Вся живопись художников Blaas - здесь

Автор: Ирина Куликова

Восстановленный пост от 19.02. 2014 http://www.liveinternet.ru/users/4386710/post313889313/#

Вся живопись художников Blaas - здесь

Philip Richard Morris by Eugen von Blaas

Эжен де Блаас (фр. Eugene de Blaas, Югин фон Блаас, нем. Eugene von Blaas, Эудженьо де Блаас, итал. Eugenio de Blaas; 24 июля 1843, Альбано Лацьале — 10 февраля 1932, Венеция) — итальянский художник, писавший в стиле академического классицизма. Родился в Альбано Лацьале, возле Рима. Родители его были австрийцами. Отец, Карл фон Блаас был хорошо известным художником, работающим в историческом жанре позднего бидермайера. Позже семья переехала в Венецию, где Карл фон Блаас стал профессором академии Венеции. Оба сына решили продолжать семейное дело, Юлиус становится художником анималистом, тогда как Эжена больше привлекают жанровые картины из жизни простых венецианцев. Первый брал уроки у отца, в художественной академии Рима и академии Венеции. Выставлялся в Италии и за границей: в Вене, в Лондоне, Париже, Берлине, Монако, Брюсселе, Петербурге. Эжен как и отец стал профессором академии Венеции.

Восстановленный пост от 19.02. 2014 http://www.liveinternet.ru/users/4386710/post313889374#

Большой вальс из балета Анюта

Валентин Гафт посвящение Е. Максимовой

Остановиться иногда
На то мгновение - опасно,
Она в движении всегда
И потому она прекрасна!
Ах, только б не остановиться...

*********
Акопов, Александр Дмитриевич (род в 1970) - русский живописец.
Родился в Москве. В 1988 окончил Московскую высшую школу искусств, в 1997 – ИЖСА. Член Международной федерации художников ЮНЕСКО. Участник многочисленных выставок в Центральном доме художников в Москве. Экспонировал произведения в Германии и Великобритании. Автор пейзажей, натюрмортов и жанровых композиций. Его картины имеются в частных коллекциях Украины, России, Великобритании, Австрии и Германии.

*********

Анастасия

Лунный вечер на берегу Скагена (по Крёйеру П.С.)

Мари Крёйер в шезлонге (по Крёйеру П.С.)

Хамса Ханс (Hamza Hans, 1879 – 1945) Австрийский живописец. Родился в Вене. Учился в Венской АХ. В 1902 – 1945 экспонировал произведения на выставках в Вене, Линце, Мюнхене и Лондоне. Писал портреты, жанровые сцены и городские виды.

Hans Hamza * (Wien 1879–1945) “Mädchen in Tracht”, rückseitig alt betitelt, signiert Hans Hamza

Girl Wearing the Traditional Costume of Linz


Das hübsche Blumenmädchen.

"Обуздание коня"

Этот восстановленный и дополненный пост от 28 Июля 2013 http://www.liveinternet.ru/users/4386710/post285178265

В освобожденье - безмятежность,
В покое мерно льётся жизнь...
Ты покажись, откройся нежность!
В своей невинности - явись
И в полумраке, беззаветно,
С такой улыбкой неземной
Мне стань дороже звёзд и ветра
Дороже всех, кто был со мной.
За этот миг отдать готова
Я сто ночей и сто дорог
Чтобы когда-нибудь ты снова
Ко мне ступила за порог
Ведь нет наверно большей жажды
Лишь нежность крутит этот мир
И нежностью наполнен каждый
Кто был влюблён или любил...
Евгения

В вечерней бархатной тиши
Где звезды зреют, как черешни
По переулочкам души
Светясь любовью, бродит нежность

То глянет ласково в глаза
К плечу прижавшись осторожно
Лукаво пальчиком скользя
Едва касаясь, гладит кожу

Улыбкой ангельской светясь
Преддверием любви волнуя
Губами страстно чертит вязь –
По телу жарких поцелуев…

Шепча о том, что предстоит
В чертогах чувственного рая
Произнося слова молитв…
Любовью душу обнажая

За вдох до сказочных вершин
Меняя лик святой на грешность
Рекою ласки из души
Струится трепетная…нежность.

Ника

НЕЖНОСТЬ
Вы поблекли. Я - странник, коричневый весь.
Нам и встретиться будет теперь неприятно.
Только нежность, когда-то забытая здесь,
Заставляет меня возвратится обратно.

