http://welemudr.mirtesen.ru/blog/43797079869/Dokaz...797079869&bpid=43797079869 Десять строгих доказательств подлинности «Книги Велеса». (согласно выводам палеографа, доктора филологических наук Л.П. Жуковской, в комментариях А.И. Асова.). Итоги этой статьи привёдем в начале (ниже каждый пункт обоснован). I. Открытые палеографические доказательства подлинности «дощечек» от Л.П. Жуковской: 1) Графика «дощечки», в ряде черт приближается к другим древним алфавитам. 2) Буква Щ размещена в строке, что присуще наиболее древним почеркам кириллицы. 3) Древними являются симметричное Ж и буква М с овалом, провисающим до середины высоты буквы, что сближает её с соответствующей буквой в надписи царя Самуила 993 г. 4) За древность говорит «подвешенное» письмо. 5) В тексте хорошо выдержана сигнальная линия, проходящая у всех знаков по середине их высоты, что является свидетельством в пользу наибольшей возможной древности кириллического памятника. II. Скрытые лингвистические доказательства подлинности «дощечек» от Л.П. Жуковской: 6) Замена О и Ъ и (особенно при передаче звука ы), известная только в текстах «Книги Велеса» и берестяных грамотах. Причем в берестяных грамотах она отмечена после публикации текстов «Книги Велеса». 7) Разная сохранность редуцированных, регулярные замены э — ё, ѡÒ — ѹ, э — я, ъ — ь в сербских, болгарских и русских рукописях, отмечаемая также и в дощечках «Книги Велеса». Причем то, что это было присуще древнейшим новгородским берестяным грамотам (из за особенностей новгородского говора) стало известно после публикации «Книги Велеса». 8) Написание я вместо э и написание ё на месте этимологического э (а также ѧ) в «дощечках» и ранних новгородских грамотах. 9) Смешение на письме букв ч и ц как в текстах «Книги Велеса», так и в новгородских берестяных грамотах, указывающее на «цокание» новгородцев того времени, подтверждённое только после находок древнейших берестяных грамот. III. Скрытое источниковедческое доказательство подлинности «дощечек» от Л.П. Жуковской: 10) Памятник был известен с начала XIX века. Он находился в архиве антиквара А.И. Сулакадзева, и в его каталоге был отмечен его автор: «Ягила Ган», живший в Ладоге IX века. Критики «Книги Велеса», такие как О.В. Творогов и Ко, по сию пору ссылаются на анализ Л.П. Жуковской текста десяти строчек одной дощечки II 16, сделанной ею в 1960 году (впоследствии она делала только краткие замечания по этому вопросу). И в самом деле, это единственная статья квалифицированного палеографа со стороны Академии Наук нашей страны. И обращение к этой статье и сейчас имеет смысл. Много лет прошло? Да, 45 лет срок немалый. Но с тех пор наша Академия Наук по сути не обращалась к палеографическому анализу этого объёмного, многосложного памятника. Не считать же таковым политико-источниковедческие статьи О.В. Творогова? Его палеографические замечания настолько дилетантские, что не стоят здесь разбора (он сделан в комментариях к изданию памятника 1994 года). Других же сопоставимых с палеографическим анализом Жуковской 1960-го года по сию пору не было. Почему наша наука столь медлительна? Ответ на это можно найти у той же Лидии Петровны в её книге «Текстология и язык древнейших славянских памятников» (Москва, 1976): «Вспомним ошибочный прогноз А.С. Пушкина, отмечавшего, что «теперь у нас дороги плохи», но «со временем (по расчисленью философических таблиц, лет чрез пятьсот) дороги верно, у нас изменятся безмерно» (Евгений Онегин, гл. 7). Будем надеяться, что в нашем случае 500 лет не понадобится, что текстологический анализ сохранившихся рукописей впоследствии будет проведен на максимуме списков каждой летописи в обозримое время, а тем самым лингвисты получат возможность для доброкачественных выводов по истории языка в разных ее аспектах…» Очевидно, это правда. При нынешних темпах работы нашей академии и 500 лет может не хватить для работы с дощечками «Книги Велеса». Ведь за последние 50 лет дело не сдвинулось с анализа 10 строк из памятника, а это менее 1% текстов. Итак, первая статья кандидата (а впоследствии доктора) филологических наук Л.П. Жуковской, опубликована была впервые в журнале «Вопросы языкознания» № 2, 1960. Называлась она «Поддельная докириллическая рукопись», но не смотря на вид «опровержения подлинности» имевшейся тогда в ее распоряжении одной стороны дощечки II 16 из «Книги Велеса», эта статья на деле содержала строгое палеографическое и лингвистическое доказательства подлинности памятника. И убеждён, что это означает только одно: Л.П. Жуковская пришла к выводу о подлинности манускрипта, но её вынудили статью переделать по соображениям политическим (документ пришёл от белоэмигрантов). К такому же выводу независимо от меня пришёл и доктор филологических наук, переводчик «Книги Велеса» из Украины, Борис Яценко. И это становится особенно наглядно видно, если поставить рядом работы Л.П. Жуковской, касающиеся берестяных грамот (из её книги «Новгородские берестяные грамоты, М., 1959), и работы о дощечках «Книги Велеса», что мы и сделаем. Начиналась статья Л. П. Жуковской с редакционного вступления: Как сообщает в своей книге «История руссов в неизвращенном виде» (вып. 6, Париж, 1957) Сергей Лесной (С. Парамонов), в 1919 г А. Изенбек вывез из какого-то имения Орловской или Курской губ. деревянные дощечки с текстом, по всей видимости, славянским, получившие позднее название «Влесовой книги». После смерти А. Изенбека (1941 г.) дощечки были утеряны. Сохранилось лишь несколько фотографий и переписанный, вернее, транслитерированный текст «Влесовой книги», выполненный Ю. П. Миролюбовым. Этот текст в настоящее время издается в журнале «Жар-птица» (Сан-Франциско). В своих статьях «Влесова книга» — летопись языческих жрецов IX в., новый, неисследованный исторический источник» и «Были ли древние «руссы» идолопоклонниками и приносили ли они человеческие жертвы», присланных в адрес Славянского комитета СССР из Австралии (г. Канберра) С. Лесной призывает специалистов признать важность изучения «дощечек Изенбека», в которых он видит подлинную древнерусскую рукопись IX в., не предлагая, впрочем, необходимого для обоснования подобного мнения палеографического и лингвистического анализа текста. Публикуем в разделе «Письма в редакцию» ответ Л.П. Жуковской на просьбу редакции высказать свое мнение относительно опубликованной С. Лесным («История «руссов»…», вып. 6) фотографии одной из «дощечек Изенбека», содержащей начало «Влесовой книги». Знаменательно само по себе, что в этом редакционном «врезе» в названии статьи Лесного слово «русы» поставлено в кавычки, чего в оригинале, конечно, не было. Эмигранты еще не додумались до введения в правила орфографии указания: ставить в кавычки самоназвание русского народа и при этом оставлять в качестве орфографически правильного написания лишь прилагательное «русские». Очевидно, что редакцию данного журнала тогда и представляли «русские», но только в этих самых кавычках. Критика же работ С. Лесного, который якобы не предложил «необходимого обоснования», смешна. Что считать «необходимым»? Всесторонний лингвистический анализ он не проводил, не успел. Но, конечно, об этом можно писать и монографии, и в свое время таковые, конечно, будут написаны. Кого-то ещё ждёт сей научный подвиг. Однако, перейдём к статье Жуковской. Л.П. Жуковская: Фотография, опубликованная С. Лесным, не является снимком с доски. В ней на расстоянии 2—2,5 см, 6,5 см, 10,5— 11 см, 15,5 см от левого края прослеживаются тени, образовавшиеся, по-видимому, от сгибов материала, с которого производилось фотографирование. С доской этого произойти не могло. В правой половине снимка начертания многих букв расплылись, следовательно, фотографировался не твердый материал с начертаниями, выполненными посредством прорезывания и выщербления его, а письмо, расположенное в одной плоскости, нанесенное красящим веществом. Все это говорит о том, что фотографировалась не сама «дощечка», а бумажная копия с нее (т.е. «копия с подлинной дощечки», на бытие коей прямо указывает Л.П. Жуковская — А.А.) или прорись. Есть основания полагать, что при изготовлении снимка была произведена ретушевка. Все это совершенно недопустимо при научном воспроизведении текста. В целом замечания справедливы (С. Лесной, к примеру, писал о том же и теми же словами). Однако, такое небрежное документирование «дощечек» можно было бы назвать «недопустимым» только в том случае, если б эти слова относились к работе института, а не Ю.П. Миролюбова, бедствующего эмигранта, который и не предполагал, что его снимок будет иметь впоследствии такое значение. Далее: всё, что сказано выше, может относится именно к снимку с дощечки. Появление теней, расплывчатый текст, пятна объясняются ретушевкой снимка плохого качества, тем, что он был помят и т.д., ведь он пролежал в архиве Ю.П. Миролюбова с 1928 года до публикации в феврале 1955 (и публикаторы это не скрывали). И, замечу, такой вид копии безусловно подтверждает ее подлинность. Поддельщик, уж поверьте, нашел бы полчаса, чтобы вырезать шилом текст в десять строк на какой-нибудь доске, а потом сделал бы «безупречный» снимок. Что значит эта «работа» по сравнению с созданием текста «Книги Велеса», за которым стоит тысячелетняя культура? Нет, мы имеем дело именно с копией Ю.