Глава 18. Почём опиум для Непрощённого солдата удачи?

 

 

Эпиграф №1:

 

"I have often told you stories 
About the way, 
I lived the life of a drifter 
Waiting for the day. 
When I'd take your hand and sing you songs 
Then maybe you would say 
Come, lay with me, love me 
And I would surely stay…

… In days of old, when nights were cold

I wandered about you 

But those days I thought my eyes 
Had seen you standing near 
Though blindness is confusing 
It shows that you're not here 

But I feel I'm growing older 
And the songs that I have sung 
Echo in the distance 
Like the sound of a windmill goin'round 
I guess I'll always be 
A soldier of fortune". 

Deep Purple, “Soldier of fortune”, ("Солдат удачи"), 1974.

 

Эпиграф №2:

 

"… With time the child draws in

This whipping boy done wrong

Deprived of all his thoughts

The young man struggles on and on he's known

A vow unto his own

That never from this day

His will they'll take away

What I've felt

What I've known

Never shined through in what I've shown

Never be

Never see

Won't see what might have been

What I've felt

What I've known

Never shined through in what I've shown

Never free

Never me

So I dub thee unforgiven

 

They dedicate their lives

To running all of his

He tries to please them all

This bitter man he is

Throughout his life the same

He's battled constantly

This fight he cannot win

A tired man they see

no longer cares…

 

… You labeled me, I`ll lable you,

So I dub thee unforgiven".

Metallica, "The Unforgiven", p. I, ("Непрощённый, часть 1), 1991.

Опять же, по скромному мнению чрезмерно назойливого и падкого на плагиат любого сорта Автора, не следует "умножать сущности", переводя или комментируя мировые хиты.

 

"Что вверху, то и внизу", логически продолжая знаменитый парафраз Гермеса Трижды Величайшего, что снаружи, то и внутри нас. Вот и Северус не выдержал в который раз тревожно сжавшей грудь темноты, пустоты и нелепого страха, гневно повысив голос:

– Я уже не раз имел шанс убедиться в твоей относительной, но реальности, Тобиас!

Так и будем говорить о делах насущных, "я так хочу, я так велю, и пусть доводом моим будет воля!"

– Ох, Севви, ты меня уморишь, право слово, – невесело рассмеялся призрачный наставник, – А если бы я не понимал благородной латыни, что тогда? А то, что твой блестящий вызов, нет, меткий выпад, попал бы мимо цели. Ты и не заметил, что высказался латинским афоризмом, но на чём же ты столь пламенно настаиваешь?

Снейп вновь нахмурился и подвинулся на самый краешек кровати, словом, запахло жареным.

 

… Жаль, но только люди искренне уверены, что их негативное мнение о других искренно и не имеет никакой связи с их понизившимся самомнением. Унижение других людей автоматически помогает восстановлению самооценки.

Бесспорно, лишь людям известно, что на их поведение влияют телесные ощущения. Например, есть стойкая ассоциация между ощущением тяжести и "важностью", “серьёзностью”, “весомостью”.

Только мы, чёрствые люди, склонны совершать аморальные поступки или не выполнять чью-то просьбу о помощи, если для этого не надо прикладывать усилий или не придётся отказывать человеку напрямую, лично.

Люди с лёгкостью отталкивают тех, кому нужны, ради тех, кто нужен им. В итоге, они становятся никому не нужными, такие глупые люди.

Увы, но гнев ускоряет в людях и желание обладания.

 

… В действительности же, даже в этой уникальной реальности, бесплотным и бесстрастным призракам людской закон не писан, поэтому в спальне прозвучало умиротворяющее:

– Успокойся, прошу. Неужели ты позабыл, что сам себя вечно нарекаешь Непрощённым? Как же можно обвинять кого-то, живого или мёртвого, если сам себя простить не можешь, удачливый мой грешник? Реши, наконец, прощаешь ты себя или нет.

Профессор зло усмехнулся, желая подловить призрака на внеочередном знании не положенной ему по возрастному цензу реальной жизни маггловской музыки. Да, живому человеку очень хотелось прервать чересчур милостивого и милосердного призрака, но не тут-то было.

– Всё просто, как ты любишь говорить. Я не человек, Севви, даже по твоей избранной терминологии, основанной на таинствах Великого Делания.