Я войду, не здороваясь, громко скажу:
- Сторож спит, дверь открыта, какая небрежность!
Не бледнейте! Не бойтесь! Ничем не грожу,
Но прошу вас: отдайте мне прежнюю нежность.

Унесу на чердак и поставлю во мрак
Там, где мышь поселилась в дырявом штиблете.
Я старинную нежность снесу на чердак,
Чтоб ее не нашли беспризорные дети.
Леонид Мартынов

Я нежность свою нашепчу в руках голубю
На крылья ему пророню я слезу
Мы вместе с ним погрустим глядя в Небо
Ему я открою святую мечту

Лети, о прекрасная светлая птица
Ты-вестник Святого, Ты –верности страж
Лети, сизокрылка, к Нему, он услышит
Он встретит тебя на простертых руках.

Ты знаешь – его повстречать я мечтаю
Я верю что скоро его ты найдешь
Ты в нем от меня частицу узнаешь
А лучик Его тебя приведет.

Увидишь его –нашепчи мою нежность
Узнаешь его –веселись как дитя
Ты там передай Небу спасибо
Ко мне возвращаясь спеши как стрела!!!

Я встречу тебя, напою твою песню
Я встречу тебя, омою крыло
Спасибо тебе, любви верный вестник
Тебе повенчать нас теперь суждено...
Laura

Нежность - это шорох сердца,
Капля утренней росы;
Нежность - это лучик солнца,
Свежесть девственной зари.

Нежность - это шёпот неба,
Чистота невинных звезд;
Нежность - это запах сена,
Радость полевых цветов.

Нежность - это струйка света,
Теплота людской души;
Нежность - это хрупкость снега,
Святость зимней красоты.

Нежность - это плач свирели,
Грусть осенних вечеров;
Нежность - это звук капели,
Аромат весенних строк.

Нежность - это бисер мая,
Лучезарность детских снов;
Нежность - это пташек стая,
Тайна хрупких паучков.

Нежность - это трепет взгляда,
Сладость женской красоты;
Нежность - это сущность друга,
Признак трепетной черты.

Нежность - это смех ребенка,
Глубина бездонных глаз;
Нежность - это сон котенка,
Уникальность мягких лап.

Нежность - это слово "Солнце",
Близость родственной души;
Нежность - это эхо рая,
Вечность истинной Любви.

Павел Коган

Благодарю Юлиза

ПРИЗВАНИЕ

Художником он стал просто потому, что после школы надо было куда-то поступать. Он знал, что работа должна приносить удовольствие, а ему нравилось рисовать – так и был сделан выбор: он поступил в художественное училище.

К этому времени он уже знал, что изображение предметов называется натюрморт, природы – пейзаж, людей – портрет, и еще много чего знал из области избранной профессии. Теперь ему предстояло узнать еще больше. "Для того, чтобы импровизировать, сначала надо научиться играть по нотам, — объявил на вводной лекции импозантный преподаватель, известный художник. – Так что приготовьтесь, будем начинать с азов".

Он начал учиться "играть по нотам". Куб, шар, ваза… Свет, тень, полутень… Постановка руки, перспектива, композиция… Он узнал очень много нового – как натянуть холст и самому сварить грунт, как искусственно состарить полотно и как добиваться тончайших цветовых переходов… Преподаватели его хвалили, а однажды он даже услышал от своего наставника: "Ты художник от бога!". "А разве другие – не от бога?", — подумал он, хотя, чего скрывать, было приятно.

Но вот веселые студенческие годы остались позади, и теперь у него в кармане был диплом о художественном образовании, он много знал и еще больше умел, он набрался знаний и опыта, и пора было начинать отдавать. Но… Что-то у него пошло не так.

Нет, не то чтобы ему не творилось. И не то чтобы профессия разонравилась. Возможно, он просто повзрослел и увидел то, чего раньше не замечал. А открылось ему вот что: кругом кипела жизнь, в которой искусство давно стало товаром, и преуспевал вовсе не обязательно тот, кому было что сказать миру – скорее тот, кто умел грамотно подавать и продавать свое творчество, оказаться в нужное время, в нужном месте, с нужными людьми. Он, к сожалению, так этому и не научился. Он видел, как его товарищи мечутся, ищут себя и свое место под солнцем, а некоторые в этих метаниях "ломаются", топят невостребованность и неудовлетворенность в алкоголе, теряют ориентиры, деградируют… Он знал: часто творцы опережали свою эпоху, и их картины получали признание и хорошую цену только после смерти, но это знание мало утешало.

