Смерть Александрины Муравьевой была первой в кругу декабристов, и к тому же смерть чудесного по своим душевным качествам человека, поэтому о ней осталось много упоминаний в письмах декабристок (они писали и за декабристов, т.к. самим “государственным преступникам” вести переписку было запрещено весь срок их каторги) и более поздних мемуарах. Всегда надменная и холодная, Мария Волконская в голос рыдала в сенях дома Муравьёвых. Местный священник читал молитвы над телом умершей, глотая слёзы.


И.Крившинко. "И в Сибири есть солнце. Жена Никиты Муравьева"

Так отзывались о Александрине Григорьевне ее друзья по несчастью. Хрупкая и сильная, красивая и самоотверженная женщина по-прежнему с чувством собственного достоинства несет над забайкальской жизнью свой крест на крыше тихой часовни в Петровске:

«Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил!"
А матери: "О, не рыдай Мене..."».


"Смерти нет — это всем известно, \ Повторять это стало пресно, \ А что есть — пусть расскажут мне..."

В годы "второй отечественной" с Петровского некрополя декабристов снимут все, что можно будет переплавить, и отправят на оборонные заводы. Историю некоторых захоронений не возможно будет восстановить. Останется, когда-то спроектированная Бестужевым и построенная Н. Муравьевым часовенка над могилой Александры Григорьевны. А "неугасимая лампадка" горела 37 лет...


Алтарь с распятием в усыпальнице А.Г.Муравьевой

Николай I, извещенный о судьбе Муравьевой, наконец-то распорядится разрешить ссыльным выходить из острога и ежедневно посещать жён дома. Но он же неоправданно жестоко запретит перезахоронение Муравьевой и прикажет теперь уже вдовцу Никите Муравьеву вернуться обратно в тюрьму. И это при том, что прошения Е.Ф. Муравьевой, самого Н.М. Муравьева и сестёр А.Г. Муравьевой о возвращении её дочери Софьи, в 1832 потерявшей мать, из Сибири в Москву (6.1.1833, 30.3.1839, 20.6.1839, 26.6.1839) императором неизменно отклонялись.

В конечном итоге, комендант Лепарский (удивительно чуткий, деликатный и снисходительный человек, которого все декабристы и их жёны всегда вспоминали с благодарностью и уважением), на свой страх и риск, разрешил Никите Муравьёву жить не в тюрьме, а в посёлке, с 3-летней дочерью. Во время его работы в руднике девочку по очереди нянчили все жены декабристов, так что она, со временем, стала в какой-то степени дочерью всех, кто знал и любил её мать.

В конце 1835 года истёк срок каторги Никиты Муравьёва, и он уехал на поселение. Вот как описывает М.Марич в своем романе "Северное сияние" сцену прощания Никиты Михайловича Муравьева с могилой своей жены:

«Накануне отъезда из Петровского завода он срезал с клумб своего сада все цветы, отнёс их с вечеpa на могилу жены и, положив голову на могильный холм, оставался так всю ночь.

Утром Волконская подошла к нему вместе с его пятилетней дочерью Нонушкой [на самом деле ей было семь лет].

Девочка осторожно дотронулась до отцовского плеча:

— Пойдёмте домой, папенька! Вы, наверно, вовсе про меня забыли вчера. Я и спала у тети Маши, — она кивнула на Марью Николаевну, которая опустилась на колени перед могилой подруги. — Ну же, вставайте, папенька, вставайте! — тянула Нона отца за рукав.

Никита поцеловал белый мраморный крест и могилу, потом взял дочь на руки и, не оглядываясь, пошел с кладбища. Девочка обвила его шею тёплыми руками и, прежде чем поцеловать, смахнула с его губ приставшие к ним комочки земли».


Офорт Н.М.Полянского «Отъезд Никиты Муравьёва из Петровского Завода. Прощание с могилой жены», 2003 г.