Северус не выдержал и вздрогнул, ведь наставник вовсе не разбирался в сакральных трактатах по алхимии. Призрак всё шептал слова, так и режущие скальпелем по живому сердцу:

–Твоё воображение развито настолько, что и не одурманенное опиумом, оно способно творить чудеса плотские, жизненные, настоящие. Теперь же тебя полюбил человек, мужчина, у которого от твоей близости кипит кровь в венах, у него сильное тело. Он имеет всё, необходимое для реальной любви.

– Нет, Тобиас! Этот необразованный, примитивный юнец не знает, что такое любовь, он просто желает разнообразить сексуальную жизнь, грязно используя меня, как вещь, тряпку, которую он выбросит через полгода! Мне надоела роль половой тряпки, бездушной вещи!

Северус вскочил с постели и искоса взглянул на фигуру, съёжившуюся под мантией. В его взгляде моментально пронеслась явственная неприязнь, тут же сменившаяся озлоблением, даже ненавистью. Казалось, он прямо здесь и сейчас повторит жуткое злодеяние покойного отца, выкрикивая исступлённо: ”Crucio! Crucio! Crucio!”

 

… Но к чему мучить до смерти и без того уже давно мёртвого? Это же сущая глупость даже в состоянии наркотического опьянения. Да и доза давно верно подобрана вовсе не для удовлетворения вспышек гнева, но ради получения очередной порции изысканного удовольствия от разговора по душам с милым, пускай, хоть трижды призрачным наставником.

 

Однако на этот раз всё пошло другим путём.

Северус, ослеплённый опиумом, гневом и жаждой, скинул ткань, крепко обхватил Тобиаса и, не помня себя, начал его яростно ласкать. Он улёгся сзади, зарылся рукой в отлично осязаемые, самые прекрасные волосы во Вселенной, массируя чувствительный затылок, и стал покрывать жадными поцелуями шею и спину Тобиаса. Распалённый обидой и страстью, Северус спустился руками ниже по покорному телу, с силой вечного желания реальности сжимая ягодицы, и понял, что Тобиас не возбуждён, несмотря на все усилия. Алхимик в изумлении отпрянул и спросил, удивившись вырвавшемуся из горла хрипу:

– Значит… все мои попытки напрасны? Ты не хочешь меня, лишь дразнишь, как всё долгое, несчастное, взрослое прозябание без тебя? Тобиас, но как же так?..

– Я подробно рассказал тебе всё, что считал нужным для нас обоих. Я уже ответил тебе благословением, но в тот раз ты ничего не понял, образчик бренного тела, – тоже неожиданно хрипло выплюнул призрак, – Потому я и предложил, скажем, очную ставку по твоему желанию, и всё. И вот, что я чувствую, понял по недоговорённости, пресловутому шпионскому мастерству в общении даже со мной, бесплотным, безобидным духом…

Ты не просто заурядный лжец, но столь великий мастер в этом низменном ремесле, что сам не можешь отличить правды ото лжи при всём желании, будь оно у тебя. Ты окружил себя ложью, пропитал ей всю жизнь, но зачем этот океан лжи, ты сам, создатель новой жизни с нуля, уже не можешь осознать. Ты привык делать основной упор лишь на крайне разумный, холодный расчёт, логику. И как тебе удаётся успешно заниматься мистическими таинствами Алхимии? Тебе просто не с кем осуществить главный ритуал Великого Делания, или это только кажется?

Недаром сказано, что с одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо всё на свете на личном интересе основано.

– Может, хватит цитировать этого русского господина? –  не на шутку рассердился Снейп, – Уж я-то за все свои преступления по сей день расплачиваюсь. Хоть я не тварь дрожащая, но и права не имею, как любой порядочный смертный.

Функция же здравой мысли заключается в том, чтобы всегда быть занятой чем-либо.

 – О, да, но большинство нас хочет, чтобы ум был постоянно занят так, чтобы это не давало нам возможности видеть себя такими, каковы мы есть в действительности. Мы боимся оказаться пустыми, мы боимся глядеть на наши страхи. Вот ты, всю сознательную жизнь играешь в шахматы с Ангелом Смерти, гордо считая себя храбрецом, более того, с началом новой жизни ты благородно перестал играть чужими судьбами.