Он устроился на работу, где хорошо платили, целыми днями разрабатывал дизайн всевозможных буклетов, визиток, проспектов, и даже получал от этого определенное удовлетворение, а вот рисовал все меньше и неохотнее. Вдохновение приходило все реже и реже. Работа, дом, телевизор, рутина… Его все чаще посещала мысль: "Разве в этом мое призвание? Мечтал ли я о том, чтобы прожить свою жизнь вот так, "пунктиром", словно это карандашный набросок? Когда же я начну писать свою собственную картину жизни? А если даже и начну – смогу ли? А как же "художник от бога"?". Он понимал, что теряет квалификацию, что превращается в зомби, который изо дня в день выполняет набор определенных действий, и это его напрягало.

Чтобы не сойти с ума от этих мыслей, он стал по выходным отправляться с мольбертом в переулок Мастеров, где располагались ряды всяких творцов-умельцев. Вязаные шали и поделки из бересты, украшения из бисера и лоскутные покрывала, глиняные игрушки и плетеные корзинки – чего тут только не было! И собратья-художники тоже стояли со своими нетленными полотнами, в больших количествах. И тут была конкуренция…

Но он плевал на конкуренцию, ему хотелось просто творить… Он рисовал портреты на заказ. Бумага, карандаш, десять минут – и портрет готов. Ничего сложного для профессионала – тут всего и требуется уметь подмечать детали, соблюдать пропорции да слегка польстить заказчику, так, самую малость приукрасить натуру. Он это делал умело, его портреты людям нравились. И похоже, и красиво, лучше, чем в жизни. Благодарили его часто и от души.

Теперь жить стало как-то веселее, но он отчетливо понимал, что это "живописание" призванием назвать было бы как-то… чересчур сильно. Впрочем, все-таки лучше, чем ничего.

Однажды он сделал очередной портрет, позировала ему немолодая длинноносая тетка, и пришлось сильно постараться, чтобы "сделать красиво". Нос, конечно, никуда не денешь, но было в ее лице что-то располагающее (чистота, что ли?), вот на это он и сделал акцент. Получилось неплохо.

- Готово, — сказал он, протягивая портрет тетке. Та долго его изучала, а потом подняла на него глаза, и он даже заморгал – до того пристально она на него смотрела.

- Что-то не так? – даже переспросил он, теряясь от ее взгляда.

- У вас призвание, — сказала женщина. – Вы умеете видеть вглубь…

- Ага, глаз-рентген, — пошутил он.

- Не то, — мотнула головой она. – Вы рисуете как будто душу… Вот я смотрю и понимаю: на самом деле я такая, как вы нарисовали. А все, что снаружи – это наносное. Вы словно верхний слой краски сняли, а под ним – шедевр. И этот шедевр – я. Теперь я точно знаю! Спасибо.

- Да пожалуйста, — смущенно пробормотал он, принимая купюру – свою привычную таксу за блиц-портрет.

Тетка была, что и говорить, странная. Надо же, "душу рисуете"! Хотя кто его знает, что он там рисовал? Может, и душу… Ведь у каждого есть какой-то внешний слой, та незримая шелуха, которая налипает в процессе жизни. А природой-то каждый был задуман как шедевр, уж в этом он как художник был просто уверен!

Теперь его рисование наполнилось каким-то новым смыслом. Нет, ничего нового в технологию он не привнес – те же бумага и карандаш, те же десять минут, просто мысли его все время возвращались к тому, что надо примериться и "снять верхний слой краски", чтобы из-под него освободился неведомый "шедевр". Кажется, получалось. Ему очень нравилось наблюдать за первой реакцией "натуры" — очень интересные были лица у людей.

Иногда ему попадались такие "модели", у которых душа была значительно страшнее, чем "внешний слой", тогда он выискивал в ней какие-то светлые пятна и усиливал их. Всегда можно найти светлые пятна, если настроить на это зрение. По крайней мере, ему еще ни разу не встретился человек, в котором не было бы совсем ничего хорошего.

- Слышь, братан! – однажды обратился к нему крепыш в черной куртке. – Ты это… помнишь, нет ли… тещу мою рисовал на прошлых выходных.

Тещу он помнил, на старую жабу похожа, ее дочку – постареет, крысой будет, и крепыш с ними был, точно. Ему тогда пришлось напрячь все свое воображение, чтобы превратить жабу в нечто приемлемое, увидеть в ней хоть что-то хорошее.

- Ну? – осторожно спросил он, не понимая, куда клонит крепыш.

