Мария Коррели обратилась к погромщикам с речью, в которой поздравила их с тем, как хорошо они отстояли честь Родины, и сказала: «Если бы Шекспир восстал из гроба, он бы присоединился к вам».
Противостояние между бурами и англичанами в британских газетах было представлено как противостояние между англо-саксонской и голландской расами и замешивалось вокруг чести и достоинства нации. (По сути ведь, до этого буры дважды надрали англичанам задницу). Объявлялось, что если Англия ещё раз уступит бурам, это приведёт к развалу всей Британской империи, ибо люди в Австралии и Канаде перестанут её уважать. Была вытащена старая байка про претензии России на Индию и «найдены» следы русского влияния на буров. (Россия вообще была очень выгодной картой, ведь сам термин «джингоизм» возник во время русско-турецкой войны 1877-78 годов, после того как Англия послала эскадру в турецкие воды, с целью противодействия продвижению русских войск).

Но больше всех Англию беспокоила всё более усиливающая свои позиции в Африке Германская Империя. В 90-х годах Германия всё-таки построила железную дорогу, связывающую Трансвааль и германские колонии на побережье Атлантики. А чуть позже протянула ветку и к Индийскому океану. Эти дороги не только нарушили английскую монополию на ввоз и вывоз товаров из бурских республик, но и позволили привезти проданные бурам Германией новейшие винтовки Маузера (во многом превосходившие английские винтовки Ли-Метфорда), пулемёты и артиллерию.

Германский Кайзер Вильгельм II после рейда Джеймсона даже хотел взять бурские колонии под свой протекторат и направить туда войска. Он публично заявил, что «не позволит Англии сломить Трансвааль».

Впрочем, перед самой войной с Вильгельмом удалось договориться, «поделив» с ним на бумаге бельгийские колонии в Африке и уступив несколько островов в архипелаге Самоа.

Итак, общественное мнение было подготовлено, народ требовал бурской крови, правительство не возражало.

Началось беспрецедентное давление на бурские республики на дипломатическом фронте, одновременно с наращиванием британских вооружённых сил на юге Африки.
После долгих переговоров президент Трансвааля Поль Крюгер фактически согласился на все требования в отношении гражданства и прав ойтландеров и даже в чём-то превзошёл их. Это поставило Англию в несколько неловкое положение, поскольку повод начинать войну фактически пропал. Тогда Британия просто отвергла эти предложения, как и предложение прибегнуть к третейскому суду, сказав что «они запоздали».

Российский посол в Великобритании Стааль в своём очередном донесении, отправленном в сентябре 1899 года в Петербург министру иностранных дел России Ламздорфу, сообщал: «Чемберлен не изменяет своего образа действий: на уступки буров он отвечает новыми требованиями. В сделанном через газету «World» обращении к американцам Крюгер говорит: «Всякая страна имеет право защищать своих подданных, но Англия не защищает англичан, а стремится угрозами и насилием обратить их в подданных Трансвааля. Это указывает на заднюю мысль: не натурализации хотят ойтландеры, а нашей земли, богатой золотом». Крюгер прав. Но заблуждается он, утверждая, что не сила есть право, а право есть сила. Правота дела не спасёт независимости Трансвааля, и вопрос лишь в том, будет ли она утрачена добровольным подчинением или же после борьбы. Приготовления к войне идут с обеих сторон, и вопрос решится на днях».

Так что уже Полю Крюгеру, президенту Трансвааля, пришлось предъявить ультиматум Британии, с требованием вывести свои войска из Наталя и Капской колонии.
Английские газеты встретили ультиматум дружным смехом, называя его «экстравагантным фарсом» и «мишурой немого государства».

И потому 12 октября 1899 года, не дожидаясь усиления англичан, бурские войска перешли границу. Война началась.

Война эта делится на три этапа. Бурское наступление. Ответное наступление Британских войск и Партизанская война. Описывать ход военных действия я не стану, а подробней остановлюсь на войне информационной.

Хотя сами буры в информационной войне особо не отличились, но к тому времени Британия сумела обзавестись немалым количеством недоброжелателей по всему миру. В первую очередь это были Россия, Франция, Германия и, конечно, Голландия. Их совместной заслугой было то, что будущую войну объявили «войной между белыми», что, по сути, было не так уж мало, ибо на войну против «дикарей» не распространялись правила, принятые на прошедшей за полгода до этих событий Гаагской конференции, созванной, кстати, по инициативе России.

И, конечно, симпатии большей части «цивилизованного» мира были на стороне буров.
В российской прессе, на протяжении всей войны о бурах писали с неизменным восторгом и даже старательно подчёркивали их сходство с русскими, примером чему служила высокая религиозность буров, их склонность к сельскому хозяйству, а также привычка носить окладистые бороды. Умение ездить верхом и метко стрелять позволяло сравнивать буров с казаками.

Благодаря многочисленным статьям средний российский гимназист знал географию Южной Африки, наверное, лучше, чем родной губернии.

