I.
«Толпа – это нечто крайне загадочное, особенно толпа в большом городе. Откуда она берётся, куда исчезает? Собирается она так же внезапно и быстро, как рассеивается, и уследить за ней трудно, как за волнами морскими. Да и не только этим, она подобна морю: она так же коварна и непостоянна, как оно, так же страшна, когда разбушуется, и так же бессмысленно жестока.» (Чарльз Диккенс. Барнеби Радж)
Ещё во времена Диккенса толпы, массы, скопища, действительно исчезали неизвестно куда, в зловонные предместья и трущобы, о которых люди приличные не имели особого представления. Но уже во времена Диккенса прогресс промышленного производства востребовал толпу. Дело своё сделали и протестантские публиканы, по сути, провозгласившие деньги единственным мерилом человеческой весомости. Д ‘Артаньян ещё чувствовал «глубокое презрение военного дворянства к буржуазии», но его современник Кромвель уже установил власть толпы, власть, которой Стюарты не смогли ничего противопоставить. Сословная диффузия привела, в конце концов, к оппозиции «элита – масса», о которой в начале этого столетия так хорошо писали Гюстав ле Бон (одинокая толпа) и Ортега-и-Гассет (Восстание масс).
Эта диффузия и всеобщее равенство перед деньгами привели к успешному восстанию масс. Сейчас, при господстве этих самых масс, об элите в смысле Ортеги-и-Гассета, т.е. о «духовной аристократии» говорить можно весьма условно. Её место заняли избранные группы финансистов, политиков, военных, кумиры спорта и масс-медиа. Если Диккенс не знал, откуда берётся толпа и куда исчезает, теперь сие понятно: толпа организованно расселена по прямоугольным клеткам прямоугольных строений, образующих прямоугольные улицы. Это, по выражению Юлиуса Эволы, «организованный хаос».
***
Но разве каждый человек не являет зрелище стихийных смещений, сдвигов, срывов, порывов, надрывов? И разве всё это не вибрирует спиралями и кругами? И когда мы говорим про кого-нибудь: красивый, уродливый, банальный, оригинальный, не имеется ли в виду натуральная геометрия человеческой композиции, геометрия, напоминающая причудливые рисунки на камнях или коралловые соцветия, и не ассоциируется ли чья-либо душа с бабочкой в сачке или мухой в янтаре?
---
...нам не сдобровать, если мы не станем держаться правил рацио. Надо всегда уметь: отделять главное от второстепенного и вообще «это» от «того»; из двух «либо» выбрать одно, то есть почитать закон исключенного третьего; не убегать мыслью от причинно-следственной цепи; не путать динамику и статику и т.д. и т.п. Рацио – сугубо двоичная система мышления, основанная на априорных оппозициях: белое – чёрное, добро – зло, любовь – ненависть, прямое – кривое, ложь – правда, жизнь – смерть. Суть рацио – делимость и последующее соединение. Метод делимости, испытанный на «живой» и «мёртвой» природе, обратился на человека, и даже предметы, созданные когда-то для удовольствия и забавы, превратились в инструменты деления. Зеркало и часы, к примеру. «Человек, оценивающий свой костюм перед зеркалом, к нормальной деятельности неспособен. Зеркало, поначалу созданное для наслаждения, превратилось в возбудителя страха, равно как и часы, фиксирующие неестественность наших действий.» (Robert Musil. Mann ohne Eigenschaften, 1970, s. 93)
...
Зеркало и часы только иллюстрации общего процесса деления и детерминации, который ускорился в течение прошлого столетия, деления поначалу эстетически-нравственного: человек цивилизованный и натуральный, романтик и реалист, энтузиаст и филистёр, прогрессист и ретроград. Затем, в результате сведения сословий к буржуазному знаменателю и развития производства, процесс деления интенсифицировался. Затем…затем… и далее по Роберту Музилю: «Сейчас не цельный человек противостоит миру, но человеческое нечто функционирует в питательной среде». Это и есть современный социум, где человек распадается на сколь угодно много составляющих: субъект наедине с собой; социальная персона перед зеркалом; персонаж собственного воображения; муж, отец, любовник; возбудитель или жертва экстремальных ситуаций и т.д. Сумма всех этих составляющих не даёт цельного человека, но смутное человеческое нечто, которое легко перепутать с другим аналогичным нечто. Не давая труда хотя бы поверхностно в себе разобраться, человек хочет стать красивей, богаче, удачливей, вдохновляясь бесчисленными героями масс-медиа. Христианские образцы не особо привлекают его – хлопотно и не престижно трудиться на благо ближних, получая взамен сомнительные обещания небесных компенсаций. Существенность личности пропорциональна материальному успеху. Этот самый успех и его слагаемые – деньги, удовлетворённое честолюбие, любовные удачи и т.п. образуют содержание социальной персоны, которая заменила индивидуальность. Последняя проявляется и поощряется в своих безобидных и второстепенных чертах: манерах, вкусах, привычках.
..."
"Ради триумфа ложного идеала роз "
ГОЛОВИН Е.В.
http://golovin.evrazia.org/?area=works&article=74
