– Вставайте, мастер Ремус Люпин, сэр! – проверещал эльф прямо над ухом оборотня.

– А, Винли, спасибо тебе за сегодняшнее угощение.

– Не за что благодарить негодного эльфа, мастер Ремус Люпин, сэр, мне это было нетрудно, – заверил эльф.

 – Мерзкий Винли заслуживает строгого наказания, его поблагодарили! – голосок взвился ещё выше, – Винли пойдёт и накажет себя!

– Подожди, Винли!

Но эльфа и след простыл.

Ещё час прошёл в полусне и размышлениях о врождённом мазохизме домашних эльфов.

Когда Ремус окончательно проснулся, за окном вечерело, и снова шёл ливень. Оборотень встал и увидел на кресле халат удивительного медово-янтарного цвета.

Ремус с удовольствием облачился в драгоценный шёлк и пошёл в ванную приводить себя в порядок. Зеркало завопило:

– Привет, красавчик! Этот халат подобран Хозяином прямо под цвет твоих глаз!

– Правда, Хозяином? –  удивился "красавчик".

– Ну когда вы уже начнёте целоваться?

– Что-о? Умолкни, тварь паскудная, не трави душу, погань.

Зеркало обиделось и замолчало.

 

Впервые за несколько лет Ремус побрился маггловским способом. Он с удивлением обнаружил после нанесения на кожу какой-то "пены для бритья", как гласила надпись на флаконе, что этот метод позволяет выбриться лучше и чище, чем Бреющее заклинание.

Обрадованный, но слегка смущённый лживым зеркалом  Ремус поспешил в гостиную поделиться с другом своими впечатлениями от бритья, но Северус отсутствовал.

 

– Значит, как всегда, колдует над своими горшками, посмотрю, как он там, – рассудил оборотень.

Подойдя к лаборатории, он обнаружил запертую мощными заклинаниями дверь и плавающие в воздухе буквы, время от времени складывающиеся в слова. 

Не входить. Опасно.

– Ну, Север в своём репертуаре, заперся в лаборатории, не пойми на сколько, а мне тут слоняться… стоп, я пойду в гостиную, а в баре скотч! Слава Мерлину! Что может быть лучше потягивания доброго крепкого скотча в ноябрьскую непогоду… 

Разве только сидящий в соседнем кресле Северус, но он придёт, когда сам пожелает. В конце концов, он хозяин, а я гость.

После третьего стакана Ремусу вспомнились рефрен рондо. "Мир утомился от меня" и типа, кто-то тоже. И так в конце каждого куплета. Тут словно кто-то открыл окно, и в гостиную ворвался ледяной мокрый воздух улицы, мгновенно поглотивший всё тепло.

– Дери всё это мордредова тёща! Что ещё за шутки!

Ремус обхватил себя руками, ему стало жутко холодно в шёлковом халате, но он пошёл по гостиной, проверяя, все ли окна закрыты. Оказалось, все.

Тогда он, стуча зубами, прошёл в свою спальню, подошёл к заботливо закрытой заклинаниями спальне Северуса, постоял возле двери, но оттуда не доносилось ни малейшего шевеления воздуха…

– "Я утомился от него", вот как эта слёзная круговерть заканчивалась! 

Тотчас ледяной вихрь обернулся вокруг Ремуса, он даже вскрикнул от испуга, но мордредов обжигающий порыв исчез. Заледеневший Люпин поспешил обратно к полыхающему камину.

– Это же какая-то магия стихов, я знаю лишь, она подвластна далеко не всем магам, а только… блин, конечно, стихийным, как Северус. Но не все же стихийные волшебники ознакомлены с этой поганой магией настолько реально, что, брр, даже вспомнить страшно.

– Насколько мне известно, – продолжал рассуждать Ремус, согреваясь, – Чтобы создать материальную иллюзию, свидетелем которой я оказался, нужно вложить в некоторый словесный шифр много собственной энергии, и учитывать еще и настроение, точнее, состояние души. К примеру, нельзя создать приятную иллюзию, когда тебя бросил любимый человек. Материальная иллюзия, в каком-то смысле, отражение души в закодированных словах. Значит, этот жуткий холод и сырость, которые я почувствовал сегодня, являются или, лучше сказать, являлись отражением того состояния души, в котором Северус творил проклятую иллюзию.

Ну и жутко же у него на душе было в тот миг, я это ему еще вчера сказал, а он лишь отмахнулся небрежно, мол, вот так и живу, и дюже хорошо поживаю.