- Так это… Изменилась она. В лучшую сторону. Как на портрет посмотрит – человеком становится. А так, между нами, сколько ее знаю, жаба жабой…

Художник невольно фыркнул: не ошибся, значит, точно увидел…

- Ну дык я тебя спросить хотел: можешь ее в масле нарисовать? Чтобы уже наверняка! Закрепить эффект, стало быть… За ценой не постою, не сомневайся!

- А чего ж не закрепить? Можно и в масле, и в маринаде, и в соусе "майонез". Только маслом не рисуют, а пишут.

- Во-во! Распиши ее в лучшем виде, все оплачу по высшему разряду!

Художнику стало весело. Прямо "портрет Дориана Грея", только со знаком плюс! И раз уж предлагают – отчего не попробовать?

Попробовал, написал. Теща осталась довольна, крепыш тоже, а жена его, жабина дочка, потребовала, чтобы ее тоже запечатлели в веках. От зависти, наверное. Художник и тут расстарался, вдохновение на него нашло – усилил сексуальную составляющую, мягкости добавил, доброту душевную высветил… Не женщина получилась – царица!

Видать, крепыш был человеком широкой души и впечатлениями в своем кругу поделился. Заказы посыпались один за другим. Молва пошла о художнике, что его портреты благотворно влияют на жизнь: в семьях мир воцаряется, дурнушки хорошеют, матери-одиночки вмиг замуж выходят, у мужиков потенция увеличивается.

Теперь не было времени ходить по выходным в переулок Мастеров, да и контору свою оставил без всякого сожаления. Работал на дому у заказчиков, люди все были богатые, платили щедро, передавали из рук в руки. Хватало и на краски, и на холсты, и на черную икру, даже по будням. Квартиру продал, купил побольше, да с комнатой под мастерскую, ремонт хороший сделал. Казалось бы, чего еще желать? А его снова стали посещать мысли: неужели в этом его призвание – малевать всяких "жаб" и "крыс", изо всех сил пытаясь найти в них хоть что-то светлое? Нет, дело, конечно, хорошее, и для мира полезное, но все-таки, все-таки… Не было у него на душе покоя, вроде звала она его куда-то, просила о чем-то, но вот о чем? Не мог расслышать.

Однажды его неудержимо потянуло напиться. Вот так вот взять – и в драбадан, чтобы отрубиться и ничего потом не помнить. Мысль его напугала: он хорошо знал, как быстро люди творческие добираются по этому лихому маршруту до самого дна, и вовсе не хотел повторить их путь. Надо было что-то делать, и он сделал первое, что пришло в голову: отменил все свои сеансы, схватил мольберт и складной стул и отправился туда, в переулок Мастеров. Сразу стал лихорадочно работать – делать наброски улочки, людей, парка, что через дорогу. Вроде полегчало, отпустило…

- Простите, вы портреты рисуете? Так, чтобы сразу, тут же получить, – спросили его. Он поднял глаза – рядом женщина, молодая, а глаза вымученные, словно выплаканные. Наверное, умер у нее кто-то, или еще какое горе…

- Рисую. Десять минут – и готово. Вы свой портрет хотите заказать?

- Нет. Дочкин.

Тут он увидел дочку – поперхнулся, закашлялся. Ребенок лет шести от роду был похож на инопланетянчика: несмотря на погожий теплый денек, упакован в серый комбинезон, и не поймешь даже, мальчик или девочка, на голове – плотная шапочка-колпачок, на лице – прозрачная маска, и глаза… Глаза старичка, который испытал много-много боли и готовится умереть. Смерть в них была, в этих глазах, вот что он там явственно узрел.

Он не стал ничего больше спрашивать. Таких детей он видел по телевизору и знал, что у ребенка, скорее всего, рак, радиология, иммунитет на нуле – затем и маска, и что шансов на выживание – минимум. Неизвестно, почему и откуда он это знал, но вот как-то был уверен. Наметанный глаз художника, подмечающий все детали… Он бросил взгляд на мать – да, так и есть, она знала. Внутренне уже готовилась. Наверное, и портрет захотела, потому что последний. Чтоб хоть память была…

- Садись, принцесса, сейчас я тебя буду рисовать, — сказал он девочке-инопланетянке. – Только смотри, не вертись и не соскакивай, а то не получится.

Девочка вряд ли была способна вертеться или вскакивать, она и двигалась-то осторожно, словно боялась, что ее тельце рассыплется от неосторожного движения, разлетится на мелкие осколки. Села, сложила руки на коленях, уставилась на него своими глазами мудрой черепахи Тортиллы, и терпеливо замерла. Наверное, все детство по больницам, а там терпение вырабатывается быстро, без него не выживешь.