Было написано несколько песен, одна из которых – «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне» – стала поистине народной и, по свидетельствам фольклористов, вовсю распевалась вплоть до 2-й Мировой Войны.

На каждом углу продавались тонкие брошюрки печатного сериала «Роза Бургер», в котором на фоне англо-бурской войны развивались поистине африканские страсти.
75 выпусков этого сериала разошлись стотысячными тиражами.

Лишь некоторые либеральные газеты выступили на стороне Англии. Объясняя её жадность – заботой о народе. А воинствующий на тот момент имперский шовинизм – единством интересов правительства и народа, присущих демократии.

В остальных же газетах и журналах Англия совершенно справедливо описывалась алчной и лживой злодейкой. А её армия, не столь справедливо, сборищем трусов, нападающих исключительно в пропорции 10 к 1.

Смело использовались двойные стандарты. Например, отравление колодцев бурами считалось военной хитростью. А подобное же действие со стороны англичан – варварством.

Всякие успехи бурской армии превозносились до небес, а любые успехи англичан подвергались сомнениям и осмеянию.

Поручик Едрихин, откомандированный на время войны в Южную Африку в качестве корреспондента газеты «Новое Время» (и, видимо, бывший сотрудником российской разведки), писавший под псевдонимом Вандам, уже во время англо-бурской войны предостерегал соотечественников: «Плохо иметь англосакса врагом, но не дай Бог иметь его другом... Главным противником англосаксов на пути к мировому господству является русский народ».

Роман Луи Буссенара «Капитан Сорви-голова», написанный в 1901 году, который, наверное, с тех пор читает каждое поколение мальчишек по всему миру (кроме Англии, там про него «не знают»), очень ясно отражает отношение континентальной Европы к той войне.

Такая мощная информационная поддержка привела к тому, что в армию буров хлынул поток добровольцев со всего света. Большинство составляли голландцы (около 650 человек), французы (400), немцы (550), американцы (300), итальянцы (200), шведы (150), ирландцы (200) и русские (около 225).

Однако сами буры не слишком приветствовали этот поток. Крюгер даже написал статью, общий смысл которой сводился к: «мы вас не звали, но раз уж приехали – добро пожаловать». Также буры почти не принимали иностранцев в свои отряды – «коммандо», сформированные из жителей одной местности. Так что иностранные добровольцы образовали 13 своих отрядов.

По ходу войны буры тоже практически не использовали возможности прессы. Хотя поводов англичане давали предостаточно. Они даже не сообщали официальные числа своих потерь и потерь противника, что вынуждало мир пользоваться британскими данными.

А вот англичане не упускали случая громко поскандалить. Например, обвиняя буров в жестоком обращении с пленными. Лишь после того, как американский посол, посетив пленных англичан, уверил весь мир, что те содержатся с максимальными, «насколько это возможно в данных условиях», удобствами, им пришлось оставить эту тему.

Но при этом они не прекращали обвинять буров в варварстве и жестокости, уверяя, что те добивают раненых, уничтожают гражданское население, дружески настроенное к Англии, и даже пристреливают собственных товарищей, пожелавших перейти на сторону англичан. Газеты были заполнены «подлинными» свидетельствами злодеяний буров. По утверждению английского историка Филиппа Найтли, «не было практически никаких ограничений на такие изобретения».

На эту информационную войну были брошены немалые силы. От одного только агентства «Рейтер» на фронт было послано больше сотни человек. Плюс каждая большая лондонская газета прислала туда в среднем по 20 сотрудников, да и британские газеты помельче предпочитали иметь в Южной Африке, как минимум, одного журналиста.
Среди этой армии корреспондентов было множество информационных тяжеловесов, чьи имена нам сейчас ничего уже не скажут.

Однако стоит назвать имена Артура Конан Дойла, поехавшего на эту войну в качестве военного доктора, и Редьярда Киплинга, который был лично знаком с Родсом. Был там и Уинстон Черчилль, представлявший газету «Морнинг Пост». Собственно говоря, именно эта война, бурский плен и побег из него, живо описанные в его репортажах, и положили начало его политической карьере.

Множество фотографий и бесконечные ленты кинохроники вызывали у зрителя «эффект присутствия» и производили неизгладимое впечатление. В том числе в синематографах крутили и постановочные фильмы типа «Буры нападают на палатку Красного Креста», снятые в английском городе Блекберн, и выданные за настоящую кинохронику. (Звучит знакомо, не правда ли?)

Но иногда и у англичан случались казусы, например, один английский генерал обвинил буров в том, что «они употребляют запрещённые пули «дум-дум», захваченные ими у англичан и дозволенные к употреблению только в английских войсках».

Но, наверное, вершиной цинизма было размещённое в газетах объявление о том, что в плену скончался сын бурского комманданта Д. Герцога, гласившее: «В Порт-Элизабет умер военнопленный Д. Герцог в возрасте восьми лет».