П. Миролюбова, для коего был интересен (и то относительно) лишь текст, и по этой причине он сэкономил на качестве снимка. И, кстати, в 2003 году в Госархив РФ поступили все снимки и негативы Ю.П. Миролюбова из Музея Русской культуры в Сан-Франциско. И они однозначно показывают, что снимки делались именно с досок, а не с прорисей. В издания же попали ретушёвки. Однако, замечательны сами слова Л.П. Жуковской, которая здесь (в самом начале статьи) признает, что были и дощечки. По её предположению с них потом была снята бумажная копия, а уж с нее была сделана фотография (непонятно, правда, кем: если С. Лесным, то удивляться нечему, он явно снимал с «бумажной копии», т.е. с публикации в журнале «Жар-птица»). Но пусть даже так. Главное: Л.П. Жуковская прямо говорит, что дощечки были! А то, что написано далее в этой статье, суть также подтверждает ее первоначальную мысль, нужно только правильно понять её. Для сего, конечно, нужно иметь филологической образование, и я надеюсь, что среди читателей этой статьи найдутся и специалисты-филологи. Впрочем, многое будет понятно и неспециалистам, особенно если они предварительно прочитают пособия по старославянскому языку (например, учебник Г.А. Хабургаева «Старославянский язык»). Л.П. Жуковская: Графика. Текст, изображенный на фотографии, написан алфавитом, близким к кириллице: помимо букв кириллицы, совпадающих с буквами греческого устава IX в., в графике «дощечки» имеются свойственные кириллице буквы б, ж, з, ш, щ, ѣ, я. В отличие от кириллицы в графике «дощечки» отсутствуют буквы, обозначавшие носовые гласные, — ѧ, ѩ, ѫ, ѭ, буквы ӣе, ф, θ, ѕ, ѡ, ѱ, ξ, ѵ, а также имеются следующие особенности: буква ч отсутствует, ее заменяет буква щ, вследствие этого буква щ в «дощечке» соответствует двум кириллическим буквам — щи ч1; отсутствует буква ю, ее, видимо, заменяет сочетание ј десятеричного с буквой у; отсутствует кириллическое н, звук н передается буквойи, т.е. начертанием с горизонтальной, а не косой перекладиной; при этом звук и передается буквой ј; отсутствуют буквы ъ, ь, ъј2; из них буквеъ, являющейся составной частью кириллической буквы ъј, в рассматриваемом тексте соответствует буква о с небольшой развилкой вверху3, вследствие чего она несколько напоминает кириллическую лигатуру ў; звук у при этом передается чаще буквой у, реже — двубуквенным написанием оу; возможно, что некоторые буквы в виде ў (т. е. о с развилкой) обозначают также у4; в тексте представлено два графических варианта для передачи звука с и два — для звука е (оба последние после согласных, а не j). В графике «дощечки» имеются знаки, которые отсутствуют в кириллице; из них лишь некоторые могут быть возведены к греческим начертаниям. Так, одно из указанных начертаний буквы с не встречается в кириллических почерках и напоминает ς или ζ некоторых типов древней греческой письменности. В тексте имеется греческая «дигамма», восходящая к минойской «геме» и встречающаяся также в курсивном маюскуле и римском унциале. Эта буква обозначает, по-видимому, какой-то или какие-то губные звуки, но не п и не м, так как для обозначения последних употреблены соответственно буквы п и м5. На фотографии указанная буква находится в строке I — № 19, 31, в строке IV — № 5, V— № 5, 29, 40, 51, VI — № 32. Начертания указанных знаков не вполне идентичны, поэтому нет полной уверенности, что во всех этих случаях написана одна и та же буква. Видимо, для буквы б имеется графический вариант, представляющий как бы соединение буквы г нормального размера с наложенной на нее в нижней части небольшой буквой в; при этом совмещены мачты обеих букв. Этот знак имеется в строке I — № 40, II — № 13, 23, VI — № 18, VII — № 17. Буква а пишется, как в латинском курсивном маюскуле, и напоминает начертание современной греческой λ; буква я сохраняет эту особенность начертания. Своеобразна буква т: ее перекладина чаще перечеркивает мачту, а не размещается поверх нее. Имеются знаки, не поддающиеся интерпретации: таковы, например, № 10 в строке V и № 8 в строке IX, которые представляют вертикальную черточку, не доходящую до нижнего уровня букв текста6, а также совершенно своеобразный знак № 42 в строке II7. Таким образом, графика «дощечки», имея некоторые особенности кириллицы, не столь совершенна при передаче звуков славянской речи и в ряде черт приближается к другим древним алфавитам. Комментарий: И против этого подробнейшего анализа графики дощечки возразить нечего. Такой анализ по существу является убедительным доказательством подлинности дощечки, ибо «придумать» такой шрифт весьма затруднительно. Для того только, чтобы понять все особенности графики сего шрифта, уже нужно быть специалистом не меньшего класса, чем Л.П. Жуковская. А таких в 50-х годах XX века на весь мир было можно пересчитать по пальцам одной руки. Более того, лишь после открытий грамот на бересте стало возможно говорить о написании на бересте и дереве подобных букв у славян, а тексты дощечек были известны задолго до этого. Л.П. Жуковская: Палеография. Как известно, метод палеографического анализа состоит в сопоставлении неизвестного материала с известным, территориально приуроченным и датированным. Поэтому при палеографическом анализе рассматриваемого памятника, который объявляется древнейшим, исследователь не может опираться на твердые данные палеографии, и приметы ранней кириллицы могут представлять лишь косвенное доказательство8. Специфичными в этом плане являются буквы р, х, ѣ, расположенные в строке и не выходящие в межстрочные поля. Однако буквы ѣ и р при этом иногда значительно наклонены вправо, выполнены небрежно, как это свойственно новейшим почеркам, имитирующим печатные буквы. Буква щ в некоторых случаях также размещена в строке, что присуще наиболее древним почеркам кириллицы9. Древними являются симметричное ж и буква м с овалом, провисающим до середины высоты буквы, что сближает ее с соответствующей буквой в Надписи царя Самуила 993 г. За древность говорит так называемое «подвешенное» письмо, при котором буквы как бы подвешиваются к линии строки, а не размещаются на ней. Для кириллицы эта черта неспецифична, она ведет, скорее, к восточным (индийским) образцам. В тексте сравнительно хорошо выдержана сигнальная линия, проходящая у всех знаков по середине их высоты, что является свидетельством в пользу наибольшей возможной древности кириллического памятника. Следует особо отметить, что начертания буквы д, представленные на фотографии, соответствуют греческим уставным, а не кириллическим образцам, хотя и те и другие близки между собой. Буква щ также больше напоминает некоторые древние начертания ψ, чем щ кириллицы. Своеобразно начертание ш с сильно заниженными и разведенными от центра крайними мачтами, что также позволяет сближать его с греческимψ, а не только с кириллическим ш. Таким образом, данные палеографии хотя и вызывают сомнение10 в подлинности рассматриваемого памятника, в то же время и не свидетельствуют прямо о подделке. Но при этом необходимо учитывать, что без сопоставимого материла палеография бессильна11. Да и сама фотография сомнительна, так как является снимком не с оригинала (хотя бы и поддельного), а с прописи или с копии, в результате чего начертания огрублялись и изменялись в лучшем случае дважды (при изготовлении прориси или бумажной копии и при фотографировании, в процессе которого была допущена ретушовка). Поэтому окончательные данные могут быть получены только в результате лингвистического анализа, для которого исследователь имеет твердые факты. Комментарий: Это и есть строгое, последовательное палеографическое доказательство подлинности. Какого класса должен быть (фантастичный, конечно) поддельщик, чтобы во-первых: выдержать сигнальную линию, как в древнейших кириллических надписях, а буквы написать как в древнейшей датированной надписи царя Самуила, например, не говоря уж об ином. И, кстати, надпись царя Самуила была открыта только в 1894 году (см. об этом книгу Г.А. Хабургаева «Старославянский язык», М., 1986, с. 39). Таким образом, одно только это особое начертание буквы М уже отвергает в качестве «предполагаемого автора» памятника А.И. Сулакадзева, умершего в 1831! Да и для «создания» после 1894 года «дощечек Изенбека» нужно было быть, как минимум, высоко квалифицированным палеографом. Да и обо всем этом вообще стало известно не только узким специалистам лишь к середине XX века, и чуть ли не впервые о многом было заявлено именно в этой работе Л.П. Жуковской! Единственно, что следует заметить: по меньшей мере странным выглядит на этом фоне полное молчание Л.П. Жуковской о берестяных грамотах, о коих она выпустила книгу за год до этой статьи. Нет сопоставления не только палеографического, но и в дальнейшем лингвистического. Как будто и не было этих находок. И это объясняется, на мой взгляд, только одним: соответствующие фрагменты статьи Л.П. Жуковской были изъяты при её «научном» редактировании. Но и того, что осталось, вполне достаточно. Все эти замечания суть пункты строгого палеографического доказательства подлинности памятника. Сомнения (скажем, наклоны некоторых букв), на которые она указывает в конце главки, она же сама и разрешает ссылкой на ретушевку и огрубление при делании бумажной копии. И, разумеется, этого нам нельзя исключать. Но суть-то в том, что все это — абсолютно строгое и безоговорочное палеографическое доказательство подлинностиимевшейся тогда в распоряжении Л.П. Жуковской копии дощечки. Л.