sidor-z все записи автора 30.12.2002 00:00
Алла ПАРУСНИКОВА, Дмитрий ТКАЧЕВ



КНИГИ


итоги года


«ВЕЛИКАЯ СТРАНА» Леонид Костюков

С выпуском издательством "Иностранка" романа "Великая страна" мало кому за пределами Рунета известный публицист, рассказчик и стихотворец Леонид Костюков сразу шагнул в первый ряд отечественных прозаиков. У книги его много достоинств, но есть одно, резко выделяющее ее на унылом фоне современности: Костюкову интересны люди. Даже те, которых не зовут Леонид Костюков, — а такой подход к делу среди нынешних литераторов большая редкость.



Русско-еврейский бизнесмен, отдыхающий от дел на теплых островах, ради острых ощущений на время меняет пол и, заглядевшись за рулем на собственную молодую грудь, таранит головой рекламный щит. Утеряв в ДТП память и документы, он идентифицируется по приметам с пропавшей год назад американкой, получает новое — женское — имя и начинает новую жизнь.



Пересказывать костюковский сюжет — одно удовольствие, потому что никто сейчас не пишет так же динамично, прозрачно и легко: благодаря этому "Великую страну" проглатывают обычно за день, дочитывают до конца даже те, кто вообще ничего не читает. По ходу пересказа, правда, ты вдруг понимаешь, что делаешь это не своими, а его, г-на Костюкова, авторскими словами — самыми, казалось бы, расхожими, неманерными, но отчего-то очень хорошо врезающимися в память. "Великую страну" вообще очень приятно цитировать и вводить эти цитаты в поговорку: смешная калька с американского разговорного, эмигрантский сленг, состоящий из вводных "уверен" и "догадываюсь", заражает недели на две. Потом так и разговариваешь, к месту и не к месту вспоминая "задачу о посеве редиски Громовым и Хабибуллиным". Анекдот сей наряду с монологом о настоящем Театре Станиславского есть сильнейшее место — достойное включения в хрестоматии и антологии рядом с рассказами Зощенко и избранными главами Булгакова. Но вернемся к недавней американке с ее амнезией. Просекая русские корни, ФБР вербует девушку экспертом по загадочной душе потенциального противника и направляет на задание пересечь Штаты от Океана до Океана. Тут начинается самое интересное, потому что на пути следования агенту встречаются Люди, а непосредственность и открытость миру, возросшие вследствие перенесенной травмы до состояния tabula rasa, делают общение с ними крайне неформальным и увлекательным. Костюковская героиня лезет в душу каждому встречному, становясь личным кризис-менеджером, психоаналитиком и консультантом по деликатным вопросам для коррумпированных копов, пожилых битников, вудиалленовских нью-йоркеров-невротиков, разбитных honky tonk women и прочих типажей великой американы. Можно было бы сказать, что она становится им другом — но в разговорном американском такого слова нет. Научение Америки сугубо славянской ценности душевной теплоты и есть секретная миссия нашего двойного агента — чем ближе финал, тем менее понятно, на кого он работает, в чем эта работа состоит, какого он/она пола и вообще какого черта происходит? Черт появляется закономерно и в амплуа Творца Иллюзий: очухавшийся под дружный гогот корешей в московской клинике русско-еврейский бизнесмен понимает, что американское путешествие было галлюцинацией. Остаток жизни он, отойдя от дел и сильно умягчившись нравом, будет писать пронзительные письма воображаемым американским друзьям — которые научили-таки его самого славянской ценности душевной теплоты.



После десяти лет кровавого трэша на одном фланге и бездушных постмодернистских кунштюков — на другом русская словесность взяла да и произвела человеческий роман: демократичный по форме и гуманистический по содержанию.