Англичане, кстати, в отличие от буров, относившихся к пленным прямо-таки по-рыцарски образцово, «образцовостью» похвастаться не могли. Пленных буров, во избежание побегов, загоняли на морские суда и вывозили на остров Святой Елены, Бермудские острова, на Цейлон и в Индию. Причём, опять же, возрастной диапазон «военнопленных» колебался от 6 (шести) до 80 лет.

Давка, отсутствие свежей пищи и нормальной медицинской помощи привели к высокой смертности среди военнопленных. По утверждению самих же англичан, 24 000 пленных буров было похоронено вдали от родины. (Цифры особо удивительны, если учесть, что армия буров, хоть и могла собрать тысяч 80, но в реальности редко превышала 30-40 тысяч человек. Впрочем, учитывая возрастной диапазон «военнопленных», можно понять, что таковыми назначали всё мужское население бурских республик.)

Но ещё хуже обошлись англичане с мирным населением бурских республик, после того, как, потерпев поражение в «правильной» войне, буры перешли к партизанским действиям.

Командующий английской армией лорд Китченер в ответ прибег к тактике «выжженной земли». Бурские фермы сжигались, их скот и посевы уничтожались, источники воды загрязнялись, а мирное население, в основном женщин и детей, сгоняли в концентрационные лагеря.

По мнению историков, в эти лагеря были согнаны от 100 до 200 тысяч человек, в основном женщин и детей. Условия содержания были поистине скотскими. Больше 26 тысяч – 4177 женщин и 22074 ребёнка – умерли от голода и болезней. (Умерло 50% всех заключённых детей в возрасте до 16 лет, и 70% – в возрасте до 8 лет).

Желая спасти пошатнувшуюся репутацию «джентльменов», англичане назвали эти концлагеря «Местами Спасения», заявив, что люди приходят туда добровольно, ища защиты от местных чернокожих. Что отчасти могло бы быть правдой, поскольку англичане раздали местным племенам огнестрельное оружие и дали своё «добро» на грабёж и отстрел буров.

И, тем не менее, бурские женщины упорно старались избегать «приглашения» в подобные «Места спасения», предпочитая скитаться и голодать на воле. Впрочем, «борьба с рабством» не помешала англичанам согнать бывших бурских рабов в отдельные лагеря и задействовать на подсобных работах для армии, или просто на алмазных шахтах. От 14 до 20 тысяч «освобождённых рабов» умерло в этих лагерях, не перенеся радостей подобной «свободы».

Наконец, обилие журналистов стало работать против самих британцев. Информация об ужасающих условиях лагерей, в которых держали представителей «белой расы», и фотографии умирающих от голода детей возмутили весь мир, и даже британскую общественность.

41-летняя англичанка Эмили Хобхаус посетила несколько таких лагерей, после чего начала бурную кампанию против существующих там порядков. После встречи с ней английский лидер либералов, сэр Генри Кэмпбелл-Баннерман, во всеуслышание заявил, что война выиграна «варварскими методами».

Авторитет Британии, и без того подорванный военными успехами буров в начале войны и тем фактом, что, даже добившись более чем десятикратного превосходства в живой силе, не говоря уж о технике, Англия в течение более чем двух лет так и не смогла добиться победы, сильно пошатнулся.

А уж после применения «тактики выжженной земли» и концлагерей моральный авторитет Британии упал ниже плинтуса. Говорят, что англо-бурская война покончила с чопорной викторианской эпохой.

Наконец, 31 мая 1902 года буры, опасаясь за жизни своих жён и детей, были вынуждены капитулировать. Республика Трансвааль и Оранжевая республика были аннексированы Британией. Однако благодаря своему мужеству, упорному сопротивлению и симпатиям мировой общественности буры смогли выторговать амнистию всем участникам войны, получить право на самоуправление и использование голландского языка в школах и судах. Англичанам даже пришлось выплатить компенсации за разрушенные фермы и дома.

Также буры получили право и впредь эксплуатировать и уничтожать чернокожее население Африки, что стало фундаментом будущей политики апартеида.

Первоисточник http://inoforum.ru" target="_blank" rel="nofollow">http://inoforum.ru

Что бы мы сказали о судье, который выносит оправдательный приговор, основываясь на показаниях убийцы и его сообщников о том, какой нехороший человек был убитый? Между тем, в истории такое происходит сплошь и рядом. В случае с императором Павлом I мы продолжаем судить о нем на основании мемуаров его убийц – нескольких десятков гвардейских офицеров. Заговорщики, убившие Павла, а также те, кто так или иначе поддержал цареубийство, много писали об «исступленном безумии» и «кровожадности» царя. Согласно этой точке зрения никакого заговора в сущности и не было, просто горстка патриотов приняла необходимые меры, чтобы обезопасить общество от больного человека.
 

 
Между тем нет никаких данных, позволяющих считать Павла душевнобольным. Уже одно то, что Павел был задушен, а не помещен в дом умалишенных свидетельствует, что заговорщики признавали царя полностью вменяемым и ответственным за свои действия. Достоверно известно лишь то, что он страдал гастритом, сопровождавшимся сильными болями; эта болезнь была следствием чрезвычайной торопливости Павла в приеме пищи: за столом он спешил так же, как в своей государственной деятельности, и глотал куски пищи, почти не жуя.
 