– А как же я? Неужели я ему до такой степени никто, что не могу растопить его ледяную душу, промокшую до основания? – уже мысленно задался важным вопросом Ремус, да и испугался возможного ответа, – Нет, я его единственный друг, он всегда рад мне, он позволяет мне, волку, гостить у него в полнолуние! Мерлин, я даже почти уверен в том, что он заколдовал один из своих халатов так, чтобы его цвет шел мне!

 

Люпин судорожно выпил стакан.

– Налить коньяка, что ли? Или скряга Северус сразу заавадит, когда увидит, что я выпил стакан, да какая, к Мордреду в зад, рюмка, его бесценного коньяка?! – подумал Ремус, – А, ладно, наливаю, заодно и проверю, что он ценит больше. Какой-то коньяк или своего единственного друга.

Не решаясь призвать драгоценную бутыль, Ремус подошел к бару, и налил стакан ароматнейшего крепкого напитка. Только он собрался вкусить нектар Снейпа, как в комнате материализовался Винли с распухшими бордовыми ушами и заверещал:

– Хозяин болен, очень болен, он весь в крови, мастер Ре…

– Я все понял, Винли, бегу.

Эльф исчез

Не помня себя, Ремус посмотрел на полный стакан в руке и, не задумываясь, выпил до дна, а потом, отбросив стакан на ковер, ринулся в лабораторию.

К счастью, дверь была отперта, но из помещения валил удушливый дым.

Ремус распахнул дверь и рванулся внутрь, схватил Северуса поперек груди и потащил прочь.

– Стой! И не смей меня трогать! Отпусти немедленно! – окликнул оборотня Снейп, – На вот, надень, чтобы прикрывала нос и рот, видишь, как у меня. Это вещество просто неприятно, но не ядовито.

Ремус, открой все окна в лаборатории, – как-то слишком  бодро сказал друг, – И пойдем отсюда, пока всё не выветрится, да и мне надо привести себя в порядок. 

Открыл, нет? Что-то ты долго копаешься.

Оборотень чувствовал себя просто отчаянно пьяным, но почему-то еще прямоходящим. Эти странные ощущения опьянения и бодрости одновременно окончательно вскружили ему голову, а перед глазами словно повисла белесая тонкая ткань, притупляющая зрение, и это было точно не от паров, разлитых в воздухе.

– Тогда отчего? Наверняка, от них, – решил для себя проблему пьяный Ремус.

– Валим отсюда, эксрементатор хренов! 

Ведь с профессором явно не все в порядке, но что именно, Ремус не мог понять, кусочки паззла в голове никак не могли сложиться правильно.

– Как ты меня назвал? – с интересом вглядываясь в друга, усмехнувшись лишь краешком губ и держась за грудь ближе к правому боку судорожно согнутыми пальцами, выдавил Северус.

– А… как я тебя назвал? Север, что с тобой?

– Сейчас я буду лечиться, а ты можешь и дальше наслаждаться коньяком в тестраловых дозах, – отвёл наболевшую душу за время удерживания блока со вчерашнего начала питья оборотня, съязвил Снейп, – Ну, иди же, и спасибо за окна. Теперь я справлюсь сам.

– Я… ну просто, прости меня снова, никудышный я друг, только и могу, что напиваться даже без тебя, но было так дико страшно от твоего кругового пения имени себя. Мне просто необходимо было выпить, понимаешь, прости… 

Ремус говорил бы еще долго так же бессвязно, пока на него не наорали:

– Ты что, глаза в стакане забыл?! Я же весь в крови! И мне нужно, наконец, принять необходимые зелья, чтобы ещё раз не свалиться тут в обморок!

И тут головоломка сложилась и ужаснула даже такого пьяного наблюдателя, которому море по колено. 

Северус с посеревшим от боли лицом, батарея флакончиков перед его окровавленными руками, холщовый фартук отмечен кровавыми пятнами, разодранный на левой руке выше локтя рабочий сюртук. Много, целое море крови, от которого слиплись длинные волосы. А с них медленно, по капле, стекает кровь, унося жизнь единственного друга.

– Ну что ты так смотришь? Подумаешь, котел взорвался, что за невидаль, – пробурчал Снейп, видя отчаянный взгляд Ремуса, – Это не смертельно. 

Алхимик с гримасой боли открыл рот, чтобы выпить Кроветворное зелье, ещё флакончик, ещё.