Глава 13. Задача о посеве редиски

- Мэгги, вот тебе задача. Gromov и Khabibulin (ты видишь?) весной засеяли поле redisc'ой, в июне собрали урожай, сложили в сарае, к середине августа он сгнил. В чем смысл этой стратегии? Мы потеряли на этой задаче Пентиум. Только не своди всё к алкоголизму. Тут до тебя был специалист, который всё сводил к алкоголизму. Ты представляешь, мы уволили его через полтора года. Нам не интересен такой специалист. Мы можем смоделировать его на микросхеме. Итак?
- Ты видишь, Маркус, весной этим двум джентльменам захотелось посеять редиску. Вот тебе вчера захотелось пойти в боулинг. Но тебе ведь сравнительно все равно, что случится через четыре месяца с кеглями и шарами.
- Одну минуту. Но я отдыхал в свободное от работы время. Я зарабатываю деньги в ФБР, а трачу их на боулинг. Это работа, а то удовольствие.
- А если человек получает от работы удовольствие, он извращенец?
- Нет... но...
- А что если тебя послать на пенсию, а деньги просто отчислять со счета ФБР на счет боулинга?
- Это было бы нерентабельно. А пенсию нельзя получать просто так. Возникнет прецедент, гибельный для всей социальной системы.
- Видишь, ты меня понимаешь. Грань между работой и удовольствием проходит через мозг субъекта. Это представление. Для Громова и Хабибулина засев редиски стал удовольствием.
- Мэгги, подробнее это положение!
- Легко. Труд на поле стал для этих двух русских мистеров альтернативой домашней работе, где они либо занимают тяжелое место мужчины в деревенском быту, либо попадают в подчиненную позицию к женам и выполняют мелкие, скучные и унизительные поручения.
- Например.
- Задать свинье помои. Проверить уроки у дочери.
- Дальше.
- Громов и Хабибулин уходят на отдаленное поле, где нет семейного контроля. Там они завтракают, выпивают...
- Мэгги, алкоголизм мы опускаем. Феномен в том, что они действительно посеяли редис. Не воспользовались им как поводом для тунеядства, а посеяли, собрали, сгноили и выкинули. Обоснуй мотивацию основных поступков.
- Они втянулись.
- Как наркоманы?
- Примерно. Это надо представлять. Ты хорошо представляешь?
- Я учился у экстрасенса.
- Тогда представляй. Они посидели. Солнце печет. Надо попробовать посеять редиску. Хабибулин все еще сидит. Громов пробует. Хабибулин ложится на локоть, сдвигает кепку на глаза и обращается к Громову:

- Ну как, Витек, по кайфу?
- Попробуй, блин.
- Ищи дурака.
- Какой кретин, Ильяс, придумал эту блядскую редиску? Так стоять кверху жопой на жаре и разрывать землю, как нагадивший кот?! Пойдем лучше в магазин.
- Раньше часа не откроют.
- Ну, посидим.
- Сиди.
...
- Ну и херово ты посеял эту редиску.
- А какая разница? Или ты думаешь, если хорошо посеять редиску, то вырастет банан?
- В штанах у тебя банан. На, смотри, емеля, как надо сеять.
- Вот так, значит?
- Это у меня палец соскочил.
- А ... у тебя не соскочил?
- Ага. Смешно. Давай засеем по рядку и засечем, у кого ровнее.
...
- И стало нам так ясно, так ясно, так ясно...
- Это точно.
- Ладно, земляк. С тебя бутылка.
- Я и в рыло могу дать.
- Погоди. Ты что, не понял, что просрал?
- Не понял.
- Ну, дефективный. Ладно, еще по рядку? Спинку не ломит?
- Вот ты валяться будешь, а я посею еще три ряда.
- Говори.
...

- Достаточно, - сказала Мэгги неожиданно жестко, и они с Маркусом расстались до завтра.
Ей сняли уютную квартиру в Бронксе. Утром из ее окна виднелись серые громады, похожие на застигнутых рассветом троллей. Вечером галогеновые трубки чертили на фоне черного неба чудеса.
Было хорошо, но немного скучно.
Мэгги от тоски стала ходить в тренажерный зал и быстро накачалась так, что это испортило ее фигурку. Пришлось параллельно записаться на шейпинг.
В восемь она принимала душ, в девять глотала гамбургер с капуччино в закусочной Брамса, а в девять тридцать уже сидела напротив Маркуса в уютном кабинете со светло-серым дизайном мебели.



Глава 14. Задача о посеве редиски (продолжение)

