Ты - лучик солнца мой! |
Метки: стихи живопись painting искусство art Брескин Александр художник Марина Авс Цитаты |
И в золоте Париж ... |
Метки: страны фотография photography это интересно проза Париж Франция France Paris Цитаты |
Его линии и цвета мыслят и говорят, передавая ощущение детства. Художник Александр Демидов |
Каждый человек был когда-то маленьким мальчиком или девочкой. Скрытые где-то в глубине нашей души, даже если мы не помним о них сами, живут наши волшебные детские сны. Художник взял их из нашего сердца и возродил - с помощью краски, кисти и любви. И как только наши волшебные мечты превратились в картины, они чудесным образом вернулись к нам и принесли свет и радость в нашу взрослую жизнь. Теперь каждый вечер, когда все спят, с картин Александра Демидова сходят маленькие девочки и мальчики в разноцветных башмаках, выгуливают своих игрушечных бычков, лошадок и рыбок, отгоняя наши страхи и печали волшебными цветами.
Искусства Александра Демидова доверчиво как ребенок. Так пишут дети или взрослые с детской душой. За легкостью скрывается мудрость мастерства, отточенность воспитанного чувства и изящество иронии. Его линии и цвета "мыслят" и "говорят", передавая ощущение детства, его нежные звуки и ароматы, саму атмосферу защищенности и любви.
Александр Демидов рассказал о том, что начинал с классических жанров и стилей живописи. Но однажды он посмотрел на свои детские рисунки – и понял, что делать. Он начал придумывать свой живописный мир, постепенно расширяя его. И получился не просто детский мир, а мир счастливого гармоничного детства. В этом мире дети защищены от всех опасностей. А символом защищенности служат крохотные домики, которые есть почти на каждой картине. И свою монограмму-подпись Александр Демидов тоже делает похожей на домик.
Александр Михайлович Демидов родился в 1965 году в Минске. Окончил Минский колледж искусств имени А. К. Глебова и Белорусскую академию искусств (1995). Некоторое время работал в кукольном театре. С 1990 года участвовал в огромном количестве выставок, в том числе в дальнем зарубежье. Его картины были приобретены галереями Беларуси, Литвы, России,находятся в частных коллекциях в Германии, Франции, Великобритании, Нидерландах, Бельгии, Австрии, Литве , Кипр и США.
Любимые цветы
По улице
Ожидание. Встреча.
Три цветка
Гранатовое вино
Натюрморт цветочницы
Музыка: Непоседы - Три желания
Метки: живопись painting искусство art Александр Демидов художник наивное искусство |
Dick Pieters |
Метки: живопись painting искусство art Dick Pieters художник Цитаты |
Schiavoni Natale (Italy, 1777 Chioggia - Venice 1858) |
Метки: живопись painting женский образ в живописи искусство art Schiavoni Natale художник женский образ портрет Цитаты |
Женская элегантность - высочайшее из искусств. Художник Joanna Zjawinska (Польша, 1950) |
Женская элегантность — высочайшее из искусств.
Айн Рэнд
Полина Агуреева - Белая ночь
Я думала, что главное в погоне за судьбой -
Малярно-ювелирная работа над собой:
Над всеми недостатками,
Которые видны,
Над скверными задатками,
Которые даны,
Волшебными заплатками,
Железною стеной
Должны стоять достоинства,
Воспитанные мной.
Когда-то я так думала
По молодости лет.
Казалось, это главное,
А оказалось - нет.
Из всех доброжелателей никто не объяснил,
Что главное, чтоб кто-нибудь
Вот так тебя любил:
Со всеми недостатками,
Слезами и припадками,
Скандалами и сдвигами
И склонностью ко лжи -
Считая их глубинами, считая их загадками,
Неведомыми тайнами твоей большой души.
@ Горбовская Екатерина
Сходить с ума, сводить с ума –
Я все освоила сама.
И все усвоила вполне –
Вы не тревожьтесь обо мне:
Мне будет счастье – и без вас,
Любима буду – и не раз –
А десять, двадцать, тридцать, сто.
Ах, боже мой, а дальше что?..
@ Горбовская Екатерина
На уровне бреда,
На грани кошмара…
Та дама из бара –
Вам вовсе не пара.
Но я вас не стала
Судить слишком строго:
Вы думали мало
И выпили много.
@ Горбовская Екатерина
Вы были старше и умней,
Вы почему–то были с ней,
А я следила.
Вы говорили так умно’,
А ей ведь было все равно,
Она курила.
Вы ей шептали о судьбе,
Она жевала курабье,
А я следила.
Я не о вас.
Я о себе.
Я вас любила.
@ Горбовская Екатерина
Говаривала тетушка Ирена:
"Живем от Мендельсона до Шопена…"
Хранила пачку писем из Парижа –
Их перечтя, шептала: "Ненавижу!" –
И снова ненадолго убирала
В шкатулку, а шкатулку – запирала.
И что-то по-французски говорила,
Раскладывая вечером пасьянс…
А я еще французский не учила,
Но понимала слово "мезальянс".
@ Горбовская Екатерина
Я была растеряна, пока не пришел он
Ну и что, что вдвоём.
Ну и пусть при свечах —
У меня ещё есть голова на плечах.
А мой внутренний голос —
Он в голос кричал
И вполголоса сам же себе отвечал,
Что, когда при свечах,
А вокруг тишина,
Голова на плечах
Никому не нужна.
@ Горбовская Екатерина
Спросите меня, я бы сказала, да. 1990
Я должна сдаться?
В испанском Гарлеме. Акварель, 1984
Мир иллюзий
У любви есть собственный ум.1996
Моя блестящая карьера. Акварель, 1985
Принцесса маленькой Италии
Красное платье. 1988
Лулу и Лили
Прогулка на чужой стороне
Joanna Zjawinska родилась в послевоенной Польше, начала рисовать в возрасте шести лет, превращая суровую реальность окружающего мира в в мир мечты и фантазии. Сначала она изучала архитектуру, получив степень бакалавра искусств в Варшавской школе архитектуры. Определенная целенаправленность и врожденный талант вскоре привели ее в Варшавскую Академию изящных искусств, одну из самых престижных художественных школ Европы. В 1979 году Joanna Zjawinska переехала в Сан-Франциско со своей семьей и начала свою официальную карьеру в Америке. Ранние произведения Joanna были вдохновлены такими художниками, как Вермеер, Дега, Сарджент. Эти картины переносят нас в мир элегантных, фантастических женщин, женственных, чувственных, соблазнительных, и сложных страстных отношений. Картины Zjawinska размещены во многих престижных частных и государственных коллекциях, в том числе: Национальный музей в Торуни, Польша; Польский институт в Нью-Йорке; Герлен Парфюмерия, Париж; Элизабет Арден, Сан-Франциско; Nordstrom Inc, Сиэтл; Уорнер / Вандербильт, Нью-Йорк; MGM Grand Hotel в Лас-Вегасе; Майкл Кейн; Джеки Коллинз; Брук Шилдс; Сидни Пуатье.