Он напрягся, пытаясь разглядеть ее душу, но что-то мешало – не то бесформенный комбинезон, не то слезы на глазах, не то знание, что старые методы тут не подойдут, нужно какое-то принципиально новое, нетривиальное решение. И оно нашлось! Вдруг подумалось: "А какой она могла бы быть, если бы не болезнь? Не комбинезон дурацкий, а платьице, не колпак на лысой головенке, а бантики?". Воображение заработало, рука сама по себе стала что-то набрасывать на листе бумаги, процесс пошел.

На этот раз он трудился не так, как обычно. Мозги в процессе точно не участвовали, они отключились, а включилось что-то другое. Наверное, душа. Он рисовал душой, так, как будто этот портрет мог стать последним не для девочки, а для него лично. Как будто это он должен был умереть от неизлечимой болезни, и времени оставалось совсем чуть-чуть, может быть, все те же десять минут.

- Готово, — сорвал он лист бумаги с мольберта. – Смотри, какая ты красивая!

Дочка и мама смотрели на портрет. Но это был не совсем портрет и не совсем "с натуры". На нем кудрявая белокурая девчонка в летнем сарафанчике бежала с мячом по летнему лугу. Под ногами трава и цветы, над головой – солнце и бабочки, улыбка от уха до уха, и энергии – хоть отбавляй. И хотя портрет был нарисован простым карандашом, почему-то казалось, что он выполнен в цвете, что трава – зеленая, небо – голубое, мяч – оранжевый, а сарафанчик – красный в белый горох.

- Я разве такая? – глухо донеслось из-под маски.

- Такая-такая, — уверил ее художник. – То есть сейчас, может, и не такая, но скоро будешь. Это портрет из следующего лета. Один в один, точнее фотографии.

Мама ее закусила губу, смотрела куда-то мимо портрета. Видать, держалась из последних сил.

- Спасибо. Спасибо вам, — сказала она, и голос ее звучал так же глухо, как будто на ней тоже была невидимая маска. – Сколько я вам должна?

- Подарок, — отмахнулся художник. – Как тебя зовут, принцесса?

- Аня…

Он поставил на портрете свою подпись и название: "Аня". И еще дату – число сегодняшнее, а год следующий.

- Держите! Следующим летом я вас жду. Приходите обязательно!

Мама убрала портрет в сумочку, поспешно схватила ребенка и пошла прочь. Ее можно было понять – наверное, ей было больно, ведь она знала, что следующего лета не будет. Зато он ничего такого не знал, не хотел знать! И он тут же стал набрасывать картинку – лето, переулок Мастеров, вот сидит он сам, а вот по аллее подходят двое – счастливая смеющаяся женщина и кудрявая девочка с мячиком в руках. Он вдохновенно творил новую реальность, ему нравилось то, что получается. Очень реалистично выходило! И год, год написать – следующий! Чтобы чудо знало, когда ему исполниться!

- Творите будущее? – с интересом спросил кто-то, незаметно подошедший из-за спины.

Он обернулся – там стояла ослепительная красавица, вся такая, что и не знаешь, как ее назвать. Ангел, может быть? Только вот нос, пожалуй, длинноват…

- Узнали? – улыбнулась женщина-ангел. – Когда-то вы сотворили мое будущее. Теперь – будущее вот этой девочки. Вы настоящий Творец! Спасибо…

- Да какой я творец? – вырвалось у него. – Так, художник-любитель, несостоявшийся гений… Говорили, что у меня талант от бога, а я… Малюю потихоньку, по мелочам, все пытаюсь понять, в чем мое призвание.

- А вы еще не поняли? – вздернула брови женщина-ангел. – Вы можете менять реальность. Или для вас это не призвание?

- Я? Менять реальность? Да разве это возможно?

- Отчего же нет? Для этого нужно не так уж много! Любовь к людям. Талант. Сила веры. Собственно, все. И это у вас есть. Посмотрите на меня – ведь с вас все началось! Кто я была? И кто я теперь?

Она ободряюще положила ему руку на плечо – словно крылом обмахнула, улыбнулась и пошла.

- А кто вы теперь? – запоздало крикнул он ей вслед.

- Ангел! – обернулась на ходу она. – Благодарю тебя, Творец!

