На третий день после беседы с господином Чхве состоялась встреча, за которую впоследствии я неоднократно благодарил судьбу. В тот вечер, возвращаясь домой со службы, я увидел у ворот дома трёх человек, закутанных в дорожные плащи. Они стояли против солнца и были примерно одного роста и сложения. Лишь подойдя совсем близко, я понял, что передо мною семья: отец лет шестидесяти, мать лет на десять моложе и дочь, примерно моя ровесница. Я обратил внимание на их сильно обветренные лица — такие бывают после длительного путешествия.

Было странно встретить кого-то вот так на улице (посетителей, если те приходили раньше меня, привратник обычно провожал в гостиную), я не знал, сколько меня ждут эти люди и кто они, собственно, такие, но как можно спокойнее поприветствовал их, представился сам и спросил, чем могу быть полезен. Только тогда я заметил, что у отца семейства по щекам текут слёзы.

— Несчастный день, — сдавленным голосом сказал он. — Ваш слуга приглашал нас внутрь, но я не осмелился войти в дом без хозяина. Примите мои соболезнования, до сих пор я не знал, что ваш отец уже три года как умер, и шёл к нему со своей просьбой и горькими известиями.

Я заверил его, что выслушаю и помогу, и, как мог, постарался ободрить его, но и десять минут спустя, когда мы расположились в гостиной и слуги подали закуски, он продолжал время от времени утирать глаза платком. Его жена и дочь держались спокойно и молча смотрели в пол. Моего собеседника звали Яо Шаньфу. До недавнего времени он был сельским учителем в области Вэй, но месяц назад вместе с семьёй лишился крова. Разбойники, напавшие на их деревню, сожгли все дома до единого, жителей угнали в рабство. Семейство Яо спаслось лишь благодаря счастливой случайности. И как раз когда я хотел спросить, как со всем этим связан мой отец, Яо Шаньфу протянул мне сложенный вчетверо лист бумаги.

Это было письмо, вернее, записка, сделанная рукой моего отца — в этом не было ни малейшего сомнения. Отец писал, что с сожалением покидает гостеприимный дом, просил помнить об общих начинаниях и, не стесняясь, обращаться за помощью. «Если же случится так, брат Шаньфу, что смерть заберёт меня раньше, чем я смогу тебе помочь, отдай этот лист моему сыну, и он поддержит тебя, как поддержал бы я». А дальше — словно не относящееся к делу: «И перестань засиживаться над книгой по ночам. Сон — счастливая находка».

— Простите, а как называлась ваша деревня?

— Тайхо, — сказал Яо.

К тому времени я хорошо помнил все стихи отца. Помнил и эти, о Тайхо:

— Наш дом стоял на самой восточной окраине, третьим по счёту от начала улицы, — добавил зачем-то Яо. Я вдруг представил себе четыре ровных столбика иероглифов и в первом из них — третье слово: «находка». Мне стало отчётливо ясно, что это слово так или иначе присутствует в каждом отцовском стихотворении.

Я понял, что нашёл ключ.

В тот же вечер семейство Яо разместилось в правом флигеле нашего дома. Стыжусь сказать, но в тот момент, отдавая распоряжение прислуге, я был движим не только состраданием и чувством сыновней почтительности, но и огромным любопытством. «Общие начинания», упомянутые отцом в записке, не шли у меня из головы. Я понимал, что мой гость знает что-то важное, связанное с тетрадью в белом бархате. Впрочем, Яо Шаньфу довольно быстро меня осадил, наотрез отказавшись рассказывать что-либо и сославшись на то, что мой покойный отец в своё время поставил перед ним чёткие условия, кому и при каких обстоятельствах следует доверить знания:

— Возможно, этот человек — вы. Но я не вижу нужного знака, а без него обязан молчать.

И я оставил расспросы.

