С чего начинается ваше утро, милые женщины?

С треска будильника, с чашечки горячего кофе из джезвы или (о, счастье!) кофемашины, с йогурта в баночке или ломтика вкусного сыра на хрустящем полезном хлебце, с проверки почты за любимым компьютером, телевизора, телефонных звонков… 

Трудно представить, как это каких-нибудь триста пятьдесят лет назад ничего подобного не было и в помине. 

Вместо будильника громко кричал петух, вместо кофе пробавлялись взварами и кваском, вместо йогуртов — творожком да сметанкой, вместо почты и радио прибегали соседи, сновали служанки и приживалки, а телевизор заменяло окно на улицу: то бунт, то чума, то пожар — не соскучишься.

У мужчин хватало забот с рассвета до заката, женщинам тоже редко удавалось посидеть сложа руки…

Давайте представим себе нашу прапрапрабабушку и посмотрим, как же она жила в белокаменной царской Москве времен Домостроя.

Знаменитый (и весьма прогрессивный для своего времени) канон семейной жизни и обихода был написан примерно в 1550-е годы протопопом Сильвестром. Это было время затишья перед бурей — Иван IV, будущий Грозный, ещё не впал в неукротимый гнев, войны были победоносными, рынки щедрыми, а законы суровыми, но справедливыми. И жилось «на Москве» сытно и хорошо.

Звали нашу прапра- по святцам — Марией, Евдокией, Софьей и далее — как повезет со святой. Она носила косу в девичестве, прятала волосы под нарядную кику в замужестве или под платок при вдовстве, была полной, «богатой мясами» — худоба почиталась признаком болезни для женщины. Она знала псалмы и молитвы, умела вышивать стеклярусом и золотом, щипать пух и перо, ставить тесто и мочить яблоки, «убирать» покойников и пеленать младенцев, но не чистила зубы, не принимала душ, не занималась фитнесом, никогда не бывала у врача, парикмахера, в театре или на курорте.

Вместо теней, туши и пудры прапрапрабабушка чернила брови и зубы, белилась и румянилась, появиться на людях ненакрашенной было так же непристойно, как и с распущенными волосами. В румяна подмешивали ядовитую киноварь, белила порой оказывались свинцовыми, подводка для бровей — сурьмяной, но положение обязывало. Вместо кремов и масок использовали козье молоко, мед, сливки, настои трав — мяты, ромашки, лопуха, шалфея. В бане, заменявшей пра- и так далее салон красоты, её мыли росным ладаном и квасом, парили березовыми вениками. Мыло было только у самых зажиточных женщин, об эпиляции никто и не помышлял.

Одежда у прапрапрабабушки была удобной, но тяжелой и многослойной. Лифчиков или панталон не было, место нижнего белья занимала просторная исподняя льняная белая рубаха до колен. Сверху надевали сарафан, подпоясывающийся под грудью, душегрею (вид короткого распашного и богато украшенного сарафана) или поневу (длинная юбка) и нагрудник. Боярыни вместо сарафана иногда носили опашень — прямую одежду типа длинного кафтана на пуговицах. Сверху — летник — длинную широкую одежду со свисающими до полу, разрезанными от локтя рукавами. В холодное время года надевали шубку или телогрею (вид распашной шубки) на меху.

На головах замужние женщины носили кокошники или кики, зимой надевали пышные меховые шапки. Обувались в атласные или сафьяновые башмаки или сапожки на каблуках, летом, особенно в пригородах и дальних уделах ходили в лаптях. Украшались богато — как и в арабских странах, кольца и серьги были личной собственностью женщины, её запасом на черный день. Носили золотые и серебряные, украшенные алмазами, лалами, смарагдами и бирюзой серьги, височные кольца, бусы из стекла или полудрагоценных камней, перстни, браслеты, запястья (браслеты на верхнюю часть руки). Раздевались догола только в бане, купаясь в озерах и прудах, как правило, не снимали рубах, спали в них же.

Почивала наша прапрапрабабушка на женской половине дома, вместе с родственницами, служанками и маленькими детьми — у всех более или менее обеспеченных семей дом делился надвое. Просыпалась на заре или незадолго до — с первыми петухами.

Умывалась из кувшина над тазиком, молилась — наособицу или вместе со всей семьёй в специальной крестовой комнате. И спешила заниматься делами, благо хлопот у женщин было более, чем достаточно. В ведении хозяйки дома находился весь быт.

Надлежало стирать бельё на речке, руками, щелоком и золой, выбивать и проветривать верхнее платье, ежедневно (как велел Домострой) перечищать всю кухонную утварь, следить за сохранностью еды в погребах и на ледниках, в срок пополнять запасы, готовить пищу, ухаживать за животными (во всяком городском дворе были свои курочки, гуси, а то и коровы с козами, не считая собак и кошек).

