из повесток вечной чудесной рубрики "миллион вещей, которыми я не занимаюсь", судя по свежему музыкальному списку из альбома "для путешествий" (особенного наивно заполняемого в сентябре), где-то внутри себя я планирую поджаристый трип по высохшим дорогам аризоны.

изо всех сил не хочется, чтобы заканчивался этот август.

мама возвращается из вильнюса с загорелыми плечами и вечерними чаепитными историями о том, как в дороге её плацкартный сосед - страшного вида огромный, хотя и вежливый, мужчина, который "ничего не ел и всё время косил лиловым глазом" - кладёт свои вещи рядом с маминой подушкой, мама засыпает на его пакете, а на таможне при чёсе обнаруживается, что в пакете спрятаны два острых кривых ножа и большая бутыль с анашой.

у тех, кем мы аккуратно и тайком восхищаемся, родинки на руке образуют большую медведицу, мы пьем как в последние дни перед армагеддоном, находим в планетарии маленький метеоритный камешек ХОНДРИТ в пугающем стеклянном стенде, долго смеёмся и называем его своим излюбленным депрессивным талисманом, в миллионный раз упиваемся старыми шутками и свергаем, кажется, все препятствия. среди уже никуда не помещающихся книг, сложенных стопкой в углу, я теряю из виду красенький двухтомник о высоцком с заложенными в него скопленными на новый фотоаппарат, утро напролёт кричу во всю комнату смакующей первую сигарету маме "Где Володя?!", а потом мы едим крыжовник из ведра. осени очень страшно и, кажется, спастись можно только начав вязать огромный рыжий шарф, допив балийский кофе, чуть успокоив внутренний драйв и не переставая сильно скучать по.

***

жаль неподвластных мне маленьких каррикатурных картиночек вроде "я болею и еда приходит ко мне сама", "я похищаю м. на другую планету" или "я пририсовываю к часам новые цифры"

 

ни провинция, ни столица. один на другом Акела,
мал меньше мала.
встречают заутренне каждый гудящий поезд по старой памяти,
машут, хрустят подножным брезентом, шершавой рапицей,
да всё промахиваются -
одна другому язвитель в наивном платьице.
какой-то плацкартный её подхватит, конечно, сжалится,
она будет потом месяцами в голубенькой форме плавиться,
всё сердце - щенячье счастье, лоснящаяся, натянутая струна.
через месяц она возвращается.
слушает звонкий джаз, заедает стресс.
Он советует ей молодых отчаянных поэтесс:
в середине ночи, когда накатит, потом наутро.
это держит честь.
чтоб, не дай того, Боже, какая грусть, бытовой эксцесс,
оставляет на полке книг: там тебе "процесс"..
а она говорит: "прочитаю, когда вернусь".

как в старом альбоме fleur - всё выходит из-под контроля.

в конце ни одна игра не достойна свеч. и что у тебя за плечом? какие мечи, плавящие сургуч? какие сны ты облекаешь в речь, какой набираешь ритм? месяца будто и не бывало, если о нём не осталось рифм.

где-нибудь в несуществующем будущем мае или ноябре единственным выходом станет взять себе новые имена и разыграть такое плавание, где роса возле утренней воды - наша личная принадлежность, где лучшим пожеланием до сих пор остаётся то карандашное [только не потеряйся], где даже за краткий срок никто не забудет манеру речи и не потеряет рембрандтскую честность, с которой обычно говорят о снах, где молчание отпечатывает сургуч на губах почтовыми марками. я как и раньше буду оставлять тебе наброски без тени стыда, потому что это будет сделано с такой любовью, что ты просто не сможешь ничего сказать и даже смутишься. здесь, кажется, невозможно свить ни капли, когда не к кому воспалённо обращаться. ни к старой мастерской, ни к ничему личному, ни к каким бы то ни было заветам. на выбор для всех полгода сезона дождей в крыму наперевес снежной гиперборейской романтике. счастье всё ещё пахнет густым яичным ликёром, если вам это о чём-нибудь говорит. [звёзды как крысы бегут с моего корабля (с)].

