На набережной Урала, у входа на Беловку, останавливается автобус. Через его раскрытые двери высыпается очередная группа приезжих туристов, осматриваясь вокруг. В этот момент заиграли часы гауптвахты. Начальные такты песни Г. Пономаренко «Расцвели оренбургские степи» привлекли внимание всей группы.

— Во–о! Смотрите, крепость какая-то! — громко говорит один из них, обращаясь к своим спутникам. Все взоры устремляются в одну сторону. — ...И Пушкин перед ней... «Сидел», что ли, он тут?

— Не–е, в Оренбурге Пушкин не сидел, он тут «Капитанскую дочку» писал, потому и сидит, наверное, перед этой крепостью... А «сидел» он...

Но здесь вниманием туристов завладел экскурсовод.

Почему–то это здание, стоящее над обрывистой кручей Урала, многие называют «крепостью». Очевидно, за своеобразную архитектуру и декоративную башню да узкие окна, отдаленно напоминающие бойницы. Но это не крепость. Здание построено в 1856 году при генерал–губернаторе графе В. А. Перовском и первоначально предназначалась для хранения генерал–губернаторского архива и ценных бумаг, но было приспособлено под гауптвахту. Более ста лет здесь отбывали «установленный командиром срок» нарушители воинской дисциплины Оренбургского гарнизона. Один из отбывавших в ней наказание рассказывал мне, что в среде курсантов наших военных училищ бытовал неписанный закон — вышел с «губы» — распишись на одном из ее камней! На кирпичах торцовой стены до недавнего времени можно было прочитать имена ее бывших «постояльцев». В наши дни здесь разместился музей города Оренбурга. Но попал он сюда не сразу — после, длительных переговоров с военным ведомством.

Кроме своеобразной архитектуры, гауптвахта интересна своей башней, даже не столько башней, сколько историей, связанной с часами, когда-то установленными на ней. Их музыкальный перезвон каждые полчаса далеко разносится с обрывистого берега Урала, замирая где–то в азиатской дали.

Но «lиграют» не те часы, что были здесь установлены во второй половине XIX века. Легенда до наших дней донесла предание, что задолго до революции с таможенной башни Гостиного двора были сняты часы, «ходившие» на ней всего два года и остановившиеся. Им требовался ремонт. К сожалению, у арендаторов Гостиного двора то ли не было денег на ремонт, то ли было жалко их тратить, то ли не находился человек, который смог бы их запустить; а может быть, просто сочли и не нужными здесь, не знаю! Говорят, что по повелению какого–то одного из последних оренбургских генерал–губернаторов эти часы были сняты, отремонтированы и установлены на башне гауптвахты, чтобы не смотрела она своими пустыми глазницами. Наверное, и в наши дни продолжали бы они отсчет времени отсюда, не приключись с ними прелюбопытнейшая история: в тридцатых годах наша область входила в состав Приволжского военного округа (ПриВО). Часы эти приглянулись приехавшему в Оренбург с инспекционной поездкой одному из высокопоставленных начальников штаба ПриВО. По его указанию с гауптвахты их сняли (и правильно — зачем арестованному знать время?) и перевезли в Самару, где в то время строился Окружной дом офицеров. Наши областные власти, видимо, серьезно не возражали против их демонтажа. С тех пор историческая реликвия нашего города украшает башню Окружного дома офицеров в Самаре. Такова легенда...

Между тем декоративная башня гауптвахты долгие годы смотрела пустыми глазницами на город и седой Урал. Смотрела до тех пор, пока группе местных жителей, любящих свой город, не пришла мысль изготовить новые куранты. За советом и помощью обратились к местному асу–часовщику Николаю Степановичу Кузнецову. Много ли таких было в нашем городе — точно не знаю. Но мне известно было имя еще одного часовщика–умельца Андрея Куцевалова, любившего возвращать к жизни самые хитрые часовые механизмы, от ремонта которых отказывались многие мастера. Но вернемся к Кузнецову.

Николай Степанович уделил много времени знакомству с устройством различных курантов. Вскоре им были разработаны чертежи деталей будущих часов. Детали для них изготавливала группа оренбургских заводов. Семь колоколов — шесть для перезвона, один для боя, отлили на тепловозоремонтном заводе. Общую сборку поручили слесарю завода «Металлист» Михаилу Васильевичу Шадрину — дяде Мише, как звали его все на заводе. Он был человеком богатырского телосложения, под два метра ростом. Ему поручались самые сложные и ответственные производственные задания, для выполнения которых требовалось не только умение, но и сметка.

Мне довелось работать с дядей Мишей. Помню, как собирал он «узел компенсатора» одного из опытных гидравлических прессов: представьте себе закаленную стальную плиту толщиной миллиметров восемьдесят. В ней тридцать шесть отверстий, в каждом из которых должен перемещаться плунжер, но не свободно, а только при нагрузке на него в четыреста граммов. Положи триста девяносто — плунжер должен стоять на месте. Такое соединение деталей, с такими «жесткими» техническими требованиями можно получить только притирочно–доводочными операциями, чрезвычайно трудоемкими, ответственными, не терпящими поспешности. «Прослабь» хоть один плунжер — весь узел уходит в брак. Видимо, именно поэтому для общей сборки курантов, для их доводки, выбор пал на Михаила Васильевича Шадрина. Он блестяще справился с этим необычным заданием! Сейчас на завод ему на смену пришел его сын Виктор - он начальник отдела технического контроля завода.

Наконец настал момент, когда пустые глазницы башни гауптвахты были закрыты циферблатом новых курантов, сработанных местными умельцами. Часы — маятниковые. В действие их приводят гири, которые поднимаются на двенадцатиметровую высоту. Вес их разный: для хода — 120 килограмм, для боя — 180, для перезвона — 210 килограмм. «Заводятся» они на семь суток, точность хода плюс-минус десять секунд. Диаметр циферблата — почти полтора метра.

Ну а мы, горожане, каждый раз, отдыхая на Беловке или загорая на пляже, слушаем мелодичный перезвон возрожденных оренбургскими умельцами курантов, вспоминаем аса–часовщика Николая Степановича Кузнецова и дядю Мишу с завода «Металлист».

Но тише... Куранты начали перезвон, сейчас начнут «бить»... Остановимся и послушаем их!

P.S. Когда рукопись была сдана в издательство, я встретив человека, стоявшего у истоков возрождения курантов. Юрим Дмитриевич Гаранькин, в те годы председателе горисполкома, рассказал:

— Для того, чтоб здание гауптвахты вместе с вывезенны' ми часами были возвращены городу, обратились к начальни ку Главного политического управления Советской Арми — генералу Епишеву. Здание городу было передано. А вам куранты так и остались в Самаре. По словам генерала, на здании штаба округа для них специально башню поставили. Пришлось изготавливать новые, да еще — в двух экземплярах! Вторые для звонницы предназначались. Все остальное, с небольшими отступлениями в деталях, рассказано в вашей легенде.