Елизавета Зарубина

Elizabeth Zarubina

День рождения: 31.12.1900 года
Место рождения: Ржавенцы, Хотинского уезда Бессарабской губернии, Россия
Дата смерти: 14.05.1987 года
Место смерти: Москва, Россия
Гражданство: Россия

Оригинальное имя: Елизавета Розенцвейг
Original name: Elizabeth Rozensweig

В советской разведке в довоенные годы и в период Второй мировой войны было много евреев. И немало евреек. Расскажем об одной из них, Елизавете Юльевне Зарубиной. Ее часто называли советской Мата Хари. Однако масштабы и значение их деятельности несопоставимы. Танцовщица Мата Хари была по сути рядовой обычной шпионкой. Ее трагическая судьба сыграла большую роль в том, что она стала широко известной. Сделала она как разведчица не так уж много. Елизавета Зарубина по сути руководила целой агентурной сетью, которую создала вместе со своим мужем Василием Зарубиным. Вот что пишет хорошо знавший ее, генерал Павел Судоплатов: "Обаятельная и общительная, она легко устанавливала дружеские связи в самых широких кругах. Элегантная женщина с чертами классической красоты, натура утонченная, она как магнит притягивала к себе людей. Лиза была одним из самых квалифицированных вербовщиков агентуры". (См. Павел Судоплатов "Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы", М., "Олма-Пресс", 1999).

   В 1966 году в Москве издательство "Советский писатель" выпустило книгу Варткеса Тевекеляна "Рекламное бюро господина Кочека", в ней описаны реальные события, происходившие в Германии и Франции в 1930-х годах в которые были вовлечены Василий Зарубин и его жена Елизавета Зарубина. Люди мужественные и стойкие они были разведчиками. В книге нет погони, стрельбы, похищений, убийств. Живо и интересно автор рассказывает о будничной работе разведчиков и ярко показывает, какая это тяжелая и героическая работа. Книга моментально завоевала огромный успех у читателей.

   Игорь Дамаскин - автор многих работ о советских спецслужбах. В его книге "Сто великих разведчиков" есть очерк о генерале Василии Зарубине. Однако в нем больше речь идет о его жене Елизавете Юльевне. Эта супружеская пара действительно была тандемом великих разведчиков. И важно подчеркнуть - они работали без провалов. И это тоже говорит о мастерстве. Мастерстве разведчиков.

   * * *

   Елизавета Юльевна Зарубина (Горская) урожденная Лиза Иоэльевна Розенцвейг родилась 31 декабря 1900 года в селе Ржавенцы Хотинского уезда Бессарабской губернии. Ее отец был арендатором и управляющим лесхоза в имении польского помещика Гаевского. Вскоре семья переехала в уездный городок Хотин, где она поступила в гимназию, и где родился ее младший брат Мордхэ - впоследствии крупный советский лингвист Виктор Юльевич Розенцвейг. После присоединения Бессарабии к Румынии семья перебралась в Черновцы, где Лиза закончила гимназию. В 1920 году она поступила на историко-филологический факультет Черновицкого университета. Затем продолжила учебу в Парижском и Венском университетах (1921-1924 гг.). С 1919 года принимала участие в коммунистическом движении. Вступила в подпольную комсомольскую организацию Бессарабии, а в 1923 году в Компартию Австрии (партпсевдоним - Анна Дейч). Помимо русского языка и идиша хорошо владела немецким, французским, английским и румынским языками.

   В 1924-1925 гг. Елизавета работала переводчицей в полпредстве и торгпредстве СССР в Вене. Получила советское гражданство. В этот период Лиза Розенцвейг вышла замуж за румынского коммуниста Василия Спиру и некоторое время носила его настоящую фамилию - Гутшнекер. Тогда же была привлечена к работе в иностранном отделе ИНО ОГПУ и с марта 1925 г. по май 1927 состояла в негласном штате Венской резидентуры ОГПУ в качестве переводчицы и связистки ("Эрна"). Уже в тот период провела ряд ценных вербовок, привлекла к сотрудничеству важные источники информации. Для выполнения специальных заданий Центра выезжала в Турцию. Здесь она познакомилась с Яковом Блюмкиным и какое-то время они были в близких отношениях, считалась его гражданской женой. Но затем у них произошла ссора, и Лиза резко порвала с ним. Их роман был очень коротким. Блюмкин, в прошлом левый эсер, был участником убийства в 1918 году немецкого посла Мирбаха. Потом стал коммунистом, с 1923 года работал во внешней разведке ОГПУ. В 1928-1929 гг. - резидент на Ближнем Востоке. В Турции встречался с Троцким и привез его письма активным участникам оппозиции. Был арестован и расстрелян как изменник. Существует версия, что Елизавета "вытянула" его в Москву и выдала, но она не соответствует действительности.

   С февраля 1929 года проходила подготовку в Москве. Получила документы на имя Елизаветы Юльевны Горской, зачислена в штат ИНО на должность помощника уполномоченного Закордонной части. Была переведена в ВКП(б) из Компартии Австрии.

   * * *

   В 1929 году Лиза вышла замуж за сотрудника ИНО Василия Зарубина. Пройдя ускоренный курс спецподготовки, в январе 1930 года получила назначение на должность оперуполномоченного 7-го отделения ИНО. (Псевдоним "Вардо"). Под видом супружеской пары чехословацких коммерсантов с документами на имя Кочек Зарубины были направлены для легализации в Данию, а оттуда в Париж. Во Франции, "Вардо" привлекла к сотрудничеству стенографистку германского посольства, (псевд. "Ханум"). Зарубины познакомились с немецким журналистом, любовницей которого была эта стенографистка. Он как-то рассказал, что случайно прочитал на копирке очень важное сообщение посольства в МИД Германии об экономике Франции.

   "Ханум" брала работу на дом так как в рабочее время не успевала все сделать. Она жила трудно, так как должна была содержать мать, проживавшую в Германии. "Вардо" познакомилась с "Ханум" и стала получать от нее информацию, постепенно приучая к мысли, что та работает на Москву. Вскоре "Вардо" заявила, что устная информация ее не устраивает, а нужна документальная за которую платить будут больше.

   Чтобы успокоить "Ханум" объяснила, что то, что она принесет, никогда не попадет в частные руки, и в обезличенном виде будет направляться в Москву. Так как "Ханум" стенографировала и печатала почти все документы, отправленные из немецкого посольства в Берлин, советская разведка оказалась в курсе всей этой переписки. (См. И.Дамаскин. "Сто великих разведчиков". М., "Вече", 2001). Ценным источником информации стал живший в Париже венгерский журналист "Росс". Он работал техническим секретарем депутата французского парламента. Им заинтересовалась "Вардо" и как бы "случайно" оказалась в доме, где он бывал. После нескольких встреч "Росс" огласился (конечно, не бесплатно) давать информацию о ситуации в парламенте, о положении в Германии и Венгрии. Многие сообщения, которые он передавал, Центр оценивал как очень важные.