- Мои поздравления, Мэгги. Твой диалог этих двух фермеров богаче коннотациями, чем "Шум и ярость". На, ознакомься, - Маркус протянул Мэгги насилу сшитый талмуд.
- Что это?!
- Перевод и анализ.
- Если можно, Маркус, давай по узловым пунктам.
- Да будет так. Для начала наш монстр-компьютер проинтерпретировал приглашение в Хайфу. Это логично, потому что в Хайфе эти джентльмены занимались бы тем же сельским хозяйством, но в лучшем климате и за большие деньги. Он распутал так: они есть два еврея по матерям, а по отцам татарин и русский. Это удобно в стране, где еще остается рудимент государственного антисемитизма, но еврей по крови (а они числят род именно по матери) владеет правом выезда на историческую родину. Итак...
- Маркус, но где это место насчет приглашения в Хайфу?
- Слушай: po caifu.
- Господь! Но это же слово "кайф" в дательном падеже.
- Постой! - Маркус выставил вперед ладонь, а свободной рукой полистал толстенную книгу. - Вот! В этом контексте не должен быть дательный падеж.
- Учти, Маркус, в деревне никто кроме директора школы и фельдшера не знает, что такое дательный падеж.
- А pretsedatel'?
- Нет.
Маркус вытер пот со лба.
- Постой, Мэгги, но, например, тунец тоже не знает, что такое жабры, однако дышит жабрами.
- Это американский тунец. Для понимания русского менталитета полезно представить себе тунца, который не знает, что такое жабры, и поэтому дышит чем попало: легкими, жабрами, просто ноздрями, задницей.
- Понял! - Маркус относительно быстро записал в компьютер русского тунца и довольно умело его изобразил. - Как назвать такого тунца?
- Karas'.
- Отлично. Так как насчет Хайфы? Выкинуть? Не жалко?
Мэгги сделала выразительное лицо.
- Ладно! О'кей. Теперь: Громов угощает Хабибулина блином. Полистай, Мэгги, следующие 20 страниц о maslenitsa. Поздравления: ее время действительно примерно совпадает с посевом редиса. Тут сказано о большой конфессиональной деликатности Громова: как русский еврей и с высокой вероятностью православный он приобщает татарского еврея Хабибулина, колеблющегося между иудаизмом и исламом, к христианству через полуязыческий культ и, что особенно ценно, через кулинарию. Это высококультурный жест. Дальше тут про Ivan Kupala, то есть про Джона Баптиста. Это не так актуально.
- Джон Баптист - это сектант? бандит?
- Это нестандартная трактовка. Но как с блином?
- Маркус... ты расстроишься. Но это немножко не тот блин.
- Для культа нужны особые блины?
- Нет... Но Громов сказал: попробуй, блин. Через запятую. И в этом контексте слово блин ничего не значит. А слово попробуй значит, что он предлагает Хабибулину посеять редиску.
- Ты хочешь предложить мне из-за крохотной запятой выбросить тридцать страниц первоклассного комментария, к тому же прошитого и зарегистрированного?
- Ты зарегистрировал без моей визы?
- Ну, Мэгги, ты и монстр. Не зарегистрировал. Так что, выкидывать? Хоть что-нибудь значит твой блин?
- Тебе не понравится то, что он отдаленно значит.
- Мэгги, если мы всё будем трактовать так, что это ничего не значит, нас обоих уволят и заменят даже не микросхемой, а чипом.
- У тебя есть зажигалка?
Маркус не глядя протянул Мэгги зажженную зажигалку.
- Ну! Кури!
- Я не курю.
- Тогда, чтоб тебя, зачем тебе зажигалка?!
- Мне кажется, - ледяным тоном произнесла Мэгги, - ты повысил голос на девушку.
- Да, Мэгги, ты права! Извини! Извини! Но я чувствую, что мы зашиваемся! - Маркус вмазал кулаком по талмуду. - Приятно. Итак, Мэгги, зачем тебе зажигалка?
- Как ты думаешь, Маркус, кто-нибудь занимался любовью с твоей зажигалкой?
Маркус поднес зажигалку к глазам и взглянул на нее, как в первый раз.
- Маловероятно, - изрек он наконец. - Я догадываюсь, нет. Это должен быть серьезный маньяк, а такого не возьмут в ФБР. Он не пройдет психологический тест.
- Однако ты вчера щелкал и повторял: эта траханная зажигалка!
- А! - с облегчением рассмеялся Маркус. - Вот ты о чем. Нет, траханная тут слово-паразит... как бы тебе объяснить? вроде междометия. Оно ничего практически не значит, и уж во всяком случае... - тут он осекся и посмотрел на Мэгги с ужасом. - Ты хочешь сказать, что...
- Да.
- Но что же это за язык, где семьдесят процентов речи расползается в междометия?
- Это разговорный русский.
Маркус прошелся по кабинету, ероша свою шевелюру, словно собирался разрыхлить собственный скальп и засеять его редиской.
- Хорошо. Пойдем дальше?
- Пойдем.
