вдруг обнаруживаешь себя снова по уши втянутым в чью-то жизнь, обнаруживаешь себя сгустком энергии в невозможности застыть на месте: в невозможности стоять на эскалаторах в метро - только бежать вверх или вниз и как можно быстрее, в невозможности вышагивать по тротуару прямо - только вертеться вокруг своей оси как юла. ты обнаруживаешь себя бегущим во всю мочь, подпрыгивающим, кричащим что-то в голос на ночных пешеходных переходах почти пустых улиц, обнаруживаешь себя искренне смеющимся, читающим книги кш.занусси в наземном транспорте, пьющим кефир в общественных парках с дурацкой улыбкой на лице, смотрящим /топГеар/ по ночам в комнате с выключенным светом, покупающим кофе на сотой заправочной станции вечером, обнаруживаешь себя пишущим научные статьи под рахманинова и баха, обнаруживаешь себя читающим новый завет, пекущим пироги с яблоками.

во всё остальное время обнаруживаешь бездонную слоновью скуку. пока супертанго не начинается снова.

 gambas a la planeha.

vamos a la playa.

красное солнце, креветки на блюде. идём на пляж.

[1] шестого дня я сижу, прислонившись к пыльной охристой стене с зияющим без обрамления отверстием-окном и размашисто нацарапанным терракотовым баллончиком "pafos troubles" - значащим, вероятно, около восьмидесяти тысяч покинувших мифическое выжженное лето в поисках работы - пока мелькающая фигура в красно-белом клетчатом переднике (классические оливкового цвета морщинистые руки и прищуренные глаза) приносит мне на послеобеденное бонус-угощение сладкую дыню с пресным Халуми под крепкое монастырское вино. я жмурюсь и надвигаю на глаза соломенную шляпу, закрепленную полосой тонкого белого кружева.

     

     

          

мама возвращается из кикоса и начинает собираться в пекин с тем перламутровым умиротворенным настроем, когда кажется, будто дома её поджидает толпа усталых благородных лётчиков с седыми висками - когда степень умиления всему вокруг зашкаливает, я начинаю всерьёз бояться растворяющегося ожесточения и полного октябрьского отсутствия умения держать спор: все вечерние перепалки, начинающиеся робкими касаниями фильмов фон трийера и заканчивающиеся смелыми спорами о боге, вызывают во мне медленно спадающее желание осыпать всех счастьем, добром и поскорее уйти читать с домашних полок в ожидании кого-нибудь, кто согласится вынести вместе со мной книжный магазин: всё равно, толстого ли, хемингуэя или твёрдый перплёт [тридцать три способа стать счастливым].

здесь за всех вчерашних встаю и говорю, за позавчерашних - пою, снимаю с передней стены молочной присохшей пенкой фотографическую плёнку. кутузовский ли пешеходный проспект на морозе, фетровые ли [митци дюпри], снег здесь впечатывается в междурукавье как тавро ночными возвращениями под [late night alumni], ноющими от покорных каблуков ступнями, первобытным страхом перед книжными вот зимними поэтами - [здраствуйте, дмитрий, так дымно здесь, и свет, и свет такой невыносимый]. я здесь за всех вчерашних встаю и говорю, охлопываю пустые свои карманы. научите меня, пожалуста, сделать коробку с прахом моих мужей. извините меня, пожалуста, извините. от брошенных женщин пахнет умершими цветами. мы все здесь очень устали. читайте маркеса, слушайте [moremoney] и, пожалуста, извините.

вот же, думаю, кавай. кажется, Бог немножко получил все мои письма. и, кажется, немножко решил ответить. 

[правда в том, что действует безотказно добродушное "не судьба ведь". прав ты в том, что давно всё сказано, но всегда находится, что добавить. в том, что не был в серьёзных битвах, что никто не будет тебя любить так, как хочешь - так режут бритвой, каждый сам по своим орбитам.
потому и привыкнешь прощаться в спешке, никому не позволишь себя утешить, до тех пор, как боязнь субботы перейдет в синдром выходного дня. знай: порой, чтоб спасти кого-то, нужно просто его обнять.
так, прижав к себе напоследок, исчезают самые дорогие. правда в том, что ты в их числе. что давно не угнаться следом - память тянет назад как гиря, заставляя замедлить бег.
почему я пишу и пишу тебе, если снова прочтут другие?]
 

раскалённый июль, обезболь меня в прорубь.

заведи себе тетрадку и записывай подробно,

кто кого на перемене сколько раз куда послал,

с кем учитель физкультуры пил кефир в спортивном зале

и что папа ночью маме тихо на ухо шептал.

365 от 2009 завершаются в двуспальной пародии на кровать по правую сторону от разбитой радикулитом мамы с компрессом из водки на спине. положительного: если прийти с запахом водки, никто не возмутится.

мама говорит, что однажды я вернусь домой и застану её съеденной нашими собаками.