Допустимо говорить о горячей, вспыльчивой натуре Павла, его взвинченных нервах и дурном характере, окончательно испорченном окружавшей его с детства обстановкой. Даже близко знавшие его люди единогласно говорили о его несдержанности, раздражительности, внезапных припадках гнева, подозрительности, нетерпеливой требовательности, чрезмерной поспешности в принятии решений, страстных и подчас жестоких порывах. Но в то же время они отмечали, что в спокойном, ровном расположении духа Павел был «неспособен действовать бесчувственно или неблагородно». В обычной обстановке он вовсе не был мрачным, суровым человеком, мизантропом и сумасбродом. Гвардейский офицер Саблуков утверждал, что в основе его характера «лежало истинное великодушие и благородство, и, несмотря на то, что он был очень ревнив к власти, он презирал тех, кто раболепно подчинялся его воле, в ущерб правде и справедливости, и, наоборот, уважал людей, которые бесстрашно противились вспышкам его гнева, чтобы защитить невинного… Он был совершенным джентльменом, который знал, как надо обращаться с истинно-порядочными людьми, хотя бы они и не принадлежали к родовой или служебной аристократии; он знал в совершенстве языки: славянский, немецкий, французский, был хорошо знаком с историей, географией и математикой».
 
Павел обладал прекрасными манерами и был очень вежлив с женщинами, проявлял изрядную литературную начитанность, был склонен к шутке и веселью, тщательно оберегал достоинство своего сана, был строг в соблюдении государственной экономии и щедр при выдаче пенсий и наград, неутомимо преследовал лихоимство и неправосудие, ценил правду и ненавидел ложь и обман. К этому можно прибавить, что он был силен, ловок и великолепно держался в седле.
 
Многие его государственные распоряжения говорят о том, что Павел безошибочно видел зло и всеми мерами старался его искоренить. Наиболее ярко эта его черта проявилась в военных реформах. В екатерининской армии процветали произвол командиров, казнокрадство, жестокое обращение с нижними чинами, притеснения обывателей, несоблюдение строевых уставов (при Потемкине высшие офицеры растащили для личных, неармейских нужд целый рекрутский набор – 50 тысяч человек, то есть восьмую часть армии!). Борясь с этими злоупотреблениями, Павел учредил в армии институт инспекторов, урегулировал уставом телесные наказания, восстановил пошатнувшуюся дисциплину. Конечно, новая прусская форма была неудобна и даже вредила здоровью солдат (вспомним суворовское «штиблеты: гной ногам»), но ее введение пресекло мотовство офицеров. При Екатерине офицер считал себя обязанным иметь шестерку или на худой конец четверку лошадей, новомодную карету, несколько мундиров, каждый стоимостью в 120 рублей, множество жилетов, шелковых чулок, шляп и проч., толпу слуг, егеря и гусара, облитого золотом или серебром. Новый павловский мундир стоил 22 рубля; шубы и дорогие муфты были запрещены, вместо этого зимние мундиры подбивались мехом, а под них надевались теплые фуфайки. (Кстати сказать, что во время царствования Александра I на гатчинскую форму продолжали нападать по привычке; мундиры, в которых ходили победители Наполеона, были не менее нелепы: Александр обрезал полы мундиров по пояс, поднял воротники по самые уши – и все не знали, как похвалить новую форму! Удобная форма, свободная, широкая, не стеснявшая движений, национальная по внешнему виду, появилась в русской армии лишь со времен Александра II.) Кое-что из армейских нововведений Павла дожило до наших дней, например, одиночное обучение солдат. Вспомним и то, что Суворов совершил свой величайший подвиг – швейцарский поход – с солдатами, одетыми в гатчинские мундиры. Форма не помешала побеждать.
 
Павел «выкинул» из гвардии всех недорослей, записанных в малолетстве в полки, и мещан, купивших гвардейский патент. По России раздался стон, потому что десятки тысяч бездельников от Риги до Камчатки привыкли пользоваться гвардейскими привилегиями.
 
В гражданской сфере деятельность Павла имела свои положительные результаты. Под воздействием царя Сенат разобрал 11 тысяч нерешенных дел, скопившихся за предыдущее царствование, чиновники подтянулись, секретари стали подписывать бумаги без взятки, все почувствовали, что они находятся не у себя в вотчине, а на службе. Для укрепления финансов на площади перед Зимнем дворцом было сожжено ассигнаций на сумму 5 миллионов рублей, а пуды золотой и серебряной посуды переплавлены в звонкую монету; чтобы понизить цены на хлеб, была организована торговля из государственных запасов зерна. При Павле была налажена торговля с США, учреждено первое высшее медицинское училище; этот «кровожадный» государь не казнил ни одного человека и сделал многое для облегчения положения крестьян.
 