- Хабибулин в ответ на громовское предложение блина (дерьмо!!!) советует Громову поискать в деревне инакомыслящего, чтобы, я догадываюсь, обманом склонить его выполнить их совокупный труд. Пентиум оценил это предложение как экономически оптимальное. Поздравления Хабибулину. Непонятно, почему они не последовали этому плану.
- Это ты про фразу ish'i duraka?
- Уверен, - сказал Маркус и нервно закурил, вполголоса обругав зажигалку. Мэгги молчала.
- Дерьмо! Не говори только, что эта фраза тоже ничего не значит.
Мэгги молчала, улыбаясь, как Джоконда.
- Трахать! Дерьмо! Дерьмо!
- Маркус, когда закончишь, ознакомь меня дальше с самыми интересными местами.
- Что тебе сказать? На основании обмолвок о поднятой кверху жопе и банане в штанах Пентиум предположил, что эти два еврея находятся в гомосексуальной связи. Лишний повод уединиться вдали от фиктивных семей.
- Экий испорченный у вас Пентиум.
- Это верно?
- Нет.
В ту же секунду мимо Мэгги пролетел стакан, а мгновением позже он пролетел назад, но уже частями. Мэгги инстинктивно пригнулась, вспоминая первые свои фантазии относительно оперативной работы.
- Извини! Дерьмо! Я возьму отпуск.
- Вместе с Пентиумом. Что еще?
- Четыре минуты вся система висела над обращением yemelya. То есть, она разобрала, что это русское имя, но ведь их обоих зовут иначе. Эта ошибка может быть намеренным оскорблением или симуляцией амнезии. Исследование тут зашло в тупик. В итоге осталась коннотация со сказочным героем-тунеядцем, но мне больше нравится четвертая версия, насчет филологической игры: yemelya - zemelya - zemlyak. Будь милосердна, Мэгги, добей меня. Скажи, что это слово тоже ничего не значит.
- Оно ничего не значит.
- Поклянись.
- Клянусь.
Мэгги ждала, что у Маркуса опять начнется истерика, но он оставался мертвенно спокоен.
- Четыре минуты висела система во всем ФБР. Двенадцать тысяч зеленых друзей. На одно слово, которое обронил один выдуманный русский мудак другому выдуманному русскому мудаку, которое, к тому же, ничего не значит.
Мэгги смотрела на Маркуса, как оператор атомной станции на пульт.
- Может быть, воды? Валидол?
Спокойствие угрожающе затягивалось.
- Мэгги, ты понимаешь, к чему клонишь? Два лица не поддающимся анализу русским текстом склонили друг друга к трудоемким и бессмысленным действиям. Это магия?
- Это Россия.
- Но такие люди могут на деловой встрече вдруг укусить партнера за ухо или вместо серьезной руководящей работы заняться сексом с секретаршей.
- Русские так не делают. Русские мирно сеют редиску, собирают и гноят.
- Спасибо тебе, Мэгги. Ты свободна на сегодня. Иди домой.
- А ты?
- А я, если ты не против, сломаю в мелкую труху вон тот стул, потом оплачу его в финансовом отделе и тоже пойду.
- Можно один вопрос напоследок?
- Уверен.
- А что, Маркус, будет, если мы озаглавим вот этот отчет "Русский менталитет" и подадим его в комиссию при Конгрессе? - задавая этот вопрос, Мэгги незаметно нажала на кнопочку под столом.
- Тебе действительно это интересно?
- Уверена.
- Что ж - для начала нас туда вызовут. Потом мне оторвут яйца, нашинкуют их с латуком и кресс-салатом и заставят меня же их сожрать, при этом нахваливая. Потом вскроют череп, вынут мозг и отправят его на Лонг-Айленд в столовую для бедных, а вместо него засунут Томагоччи, чтобы я мог только хныкать, пока не подохну. Потом приставят ко мне лучшую медсестру в Бронксе, чтобы я никогда не подох, и специальным указом повесят меня над входом в ФБР, чтобы каждый агент усвоил, какие отчеты куда можно подавать. Потом они примутся за тебя... Впрочем, извини, Мэгги, я устал и не могу дать тебе полного представления о том, что они действительно с нами сделают. Это отличается от того, что я тебе тут наплел, как настоящий медведь от плюшевого. Ты довольна?
- Очень много. Вот держи, - Мэгги подала Маркусу кассету.
- Что это?
- То, что ты только что сказал. Засунь в Пентиум и проанализируй. Это представления добропорядочного американца о Конгрессе. Там масса коннотаций.
Маркус задумчиво повертел кассету в руке.
- Ты хочешь сказать, что живая речь чересчур сложна для компьютера?
- В десятку! И мы с тобой это сегодня доказали. Неплохой результат для двух дерьмовых агентов! Так что оставь этого Шолом-Алейхема, все триста страниц. А в конце я напишу на листочке, что они конкретно имели в виду.
- Хорошо, Мэгги. Ты возвращаешь меня к жизни. Пойдем поужинаем?
- Уверена.

http://www.vavilon.ru/texts/kostyukov7-1.html