Через день у архива я встретился с администратором Ли. В детстве он наводил на меня страх. Высокая, тощая, нескладная фигура, вечно болезненное, землистого цвета лицо без усов и бороды, а в довершение к этому — широкие, просто огромные, глубоко посаженные глаза. Мне казалось, это не живой человек, а цзянши, мертвец, оживлённый злым колдовством. Когда администратор Ли в своём чёрном халате, прихрамывая, шёл по улице, дети разбегались врассыпную. Помню, как однажды он пришёл в гости к отцу, и тот, зная о моих страхах и желая их развеять, попросил подать блюдо красных фиников. Известно, что цзянши их не переносят. Я, боясь шелохнуться, сидел в своём углу и с замиранием сердца следил за длинными тонкими пальцами Ли. За весь вечер он ни разу не прикоснулся к финикам.

Официально Ли не занимал никакой должности, но все знали, что после господина Чхве он на Дуншане — второй человек. Под его началом находилась гостевая слобода со всеми её многочисленными персоналиями, он негласно курировал пополнение библиотеки и работу учёных и ежемесячно направлял правителю петицию с изложением стратегии государственного правления. Утверждали, что господин Чхве ни шага не ступит, не посоветовавшись с ним; так это или нет, но время от времени Ли покидал Дуншань и посещал соседние префектуры, главы которых обращались к нему за консультацией. Возможно, от этого и пошёл его удивительный титул — «странствующий администратор». Человек разносторонних талантов и самой подробной осведомлённости, он почти не оставлял записей (за исключением упомянутых петиций), полагаясь на свою исключительную память. Откуда он прибыл на Дуншань и где приобрёл свои познания и умения? Это оставалось для нас загадкой. Разумеется, в первый же день работы в архиве я, улучив минуту, бросился искать его личное дело. Досье Ли насчитывало восемь толстых папок — и каково было моё разочарование, когда все они оказались опечатаны.

Сейчас он уже не наводил на меня ужас, а последние годы сократили разницу в росте, но общаться с администратором Ли было неуютно.

— Я слышал, у вас гости? — спросил он тем тоном, каким можно спросить у торговца в лавке: «Я слышал, у вас свежая черешня?» И я сразу представил себе огромное блюдо черешни и господина Ли, который перебирает ягоды длинными пальцами и смотрит их на свет, щуря свои огромные глаза.

Почему-то мне не хотелось, чтобы он знал о Яо или интересовался ими. Я ответил, что меня навестили вэйские родственники (и по-своему не соврал, ведь отец в записке называл Шаньфу братом).

— Как жаль, что вам послезавтра отправляться в столицу, — сочувственно сказал Ли. — Гораздо приятнее провести месяц в тепле домашнего общения, чем в холоде долгого пути. Но я надеюсь, Айго будет приятным попутчиком.

От господина Чхве я знал, что со мною под видом слуги будет провожатый. Я не сомневался в том, что он отправит одного из своих гостей, но до сих пор не знал, кого именно. В архиве я довольно быстро перебрал картотеку и нашёл единственного человека с таким именем, по фамилии Чэнь. Но когда направился к стеллажам, личного дела на месте не оказалось. Вечером, перед тем как уйти, я проверил опять — на этот раз папка была на месте, но почти пустая. В ней не было ничего, кроме листка анкеты, обычно заполняемого писцом при первой беседе. Тушь на нём была свежая. Кто и когда поставил папку на полку, я не заметил, а спросить было уже не у кого. Наутро мне присвоили новую должность, и я не смог побывать в архиве, проведя целый день у господина Чхве. Но это был весьма полезный день.

До той поры я ни разу не покидал Дуншаня и о внешнем мире знал, главным образом, из чужих историй. В них было много яркого и увлекательного, но мало того, что сейчас могло пригодиться мне в путешествии. Господин Чхве постарался восполнить этот пробел в моих знаниях. Развернув передо мною подробную карту северо-восточных областей, он поручал мне самостоятельно построить несколько маршрутов, задав начальные и конечные точки, а позже «проводил» меня по ним, обстоятельно рассказывал обо всех опасностях на пути в горах и городах и отвечал на вопросы, если что-то оставалось неясным. После полуденной трапезы мне был устроен самый суровый экзамен. Правитель с пристрастием выспрашивал меня о каждом мосте, его виде и состоянии, о свойствах тумана, о его приливах и отливах, о рассадниках гуйшэней, разбойничьих бандах и их условных знаках, подаваемых днём и ночью. И был весьма доволен ответами.