Муравьёвы поселились в селе Урик под Иркутском. Через 50 лет Софья Никитична записала воспоминания об отце (к сожалению, сохранились лишь отрывки), где его облик встаёт достаточно ясно: мы видим любящего сына («Он сломал себя ключицу, упав с лошади, которая споткнулась, возвращаясь от кн. Мар. Ник. Волконской (которая была именинница) из Усть-Куды. Не желая огорчить престарелую свою мать, которую он обожал, он скрыл от неё этот случай и продолжал писать ей как ни в чем не бывало каждую почту, причём в первый раз с ним сделался обморок») и человека, чуждого сословных предрассудков («Помню, как он на меня рассердился за то, что я не встала, чтобы отвечать на поклон хозяину нашему 70-летнему крестьянину Дм. Водохлёбову. Я была девочкою 8 лет и сидя ему поклонилась вполуборот», «Помню я, как однажды какой-то заезжий чиновник после обеда у нас закричал в беседке: ''Человек, подай трубку'' и Семён [единственный слуга у Муравьёвых] не тронулся с места, к великому его негодованию. Отец спокойно сказал: ‘’Семён, подай, пожалуйста, трубку'' что сию минуту и было исполнено. Потом, обратясь к гостю, сказал: ''Что ж делать, он уже так привык, может быть и немного избалован моим обращением’’»).


Два портрета Никиты Михайловича Муравьева, акварель Н.Бестужева

В дом была взята немка-гувернантка, которая принесла немало неприятностей: по семейным рассказам, «эта особа влюбилась в Никиту Михайловича и всячески старалась привлечь его внимание, надеясь, что он в конце концов на ней женится. Но тот даже не замечал ни её, ни её проделок, всецело поглощённый своим горем, и она всю досаду и злобу за свои неудачи вымещала» на девочке, всячески её тираня… Нонушка прятала свои слёзы от отца, но тот, в конце концов всё понял, и с гувернанткой расстались.


Никита Михайлович Муравьёв с Нонушкой и её гувернанткой на поселении. Акварель Александра Михайловича Муравьёва

Там же Муравьёв и скончался 28-го апреля 1843 года, в 48 лет. Никита Михайлович проживет без жены 11 лет и будет похоронен в с. Урик – месте своего последнего поселения.


Могила Никиты Михайловича Муравьева в селе Урик

Нонушке, которой исполнилось 14 лет, было разрешено вернуться в европейскую Россию, где она увиделась с любящей бабушкой Екатериной Фёдоровной и сёстрами Екатериной и Елизаветой (увы, Екатерина была душевно больна, а Елизавета умерла через год). Девочка была помещена в женский Екатерининский институт под фамилией Никитина (как это было тогда обязательно для всех детей декабристов, поступающих в государственные учебные заведения, даже если их родители умерли).

История этой “декабристочки” с императрицей Александрой Фёдоровной, ставшая классикой – достоверна.

Когда императрица прибыла с визитом в Екатерининский институт, который находился под её патронажем, все воспитанницы, обращаясь к ней, называли её “MAMAN”, как это было тогда принято. И только одна юная мадемуазель “Никитина” продолжала упорно именовать её “MADAM”. На вопрос Александры Фёдоровны, почему она так поступает, дочь декабриста спокойно ответила:
– У меня только одна мама. Она умерла и похоронена в Сибири. Её звали Александра Григорьевна Муравьёва.


С.Н.Муравьёва (Бибикова)

В 1848 году Нонушка вышла замуж за своего дальнего родственника, племянника братьев-декабристов Муравьёвых-Апостолов, Михаила Илларионовича Бибикова (1818-1881) – сына их сестры, Екатерины Ивановны, урождённой Муравьевой-Апостол. Из её детей выжил только сын Михаил, от которого было четверо внуков (одна из внучек вышла замуж за внука А.М.Горчакова). Потомки Никиты Муравьёва живут за границей.

Последние десятилетия своей жизни (она умерла в 1892 году) Софья Никитична прожила в Москве. Вспоминает её внучка А.М.Бибикова: «Дом бабушки, Софьи Никитичны Бибиковой был настоящим музеем, и особая прелесть этого музея была в том, что у него была душа, что все эти картины и миниатюры, старинная тяжелая мебель и огромные молчаливые и таинственные книжные шкафы, точно скрывавшие в себе невысказанные истории, мраморный бюст прадеда, декабриста Никиты Михайловича Муравьева,— всё это жило, всё было полно воспоминаний... Среди всех этих немых свидетелей прошлого сидела бабушка, Софья Никитична, «в своём неизменно чёрном простом платье, с крупными морщинами на характерном лице, с белыми, как серебро, волосами. От всего её облика веяло необычайной благородной красотой...».