Все это, конечно, мало походит на поступки повредившегося в уме изверга. Напротив, мало кто из русских государей так искренне желал водворить порядок в вечно расстроенных российских делах. К несчастью, Павел не знал другого способа проведения своих решений в жизнь, кроме неограниченного самовластия. Желая сам быть своим первым и единственным министром, Павел вмешивался в мельчайшие подробности управления, привнося в работу и без того расшатанного государственного механизма свою вспыльчивость и свое нетерпение. Чиновники, привыкшие получать от царя личные распоряжения обо всем, боялись шагу ступить самостоятельно, а получив какой-нибудь приказ, со всем российским канцелярским рвением бросались бездумно исполнять его и из опасения не угодить требовательности государя проявляли такую строгость, что вызывали насмешки или ропот общества. Да и сам Павел, преследуемый мыслью о том, что он вступил на престол слишком поздно, что ему не успеть исправить все злоупотребления, проявлял ненужную торопливость. Давая больному лекарство, он не дожидался, когда оно окажет свое действие, а грозными окриками и пинками побуждал его скорее подняться с постели. В результате воздействие дисциплины на государственный механизм, которое при других условиях могло бы стать благотворным, было только внешним, внутри во всех государственных учреждениях господствовал хаос. А там где хаос, у людей возникает вполне понятное стремление вернуться к прежнему, пускай дурному, но привычному строю жизни.
 
Характер Павла был испорчен окружавшей его с детства обстановкой. До 1762 года Екатерина II, его мать, и он чувствовали взаимную привязанность, но после коронования Екатерины II все изменилось. Павел стал в ее глазах лишь нежелательным претендентом на престол, имевшим на него, к тому же, гораздо большие права, чем она. В 1772 году императрица ничем не ознаменовала совершеннолетия сына. С этого времени началась и окрепла неприязнь Павла к матери, фактически вторично (после свержения супруга, Петра III) узурпировавшей престол.
 
Охлаждение между ним и Екатериной II увеличилось после того, как императрица взяла к себе на воспитание двух его сыновей: Александра и Константина. Окончательный же разрыв произошел на почве различных взглядов матери и сына на многие вопросы государственного управления. Екатерина вела войны и приобретала новые земли, наследник выступал против этого; она не скупилась на милости к фаворитам, он считал, что «доходы государственные – государства, а не государя». Ей, считавшей себя продолжательницей дела Петра Великого и состоявшей в переписке с Вольтером и Дидро, осмеливались напоминать, что свобода «не иным приобретается, как воспитанием, но оное не может быть иным управляемо, как фундаментальными законами, а сего последнего нет»; ей прозрачно намекали, что дело поданных (имелись в виду временщики) не управлять государством, а точно выполнять монаршьи инструкции и что только такой порядок ведения государственных дел может «дать им способ быть хорошими, отняв способ быть дурными». У Екатерины II не оставалось другого выбора, как отстранить Павла от власти, чтобы не увидеть разрушения всего ею созданного. Павел негодовал, впал в подозрительность, жаловался на несправедливость матери к нему; а когда Екатерина подарила ему Гатчину, он совершенно удалился от петербургской придворной жизни и замкнулся в кругу немногих друзей и единомышленников.
 
В Гатчине Павел выстроил школу, больницу и четыре церкви для разных вероисповеданий, приняв содержание духовенства на свой счет. Чтобы дать населению заработок, завел стеклянный и фарфоровый заводы, суконную фабрику и шляпную мастерскую, часто помогал крестьянам деньгами и землей. Но самым любимым его делом было устройство своей маленькой армии по прусскому образцу. Гатчина стала для него моделью идеального государства, в которое он собирался превратить Россию после вступления на престол.
 
У императрицы созрел план устранить Павла от престола и передать верховную власть любимому внуку Александру. Когда Павел узнал об этом намерении матери, его душевное состояние стало еще тяжелее. Он стал подозревать в покушении на свои права всех окружающих, и особенно Александра, хотя тот ясно дал понять отцу свое несочувствие планам бабки. «Объясните мне, наконец, отчего это в других европейских монархиях государи спокойно вступают на престол один за другим, а у нас иначе?» – горячился Павел перед французским послом Сегюром, заехавшим в 1789 году проститься с наследником перед отъездом во Францию. Сегюр сказал, что причина этого – недостаток закона о престолонаследии, право царствующего государя назначать себе преемника по своей воле, что служит источником замыслов честолюбия, интриг и заговоров. «Да, надобно об этом подумать!» – отвечал Павел. Следствием этих раздумий стало составление им закона о престолонаследии, опубликованного в день коронации Павла. Этот закон положил конец столетней неразберихе на российском престоле.
 
Екатерина умерла, не успев осуществить своих намерений передать власть Александру. Кончина императрицы и воцарение Павла произвели потрясающее впечатление в Петербурге. На пути из Гатчины в Петербург Павел поминутно встречал курьеров, посланные разными лицами оповестить его о смерти матери. Казалось, в столице не осталось ни одной души, кто бы не послал нарочного к наследнику, стараясь заслужить этим его милость. Даже придворный повар с рыбным подрядчиком, скинувшись, наняли курьера и послали его к Павлу.
 