*
мон шер, это не повод и не жест. вроде процесса обмана веществ. простожизнь для длядлядля незнаючего.

слово пионера: перед стуком колёс я сплюну трижды  через левое плечо недовязанной бахромой тепла, Стороной От, целым новым заветом - харе кришна тебе, харе рама, прикрою улыбку ладонью как зимний зевок - вот видишь - я умею стачивать грифели и не сводить линию бровей. я сплюну и, слово пионера, я смолчу.

 давайте все пойдём фотографироваться в фотографирующих будочках в метро, как в [ассе] 

здесь за всех вчерашних встаю и говорю, за позавчерашних - пою, снимаю с передней стены молочной присохшей пенкой фотографическую плёнку. кутузовский ли пешеходный проспект на морозе, фетровые ли [митци дюпри], снег здесь впечатывается в междурукавье как тавро ночными возвращениями под [late night alumni], ноющими от покорных каблуков ступнями, первобытным страхом перед книжными вот зимними поэтами - [здраствуйте, дмитрий, так дымно здесь, и свет, и свет такой невыносимый]. я здесь за всех вчерашних встаю и говорю, охлопываю пустые свои карманы. научите меня, пожалуста, сделать коробку с прахом моих мужей. извините меня, пожалуста, извините. от брошенных женщин пахнет умершими цветами. мы все здесь очень устали. читайте маркеса, слушайте [moremoney] и, пожалуста, извините.

самое расталантливое и распрекрасное стихотворение-пирожок, скажу я вам

егору зоя не губами,
не горлом и не языком,
а прямо сердцем отсосала:
такая сильная любовь!
 

под двадцатое в ноябре я всегда остаюсь ни с чем.
непременно вдали от дома и в ночь. затем
выпадает иссиний снег ударом под дых глухим,
чтоб к утру уже вроде совсем примириться с ним,
говорить, мол, что так уж теперь наречён:
на двадцатый ноябрь небрежно вести плечом.
 

а дцатого с хвостом ноября - только отпираться всеми болезными красными [испанскими сапожками], выпускать всех красных петухов, смотреть на вытянутой руке этим новым взглядом рваного одесситского мальчика [подайте, дяденька, пятак, а то я вам в морду плюну, а у меня сифилис].

[ничего не помню, не понимаю, о чём вы спрашиваете.(с)]

*
говорю себе: мне не больно, не больно, не больно - почти что верю.
замираю под алкоголем, живу неделю,
набираю газиков в лёгкие - вот бы на пару недель хватило:
плыть бы тогда без топлива, без тротила,
плыть бы как мама меня когда-то давно учила - 
ногами от бортика, и в ледяную стыть - плыть и плыть. 

говорю себе: мне не надо, не надо, хватит,
одеваю себя, дарю себя новым платьям,
наибираю побольше слов в подрёберный выпад 
и на этом мечтаю выплыть, 
но тут-то вы под рукой моей горячей опять возникли
как у александры рипли.

я подумаю об этом завтра.
я подумаю об этом завтра.
я не буду думать об этом вовсе.
а пока мне не больно, не больно, не больно.

каждому из ангелов молчания хочется подойти и дать по роже. 

давай, светлая: тебе только и остаётся, что обожжённой чужой рукой кожей коптить простыни. и если бисер какой метать, добро - то мелкой россыпью, галькой илистой под ступнёй. привет, родной, я первоклассный клоун. я послужу тебе отличным фоном. по первому дождю всегда имею весьма жалкий вид и простуду. подходим, интересуемся. 

отвесьте мне вон ту осень и катитесь к чёрту.

вот же, думаю, кавай. кажется, Бог немножко получил все мои письма. и, кажется, немножко решил ответить. 