–  А ты скажешь, я веду себя недостойно, обманывая безликую обманщицу? –  недовольно поморщился Северус, но Тобиас не отставал.

– Не побоялся бы ты увидеть истинное лицо милосердного, бескрылого Вестника Смерти?

Живой промолчал. А что тут можно сказать, если все люди нереально страшатся именно этого зрелища, по большому счёту? Невыносимо трудно вести длительную, заведомо проигрышную игру с пугающим, неотвратимым финалом… почти любой ценой отвоёвывая сутки за сутками.

Призрак с лёгкостью поставил бывшего воспитанника на место и снизошёл до утешения:

–  Нет-нет, я вовсе не намереваюсь обсуждать твои личные жизненные принципы, солдат удачи.

Тебе можно только по-хорошему позавидовать, –  вздохнул Тобиас, а Северус облизал отчего-то пересохшие губы, ожидая продолжения загадочной фразы.

–  Ты же во взрослой жизни не имел поводов сомневаться в подлинном отношении окружающих волшебников к своей персоне. Даже твоя славная Легиллименция тут особенно не при чём, простой житейский опыт. Но далеко не всем так везёт…

Узнать всю подноготную и не просто остаться в живых, но и быть на хорошем счету.

Впрочем, извини, я излишне увлёкся патетикой, что мне не к лицу, – призрак в который раз изобразил бесстрастную и бесцветную, просто светскую улыбку, но продолжил внушительно, с нажимом:

– И что теперь? Началась новая игра от банальной скуки? Ты сам себе противоречишь, и где, в таком случае, твоя логика? Ты же у нас учёный, не я!

Его слова воспринимались необыкновенно отчётливо, как эхо отдаваясь в пресловутой тьме и холоде спальни. Зато, слава всем богам, прекратился измучивший душу поэта плач иррационального происхождения, и на том спасибо.

– Я не столь уж и бездарный слушатель, советчик, и прочее, как ты полагаешь, будь внимательнее к мыслям, ибо они есть начало поступков. Ты затеял низменную, греховную игру с жизнью и величайшей святыней, сокровенной сутью, душой этого молодого мужчины! Что ты творишь, Севви?!

Так яростно Тобиас никогда прежде не позволял себе повышать голос, ни живым, ни в призрачном облике. Северус опять заметно содрогнулся, от приступа инфернального ужаса тело покрылось ледяным потом. Но он сдержался, превратившись во внимание, и был тому резон.

– Говоришь мне о его жажде восстановить попранную справедливость во имя зверски умерщвлённой Женщины, светлой памяти подруги, не любовницы. А сам решил сделать из этого несчастного смертного убогую копию самого себя, отравителя? Но ты играл эту роль не по своей воле, ты так долго плакал и ужасающе болезненно переживал утрату тоже Женщины, своей любимой, заметь, отравленной по приказу господина начальника. Пойми же разницу меж вами, любящими так, как умеете и понимаете… пока. Конечно, вы влюблены, это факт, и…

Умоляю, не делай этого, не то очень пожалеешь, да будет поздно, – со странной интонацией прошептал милый наставник.

Был в его голосе и отзвук самой настоящей, реальной угрозы. Была и долгая, минорная нота переживания за Севви. Целую гамму нераспознанных чувств и эмоций можно было расслышать в этом выдохе, но запомнит ли всё это, захочет ли запомнить и поверить хладнокровный, рациональный Северус Тобиас Снейп? Научится ли хоть чему-то или действительно пожалеет не раз, и не два?

Северусу казалось, он сам уже давным-давно умер, и перестал вникать в нравоучения равного, мертвеца, бесплотного духа.

– Не пытайся использовать влюблённого человека, как палитру художника, ты, мечтающий скрасить бесцветье дня!

Когда ты будешь ценить то, что есть, а не жить в постоянном ожидании встречи с идеалом, тогда и будешь по-настоящему счастлив. Научись любить других, как самого себя, это не унижение, не попрание гордыни и чувства человеческого достоинства, но необходимость человека разумного, из плоти и крови. Дай себе волю, попытайся полюбить этого мужчину, ибо он тебе интересен. Почитай об искусстве любви, раз ты знаешь почти всё об искусстве выживания, но не жизни, о выборе: иметь или быть…

– Ты о нашумевшей работе этого заумного, много о себе возомнившего Фромма? Кажется… 

Северус вдруг оживился, забыв о действии наркотика, желании предаться плотской любви с не упокоенным духом без плоти и жидкостей, о невероятном до сей ночи поведении Тобиаса, его откровениях и поучениях, да ударился в анализ. Такая последовательность хода мыслей не единожды выручала двойного шпиона все шестнадцать лет фактического небытия.

