...«С кем мы не знакомы? Мы с женой как белые волки, нас все знают», — говорил Егорушка Корсунский Анне Карениной, приглашая ее на вальс. Толстой описывает его не без иронии — «лучший кавалер, главный кавалер по бальной иерархии, знаменитый дирижер балов, церемониймейстер, женатый, красивый и статный мужчина». И прибавляет: «Там была до невозможного обнаженная красавица Лиди, жена Корсунского...»

Так по воле Льва Толстого Варвара и Николай Римские-Корсаковы под фамилией Корсунских попали в «Анну Каренину».

Девичья фамилия Варвары Дмитриевны Римской-Корсаковой — Мергасова. Это костромской дворянский род. Ничего более конкретного о волжских родственниках парижской красавицы неизвестно. Зато семья, куда она во­шла невесткой, в истории русской культуры очень заметна.

Что-то буйное, страстное бродило в этой женщине и, не находя выхода, лишь иногда прорывалось наружу причудливым, фантастическим маскарадом.

Ее муж, Николай Сергеевич Римский - Корсаков, был он очень красив — это отличительное свойство мужчин Корсаковых, один из которых был фаворитом Екатерины II. Отсюда титулы, почести, богатство, которое перепало вдоволь и упомянутой Марии Ивановне. Но когда бабушка увлекается балами, волей-неволей за это расплачиваются внуки. Подраставшему Николаю Сергеевичу плясать до рассвета надо было уже с осторожностью. А этого в нем не наблюдалось. Как писали, «на рубеже новой эпохи в последний раз ярко вспыхнула легкая кровь Марьи Ивановны в ее внуке».
Выпускник Московского университета, гусар, обаятельный, веселый, душа нараспашку, всегда с гурьбой приятелей, отличный танцор, элегантный, гроза московских барышень — таков был Николай. На всю Москву шла слава об особых, костюмированных балах, которые ввел в моду отец юного Николая, Сергей Александрович, приглашая на них московскую молодежь. Каждый здесь мог проявить свою фантазию, а девицы являлись в костюме, который особенно подчеркивал их очарование.
Не из дома ли Корсаковых вынесла Варенька Мергасова пристрастие к маскарадным эффектным одеяниям? Ездила она туда сначала просто гостьей, потом невестой и в конце концов обосновалась там как жена Николая Сергеевича.

Варенька Мергасова считалась завидной партией. Она была очень богата. Но нет ни малейшего подозрения в том, что ее богатство сыграло в этом браке какую-то роль.

Свадьба Николая Римского-Корсакова и Варвары Мергасовой состоялась 20 мая 1850 года. Первенец молодоженов, если верить документам, опубликованным в «Пензенском временнике любителей старины» за 1891 год, родился через три месяца после свадьбы, в августе того же года. Николаю тогда минуло двадцать лет, а Варваре было шестнадцать. В 1853 году у супругов родился второй ребенок — сын Николай, через два года — Дмитрий.
Варвара Дмитриевна расцветала нежным цветком, шила себе эффектные наряды — бархат, газ, шелк, украшения, — все это так шло к ее облику, несмотря на частые роды, не терявшему почти девичьей свежести. Она была в моде, как и ее муж.

Жизнь двоих, счастливая или нет, всегда тайна. Редкая женщина сама точно скажет, с чего, с какого момента что-то случилось, разладилось в таинственной связи с избранником.
Между тем чаще всего измена — это финал, а не увертюра, скорее, итог душевной маеты, разлада, накопленных обид, неосуществленных желаний. И наверное, не стоит гадать о причине разлада между супругами Корсаковыми, тем более что дневников и писем — того, где человек бывает всегда откровеннее — от них не осталось.

Есть, правда, глухое упоминание о том, что у Николая Сергеевича была дуэль из-за жены. Стрелялся он с лейб-гусаром Козловым, в чем-то похожим на него, бонвиваном, любителем весело пожить, которого вся Москва звала на французский манер — «lе Prince».

Видимо, дуэль повлекла за собой и окончательный распад семьи. Николай Сергеевич из-за своих расстроенных материальных дел от развода многое терял, но это его не остановило. Варвара же Дмитриевна, и прежде навещавшая Францию, теперь перебралась туда окончательно.

Это было время, когда на французском троне сидел пле­мянник Наполеона Бонапарта — Наполеон III. Он словно задался целью ослепить всю Европу роскошью своего двора, которая у людей с тонким вкусом вызывала раздражение. Все было чересчур, перегруженно, всему изменяло чувство меры. Появились подделки «под мрамор», «под золото».
Женщины явно усердствовали в обилии драгоценностей. Пример подавала сама императрица Евгения Монтихо, отчаянная щеголиха, ревностно относившаяся к впечатлению, которое производила ее красота — действительно замечательная! — на окружающих. Она изобретала одно развлечение за другим, лишь бы была возможность продемонстрировать изысканные, но слишком затейливые туалеты и себя в них. В ней говорило ущемленное самолюбие женщины, муж которой собрал себе целый гарем из актрис и ловил любой момент, когда в обычном костюме можно будет покинуть Тюильри, чтобы как частному лицу отменно повеселиться.

На один из костюмированных балов зимой 1863 года Римская-Корсакова явилась в костюме жрицы Танит — произведение Флобера «Саламбо» было тогда в большой моде. Весь наряд Варвары Дмитриевны состоял из наброшенной газовой ткани.

Разумеется, ее великолепная фигура предстала перед восхищенными взорами завсегдатаев Тюильри почти что во всей своей первозданности. Гости замерли. Лицо Евгении пошло красными пятнами. Через несколько минут к Корсаковой подошли жандармские чины и предложили ей покинуть дворец.
Скандал вышел на славу. Варвара Дмитриевна удивляла всех своей красотой, теперь удивила своею дерзостью. Тюильри было не единственным местом, где она продемонстрировала милые новшества своих одеяний. На курорте в Биаррице сотни глаз наблюдали, как русская нимфа выглядела так, «как будто только что вышла из ванны». Тут есть, вероятно, доля преувеличения, однако мадам Корсакова действительно своими смелыми костюмами и наготой прекрасного тела противопоставляла себя претенциозной вычурной моде, которой следовали при наполеоновском дворе.

 Однажды на балу, состоявшемся в Министерстве морского флота, Варвара Дмитриевна появилась на колеснице, которая была удивительна тем, что возница был наряжен в костюм крокодила. Сама же она стояла наверху, одетая в наряд дикарки. Разноцветные перья и лоскуты ткани, облегавшие ее фигуру, позволяли собравшемуся обществу оценить, как писали, «самые совершенные ноги во всей Европе».

---------------

Александр Дюма-сын, сам женившийся на зеленоглазой красавице Нарышкиной, восхищался русскими дамами, которых «Прометей, должно быть, сотворил из найденной им на Кавказе глыбы льда и солнечного луча, похищенного у Юпитера... женщинами, обладающими особой тонкостью и особой интуицией, которыми они обязаны своей двойственной природе азиаток и европеянок, своему космополитическому любопытству и своей привычке к лени».
Он, знаток женщин, их поклонник, друг и беспощадный судья, считал дочерей России «эксцентрическими существами, которые говорят на всех языках, смеются в лицо всякому мужчине, не умеющему подчинить их себе... самками с низким певучим голосом, суеверными и недоверчивыми, нежными и жестокими. Самобытность почвы, которая их взрастила, неизгладима, она не поддается ни анализу, ни подражанию».

Никакая цитата не кажется длинной, если это попытка мужчины понять природу женщины, да еще из такой страны, как Россия.

источник