[правда в том, что действует безотказно добродушное "не судьба ведь". прав ты в том, что давно всё сказано, но всегда находится, что добавить. в том, что не был в серьёзных битвах, что никто не будет тебя любить так, как хочешь - так режут бритвой, каждый сам по своим орбитам.
потому и привыкнешь прощаться в спешке, никому не позволишь себя утешить, до тех пор, как боязнь субботы перейдет в синдром выходного дня. знай: порой, чтоб спасти кого-то, нужно просто его обнять.
так, прижав к себе напоследок, исчезают самые дорогие. правда в том, что ты в их числе. что давно не угнаться следом - память тянет назад как гиря, заставляя замедлить бег.
почему я пишу и пишу тебе, если снова прочтут другие?]
 

раскалённый июль, обезболь меня в прорубь.

мне снится мама, у которой вдруг страшная болезнь - исчезло собственное сердце, и она сама становится чьим-то сердцем, подходит, говорит, я видела, мол, от моего только слабая венка осталась, а сама начинает стучать. ей страшно, а я, кажется, никогда не видела свою маму испуганной. второй снится троица насущных вот людей, после которых понимаешь, отчего так больно попасть в людской треугольник: это как трёхгранное лезвие, рана от которого не затягивается как затягиваются порезы. чтобы ничего такого не снилось, я читаю. например, воннегута. и например привыкаю, пожимая плечами: [такие дела].

девятнадцатилетний дебют храбреца (точнее, его канун). ненамётанным взглядом - жива и пока не идёшь ко дну. навари себе кофе с корицей, к столу садись. выдохни, угомонись. уже подведи какую-нибудь черту, а не как обычно - молчком, прижимая ладонь ко рту.
 

[забрали из чистки когда-то белое, но уже довольно давно собачье покрывало. на квитанции приписано:
"сделали, что смогли". как последние слова, ей же богу. (с)]

вот было бы здорово носить имя патриция. 

хотя бы ради того, чтобы сокращённо меня называли пат. 

сегодня я нарисовала рисунок. он очень некрасивый, поэтому я его никому никогда не покажу.  он называется "всё, что я могу вам предложить". там нарисована моя рука с растопыренными пальцами. она выглядит меньше, чем на самом деле, потому что это только рисунок. на каждый палец надеты вязаные человечки с шарфами и шапками - мне их недавно подарили на праздник, потому что я так просила. сверху над рукой висит планета. у неё в левый бок воткнута деревянная табличка со стрелкой. стрелка имеет такой вид: <----->. она означает  "туда или обратно". ещё там есть облака и есть чашка. из неё выливается кофе и делает море. по морю плывёт корабль. я нарисовала корабль, потому что я очень люблю разные корабли с парусами. в самой середине планеты стоит эйфелева башня (такая есть в париже), а слева от неё стоит пизанская башня (такая есть в италии). к правой стороне эйфелевой башни привязан один конец верёвки, а к левой стороне пизанской башни - другой конец. посередине на верёвке сушится бумага. на ней написаны рассказы про разные страны, только они почти стёрлись. ещё на планете сидит маленький принц. он смотрит на закат. в самом низу на планете приделано радио. оно выкрикивает "а не лучше ли ездить на бьюике?". внизу я написала "это всё, что я могу вам предложить".

 

[за рубашкой в комод полезешь, и день потерян] 

один мальчик сказал, что я плююсь цинизмом. а сам:

способен смеяться корявой улыбкой над шутками 'баша'. смотрел 'чип и дейла'. не стрижен, не брит.

полнейшая крышка от фото-'зенита' (мне нахуй не нужен, пускай у тебя полежит).

зато колорит! 

-

я стала писать сказки с тех пор, как мои псевдо-друзья нашли забавным говорить об инструкциях к презервативам.

если вас тошнит, не стесняйтесь! говорите всё как есть, прямо на пол.

 

 я вот тут подумала. космонавт - это ведь профессия. значит, и зарплату дают?

-

ага, смотрите-ка. 

 по словам космонавта-ветерана павла виноградова, средняя зарплата космонавта в 2006 году ничем не отличалась от зарплаты обычного инженера и составляла 20-30 тыс. руб. значительную сумму космонавты получают только за выполнение самого космического полёта — $50-80 тыс. за полугодовой полёт в зависимости от его сложности.