–Точно, есть у меня эта книга, написанная в прошлом веке, естественно, прочитанная и убранная на самую дальнюю полку. Это произведение крайне невежественное и ограниченное, практически, как любая тенденциозная маггловская претензия на обновлённое восприятие понятия Любви, от родительской, до эротической, более того, вплоть до божественной.  И… эту чушь ты предлагаешь мне взять на вооружение? После твоей исповеди о сущности Бога и религий?

Я решительно отказываюсь понимать… сегодня тебя, Тобиас.

– И это пройдёт, Севви, тебе предстоит…

Призрак стал таким реальным, что, казалось, вот-вот воскреснет из мёртвых, смертью смерть поправ, но, как известно, чудес на свете не бывает.

– Кстати, я удивлён твоему отношению к моим словам именно о божественной природе.

– А что же такого особенного ты сказал о божествах, кроме их жестокости и немилосердности? 

– В том-то и есть вся соль, мой Севви. Ты же знаешь, какие моря крови пролили люди во имя защиты "божественных интересов", но боги умны. Они не живут на Земле, иначе давным-давно захлебнулись бы. Ко всему прочему, во-первых, вера не становится истиной только потому, что кто-то за неё умирает, а, во-вторых, атеизм нуждается в религии ничуть не меньше, чем вера.

– Вообще, до этой ночи я очень сомневался в наличии богов любого сорта, точнее, в том, что они выслушали хоть одну молитву, к ним обращённую. Можно и сострить, приведя столь веский аргумент для основы моих колебаний, как парочка цитат из перлов несносного, но примечательного Оскара Уайльда, вот они. Когда боги хотят наказать нас, они отвечают на наши молитвы. Во всём, к чему люди относятся серьёзно, нужно видеть комическую сторону вещей. Если же по-прежнему мудрствовать лукаво, то, по словам бессмертного Вергилия, никто не может быть ни всезнающим, ни всемогущим.

– Да, но на то вы и люди разумные, – местоимение было явно выделено голосом, – чтобы сполна понять эту прекраснейшую мысль древнего римлянина:Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять.

Радует, что ты успешно перенял мою осторожность при обращении к Богу, не называя по имени, значит, не докучая, да особенно и не рассчитывая на ответ.

С меня довольно. Я скоро растаю, а тебе больше сегодня курить нельзя, –  резко оборвал призрак, категорически сообщив: –  И повторю, если ты боишься отношений с живым человеком, какими бы разными вы ни были, ты жалкий трус и эгоист, Севви.

– Ты можешь одарить всего одним поцелуем меня, хоть трижды труса и законченного эгоиста?

– Ты сказал, –  устало выдохнул призрак, – Так прижмись всем телом, вспомни наши поцелуи, когда я был жив…

Северус с силой обхватил тело возлюбленного, но почти не почувствовал его.

Тобиас медленно таял в его объятиях, пока не исчез совсем.

 

… Мокрые волосы холодили тело, и Северус провёл по ним рукой, мгновенно высушивая. Он поцеловал подушку, на которой покоилась голова Тобиаса, и тоже лёг на неё. Сон пришёл на удивление быстро, был он спокойным и весьма правдоподобным. Алхимику снилось, как он привычно просвещает задержавшегося в гостях мистера Поттера, говоря:

– Когда хотят сделать людей добрыми и мудрыми, терпимыми и благородными, то неизбежно приходят к желанию убить их всех.

Но Гарри, это вам не Ремус, поколение Pepsi не понимает столь глубинных мыслей. Волей-неволей, Северусу приходится сменить тему, чтобы развлечь его по традиции исконно английского гостеприимства.