http://www.tuttartpitturasculturapoesiamusica.com/2011/07/joanna-zjawinska-poland.html
https://www.artbrokerage.com/Joanna-Zjawinska
http://www.jsgalleries.com/artists/zjawinska.html
http://www.oilpaintings-supplier.com/products/86730.html
http://artodyssey1.blogspot.ru/2009/07/joanna-zjawinska-joanna-zjawinska-was.html
https://www.doubletakeart.com/cgi-bin/dtg/dtg.psearch?a1=00635
Метки: стихи живопись painting женский образ в живописи искусство art Joanna Zjawinska художник женский образ Горбовская Екатерина Цитаты |
Я на земле, как пассажир в вагоне, Зашёл и вышел. Мне далёкий путь.... |
Метки: стихи видео искусство art Эльдар Рязанов кинорежиссер биография Цитаты |
Ночное вслух. Хочется лёгкого, светлого, нежного,... |
Хочется лёгкого, светлого, нежного,
раннего, хрупкого и пустопорожнего,
и безрассудного, и безмятежного,
напрочь забытого и невозможного.
Хочется рухнуть в траву непомятую,
в небо уставить глаза завидущие
и окунуться в цветочные запахи,
и без конца обожать всё живущее.
Хочется видеть изгиб и течение
синей реки средь курчавых кустарников,
впитывать кожею солнца свечение,
в воду, как в детстве, сигать без купальников.
Хочется милой наивной мелодии,
воздух глотать, словно ягоды спелые,
чтоб сумасбродно душа колобродила
и чтобы сердце неслось, ошалелое.
Хочется встретиться с тем, что утрачено,
хоть на мгновенье упасть в это дальнее
Только за всё, что промчалось, заплачено,
и остаётся расплата прощальная.
Эльдар Рязанов
Художник Валерий Хлебников
Метки: стихи живопись painting Эльдар Рязанов Цитаты |
Чай с сахаром и с лимоном и притом без употребления лишних калорий! Художник Елена Кацура (Elena Katsyura) |
Время грусти. Время радости. Время памяти. Время яркости, полёта и вдохновения для всех ищущих и идущих вперёд без ограничений и рамок. Осенью мы становимся другими. Острее чувствуется холод, хочется погреться и послушать удивительные истории о том, как бьётся сердце осени. Кто-то с осенью застывает, засыпает, кто-то, наоборот – воскресает, оживает, впитывая в себя всю осеннюю магию и красоту. Туманы меняют привычные очертания улиц, и сквозь призрачные туманные волокна виднеются особенные осенние дни. Мы перечитываем старинные легенды и знаем - ничто не закончилось. Всё только начинается...
Завариваем вкусный душистый чай с лимоном и густым ароматным мёдом.... Русское чаепитие с привкусом французского импрессионизма Вкусно, ароматно, тепло и солнечно!
Художница Елена Кацура родилась и живет в Челябинске, любит французских импрессионистов и говорит, что на ее стиль сильно повлияло двухлетнее пребывание в солнечной Калифорнии.
Фрукты, цветы и много-много чашек - с чаем, с сахаром и с лимоном. От этих картин приятно становится на душе и во рту - и притом без употребления лишних калорий!
Встречай, привечай
Запашистый чай.
Ароматен, душист
Чайный лист.
Кому чай пить,
Тому и хвалить.
Всем знаком
Чай с молоком.
Пьем с рождения
Без принуждения.
А хочешь с мятой?
Кому, с чем надо,
С чем кому гоже,
С лимоном есть тоже.
С малиной, с медком,
С крутым кипятком.
А захотим,
Сахарком подсластим.
За столом событие –
Чаепитие.
В. Сибирцев
Музыка: Ажелика Варум - Осенний джаз - инструментальная версия
Метки: стихи живопись painting натюрморт still life искусство art Елена Кацура Elena Katsyura Fine Art чай осень |
Натура женская сложна, но так проста... Художник Сергей Рыбаков |
Метки: живопись painting иллюстраторы illustrator искусство art Сергей Рыбаков художник Цитаты |
Андрей Разумовский - эротическая серия "Граф" |
Андрей Разумовский (Andrey Razoomovsky) - скандальный, известный, востребованный. Именно в такой последовательности парень из Тулы, врач по образованию сделал себя, ввинтившись в столичную фотографическую тусовку. Напор был таким неистовым, что тусовка раздвинулась, обалдев от провинциального нахрапа.
Представляем вашему вниманию эротическую серию "Граф".
Метки: гламур фотография photography искусство art Андрей Разумовский Andrey Razoomovsky ню фотограф Цитаты |
Зимний Петербург. Katarina Kiseleva - Владимир Набоков о Петербурге |
Xудожница Katarina Kiseleva. Санкт-Петербург
Петербург ("Так вот он, прежний чародей...")
Так вот он, прежний чародей,
глядевший вдаль холодным взором
и гордый гулом и простором
своих волшебных площадей, -
теперь же, голодом томимый,
теперь же, падший властелин,
он умер, скорбен и один...
О город, Пушкиным любимый,
как эти годы далеки!
Ты пал, замученный, в пустыне...
О, город бледный, где же ныне
твои туманы, рысаки,
и сизокрылые шинели,
и разноцветные огни?
Дома скосились, почернели,
прохожих мало, и они
при встрече смотрят друг на друга
глазами, полными испуга,
в какой-то жалобной тоске,
и все потухли, исхудали:
кто в бабьем выцветшем платке,
кто просто в ветхом одеяле,
а кто в тулупе, но босой.
Повсюду выросла и сгнила
трава. Средь улицы пустой
зияет яма, как могила;
в могиле этой - Петербург...
Столица нищих молчалива,
в ней жизнь угрюма и пуглива,
как по ночам мышиный шурк
в пустынном доме, где недавно
смеялись дети, пел рояль
и ясный день кружился плавно -
а ныне пыльная печаль
стоит во мгле бледно-лиловой;
вдовец завесил зеркала,
чуть пахнет ладаном в столовой,
и, тихо плача, жизнь ушла.
Пора мне помнится иная:
живое утро, свет, размах.
Окошки искрятся в домах,
блестит карниз, как меловая
черта на грифельной доске.