Первым естественным побуждением Павла было установить лучший порядок в государственных делах, чем тот, который существовал при Екатерине II. Он развил кипучую деятельность. Впоследствии очевидец описывал начало царствования Павла так: «Царь сам за работой с ранней зари, с 6 часов утра. Генерал-прокурор… каждый день отправлялся с докладом во дворец в 5½ часов утра. Мир живет примером государя. В канцеляриях, в департаментах, в коллегиях, везде в столице свечи горели с пяти часов утра. С той же поры в вице-канцлерском доме, что было против Зимнего дворца, все люстры и комнаты пылали. Сенаторы с 8 часов сидели за красным столом».
 
При вступлении на престол император дал торжественное обещание сохранять и поддерживать мирные отношения с другими государствами. Были также отменены не только военные приготовления против Франции, но и рекрутский набор на 1796 год. Вождям польского восстания была объявлена амнистия. Костюшко получил предложение вступить в русскую службу, от чего он отказался и уехал на родину, получив на поезд около 100 тысяч рублей из кабинета его величества; Потоцкому было пожаловано 1000 душ. Не были забыты и русские политзаключенные – Радищев и Новиков, получившие свободу.
 
Много иронии и негодования было потрачено историками и писателями на указы Павла о запрете носить французские костюмы. Но регламентация одежды была в то время обычным правом государя и не только в России. Выколачиванием французского духа из подданных занимался не один он – такого было общее состояние политической мысли того времени: думали, что революции можно запретить.
 
К числу исторических анекдотов обычно относят и посылку казаков на завоевание Индии. Но в то время планы военной экспедиции в английскую Индию посещали головы многих государственных деятелей и кондотьеров. Достаточно сказать, что египетский поход Наполеона был лишь подготовительным этапом для проникновения в Индию; первый консул готов был поддержать и это начинание царя, но Павел твердо решил пожать лавры единолично. Примерно тогда же французскому правительству было представлено на рассмотрение два проекта изгнания англичан из Индии. Автор одного из них для успешного исхода дела считал достаточным восьми судов с трехтысячным десантом. Конечно, этот проект выглядел авантюрой, но авантюрой не безнадежной. Военные силы англичан в Бенгалии состояли всего-навсего из двух тысяч солдат и тридцати тысяч сипаев – туземцев, обученных европейским приемам ведения войны, – чья верность британской короне была весьма сомнительна. Поэтому, посылая в Индию 40 донских полков (22,507 человек при 24 орудиях), Павел отнюдь не рисковал стать посмешищем всего света.
 
Вообще политику Павла, внешнюю и внутреннюю, часто называли непредсказуемой и произвольной. Действительно, на первый взгляд может показаться, что она целиком зависела от его минутной прихоти. Но прихоти Павла имели в своей основе старомодное чувство рыцарской чести, чуть ли не в средневековом его значении. Он желал быть монархом, чьи действия определяют не «интересы», не «польза», тем более не «воля народа», а исключительно высшие понятия чести и справедливости. Именно исходя из этих соображения он стал гроссмейстером ордена св. Иоанна Иерусалимского, или так называемого Мальтийского ордена.
 
Говоря о странных на первый взгляд указах Павла, не следует забывать, что многие из них намеренно искажались заговорщиками, во главе которых стоял не кто-нибудь, а государственный канцлер Никита Панин и генерал-губернатор Петербурга граф фон дер Пален, то есть лица, державшие в своих руках внешнюю политику страны и внутренний порядок в столице. Пален позже сам с удовольствием откровенничал о том, какими средствами он вызывал недовольство царем. Так, воспользовавшись одной из светлых минут в настроении Павла, он выпросил у него амнистию всем высланным из столицы офицерам. Таким образом, он вернул в Петербург своих сообщников – свергнутого фаворита Екатерины графа Платона Зубова и его братьев Николая и Валериана, а также генерала Беннигсена. Остальных опальных офицеров он распорядился не пускать в город и они, оставшись без куска хлеба, возвратились назад, кляня Павла на все лады и сея смуту по всей России. Судя по всему, Пален приложил руку и ко многим другим несправедливостям, совершенным якобы Павлом. Недаром конец 1798 года, когда генерал-губернатор находился в отъезде, современники отметили как наиболее спокойный период царствования Павла.
 
С не меньшим коварством Пален и Панин привлекли к заговору великого князя Александра. Они сообщали ему о том, что отец будто бы готовится заключить его в тюрьму, пугали революцией, которая, по их словам, вот-вот готова вспыхнуть и т.д. Пален с циничной откровенностью признавался: «Но я обязан, в интересах истины, сказать, что великий князь Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня предварительно клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца; я дал ему слово: я не был настолько лишен смысла, чтобы внутри взять на себя обязательство исполнить вещь невозможную; но надо было успокоить щепетильность моего будущего государя, и я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что они не исполнятся».
 
