1. В Концепте «Трихотомия Слова» мы получили три основных конструктивных части слова.

1. ЗНАК

2. ЗНАЧЕНИЕ

3. ОЗНАЧАЕМОЕ
 (означаемый предмет)

Но это статическая схема, которой не бывает в живой жизни. В динамике отношения другие. Используемый Знак – передает импульс Значению, Значение – Обозначению.

Но!
От Обозначения импульс возвращается к Знаку (чтобы проверить его на соответствие). И цикл возобновляется. Получается цикл, который создает Центр соразмерного соответствия Трех – и есть Слово как таковое.    

Здесь интересно другое. Мы можем показать, что древние, скорее всего, жрецы, это знали, понимали. Именно они, скорее всего, создали слово, жестко привязанное к главному культовому символу древних предков — кругу.

2.  Над этимологией слова «СЛОВО» бьются не одно столетие.
Между тем, разгадка лежит на поверхности.

Слово – с учетом первичной слоговости после [с] (или другого звука) имело гласный. С[Ъ]лово. [Ъ] – редуцированный [о].
Далее, с учетом того, что звук [с] позднего происхождения как артикуляционно сложный (одновременно задействованные три части полости рта – горло, зубы и губы — создают это усложнение) и он заменял при выпадении гласного [К], можно восстановить изначальное звучание: КОЛОВО. Слово – есть коло, круг.

Почему слово видоизменилось, почему (К) переходит в (С), более сложный звук?

Интенсификация речи (массовость речевых отношений, увеличение количества слов требовало ускорения произнесения звуков в слове) являлся первой причиной изменения слов.

В первую очередь страдали гласные. Они ослабевали (редуцировались) и выпадали. Но и согласные не могли справиться с потерей, поскольку артикуляционно зависели от них. Поэтому и они претерпевали изменения.

В нашем случае, КОЛОВО произносится без напряжения, нормально, а в К[ъ]ЛОВЕ входят в артикуляционное противоречие [К] и [Л]. [К] – заднеязычный, а [Л] – переднеязычный. Язык не справляется с таким расстоянием в ротовой полости, оно явно замедляет произнесение. Переход [К] в [С] сразу решает проблему, потому что [С] – переднеязычный шипящий, сразу входит в звуковой альянс с [Л].
Если же сочетание КЛ остается, то оно настаивает на деформации гласного – как правило, требует открытого гласного (к примеру, [а] – клад).

ВЫВОД. Слово происходит от древнейшего корня «коло», включающий в себя: 1. круг знака-значения-обозначения и 2. ритуальное его использование.

3. Расщепление слова начинается с его семиотизации – вычленения Знака из словесного круга и его самостоятельного, точнее, автономного использования.

В силу того, что слово было в руках жреческого сословия, оно становилось главной магической силой в ритуале. Но это не главное.
Жрецы, безусловно, выявили циклическую природу жизни слова. Во владении словом была их власть, которой они, несомненно, могли злоупотреблять. Особенно это становилось понятным в эпоху расширения пределов племен, когда решающую власть приобретали воины, князья, представлявшие политическую власть. Они мечом завоевывали уделы и их же защищали от напастей. Жреческая власть при вхождении в период активного политического развития стала сдавать свое влияние. Но с объективным процессом не соглашались многие жрецы и делали все, чтобы эту власть не отдать.
Дело дошло до злоупотреблений своей властью и влиянием.

Сила волхва во владении Знанием, которое проявляется в предвидении. Сила Знания в предвидении. Сила предвидения заключается в исполнении пророчества (предвидения).

Вспомним Пушкинскую «Песнь о вещем Олеге», — легендарном русском воителе, которому предсказал смерть Олегу от своего коня. Олег величает волхва «кудесником, любимцем Богов». Но волхв прорицает невероятное – смерть от своего коня. Вот конь умирает. Олег подходит к черепу своего коня. Из него вылезает змея – кусает Олега. Он умирает. Предсказание исполнилось. Власть волхва подтвердилась. Теперь он может управлять другими людьми с позиции не только своего Знания и предвидения, но и свершившегося прорицания.