… Его и сейчас можно увидеть в переулке Мастеров. Старенький мольберт, складной стульчик, чемоданчик с художественными принадлежностями, большой зонт… К нему всегда очередь, легенды о нем передаются из уст в уста. Говорят, что он видит в человеке то, что спрятано глубоко внутри, и может нарисовать будущее. И не просто нарисовать – изменить его в лучшую сторону.

Рассказывают также, что он спас немало больных детей, переместив их на рисунках в другую реальность. У него есть ученики, и некоторые переняли его волшебный дар и тоже могут менять мир. Особенно выделяется среди них белокурая кудрявая девочка лет четырнадцати, она умеет через картины снимать самую сильную боль, потому что чувствует чужую боль как свою.

А он учит и рисует, рисует… Никто не знает его имени, все называют его просто – Творец. Что ж, такое вот у человека призвание…

Автор: Эльфика

2,5 ОТКРЫТИЯ

Song Hua (‹N)

Цветы и птицы

Song Hua (‹N)

Белая цапля

Вижу белую цаплю

На тихой осенней реке;

Словно иней, слетела

И плавает там, вдалеке.

Загрустила душа моя,

Сердце - в глубокой тоске.

Одиноко стою

На песчаном пустом островке.

Ли Бо (701-762)

Краски цветенья

Нам трудно надолго сберечь.

Дни увяданья отсрочить не может никто.

То, что когда-то

Как лотос весенний цвело,

Стало сегодня осенней коробкой семян...

Тао Цянь

Song Hua (‹N) родился в 1962 году в Сюйчжоу. Учился в Институте искусств в г. Нанкин под руководством г-на Jiang Hongwei. Его работы принимали участите во многих художественных выставках, организованных китайской Ассоциацией Художников.

Источник 1

Источник 2

Мамуля! Где твоя помада? Дай мне накраситься хоть раз! Мамины дочки. Художник NELDA PIEPER

Пока мама в магазине,
Не сидится малой Зине.
В спальню мамину зашла,
Бровки тушью подвела

И, раскрыв помаду в трубке,
Красит полненькие губки,
Щёчкам - пудра и румяна:
Всё, как утром мама Яна.

"Тени лишь найду сейчас,
Наведу их вокруг глаз.
Жаль, что светлые реснички
Не покрасить без привычки!

Вот, теперь я, в деле самом –
Просто вылитая мама!"
2.

Я накрашу тени губы
Лучшей маминой помадой,
Нарисую мелом зубы,--
Тень ужасно будет рада.

Подведу ресницы тушью,
Как у Анжелины Джоли,
Обозначу нос и уши,
И… пяток веснушек, что ли.

Замечательная гамма --
Тень с цветами на обоях!
Ой!
Пришла с работы мама.
Ладно, я веснушки смою.

Пусть завидует Серёжка,
Пусть обрадуется папа:
Я у тени нашей кошки
Обвела гуашью лапы.

3.

Причитала дочка Люба:
– Тоже буду красить губы!
Мне не нужно шоколада –
Дайте мамину помаду!

Отвечала ей мамуля;
– Ты такая красотуля,
Ну, зачем тебе помада –
Детям краситься не надо!
4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.


12.


13.


14.


15.


16.


17.


18.


19.


20.


21.


22.


23.


24.


25.


26.


27.


28.


29.


30.


31.

1.


2.

3.


4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.


12.


13.


14.


15.


16.


17.


18.


19.


20.


21.


22.


23.


24.


25.


26.


27.


28.


29.


30.


31.


32.


33.


34.


35.


36.


37.


38.


39.


40.


41.


42.


43.


44.


45.


46.


47.


48.


49.


50.

Franz Xaver Andreas Petter (23 октября 1791 - 11 мая 1866) был австрийский художник. Петтер родился в Lichtental; его отец был художником по фарфору, так и было задумано, что он должен следовать в той же профессии, но Петтер проявлял интерес к живописи маслом. Учился у Johann Baptist Drechsler в Академия изобразительных искусств.
Франц Ксавьер Петтер был одним из самых важных натюрморт художников бидермейер период в Вене. Он специализировался на цветочных композициях, а затем и механизмов фруктов и пейзажей с цветами, продолжая традиции голландского Золотого Века.

В 1815 году он был корректором Blumenzeichenschule der Akademie, в 1822 профессором в Manufakturzeichenschule. Натюрморты Franz Xaver Petter были очень популярны среди дворянства и буржуазии.
Петтер женился на Catherine Hamböck (1793-1858). У них было два сына, Theodore, который стал художником и Gustav музыкантом. Франц Ксавьер Петтер умер в мае 1866 г. в Вене.