— Остаётся Тайцзин, — наконец сказал он, поглаживая бороду. — Разобраться в столичных хитросплетениях, поверь мне, труднее, чем в дорогах всей горной страны. Но, по счастью, в этом ты сможешь целиком и полностью положиться на провожатого.

Спустя какое-то время появился администратор Ли в сопровождении невысокого мужчины — судя по виду, из секты «матушки Кён». Господин Чхве сразу же представил его как моего спутника, Чэнь Айго. Мы сели вчетвером обсуждать план действий в столице. Я сидел напротив Айго и, как ни противен мне был внешний вид двуцветных почитателей Люй-цзы, полчаса смотрел только на него, стараясь найти в его внешности хоть какую-то запоминающуюся черту. Иначе, рассуждал я, завтра я рискую уйти с первым попавшимся человеком с красно-чёрным лицом и иероглифами «верность долгу» на лбу. В какой-то момент господин Чхве перехватил мой взгляд и, кажется, мысль — и со смехом вручил мне и Айго одинаковые перстни.

Выход был намечен на раннее утро. Придя домой и сделав все необходимые приготовления и распоряжения, я собирался пораньше лечь спать. Но от всего этого предприятия сознание моё приходило в такое волнение и возбуждение, что я, конечно, не мог заснуть. На небо высыпали звёзды, вышли сёстры-луны, за окном стрекотал сверчок, а мне всё не спалось. Я лежал в постели, подложив кулак под голову, смотрел на длинную полоску света на стене и про себя повторял отцовские стихи.

Вдруг я услышал снаружи тихое пение. Мне отчего-то захотелось выйти и посмотреть, кто это поёт. Хотя я уже тогда знал кто. Из наших слуг привычки напевать (тем более по ночам) не имел никто. Я быстро надел халат и вышел в сад в главном дворе. Тишина. Никого. Я обошёл центральную постройку и прошёл на задний двор, где был вырыт маленький пруд и стояла беседка. Тишина. Никого. Неужели показалось… Мне не хотелось сразу возвращаться к себе. Я зашёл в беседку и какое-то время стоял, облокотившись на перила, и смотрел на звёзды. Пения больше не было. Я развернулся было — и чуть не вскрикнул от неожиданности. Передо мной, прямо у входа в беседку, в лунном свете стояла дочь господина Яо, Мэйлинь. Она приложила палец к губам и достала из рукава белый шар, похожий на биток для игры в чжуанцю.

— Отец будет ругать меня, но я права, — сказала Мэйлинь. Она говорила так тихо, что я удивлялся, как вообще могу ещё слышать. — Ты хороший, а эта вещь может спасти тебе жизнь, как спасла нам.

— Что это? — спросил я.

— Не знаю. В тумане сожми вот так, поверни одну половинку против другой и брось на землю. Тогда туман не тронет.

— Откуда это у вас?

— Использовать можно один раз, — продолжала она. — Я видела, как это делает отец. У нас осталась только одна. Но мы в безопасности, а ты в опасности.

Она вложила шар мне в ладонь и сжала мои пальцы вокруг него. Совершенная бесцеремонность и вместе с тем искренность этой девушки смутили меня. Я стоял, уставившись на её подарок и не находя слов. А когда поднял глаза, Мэйлинь уже не было. Я вернулся к себе и очень скоро заснул, положив её «волшебный шар» под подушку.

На следующее утро старый Чжан поднял меня до рассвета и помог одеться. У ворот меня ждал Айго в сопровождении двух удальцов — им было поручено проводить нас до первой сторожки за пределами горы. Мы вышли за городские ворота, спустились по склону и подошли к массивным пилонам моста Белого Тигра, одного из четырёх, соединяющих Дуншань с внешним миром. Склон горы, до сих пор пологий, из-под пилонов круто обрывался и пропадал в тумане. В предрассветное время клубы тумана казались белыми. Лет в десять я залезал на этот мост на спор с соседскими мальчишками — и тогда ничего не боялся. А сейчас на меня обрушивались все страхи одновременно. Я думал, что, если сейчас из марева вынырнет гуйшэнь, мне некуда бежать и нечем отбиваться. Я думал, что, если поднимется сильный ветер, столь характерный для этого времени года, я едва ли смогу удержаться. Да и просто так — обязательно оступлюсь на этих коварных досках, предательски гуляющих под ногами, оступлюсь и сорвусь в туман.