П. Жуковская: Орфография и язык. Анализ графики и палеографии показал, что если «дощечка» подлинна, то ее следует датироватьпериодом до того времени, когда основным алфавитом у славян стала кириллица, т. е. периодом до X в. В этот период предкам всех славянских языков (вопроса о конечной стадии общеславянского языка мы намеренно здесь не касаемся) были свойственны открытые слоги, носовые гласные, особые фонемы ě,ъ,ь и другие черты фонетики и морфологии, позднее исчезнувшие или изменившиеся в отдельных славянских языках. Орфография «дощечки» не позволяет выявить судьбу этимологических редуцированных, так как для нее характерен пропуск букв, обозначавших гласные звуки вообще, а не только редуцированные в том или ином положении (это позволяет сблизить письмо «дощечки» с семитскими системами письма). Лишь написания вўждўј - IX строка и дў - IX строка с буквой ў (т. е. ъ) на месте этимологического о, если они интерпретированы нами правильно, указывают на близость звуков ъ и о, что для IX-X вв. нереально. Комментарий: На самом деле, тут лучше сказать «вполне реально», либо даже «более чем реально» (так и было до правки?). И так дело обстоит не только для IX века, а всегда, ибо редуцированный звук ъ всегда близок к «краткой» о, являясь ее редуцированным, т.е. «сверхкратким» произношением. И что ж тут удивляться, что в «велесовице» для краткого и сверхкраткого произношения одного и того же звука используется одна буква, это вполне закономерно и даже неизбежно для этого этапа развития и становления славянской азбуки. Здесь (как и далее) Л.П. Жуковская на самом деле говорит о том, что для известных кириллических рукописей (книг, пергаментов) такое смешение не характерно. И это абсолютно верно. Но только для книг и пергаментов. А для берестяных грамот не только характерно, но и обычно! И об этом открытии за год до этой статьи писала сама Л.П. Жуковская! На это она здесь и намекает: мол, если не читали мою книгу, то и не поймёте — зачем же я её тогда писала? И, кстати, сделано это открытие было опять таки А.В. Арциховским, и впервые опубликовано в его книге о берестяных грамотах, вышедшей в конце 1954 года, посвященной свежим раскопкам в Новгороде. И как тут не заметить, что за год до этого уже начались публикации текстов «Дощечек Изенбека» с этим самым признаком в каждой строке! А в сущности, здесь мы имеем дело с одним из возможных вариантов написания: по всей «Книге Велеса» ў обозначает как звук ъ, так ио. В данной дощечке нет буквы Ъ, но в других текстах (в транслитерациях) она есть, во второй имеющейся фотографии есть и буква Ь. Но в любом случае, взаимная замена букв Ъ и ў в транслитерации, а также вероятная близость звуков ъ и о, отмечаемая Л.П. Жуковской, не только «вполне реальны» для древнего новгородского диалекта. Но и, подчеркиваю, являются безусловным и безоговорочным признаком подлинности текстов дощечек «Книги Велеса», ибо этот признак был неизвестен до того, как его выделили в языке берестяных грамот А.В. Арциховский и Л.П. Жуковская, т.е. после публикации текстов «Книги Велеса». В связи с чем мы ей и предоставляем слово. Далее цитируется её книга «Новгородские берестяные грамоты», М., 1959 г. (§ 2. Чтение новгородских берестяных грамот). Нужная часть подчеркнута. Л.П. Жуковская: Анализ письма, языка и текста новгородских берестяных грамот начинается с чтения их, что представляет уже известные трудности и зависит: 1) от того или иного прочтения отдельных букв; 2) от того или иного деления неразделенного текста на слова; 3) от различного толкования отдельных слов, которое обусловлено, с одной стороны, отсутствием больших контекстов, помогающих определить общий смысл каждой грамоты, а с другой — особенностями новгородского диалекта того времени, вследствие которых отдельные буквы могли взаимно заменять друг друга (о — ъ; ё — ь — ў — и;ц — ч). Прежде всего необходимо установить правильное чтение отдельных букв. Как показывает история изучения берестяных грамот, в ряде случаев установление самих букв, имеющихся в них, бывает затруднительным. Комментарий: Итак, первый пункт лингвистического доказательства подлинности «Книги Велеса», отмеченный Л.П. Жуковской. Он состоит в том, что только в языке дощечек и только в новгородских берестяных грамотах (открытых и изученных после нахождения и опубликования дощечек Изенбека) есть общий признак, который невозможно было «смоделировать», а именно: взаимная замена в текстах букв О и Ъ. Нельзя не заметить также, что замена О и Ъ конкретно при передаче звука ы, на которую обратила Л.П. Жуковская, также является бесспорным и по сути блестящим доказательством подлинности дощечек «Книги Велеса», ибо впервые подобную замену при написании берестяных грамот отметил только в 1954 году А.В. Арциховский «Раскопки 1953 года в Новгороде», «Вопросы Истории», М., 1954, № 3). До этого сия особенность была никому не известна. Да и до этой статьи (и монографии, вышедшей в конце того же года) даже вопрос о подлинности берестяных грамот был открыт, и та статья была по сути первой научной публикаций на эту тему. Ранее, до находки первых десяти грамот XIV-XV веков в 1951 году, о грамотах на бересте не было известно вообще, а заметные исследования начались только после раскопок 1953 года, принесших уже несколько десятков грамот, и только в 1954 году начались относительно крупные научные публикации на эту тему. Конечно, кое-кто может порассуждать12 на тему: мол, статья А.В. Арциховского вышла в марте 1954, а фотография дощечки II 16 впервые была опубликована в «Жар-птице» в феврале 1955 года (девять месяцев! вот оперативность!). Конечно, жаль что не раньше. Но и А.А. Куренков и Ю.П. Миролюбов об открытии берестяных грамот узнали только в 1959 году, судя по их архивам, и то по кратким публикациям в американской прессе, а специальные советские академические журналы до них никогда не доходили. Ну да даже не в этом дело, и не в том, что данный номер журнала «Вопросы истории» можно было в США добыть через значительное время после выхода и то, верно, лишь в библиотеке Конгресса. Для чего нужно было б, например, А. Куру съездить из Сан-Франциско в Вашингтон (сам же Ю.П. Миролюбов в то время был еще в Брюсселе и работал на химическом предприятии). Разумеется, ничего этого не было и быть не могло. Им всем было не до того, чтобы отслеживать новейшие исследования в России. Главное то, что сама фотография была послана Ю.П. Миролюбовым, еще из Бельгии в США 10 января 1954 года, то есть за три месяца до публикации А.В. Арциховского. И документ этот, точно датированный, у нас есть (публикуется он и в данной книге). Если кто-то еще сомневается (все же это архивные документы), можно вспомнить и публикацию в февральском 1954 года номере «Жар-птицы», вышедшем за месяц до работы А.В. Арциховского. А в этой статье (она есть в ИНИОН) на стр. 33 приведен значительный отрывок из «Книги Велеса», в том числе там можно прочесть: «налёзёнанўј». То есть отмечено то самое языковое явление, ставшее известным в науке лишь после нахождения соответствующей грамоты и публикации о ней А.В. Арциховского. И стоит ли удивляться в таком случае, что замечательный ученый, открыватель берестяных грамот А.В. Арциховский всегда и даже публично признавал подлинность текстов «Книги Велеса»13. Но, к сожалению, ему не дали возможность высказать это мнение также и в научной печати. И даже если кто-то вспомнит, что первая новгородская берестяная грамота была найдена несколько раньше, то и мы можем напомнить, что в Русском Музее, в Сан-Франциско, а также в архиве Ю.П. Миролюбова есть письмо (и копия с него) о дощечках «Книги Велеса» за 1948 год, я уж не говорю о всех свидетельствах об исследовании дощечек до войны, да и о следах, оставленных этой книгой в XIX веке. Да и что значит десять первых найденных тогда грамот XIV-XV веков, когда есть и рукописи подревнее? Только раскопки 1952 года дали несколько древних грамот (XI века), и о них первые исследования вышли уже после публикаций в «Жар-Птице», в конце 1954 года. Только к 1954 году был получен достаточный материал для первичных исследований языка грамот, и только в 1954 году появились первые относительно заметные работы на эту тему. Только в 1958 году грамоты стали уверенно и верно датировать. И только в 1959 году вышла первая книга о языке берестяных грамот. А отдельные новые языковые явления были выяснены только в 60-80 годах! И они опять таки совпали с тем, что было известно из текстов «Книги Велеса», Речь идет прежде всего о древнейших найденных в Новгороде берестяных грамотах с азбуками № 460 (XII в.), найденной в 1969 году, а также азбуки в грамоте № 591 (XI) века, найденной только в 1981 году, в коих знак Ъ заменяет знак Ь. И это отличие от привычной кириллицы позволило академику В.Л. Янину заявить, что теория о Шафарика о самобытном происхождении славянской азбуки, и о том что Кирилл на самом деле изобрел «глаголицу» кажется весьма вероятной («Путешествие в древность», М., 1983). Ибо только с XVI века славянскую азбуку стали называть кириллицей. К тому же в одном из кириллических памятников XI века сказано, что он переписан с «куриловице» (т.