а ещё вот забавно, что:

проведя десять лет в отряде, космонавт получает право выхода на пенсию, даже если он не совершил ни одного космического полёта.

-

хотя чего я говорю. это ни с какой стороны не забавно. прижмёт и капец.

у них труд молотобойцев.

 

кстати, почерк. вот.

ужасно не люблю, когда в коробочке из-под таблеток свёрнутая бумажка с описанием не вынимается и мешает засунуть таблетки назад.

а когда всю ночь пьёшь кофе и ешь бутерброды, то к утру как кофе, так и бутерброды теряют свою индивидуальность, кофе приобретает вкус ветчины и хлеба, а в бутербродах ощутим вкус сахара и сливок.

всю свою непродолжительную переживательскую практику я уходила курить на эту уличную станцию метро. да ну она.. она же видела всё, понимаешь? абсолютно всё, с того самого момента несколько лет назад. всегда когда что-то ворошилось, шевелилось, делалось, потом раздавался характерный щелчок "бац" - и всё в миг становилось по-другому, мы выростали в глазах друг друга, в чужих глазах, выростали характером. всегда я уходила курить на эту станцию. ты сказала мне, что над моей головой таблички. вон они, даже показала пальцем. там и написано к тому же, для тех, кто не понял рисунка. тебе говорят, нельзя. они висели там всегда.

как же так?

инженеры моего тела прописали мне морское пространство, даже уже совсем скоро. а мне было так жалко денег. да ладно тебе, разве можно жалеть денег на то, чтобы дышать южным солнцем, чтобы очень рано утром плавать в пустом море, а вокруг никого, поддевать босыми ногами вымокший песок?

да нет, не в шоколадке тут дело. буду коричневеть к осени. ведь как обычно-то?.. они не спросят, по-разному ли шумят морем ракушки (по-разному, между прочим), и почему солнце на закатах не бывает красным. они скажут "о! вот ты коричневая!".

вот и буду коричневеть.

хотела остричь волосы позавчера. нет, жалко стало и с большой претензией на трагичность.

 

 

неподушка под головой

и не шёпот на ушко, как раньше порой

 

хочется уйти каким-нибудь подземным ходом.

утро началось с пачки сигарет. почему человек, тысячу раз выходящий из метро в одну и ту же сторону много дней подряд, на тысячу первый раз случайно сворачивает в другую? наверное, чтобы обнаружить с другой стороны красивое утро. кажется, я курила возле терновых кустов. разве в москве может расти терновник? чуть поодаль оказался пушкин на косом щитке, торчащем из земли. как забавно. и это просто с другой стороны.

начистоту,  безумный день. мне вдруг пришло в голову подумать о том, как можно нарисовать ошибку. не ошибку в задаче там, а глупую человеческую ошибку, оплошность, что вместо скребущихся кошек. кажется, это должен быть такой волнистый замкнутый контур, бесформенный. а сбоку внутри - неровная чёрная клякса, или штрихи. они должны быть раздражающими. например, как то, что я не умею держать язык за зубами.

когда я нервничаю, рука перестаёт быть твёрдой. я начинаю забывать ставить трёму над буквой *ё* , начинаю писать с обратным наклоном. вчера было глупо. вчера у меня дрожали руки от глупой оплошности. мне было так страшно тебя потерять. теперь, кажется, в норме. а может и нет, мне ведь не узнать этого. я не умею читать мысли.

идея *табло 0:0* воплощена в жизнь.

 

мне нравится эта фраза: "никто не поймёт".
шесть миллиардов людей. шесть миллиардов. и тут  ты. ты, бля, особенный. тебя никто не поймёт. никто не сможет. куда им до тебя.  конечно.
 

  

если бы я была иностранкой, я бы хотела, чтобы меня звали азия.

все саксофонисты очень красивые.
хочу замуж за саксофониста.