   Одновременно Василий и Елизавета Зарубины работали с другими агентами. В частности, с бывшим царским генералом Павлом Павловичем Дьяконовым. Он тесно связан был с русской военной эмиграцией, с РОВС - Российским общевоинским союзом. Советское руководство тогда переоценивало возможности этого союза и очень опасалось деятельности РОВС и его акций против СССР. В этой связи информация Дьяконова высоко ценилась в Москве.

   Будучи кавалером ордена Почетного легиона генерал имел доступ в высшие военные круги Франции. Он довел до сведения 2-го бюро (разведка) Генштаба французской армии подготовленные советской разведкой данные о "пятой колонне" - профашистски настроенных генералах и офицерах, о их связях с Третьим рейхом. Акция прошла успешно и способствовала охлаждению отношений между Францией и Германией.

   После четырех лет пребывания в Париже Зарубины вернулись в Москву, но вскоре отправились в новую командировку.

   С декабря 1933 года Зарубины находились на нелегальной работе в Германии. Василий прибыл туда в качестве резидента-нелегала. Руководимая Зарубиным нелегальная резидентура была сформирована в кратчайшие сроки. В нее вошли оперработники, приехавшие в Берлин вслед за резидентом и шесть источников информации из числа местных граждан и иностранцев, принятые разведчиками на связь.

   Незнание языка стало бы для Василия Зарубина непреодолимой проблемой, если бы не Лиза. Там "Вардо" оказывала помощь мужу и вместе с тем вела самостоятельное направление. Был восстановлен контакт с "Ханум", которая работала теперь в Берлине, в аппарате МИД.

   От легальной резидентуры, разведчица получила для связи скромного посыльного МИДа, но он быстро рос по службе, и вскоре стал важным чиновником внешнеполитического ведомства Германии. "Винтерфельд", имел доступ к секретной, в том числе шифровальной переписке. Это дало возможность раскрыть немецкие шифры и коды. (См. А.Колпакиди, Д.Прохоров. "Внешняя разведка России". М., "Олма-Пресс", 2001).

   Елизавета Юльевна вместе с мужем вела большую работу с завербованным сотрудником полиции, а затем гестапо Вилли Леманом. О нем расскажем немного подробнее. Любимым фильмом советских людей был сериал "Семнадцать мгновений весны", любимым героем Штирлиц. А были ли советские разведчики в спецслужбах Германии - 4-м управлении (гестапо) и 6-м управлении (внешняя разведка) Главного управления имперской безопасности - РСХА?

   Не было. А вот завербованные агенты были. В гестапо советская разведка имела своего человека. Им был Вилли Леман.

   Он родился в семье учителя, 12 лет служил в Военно-морском флоте. В 1911 году поступил в берлинскую полицию, где работал в контрразведывательном отделе. Занимался наблюдением за иностранными посольствами. В 1929 году предложил свои услуги советской разведке и был привлечен к сотрудничеству на деловой основе, берлинская резидентура выплачивала агенту А-201, "Брайтенбах" около 600 рейхсмарок ежемесячно. С 1930 года в задачи Лемана по линии полиции входило наблюдение за советским посольством, а также противодействие советскому экономическому шпионажу. После прихода нацистов к власти по рекомендации Геринга был переведен на работу в гестапо. В мае 1934 г. Леман вступил в СС, 30 июня 1934 года как доверенное лицо Геринга принимал участие в операции "Ночь длинных ножей" по физическому устранению Э.Рема и верных ему штурмовиков. Вот такого важного агента получила "Вардо" и работала с ним до самого отъезда из Германии в 1937 году.

   Лемана назначили начальником специального подразделения осуществлявшего контроль за посольством СССР. Одновременно, именно на это подразделение была возложена борьба с коммунистическим шпионажем. По сути именно Леману была поручена работа по пресечению деятельности советской разведки в Германии.

   Когда было создано Главное управление имперской безопасности (РСХА) в состав его как 4-е управление вошло гестапо. Леман часто бывал не только у шефа гестапо Мюллера, но и у Гейдриха - начальника РСХА. На каждой встрече с "Вардо" он передавал информацию и, как правило, важную. В 1935 году он был назначен начальником отделения ведавшего контрразведкой на предприятиях военной промышленности. Это дало ему возможность присутствовать на испытаниях новых образцов вооружения. Благодаря Леману, советское руководство, в частности Сталин и Ворошилов, получили подробный доклад о создании немецкой фирмой "Хорьх" такой новинки как бронетранспортер, о новых типах дальнобойных орудий и минометов, истребителей и бомбардировщиков с цельнометаллическими фюзеляжами, о закладке 70 подводных лодок и др.

   Леман (Брайтенбах) регулярно передавал информацию о внутриполитическом положении в Германии, ее военных приготовлениях против соседних стран.

   Другим ценным источником нелегальной резидентуры, с которым Лиза Зарубина была на связи, являлся сотрудник германского МИД "Вальтер". Являясь членом СС, он, тем не менее, критически относился к нацизму, не одобрял политику Гитлера и симпатизировал СССР. Он регулярно передавал "Вардо" документальную информацию, включая письма и телеграммы германских послов в других странах, копии записок по различным политическим вопросам, которые готовились для руководителей Третьего рейха. В дальнейшем, он наряду с "Брайтенбахом" стал одним из тех источников, кто информировал берлинскую резидентуру о готовящемся нападении на СССР. Как уже упоминалось выше, Елизавета Юльевна по приезде в Берлин восстановила связь с "Ханум". От немки также поступали важные документальные материалы МИД Германии, что позволяло не только перепроверить сведения "Вальтера", но и получить важную дополнительную информацию.

   В агентурной сети нелегальной резидентуры в Берлине были лица тесно связанные с влиятельными кругами нацистской партии. Благодаря этим связям Центр получал ценные сведения о текущей деятельности и планах нацистского руководства, в том числе о тайных внешнеполитических замыслах нацистов. (См. В.Антонов, В.Карпов "Тайные информаторы Кремля". М., "Гея", 2001).

   В конце 1937 года, в связи с бегством в США резидента НКВД в Испании Орлова, хорошо знавшего нелегалов Зарубиных по их работе во Франции, они были отозваны в Москву и работали в центральном аппарате разведки. Осенью 1938 года новый руководитель НКВД Л.Берия начал кардинальную чистку внешней разведки. 1 марта 1939 года Елизавета Зарубина была уволена из органов НКВД. Однако, вскоре, в связи с началом Второй мировой войны, остро ощущалась потребность в кадрах опытных разведчиков. Елизавета Юльевна 19 апреля 1940 года была восстановлена на работе в должности оперуполномоченного 5-го отдела НКВД СССР, Зарубину снова направили в Германию. Перед ней была поставлена задача восстановить утраченную связь с некоторыми агентами, важными источниками информации, в частности с "Винтерфельдом". Она перехватила его 21 июня 1941 года на станции метро Кепениг. Он дал согласие снова сотрудничать. Очередная встреча была назначена на 22 июня. Однако она не состоялась - все входы и выходы из посольства были перекрыты гестапо.