Александр Михайлович Муравьёв

Брат Никиты Александр был осуждён по 4-му разряду и приговорён к 12-летней каторге, которую отбывал вместе с братом. По указу от 8 ноября 1832 он подлежал освобождению от каторжной работы, но попросил разрешения оставаться в Петровском заводе до окончания срока работ Никиты, при этом было указано, что Александр Муравьёв как добровольно отказавшийся от дарованной ему высочайшей милости, «неминуемо должен подвергнуться и всем тем правилам, коим подлежат находящиеся в Петровском заводе государственные преступники, т. е. оставаться в том же положении, в котором был до состояния всемилостивейшего указа о назначении его на поселение». Никита Муравьёв был освобождён от каторжных работ в ознаменование десятилетия императорства Николая I, а об Александре при этом забыли (его судьбу определили лишь через ещё несколько месяцев). На поселение был переведён тоже вместе с братом, в Урик.

Александр Михайлович был женат с 1839 года на Жозефине Адамовне Бракман, племяннице гувернантки Нонушки. Брак, видимо, был счастливым, у них было шестеро детей (правда, двое из них умерли). Позднее Муравьёвы взяли на воспитание двухлетнюю сироту Лизу Кронер. Александр писал Нонушке: «Это очень красивая малышка двух лет, которую мы очень любим; её родители, отец и мать, умерли в течение месяца… Ребёнок остался сиротой. Мы с женой сказали себе: где четверо сыты, тут и пятый будет сыт, и, таким образом, вместо четырёх детей у нас теперь пятеро».


Александр Михайлович Муравьев

Затем Александр жил в Тобольске, где служил и занимался благотворительностью. Во время эпидемии он пожертвовал городу 430 рублей серебром «на пользу бедных, поражённых холерою», был учредителем фонда в пользу «бедных больных и остающихся после умерших вдов и сирот». А в начале 1850-х Александр Муравьёв участвовал в организации первого в Тобольске общедоступного женского учебного заведения — девичьего приходского училища, преобразованного позже в Мариинскую женскую школу. Ему были поручены обязанности казначея и эконома. На его личные средства был куплен для занятий каменный дом, содержался учитель и надзирательница.

В сентябре 1853 года Александр Муравьёв получил разрешение вернуться в Европейскую Россию, но воспользоваться им не успел, так как умер 24 ноября 1853 года в Тобольске, где и был похоронен.

К сожалению, судьбу потомков Александра проследить трудно, так как большинство их, по-видимому, оказались за границей ещё до революции. Его вдова, вышедшая в 1856 году вторично замуж, после развода уехала в Швейцарию, а умерла во Флоренции. Известно, что сын Михаил был ялтинским уездным предводителем дворянства, а внучка передала в библиотеку Тифлисского университета мемуары деда на французском языке «Мой журнал»

Что же касается старшего брата декабристки, графа Захара Григорьевича Чернышева (1797-1862), то он загремел в Сибирь по одной-единственной причине – потому, что был первым в очереди наследников богатейшего чернышевского майората после смерти своего отца.


Захар Григорьевич Чернышов

Одним из членов Следственной комиссии по делу декабристов был генерал-адъютант, генерал от кавалерии, любимец императора, исполнявший в царствование Николая I обязанности министра обороны, Александр Иванович Чернышев (1786-1857), дальний родственник Захара Григорьевича. Он-то и загнал его “за Можай” (хотя, вообще-то, добивался его смертной казни), пользуясь своим служебным положением.

Навязываясь декабристу в родственники, генерал встретил появление его громким возгласом: “Как, кузен, и вы тоже виновны?” Остроумный Захар Григорьевич ответил: “Быть может, виновен, но отнюдь не кузен”. Когда знаменитый генерал Ермолов (кузен декабриста Василия Давыдова, дядя декабристки Марии Волконской) узнал о бессовестных притязаниях А. Чернышёва, он сказал: “Что же тут удивительного? Одежда жертвы всегда и везде составляла собственность палача”.

Между этими изображениями графа Захара Григорьевича Чернышева, старшего брата декабристки Александры Муравьёвой – почти 40 лет. Слева, на портрете П.Э.Рокштуль 1818 года, ему 21 год. Справа, на фотографии конца 50-начала 30-х – около 60-ти.

