Была уже поздняя ночь. Окровавленный и истерзанный, Том лежал в углу заброшенного склада. Вокруг были навалены груды сгнившего хлопка и всякого другого мусора.

Царила непроглядная тьма. В затхлом воздухе с жужжанием носились рои москитов. Жгучая жажда, самая мучительная из пыток, дополняла нестерпимые страдания Тома.

— О господи! — шептал он. — Где взять мне силы перенести все страдания и не сдаться им?

Внезапно где-то позади него раздался звук шагов. Блеснул слабый луч света.

— Кто здесь? Умоляю вас: пить, пить… глоток воды… Прошу вас, глоток воды…

Касси — это была она — опустила на землю фонарь, налила из бутылки в кружку воды и, приподняв голову Тома, поднесла к его губам. Сжигаемый лихорадкой, он опорожнил не одну кружку.

— Пей… пей… — приговаривала она. — Я ведь знала, что тебе захочется пить. Не в первый раз я ночью выхожу, чтобы помочь несчастным, которым пришлось испытать то же, что и тебе.

— Благодарю вас, миссис, — проговорил он, когда наконец немного утолил жажду.

— Не называй меня «миссис», — сказала она. — Я такая же жалкая невольница, как и ты, только во много раз несчастнее, чем ты можешь стать когда-либо. — В голосе ее прозвучала страшная горечь. — Но погоди, — продолжала она, возвращаясь к дверям и подтягивая поближе к Тому набитый соломой мешок, который она покрыла влажной простыней. — Постарайся, бедный друг мой, переползти сюда и лечь на этот мешок.

Том был так изранен и избит, что ему с трудом удалось последовать ее совету. Но прикосновение холодной влажной простыни принесло ему заметное облегчение.

Женщине не раз приходилось оказывать помощь жертвам Легри. Она искусно перевязала раны Тома, приложила к ним какие-то снадобья, и ему стало несколько легче.

— Вот так, — сказала она, подложив ему под голову вместо подушки тюк попорченного хлопка. — Это все, что я могу сделать для тебя.

Том поблагодарил ее. Женщина опустилась на пол около него, обхватив руками колени. Взгляд ее был устремлен вдаль. Чепчик соскользнул с ее головы, и черные пышные волосы рассыпались вокруг ее гордого и бесконечно скорбного лица.

— То, что ты сделал, — заговорила она, — бесцельно и бесполезно. Ты честный человек, и справедливость была на твоей стороне. Но все бесполезно. Бесполезно бороться… Нужно уступить, покориться. Ты попал в руки мерзавца. Сила на его стороне.

Покориться! Но разве человеческая слабость и нестерпимая мука не шептали ему на ухо это же слово? Том приподнялся.

— О боже, боже, — со стоном проговорил он, — как могу я покориться?

— Напрасно ты призываешь бога, — резко сказала женщина. — Мне кажется, что бога вовсе нет, а если есть, то и он против нас. И небо, и земля — все против нас!

Том содрогнулся и закрыл глаза, услышав эти слова, полные печальной безнадежности.

— Вот видишь, — продолжала женщина, — тебе тут не разобраться… Зато мне все ясно. Вот уже пять лет, как я нахожусь здесь, во власти этого человека, которого я ненавижу! Эта плантация находится в десяти милях от ближайшего человеческого жилья. Она затеряна среди болот. Здесь не найдется ни одного белого, который мог бы засвидетельствовать на суде, что тут заживо сожгли негра или растерзали его, содрали с него кожу, выбросили на съедение собакам или засекли насмерть. Здесь не существует закона ни божеского, ни человеческого, который мог бы помочь кому-либо из нас. Если б я рассказала о том, что мне пришлось повидать и услышать здесь, у тебя волосы встали бы дыбом. Но борьба бесполезна… Разве я хотела жить с ним? Я получила хорошее воспитание… А он! Господи милостивый, кто он и что он такое? А между тем я прожила с ним пять лет, проклиная каждое мгновение моей жизни! Теперь он привез другую… молоденькую, ей всего пятнадцать лет. Судя по ее словам, она воспитывалась в благочестии и нравственных правилах… К черту все эти правила!