– Сколько же крови ты потерял, Север. Как же ты терпишь такую жуткую боль! – подумал Ремус, всё ещё с ужасом глядя на вечно хладнокровного и невозмутимого друга.

Оборотень звериным чутьём понимал, что не милы Северусу ни посиделки, ни попойки, во время которых друг тоже почти невозмутим. Даже анекдоты из жизни героев волшебного мира приносят ему мало радости. Но смеётся же Север так искренне, заразительно…

– Неужели всё это, всё, от альфы до омеги, твоё слизеринское фирменное враньё?! – чуть не завопил оборотень, но не решился, – Отчего этот океан лжи, и зачем она тебе самому?! Ты же меня мучаешь, бессовестный аристократишка!

 

Истинный слизеринец Снейп остался верен клятве, не применять Легиллименцию к единственному другу, но сейчас, мельком посмотрев ему в глаза, он понял почти всё, уж больно гриффиндорцы прямолинейны, сколько бы лет назад они не закончили учиться. 

– Иди… нечего тут слоняться, пойди, что ли, выпей за мое здоровье, – успокаивающе сказал Северус, – А то мне как-то неудобно перед тобой, я же испортил тебе все удовольствие, которое ты по праву заслужил.

– По какому праву, Север? – жалобно воскликнул Ремус, – Нет уж, я останусь, ну хочешь, где-нибудь в коридоре, а потом ты позовё…

– Стоп, никаких коридоров, – уже настойчиво ответил Снейп, – Со мной ничего страшного не произошло, и я уже это говорил. Только что я выпил Скелерост, а то у меня справа два ребра сломаны, потому и послал Винли к тебе, чтобы ты управился с окнами.

Да, кстати, пора их закрывать, а то на улице слишком промозгло, еще простудимся, –  совершенно спокойно сказал Северус, – Ты закроешь?

– Конечно,– тут же отозвался Ремус, но почувствовал, что ноги у него стали ватные и негнущиеся.

Однако он сумел дойти и закрыл оба окна.

– Уходи, мне больно на тебя смотреть, Ремус, ты еле ноги передвигаешь, так сядь в кресло и расслабься. Просто прими всё, что будет происходить с твоим телом и головой.

– А будет что-то интересное?

– Увидишь, скоро сам узнаешь. Мне некогда, уволь, – не оглядываясь, сказал Снейп и потянулся за очередным флакончиком.   

 

Ремус нехотя покинул друга и еле-еле добрался до кресла у очага, плюхнулся в него и запрокинул голову. Тотчас всё тело стало таким же ватным, как и ноги, а голове случился настоящий пожар, выжигающий собственное Я, сметающий преграды из мыслей и тревоги за Северуса, освобождая мозг для непревзойдённой тяжёлой пустоты… 

Это было настоящее блаженство, но вот в комнату вошёл друг и, как ни в чём не бывало, склонился так низко, что Ремус чувствовал его обжигающее дыхание на своих губах…

– Хорошо ли тебе, друг мой? Вижу, что да, – как-то совершенно чарующе выдохнул Северус.

Тут Ремус, не открывая глаз, поднял ватные руки и заключил Снейпа в замок, обхватив его за шею, пригнул пониже, и их губы встретились.

– Вот и молодцы, ребятки, давно пора, – сказало зеркало-невидимка.

И иллюзия рассыпалась. 

– Проклятое зеркало, спугнуло нас, но ведь Северус сам напросился на поцелуй, жаль, что он так и не состоялся. Как от него пряно пахнет травами, какие у него мягкие сухие губы, – блаженствовал Ремус, упиваясь воспоминаниями о том, чего не было в реальности.

Брюки стали тесны ему, он быстро потёр высвобожденный член о шёлк халата и кончил, закусив губу, беззвучно, безостановочно, как сломавшаяся музыкальная шкатулка, выкрикивая имя друга. 

– Друга?

Ремус привёл себя в порядок и ласково погладил полу халата. Как он может называть человека, одна мысль о поцелуе с которым, довела его до оргазма, так неправильно?!

– А кто же он ещё для тебя, Ремус?

– Любимый, только я никогда не скажу ему об этом.

– Почему, Ремус? Может, он только и ждёт твоего признания, чтобы на полном основании затащить тебя в постель?

– Фи, как пошло, оборотня и сразу в постель. Он не такой.

– А ты хоть знаешь… какой он?

