«Вы их, Бог знает почему, называете вампирами, но я могу вас уверить, что им настоящее русское название: упырь, а так как они происхождения чисто славянского <…> то и неосновательно придерживаться имени, исковерканного венгерскими монахами, которые вздумали было все переворачивать на латинский лад и из упыря сделали вампира»,

– с такими словами врывается в экспозицию повести Алексея Толстого «Упырь» несчастный ее герой Рыбаренко. 

Древние славянские упыри были сильными, устрашающими сущностями – умершими предками, которые перестали быть людьми, ушли в иной, неведомый мир.

И вероятность возврата их из этого мира живых очень пугала, поэтому упырям оставляли требы – подношения, призванные их задобрить и успокоить.

Традиционный славянский упырь был чем-то средним между нынешним пониманием вампира и злобным призраком.

Например, он мог не только пить кровь, но и питаться жизненной энергией людей (особенно, бывших родственников), просто являясь им во сне. Это логично еще и потому, что славяне в древности зачастую сжигали усопших. Впрочем, об это моменте подробнее – чуть позже…

Упыри и берегини были первыми персонификациями сил загадочного окружающего мира, которым стали поклоняться славяне.

Упыри – воплощением опасности того, что таило неизведанное, враждебной силой.

Берегини – напротив, силой обережной. Их имя – однокоренное с «беречь», «берег» и, вероятно, даже «берёза». Их образ сложился, возможно, в эпоху, когда древний человек начал осваивать водные пространства – реки, большие озера, даже моря – и берег оставался «зоной безопасности». А возможно, сыграло роль и то, что границы земель проходили по рекам: по эту сторону реки была земля своего племени или народа, по ту сторону – земля чужаков, а то и вовсе земля мертвых, «тот свет»…

К «чужакам» относятся и нави, к которым часто ошибочно причисляют упырей. Однако, если упыри – это мертвые предки, то нави – это явление, зачастую вообще лежащее за пределами понятия «человек».

Согласно Борису Александровичу Рыбакову, это злые духи, имеющие образ отвратительных птиц, а если они и являются посмертием каких-то людей, то именно не своих, инородцев, в более позднюю эпоху – некрещеных.

Версию же того, откуда могло произойти само название «упырь» (а следственно, и его искаженная форма «вампир») выдвинул советский археолог и историк Лев Самуилович Клейн. Правда, придется заглянуть в глубочайшую, праиндоевропейскую древность.

Лев Самуилович считал, что корень «-пир» (во многих славянских языках «упырь» пишется либо произносится именно через «и») родственен древнегреческому «πῦρ» – огонь. Приставка «у-» означает отрицание, как и в современном русском («урод», «убыль» и т.п.). Нельзя не признать, что звучит всё довольно логично. Своих мертвых славяне, как мы помним, сжигали, и «упырь» таким образом – просто несожженный покойник, заложный, неупокоенный.

Как тот же nosferatu, известный нам из первой волны увлечения вампиризмом в западном искусстве, почин которой положил Брэм Стокер. Слово «вампир» и правда – искаженное со временем «упырь».

Так исторически сложилось, что в Западную Европу вампиры попали именно из славянского фольклора. Отдельные случаи якобы вампиризма, а также охоты на вампиров там случались, однако, согласно некоторым источникам, в том же английском языке слово vampire закрепилось не раньше 1734 года, а подлинную популярность этот вид нежити обрел после выхода романа «Дракула». Списанный с господаря Валахии образ получился весьма символичным – «восточный чужак» с окраин цивилизованного мира стремится попасть в столицу Британской империи и, разумеется, привозит с собой опасную заразу.

Более того – в чопорное, целомудренное викторианское общество он привозит порок. На данный момент уже всем, наверное, известно о скрытом эротизме вампирского укуса, который стал заменой действий сексуального характера в литературе XIX-го века и в кинематографе XX-го.

Так в итоге и получилось, что для англосаксонской культуры вампир сперва был экзотикой с эротической перчинкой, а потом стал эстетизированным воплощением чего-то порочного и запретного.

В таком качестве вампир и попал обратно на Восток Европы. И не особо прижился. То есть, например, в России многие с удовольствием смотрели западные фильмы ужасов, триллеры, черные комедии и прочая. А вот отечественный ответ не получался.

До недавнего времени.

В последние годы появились довольно удачные российские сериалы на тему вампиров и критики возликовали: «Наконец-то научились!». Правда?

«Вампиры средней полосы», начиная с середины первого сезона, сценарий будто украли из детектива для домохозяек, но сама задумка и образы центральных персонажей крайне интересны. Мы наблюдаем за жизнью смоленской вампирской семьи: тысячелетнего кривича, врача времен войны с Наполеоном, капризной графини и советской милиционерши…

«Пищеблок» по роману А. Иванова рассказывает об эпидемии вампиризма в советском лагере в лучших традициях детских страшилок, но потом выходит на идеологию и показывает нам упырей НКВД-шников… заразившихся от упыря-белогвардейца.

Дело, получается, не только в том, что наши кинематографисты набили руку, но и в том, что наконец-то обратились к теме, с которой простой русский упырь начался как явление – к теме предков.

Любовь {Leo} Паршина, специально для канала "Русичи"