е. как мы бы теперь сказали: «с глаголицы»). Потому мы вправе говорить о том, что все доселе неизвестные особенности древнего новгородского диалекта, обнаруженные позже в языке и графике берестяных грамот, будучи также обнаруженными и в языке дощечек (изданных с 1954 по 1959 годы, то есть до значимых исследований новгородских грамот достаточной древности) являются безупречными доказательствами подлинности дощечек «Книги Велеса». Мы вполне можем, как уже было показано, выяснить в каждом конкретном случае, когда была найдена та или иная грамота, текст коей отражал то или иное языковое явление, а также когда впервые об этом было заявлено в научной печати, а потом мы без труда можем найти это же языковое явление в текстах дощечек, опубликованных до этого времени. Теперь перейдём ко второму пункту доказательства подлинности, продолжая статью Л.П. Жуковской из журнала «Вопросы языкознания». Л.П. Жуковская: Примерами, характеризующими носовые, по-видимому, могут быть следующие: менж - II, IV строки, грендеме или гренде - VI пригредехўм - VIII в том же корне, слвен -IХ, пршен, дщен - Х (если здесь действительное причастие глаголов IV класса), жену - III, млбоу илимлвоу - V (по-нимание слова зависит от того, как читать дигамму), се -VII, VIII, моля - IV, наша - VIII строка (если это вин. падеж мн. числа). Вряд ли этот материал показывает, что писавший текст не умел обозначать носовые. Скорее, можно полагать, что он вообще не имел их в своей речи14. Ни один из славянских языков в указанное время не мог иметь подобный комплекс черт, характеризующих этимологические носовые. Картина здесь представлена следующая: 1) уже начался процесс деназализации, в ходе которого o˛ совпадало с у, а ę - с е (т. е. как позднее в сербском15); 2) в положениях, где носовые сохранялись, они акустически и артикуляционно близки; ср. менж и гренде (т. е. как позднее в польском); 3) процесс деназализации начался с отдельных слов, корней и форм, при-чем в других корнях и глагольных формах носовые гласные задерживались. Комментарий: Здесь лучше было бы сказать: «все славянские языки в указанное время имели подобный комплекс черт, будучи не только родственными, но и лишь недавно разошедшимися от одного корня». Что касается интерпретации тонких переходов носовых звуков, процесса назальности (или ринезма — носового образования), а также деназализации, все эти наблюдения носят предположительный характер (это замечает и сама Л.П. Жуковская), ибо нет твёрдой уверенности в том, как запись дощечек «Книги Велеса» отражает данные черты произношения. Ибо во-первых, в ней нет специальных букв для обозначения носовых, в то время как они могли быть в речи, при чем при написании они могли (так и есть!) обозначаться сочетаниями букв ён, он, к примеру. Замечание, что данный признак присущ польскому языку, также служит подтверждением подлинности «дощечек», созданных Ягилой Ганом из западнославянского рода. Еще Г.С. Белякова, известный специалист по славянским древностям, автор книги «Славянская мифология», М., 1995., а также кандидат филологических наук и именно в области польского языка, заявляла, что автор дощечек «Книги Велеса» вполне мог быть пра-поляком. Её слова цитировал писатель В.С. Осокин в статье «Что же такое “Влесова книга”» («В мире книг», № 10, 1981. С. 73). Неустойчивая орфография, взаимные замены букв, означающих гласные и согласные (впрочем, в строго определенных границах), позволяет лишь делать предположения о фонетических явлениях в речи писавшего тексты дощечек. Однако, одно совершенно бесспорно, в данных текстах происходят замены букв, означающих гласные звуки, в том числе и предполагаемых носовых, точно так, как и в древнейших славянских документах, подтверждая тем подлинность дощечек. И это Л.П. Жуковской, и между прочим только ей, было отлично известно. Она чуть ли не первой отметила этот особый языковой признак. И потому в статье о дощечках «Книги Велеса» она сразу обратила на это внимание. И это замечание является по сути вторым безоговорочным лингвистическим доказательством подлинности дощечек, ибо этот признак не возможно было смоделировать. Приведем для подтверждения этого положения слова самой Л.П. Жуковской, писавшей в книге «Текстология и язык древнейших славянских памятников» (Москва, 1976) буквально следующее. Л.П. Жуковская: Нужно постоянно иметь в виду явления графики и орфографии, относящиеся к закономерным, существующим и сменяющимся явлениям языка: Разная сохранность редуцированных, регулярные замены э — ё, ѡÒ — ѹ, э — я, ъ — ь в сербских, болгарских и русских рукописях,ў — ъ при транслитерации глаголицы и т.п.; замены старославянского ў в неполногласных сочетаниях через ё в древнерусских списках. Комментарий: Последнее отметим особо (регулярные замены ў, ё, ъ): ибо это тонкое наблюдение Л.П. Жуковской блестяще подтверждает подлинность и древность текста «Книги Велеса». Именно на это она обращает внимание в своей первой статье о памятнике. И я уверен, что ей принадлежат только наблюдения этих регулярных замен, а дальнейшие слова о том, что это невозможно — суть редакторская правка. Особенно это явно видно по совершенно не свойственному Л.П. Жуковской «ляпу»: вдруг она начала приписывать эти явления только неким загадочным «восточным болгарам» (как ранее «сербам»). Да и знала ли она эти языки? Не известны ее переводы ни с сербского, ни с болгарского (я переводил с обоих языков, и знаю, что это очень непростая работа). Судя по всему, она только заглядывала в соответствующие словари (но не в грамматики) и «нахваталась» кое-каких сведений по этим языкам. Что за «восточные болгары»? Чем они, интересно знать, тогда, в IX веке, отличались от западных, если это был и есть единый небольшой европейский народ с единым языком, который никогда не делился на западную и восточную часть (диалектные особенности там накапливаются в направлении север-юг). Не о волжской же Булгарии она тут вдруг вспомнила, ведь от тех булгар не дошло до нас ни одного документа: «Джагфар-тарихы» не в счет, ибо оригинала сей рукописи нет, есть только перевод на русский язык. Да и о языке болгар IX века мы можем судить и то косвенно только по редчайшим памятникам, и то только уже X века. Более древние болгарские памятники пока не известны (к концу X-го веку относятся Брижинские и Фрейзингские отрывки богослужебных текстов, написанные в западной Карантании), и написаны они к тому же не на разговорном болгарском, а на церковнославянском (македонском по происхождению) языке, который много ближе к сербскому и русскому, чем собственно к болгарскому. Это совершенно отличные и далекие языки: болгарский выделился из славянской группы языков еще в Булгарии на Волге, он имеет другую оригинальную грамматику, не говоря уже о лексике! Потому полагаю, что эта нелепица принадлежит не Л.П. Жуковской, а некому безвестному «научному» редактору из журнала «Вопросы языкознания», иначе пришлось бы заподозрить Лидию Петровну в крайней некомпетентности. Но этому мешают все же её тонкие наблюдения за языковыми явлениями в тексте дощечек «Книги Велеса», которые стоит также привести и здесь. Итак, дадим ей слово. Л.П. Жуковская: Буква ѣ в соответствии с этимологией написана в словах: прсѣще - V, јмѣмў - VIII, нўјнѣ - IX и, возможно, оупѣ-ха - IV строка; буква ѣвместо е написана: вўнўјврмѣнўј -II, бя блгадрлѣ: - II, рщѣмў - VIII, о кудѣенўшўј -X строка; буква е вместо ѣ написана в следующих случаях:јмемў - VII, векўј а дў векўј - IX, млве (или млсе) - V, прсне - IX, врцет се - X строка; буква я вместо ѣ пишется в слове бя - 4 раза и, возможно, в других случаях, более со-мнительных. Написание я вместо ѣ еще можно было бы объяснить для более позднего периода, если видеть в авторе восточного болгарина (??? — А.А.) ; но написание е на месте этимологического ě для этого периода объяснено быть не может. Совмещение в одном памятнике, причем памятнике оригинальном, указаний на закрытое и одновременно на открытое произношение звука, восходящего к ě, а также этимологически правильных написаний свидетельствует против его достоверности. Комментарий: Здесь вполне можно было бы написать: «однозначно свидетельствует в пользу его подлинности». Во-первых, заметим, что гласный звук, восходящий к ě, правильно для говоров моравских и древнерусских обозначать: ê ибо он обладал тогда высоким подъемом. (см. Хабургаев «Старославянский язык», с. 46). Чаще его обозначают знаком æ (для церковно-славянского языка книжников Древней Болгарии, а потом и Руси) Вообще, приведенное замечание о «невозможности замен ё и э для указанного периода» прямо противоречит абсолютно точно установленному явлению регулярных замен букв (ѧ, э, я), означающих эти звуки, во всех славянских памятниках этого периода. Это характернейшая черта праславянского языка. И следует заметить, что это выяснилось только в 1957 году. Впервые об этом осторожно заявил Н. Ван-Вейк в книге «История старославянского языка» (М, 1957), в коей говорилось о том, что «можно предположить одинаковое произношение а после i и мягких согласных и праславянского æ». Конечно, Л.П. Жуковская внимательно прочитала сей труд, и потому в ее работах, в том числе и в книге «Новгородские берестяные грамоты» (М., 1959) есть указания на подобную замену в грамоте № 154 рублѧ при постоянном рублэ. Правда, Л.