Следовало контролировать воспитание и благонравное поведение детей и слуг, поддерживать добрые отношения с соседями, навещать больных и рожениц, подавать нищим, посещать церковные службы — хотя бы по выходным и праздникам. И это не считая прядения, шитья, вышивки, латания ветхой одежды.

К полудню женщины подавали обед — сперва кормили мужей, сыновей и прислугу, потом садились есть сами. Угощать полагалось щедро, однако соблюдение постов было строго заведено — в среду и пятницу не ели мяса, в церковные посты — и молока, сыра, коровьего масла. Эти ограничения плюс обилие рецептов закваски, засолки, замачивания и широкие возможности готовки в печи сформировали русскую кухню.

В скоромные дни Домострой рекомендовал подавать журавлей в шафранном взваре, зайчатину с репой, язык на вертеле, шейку лебяжью, лосину, заливных поросят, пироги с творогом и другие лакомства. В пост — щуку с чесноком, белорыбицу в желе, шехонскую осетрину, стерляжьи спинки, икру вареную, рыжики сушеные и соленые, квашеную капусту, карасей с пшеном, пироги с горохом и маком.

На сладкое — леваши (род пастилы) из ягод, груши в патоке, дыни, арбузы, вишни в сахаре, огурцы в меду, оладьи с вареньем, всевозможные кисели. Запивать угощение было принято пивом, квасом, морсом и взварами. Мужчинам полагалось и что покрепче — «романея», «мармазея» (мальвазия), «хлебное вино» сиречь водка. Женщинам упиваться допьяна считалось «нечестным».

После обеда полагалось прилечь отдохнуть. Этот обычай соблюдался настолько свято, что Лжедмитрия опознали как самозванца именно потому, что он не почивал днем и пренебрегал баней. После отдыха опять следовала молитва и второй круг домашних хлопот. Вечером, часов около шести-восьми подавали ужин, причём, как правило, глава семьи уединялся с женой и детьми, общался с ними, обсуждая дела домашних. После ужина следовала молитва — и на покой.

Распорядок дня семьи менялся редко. Иногда по праздникам хозяин дома задавал пиры, а его жена приглашала к себе других жен с дочерьми на выданье, присматривая попутно невест для своих сыновей и родственников. Изредка всей семьёй катались на санях или лодках, паломничали, ездили на богомолье, но, как правило, женщина не покидала того города, а то и квартала, в котором родилась. Развлечений на женской половине было немного — качели, игра в мяч, тавлеи (род шахмат) или не поощряемые Церковью карты, пение, изредка танцы (строго в женском кругу).

Раз в неделю ходили в баню, мылись, парились, правили грыжи и спины, готовились к родам. По вечерам слушали певчих и гусельников, монахов и благочестивых старух, держали при себе уродцев, дурачков и карликов, насмехаясь над их глупостями, ссорами и драками. Рассказывали друг другу сны, чесали и плели косы. Гадали сами и вызывали гадателей, хотя это было строжайше запрещено.

Выходить в одиночку из дома считалось до крайности неприличным, жёны и дочери почтенных людей обычно выезжали в город только в закрытых возках, в сопровождении слуг и пожилых родственниц. Относительной свободой пользовались только «матерые вдовы» — матери сыновей — и женщины из простонародья. Последние даже торговали в рядах — кто пирогами и квасами, кто румянами, белилами и другим дамским товаром. Изредка на женскую половину дома прокрадывались «потворенные бабы» — сводницы. Соблазняя то жаркими словами, то богатыми дарами, они уговаривали почтенных жен и девиц ответить на пылкие чувства молодого боярина или купца. Многие соглашались, готовые на любую авантюру, лишь бы развеять теремную скуку.

Однако за супружескую измену женщин ждали суровые кары — развод, ссылка в монастырь, а то и смертная казнь — виновницу могли закопать в землю по шею и оставить там, пока не умрет. Впрочем, за любые проступки муж и отец мог карать жену и дочерей по своему усмотрению — даже за убийство он отделался бы в лучшем случае епитимьей. Поэтому «Домострой» с его призывом «должен муж жену свою наказывать наедине, а наказав — простить» и «ни по уху, ни по лицу не бить, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, ничем железным и деревянным не бить… Плетью же, наказывая, осторожно бить, и разумно и больно, и страшно и здорОво» — являл собой вестник неслыханного прогресса.

Нам, современницам, такая жизнь показалась бы скучной и утомительной, мрачной и безнадежной. Однако наши прабабушки сызмальства были приучены к смирению и другого не знали. Они были счастливы тем, что досталось им в участь, — нет войны и чумы, голода и опалы, царской немилости — и уже слава Богу.

А мы, увы, слишком часто не ценим то, что нам выпало. Впрочем, и это преодолимо. Поживите день-два без компьютера, телефона, таблеток и кремов, холодильника и плиты, посидите за прялкой или пяльцами, попарьтесь в бане, выпейте холодного квасу, отведайте жаркого из печи с настоящим караваем — и жизнь покажется вам просто прекрасной!

источник