Теперь представим, какой соблазн возникает. Либо стать волхвом-всезнайкой, или представится волхвом и предуказать то, что выгодно самому. Власть из ничего! То есть можно не предвидеть будущее, а его придумать! Придумать самому и для себя. Какой соблазн! А если за этим стоит авторитет сословия – то можно на этом авторитете спекулировать. Но любая спекуляция приводит к инфляционным потерям. В данном случае к потерям жреческого сословия.

Так начиналось разложение языческого жречества. Предуказал — и не исполнилось, а жрец обогатился. Какая реакция у людей? — Недоверие. Именно по этой причине оно не выдержало борьбы за приоритеты с политической властью.

Представим остроту борьбы, когда нужно не управление временем, а текущей реальностью, где нужно управлять Силами, массами. Жрец в этом слаб. Но признаться в слабости – значит расписаться в бессилии. Остается вариант прогностического блефа, который заключается в создании фантома будущего. Ограничение концептуальной власти, склонной к выдумыванию реальности и манипулированию ею, чтобы поддержать свою власть плюс злоупотребление авторитетом приводило к обратному результату – недоверию к жреческой касте.

Что происходило при этом? Происходило разрушение жрецами Троичности Слова – вычленение Знака из Слова. Затем следовала деформация Значения и отрыв его от Обозначения. И начиналась игра знаками, которая в народе имеет десятки негативных определений: витийствование, говорильня, болтовня и проч.

Технически происходит подмена Значения другим Знаком. Происходит профанация круга – движение не в глубь – в содержание, а движение по форме. Так происходит семиотизация языка – отрыв его от предметного мира.

происходит:  

Семиотизация слова – расщепление его владельцами языка, как правило, жреческим сословием, после чего Знак, не подтвержденный Обозначаемым предметом, просто инфлирует и воспринимается просто как красивое сотрясение воздуха.

Подтверждение одного неподтвержденного другим неподтвержденным – это сотрясение воздуха – движение от знака к знаку – от одной пустой звуковой вибрации к другой звуковой вибрации. Получается просто красивая мелодия, не имеющая отношения к перемещению смысла.

Вспомним, как мы характеризуем пустоговорителей: «Ну, спой, светик, не стыдись», «ну ты и свистеть», «опять соловьем залился!», «что, что тебе напел, это соловей залетный?» Обратим внимание в простых выражениях профанация слово связывается с красивым пением, свистом и конкретной птицей.

4. Самый яркий пример семиотической профанации языка дали софисты.
Есть масса примеров, как менялся статус мудреца в Древней Греции.
Слово «софист» происходит от слова «софия», мудрость. Софисты, в переводе, мудрецы.

Как же получилось, что мудрецы получили негативное клеймо? Чем слово «софия», мудрость, дала основания придти к софистике – синониму обмана?

Ответ один – семиотическим злоупотреблением слов. Софисты в Греции – злоупотребляли плетением словес. Это у них называлось диалектикой, логикой. Подтверждением профанизма софистов является сведение Логики к Логике формы, формальной логике.

5.  Открываем словари.
Одно слово «Логос», происхождение которого от «слова», имеющего «слоги» — части слов, не вызывает сомнения, обозначает у греков массу интересного! — 1. Слово 2. Логику 3. Закон. Не много ли для одного слова?

Если мы поднимаем глаза наверх – то немного. Слово как знак вычленяет предмет из массы предметов, слово как значение говорит об обобщенной Логике Предмета, слово как предмет говорит о внутренней Закономерности живого предмета. Все эти значения в слове «логос» есть.

ЗНАК - - - - - - - - - - - слово
 ЗНАЧЕНИЕ - - - - логика, путь мышления
 ОБОЗНАЧАЕМЫЙ ПРЕДМЕТ - -  - - - -- - закон (закономерность предмета)

Греки, получается, кстати, сняли сливки с русских наработок! И спрофанировали их.
Впрочем, это, видимо, процесс был неотвратимый.

Легенда об Илье Муромце, столкнувшемся с Соловьем-разбойником, есть осмысление перехода приоритета от проштрафившейся концептуальной власти к власти политической.

6. Если коротко, то формирование мифа идет от конкретного частного факта до художественного обобщения. Илья Муромец, исторический богатырь, в былинном мифе стал уничтожать палицей врагов тысячами, скакать семимильными шагами.

