Так уж принято тут на Руси,
Так влюбиться, чтоб сердцем - об камень.
Чтоб скандал - хоть святых выноси,
Чтоб от боли - до крови зубами.
Чтоб всю жизнь - к этим белым ногам,
И весь мир - за улыбку спросонок.
И чтоб - глупый поток телеграмм
Листопадом пылающих клёнов.
И - до тла. А когда у неё
Грудь запахнет чужими телами -
Всё пропить. И орать с вороньём
Между полупустыми дворами,
И твердить, что сие - за грехи,
Собирая дорожную сумку.
И писать в исступленьи стихи,
На портрет Шевчука ставя рюмку.
И ещё - пустоту обнимать,
Называя любую - чужою.

Ай.. да что ты там можешь понять
Со своей полупольской душою?
Лишь глаза - от принцессы Гюльназ,
Лишь изгиб - до пульсации нерва...

Но других нет желаннее глаз.
Позови. Ты ж - моя! Моя стерва.

стихи, написанные - октябрь, 2012 г. - Львов-Пермь-Москва





Господи мой, прохладный, простой, улыбчивый и сплошной,
тяжело голове, полной шума, дребезга, всякой мерзости несмешной,
протяни мне сложенные ладони да напои меня тишиной.

Я несу свою вахту, я отвоёвываю у хаоса крошечный вершок за вершком
говорю всем: смотрите, вы всемогущие (они тихо друг другу:
"здорово, но с душком").
У меня шесть рейсов в неделю, Господи, но к тебе я пришел пешком.

Рассказать ли, как я устал быть должным и как я меньше того, что наобещал, как я хохотал над мещанами, как стал лабухом у мещан,
как я экономлю движения, уступая жилье сомнениям и вещам.

Ты был где-то поблизости, когда мы пели целой кухней, вся синь и пьянь,
Дилана и Высоцкого, все лады набекрень, что ни день, то всклянь,
Ты гораздо дальше теперь, когда мы говорим о дхарме и бхакти-йоге, про инь и янь, потому что во сне одни психопаты грызут других, и ты просыпаешься от грызни.

Наблюдать, как тут месят, считают месяцы до начала большой резни,
что я делаю здесь со своею сверхточной оптикой, отпусти меня, упраздни.
Я любил-то всего, может, трёх человек на свете, каждая скула как кетмень
и до них теперь не добраться ни поездом, ни паромом, ни сунув руку им за ремень: безразличный металл, оргстекло, крепления, напыление и кремень.

Господи мой, Господи, неизбывные допамин и серотонин
доживу, доумру ли когда до своих единственных именин,
побреду ли когда через всю твою музыку, не закатывая штанин
через всю твою реку света, все твои звёздные лагеря,
где мои неживые братья меня приветствуют, ни полслова не говоря,
где узрю, наконец, воочию - ничего не бывает зря.

Где ты будешь стоять спиной (головокружение и джетлаг).
По тому, как рябью идет на тебе футболка, так, словно под ветром флаг,
я немедленно догадаюсь, что ты ревешь, закусив кулак.

горы ждут так тихо. море ждет так долго.
один стул и одна розетка.
на столе белый лист, монетка.
тишина звучит звонко.
метким
каждый выстрел был.
в самое сердце.

я иду.
мне осталось
совсем раздеться.
и кожу
в море.
чтобы
катет стал равен
гипотенузе.
проснулась.

молоко. снег. белая простыня.
почему-то не белая я
лечу сквозь сжатые белые облака
сквозь века.
была в каждом из них.
с сумкой наперевес.
одета в шелка.
а сейчас -
без.
клетка
с кормом
и рычагом.

я заставляю себя повторять
ом
шанти ом
будет много солнечных дней.
улыбок детей.
хороших людей.
и большой белый слон
помашет хвостом
и скажет тоже
ом