Женщина разразилась мучительным, полубезумным смехом, который странным, пугающим звуком пронесся под крышей сарая.

Том закрыл глаза. Все вокруг наполнилось мраком и ужасом.

— Что мне делать, что делать? — твердил он. — Где найти силы противостоять злу?

А женщина неумолимо продолжала:

— А кто они, эти несчастные, твои товарищи по работе, чтобы стоило за них обрекать себя на такие страдания? Среди них нет ни одного, который при первом удобном случае не обратился бы против тебя. Они пали так низко и так жестоки друг к другу, как это только возможно для человеческого существа. Страдать, как страдаешь ты, ради того, чтобы не причинить им зла, — поверь, это напрасно и бесцельно.

— Несчастные существа! — проговорил Том. — Кто же сделал их такими жестокими? Если я покорюсь, миссис, тогда и я постепенно стану таким же жестоким, как они. Нет, нет, миссис! Я все потерял: жену, детей, дом, доброго хозяина, который освободил бы меня, если бы прожил еще неделю… Я потерял, безвозвратно потерял все, что было мне дорого на этом свете. Нет, нет! Стать безжалостным… Нет, этого я не хочу!

— Не может быть, — сказала женщина, — чтобы нас осудили за этот грех. Мы вынуждены совершить его. Он ляжет на тех, кто принуждает нас к нему.

— Да, разумеется, — промолвил Том. — Но все же это не помешает нам стать бессердечными и злыми… Вы подумайте, вдруг я стану таким жестоким, как Сэмбо? Не все ли равно тогда, каким путем я дошел до этого? Нет, мне именно это и страшно: стать таким, как они.

Женщина с испугом взглянула на Тома. Казалось, какая-то новая мысль поразила ее.

— Ты прав! — воскликнула она со стоном. — То, что ты сейчас сказал, правда. Увы, увы!

Она упала на пол, словно пораженная болью, и извивалась в нестерпимой муке. На минуту стало совсем тихо. В старом сарае слышны были лишь их тяжелые вздохи.

— Миссис… — проговорил наконец Том слабым голосом.

Женщина резким движением поднялась на ноги.

— Миссис, — повторил Том, — вы только что сказали, что бог против нас. Но это не так. Все дело в том, чтобы мы сами не поддавались искушению делать зло.

— Но ведь мы в таком положении, что не совершать зла невозможно!

— Такой невозможности не должно быть!

— Ты убедишься сам, — сказала Касси. — Вот хотя бы ты… Что ты станешь делать? Они завтра снова примутся за тебя! Я знаю их… Знаю, на что они способны. Я содрогаюсь при мысли о тех страданиях, которые они причинят тебе. Все равно они заставят тебя подчиниться.

— Я верю, что у меня хватит силы устоять.

— Увы, — продолжала Касси, — мне знакомы все эти слова, я слышала их много раз. А в конце концов приходилось сдаться и подчиниться. Вот хотя бы Эмелина. Как и ты, она противится. К чему? Все равно придется сдаться… или умереть медленной смертью.

— Что ж, тогда я умру. Я согласен умереть, даже если они продлят мои пытки, они не смогут помешать мне в конце концов умереть. Умереть! Ведь тут они будут бессильны.

Женщина не ответила. Темные глаза ее были устремлены в землю.