П. Жуковской это написание показалось необычным, если не ошибочным, эту же «ошибку» она нашла и в «Книге Велеса». То есть на самом деле речь идет об указании на ещё одно, третье, языковое доказательство подлинности дощечек «Книги Велеса». Дело портит только совершенно абсурдная с точки зрения науки о языке фраза о «невозможности совмещения…» но чего? Что за «открытое и закрытое произношение»? Бывают открытые и закрытые слоги, но произношения не бывает (как это произносить «закрыто», закрыв рот что ли?), фраза «научная» на слух и по виду, но антинаучная и бессмысленная по сути. Опять «правка редактора», или это небрежность самой Л.П. Жуковской16? Она здесь, кажется, хотела сказать, что нельзя в одном тексте совмещать «грамотное» написание и «безграмотное». Да как же могло быть иначе, если грамматика тогда ещё не устоялась? Ягила Ган, видимо, уже читал и христианские книги, ведь тогда уже был и перевод Библии на русский язык (тот самый, что современник Ягилы Кирилл «видел в Хорсуни»), так что мог Ягила запомнить и некоторые традиционные написания отдельных слов. Да и позднюю перепись не стоит сбрасывать со счета. Более столетия тогда оставалось до начала борьбы с «язычеством», и даже в Киеве и Новгороде в ведических храмах могли переписывать эти дощечки, скажем, во времена Владимира Святославича. А тогда были уже и христианские грамматические школы, и после деятельности Кирилла прошло более столетия. Да и кто сказал, что не было ведических грамматических школ? До IV столетия они явно были, судя по изощрённой грамматике «Боянова гимна» Однако, вернемся к статье Л.П. Жуковской, ибо она обратила внимание и на следующий четвертый языковой признак подлинности дощечек. Л.П. Жуковская: Известному факту мягкости шипящих и ц в указанный период противоречат написание кудѣснўщўј - X с окончанием ўј вместо и в им. падеже мн. числа… Комментарий: Оставим в стороне обычную для русского языка всех времен замену ы на и, и обратим внимание на заявление Л.П. Жуковской о будто бы имевшем место в языке IX века явлении мягкости шипящих и ц. Речь идет о уже произошедшем к XI веку (ко времени древнейших славянских памятников) падении редуцированных, повлекшем за собой и регрессивное смягчение согласных (в том числе и шипящих и ц). Ну так это к XI веку! Нет никаких причин полагать, что за 200 лет до этого падение уже произошло. В то время это процесс мог начаться и причем, скажем, только для отдельных слов, а мог и не начинаться. Из-за упрощенной орфографии «Книги Велеса» это трудно отследить, на что указывала и сама Лидия Петровна Жуковская. Вспомним, что ранее, в начале этой статьи, Л.П. Жуковская также писала о шипящих в тексте памятника: «буква ч отсутствует, ее заменяет буква щ вследствие этого буква щ в «дощечке» соответствует двум кириллическим буквам — Щ и Ч». На самом деле обе эти буквы в тексте есть, но они близки по начертанию, потому смешивались и, видимо, как самим автором «Книги Велеса», так и переписчиками дощечек. И впоследствии, в статье «Мнимая “Древнейшая летопись”», опубликованной в журнале «Вопросы истории», № 6, 1977 (лингвистическая часть коей принадлежит Лидии Петровне), она согласилась с этим и уже писала следующее. Л.П. Жуковская: Как известно, языки развиваются во времени, но это развитие не одинаково реализуется в пространстве. В результате, в определенное время и на определенной территории язык характеризуется сочетанием только ему присущих особенностей. Благодаря этому, можно установить предыдущие и последующие этапы развития языковых черт. Историкам, знакомым с древнерусским средневековыми письменными источниками новгородского происхождения, хорошо известно, например, «цоканье» — неразличение на письме (вследствие неразличения в устной речи) букв Ц и Ч, Ф и фиту. Позднее начнется неправильное употребление Е — ять (э). Однако в рукописях XII — XIII вв. (если исключить смоленские грамоты с их ранним смешением Е и ять) таких ошибок нет, так как в то время все названные звуки произносились различно в соответствии с происхождением (этимологией). «Велесова книга» выдается за текст, написанный до того, как у славян появились глаголица и кириллица17. Но орфография «дощечек» показывает, что тот, кто их написал не умел обозначать носовые: он воспроизводил их в соответствии с тем, как это гораздо позже делалось в польском языке… (ну, о носовых мы уже говорили ранее, да и «польские» черты в тексте дощечек были неизбежны, и, кстати, кандидат филологических наук в области польского языка Г.С. Белякова писала, что автор «Книги Велеса» вполне мог быть и праполяком — А.А.). Во «Влесовой книге» отражено смешение Е и ять, которое появится только в смоленских грамотах в начале XIII века (и, замечу, поскольку это древнейшие смоленские грамоты, они прямо указывают на подлинность «Книги Велеса» — А.А.), отвердение щипящих и Ц — процесс еще более поздний в славянских языках… Содержание «Влесовой книги», ее язык, свидетельствуют, что перед нами подделка. Комментарий: После такой псевдонаучной словесной эквилибристики, можно уже писать что угодно «подлинный», «написан инопланетянами» и т.п. Человек, не сведущий в языке, может поверить уже чему угодно. И поверили! Особенно доводу о «щипящих и Ц». Это ж так просто. Нужно только понять что же не устроило учёных. Итак, вначале, в 1960 году, Л.П. Жуковская писала, что в указанный период, т.е. в IX веке, было явление «мягости шипящих и Ц», она же в статье 1977 года повторила ссылку на это явление, заявив, что явление отвердения шипящих и Ц — «процесс более поздний в славянских языках». Заявление мягко говоря спорное, но даже если это и принять, почему тексты «Книги Велеса» сему противоречат? Их упрощенная орфография не может служить тому доказательством. Здесь же она выразила и еще одно недовольство шипящими в текстах «Книги Велеса», обратив внимание на неразличение на письме букв Ч и Ц, и заявив, что в рукописях в рукописях XII — XIII вв. таких ошибок еще нет. Позднее это ее недовольство шипящими разделил и О.В. Творогов, а потом и историк В.П. Козлов в своей статье (Родина, №4, 1998) повторил довод Л.П. Жуковской и О.В. Творогова, что древние новгородцы не могли смешивать «ч» и «щ», сочтя это «убийственным доводом» против «Книги Велеса», достойным до доведения его широкой научной общественности. Он, по видимому, решил, что вполне понял о чем речь, ибо эти буквы, в отличие от юсов («носовых») были ему знакомы. Так что же в «Книге Велеса» происходит с шипящими и «ц»? Да ничего особенного. В самом деле, в текстах постоянно смешиваются «ч», «щ» и «ц», что вполне может служить прямым указанием на «цоканье» в речи автора (древнего новгородца). Так было ли «цокание»? Л.П. Жуковская в статье 1977 года утверждает, что «нет», «не было». Однако, именно Л.П. Жуковская нашла это самое явление еще в 1959 году в берестяных грамотах! Это было ее открытием! Этому она посвятила целый § 7, главы IV в своей книге «Новгородские берестяные грамоты». Он так и назывался: «Цоканье в новгородском диалекте». Отсюда очевидный вывод: нахождение в сотнях берестяных грамот примеров неразличения на письме «ц» и «ч», совпадающее с точно таким же явлением в текстах дощечек «Книги Велеса», и при полном отсутствии этого явления в иных древнейших письменных источниках (это полностью исключает возможность знакомства с этим явлением мифического фальсификатора) является строгим, безусловным и безоговорочным доказательством подлинности текстов дощечек «Книги Велеса». А поскольку это явление было присуще только жителям Древнего Новгорода предположение о «копировании» дощечек «Книги Велеса», скажем, в Древнем Киеве должно быть отклонено (киевляне не «цокали» и поправили бы рукопись). Ю.П. Миролюбов имел дело с подлинными дощечками, созданными новгородцем, и наиболее вероятно самим Ягилой Ганом! На это и «намекала» Л.П. Жуковская, прямо указывая на «цокание», обнаруженное ею в текстах «дощечек». Потому после цитирования работ Л.П. Жуковской с указанием на «цокание» в «Книге Велеса», мы приведем также раннюю и блестящую работу Л.П. Жуковской, посвященную открытию явления «цоканья» в берестяных грамотах Древнего Новгорода. Л.П. Жуковская: Новгородские берестяные грамоты показывают, что в новгородском диалекте уже с XII века было цоканье, т.е. на месте разных этимологических аффрикат «ц» и «ч» в нем произносилась одна аффриката. Качество этого звука новгородские берестяные грамоты, конечно, не показывают, потому что написания буквы ч на месте «ч» и «ц» не свидетельствуют о произношении [ч], похожего на совремнный звук [ч’], также как написания ц на месте «ч» и «ц», не говорят о произношении [ц]. Смешение на письме букв ч и ц указывает лишь на близость, даже на полное совпадение звуков, которые произносили в этих случаях жители Новгородской земли. О неразличении двух аффрикат свидетельствует также написания какой либо одной буквы на месте этимологических «ц» и «ч». Характерно, что среди рассмотренных берестяных грамот нет таких, в которых употреблялось бы только буква ч в полноценном материале (то есть на таком, в котором имеются примеры с тем и другим этимологическим звуком). Но написание только буквы ц на месте «ц» и «ч» широко представлено (грамоты № 4, 19, 21, 22, 25, 31, 43, 45, 54, 94, 136, 141). Неразличение двух аффрикат нашло свое выражение и в грамотах № 138 и 154, в которых, видимо, по странной случайности буква чнаписана для этимологического «ц» и буква ц для «ч». О совпадении двух аффрикат свидетельствует написания ч при отсутствии материала о передаче «ц». Сюда относятся грамоты № 14, 23, 24, 30, 32, 41, 49, 53, 68, 82, 135, 140, 147, 169, а также грамота № 155, если в ней читать имя Полочёкъ ( в грамоте: полоцька). К этой группе принадлежат грамоты № 61 и 119, в которых на месте «ч» пишутся буквы ц и ч (при отсутствии материала на этимологический «ц»), и грамоты № 69 и 167 с таким же правописанием на месте «ч» и написанием ц на месте «ц»… и т.