После смерти в 1831 году отца Муравьёвой, уже в качестве графа (титул Александр Чернышев получил от императора за рвение в деле расследования “дела 1825 года”) предъявил свои претензии на майорат. Ситуация была настолько очевидно неприглядной, что власти отказали ему в этом (весьма спорном, поскольку родство было ну очень дальним) праве. Майорат перешёл по наследству ко второму по старшинству ребёнку покойного отца декабристки, дочери Софьи, в замужестве Кругликовой. Её муж вместе с майоратом принял и девичью фамилию жены, став Чернышевым-Кругликовым. Брат Муравьёвой, осуждённый “всего лишь” на год каторги, уже в апреле 1829 года был направлен рядовым на Кавказ, где несколько раз был ранен. Ушёл в отставку из армии в 1837 году, в звании подпоручика (в момент своего ареста в 1825 году он был ротмистром Кавалергадского полка). Был женат, но детей после себя не оставил – его единственный сын прожил меньше года.

Что занимательно, из всех декабристов только у Захара Чернышева день рождения (14-е декабря по старому стилю) совпадал с датой восстания на Сенатской площади в С.-Петербурге. В 1825 году ему исполнилось 28 лет.

И, наконец, о душе семьи Муравьёвых - бабушке Екатерине Фёдоровне.


Екатерина Фёдоровна Муравьева

Не дай Бог кому-нибудь повторить её судьбу! Оставшись вдовой в 36 лет, она воспитала двоих сыновей – и потеряла их, отправленных на каторгу. После отъезда в Сибирь А.Г.Муравьёвой она взяла на себя заботы по воспитанию трех малолетних внуков – один из них вскоре умер, другая психически заболела, третья умерла в 18 лет… Получила известия о смерти двух родившихся в Сибири внучек, любимой невестки, а затем и старшего сына… А.М.Бибикова писала со слов бабушки о ней: «Она чуть с ума не сошла от горя и целые дни и ночи молилась. От долгого стояния на коленях у неё на них образовались мозоли, так что она не могла ходить и совершенно ослепла от слёз».

И при всём этом она находила в себе силы помогать не только своим детям и внукам, но и вообще всем, которых считала «осуждёнными за правду», не боясь ни царя, ни высших чиновников империи. И возмущалась, когда этого не делали другие. Известна её записка старухе Анненковой: «Сударыня, я получила письмо от моей невестки, в котором она пишет, что сын Ваш во всем нуждается, и я думаю, что мой долг довести это до Вашего сведения». Её дом стал центром помощи всем декабристам.

Е.Ф.Муравьёва умерла 21 апреля 1848 года. Незадолго до своей смерти она решила отпустить из крепостной неволи своих крестьян. Сохранилось её прошение императору: «Желая ещё при жизни моей упрочить благосостояние своих дворовых людей и принадлежащих мне крестьян Нижегородской губернии Семёновской округи по селу Мухину с прочими девятнадцатью деревнями... я дала позволение вступить в звание свободных хлебопашцев на условиях, изъяснённых в прилагаемой доверенности...».

=======

На этом я заканчиваю цикл о женщинах-декабристках, которые повинуясь своему христианскому долгу поехали вслед за мужьями в суровую Сибирь. Не всегда ими двигала любовь, но преступить клятву быть вместе в горе и радости, бедности и богатстве, болезни и здравии, данную пред алтарем, они не могли. Их было одиннадцать.Из них:

Камилла Ивашева (Ле-Дантю) умерла в простуде при преждевременных родах вместе с ребёнком на Урале в Туринске;

Екатерина Трубецкая скончалась от рака в Иркутске;

Александра Муравьева умерла из-за простуды в Петровском заводе;

Анна Розен и Елизавета Нарышкина уехали за мужьями из Сибири на Кавказ.

После амнистии в европейскую Россию вернулись с мужьями Наталья Фонвизина, Мария Волконская и Прасковья Анненкова (Полина Гёбль);

вернулись и овдовевшие в Сибири Александра Давыдова, Александра Ентальцева и Мария Юшневска.

Источники:
https://dzen.ru/media/arhkot/shli-umirat-v-pustyni...avevy-5d138275e13fd800b4d51cde
https://zhiznteatr.mirtesen.ru/blog/43678753100/Ve...ekabristka-Aleksandra-Muraveva
[url]https://a-p-tarasov.livejournal.com/10751.html[url]
Иллюстрации взяты из доступных источников сети интернет