Хозяин дома принимается за совершенно иное, по существу, сотрясание воздуха:

– Знаете ли Вы, Гарольд, что нужно расценивать каждого человека в своей жизни, как учителя? Вы удивлены? Что же, раскрою подробнее сию восточную мудрость. Кто-то учит нас быть сильнее, кто-то – добрее, кто-то учит прощать, а найдётся и тот, с кем Вам самому будет просто хорошо. Есть и те, кто ничему не учит нас, лишь ломают, но и от этого мы получаем жизненный опыт, который является бесценным. Если уж кто-то появился в твоей жизни, следует ценить это, ибо такое событие неслучайно.

Алхимик горячо декламирует стихи в подтверждение прозаической части речи:

– Дано и отдано?
   Подарено и взято?
   Все погашается возвратом?
   Торгаши!..

Но и эти пафосные строфы летят мимо ушей невнимательного слушателя, хозяину вновь необходимо перейти к очередному способу развлечения гостя, на сей раз, лирического плана.

–  Свобода и любовь в душе не разделимы,
    Но нет любви, не налагавшей уз…

Наконец-то в цель! Правда, цель выбрана не хозяином дома, но он тотчас решает, что для разрядки напряжённой обстановки хоть как-то сойдёт, а и ладно, всегда можно сымпровизировать. Разнежившийся Гарри перебирает волосы Северуса, зарывается в них лицом, гладит отдельные пряди, пропуская между пальцами.

Сам он по-прежнему сидит в кресле возле камина и протягивает Поттеру кальян, подробно объясняя, как им пользоваться, о необходимой дозе, чтобы вымышленный мир стал чарующим, разноцветным и прекрасным…

Но Гарри решительно отказывается, утверждая:

– Мир рядом с тобой и так волшебный, ведь я люблю тебя, ты мой, мой, Сев! 

Поттер садится на корточки, тянется, блаженно зажмурившись и подставив губы. И Северус наклоняется, чтобы принять предложенный дар. Долгий поцелуй, жар в крови, но не такой мучительный, как бывает в грёзах, а просто резонное желание утомлённого путника утолить жажду…

 

– Путника? Что за бред! Я же сплю…

Ах, да, я опять летал, вращаясь и теряя силы, в этом ослепительном дивном мире, где так много света и оттенков всех цветов радуги… 

Это опиум, треклятый наркотик.

– Трус, трус, трус! – звучит в ушах, как вечное проклятие.

Единственный возлюбленный, прекраснейший в мире Тобиас тает в объятиях, а вместо него оказывается Поттер.

– Мистер Поттер, убирайтесь из моей постели! Да кто Вам дал право вновь осквернить мою спальню?!? Я сейчас же уничтожу Вас бесследно, довольно с меня Вашей наглости, это не квиддитч, а я не снитч!

Настырный Поттер прижимается и трётся разгорячённым пахом всё сильнее, поцелуи его становятся сладкими и яростными, как укусы, но Северус строго приказывает себе сдержаться и…

– Ме-е-е-рли-и-и-н! О, боги!

 

… Снейп просыпается от ощущения липкой спермы на животе, вздрагивает от омерзения и покорно плетётся в ванную, чтобы до утра отмокать в тёплой воде, подогреваемой заклинаниями.

Спать больше не хотелось, положим, во избежание.

– Просто я слишком давно по собственному желанию не… брал себя в руки, а тут ещё и Поттер приснился, – как повелось, успокаивал себя алхимик голосом, –  Происходи это наяву, без сомнения, я сдержался бы, но вот Поттер во сне вторично, точно в такой же ситуации, это уже качественный скачок. Если и дальше так пойдёт… нет, даже думать об этом нельзя. Я просто поставлю блок, и буду держать, когда проклятый юнец рядом.

А… собственно, почему бы ни выгнать его навсегда прочь из моего дома, моей жизни?

О, нет, у меня же в руке палитра с долгожданными, яркими красками, а Герой станет грязным отравителем, это моя игра, посему пока он будет у моих ног. Скажем, по первому свистку.

Но… почему-то мне больше не хочется продолжать игру. Словно я во сне слышал голос Тобиаса, обвинявшего меня в низкопробном развлечении…

Или это очередная наркотическая галлюцинация?..

Северус встряхнул волосами и привычно почесал нос. Он делал так, незаметно для себя самого, в состоянии внутренней погруженности, в ходе размышлений, но чаще, в понимании серьёзного логического тупика, выход из которого долго не удаётся найти. В итоге же, профессор справлялся с такого рода головоломками, значит, и эта задачка будет решена.