— Кто знает, — чуть слышно шептала она, — может быть, он прав… Но для тех, кто хоть раз покорился, все кончено. Для них нет надежды… нет, нет… Мы живем как во сне. Мы внушаем отвращение всем, внушаем отвращение самим себе. Напрасно ждем смерти, не решаясь наложить на себя руки… Нет больше надежды, нет! Эта девушка… такая юная… Ей ровно столько лет, сколько было мне… Погляди на меня, — обратилась она вдруг к Тому с болезненным оживлением, — погляди на меня, такую, как я теперь. А ведь я выросла в роскоши. Я помню себя девочкой, помню, как резвилась в нарядных гостиных. Меня одевали, как куклу. Гости, друзья, бывавшие в доме, восхищались моей внешностью, моим уменьем держаться. Окна одной из гостиных выходили в сад… Я с сестрами и братьями играла в прятки под апельсиновыми деревьями в саду. Меня отдали учиться в монастырь… меня учили музыке, французскому языку, рукоделиям… чему только меня не учили! Мне было четырнадцать лет, когда меня внезапно вызвали на похороны отца. Он скончался совершенно неожиданно. Когда стали приводить в порядок дела, выяснилось, что оставшегося едва ли хватит на покрытие долгов. Кредиторы составили опись имущества. Я была внесена в эту опись. Моя мать была рабыней… Отец все собирался освободить меня, но так и не собрался. Я и раньше знала, что я рабыня, но никогда об этом не задумывалась. Разве придет когда-нибудь в голову, что человек, полный здоровья и сил, может умереть? Отец погиб в какие-нибудь три-четыре часа. Это был один из первых случаев холеры в Новом Орлеане. На следующий день после похорон жена моего отца со своими детьми уехала на плантацию своих родителей. Мне казалось, что ко мне как-то странно относятся, но я не обращала на это внимания. Делами по ликвидации имущества руководил адвокат. Он приезжал ежедневно, ходил по всему дому и очень учтиво разговаривал со мной. Однажды он привез с собой какого-то молодого человека. Никогда не видела я такого красавца и никогда не забуду этого вечера. Мы гуляли с ним в саду. Я чувствовала себя одинокой и печальной, а Генри был так нежен и ласков со мной. Он сказал мне, что видел меня еще до моего отъезда в монастырь, что любит меня и хочет стать моим другом и защитником. Одним словом, хотя он и не сказал мне, что уплатил за меня две тысячи долларов и что я — его собственность, все же я с радостью отдала ему себя, всю, все чувства мои без остатка, — ведь я любила его… Любила! — повторила она и на мгновение умолкла. — О, как я его любила! Как люблю и буду любить его до последней минуты моей жизни! Он предоставил в мое распоряжение роскошный дом, слуг, лошадей, экипажи, мебель, наряды — все, что можно приобрести за деньги. Я любила только его одного, он был мне дороже всего на свете. У меня была лишь одна мечта: чтобы он женился на мне. Я думала, что если он действительно любит меня так сильно, как говорит, если я действительно была для него, как он уверял, всем, — он поспешит освободить меня из рабства и женится на мне. Он объяснил мне, что это невозможно. Он говорил, что если мы будем верны друг другу, это и будет настоящий брак перед богом. Ах, если это была правда, то разве не была я его настоящей женой? Разве я не была ему верна? В течение семи лет я ловила каждый его взгляд, каждое движение, каждым дыханием моим я стремилась угодить ему… Он заболел желтой лихорадкой. Двадцать дней и двадцать ночей я не отходила от его постели, я, я одна ухаживала за ним, делала все… Он называл меня своим добрым ангелом, говорил, что я спасла ему жизнь…

Помолчав немного, Касси продолжала:

— У нас было двое детей. Первым родился сын. Мы назвали его Генри. Он был так похож на отца, у него были такие же прекрасные глаза, такой же лоб, и волосы густыми прядями обрамляли его лицо. Он был такой же умный, такой же одаренный, как отец. Зато все говорили, что маленькая Элиза — вылитый мой портрет. Он так гордился мной и нашими детьми! О, какие это были радостные дни! Я была счастлива, как только может быть счастлива женщина! Но потом пришли тяжелые времена… Один из его кузенов — Бэтлер, очень друживший с ним, приехал в Новый Орлеан. Генри считал его другом, но я… С первой минуты, как только увидела его, я стала его бояться. У меня было предчувствие, что этот человек навлечет на нас горе… Часто по вечерам они с Генри уходили куда-то и возвращались домой в два, в три часа ночи. Я ничего не смела сказать. Генри был самолюбив и обидчив. Но страх не переставал терзать меня. Оказалось, что кузен водил Генри в игорные дома, а характер у Генри был такой, что стоило ему сесть за карточный стол, как его уже никакими силами нельзя было оторвать. Бэтлер познакомил Генри с другой женщиной… Очень скоро я почувствовала, что сердце Генри уже не принадлежит мне. О да, с каждым днем он уходил от меня все дальше и дальше. Сердце мое разрывалось на части… Его подлый друг предложил в конце концов продать ему меня и моих детей. Тогда он уплатит карточные долги Генри. И Генри продал нас… Он сказал мне, что уезжает по делам за город и пробудет там недели две-три. Он говорил со мной ласковее, чем в последнее время, уверял, что вернется… Но меня нельзя было обмануть. Я чувствовала, что пробил час. Я словно окаменела, не могла ни плакать, ни произнести ни слова… Он поцеловал меня, долго целовал детей и вышел. Я видела, как он вскочил на коня. Я следила за ним глазами, пока он не скрылся из виду. Когда он исчез из моих глаз, я упала без чувств… Тогда явился тот негодяй. Он пришел, чтобы вступить во владение своей собственностью. Он сказал, что купил меня и моих детей. Он показал документы… Я осыпала его проклятиями и заявила, что скорее умру, чем соглашусь жить с ним. «Как вам будет угодно, — сказал он, — но если вы не будете рассудительны, я продам ваших детей и вы уже никогда не увидите их». Он сказал мне, что я давно ему нравилась, что он нарочно запутал Генри в долгах, чтобы принудить его продать меня, что он намеренно свел Генри с другой женщиной и что, узнав все это, я должна понять, как мало тревожат его мои слезы… Пришлось подчиниться. Руки у меня были связаны: ведь дети мои были в его власти. При малейшем сопротивлении он грозил, что продаст моих детей. Таким путем он подчинил меня своим желаниям. О, что это была за жизнь! Жизнь, когда сердце твое топчут изо дня в день… Продолжать любить, хотя любовь и была источником твоих страданий, и быть прикованной к человеку, которого ненавидишь! Я любила когда-то читать Генри вслух, играть, петь, танцевать с ним. Но делать хоть что-нибудь для этого негодяя было для меня настоящей пыткой, и все же я ни в чем не смела отказать ему, иначе он был резок и груб с детьми. Элиза была робким маленьким созданием, но сын мой, Генри, был смел и вспыльчив, как его отец. Он никогда и никому не подчинялся. Мой хозяин постоянно уличал мальчика в какой-нибудь провинности, постоянно ссорился с ним. Я жила в трепете и страхе, стараясь внушить мальчику уважение к хозяину, заставить его вести себя почтительно. Я старалась, чтобы дети не попадались ему на глаза. Все оказалось напрасным! Однажды он пригласил меня проехаться верхом. Вернувшись домой, я не нашла своих детей. Он сказал, что дети проданы. Показал мне деньги — цену их крови. Все рушилось! Я буйствовала, проклинала бога и людей. Он испугался, но не уступил, говоря, что хотя дети и проданы, но от меня будет зависеть возможность увидеться с ними, что если я буду дурно вести себя, это отзовется на их судьбе. Я покорилась, внешне успокоилась. Он намекнул мне, что когда-нибудь выкупит их… Так прошли недели две. Однажды, гуляя, я проходила мимо арестного дома. У входа толпился народ. Мне послышался детский голосок. И вдруг Генри, мой маленький Генри, вырвавшись из рук каких-то мужчин, которые пытались удержать его, с криком бросился ко мне и ухватился за мое платье. Мучители с бранью кинулись за ним, и один из них — о, никогда мне не забыть его лица! — крикнул Генри, что он все равно поймает его, отведет в тюрьму и так проучит, что у него раз и навсегда пропадет охота убегать… Я молила их, заклинала всем святым… Они же смеялись надо мной. Несчастный мальчик кричал, цеплялся за меня… В конце концов они вырвали его из моих объятий. А Генри не переставал кричать: «Мама, мама, мама!» Лицо какого-то человека, стоявшего в толпе, как будто выражало сострадание… Я предложила ему все деньги, которые оказались при мне, умоляя вмешаться. Он отрицательно покачал головой и пояснил: хозяин моего сына жалуется, что с тех пор, как он приобрел Генри, ребенок дерзко ему отвечает и не слушается, вот он и решил сломить упорство мальчика. Я бросилась домой. В ушах моих все еще звенел плач моего сына. Задыхаясь, ворвалась я в гостиную, где застала Бэтлера. Я все рассказала ему и умоляла вступиться. В ответ он только рассмеялся, сказав, что мальчишка получит по заслугам, что его необходимо выдрессировать.