д. Комментарий: В дальнейших строках статьи из «Вопросов языкознания» Л.П. Жуковская останавливается на некоторых чертах морфологии памятника и допускает ряд ошибок грамматического характера, о чем я подробно писал в монографии «Велесова книга» М., 1994, 1995 (с. 247). На это указывал и о. Стефан (Ляшевский), безусловный авторитет в области старославянского языка. К примеру, Л. П. Жуковская указывает на невозможность формы: вўждўј для существительного единственного числа («будь славен вождь»). Я вслед за А.А. Куром, С. Лесным и Б. Ребиндером также вначале счел, что здесь обычная замена гласных, потому вначале перевел также: «вождь». Чисто грамматических и языковых причин для безусловного избрания другого перевода нет (хоть мне еще с 1992 года был известен возможный второй вариант перевода). Однако, о. Стефан указал, что эта фраза взята из церковной службы, сохранившейся в «мазурском» наречии, где употребляется именно слово «вожды», в значении «всегда» (по типу: «однажды», «многажды»), что впервые было отмечено еще переводчиком В.И. Лазаревичем. И хоть я до сего времени не видел таких записей сей церковной службы (что явилось бы безусловным аргументом в пользу такого перевода), но авторитет о. Стефана, его знание литургии, в том числе и особенностей ее у разных народов заставляет меня согласиться с таким толкованием. Поскольку в последующем абзаце статьи Л.П. Жуковкой есть только ошибки и нет ничего замечательного (в смысле доказательств подлинности дощечек), мы его опускаем. А конец статьи посвящен указанию на архив А.И. Суакадзева и на автора «Книги Велеса», Ягилу Гана. Эту часть статьи мы приводили. Она имеет крайне важное значение, ибо также является источниковедческим доказательством подлинности памятника. Итак, Л.П. Жуковская в своих работах указала на 5 палеографических, 4 языковых и одно источниковедческое доказательство подлинности «Книги Велеса». Итого 10 доказательств. К ним можно прибавить еще несколько, чему будет посвящены последующие работы палеографов и языковедов, но основное уже сделано. Воздадим же должное Л.П. Жуковской, и простим ей то, что, живя в реальном мире, ей пришлось идти на компромиссы, противоречить себе, просто для того, чтобы выжить. И ситуация эта настолько привычна в «научном мире», что ныне я не вижу выхода. В науке должно смениться поколение, и будем надеяться, что новые ученые переболеют «старыми болезнями» в более мягкой форме. Подведем окончательный итог: I. Открытые палеографические доказательства подлинности «дощечек» от Л.П. Жуковской: 1) Графика «дощечки», в ряде черт приближается к другим древним алфавитам. 2) Буква Щ размещена в строке, что присуще наиболее древним почеркам кириллицы. 3) Древними являются симметричное Ж и буква М с овалом, провисающим до середины высоты буквы, что сближает её с соответствующей буквой в надписи царя Самуила 993 г. 4) За древность говорит «подвешенное» письмо. 5) В тексте хорошо выдержана сигнальная линия, проходящая у всех знаков по середине их высоты, что является свидетельством в пользу наибольшей возможной древности кириллического памятника. II. Скрытые лингвистические доказательства подлинности «дощечек» от Л.П. Жуковской: 6) Замена О и Ъ и (особенно при передаче звука ы), известная только в текстах «Книги Велеса» и берестяных грамотах. Причем в берестяных грамотах она отмечена после публикации текстов «Книги Велеса». 7) Разная сохранность редуцированных, регулярные замены э — ё, ѡÒ — ѹ, э — я, ъ — ь в сербских, болгарских и русских рукописях, отмечаемая также и в дощечках «Книги Велеса». Причем то, что это было присуще древнейшим новгородским берестяным грамотам (из за особенностей новгородского говора) стало известно после публикации «Книги Велеса». 8) Написание я вместо э и написание ё на месте этимологического э (а также ѧ) в «дощечках» и ранних новгородских грамотах. 9) Смешение на письме букв ч и ц как в текстах «Книги Велеса», так и в новгородских берестяных грамотах, указывающее на «цокание» новгородцев того времени, подтверждённое только после находок древнейших берестяных грамот. III. Скрытое источниковедческое доказательство подлинности «дощечек» от Л.П. Жуковской: 10) Памятник был известен с начала XIX века. Он находился в архиве антиквара А.И. Сулакадзева, и в его каталоге был отмечен его автор: «Ягила Ган», живший в Ладоге IX века. 1 На самом деле в «велесовице» есть обе буквы означающие звуки щ и ч, близки по начертанию— А.А 2 Очень ценное замечание об отсутствии буквы ъ в фотокопии этой дощечки. В транслитерации она появляется, но о. Стефан (Ляшевский) после писал, что некоторые из них, если не все, вставлены Ю.П. Миролюбовым (по свидетельству А. Кура), когда он делал в Брюсселе копию для себя (чтобы понять смысл текстов), а потом они не были убраны при последующих публикациях. Как относится к этому свидетельству — не совсем ясно (ибо есть все основания для признания существования этих букв в оригинале, и есть также основания недоверять А. Куру). — А.А. 3 Ну разумеется и эта особенность Жуковской отмечена, и она поняла, что это признак подлинности дощечки (по Арциховскому!). 4 Предположение потом не подтвердилось. — А.А. 5 Это буква Б, повторяющая шведско-норвежскую руну и означающая как и в рунах губной звук «б». — А.А. 6 Л.П. Жуковская располагала помятым при пересылке снимком (у нас есть лучшие), потому не узнала что эти «черточки» являются частью вариантов букв З и Г. — А.А 7 Чуть искаженная буква К. — А.А. 8 А для берестяных грамот, о коих Л.П. Жуковская внезапно «забыла», и прямое! — А.А.. 9 И здесь следует заметить, что подобное расположение и начертание этой буквы для древнейшего новгородского по происхождению документа впервые было отмечено только в берестяной грамоте № 78, найденной в октябре 1952 года, а опубликованной и исследованной только ко второй половине 1954 года. Cм. монографию А.В. Арциховского «Новгородские грамоты на бересте из раскопок 1952 года», М., 1954 г., подписанную к печати 12. VI. 1954, а вышедшую в ноябре-декабре, не ранее (в Штаты, в библиотеку Конгресса, весьма далекую от Сан-Франциско, она могла попасть только к середине 1955, где ее так никто и не читал). В этой работе А.В. Арциховским и М.Н. Тихомировым впервые указан этот признак, как датирующий новгородские документы временем ранее XI века (по сравнению с надписью на корчаге из Гнездова и надписью царя Самуила). И тут следует заметить, что тексты «Книги Велеса» стали в «Жар-птице» публиковаться много ранее этого срока, а именно с января 1954. И даже фотография дощечки с этим признаком была впервые опубликована в январе 1955, а если учитывать, что номер окончательно формируется как минимум за два месяца до публикации, то ясно что никто не мог знать это открытие при всем желании, коего, кстати, ни у кого не было (публикаторы дощечек до 1959 года были вообще не в курсе находок берестяных грамот в Новгороде). — А.А.. 10 Сомнение она высказала выше только по поводу «небрежности» начертания двух букв, причину чего она же и объяснила ниже. А так все в ее статье указывает именно на подлинность. — А.А.. 11 А как же надпись царя Самуила? И почему Л.П. Жуковская в течении всей работы молчит о берестяных грамотах? Ведь именно по ним она являлась в то время крупнейшим специалистом! — А.А 12 Как это уже делала Е.В. Уханова «У истоков славянской письменности», М., 1998, с. 220.. 13 См. об этом: В.С. Осокин. «Что же такое “Влесова книга”». // «В мире книг», № 10, 1981. С. 73. 14 Замечание тонкое, но все здесь предположительно. И если вспомнить, что Ягила Ган был родом из западнославянских земель, то в его речи могли быть любые переходы от носовых к «ен» и пр. Он то пишет почти «по-польски», то сбивается на восточнославянское написание и, может быть, произношение. И по иному быть не могло у человека с таким происхождением и географией странствий. — А.А. 15 А ранее также в восточном и западном славянском! Да и сами южные славяне (в том числе сербы) пришли на Балканы частью из западнославянских земель, а частью из под Смоленска. И было это в VI веке, всего за триста лет до Ягилы, потому не стоит удивляться возможной общности некоторых черт в столь родственных славянских языках. И, между прочим, это «азы» фонетики. Откроем, к примеру, вузовский учебник Г.А. Хабургаева «Старославянский язык» (М., 1986) на странице 46. Там однозначно сказано, что старославянской фонеме о, в русском языке (отнюдь не в сербском!) соответствует именно звук у. Судя по всему это явление было хорошо известно Л.П. Жуковской, если она тут же обнаружила его в тексте «дощечки», а уж только сербам оно приписано по недоразумению. — А.А. 16 В статье «Мнимая древнейшая летопись» («Вопросы языкознания» № 6, 1977) Лидия Петровна правильно говорит о бытовании у славян открытых слогов (оканчивающихся на гласную), но здесь то о чем речь? — А.А. 17 Чего ради? Это не так, ибо в самой «Книге Велеса» есть споры с Кириллом! — А.А. Источник Антон Истомин
Височные кольца или Усерязь - очень известные у древних славян предметы украшения, которые одновременно с этим являлись оберегами и амулетами.