– Умолкни, сердце, я включаю голову.

– Жаль. Я подожду…

– А я уж перебьюсь.

Опьянение прошло так же быстро, как и наступило. Странно, но похмелья не ощущалось.

– А ведь последний диалог с сердцем очень напоминает мне что-то, – не мог вспомнить Ремус, – Да и покласть на весь этот бред! Но, Мерлин, как же ноет сердце.

 

На пороге гостиной появился Снейп, весь в засохших пятнах крови.

– Ну и как всё прошло? Я вижу, ты уже протрезвел.

– Замечательно, даже слишком.

– Слишком? Замучили эротические фантазии с моим участием? – едко сказал Северус.

– Нет, почему ты подумал такое?

– Во-первых, потому, что ты покраснел, увидев меня, а во-вторых, потому, что я тоже как-то разок выхлебал стакан коньяка, чтобы согреть душу, и до сих пор помню свои ощущения после такой порции. Именно с тех пор, чтобы хорошенько выпить, я употребляю огневиски, а коньяк просто смакую. Это исчерпывающий ответ? – совершенно спокойно, как положено достойному образу "чистоплюя бессердечного" для лживого оборотня, поведал Северус.

– Да, Северус, только эротических фантазий с… тобой у меня не было, – снова солгал Ремус, не заметив, что глаза любимого, неприступного мага вновь источают нескрываемое презрение и… отчаяние. 

Оборотню нелегко было лгать, но ради восстановления и утверждения долгосрочных дружеских отношений он готов был пойти даже на крайние меры.

– Тогда, позволь узнать, с кем?

Ремус боялся взглянуть на Северуса, больно уж голос у него неестественно ласковый.

– Ни с кем, Север, успокойся, у меня в голове была выжженная пустыня, вот и всё.

– Мне всё равно, с кем ты в пьяном разуме сношался, хоть с твоим соблазнителем Поттером, вот только не надо мне лгать! – повысил голос Снейп, – Я же сказал, что знаю, как действует стакан коньяка на мозг человека.

– Но ведь я оборотень, Северус, – схватился за последнюю соломинку Ремус.

– Впрочем, ты прав, я не учёл этого, значит, ты видел прекрасного волка, не иначе, – коротко рассмеялся Снейп.

Ремус ничего не сказал и подхватил смех друга.

– Ладно, надоело мне играть в Кровавого Барона, пойду к себе, распорю одежду и залезу в ванну, а потом буду тщательно отмывать от крови голову. Занятие не из приятных, но сам дурак, сделал слишком взрывоопасную смесь, вот она и рванула, я успел отскочить и закрыть руками лицо, но осколки медного котла, это вам не шутки, режут почище стекла. Вот я тебе всё и объяснил. Сними стресс огневиски, отличным огневиски из пятигранной бутылки. Это "Огденское".

Не скучай, к вечеру буду, как новенький.

И да, я закажу Винли обед для тебя, вернее, уже ужин.

Северус развернулся и пошёл в свою спальню.

 

– Он, что, ревновал меня? Да хотя бы к Гарри или вообще к кому-то мне неизвестному? А причём тут его ненавистный Герой? – недоумённо подумал Люпин, налил огневиски и выпил, морщась.

– Да, это определённо была ревность, значит… 

А ничего не значит. Он же ревновал меня как друг, думая, что у меня есть кто-то, кроме него, способный вызвать такую бурю эмоций. Интересно, кого… он представлял в коньячном бреду?

 

– Ох, пропойца горький мой, оборотень, не доведёт тебя до добра излишняя забывчивость, как и стремление к ненужным знаниям. Я же к тебе в мозги не лез и не полезу ни за что, я верен честному слову и принесённой клятве. Но я сделаю всё, чтобы ты никогда ничего не узнал, при случае, о, совершенно случайно, и позабудешь ты обо мне, как миленький. И путь к моему дому не сможешь найти.

Уж лучше в одиночестве бессмысленно жить и ждать милосердной смерти, а после встретиться с тобой, возлюбленный мой Тобиас, – думал разозлившийся профессор.

Ещё бы израненному и страдающему от боли после Костероста Северусу не гневаться! Ведь этот друг посмел орать во весь голос его имя, занимаясь самоудовлетворением, видя в коньячном бреду непристойные, откровенные сцены с его, Снейпа, самым непосредственным участием! И это прямо в доме излишне гостеприимного хозяина, чуть не погибшего, между прочим.