— В эту минуту мозг мой словно заволокло туманом. Я пришла в неистовство. Помню только, что где-то поблизости я увидела большой нож с кривым лезвием… Кажется, я схватила его и бросилась на этого человека. Затем все смешалось… Больше я ничего не помню… Когда я пришла в себя, я находилась в хорошенькой комнатке, но это не была моя прежняя комната. У моей постели сидела старая негритянка. Меня посещал врач. Я была окружена заботой. Вскоре я узнала, что Бэтлер уехал и оставил меня здесь, чтобы продать. Этим и объяснялась забота обо мне… Каждый день меня наряжали, приходили хорошо одетые джентльмены, сидели в моей комнате, курили… Они глядели на меня, задавали мне вопросы, спорили между собой о том, сколько стоит за меня заплатить. Я была такой мрачной и замкнутой, что никто из них не решался купить меня. После их ухода мне грозили побоями, если я не буду более любезной и приветливой. Но вот однажды пришел человек по фамилии Стюарт. Казалось, он относился ко мне с некоторым участием. Он догадывался, что со мной произошло нечто ужасное. Он стал часто заходить ко мне, стараясь беседовать со мной с глазу на глаз, и в конце концов убедил меня поведать ему мою историю. Кончилось тем, что он купил меня и обещал сделать все, что в его силах, чтобы разыскать моих детей и выкупить их. Он отправился в дом, где находился одно время мой маленький Генри… Там ему сказали, что мальчика продали какому-то плантатору с Жемчужной реки. Это было последнее, что мне удалось услышать о нем. Затем Стюарт узнал, где находится моя дочь. Она воспитывалась у какой-то пожилой женщины. Он предложил за нее неимоверную сумму, но хозяева отказались продать ее. Бэтлер узнал, что Стюарт хочет купить ее для меня, и просил передать, что я никогда ее не увижу… Капитан Стюарт был очень добр ко мне. У него была большая плантация, и он увез меня туда. Прошло около года, и у меня родился сын. Дорогое, бедное маленькое существо! Как я любила его! Я никак не могла избавиться от мысли, что не смогу вырастить ребенка. Я взяла несчастного крошку на руки — ему было не более двух недель, — целовала его, целовала без конца, и слезы мои стекали на его личико… Потом я влила ему в рот настой опия и прижала его к своей груди. Так держала я его, пока он не уснул… сном смерти. Какая мука! Сколько слез я пролила! Все думали, что я сделала это случайно, по ошибке… А знаешь, Том, ничем я так не горжусь, как этим поступком! Хоть этого одного удалось спасти от всех страданий. Несчастное дитя! Ничего лучшего, чем смерть, я не могла ему подарить… Вскоре вспыхнула холера. Капитан Стюарт умер. Да, умирали все, кому следовало жить! А я… я была на краю смерти и не умерла. Я переходила из рук в руки, пока не превратилась в больную, увядшую женщину.