Как это не удивительно может показаться иному русскому, пораженному заразным вирусом невежества, до безобразия пресмыкающемуся перед всем иностранным, знак Солнцеворота, Коловрата, Коловорота является древнейшим знаком Славянского (Русского) народа.
http://welemudr.mirtesen.ru/blog/43376798875/TSELE...ick=43376798875&bpid=433767988 ЦЕЛЕБНАЯ СИЛА РУССКОЙ ПЕЧИ
Какие же недуги могли привести человека на печь порой в неурочный час? Конечно же, прежде всего различные простудные заболевания, а также ревматические боли в суставах и пояснице. Если для лечения ревматизма и радикулита требовалось длительное время, то от простудных заболеваний на печке можно исцелиться за один-два дня. При легкой простуде больному давали выпить, так называемой порушки (отвара сухой малины с медом) и отправляли на печку со строгим наказом прижимать пятки к горячим кирпичам так долго, «сколько терпеть можно». На другой день после такой несложной процедуры простуду «как рукой снимало».
Простуду, а также радикулит народные лекари лечили на печи с помощью так называемых «пупошников» — маленьких глиняных горшочков.
После парной бани больного клали на печь животом вниз. Затем разрезали пополам несколько картофелин и в каждую половинку втыкали по три спички или небольшие березовые лучинки. Лучинки поджигали и ставили картофелину на больное место. Сверху картофелину накрывали «пупошником», который присасывался к коже подобно стеклянным медицинским банкам. Таким же способом ставили все остальные горшочки. Когда через несколько минут «пупошники» отваливались, картофелины убирали, больному давали выпить малинового взвара, накрывали теплым одеялом и оставляли выспаться на печи до утра. В иных местах, перед тем как залезть на печь, больной принимал ванну из снеговой воды. В печи в больших чугунах предварительно растапливали собранный на огородах снег. Одновременно нагревали в топливнике один или несколько песчаных камней. Снеговую воду выливали в большую бочку, поставленную у печи. Вслед за этим в бочку бросали нагретый на огне камень. Когда вода от камня нагревалась, в бочку опускался больной и сидел в воде до тех пор, пока его не прошибал пот. После этого больного обтирали, давали выпить малинового взвара и отправляли на жарко натопленную печь.
Лечение перед устьем печи
Согласно одному старинному поверью, печной огонь способствует заживлению кровоточащих ран и порезов. Например, порезал человек по неосторожности палец, и кровь продолжает сочиться сквозь ветошку или бинт. Если в это время в доме топится печь, помочь горю считалось не таким уж трудным делом. Достаточно было кусочек окровавленной ветошки повесить на почтительном расстоянии от огня, где-нибудь над шестком так, чтобы жара сильного не было и в то же время тепло ощущалось. Считалось, что как только ветошка высохнет, так и кровь остановится, а рана затянется. Однако если кто по неосторожности двинет ветошку слишком близко к огню, то не только не остановит кровотечение, но и накличет на себя беду. Такова, по мнению наших пращуров, сила чудесной связи человеческого организма с огнем родного очага.
Лечение печной золой
Лечение печной золой также широко практиковалось на Руси, благо она всегда была под рукой в каждой избе. Например, в старинных лечебниках золой или пеплом рекомендовали лечить излом, то есть ушиб: «Аще у человека излом, еловый пепел смеси с желтком яичным прикладывай к излому...» Другой рецепт предлагает ушиб «прививать можжевеловым пеплом с яичным белком смеся вельми добро». Но зола золе рознь, если приходилось лечить болезни глаз, то предпочтительно было ее получать из терна: «Егда бельмо на оце, терние из лесу нажещи, пеплом посыпай, то и лакомство...»
Собранную золу тщательно перемешивали в горшке или корчаге и оставляли на шестке до поры до времени.
Лечение опечиной
Не только уголь и зола, но даже опечина, или печина (пережженная глина, находившаяся в печной кладке между кирпичами) применялась в народной лечебной практике. Опечину перетирали в мелкий порошок, ссыпали в глиняный кувшин, плотно закрывали и хранили до поры до времени. Перед употреблением ее заваривали кипятком и давали пить при лихорадке. Если у грудного ребенка появлялись опрелости, их тут же присыпали просеянной опечиной, и болезненное раздражение кожи довольно быстро исчезало.
Лечение дымом
То, что дым сжигаемых растений может оказывать лечебное воздействие не только при окуривании помещения, но и при вдыхании (ингаляции), было хорошо известно врачевателям древней Руси.
Самым простым древнейшим ингалятором, с помощью которого получали дым с определенными лечебными свойствами, был обычный печной кирпич.
На раскаленный кирпич сыпали измельченную траву, которая тут же начинала тлеть, источая густой ароматный дым. Больной наклонялся над кирпичом и втягивал в себя дым, поднимающийся от травы.
Русский человек живет не только “здесь” и “сейчас”, а еще и “везде” и “всегда”. Мы как бы из завтра, из того, что уходит в далекую перспективу, смотрим в сегодня и здесь, сейчас, работаем. Вот здесь и возникает “вечность” – ты видишь движение в вечности и, исходя из этого, работаешь здесь. Мы ведь не начинаем жизнь, мы – участники процесса, который не нами начат. И когда мы начинаем что-то изменять, то должны вспомнить знаменитую пословицу: “Сто раз отмерь, один раз отрежь”. Сейчас тысячу раз надо отмерить, прежде чем отрезать. Жажда вечности наполняет мир. Россия – это служение вечности. Поэтому нас не может понять мир экономических единиц, тех, кто живет сиюминутной, экономической жизнью. Мы никогда не будем стяжателями, пока мы русские. Отдавая – мы богатеем, и, только служа, мы можем жить. Поэтому наша задача состоит не в том, чтобы менять, отрицать прошлое, а в том, чтобы дополнять его. Мне вообще кажется, что знаменитый закон “отрицания отрицания” в русской философии звучит иначе – закон “дополнения дополнения”. То есть, когда ты живешь в движении, ты дополняешь этот процесс, а не отрицаешь его – ты служишь будущему и этим осуществляешь свой долг. Мы здесь очень много думаем о России, о ее прошлом, всматриваемся в то, что написано на бумаге, и в то, что написано в наших генах. Гены, оказывается, тоже могут говорить, когда к ним обращаешься. Есть такое чувство, что каждый человек лично прожил все, и тогда каждый человек – это не отдельная человеческая единица, а человек Рода. А ежели нет такого полного чувства, то тогда я человек какого-либо колена Рода или нескольких колен. То есть каждый человек – это не просто восемнадцатилетний, тридцатилетний или пятидесятичетырехлетний, а “Я – весь Род”, и тогда Я в себе несу личность. Россия не борется с Мировым Злом. Она служит Чистой Силе, и сама она есть Чистая Сила. Утверждение Чистой Силы невозможно в условиях, когда ты воюешь с каким-то злом. Мне очень нравится принцип каравана – собаки лают, а караван идет. Поэтому нам надо вести свою линию Чистой Силы, и тогда не прилипнет к нам сила злая. Поэтому надо успеть прожить жизнь по-русски, по-своему, а не искать врагов, не искать зло, чтобы с ним бороться. Нужно строить свое. А утверждая Чистую Силу, мы побеждаем и само зло. Россия- хранительница истока. Мы позже всех ушли в западный мир, в котором довлеет всем частный человек, а наиболее важными являются материальные ценности. Мы никогда не знали духовного рабства и сохранили первозданность. Причем в слово “мы” я ввожу не только людей, живущих сейчас, но и наших пращуров, которые представлены в наших генах и рассеяны во всем русском просторе – в полях, в земле, в реках. Недаром же так и говорят- “Дон-батюшка”, “Земля-матушка”. А наши предки спрашивали у степи разрешения, чтобы взять былинку для излечения больных. Для нас все живо. Модель России выражается очень точно в одной фразе – “Русские не сдаются”. Если сдаются – это не русские. Поэтому принцип один – нет без выходных ситуаций. Надо искать любую крупицу проявления нашего национального начала, беречь его, помогать ему, искать опорные точки. 