Собора купол вдалеке
мерцает в синем и молочном
весеннем небе. А кругом -
числа нет вывескам лубочным:
кривая прачка с утюгом,
две накрест сложенные трубки
сукна малинового, ряд
смазных сапог, иль виноград
и ананас в охряном кубке,
или, над лавкой мелочной,
рог изобилья полустертый...
О, сколько прелести родной
в их смехе, красочности мертвой,
в округлых знаках, букве ять,
подобной церковке старинной!
Как, на чужбине, в час пустынный
все это больно вспоминать!
Брожу в мечтах, где брел когда-то.
Моя синеющая тень
струится рядом, угловато
перегибаясь. Теплый день
горит и ясно и неясно.
Посередине мостовой
седой, в усах, городовой
столбом стоит, и дворник красный
шуршит метлою. Не горя,
цветок жемчужный фонаря,
закрывшись сонно, повисает
на тонком, выгнутом стебле.
(Он в час вечерний воскресает,
и свет сиреневый во мгле
жужжит, втекая в шар сетистый,
и мошки ластятся к стеклу.)
Торчит из будки, на углу,
зеленовато-водянистый
юмористический журнал.
Три воробья неутомимо
клюют навоз. Проходят мимо
посыльный с бляхой, генерал,
в носочках лунных франт дебелый,
худая барышня в очках,
другая, в шляпе нежно-белой
и с завитками на щеках,
чуть отуманенных румянцем;
газетчик, праздный молодец,
в галошах мальчик с пегим ранцем,
шаров воздушных продавец
(знакомы с детства гроздь цветная,
передник, ножницы его).
Гляжу я, все запоминая,
не презирая ничего...
Морская улица. Под аркой,
на красной внутренней стене
бочком торчат, как гриб на пне,
часы большие. Синью жаркой,
перед дворцом, на мостовой
сияют лужи, и ограда
в них отразилась. Там, вдоль сада,
над обольстительной Невой,
в весенний день пройдешь, бывало:
дворцы, как призраки, легки,
весна гранит околдовала,
и риза синяя реки
вся в мутно-розовых заплатах.
Два смуглых столбика крылатых
за ней, у биржи, различишь.
Идет навстречу оборванец:
под мышкой клетка, в клетке чиж;
повеет Вербой... Влажный глянец
на листьях липовых дрожит,
со скрипом жмется баржа к барже,
по круглым камням дребезжит
пролетка старая, -- и стар же
убогий ванька, день-деньской
на облучке сидящий криво,
как кукла мягкая... Тоской
туманной, ласковой, стыдливой,
тоскою северной весны
цветы и звуки смягчены.
Да, были дни, - но беззаконно
сменила буря тишину.
Я помню, город погребенный,
твою последнюю весну,
когда на площади дворцовой,
махая тряпкою пунцовой,
вприсядку лихо смерть пошла!
Уже зима тускнела, мокла,
фиалка первая цвела,
но сквозь простреленные стекла
цветочных выставок протек
иных, болезненных растений
слащавый дух, подобный тени
блудницы пьяной, и цветок
бумажный, яростный и жалкий,
заместо мартовской фиалки,
весной искусственной дыша,
алел у каждого в петлице.
В своей таинственной темнице
Невы крамольная душа
очнулась, буйная свобода
ее окликнула, - но звон
могучий, вольный ледохода
иным был гулом заглушен.
Неискупимая година!
Слепая жизнь над бездной шла:
за ночью ночь, за мглою мгла,
за льдиной тающая льдина...
Пьянел неистовый народ.
Безумец, каторжник, мечтатель,
поклонник радужных свобод,
картавый плут, чревовещатель, -
сбежались все; и там и тут,
на площадях, на перекрестках,
перед народом, на подмостках
захлебывался бритый шут...
Не надо, жизнь моя, не надо!
К чему их вопли вспоминать?
Есть чудно-грустная отрада:
уйти, не слушать, отстранять
день настоящий, как глухую
завесу, видеть пред собой
не взмах пожаров в ночь лихую,
а купол в дымке голубой,
да цепь домов веселых, хмурых,
оливковых, лимонных, бурых,
и кирку, будто паровоз
в начале улицы, над Мойкой.
О, как стремительно, как бойко
катился поезд, полный грез, -
мои сверкающие годы!
Крушенье было. Брошен я
в иные, чуждые края,
гляжу на зори через воды
среди волнующейся тьмы...
Таких, как я, немало. Мы
блуждаем по миру бессонно
и знаем: город погребенный
воскреснет вновь, все будет в нем
прекрасно, радостно и ново, -
а только прежнего, р о д н о г о,
мы никогда уж не найдем...
1921
Петербург ("Мне чудится в рождественское утро...")
Мне чудится в Рождественское утро
мой легкий, мой воздушный Петербург...
Я странствую по набережной... Солнце
взошло туманной розой. Пухлым слоем
снег тянется по выпуклым перилам.
И рысаки под сетками цветными
проносятся, как сказочные птицы;
а вдалеке, за ширью снежной, тают
в лазури сизой розовые струи
над кровлями; как призрак золотистый,
мерцает крепость (в полдень бухнет пушка:
сперва дымок, потом раскат звенящий);
и на снегу зеленой бирюзою
горят квадраты вырезанных льдин.
Приземистый вагончик темно-синий,
пером скользя по проволоке тонкой,
через Неву пушистую по рельсам
игрушечным бежит себе; а рядом
расчищенная искрится дорожка
меж елочек, повоткнутых в сугробы:
бывало, сядешь в кресло на сосновых
полозьях -- парень в желтых рукавицах
за спинку хвать, -- и вот по голубому
гудящему ледку толкает, крепко
отбрасывая ноги, косо ставя
ножи коньков, веревкой кое-как
прикрученные к валенкам, тупые,
такие же, как в пушкинские зимы...
Я странствую по городу родному,
по улицам таинственно-широким,
гляжу с мостов на белые каналы,
на пристани и рыбные садки.
Катки, катки - на Мойке, на Фонтанке,
в Юсуповском серебряном раю:
кто учится, смешно раскинув руки,
кто плавные описывает дуги,
и бегуны в рейтузах шерстяных
гоняются по кругу, перегнувшись,
сжав за спиной футляр от этих длинных
коньков своих, сверкающих, как бритвы,
по звучному лоснящемуся льду.
А в городском саду - моем любимом, -
между Невой и дымчатым собором,
сияющие, легкие виденья
сквозных ветвей склоняются над снегом,
над будками, над каменным верблюдом
Пржевальского, над скованным бассейном, -
и дети с гор катаются, гремят,
ложась ничком на бархатные санки.