– Ничего не понимаю в этих галлюцинациях и, вообще, в теории бессознательного и сновидений, –  пробормотал он, и задался очередным занятным вопросом:

– Где же неуловимая грань между иллюзией и реальностью, вымыслом и правдой? Вдруг я сам выдумал все так называемые встречи с Тобиасом, его слова, советы, вообразил, что чувствую его близость? Ибо мы видим всё не таким, каково оно есть, а таковым, какие мы сами. А на сновидения это распространяется ещё в большей мере, включая наши тайные желания, мечты…

Зато в таком случае я имею полное право не слушаться порождения собственной богатой фантазии нездорового толка. Самое-то главное, откуда призраку, по его утверждению, обитающему в ином, нематериальном мире, знать, что происходит в моей голове? Я ни слова не сказал о горячем желании полового Героя отомстить. Тобиас же не мог по сторону обучиться искусству чтения мыслей!

К несчастью, Северус позабыл про упомянутое несчастным мертвецом естество, способное чувствовать то, что недоступно живым людям, к примеру, всё ту же любовь. Может быть, слишком рассудительному человеку до отвращения неприятно серьёзно воспринять нелепую мистику, отягощённую наркотиком, раз банальная вера в богов любого сорта отсутствует, как вещь в себе?..

Кто знает.

 

Профессор неосознанно приосанился, но "понесло его дальше, – куда, всё равно", как "Пьяный корабль". И это тоже, если не совсем правильно и разумно, то вполне объяснимо житейски. В какие только дебри непролазные и чащи непроходимые пустого мудрствования не уходим мы порой лишь для того, чтобы избежать или отложить решение насущных, чересчур сложных морально-этических проблем! Отвлечься, развлечься, да и позабыть, с чего всё началось.

 – Ещё старичок Монтень написал, что размышлять о смерти, значит, размышлять о свободе. Кто научился умирать, тот разучился быть рабом. Готовность умереть избавляет нас от всякого подчинения и принуждения. И нет в жизни зла для того, кто постиг, что потерять жизнь есть вовсе не зло. 
Опять же, тот самый индус из моего рваного бреда весьма мило сказал о жизни и не только.
Есть искусство жизни, а есть искусство умирания, и второе искусство более ценно, нежели первое. Второе можно познать лишь тогда, когда вы уже познали первое. Лишь те, кто знает, как правильно жить, знают, как правильно умирать. И смерть тогда становится дверью в божественное.

Да-с, одним словом, и всяк зевает да живёт…

Снейп широко зевнул и с хрустом потянулся.

– Это я к тому, что мне нужно выспаться нормально как можно скорее, но сегодняшний день, который несколько часов уже продолжается, придётся списать в разряд неудачных. День на день не приходится, а порой, и ночь на ночь.

За одну ночь нельзя изменить жизнь. Но за одну лишь ночь вполне возможно изменить те самые мысли, которые, в свою очередь, навсегда изменят жизнь.

Свои радости и несчастья мы создаём только собственными мыслями, значит, мне осталось направить их в нужном направлении.

Но что есть смерть любого человека, коли не просто смерть, а смерть пары-другой миллионов человек не более чем холодная статистика? Человечество зеленеет и цветёт, увядает и замирает – в одно и то же время.

Вот привязались эти маггловские творцы всех сортов!

Тьфу ты, ну, что я, как проклятый, всё о смерти и тому подобном? К Мордреду окаянному! –  алхимик повысил глас свой, но вовремя, умело одёрнул себя, не провоцируя на дальнейшее закипание привычного строго в одиночестве гнева.

Вместо этого, он с шумом и брызгами развернулся в ванне, сменив позу на одну ему доступную, ну, очень замысловатую, ненадолго задумался, явно что-то припоминая.

Так оно и оказалось.

– Моя жизнь – мои правила. Кому они не по нраву, пускай не лезет в мою жизнь, как говорили наши славные во всех смыслах слизеринцы. Их же словами, правда – сильнейшее оружие в строго рассчитанных дозировках, –  оптимистично выдал алхимик.