   Во время этой же последней предвоенной поездки в Берлин. "Вардо" выполнила еще одно важное поручение Центра - восстановила контакт с Августой, женой германского дипломата. С ней связана одна из самых романтических историй советской разведки. Еще в 1931 году с ней познакомился, а потом завербовал советский разведчик Федор Парпаров. Но случилось так, что она в него влюбилась, причем по-настоящему, глубоко и преданно. От нее поступала важная документальная информация, исходящая от ее мужа-дипломата, одного из помощников министра Риббентропа. Она не скрывала, что ей все равно какой стране передавать информацию - она работала ради любимого человека. В 1938 году Федор был отозван в Москву и арестован по ложному обвинению, но вскоре его освободили и он продолжал работать в разведке.

   "Вардо" встретилась с Августой, передала письмо Федора и та продолжала работать. Ее информация по-прежнему была ценной и интересной. Сотрудничество с Августой продолжалось до того самого дня, когда "Вардо" пришлось покинуть Германию.

   Елизавета Юльевна выехала из Берлина 29 июня 1941 года вместе с советским посольством. Ночью 12 октября 1941 года, когда немцы подходили к Москве, Василия Зарубина срочно вызвали в Кремль. Его принял Сталин. Он сказал разведчику: "У нас с Америкой не было по существу конфликта интересов. Президент и народ поддерживают нашу борьбу с фашизмом. Но очень важно и необходимо знать об истинных намерениях американского правительства. Мы хотели бы их видеть нашими союзниками в борьбе с Гитлером. Ваша задача, товарищ Зарубин, не только знать о намерениях американцев, не только отслеживать события, но и воздействовать на них. Воздействовать через агентуру влияния, через другие возможности".

   Когда Зарубин уже встал, чтобы уходить - беседа была окончена, Сталин сказал: "Я слышал, что ваша жена хорошо помогает вам. Берегите ее".

   Через несколько дней Зарубины вылетели в США. Уезжали они в дни, когда враг все ближе и ближе подходил к столице, и казалось, вся Москва ударилась в бегство, повсеместно шла эвакуация.

   На этот раз у них было дипломатическое прикрытие - Василий получил должность секретаря посольства. Лиза в резидентуре отвечала за линию ПР - (политическая разведка). Это трудно себе представить, но у "Вардо" на связи находилось 22 агента, с которыми надо было встречаться, соблюдая строгую конспирацию, получать от них информацию. Анализировать ее, обрабатывать и отправлять. Приходилось мотаться между Вашингтоном, Нью-Йорком и Калифорнией, заводить новые знакомства и устанавливать новые связи.

   "Вардо" быстро завоевывала доверие и симпатии людей. Свободно могла выдать себя за американку, француженку, немку и даже за активистку сионистского движения. Через людей близких к семье "отца американской атомной бомбы" Роберта Оппенгеймера Лиза вышла на прямой контакт с ним.

   Василий Зарубин и его жена много работали с суперагентом Яковом Голосом, ("Звук"). Это был уникальный человек, о котором они сами говорили - он знает все и всех и может все. Он доставал бланки паспортов, свидетельства о натурализации, свидетельства о рождении - в общем, все, что требовалось резидентуре. Привлек к работе в разведке около 20 человек, в том числе "Брайена" - сотрудника одного из ключевых министерств, "Олфсена", дававшего информацию по вопросам вооружения, "Ронда", занимавшего ответственный пост в правительственных структурах.

   Через того же "Звука" и его людей, через агентуру и заведенные ранее связи, в том числе в еврейских кругах, удалось оказывать влияние на многих авторитетных деятелей в американском правительстве, в том числе в окружении президента в пользу Советского Союза.

   Зарубины работали много и крайне напряженно. Часто возникали ситуации, когда сутками приходилось не спать. В 1942-1943 гг. на первый план стали выходить вопросы, связанные с атомной проблемой. Зарубин и "Вардо" установили важные связи в научных кругах, о контактах с Оппенгеймером мы уже упоминали. Установили связь с некоторыми другими учеными-атомщиками -Сцилардом и Гамовым. Нужны были новые подходы, новые люди, знакомые с проблемой. Однако им не удалось поработать на новом направлении в полную силу с присущей обоим энергией. В 1944 году Зарубиных неожиданно вызвали в Москву. Они терялись в догадках. Выяснилось, их вызвали для проверки. Сотрудник резидентуры Миронов написал на имя Сталина донос, в котором обвинил Василия и Елизавету в сотрудничестве со спецслужбами США. Проверка продолжалась полгода. Обвинения были отклонены. Выяснилось, что доносчик шизофреник и его поместили в психбольницу. Судебно-медицинская экспертиза признала Миронова невменяемым.

   Зарубин получил новую ответственную должность - заместителя начальника внешней разведки. В 1945 году получил звание генерал-майора. Елизавета Юльевна тоже работала в центральном аппарате разведки - заместителем начальника, а с лета 1946 года начальником отделения 8-го отдела (информслужба по американскому направлению) Первого Главного управления МГБ СССР.

   В сентябре 1946 года уволена из МГБ "за невозможностью дальнейшего использования" с постановкой на общевоинский учет.

   После смерти Сталина по ходатайству генерала Судоплатова была восстановлена в органах и принята на работу в возглавляемый им 9-й (разведывательно-диверсионный) отдел МВД СССР. После ареста Судоплатова по делу Берии в августе 1953 года окончательно уволена. (См. В.Абрамов "Евреи в КГБ...". М., "Эксмо", 2005).

   Проживала в Москве. Василий Михайлович Зарубин скончался в 1972 году. Елизавета Юльевна пережила его на 15 лет. 4 мая 1987 года трагически погибла, попав под автобус.

   * * *

   До сих пор российская разведка не рассекретила подлинное служебное досье Елизаветы Зарубиной, столь масштабной была ее деятельность на поле тайных операций спецслужб. В музее Службы внешней разведки России - СВР ей посвящена отдельная экспозиция. Однако многие детали ее биографии остаются тайной.

   Еженедельник "Секрет"

По материалам лекций, которые я читал своим студентам - http://yadi.sk/d/MhnKOc-UC4JtF

Еврейские пираты

Бабушка пирата
Стихи Эдуарда Успенского

Лился сумрак голубой
В паруса фрегата...
Провожала на разбой
Бабушка пирата.

Два кастета уложила
И для золота мешок,
А потом, конечно, мыло,
Зубной порошок.

- Дорогой кормилец наш,
Сокол одноглазый,

Ты смотри, на абордаж
Попусту не лазай.

Без нужды не посещай
Злачные притоны,
Зря сирот не обижай -
Береги патроны.

Без закуски ром не пей:
Очень вредно это.
И всегда ходи с бубей,
Если хода нету.

Но на этом месте вдруг
Перебил старушку внук:
- Слушай, бабка, если все

Так тебе знакомо, -
Ты давай сама езжай,
А я останусь дома!

Еврейское пиратство (или пиратское еврейство?) известно еще с древних времен.