Я помню все: Сенат охряный, тумбы
и цепи их чугунные вокруг
седой скалы, откуда рвется в небо
крутой восторг зеленоватой бронзы.
А там, вдали, над сетью серебристой,
над кружевами дивными деревьев -
там величаво плавает в лазури
морозом очарованный Исакий:
воздушный луч - на куполе туманном,
по дернутые инеем колонны...
Мой девственный, мой призрачный!.. Навеки
в душе моей, как чудо, сохранится
твой легкий лик, твой воздух несравненный,
твои сады, и дали, и каналы,
твоя зима, высокая, как сон
о стройности нездешней...
Ты растаял,
ты отлетел, а я влачу виденья
в иных краях - на площадях зеркальных,
на палубах скользящих... Трудно мне...
Но иногда во сне я слышу звуки
далекие, я слышу, как в раю
о Петербурге Пушкин ясноглазый
беседует с другим поэтом, поздно
пришедшим в мир и скорбно отошедшим,
любившим город свой непостижимый
рыдающей и реющей любовью...
И слышу я, как Пушкин вспоминает
все мелочи крылатые, оттенки
и отзвуки: "Я помню, - говорит, --
летучий снег, и Летний сад, и лепет
Олениной... Я помню, как, женатый,
я возвращался с медленных балов
в карете дребезжащей по Мильонной,
и радуги по стеклам проходили;
но, веришь ли, всего живее помню
тот легкий мост, где встретил я Данзаса
в январский день, пред самою дуэлью..."
Берлин, не позднее 14 января 1923
Санкт-Петербург - узорный иней,
ex libris беса, может быть,
но дивный... Ты уплыл, и ныне
мне не понять и не забыть.
Мой Пушкин бледной ночью, летом,
сей отблеск объяснял своей
Олениной, а в пенье этом
сквозная тень грядущих дней.
И ныне: лепет любопытных,
прах, нагота, крысиный шурк
в книгохранилищах гранитных;
и ты уплыл, Санкт-Петербург.
И долетая сквозь туманы
с воздушных площадей твоих,
меня печалит музы пьяной
скуластый и осипший стих.
Берлин, 25.09.23 (1923)
Метки: стихи живопись painting поэзия мой Питер искусство art Katarina Kiseleva Санкт-Петербург в живописи Владимир Набоков городской пейзаж Цитаты |
Художник Рябчиков Владимир (Москва, 1967). Натюрморты и пейзажи |
...наш удел - и сегодня, и завтра, и вечно - любить этот мир... Художник Рябчиков Владимир (Москва, 1967). Часть 2. Натюрморты и пейзажи
Очень многое мне нравится у этого мастера: и натюрморты, и пейзажи, и женские образы... Мой художник!!! ))) Как же трудно было выбирать из сотен его работ...
Ранее работы можно посмотреть - здесь
Бордо
Felix Slovachek - Petite Fleur
Во все времена
мы стоим перед дверью в будущее,
созерцая безмолвно в замочную скважину
панораму чудесного мира, в котором
есть решительно все, кроме нас самих,
отрешенно стоящих за дверью...
И потому наш удел -
и сегодня, и завтра, и вечно - любить этот мир,
в котором живут
Другие
Карен Джангиров
Восточный чайник
Желтые цветы
Это и есть
то самое-самое
к чему в иные моменты жизни
мы прикасаемся ненароком
не замечая всей прелести этой случайности
чтобы потом через много печалей и лет
открыть для себя как последнюю тайну
что это и было
главным
Карен Джангиров
Коньяк
Красное яблоко
Маленький букет
Малиновый чай
Натюрморт с красными цветами
Натюрморт с мандаринами
Натюрморт с окариной
Синий цветок
Терпкое вино
Три груши
Утренний кофе
Утро в Москве
Цветы
Осень
Раннее утро
Натюрморт со слоном
Он забредил росой,
той росой серебристой, которой
на заре умываются бабочки, тля и цикады…
Он забредил озерами,
где ночами купаются лебеди…
Он забредил дождями, быть может,
слишком долго он травами думал
и мыслил цветами, быть может,
это память его высыхает
Карен Джангиров
Донской пейзаж
Ангел над городом
Вечер над городом
Вздрагиваю
от скрипа дремучей улитки,
от искривления корня далекого дерева,
от полночного всплеска морского булыжника,
от колебания ласточки в недрах рассвета…
Такая во мне
тишина
Карен Джангиров
Вид из окна
Дом на горке
Катание на санях
Красное дерево
Новый день
Первый снег
Письмо в Париж
Платан на старой площади
Метки: живопись painting натюрморт still life пейзаж искусство art Владимир Рябчик художник Карен Джангиров стихи Цитаты |
Нет, не ослабевает мамы власть.... |
"Мать - единственное на земле божество, не знающее атеистов." Э. Легуве
Серия сообщений "ТЕМАТИЧЕСКАЯ ЖИВОПИСЬ":ТЕМАТИЧЕСКАЯ ЖИВОПИСЬЧасть 1 - История вещей... Муфта. Тематическая живопись.
Часть 2 - Тематическая живопись: Загадочная и элегантная женщина в чёрном...
...
Часть 46 - АукционноТематическая живопись 19 века: "Я в глазах твоих утону, можно? Ведь в глазах твоих утонуть - счастье!" Роберт Рождественский.
Часть 47 - АукционноНюЖенское... европейских художников 19 века.
Часть 48 - Нет, не ослабевает мамы власть, Хоть и ушла она, живых покинув...
Метки: стихи живопись painting женский образ в живописи дети в живописи праздники искусство art праздник день матери художники женский образ дети и родители Цитаты |
Потомки загадочной расы.... Художник Victoria Stoyanova |
...Коты... Коты нам не чужие. И дело не только в том, что, когда их чешешь за ухом, они уютно урчат, а когда не чешешь – аккуратно и быстро снимают котлету с вилки зазевавшегося соседа за столом, после чего мягко повисают на занавесках и с них пружинят на шкаф. Нет, дело вовсе не в этой удивительной смеси пластики, обаяния и нахальства. Коты прочно прописались в культуре!
Пойми, друг мой, сердце женщины и кошки – сущая бездна, и ни мужчинам, ни котам не дано измерить ее глубину.
- Из всех животных я больше всего очарован кошками. Такие ласковые, теплые, но всегда окутаны тайной. Очень умные, но им нельзя доверять, потому что они непредсказуемы и непознаваемы. Что там происходит в их голове, никому не ведомо, сколько бы они ни жмурились и ни мурлыкали. Всегда гуляют сами по себе. Воплощенная независимость.