 

Ориентируясь по внутренним, давно отлаженным, часам, Северус вылез из подстывшей воды, насухо вытерся и пошёл в спальню за бельём…

Стало ясно, что с трудом отвоёванный у самого себя оптимизм не к месту и не ко времени, напротив.

В ногах кровати лежала тёмно-синяя парчовая мантия, вышитая единорогами. Повинуясь привычному желанию расставить всё по полочкам, Снейп с некоторой опаской дотронулся до жёсткой ткани.

– Да, на ощупь она такая же, как ночью.

Но… как? Ведь это невозможное перекрестье миров, или… прощальный подарок. Нет, скорее, это реальный знак желанного мне благословения.

Северус едва не застонал от невыразимой муки, вполне очевидно, весьма длительного расставания с милым призраком.

Но волшебник со стальным сердцем и мечтательной душой силой заставил себя рассуждать здраво:

– То самое благословение на жизнь со всеми её радостями и бедами, которое я бессознательно чувствовал, ввязавшись в чужую жизнь, решив поиграть ей, задумав жестоко, но осязаемо позабавиться за счёт убийства частички души несчастного, в общем-то, молодого человека. Да, профессор Снейп, сэр, по старой привычке возжелал этому любопытному ученику прочувствовать хоть тысячную долю тех мук совести, через которые прошёл сам.

Когда в пьяном виде я поцеловался с ним, то уже чувствовал, что начинается новая эпоха в жизни Северуса Тобиаса Снейпа, именно, жизни, а не скучного бесцветья дня, нескончаемой череды одинаковых, серых дней.

Благодарю тебя, возлюбленный мой Тобиас, за всё сказанное. Я попытаюсь и сам любить плодотворно, по принципу бытия, и его научить хоть азам теории, знакомой мне.

Понимаю, что "тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их", такая любовь скорее исключение из правил.

К тому же, привязавшаяся с упорством, достойным лучшего применения, книга Фромма не идёт из ума. А почему бы и нет? Эта работа не так уж глупа, если хорошенько вспомнить основные принципы и положения.

Жаль, только опыт покажет, способен ли я обучиться не любви-прагме, рассудочному чувству, побуждаемому в человеке не чистосердечной привязанностью, а в корыстных интересах ради извлечения выгод и удобств. Любовь, как и море, не терпит педантов. Но любовь есть самое краткое чувство из всех вечных, да и первый её вздох есть, по сути, последнее дыхание мудрости, как ни прискорбно понимать.

А Потт… нет, Гарри, должен отказаться от обычной для него игры в любовь до первых проявлений скуки, основанной на сексуальном влечении и направленной только на удовольствия.

Все эти выкладки куда лучше беспросветного, традиционного для авраамических религий совета исцеления от всех напастей разом. Молиться, поститься и каяться, да противляться греху. А уж практика буддистского просветления ради бесконечных, безысходных реинкарнаций попросту глупость. Ха, кому всё это нужно?

 

Только сейчас Северус с полным правом удовлетворённо вздохнул полной грудью. Ещё бы! Кажется, акценты расставлены верно… теоретически, необходимо попрактиковаться, но страшновато по привычке доверять хоть кому-то полностью и безоговорочно. Нет, не просто иметь или отдаваться телесно, но раскрыть душу, доверить секреты. Гарри же полноценный человек, не оборотень бездушный.

Не одни лишь кошки учатся, наблюдая, но и люди стремятся к познанию новых сфер этой прекрасной, единственной и неповторимой жизни, хоть трижды бренной.

 

Снейп позволил себе лишь почти невесомо коснуться губами знака ритуального прощания и благословения, ему тотчас стало значительно легче. Даже почти бессонная ночь никак не сказывалась. Волшебник чувствовал себя полным сил, попросту на подъёме.

Он решительно позвал Винли и приказал сложить или свернуть мантию как можно тоньше. Едва эльф исчез, алхимик оценил его помощь. Плотная, колючая мантия теперь представляла собой свёрток длиной около шести дюймов и примерно двух в ширину.

Северус ещё раз бесстрастно поцеловал ткань и убрал в заветный ящичек, который, видимо, ему больше никогда не понадобится.

– Если я с горя, что меня бросил Поттер, не стану законченным наркоманом, – почему-то весело сказал профессор и довольно ухмыльнулся своей шутке, доставая бельё, а потом пошёл бриться уже привычным маггловским способом.