Зная все это, не хочется повторять вздорные обвинения Павла в том, что он был излишне подозрительным государем. Как видим, для подозрений у него были все основания.
 
Сам образ действий заговорщиков в роковую ночь 11 марта свидетельствует о том, что это были не патриоты, защищавшие общество от тирана, а кучка перепившихся гвардейских шалопаев, мстящих Павлу за личные страхи и обиды. Две колонны цареубийц, по шестьдесят человек каждая, направились к Михайловскому замку прямо с попойки. Все офицеры были сильно навеселе, многие едва держались на ногах. На выходе Пален напомнил им: «Господа, чтобы приготовить яичницу, необходимо разбить яйца».
 
Проводником второй колонны, во главе которой находился Беннигсен и братья Зубовы, был адъютант Преображенского полка Аргамаков, ежедневно подававший Павлу рапорт и потому знавший все тайные ходы дворца. С фонарем в руке он повел заговорщиков сначала в Летний сад, потом по мостику – в дверь, сообщавшуюся с садом, далее по лесенке, которая привела их в маленькую кухоньку, смежную с прихожей перед спальней царя. Здесь, сидя и прислонившись головой к печке, безмятежно спал камер-гусар. По пути колонна Зубовых и Беннигсена сильно поредела, теперь с ними оставалось только четыре человека, которые со страху набросились на спящего гусара; один из офицеров ударил его тростью по голове, и тот спросонья поднял крик.
 
Заговорщики пришли в замешательство и остановились, ожидая, что их немедленно схватят. Четырех офицеров простыл и след, Платон Зубов стоял, едва живой, не в силах сделать шагу. Беннигсен схватил его за руку: «Как, князь? Вы довели нас до этих дверей и теперь хотите отступить? Мы слишком далеко зашли. Бутылка откупорена, ее надо выпить, идем!» (Видимо, вследствие обильного ужина всех заговорщиков в эту ночь посещали гастрономические метафоры.)
 
Его хладнокровие ободрило Зубовых; они направились в спальню царя. Но здесь их ожидало новое, еще более сильное потрясение: кровать Павла была пуста! Уже считая себя мертвецами, Зубовы и Беннигсен принялись шарить по комнате и вдруг за одной из портьер – той, которая прикрывала дверь, ведущую в комнату императрицы, они обнаружили бледного Павла, стоявшего перед ними в одной ночной рубашке. (Дверь в спальню императрицы оказалась закрытой по приказу самого Павла: таким образом, он своими руками устроил себе ловушку.)
 
Держа шпаги наголо, заговорщики объявили: «Вы арестованы, ваше величество!» В эту минуту вошел один из офицеров и шепнул Зубову на ухо, что его присутствие необходимо внизу, где опасались прибытия Преображенского полка, солдаты которого были привязаны к Павлу. Он вышел. Между тем комната стала наполняться офицерами из числа тех, кто входил во вторую колонну. Павел недоуменно смотрел на них.
 
- Арестован? Что это значит – арестован? – только и мог сказать он.
Один из офицеров закричал на него:
- Еще четыре года тому назад следовало бы с тобой покончить!
- Что я сделал? – слабым голосом возразил Павел.
 
Взяв у него бумагу с подписью об отречении, Беннигсен направился к дверям, сказав царю: «Оставайтесь спокойным, ваше величество, – дело идет о вашей жизни!» Но, выйдя в коридор, он снял с себя шарф и отдал одному сообщнику со словами: «Мы не дети, чтоб не понимать бедственных последствий, какие будет иметь наше ночное посещение Павла для России и для нас».
 
Офицеры, оставшиеся в комнате, всячески поносили того, от кого натерпелись столько страху, но никто еще не осмеливался коснуться его. Мертвецки пьяный граф Николай Зубов (зять Суворова), человек атлетического сложения, прозванный «Алексеем Орловым из рода Зубовых», подал пример другим, ударив царя в левый висок массивной золотой табакеркой. После этого ничто не могло удержать пьяную толпу, озверевшую от недавнего испуга. Царя повалили на пол и набросили ему на шею шарф Беннигсена. Однако Павлу удалось просунуть руку между шарфом и шеей. Выпучив глаза, он хрипел:
 
- Воздуху!.. Воздуху!..
 
В этот момент он заметил красный мундир одного из офицеров, который носили конногвардейцы, и, думая, что это великий князь Константин, их полковник, распоряжается его убийством, завопил:
 
- Пощадите, ваше высочество, пощадите из сострадания! Воздуху, воздуху!..
 
Это были последние его слова. Судьбе было угодно, чтобы он умер, виня в своей смерти того из сыновей, который не имел к ней никакого отношения.
 