Едва глаза откроет кот, - В них солнце заберётся. Когда глаза прикроет кот, - В них солнце остаётся. Вот почему по вечерам, Когда мой кот проснётся, Я в темноту гляжу, а там - Там два кусочка солнца!
Художник Victoria Stoyanova. Болгария
Музыка: Velvet Dreamer - Footprints In The Sand
Метки: живопись painting цитаты животные искусство art Victoria Stoyanova художник коты цитаты про котов |
Художник Константин Разумов (из любимого,новинки!) |
Ernesto Cortazar - Just For You (what happened between us)
Что ты видишь в моей наготе? Кроме тела...
Кроме впадин, округлостей, гибкости швов...
Кроме них есть душа и она до предела...
Добрела...А ведь шла до сих пор на твой зов...
Нагота моих плеч, нагота моих мыслей...
Для тебя!.. Только что же тебе до нее?..
© Copyright: Тина Телегина (выборочно)
В восточном наряде...
Метки: живопись painting женский образ в живописи искусство art Константин Разумов женский образ Цитаты |
Израильский художник Нахум Гутман. |
Израильского художника и писателя Нахума Гутмана считают основоположником так называемого "палестинского стиля" пейзажной живописи. Он стоял у истоков формирования израильского пластического искусства…
ИЗРАИЛЬ НАХУМА ГУТМАНА
В одном из районов старого Тель-Авива, "Неве Цедеке", граничащем с городом Яффо, стоит небольшой по нынешним меркам особняк. Это — музей известного израильского художника Нахума Гутмана.
В исторических справках этот дом числится под названием "Бейт а-Софрим" (дом писателей). С 1907 по 1914 год в нем размещалась редакция газеты "А-поэль а-цаир" ("Молодой рабочий"). В остальных помещениях жили несколько писательских семей. В том числе — и семья Гутманов. В этом доме прошло детство Нахума. В нем он провел большую часть своей жизни…
За сто с лишним лет внешний вид кварталов Неве Цедека, с возведения которых начиналось строительство Тель-Авива, не стал современным, но все же разительно изменился. Теперь вокруг дома Гутмана — камень и асфальт. И с того места, где стоит дом-музей, невозможно увидеть ни песчаные дюны, ни море, ни яффский порт. Но во времена, когда Нахум Гутман был мальчиком…
Впрочем, и тогда, судя по его воспоминаниям в книге "Меж песками и небесной синью", море и корабли он мог видеть, только забравшись на крышу здания. Зато пустыня с ее песчаными дюнами начиналась почти у порога. Мальчик всей душой полюбил эти края, ему представлялось, что именно здесь, в пустыне — "истоки жизни".
Вдохновенные детские впечатления остались в его памяти навсегда. И потом, когда он стал взрослым, нашли отражение в его живописных холстах, акварелях, гравюрах, мозаиках, в книжных иллюстрациях и в созданных им литературных произведениях. Изображенные Гутманом кривые и узкие городские улочки, сверкающие, излучающие свет пески, ярко-синее, искрящееся в солнечных лучах море, разноцветные, будто сказочные корабли, неподвижно застывшие в порту Яффо, овеяны по-детски чистой, одухотворенной романтикой.
Нахум Гутман родился 5 октября 1898 года в бессарабском местечке Теленешты Оргеевского уезда (ныне — Молдова), в одной из еврейских земледельческих колоний, созданных царской Россией для "приобщения евреев к сельскохозяйственному труду", четвертым ребенком в семье преподавателя иврита Алтера Гутмана и его жены Ривки (всего детей у Гутманов было пятеро).
На рубеже нового, 20-го века его отец, в те годы — начинающий писатель, известный впоследствии под литературным псевдонимом Симха Бен-Цион (писал на иврите и идише), перевез семью в Одессу. Здесь Альтер работает учителем в хедере, в 1901 году вместе с писателями Бяликом, Равницким и Левинским открывает издательство "Мория", пишет рассказы и повести о хорошо знакомой ему жизни бессарабского еврейского местечка.
В 1905-м Гутманы уезжают в Палестину. "Мне было только семь лет, когда мы приехали в Эрец-Исраэль, — напишет Нахум спустя много лет. — Я еще ничему не учился. Единственная книга, которую я прочел, называлась "Аhават Цион" ("Любовь к Сиону")…". Далее он описывает, как в 1909 году неподалеку от дома впервые увидел "живого" художника. И заворожено смотрел, как тот, выбрав среди дюн понравившееся ему место, воткнул в песок ножки этюдника, открыл ящик с красками и принялся за работу...
В 1910 году внезапно умирает Ривка Гутман. Чтобы помочь Альтеру, из Теленешт в Тель-Авив приезжает бабушка. Она поселяется в доме сына, ведет хозяйство, деятельно участвует в воспитании детей. Тогда же, в 1910-м, Нахум из школы "Эзра" переходит в гимназию "Герцлия", где преподает в то время известная переводчица и иллюстратор литературы на идише, художник и опытный педагог (в период ее жизни в Софии у нее была собственная художественная студия) Ира Ян (1869, Бессарабия – 1919, Тель-Авив; настоящее имя — Эстер Йоселевич).
Эстер замечает в Нахуме Гутмане неординарные художественные способности и дает ему частные уроки рисования.
В 1913-м Нахум едет в Иерусалим и поступает в Школу (ныне — академия) изобразительного искусства "Бецалель". Его педагоги — основатель Школы Борис Шац и один из ведущих израильских живописцев, ученик знаменитого российского художника Валентина Серова, Абель Пэн.
"Бецалельцы, — пишет Гутман в своих мемуарах, — являли собой странную, пеструю, разношерстную толпу. Профессор Шац собрал их со всех концов света: из разных частей огромной России, из Австрии и Венгрии, Сербии и Болгарии, Германии, Румынии, Греции, Америки, Йемена, Иерусалима и Тель-Авива… Только еврейские мелодии, которые мы напевали во время работы, объединяли нас. И еще — Иерусалим…".
Вскоре началась Первая мировая война. И в 1916 году "Бецалель" временно закрыли. Какое-то время Нахум "кочует" по стране, надолго не задерживаясь на одном месте. Из Петах Тиквы переезжает в Реховот, из Реховота в Ришон ле-Цион, зарабатывая на жизнь нелегким трудом сезонного рабочего — на обработке винограда в винодельнях, на цитрусовых плантациях. Спустя много лет он напишет об этом периоде в своей автобиографической книге "Летние каникулы".