— Не смотри вниз. Думай о хорошем, — вовремя посоветовал шедший сзади Айго.

Я нащупал в поясной сумке «волшебный шар», и идти сразу стало легче.

До восхода мы успели миновать несколько островков. На некоторых были выстроены башенки для караула, на некоторых — павильоны, где можно было сесть и передохнуть, но большинство были пустыми и служили лишь окончанием одного моста и началом другого. Солнце выглянуло из-за наших спин и позолотило ближние вершины Люйшаня и Маоцзяна. Мир просыпался во всей своей красоте. И я вскоре привык к тому, что шагаю по ненадёжным доскам по-над смертью.

 

Серия сообщений "❖ АЛЕКСЕЙ ШТРЫКОВ: ШАНЬГО ЧЖУАНЬ. ТЕТРА":
Часть 1 - ОПИСАНИЕ; ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть 2 - КАРТА; ПРОЛОГ; ГЛАВА ПЕРВАЯ: ДУНШАНСКИЙ ПРЕФЕКТ ПРИНИМАЕТ ГОСТЕЙ, ГОСПОДИН ИЗ ЛАОТУ РАССУЖДАЕТ О ДОБРЕ И ЗЛЕ
Часть 3 - ГЛАВА ВТОРАЯ: БАО БРЕВНО ОБЕЗГЛАВЛИВАЕТ ЧУДОВИЩЕ, В ДОМЕ ТРАУРА ЗВУЧАТ СТИХИ
Часть 4 - ГЛАВА ТРЕТЬЯ: "МАТУШТКА КЁН" ПРОПОВЕДУЕТ, СИДЯ В ПАЛАНКИНЕ; ЧИНОВНИК ИЗ УПРАВЛЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ РАБОТ ПОЛУЧАЕТ ДВА ПОВЫШЕНИЯ
Часть 5 - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ: СЕЛЬСКИЙ УЧИТЕЛЬ ЯО ПРИНОСИТ КЛЮЧ, МОЛОДАЯ КРАСАВИЦА НАРУШАЕТ ВОЛЮ ОТЦА
Часть 6 - ГЛАВА ПЯТАЯ: ПРИМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ БЕСЕДУЮТ В "ЗОЛОТОЙ ЗВЕЗДЁ", СМОТРИТЕЛЬ МОЛЕЛЬНИ ВЫНУЖДАЕТ ГОСТЯ СОБИРАТЬ БЛАГОВОННЫЕ ПАЛОЧКИ
Часть 7 - ГЛАВА ШЕСТАЯ: ЯНЬСКИЙ ЧИНОВНИК ВИДИТ В ПУТИ ЛИЦО МЕРТВЕЦА, ЧЭНЬ АЙГО СЖИГАЕТ ТЕЛО
...
Часть 11 - ГЛАВА ДЕСЯТАЯ: СУ ВЭЙЧЖАО СКАШИВАЕТ БОЛЕЗНЬ, СТРАННЫЙ ЧЕЛОВЕК ВСТРЕЧАЕТ ВЕРНУВШЕГОСЯ У ВОРОТ ДОМА
Часть 12 - ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ: МЕЧ КРУЖИТ ПОД МЕЛОДИЮ ГЛИНЯНОЙ ФЛЕЙТЫ; ТАЙНОЕ РАСКРЫВАЕТСЯ, А НАЙДЕННОЕ ИСЧЕЗАЕТ
Часть 13 - ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ: В ГОРОДЕ Ю ПРОИСХОДИТ УБИЙСТВО, ЯО ШАНЬФУ ИЗЛАГАЕТ ПУТЬ К "СЕРДЦУ ЧУДОВИЩА"