Что же Соловей-разбойник? Представить, что был мужичок, который убивал своим свистом, сидя на дереве, – сложно. Это явное художественное обобщение. Но обобщение — чего? В чем состояла суть разбоя Соловья?

В детстве, любя этот сюжет, я очень сильно негодовал на авторов былин: почему они такое красивое слово (соловей) сопрягли с разбойником. Почему не сделать приемлемым для простого слушателя былины героя — ворону, воробья, наконец! Воробей-разбойник – вполне. Увы, сказителям нужно было подчеркнуть идею Красивой Угрозы, Угрозы от Красоты. Потому что красота – искушение, искусство – искушение, соблазн.

 Предлагаем свою версию.
Мифологическое сознание требует от Героя Верности Пути. И первое испытание должно касаться именно проверки на прочность героя, избравшего героический путь. Соответственно, нужен антигерой, способный героя сбить с Пути. Причем героя сбить с пути не может физическая сила — он идет сражаться с непомерно большей силой, а хитрости и соблазны, которые должны встретиться не в поле боя, а именно на пути к бою.

Соловей-разбойник – скорее всего изначально речистый обманщик, а не физический свистун. Он не говорил, а как соловей, пел. Впрочем, почему соловей? А не дрозд, например? Соловей приятная птица, не только красиво поющая, но долго поющая, завораживающе поющая, гипнотически поющая, зовущая к удовольствию, отдохновению, любовным утехам. Вспомним мотив сирен, убивающих на своем острове путников, зовущих Одиссея, который не смог преодолеть соблазна, но его спасли веревки, которыми он был привязан к мачте.
То, что сирены есть заимствование от русского Сирина и Алконоста – тех же птиц-убийц с человеческими головами, нет сомнения, но нас интересует мотив убийства красивыми звуками.

Но понятно, что это имело первоначальную проблему, которая закладывалась в миф. Миф ведь нес и воспитательное значение.
Исторический Илья Муромец – действительно сильный мужик, но с мифе стал Гигантом Силы, воином. А кто был Соловей-разбойник? Он не похож на противника. Представить, что для воина проблемой являлся простой свист — сложно. А вот стать жертвой словесного обмана – вполне. То есть предположить, что соловей это человек, который владел красотой расщепленного Слова в совершенстве и искусно им манипулировал – вполне. Он мог сбить воина с толку (с понимания своей задачи), указать ложный путь, заворожить его историей, заболтать, отвлечь, нарисовать ложные картины в его мозгу. Вот это реальная проблема для воина! И главная для него опасность! Ведь не случайно, особых опасностей на пути к Бою у Муромца не было! Значит главной опасностью было не физическая опасность, а опасность потерять Путь, опасность не дойти до поля боя.

Говорят, «ну-ну, свисти, свисти (то есть обманывай, обманывай!), ври больше!» А ведь слова «ври», «врать» – это от «ворожить», ворочать», переворачивать. Переворачивать можно смысли, значения, тасовать картинки. Ведь слова «вор» и «ворожить» – однокоренные!

Так вот встреча на пути к Бою с ворожеем-обманщиком, льстецом, манипулятором расщепленным словом, семиотиком, искусителем, обольстителем – это очень даже реальная для воина проблема! И эта проблема по логике любого сказителя должна быть поднята в мифе, или былине.

Несомненно заострить проблему могла борьба с проштрафимся жреческим сословием, которое могло отвлекать воина от выполнения военной задачи. Соловей-разбойник как аллегория обманщик жреческого сословия, говоруна – это явно подходит. Красивый обманщик, который вертит словом, вьет смыслы, представить лживым опасным плохишом с разбойными, коварными, хитрыми замыслами – это очень логично.

Теперь как передать смысл испытания красотой слова в былине? Если его представить речистым витией – то нужно показывать эту силу текстом. А для этого нужно иметь массу скучных ресурсов, которые наверняка разрушат сюжет. Поэтому, скорее всего, соловей-разбойник соблазнял его красотой свиста, трелями, а не убивал физической силой воздуха, давлением воздуха, как предлагает нам литературная, несомненно более поздняя) версия былины. Зачем испытывать воина физически, если он уже идет к гораздо большей физической силе противника, с которой он и так идет сразиться. По логике инициации, испытание должно быть иноприродным! Для Муромца как воина, у которых нет сильного иммунитета к умственным хитростям, лингвошаман представлял несомненную опасность.