В другой его книге "Тропа апельсиновых корок" (за эту книгу в 1962 году Гутман получил международную литературную премию имени Ганса-Христиана Андерсена) описываются трагические события, ознаменовавшие его возвращение в отчий дом. В 1917 году турки изгоняют евреев из Тель-Авива и Яффо. Большинство оставшихся без крова изгнанников, кто — на ослах и верблюдах, кто — пешком, пробираются в Петах Тикву, Кфар Сабу и Гилелею. Отец Нахума едет в Германию. Нахум добровольцем вступает в Еврейский легион британской армии и служит надзирателем в лагере для военнопленных турок в Египте.
Мысли о продолжении художественного образования не оставляют его. И в 1920-м, демобилизовавшись из армии, он на шесть лет отправляется в Европу. Учится живописи в Вене, Берлине и Париже. В Берлине в то время живут еврейские писатели: отец Нахума, Симха Бен-Цион, Хаим-Нахман Бялик и Шауль Черниховский. В период учебы в столице Германии Нахум иллюстрирует несколько написанных ими книг.
Гутман вернулся в Тель-Авив в 1926 году. Начинается самый, пожалуй, плодотворный в его изобразительном творчестве жизненный этап. За годы учебы он обрел свободу владения техникой живописи. А новая встреча с родными краями одаривает его неиссякаемым вдохновением. Испытывая эмоциональный подъем, он пишет пейзаж за пейзажем. Натура на каждом его холсте — узнаваема, но, преломленная особенностями его художественного восприятия, преобразуется в "метафору чувств". Главное в пейзажах Н.Гутмана — не "историческая достоверность", но — любовь, окрашивающая запечатленные виды Эрец Исраэль глубоким внутренним светом индивидуальности автора.
Позднее, начиная с 1929 года, Нахум пробует себя и в других жанрах пластического искусства. Его увлекает театр, и он создает эскизы декораций и костюмов к спектаклям "Венец Давида" (1929 г.) и "Шабтай Цви" (1932 г.) в постановках театра "Оhэль" ("Шатер").
В тот же период (в 1931 г.) он устраивается художником-иллюстратором в редакцию детского приложения к газете "Давар" ("Давар ле-еладим"). И 35 лет работает в этом издании, где публикуются не только его рисунки, но и написанные им для детей статьи и рассказы.
В 1932 году с успехом проходит первая персональная выставка Нахума Гутмана. Он — признанный, известный в Эрец Исраэль художник. Когда в процессе подготовки к празднованию 25-летия Тель-Авива (1934 г.) возникает идея создать эмблему города, эту работу поручают именно ему. "Отредактированный" самим автором в 1959 году вариант эмблемы становится гербом Тель-Авива.
Обладая необыкновенной работоспособностью, Нахум выполняет редакционные задания, пишет картины, воплощая на бумаге и холстах жизненные впечатления и рождающиеся художественные образы. Но и литературный труд для него, воспитанного в писательской среде — постоянная потребность, естественная и необходимая составляющая жизни творческой личности. В начале 1940-х годов он издает несколько сочиненных им в тот период произведений для детей с собственными иллюстрациями. В их числе — книги "В стране Лобенгулу, царя Зулу" (1940 г.) и "Приключения настоящего голубого ослика" (1944 г.), отмеченные в 1978 году Государственной премией Израиля.
Возможно, и было у Нахума Гутмана особое пристрастие к пейзажам. Но не менее интересны его своеобразные сюжетные композиции и портреты. На волне нового эмоционального подъема в период образования государства Израиль и войны за Независимость в 1948 году он создает большую портретную серию. Его герои — солдаты Армии Обороны Израиля. Многие портреты этой серии вошли в посвященный истории Израиля альбом "Как это было".
Природное любопытство, стремление к неизведанному, к овладению новыми и новыми техниками ведет его к монументальному искусству. В начале 1960-х годов Гутман увлекся керамикой и мозаикой. Его первое мозаичное панно установлено в здании главного раввината Израиля в 1961 году. В последующие годы мозаики Гутмана украсили стены тель-авивской гимназии "Герцлия", фонтан на улице Бялика и первый в Тель-Авиве небоскреб "Шалом Меир".
Израильский писатель и художник Нахум Гутман ушел в мир иной 28 ноября 1980 года.
Все его творчество, изобразительное и литературное, посвящено Израилю. Однако созданное им — не "исторический документ". Это, скорее — поэзия любви к своей земле, своей стране и людям, которые живут в ней…
Самая полная коллекция работ художника (более тысячи картин и графических листов) экспонируется в музее Гутмана, в тель-авивском районе Неве-Цедек.
Первое (левое) панно – так называемое, "зелёное". Здесь показана старая Яффа с карабкающимися друг на друга домиками, караванами верблюдов и рыбацкими лодками. Пароход, пришвартованный в гавани, салютует тель-авивским мальчишкам и несёт им привет из далёкой Европы. Яффа окружена апельсиновыми рощами и погружена в идиллическую атмосферу чарующего сада. Деревья изображены как зелёные арки, напоминающие хвосты павлинов. Мы замечаем араба, стоящего на краю бассейна, ослика, крутящего "антилию" – водяное колесо для полива, – и женщин, несущих кувшины с водой на головах.
Второй фрагмент – это "жёлтая стена", посвящённая пескам, на которых вырос новый город. Все изображения и персонажи словно взяты из трогательной книги самого художника "Маленький город, и людей в нём немного" ("Ир ктана и анашим ба меат") (1959). Мы видим платан, под сенью которого было излюбленное место для пикников, оросительные трубы, часто дававшие протечки на радость местным птицам, здание гимназии, и держащего зонтик местного доктора, сиониста-билуйца, Хаима Хисина (1865-1932), верхом на белом ослике. На бульваре Ротшильда садовник поливает чахлое деревце по форме напоминающее менору. Лошадь будущего мэра Меира Дизенгофа (1861-1936) ведут на водопой, а его жена, Зина (урожд.Бреннер) (1872-1930), сидит в гостиной с самоваром. На стыке "зелёной" и "жёлтой" мозаик видна группа эмигрантов "второй алии", покидающих гавань со своей поклажей и направляющейся в еврейские кварталы.