![4.2y4uuo-nsh[1] (413x458, 86Kb)](http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/8/99/139/99139455_42y4uuonsh1.jpg)
огда-то недалеко от Смоленска в верховьях реки Сож на высоком холме среди дубовой рощи стоял храм Сварога. Это было четырёхугольное строение из рубленых бревен священного дерева богов - дуба. Само святилище было двухэтажным, его украшала пирамидальная крыша, а по краям - четыре угловые маленькие пирамидки, и на каждой из них была маковка. Эти золотые маковки были символом огня и были изображены в виде двойной свастики. Внутри на первом этаже храма была библиотека, а на втором, под куполом, стояла пятиметровая позолоченная статуя самого Сварога. На голове его был золоченый шлем, на шишаке которого сидел орёл - символ неотвратимой яростной победы. Тело его было покрыто кольчугой с булатными золотой чеканки налокотниками, а поверх неё был чешуйчатый панцирь, в центре которого на стальном зерцале отливала двойная свастика. На ногах кумира были кольчужные штаны с позолоченными наколенниками и сапоги с золотой насечкой. Так стоял кумир в воинских доспехах. В его правой руке был остро оточенный огромный булатный меч, а на согнутой левой руке стояла статуэтка. Серебряная красавица с золотыми косами в жемчужном кокошнике и в вышитом русском льняном сарафане. Она улыбалась и протягивала руки к парящему под куполом крылатому духу Великого Рода. Это было олицетворение милой и прекрасной Руси. Таким был храм до последнего его дня, пока не произошли трагические события. После погромов в Смоленске наёмное христианское войско Владимира Солнышка подошло к храму Сварога. Это была двадцатитысячная армия, состоящая в основном из датчан, шведов, моравов и поляков. Во главе её был воевода Путята, который знал, что храмовый комплекс защищают не более трехсот воинов-смертников, но каждый стоил десяти из его армии. Это его не смущало, он видел численный перевес и надеялся на хорошее вооружение своих воинов. Подойдя к храму, Путята потребовал от жрецов и витязей, «хранителей бога», открыть ворота их деревянной крепости, но ему ответили отказом. И тогда воевода решил взять храм силой и велел штурмовать святилище. Каково же было его удивление, когда на стенах храма он увидел не триста воинов, как ожидал, а более тысячи. По перьям и флажкам на шпилях боевых стальных шлемов Путята определил воинов из залитых кровью непокорных городов: Киева, Полоцка, Смоленска, Новгорода и других, где уже побывал равноапостольный князь Владимир. Двинул свое войско воевода. Полетели стрелы из храма, и каждая из них попадала в цель. Сотни приставных лестниц были сброшены со стен крепости, сотни воинов падали вниз в глубокий ров. И ни один защитник храма не дрогнул перед огромной армией. Тяжёлым тараном били ворота храма, но крепки были запоры. Ощетинившимися копьями пытались достать рыцари лёгких и подвижных воинов. Но те уворачивались и ударами своих булатных мечей пробивали их тяжёлые доспехи. Секирами и топорами пробивались шлемы нападавших. Кони падали от усталости, не выдерживая нагрузки, а армия всё продолжала наступать. Так штурм длился трое суток, и никто не знал отдыха. К вечеру третьего дня осаждающие увидели, как на стены крепости взошли сами волхвы в белых чистых праздничных одеждах, сжимающих рукояти мечей и секир, а также детей и женщин с оружием в руках. Вздрогнули христиане от увиденного, поняли, что эти «язычники» идут на смерть как на праздник. И тогда Путята приостановил штурм, обратился к верховному жрецу Сварога - Добросвету. Он предложил ему выдать всех кумиров из храма, в том числе и облаченного в воинскую справу статую самого Сварога, а также книги и венчающие храм золотые свастики, чтобы сжечь их. Особенно он требовал серебряное изображением молодой красавицы Руси, над которой он хотел в отдельности надругаться. Под пение христианских молитв снять с неё одежды с солнечной символикой и потом её, обнажённую и беззащитную, переплавить на серебряные гривны - символ новой христианской Руси. За такое повиновение и пособничество княжеский воевода пообещал защитникам храма простить все убийства христианских воинов и сохранить жизнь и свободу. Молча выслушали его предложение волхвы и витязи. Посмотрели сурово на своих врагов и предложили: чтобы сначала христиане позволили уйти из крепости всем женщинам и детям. Согласился на такое условие Путята. И тогда опустились со стен по лестницам дети и беременные женщины. И как только они скрылись в дубраве, раскрылись ворота крепости. И из них в центр христианского войска ударил закованный в непроницаемую сталь прикрытый синими щитами ощетинившийся копьями и поющий гимн Сварогу-победителю воинский клин. Возглавлял это войско сам Добросвет, молниеносно работая двумя мечами, он шёл, рассекая шеренги христианской армии. Вечернее солнце закатилось за тёмную грозовую тучу. И как только стемнело, неожиданно все семь строений святилища во главе с храмом вспыхнули пламенем, загорелись и башни огораживающей крепости. Загремел гром, посыпались молнии, поднялся сильный ветер, который раздувал огонь и поднимал его к небу. И при этом свете, свете горящего храма, в лагере христиан кипела страшная и жестокая битва. Наемники князя, и датчане, и моравы, и шведы, от вида такой природной стихии пришли в ужас. Многие, бросив оружие, несмотря на своих командиров, бросились к дубраве, но оттуда им навстречу вышли волки, медведи и рыси. Эти разъярённые звери уничтожали всех, кто пытался бежать, чтобы спастись в лесу. Эта битва длилась всю ночь. К утру христианское войско перестало существовать. Тогда уцелевшие защитники, перевязав и напоив раненых, во главе с волхвами и Добросветом отправились на руины храма-крепости. Измученные, окровавленные воины, сняв шлемы и опираясь на мечи, поднялись на место, где ещё недавно стоял величественный храм Сварога - повелителя небесного огня. И подойдя к пепелищу, они не поверили своим глазам. На них в задымлённой закованной броне, бережно держа в руке красавицу Русь, смотрела статуя самого Сварога. Подойдя к потускневшему, но невредимому кумиру бога, верховный жрец Добросвет низко ему поклонился и, повернувшись к остолбеневшим от изумления воинам и жрецам, сказал: - Посмотрите, братья, вот она - судьба милой нашему сердцу Руси. Это великое знамение. Смотрите и запомните его на веки вечные. И пусть ваши дети расскажут своим детям, что видели их отцы-воители, а их дети своим внукам. И пусть это передается тысячи лет! В пламене будущих времен сам Сварог понесет Святую Русь, защищая её и храня! И его меч отведёт оружие тёмных сил! После победы светлых сил над тёмными Русь вступит в век справедливости и будет идти под защитой самого Сварога и на его могучих руках! И когда жрец закончил свою речь, над развалинами храма разнеслось по всей округе громко и грозно: - Слава Сварогу! Слава! Слава! Слава! После этого воины и волхвы бережно спустили кумира на землю, сняли с него боевые доспехи и надели походное платье. Затем положили на бричку, а рядом со статуей чудом уцелевшую красавицу Русь. Собрав всех раненых и оказав им помощь, воины с почётом проводили погибших защитников храма, предав их огню. Снарядив всех людей, забрав из подземелий священные книги, волхвы , возглавив поход, покинули землю кривичей навсегда. Они ушли на север европейской Руси, где в одном из схронов спрятали две статуи. Одна - вырезанная из морёного дуба, огромная и могучая, принадлежит богу Сварогу. Рядом с ней лежит вооружение, погружённое в масло. А вторая - закутанная в окровавленный воинский плащ и ждущая своего часа - серебряная с золотыми косами статуэтка, символизирующая многострадальную, но непокорённую Русь. Пока она на нашей земле и хранится русским народом, нет таких сил, которые бы смогли её уничтожить. И сейчас как отголосок тех далеких и грозных событий на земле бывшего Великого Новгорода бытует поверье. Когда-нибудь разверзнется земля и из неё навстречу солнцу и свету выйдет сам Сварог, могучий огненный бог, а на своей ладони выше небес поднимет он златовласую Русь, и воцарится на земле русской, да и всех других землях, божественная справедливость. 
Милонежка Сказки и легенды ведической руси (порассказам ведуна Смирнова Виктора Аполлоновича) ЛЕГЕНДА О ХРАМЕ СВАРОГА 