Долгое время евреи предпочитали двигаться посуху. Настолько предпочитали, что даже морю приходилось отступать перед упрямым народом. Тем не менее, первые упоминания о еврейском флоте мы находим опять же в наших святых книгах - царь Шломо, в результате удачных браков получивший в приданое выходы к Красному и Средиземному морю (порты Эцион-Гевер, близ нынешнего Эйлата, и Нофат-Дор, близ нынешнего Дора), решил обзавестись собственным флотом. Дружественный правитель финикийского города Тир, царь Хирам, отправил своих кораблестроителей в Эцион-Гевер, и вскорости первый еврейский корабль уже бороздил воды Красного моря. На судах Шломо служили финикийские моряки - лучшие на тот момент моряки мира, а торговля велась со странами Аравии и Африки (в частности, с загадочной страной Офир), что не нарушало финикийскую монополию в Средиземном море.
А затем, после смерти Шломо, настали Смутные времена, и евреям было не до мореходства. Правда, царь Йехошфат попытался восстановить флот и возобновить торговые экспедиции в Красном море, но уже без помощи финикийцев. Эта попытка окончилась неудачей, а потеря района Эцион-Гевера во времена царя Ахаза и вовсе положила конец еврейскому мореходству в Красноморье.
Следующий еврейский выход в море состоялся при Хашмонаях. Нет, вы не подумайте, что евреи до этого моря сторонились - в Танахе, в избытке приведена морская терминология, кроме того, можно вспомнить пророка Йону, плывшего по морю из Яффо в Таршиш (правда, это был нееврейский корабль). То есть плавать им приходилось, но на чужих судах, а вот еврейские плавсредства вновь появляются только после завоевания Шимоном Хашмонаем города Яффа. Яффский порт (по мнению историков - древнейший в мире) и становится главным портом Иудеи, а на еврейских монетах того времени появляются изображения трезубца и якоря.

Иосиф Флавий вспоминает, что Иоанн Гиркан обвиняет Аристобула в совершении «пиратских действий на море».
В рамках борьбы с пиратством, Помпей разрушает находившуюся в Яффе базу еврейских пиратов, а вместе с ней и все остальное. Правда, царь Гордус (Ирод) сооружает в Кейсарии великолепную гавань и значительную флотилию, так что по окончании Иудейской войны римлянам пришлось на одной из выпущенных памятных монет нанести надпись Victoria Navalis ("Морская победа").

Стоит упомянуть и еще один пиратский еврейский город – Тарс в малой Азии, столицу провинции Кмликия. Киликийские пираты были бичом восточной части Средиземного моря. Даже сам Юлий Цезарь однажды попал к ним в плен. Киликийские пираты должны были вывезти загнанную в угол, к юго-восточному побережью Италии армию Спартака, но что-то у них там не заладилось. Во время вооруженного конфликта Октавиана Августа с царицей Клеопатрой эти пираты выступили на стороне Августа, помогая как перевозкой живой силы, каперством, так и участием в морских сражениях, за что все  эти пираты были награждены римским гражданством. Видимо поэтому Тарсянин Шауль-Павел мог гордо заявить римскому служителю порядка, что он родился римским гражданином.
После разрушения Второго Храма и исчезновения с политической карты мира еврейского государства еврейский флот, как ни странно, сохранился. Например, в Александрии существовало общество еврейских навикулариев (судовладельцев), имелись они (судовладельцы) в Кирене и Вавилоне, а в Византии специально издали навигационный эдикт в пользу евреев и самаритян, названный "судовой закон" и подтвержденный тремя императорами - Валентином, Феодосием и Аркадием.
И в период Средневековья евреи не оставляют своих морских занятий. Еврейские корабли бороздят просторы от берегов Прованса до Лигурии, еврейские судовладельцы проживают в Тире, Марселе, Барселоне, в Португалии и на Балеарских островах. В большинстве средиземноморских портов действуют еврейские купцы, маклеры и страховщики. В Стамбуле и Салониках большинство портовых рабочих - евреи, и салоникский порт не работал по субботам вплоть до Второй мировой войны. Кстати, и в Одессе профессия портового грузчика долгое время считалась традиционно еврейской... И хотя на счету еврейских мореплавателей нет выдающихся географических открытий, все же в истории навигации остались наши имена.

Компас, квадрант (предшественник секстанта), астролябия и эфемериды - знакомству с этими вещами европейские моряки обязаны евреям. Рамбан (не путать с Рамбамом, хотя брат Моше бен Маймона Давид погиб, путешествуя на судне в Индию), так вот, Рамбан усовершенствовал квадрант, причем его изобретение, использовавшееся четыре столетия, базировалось на еврейском квадранте Quadrans judaicus Йеhуды бен Махира. Астролябия (тот самый чудесный прибор, который продавал на старгородском базаре Остап Бендер) была сконструирована Авраамом Закуто, консультировавшим Колумба и Васко да Гаму.
И уж если речь зашла о Колумбе и да Гаме, то стоит напомнить: на треть (а то и наполовину) экипаж Колумба состоял из евреев, а знаменитый лоцман Ахмад ибн Маджид (Ахмад ибн Маджид ибн Мухаммед аль-Саади из Неджда), которому приписывают изобретение компаса, автор "Книги польз" - 40-томной лоции Красного моря, человек, приведший корабли Васко да Гамы в Индию, по неподтвержденным данным, тоже был евреем.

Мы знаем многое о пиратском острове-государстве Порт-Роял, но мало что известно о Марокканском еврейском городе, ставшем центром пиратства. Могадор основал султан Мухаммед-бен-Абдаллах как свободный порт для европейцев и марокканских евреев, связанных с транссахарской торговлей золотом, слоновой костью и черным рабами. Позднее город стал центром кровожадных пиратов. И к XIX веку стал настолько богат, что многие марокканские евреи решили переехать сюда окончательно.

Легенды гласят, что в этом портовом городе, где смешались арабы, берберы, евреи и черные рабы из Судана и Гвинеи, местные женщины сводили с ума любого путешественника. Кстати, именно в окрестностях Эссуэйры марокканцы добывали бесценный темный сахар, который благодаря торговым талантам местных жителей обменивали на восхитительный каррарский мрамор, доставлявшийся из Италии морем. Пропорции были просты - килограмм сахара на килограмм мрамора…

Главным архитектором Эссуэйры был инженер-европеец Теодор Корню. Еще до того, как попасть в плен к султану Мухаммеду-бен-Абдаллаху, Корню стал известен проектами крепостей во французской провинции Лангедок-Руссильон. Собственно, и само название Эссуэйра означает "крепость". Перекрестный огонь двух установленных Корню круглых бастионов делал город неприступным со стороны моря, не оставляя нападавшим никаких шансов.

Впрочем, в 1844 г., во время алжиро-марокканской кампании, защитники города имели неосторожность сдаться французскому батальону принца Жуэнвиля. Разгневанный султан приказал отрезать бороды всем военачальникам сдавшейся армии.

В «век пиратства» на Карибском море Пираты-евреи были сефардами. Когда инквизиция выгнала их из Испании, самые авантюристичные из них прибыли в Новый свет. Определить точное количество пиратов еврейского происхождения крайне трудно: большинство были конверсами и исповедовали иудаизм тайно.