Касси умолкла. Она рассказывала эту историю с жаром, слова быстро срывались с ее уст. Лицо казалось полубезумным: она то обращалась к Тому, то говорила сама с собой. Впечатление от ее слов было так сильно, столько огня, столько боли было в них, что Том, слушая ее, забывал о своих ранах. Приподнявшись на локте, он следил глазами за женщиной, которая в возбуждении шагала по сараю, при каждом движении встряхивая густые темные волосы, ниспадающие на ее плечи.

— Ты говорил мне, — начала она снова, — что нужно противиться злу. Возможно! В монастыре сестры рассказывали мне о дне Страшного суда, когда все наши поступки раскроются. О, сколько страданий будет тогда отомщено! Нашим мучителям кажется, что страдания наши и наших детей — ничто. Когда я, бывало, бегала по улицам в поисках своих детей, в душе моей жила такая ненависть, что ее, казалось мне, было достаточно, чтобы уничтожить целый город! Я страстно желала, чтобы дома рухнули, чтобы мостовые разверзлись под моими ногами… О, как я жажду, чтобы был такой суд, на котором я могла бы свидетельствовать против тех, кто погубил меня и моих детей, погубил и душу мою, и тело! Молодой девушкой я была благочестива и скромна, теперь я — погибший человек!

Она сжала руки, словно сдавливая чье-то горло, и в глазах ее вспыхнул злой огонек.

— Да, — проговорила она, — скоро я отправлю его… отправлю туда, где ему давно пора быть. Скоро! В одну из ближайших ночей… хоть бы меня за это сожгли живьем!

Она расхохоталась. Дикий и страшный этот смех долго звучал в полупустом сарае и перешел в рыдание. Упав на пол, женщина забилась в судорогах.

Но это длилось недолго. Она медленно поднялась, видимо стараясь овладеть собой.

— Что я еще могу сделать для тебя, бедняга? — спросила она, подходя к Тому.

Сейчас в ее голосе звучали обаятельная мягкость и нежная ласка, составлявшие самый резкий контраст с ее обычной дикой необузданностью.

Том отпил еще глоток воды и с признательностью посмотрел на нее. Он хотел что-то сказать, но она прервала его:

— Не говори, лежи спокойно и постарайся уснуть, если можешь…

Пододвинув поближе к нему кружку с водой и заботливо поправив мешок, на котором лежал Том, она удалилась.

Серия сообщений "ГАРРИЕТ БРИЧЕР-СТОУ: ХИЖИНА ДЯДИ ТОМА+Х/Ф":
Часть 1 - АННОТАЦИЯ; ОГЛАВЛЕНИЕ; ГЛАВА 1: В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С "ГУМАННЫМ" ЧЕЛОВЕКОМ
Часть 2 - ГЛАВА II: МАТЬ; ГЛАВА III: МУЖ И ОТЕЦ
...
Часть 27 - ГЛАВА XXXII: МРАЧНЫЕ КРАЯ
Часть 28 - ГЛАВА XXXIII: КАССИ
Часть 29 - ГЛАВА XXXIV: ИСТОРИЯ КВАРТЕРОНКИ
Часть 30 - ГЛАВА XXXV: ПРОЩАЛЬНЫЙ ДАР; ГЛАВА XXXVI: ЭМЕЛИНА И КАССИ
Часть 31 - ГЛАВА XXXVII: СВОБОДА; ГЛАВА XXVIII: ПОБЕДА
...
Часть 33 - ГЛАВА XL: ЖЕРТВА; ГЛАВА XLI: МОЛОДОЙ ХОЗЯИН
Часть 34 - ГЛАВА XLII: ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРИВЕДЕНИЯ; ГЛАВА XLIII: МЕСЯЦ СПУСТЯ
Часть 35 - ГЛАВА XLIV: ОСВОБОДИТЕЛЬ; ГЛАВА XLV: В ЗАКЛЮЧЕНИЕ - ЕЩЁ НЕСКОЛЬКО СЛОВ; ПРИМЕЧАНИЕ