Третья мозаика – "красная". Она отражает Палестину времён Британского мандата. Это центр всей композиции. Мы видим первый городской фонарь на ул. Герцля и людей в изумлении стоящих под ним, задрав голову. Примечательна группа "халуцим", везущих тележку с песком для выравнивания дюн под строительство. Это три разных типажа. На переднем плане немолодой новичок – мужчина в соломенной шляпе. Он успел немного загореть, а сегодня впервые осмелился снять майку, подставив солнцу нетронутые загаром грудь, спину и плечи. Второй – это бледный юноша, очевидно студент, в неподходящей случаю одежде и обуви. Возможно, он первый день на работе, однако его нос, торчащий из под очков, уже успел обгореть. Третий – это загорелый ветеран в арабской "кафии", пример для новых репатриантов. Евреи всегда любили музыку. Мы видим скрипача и пианистку, дающих домашний концерт и окружённых слушателями. Возможно, это родители нынешней владелицы так называемого "Дома Рокаха" скульптора Леи Маджаро-Минц. Её отец, врач, настоящая фамилия которого была Маджарович, играл, бывало, под балконом своей возлюбленной, дочери главы яффского квартала Неве Цедек Шимона Рокаха (1863-1922) (Л.Маджаро-Минц – внучка Ш.Рокаха). Слева трудится на стройке смуглокожий еврейский юноша, по-видимому, йеменского происхождения с лицом аскета. Другой мужчина декламирует стихи, его зачарованно слушает женщина, держащая поэтический сборник. Женщина – это актриса Ханна Ровина (1892-1980), а мужчина – поэт Ури Цви Гринберг (1896-1981). Рядом, в конце освещённой дорожки виднеется здание гимназии "Герцлия". Рабочий повесил рубашку сохнуть на время обеденного перерыва, в то время, как его товарищи, сидя в тени, перекусывают "калорийной пищей" тех дней – арбузом.
Четвёртая мозаика – "синяя". Она посвещена развитию Тель-Авива в 30-е – 40-е гг. К этому времени город вышел за рамки "маленького", столь любимого Н. Гутманом. В 1925 г. в городе было 34 тыс. жителей, а в 1936 г. – уже более 120 тыс. 12 января 1934 г. Тель-Авив официально получил от британских властей городской статус, оставаясь формально до этого районом Яффо, в котором жило примерно 70 тыс. Появились новые улицы, дома и даже "еврейский" порт, отделившийся от "проблемного", в связи с частыми арабскими волнениями, яффского (1938), мост через реку Яркон и др. На мозаике женщина обнимает город своими руками, но рукав её платья – чёрного цвета. Мы видим вылетающие оттуда самолёты, рассказывающие о двух итальянских бомбардировках в годы Второй мировой войны, в том числе самой страшной, 9 сентября 1940 г., когда в ходе воздушной атаки погибло 137 человек. Однако "душой" города оставались первый квартал "Ахузат Баит" и гимназия "Герцлия", изображённые художником в напоминающем сердце ярком жёлтом пятне в центре панно.
В тель-авивском районе Неве-Цедек, одном из первых городских кварталов, находится скромный двухэтажный дом, построенный еще в конце XIX века, где разместился музей израильского художника Нахума Гутмана.
Если вы окажетесь в Тель-Авиве, не забудьте включить в свою программу визит в этот дом, где хранится самое большое собрание работ художника и где он сам провел свои детские годы. Помимо основной экспозиции, насчитывающей сотни работ художника, в соседнем помещении музея проводятся временные выставки, где экспонируются уникальные собрания художественных работ.
Нахум Гутман по праву считается основоположником нового стиля в истории израильской живописи. В целом же творчество художника очень разнообразно: его кисти принадлежат пейзажи и портреты, он проявил себя в качестве выдающегося художника-иллюстратора и графика, создавал скульптуры и писал детские книги, которые сам же иллюстрировал. За свою деятельность в качестве детского писателя Гутман был удостоен звания лауреата премии Ганса Христиана Андерсена, а впоследствии – Государственной премии Израиля.
Раннее детство будущего художника прошло в в бессарабской еврейской земледельческой колонии Теленешты. Он родился на рубеже веков – в 1898-м, и был предпоследним из пятерых детей сельского учителя и писателя Алтера Гутмана, более известного по псевдониму Симха Бен-Цион. Будущему художнику не было еще пяти лет, когда семья перебралась в Одессу, а спустя еще два года – в Эрец-Исраэль.
Эйн-Карем. Музейное собрание произведений искусства Нахума Гутмана
В 15-летнем возрасте Нахум Гутман самостоятельно отправился в Иерусалим, чтобы учиться в школе искусств "Бецалель". Его первыми наставниками стали основатель школы "Бецалель" Борис Шац и выдающийся художник Абель Пэн, который, в свое время учился у Валентина Серова. Шац и Пэн сумели собрать вокруг себя группу талантливых молодых художников.
Апельсиновые рощи в Яффе, 1926 г. Музейное собрание произведений искусства Нахума Гутмана
"Бецалельцы, – писал Гутман в своих мемуарах, – являли собой странную, пеструю, разношерстную толпу. Профессор Шац собрал их со всех концов света: из разных частей огромной России, из Австрии и Венгрии, Сербии и Болгарии, Германии, Румынии, Греции, Америки, Йемена, Иерусалима и Тель-Авива… Только еврейские мелодии, которые мы напевали во время работы, объединяли нас. И еще – Иерусалим…"
Всадник, 1926 г. Музейное собрание произведений искусства Нахума Гутмана
…Настало неспокойное время – Первая мировая война, отголоски которой донеслись и до сонной Палестины. В это время молодой художник вынужден был прервать учебу (школа "Бецалель" была временно расформирована) и трудился в виноградниках и садах. В 1917 году году вместе с прочими жителями он был изгнан из Иерусалима турками, а в 1918 году добровольцем вступил в Еврейский легион британской армии.
Пастух, 1928 г. Музейное собрание произведений искусства Нахума Гутмана
В 20-е годы прошлого века Нахум Гутман жил и учился в Европе – Вене, Париже, Берлине, успешно иллюстрировал книги еврейских писателей, в том числе Хаима Нахмана Бялика и Шауля Черниковского, а также своего отца, который в те годы жил в Берлине. Затем вернулся в Тель-Авив и посвятил себя живописи, преимущественно пейзажам.
Долинный пейзаж, двадцатые годы Масло на холсте
К 20-м годам прошлого века относится возникновение группы молодых художников и скульпторов под названием "Художники Земли Израиля", куда, помимо Нахума Гутмана, вошли такие выдающиеся мастера, как Реувен Рубин, Циона Таджер, Израиль Пальди, Ицхак Френкель, Арье Лубин, Пинхас Литвиновский, Йосеф Зарицкий, Авраам Мельников, Менахем Шеми. Центральной темой художников этой группы стало воспевание созидательного труда и строительство нового общества. В из творчестве вы не найдете галутных мотивов, напротив, их герои – сильные, гордые евреи, связанные крепкими узами с Эрец-Исраэль, не страшащиеся физического труда, добывающие хлеб насущный в поте лица. Их выразительные средства отличала экспрессия и простота, порой доходящая до примитивизма, отказ от перспективы и пропорций, яркая гамма красок, широкие и смелые мазки. Все это было призвано, чтобы подчеркнуть разрыв с предшествующей культурной традицией и воспеть новую жизнь на древней земле.