Первые организованные еврейские общины в Новом Свете появились в начале XVII века в голландских колониях, таких как Суринам (ныне государство в Южной Америке), Кюрасао (остров в Карибском море), Ресифи (ныне в Бразилии). Эти общины были созданы потомками испанских и португальских изгнанников, которые в поисках религиозной свободы устремились в Новый Свет. Но и здесь не всегда можно было найти религиозную терпимость. В 1654 г. Ресифи перешла под власть Португалии, там начала свирепствовать инквизиция, и евреи были вынуждены искать убежища в других местах.

Часть из них отправилась в Северную Америку, восточное побережье которой было ареной борьбы французских, английских, голландских, испанских и даже шведских колонизаторов. Первая еврейская община на территории современных США возникла в сентябре 1654 г., когда группа из 23 беженцев из Ресифи прибыла на фрегате «Saint Catherine» в Новый Амстердам (Нью-Йорк), находившийся тогда под властью Голландии. Губернатор Новой Голландии Петер Стивесент был враждебно настроен к евреям и добивался от голландской Вест-индской компании, которой принадлежали колонии, их изгнания. Он обращался в совет директоров Компании в сентябре 1654 г., указывая, в частности, что евреи, потерявшие имущество в результате ограбления пиратами, могут оказаться обузой для церковных приходов, вынужденных заботиться о бедняках.

В январе 1655 г. представители амстердамской португальско-еврейской общины обратились в совет директоров Вест-индской компании с ходатайством в пользу манхэттенских иммигрантов. В петиции указывалось на трудности и потери, с которыми была связана для португальских евреев утрата Голландией колоний в Бразилии. Также говорилось, что жительство и торговлю евреев в колониях позволяют Англия (в Барбадосе) и Франция (на островах Мартиника, Св. Христофора и других). Что, согласно Мюнстерскому мирному договору 1648 г. с Испанией, голландские евреи должны иметь равные права с остальными. И, наконец, что португальские евреи вложили немалый капитал в Вест-индскую компанию. Последний довод, очевидно, был решающим. 15 февраля 1655 года совет директоров вынес резолюцию: «Удовлетворить. Они могут жить и пребывать там, при условии, что не станут обузой епархии и компании».

В 1664 г. Новый Амстердам перешел к Британии и стал называться Нью-Йорком. Численность евреев там оставалась небольшой, они были ограничены во многих правах, таких как возможность заниматься определенными ремеслами, розничной торговлей или построить синагогу. Лишь в 1706 г. в Нью-Йорке была официально создана первая еврейская община «Шеарит Исраэль», а в 1730 г. построена первая синагога.

Почти одновременно с этим, в 1658 году, пятнадцать еврейских семей, как полагают из Кюрасао, прибыли в Ньюпорт - колонию Род-Айленд. В 1763 году ньюпортские евреи построили синагогу, которая является старейшей, сохранившейся на территории США. В колониальный период возникли еврейские общины в Чарльстоне (Южная Каролина), Филадельфии, Саванне (Джорджия), Монреале (Канада), Ричмонде (Вирджиния). Ко времени американской революции на территории штатов жило две с половиной тысячи евреев, в основном выходцы из Германии и, в меньшем количестве, сефарды.

Еврейская община, возникшая в Ньюпорте в 1658 г., первые десятилетия была крайне малочисленной и не имела синагоги. Она была построена только в 1763 году по проекту архитектора Питера Харисона. По конструкции синагога напоминала сефардскую синагогу в Амстердаме. Как и в большинстве сефардских синагог, бима вынесена в середину зала, а сидения расположены с трех сторон вокруг. Синагога получила название Туро по имени первого раввина Исаака Туро.

Имея один из самых больших залов в Ньюпорте, синагога служила во время Войны за независимость и в конце XVIII века местом заседаний Городского совета и Верховного суда Род-Айленда. В 1781 г. Джордж Вашингтон присутствовал здесь на заседании Генеральной Ассамблеи штата. В 1790 г. Дж.Вашингтон получил приветственный адрес от старосты синагоги и главы местной масонской ложи Мозеса Зайксаса. Ответом было знаменитое письмо Вашингтона «К еврейской общине Ньюпорта», ставшее манифестом религиозной терпимости в США.

«Джентльмены! Получив с большим удовлетворением ваше письмо, преисполненное выражениями преданности и уважения, я счастлив возможностью ответить, что всегда храню благодарную память о сердечном приеме, который я испытал во время моего визита в Ньюпорт от всех классов граждан.

Воспоминания о трудных и опасных днях прошлого скрашиваются сознанием того, что они сменились днями необычной безопасности и процветания. Если мы обладаем мудростью, чтобы найти наилучшее применение полученным нами теперь преимуществам, то мы не можем избежать под управлением справедливого и добропорядочного правительства того, чтобы стать великим и счастливым народом.

Граждане Соединенных Штатов Америки имеют полное право гордиться собой за те примеры великодушной и либеральной политики, которые они продемонстрировали человечеству, примеры, достойные подражания. Все обладают в равной мере свободой совести и правами граждан. Ныне это более не простое выражение терпимости, при котором один класс людей предоставлял другому возможность воспользоваться их неотъемлемыми правами. К счастью, правительство Соединенных Штатов, которое противостоит предрассудкам и различным притеснениям, требует от тех, кто живет под его защитой, только чтобы они были добропорядочными гражданами и предоставляли ему в случае необходимости свою действенную помощь.

Не соответствовало бы прямоте моего характера, если бы я не отметил, что польщен вашей благосклонной оценкой моей администрации и искренними пожеланиями моего процветания. Пусть же потомки сынов Авраама, обитающие в этой стране, продолжают ощущать добрую волю всех жителей, ибо каждый да пребудет в безопасности под собственным виноградником и смоковницей, и никто не должен быть ему угрозой. Да озарит Отец милосердный наш путь светом, а не тьмой, и сделает нас всех, при наших умениях, полезными здесь в подобающее время и подобающим образом, и постоянно счастливыми.

Дж.Вашингтон»

Мало кто знает о расцвете интереса к еврейской культуре в Бразилии второй половины XIX века, который был связан с деятельностью второго бразильского императора. Император Дон Педру II слыл юдофилом, очень интересовался еврейской культурой. Он выучил иврит, идиш, арамейский, арабский, а также санскрит и язык тупи-гуарани (последний - наиболее распространенный в Бразилии индейский язык). В свободное от государственных дел время император переводил средневековую еврейскую поэзию и отрывки из Библии, как он писал, «из желания лучше ознакомиться с еврейской литературой и историей, чтобы понять еврейские национальные устремления». Еврейство и семитские языки вошли в моду в Бразилии. В 1876 г. Дон Педро II посетил Петербург и Чуфут-Кале. В 1872 г. он посетил Палестину инкогнито. В том же году в Бразилии была найдена финикийская надпись, в которой рассказывалось, как на 19-й год царствования царя Хирама 10 финикийских кораблей отправились из Эцион-Гевера (ныне Эйлат) вдоль африканского побережья, и один корабль с 12 мужчинами и тремя женщинами из Сидона отстал от остальных и через два года пристал к суше в неизвестном месте.