Заговорщики схватили его руку, один из них вскочил на живот царю, другие принялись тянуть за концы шарфа. Даже тогда, когда они убедились, что Павел мертв, многие еще продолжали стягивать петлю, а другие, обезумев, принялись пинать труп. В это время Беннигсен, слышавший шум и вопли, раздававшиеся из спальни царя, спокойно разгуливал по галерее со свечой в руках, рассматривая висевшие на стенах картины.
 
Наутро подданные империи узнали, что император Павел Петрович внезапно скончался накануне от апоплексического удара. Мы хорошо знаем, что обыкновенно скрывается за подобного рода формулировками. Странно только, что мы до сих пор смотрим на Павла глазами дворян, обиженных на него тем, что им запретили носить круглые французские шляпы.
 
Сергей Цветков, историк
  Источник: http://pereformat.ru/2012/10/imperator-pavel/

Не пророк, но прозорливец... Не святой, но мученик.

Об энергии Павла можно судить хотя бы по тому факту, что за время его правления было издано более двух тысяч законодательных актов. В среднем он принимал 42 закона в месяц. Эта активная законодательная деятельность не могла сравниться ни с царствованием Екатерины, ни с правлением Петра Великого. При Павле началась военная реформа‚ подготовившая армию к войне 1812 года‚ был пересмотрен закон о престолонаследии, были предприняты первые шаги в ограничении помещичьей власти и первый шаг к отмене крепостного права… Им заложены основы всего законодательного корпуса Российской империи. Его преобразования оказали значительное влияние на государственное устройство будущей России.

Интересно, что ни один закон  "психически больного царя" не был отменен его последователями.

Эти реформы не могли не вызвать ненависти у дворянства екатерининской эпохи. «Но для меня не существует партий и интересов, кроме государства! — говорил Павел. — При моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое». Эти слова Павла Петровича могли бы охарактеризовать и основное содержание политики Петра Великого.

Однако в отличие от своего державного прадеда Павел стал первым российским императором, который смягчил церковную политику. До него, начиная с Петра I, она была направлена на ущемление прав Церкви во имя государственных интересов. С восшествием Павла Российская Церковь получила определенные надежды на религиозное возрождение. Император был неравнодушен к православию. Его законоучитель и духовный наставник митрополит Платон, венчавший потом Павла на царство, так писал о его вере: «Воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен и рассуждение ли, разговор ли относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие ему внедрено было с млеком покойною императрицей Елизаветой Петровной, которая горячо любила его и старалась воспитывать в вере». Он увеличил вдвое оклады духовенству, утвердил ходатайство Синода об отмене телесных наказаний священникам, узаконил меры для обеспечения вдов и сирот духовного сословия. Впервые со времен екатерининской секуляризации епархиям и монастырям были выделены земельные угодья. При Павле создаются духовные академии в Петербурге и в Казани, а также открываются несколько новых семинарий.

Как-то Павел рассказал о своем видении державного прадеда: «Во сне ли это было или наяву, не знаю. Это случилось во время ночной прогулки по Петербургу, когда я был еще цесаревичем. Ко мне подошел незнакомец, закутанный в плащ. От него веяло холодом, словно он был сделан изо льда. Незнакомец сказал глухим и печальным голосом: “Бедный Павел! Бедный царевич!.. Прими мой совет: не привязывайся сердцем ни к чему земному, ты недолгий гость в этом мире… Живи честно и справедливо, по совести. Помни, что угрызения совести самое страшное наказание для великих душ”. Лишь уходя, он показал свое лицо — это был Петр I!». Всю жизнь Павел вспоминал это видение, стараясь жить по совету своего прадеда. Однако это стремление Павла сталкивалось со стеной непонимания окружавших его людей, тех, кто, по словам историка, «раскинулся слишком широко, кто должен быть стеснен и обуздан ради бесправных и слабых». Это непонимание в конечном итоге привело к злодейскому убийству государя.

Смерть императора подобна смерти святого князя-страстотерпца Глеба. Одними из последних слов невинно убиенного Павла были: «Что я сделал вам?» Практически сразу после смерти императора его могила стала местом паломничества простого народа. На ней всегда были живые цветы. И сегодня, даже в будние дни, можно увидеть живые цветы только лишь на двух могилах Петропавловского собора Петербурга — императора Петра Великого и его державного правнука Павла.

Серия сообщений "Святые, пророки и пророчества":
Часть 1 - Кризис - это суд Божий
Часть 2 - Пророчества Владимира Бровко - Нострадамус отдыхает
...
Часть 19 - История пророчеств (продолжение) - Корейша
Часть 20 - История пророчеств (продолжение) - Шарлотта Кирхгоф
Часть 21 - Павел... Бедный Павел!
Часть 22 - Пророки и пророчества. Пророк и враг народа - Барченко.
Часть 23 - Пророки и пророчества. Рагнарёк. Скандинавское предсказание о конце света
...
Часть 41 - Великие евреи: Корней Чуковский и его Тараканище!
Часть 42 - Пророки Стругацкие
Часть 43 - ЕВРЕИ - ВРАЧИ ЧАСТЬ 6

По материалам сайта http://www.germanicvs.com/