Послеобеденный сон, 1927 г.
С конца 20-х годов Нахум Гутман много сил и времени уделял оформлению спектаклей модернистского театра Оhel ("Шатер"), был автором декораций и костюмов, а в начале 30-х стал иллюстратором детского приложения к газете "Давар", с которой связал себя на последующие три с половиной десятилетия. Иллюстрациями дело не ограничилось, и вскоре Нахум Гутман начал публиковать статьи и рассказы для детей.
Нахум Гутман Женщина и черная птица, 1932 г. Музейное собрание произведений искусства Нахума Гутмана
Первая персональная выставка художника прошла в 1932 году в Тель-Авиве. С этим городом очень многое связано в творчестве художника. Кстати, авторству Гутмана принадлежит и герб Тель-Авива, который он впервые создал в 1934 году к 25-летию основания города, а спустя еще четверть века отредактировал.
В середине 30-х художник с женой путешествовал по Южной Африке, где провел несколько персональных выставок (в Йохеннесбурге, Кейп-Тауне и Дурбане), написал книгу для юношества "В стране Лобенгулу царя Зулу", которую сам же и проиллюстрировал. Начиная с этого издания он делал иллюстрации для всех своих книг.
Первые годы существования Государства Израиль вошли в историю как период борьбы молодого государства за существование. В годы Войны за независимость Нахум Гутман работал над серией портретов солдат Армии обороны Израиля, впоследствии вошедших в альбом "Как это было".
Фонтан с мозаикой Гутмана на ул. Бялика в Тель-Авиве. Фото: Википедия
Отдельная тема в творчестве Гутмана – мозаики. К этому жанру он обратился в начале 60-х годов, будучи уже зрелым мастером. Первая из знаменитых мозаик художника украсила здание Главного раввината в 1961 году.
Знаменитая мозаика Гутмана находится на первом этаже первого израильского небоскреба Мигдаль Шалом Меир, построенного в 1965 году. Эта 36-этажная башня долгое время была самым высоким зданием на Ближнем востоке. В сегодняшнем Тель-Авиве и примыкающем к нему Рамат-Гане уже высится немало небоскребов, оставивших далеко позади легендарную башню. Интересное совпадение: Мигдаль Шалом был построен на том самом месте, где находилось историческое здание первой тель-авивской светской гимназии Герцлия, в которой учился сам Нахум Гутман. После сноса исторического здания гимназия переехала в новое помещение в северном Тель-Авиве, и его стены также украшает мозаика художника.
Нахум Гутман прожил довольно долгую жизнь и скончался в возрасте 82 лет, оставив после себя огромное наследие: картины, книги, мозаики, гравюры, литографии, керамические скульптуры. Его без преувеличения можно отнести к числу создателей государства, зачинателей израильской живописи, подвижников, без которых невозможно себе представить современный Израиль.
Творчество Нахума Гутмана весьма разнообразно (пейзажи маслом, акварель, гуашь, мозаика, гравюра, литография, керамическая скульптура) и тесно связано с Тель-Авивом, одними из первых поселенцев которого были его родители и он сам.
Лауреат премии "Ламдан" за детскую литературу (1946), премии Дизенгофа в области изобразительного искусства (1956), международной премии Ганса Христиана Андерсена (ЮНЕСКО) за книгу "Тропа апельсиновых корок" (1962), премии Яцив (1964), премии Фихмана Союза выходцев из Бессарабии (1969) и государственной премии Израиля (1978). Доктор Honoris causa Тель-Авивского университета (1974), почётный гражданин Тель-Авива (1976). В Рамат-Авиве есть улица, носящая имя художника.
Метки: живопись painting искусство art художник Нахум Гутман Цитаты |
Художник Jonas Ranum Brandt |
Всем добрых и романтичных выходных!
Стремление
Смешной мальчишка, в разноцветных кедах,
Как мы давно с тобой не говорили,
О наших недосмотренных рассветах,
О солнце, о луне, о звёздной пыли.
Смешной мальчишка, с добрыми глазами,
Давно не танцевали мы на крыше,
Давно не любовались небесами,
Узнать мечтая, что над ними – выше…
Смешной мальчишка, как-то всё нелепо
Прошло, оставив мёд воспоминаний,
Щемящий свет умчавшегося лета,
И миллион несбывшихся желаний…
@ Анна Подкотилова
Смелость
Расстояние
Мой
В окружении
Помилование
Сохранение
Ожидание
Представление
Связь
Перспектива
Стойкость
Опаздание
Доставка
Перевоплощение
Воюющие стороны
Переполнение
Надежда
Пересечение жизни и любви
Пропуск
Соединение
Удивление
Равновесие
Прохождение
http://heartworking.deviantart.com/gallery/?rnrd=5169
Метки: стихи живопись painting искусство art Jonas Ranum Brandt наивное искусство художник Анна Подкотилова Цитаты |
Художник Franz Xaver Winterhalter (German, 1805-1873) |
Начало часть-1... здесь... http://www.liveinternet.ru/users/4386710/rubric/5907559/
Winterhalter Franz Xaver 1805 - 1873 Portrait of Feodora Princess of Hohenlohe-Langenburg 1843
Серия сообщений "Художники Винтерхальтер":Художники ВинтерхальтерЧасть 1 - Аукционное в коллекцию. | Franz Xaver Winterhalter (1805-1873) Portrait of Charlotte of Belgium, daughter King Leopold I.
Часть 2 - Hermann Fidel Winterhalter (1808-1891) - немецкий художник, младший брат известного художника-портретиста Франца Ксавера Винтерхальтера.
...
Часть 5 - Аукционное в коллекцию... Franz Xaver Winterhalter Umkreis (1805-1873) Portrait einer jungen Dame.
Часть 6 - Franz Xaver Winterhalter (German, 1805-1873)... Картины с аукционов. (1)
Часть 7 - Franz Xaver Winterhalter (German, 1805-1873)... Картины с аукционов. (часть-2)
Метки: живопись painting женский образ в живописи искусство art Franz Xaver Winterhalter художник аукцион женский образ Цитаты |
Художник Denis Pannett (England, Sussex, 1939) |
Метки: стихи живопись painting искусство art Denis Pannett акварель городской пейзаж Ольга Машечкова Цитаты |