Каменную табличку с надписью обнаружил в тропическом лесу в штате Парибо раб некоего Хоакина де Косты, который передал ее директору Национального музея д-ру Ладислао Нетто, пользовавшемуся авторитетом у императора. Большинство ученых полагают сегодня, что эта и ряд других семитских надписей, найденных в Бразилии, были сфальсифицированы на волне интереса к Библии и еврейской культуре в годы правления Педро II. Однако некоторые специалисты по древним семитским надписям, например, проф. С.Гордон, и сегодня полагают надпись из Бразилии подлинной.

Вернемся все же к нашим пиратам:

По материалам лекций, которые я читал своим студентам - http://yadi.sk/d/MhnKOc-UC4JtF

Авантюристы

Не будите демонов войны
В облаке жестокого ненастья -
Я уйду за призраком Луны
В поисках отчаянного счастья.

У гнилых вьетнамских берегов
Буду грабить бриги и фрегаты,
И жрецы языческих богов
Будут мне, конечно же, не рады.

И сразит команда моряков
Гвардию тирана-сумасброда,
Камбоджийских боевых слонов
И драконов с острова Комодо!

В море черный парус подниму -
Только обойдусь без лишней фальши,
У врагов пощаду не приму -
Лучше убегу от них подальше.

Помню беспощадную орду
Кенгуру в пустынях австралийских,
Мы пингвинов резали на льду,
Словно прошлогодние сосиски.

Пусть утонет солнце за кормой,
Пусть взойдет звезда на небосклоне,
Пусть резвятся рыбки над волной,
Не боясь отчаянной погони.

Дом зовет, покинутый вдали -
Потушите свет, пишщите письма.
За зеленым краешком земли
Тонут убегающие мысли...

Пусть утонет солнце за кормой,
Пусть взойдет звезда на небосклоне,
Пусть резвятся рыбки над волной,
Не боясь отчаянной погони.

Исполняется хором заeк на мотив "облака, белогривые лошадки..."

Вентура Рубино, 1792-1858.

Итальянский кондотьер. По­сле службы в наполеоновской ар­мии в звании солдата Вентура су­мел добраться до Персии, где зани­мался боевой подготовкой с солда­тами шаха, получив звание полков­ника. Затем он поступил на службу к махарадже в Лахоре, организовал и возглавил местную армию и же­нился на индийской принцессе. Он умер в Париже, потеряв все свое со­стояние, накопленное в Индии.

Белорусский пират Беневский

О нем также - http://www.liveinternet.ru/community/moja_polska/post224400996/

Где Белоруссия, а где флибустьерские моря? А между тем...

Авантюрист и пират, одни считают его русским пиратом, другие венгром, третьи – поляком, кое-кто считает его австрийским графом, аборигены Мадагаскара полагают, что он потомок местных королей, Беларусы называют его Корсаром великого княжества Литовского и своим земляком[1].Его родословная туманна: в одних источниках он упоминается как венгр, в других - уточняется, что его предок, шляхтич Великого Княжества Литовского, просто эмигрировал в Венгрию.

Личность загадочная и обросшая легендами, но правда конечно проще.

Август Беневский, внук польско-еврейского эмигранта, принявшего христианство, и породнившегося с венгерской шляхтой. Таким образом в венах его текла польская, еврейская, возможно беларусская и венгерская кровь[2]. Мориц Август Беневский родился в 1741 году в Словакии, окончил военную академию, в молодости он поступил в австрийскую армию. Когда Польше стала угрожать опасность, Бенёвский поспешил на родину, получил в Польше титул графа и звание полковника.

В правление императрицы Екатерина II Польша окончательно потеряла независимость. Поляки неоднократно восставали за независимость. Среди восставших было и немало евреев. Восстание, получившее название Барская конфедирация, являлась протестом знати Речи Посполитой против своего короля Станислава Августа Понятовского, конфедераты объявили короля низложенным, а Екатерина II в ответ на это ввела в земли своего западного соседа войска.

 В одной из битв в плен к русским попал уже генерал  Барской Конфедерации, сражавшейся против царской России. Мауриций-Август Беневский. Генералом он стал неспроста, хотя родом был из небогатого польско-венгерского шляхетства. Время было такое, когда каждый молодой шляхтич мог стать героем. Во время войны все более проявлялось желание поляков стать независимым.

“Немец, москаль не выдержат, когда обнажим палаши. Всех нас лозунг тот поднимет и Отчизна наша”. Я. Домбровский.

Беневский был горячим польским патриотом. По законам того времени, плененному генералу возвращалось холодное оружие и награды и позволялось вернуться в родное поместье. Беневский был тяжело ранен, и с него не взяли ни подписки, ни честного слова о неучастии в войне в будущем. Он даже ухитрился вторично жениться на красивой паненке в одном из полтавских поместий, пока отлеживался от раны (этому довольно много место уделено в комиксах, посвященных Беневскому, издаваемых в Польше). Возможно один из его потомков – композитор из Ставрополья Василий Беневский, стал известен, как автор музыки песни-реквиема со словами "Мы пред врагом не склонили славный Андреевский флаг, сами взорвали "Корейца", нами потоплен "Варяг".

Встав на ноги, Мауриций вновь вступил на путь борьбы с Россией.

В одном из сражений запорожские казаки “запутали нози” его коню и сдали генерала русским. За вторичное неповиновение генерал был сослан в Казань. Сидеть же в провинциальном городе, когда весь мир гремел событиями, Беневскому явно было не по душе. Из пленных шведов и австрийцев Мауриций создал группу беглецов. Но – вновь провал. Беневский вновь пытается бежать. За троекратный побег было присуждено ему дальнее путешествие в Камчатку.

Появление его здесь было, как “луч света в темном царстве”. Ссыльные, в числе которых были дворяне, офицеры, охрана, вынужденная следить за сосланными, которым, казалось бы, и бежать некуда было с этого “края земли” – все были рады неординарному новичку. А он был всем хорош – играл в шахматы, как гроссмейстер, рассказывал о городах и странах, говорил на шести языках, оказался великолепным преподавателем всех наук…

Сейчас ясно, что и авантюристом он был великим. Так, судя по его мемуарам, он и на Ключевскую сопку забирался, падал в кратер, откуда его крючьями вытаскивали (бедняга не знал даже, как кратер вулкана выглядит), объехал он якобы все Алеутские острова (на что, в сущности, у него ни сил, ни возможностей не было). Однако влияние Беневского на Камчатке было велико, особенно возросло оно во время эпидемии оспы, охватившей Камчатку в 1768-1769 годах. Большерецкий острог пострадал меньше благодаря превентивным мерам, принятым под руководством Мауриция Беневского.

С Бениовским был близок гвардии поручик Петр Хрущов, «с которым они составили план своего спасения» . Хрущов приютил в своей квартире Бениовского, прибывшего в 1770 году. Сам Хрущов провел в ссылке девять лет. Его вины указаны в «Своде законов», 1762 года: «Октябрь 24. Манифест. Лейб-гвардии Измайловского полку поручик Петр Хрущов обличен и винился в изблевании оскорбления величества...»

