Это рассказ о великой войне, которую вел в одиночку Рикки-Тикки-Тави в ванной большого дома в поселке Сигаули.
Дарзи, птица-портной, помогала ему, и Чучундра, мускусная крыса (ондатра, водится главным образом в Северной Америке. – Ред.) – та, что никогда не выбежит на середину комнаты, а все крадется у самой стены, – давала ему советы. Но по-настоящему воевал он один.
Рикки-Тики-Тави был мангуст (небольшое хищное животное с вытянутым гибким телом и короткими ногами, водится в тропических странах. – Ред.). И хвост, и мех были у него, как у маленькой кошки, а голова и все повадки – как у ласочки. Глаза у него были розовые, и кончик его беспокойного носа тоже был розовый. Рикки мог почесаться, где вздумается, все равно какой лапкой: передней ли, задней ли. И так умел он распушить свой хвост, что хвост делался похожим на круглую длинную щетку. И его боевой клич, когда он мчался в высоких травах, был рикки-тикки-тикки-тикки-чк!

Но змеиная голова уже больше не двигалась. Большой Человек поднял Рикки с земли и сказал:
– Смотри, опять наш мангуст. В эту ночь, Элис, он спас от смерти нас – и тебя, и меня.
Тут вошла Теддина мать с очень белым лицом и увидела, что осталось от Нага. А Рикки-Тикки кое-как дотащился до Теддиной спальни и всю ночь только и делал, что встряхивался, как бы желая проверить, правда ли, что его тело разбито на сорок кусков, или это ему только так показалось в бою.
Когда пришло утро, он весь как бы закоченел, но был очень доволен своими подвигами.
“Теперь я должен прикончить Нагайну, а это труднее, чем справиться с дюжиной Нагов... А тут еще эти яйца, о которых она говорила. Я даже не знаю, когда из них вылупятся змееныши... Черт возьми! Пойду и потолкую с Дарзи”.
Не дожидаясь завтрака, Рикки-Тикки со всех ног бросился к терновому кусту. Дарзи сидел в гнезде и что есть мочи распевал веселую победную песню. Весь сад уже знал о гибели Нага, потому что уборщик швырнул его тело на свалку.

Слушайте внимательно, милые мои! То, что я расскажу вам, случилось давным-давно, когда человек еще не приручил животных и все они были дикими. Собака была дикая, лошадь была дикая, корова была дикая, овца была дикая, свинья была дикая, и эти дикие животные бродили по сырому дикому лесу. Но самым диким из них был кот. Он гулял один, где ему вздумается, и место для него не имело значения.

Разумеется, и человек тоже был диким, совсем диким. Он даже не пытался усовершенствоваться, пока не встретил женщину, которая ему сказала, что ей вовсе не нравится такая дикая жизнь. Она разыскала хорошую сухую пещеру, где можно было поселиться, чтоб уж не ночевать под открытым небом на куче сырых листьев. Пол пещеры она посыпала чистым песком, устроила очаг и развела на нем огонь. Затем она завесила вход в пещеру сухой конской шкурой хвостом вниз и сказала человеку:
- Вытирай ноги, голубчик, когда входишь. Мы заведем у себя порядок.

Кенгуру не всегда был таким, как сейчас. Когда-то он был Совсем Другим Зверьком с четырьмя короткими лапками. Был он серым, и был он мохнатым; он плясал на плоской скале в самом сердце Австралии и безмерно гордился собой. И вот он отправился к Мелкому богу Нгва.

Перед завтраком, в шесть утра, он пришел к Божку Нгва и сказал:
— Сделай меня непохожим на прочих Зверей — сегодня, к пяти часам дня.
Нгва подскочил на своём песчаном ложе и завопил:
— Убирайся вон!
Да, этот Зверёк — был он серым, и был он мохнатым; он плясал посреди всей Австралии на уступе голой скалы и безмерно гордился собой. И он отправился к Среднему богу Нгингу.
После завтрака, в восемь утра, пришёл Кенгуру и сказал:
— Сделай меня непохожим на прочих Зверей, и сделай меня знаменитым — сегодня, к пяти часам дня!