7. Другая, смежная, версия: Муромец вступил в борьбу с чужим шаманом. Против его Заклинаний, которые всегда построены на повторяемости ритмичности, круговости. Языческий шаман всегда делает циклические круги, завораживая, заклиная, делая круги, (коло-вея).

Это версия смежная, и строится на втором слове – «веять». То есть не на силе Слова, а на магической силе ворожбы.
Слово «вить» и «веять» означает не только «свивать», но и дает часть слова «свист». Свист – резкое веяние. Так вот свист может человек не издавать, а создавать, а точнее вызывать как силу земли.

Все ритуальные круговерти, все шаманские круговращения, ритмические телодвижения, заговоры имели эту задачу – вызвать силу земли на помощь, чтобы решить задачу воздействия на людей, например, на врагов. Воин Илья Муромец одним друг, другим враг. Не исключено, что сказители намекали на то, что Илья сначала победил вражьих жрецов, соблазнителей, шаманов, а уж потом, обезглавив Врага (в былине он рубит голову Соловью-разбойнику), одолел «поганых». В иных сюжетах Муромец берет самого Соловья или его голову с собой и, вынимая ее на поле боя, сокрушает своих поганых соплеменников.

То есть Соловей как Коловей вызывая кругом (коло) Силу Веяния Земли, только направляет ее. Это может напомнить свист.

На этот счет уместно помнить другой, уже автохтонный миф о Вии, который Николай Гоголь взял за основу своей повести «Вий». Вий — страшилище, олицетворяющее слепую силу Земли (помните вопли «Поднимите ему веки!»), вызванную ведьмой Панночкой, кружащейся вокруг Хомы Брута: «Позовите Вия!» Где спасался несчастный бурсак Хома Брут? В другом Круге – церковном.

Эта версия особенно реальна, если учесть, что былины сочинялись для народа под контролем церковных сил, разоблачавших как жрецов-язычников, так и вражьих шаманов.

Однако если присмотреться, то все версии – борьба воинского сословия или конкурирующей касты с деградирующим жречеством или жречеством врага — не противоречат друг другу и сливаются воедино. Те и другие пользовались расщеплением Слова, чтобы, превратив его в красивый водоворот звуковых, соловьиных вибраций, уничтожали Путь Воина.

Любая деградация любого явления есть распад, расщепление целого. Слово – одно из жертв процесса распада. С одной тонкой особенностью – незаметного, почти невидимого распада. Расщепленное Слово в отличие от расщепленного куска мяса не пахнет, а благоухает. Над этим феноменом задумывались наши предки, сочиняли разоблачительные мифы и былины, но до сих стоит вопрос, как с этим благоуханием распада не только бороться, но и его победить.

8. Соловей, без сомнения, очень глубокое имя. Когда получила это имя птица – разговор отдельный. Думается, птица получила его гораздо позднее, когда красота и опасность перестали идти рука об руку. Во всяком случае, вряд ли она получила имя, потому что пела на колу. Соловьи – лесные птицы (а кол – рукотворная вещь). А именно в лесу часто селились автономные жрецы, отшельники, ведьмы и маги, сманивавшие путников – и торговых и военных — с пути истинного.

Можно далеко за примерами не ходить от самого Мурома. Около него по владимирской дороге есть селение Петушки. Названо оно было по петушиному пению разбойников, которые соблазняли путников иллюзией деревни, и, заманивая их в дебри, там совершали свое разбойное дело.

ВЫВОДЫ.

1. Проблема Строения и расщепления Слова – одна из древнейших. Понимание силы стройного слова и негативной силы его распада приводило к созданию ритуализированных мифов, предупреждающих молодое поколение о сокрушительной силе распавшегося Слова, убийственное для человека Правого Дела.

2. Одно ясно, что задачей Профессионального Лингвиста становится недопущение расщепления Строенного Слова и исцеление расщепленного.

Магнитов С.Н. Слово как круг и колесо, или почему Соловей — Разбойник? // «Академия Тринитаризма», М., 11.09.2003