Положение поселенцев стало критическим: «В зиму 1768 - 1769 г. свирепствовала в Камчатке оспа, похитившая 5767 инородцев и 315 человек русских заезжих людей. Вслед за этим бедствием обнаружился повсеместный неулов рыбы, которая заменяет здешним жителям хлеб» . «Между тем наступила зима 1769 и 1770 г., а с нею и голод. Трудно описать все бедствия, перенесенные камчадалами... В пищу употреблялись кожаные сумы, езжалые собаки, падаль и, наконец, трупы умерших от голоду своих родственников».

27 апреля 1771 года, на Камчатке в Большерецком остроге произошло восстание под предводительством Беневского. Ссыльные, объединившись с промышленниками, убили камчатского командира капитана Нилова, заняли канцелярию, разоружили жителей. После чего реально стал вопрос о побеге, который был возможен только морем. Появилась необходимость в надежной и опытной команде и, прежде всего, в мореходах. В то время в Большерецке их находилось пятеро: командир галиота “Св.Петр” штурман Чурин и штурманские ученики Бочаров, Измайлов, Зябликов, Софьин.

Чтобы придать бунту характер политического протеста, Ипполит Степанов и Бениовский «составили в сенат объявление, в котором, упомянув вкратце о том, что законный государь Павел Петрович неправильно лишен престола, выставили в черном виде все главнейшие распоряжения императрицы» . Бениовский написал и свой Manifestum, Аnnо 1771, April, на латыни. Все участники восстания, кроме Софьина, и, ставшие затем матросами, казаки были приведены к присяге цесаревичу Павлу.

В то время в Большерецком остроге было девяносто человек ссыльных и семьдесят солдат. Ссыльные пользовались относительной свободой: бежать с Камчатки было невозможно. Точнее, невозможно было бежать по суше - но зато оставалось море. Беневскому и нескольким другим ссыльным - Батурину, Панову и Степанову - удалось уговорить своих товарищей на эту авантюру 

Повстанцы захватили склады, где хранились пушнина, оружие и казна. За товары расплачивались расписками Беневского, который именовал себя в них «пресветлейшей республики Польской резидент и Ея Императорского Величества Римского камергер, военный советник и регементарь». Выломав из прибрежного льда небольшой галиот «Святой Петр», беглецы вышли в море и пошли на юг, вдоль Курил. Корабль, груженный ценными мехами, годовым камчатским сбором двинулся на юг. Карты не было и мятежники пользовались описаниями из книги лорда Ансона,

Сам он стремился попасть в Европу, но намерения семидесяти других путешественников не были столь определенными. Хотя Беневский показывал своим спутникам зеленый конверт, уверяя, что в нем письмо цесаревича Павла австрийскому императору с просьбой руки его дочери, на галиоте вскоре начались разногласия. На судне созрел заговор - около пятнадцати человек в свое время примкнувших к Беневскому «вольных» договорились обрубить якорный канат, как только ссыльные сойдут на берег, и увести захваченный корабль. Узнав об этом, Беневский высадил трех главных заговорщиков на необитаемом острове, оставив им запас ржаной муки. Через несколько месяцев их сняло с острова промысловое судно.
Едва не потонув во время сильного шторма, 28 мая «Святой Петр» достиг острова Сикоку. Запасаясь провизией и водой, он двигался вдоль японских берегов, не имея возможности пристать к берегу - японцы проводили политику строгой изоляции. Именно тогда Беневский послал на берег несколько писем, где предостерегал японцев против возможной русской экспансии. Письма эти, в которых не было ни слова правды, вошли в историю Японии как «предостережения фон Бенгоро».

16 августа галиот встал на якорь в бухте у Тайваня. Когда на следующий день Панов и несколько добытчиков поехали на берег за водой, на них напали, убив Панова и еще двух человек. Беневский обстрелял из пушки деревню и потопил проплывавшие мимо лодки.
Похоронив погибших, бунтовщики отправились дальше и вскоре вновь попали в шторм. Беневский потерял ориентацию, и только встреченная китайская джонка указала ему верный путь. 12 сентября 1771 года «Святой Петр» вошел в бухту Макао.
Беневский быстро продал ненужное уже судно. Команда роптала, но он выдал недовольным их долю и отпустил из на все четыре стороны. Все остальные на вырученные деньги смогли оплатить дорогу до Европы. В январе 1772 года беглецы на китайских джонках добрались до Кантона, где уже ждали зафрахтованные французские корабли. 16 марта 1772 года они прибыли на Иль-де-Франс, где местный губернатор рассказал Беневскому о Мадагаскаре. «Своими рассказами о некоторых особенностях этого огромного и прекрасного острова, - писал впоследствии Беневский, - он вызвал у меня огромное желание ближе познакомиться с ним».
По дороге от болезней умерло еще несколько человек, в том числе старый товарищ Беневского - Иоасаф Батурин. 7 июля беглецы достигли Франции, оказавшись первыми русскими, побывавшими в Макао, пересекших экватор и переплывших Индийский океан. После переговоров с французским правительством, Беневский получил задание - завоевать Мадагаскар..

23 марта 1773 года возглавляемая Беневским эскадра с переселенцами и войсками отправилась на Мадагаскар, куда и прибыла в начале февраля 1774 года.

После длительных поисков выбрал в качестве опорного пункта территорию севернее, в устье реки Антанамбалана на берегу бухты Антунгила. Одной частью острова правил бецилео (король) Андриаманалимбетан (это роскошное имя означало «Повелитель 10.000 воинов и больших земель»), другой - великий король Андрианампуйнимерна. Новый «вазаха» (по мальгашски «белый человек»), вызнав интересы различных племен, учел их в своей деятельности и все закончилось удачно.

Преодолевая враждебность мальгашей и противодействие колониальных властей с Иль-Де-Франсе, видевших в поляке опасного конкурента. Невероятно, но у берегов Африки, в Индийском океане, появляется камчадальская колония.

Несмотря на трудности, успех на Мадагаскаре все же сопутствовал Бенёвскому. Как известно, свое селение Луисберг он основал в устье реки Антанамбалана, в заливе Антонжиль. К мальгашам относился гуманно. Туземцев считал равными себе и всячески доказывал им свое хорошее отношение. Этим и объясняется то, что он быстро нашел с ними общий язык. «Взгляды Бенёвского опередили его эпоху, а обращение с мальгашами было справедливее и лучше, чем обращение других европейцев, прибывающих на этот остров», - писал знаток истории. Мадагаскара англичанин У. Эллис в своем труде «Три путешествия на Мадагаскар», опубликованном в 1859 году.
Не обошлось и без вооруженных стычек. Губернаторы. на Ильде-Франсе подстрекали население Мадагаскара против Бенёвского. Кроме того, мощное племя сакалавов, живущее в западной части острова, видело в Беневском противника, который может помешать их захватническим планам в отношении других племен. Но у Бенёвского не было недостатка и в преданных союзниках, которые, искали у него защиты от набегов сакалавов. В течение двух лет он провел две оборонительные кампании, окончившиеся победой. Первая разыгралась в районе долины Здоровья, на которой сейчас расположено селение Амбинанитело, и отразила нападение сафиробаев, подстрекаемых губернаторами с Иль-де-Франса и сакалавами. Вторая кампания велась дальше, на северо-западе, и была решающей в грозном походе сакалавов против Бенёвского. Победитель не преследовал побежденных, а стремился прежде всего завязать дружбу и торговые отношения.
Выдающейся датой в жизни Бенёвского был день 10 октября 1776 года, когда мальгаши с восточной и северной части острова признали его своим великим королем - ампансакабе , а западная область Мадагаскара признала его в качестве «великого властителя».
.

Провозглашение Бенёвского великим королем Мадагаскара нанесло французской колониальной политике существенный удар.

Вскоре он был отозван во Францию, где не смог добиться новой экспедиции и перебрался в Англию. Там он прожил восемь лет, написав за это время свои полные вымысла мемуары, ставшие настоящим бестселлером после их публикации в 1791 году.

Бениовский приобрел громкую известность в Европе, мадам Жанлис, французская писательница, популярная и в России, обрисовала его как человека маленького роста с красивым лицом и хорошими манерами, весьма находчивого. Ловкий, энергичный и смелый, он был одним из тех талантливых искателей приключений, каких немало было в Европе XVIII столетия.
Франция бурлит. Грядет Великая французская революция. Беневский смыкается со своими собратьями по Польской конфедерации в унию, с Тадеушем Костюшко, Казимежем, Пуласким, Яном Домбровским. Французы, однако ж, постарались отправить вольнолюбивых поляков подальше, в свои американские колонии. Здесь грозные польские генералы показали свою мощь в борьбе за освобождение Соединенных Штатов от Англии.

Одним из национальных героев США и поныне считается Мауриций-Август Беневский.

В октябре 1784 года в Балтиморе он находит инвесторов для своего нового мадагаскарского проекта. Он хочет создать там независимую демократическую республику Мадагаскар по образцу Американской демократии.

Это было интересное время, переломное для истории Южной Африки. Власть Голландской Ост-Индской компании резко ослабела. Клонилось к упадку и влияние недавно еще такой могущественной Голландии. В это время шла война за Южную оконечность Африки. В 1780 году Англия объявила Голландии войну и послала флот с 3 тысячами матросов и солдат для захвата Капштадта, но французы опередили англичан и высадились на два месяца раньше. Французский гарнизон стоял на Капе с 1781 по 1783 год. Капштадт по тому времени уже был большим и многоликим портом. Хотя постоянное население его состояло лишь из нескольких тысяч человек, туда заходили корабли чуть ли не всех флагов. На этом кусочке африканской земли, обжитом бурами-голландцами за 130 лет господства, встречались люди из самых разных уголков земли. Во французском гарнизоне там служил Баррас, будущий глава Директории и покровитель молодого Наполеона. На Капе он был простым солдатом. Беневский и его товарищи могли видеть там и будущую герцогиню, жену Талейрана. С ней, тогда семнадцатилетней Екатериной Гранд, только что прибывшей из Индии, Баррас сошелся в Капштадте. Вернувшись с нею во Францию, он уступил ее Талейрану, как креолку Жозефину Богарне - будущему императору французов. Встречались тут и потомки русских, не только камчатцев Беневского, например такие обрусевшие голландцы - как Ян Свелленгребель, отец Хендрика Свелленгребеля, капского губернатора в 1737 - 1749 годах, или беглые матросы, да и вообще бог весть как попавшие сюда люди. Ведь встретил же Головнин через каких-нибудь 20 лет давно уже к тому времени осевшего на Капе Ивана Степанова сына Сезиомова, по кличке Ганц-Рус,- выходца даже не из столичных городов, а из Нижнего Новгорода.

Почти десять лет пытается Беневский найти новых «спонсоров» для своих авантюр, пишет захватывающие книги о приключениях в далеких водах Индийского океана, которые становятся бестселлерами, выходя на английском, французском и немецком языках, но все бесполезно. Тогда, махнув рукой на Старый Свет, он «натурализуется» на берегах Света Нового, на берегах молодой, динамичной, склонной к авантюрам и жадной Америки. Провозглашение независимости США застает его в Балтиморе, где он состоит на службе в богатом коммерческом доме «Веsson & Son» в качестве администратора по финансовым вопросам, а попросту - занимается выколачиванием денег из недобросовестных должников.
В Америке у него завязались знакомства с крупными коммерсантами. Мало того, он стал личным другом Б.Франклина. Он убедил их всех в перспективности завоевания Мадагаскара, и вот уже генерал Беневский, еще недавно французский губернатор острова Мадагаскар, плывет отвоевывать его у французов. После десятилетнего отсутствия «амнасакеба» Беневский вновь появляется на острове, теперь уже во главе американской экспедиции на хорошо вооруженном и экипированном капере, бриге «Капитан Пратт». В январе 1785-го «Капитан Пратт» прибывает на Мадагаскар и ведет из своих мощных пушек обстрел французского форта. На берег высаживается десант, но овладеть укреплениями ему не удается. В начале 1786 года, отчаявшись захватить Мадагаскар нахрапом, Беневский меняет тактику и начинает свою откровенно пиратскую эпопею. Для тех, кому может показаться странным, что герой нашего повествования скатился до морского грабежа, скажу, что каперство, морской разбой на океанских «хайвеях», в ту пору было вполне «благородным» ремеслом, которое «крышевали» и британское королевское правительство, и французское правительство Людовика XVI, а впоследствии и правительство революционной Франции. Не оставались в стороне от этого чрезвычайно выгодного «бизнеса» и свободолюбивые Соединенные Штаты. Заключив сделку с американским «товариществом на паях», Беневский под звездно-полосатым флагом грабит французские и голландские суда, курсирующие между Индией и голландской Ост-Индией, Индокитаем и Филиппинами. Французы направляют на поимку новоиспеченного корсара целую эскадру, но Беневский не так прост, чтобы попасться к ним в руки.Самой последней добычей удачливого флибустьера становится французский галеас «Анжеблуа», на котором, по сообщению губернатора французской колонии в Индии Мариуса де ля Гуэльера, находилось золота и бриллиантов на поистине фантастическую сумму - несколько миллиардов франков...
До сих пор наравне с легендами о кладах Моргана и других пиратов ходят легенды о несметных сокровищах Беневскиго, спрятанных им на острове Оук. Впрочем, вероятнее всего, это только легенды.

Есть и другая версия, более вероятная:

В июне 1785 года на торговом судне «Интерпид» Беневский прибывает на Мадагаскар с небольшим отрядом. Беневский вернулся на Мадагаскар израненным и седым. Колония была уже не той – почерневшей. Россия объявила беглецам амнистию, и они в большинстве своем вернулись. А те, кто чувствовал за собой вину, обзавелись семьями, женились на мальгасках, родили чернокожих детей и позабыли, что такое европейская одежда и обувь…

Со стен Луисбурга его приветствовали орудийным салютом - и капитан «Интерпида», не разобравшись что к чему, отчаливает от острова, бросив Беневского и его товарищей на произвол судьбы. После двух месяцев голода и болезней, косивших и без того маленький отряд, Беневский начинает собирать вокруг себя мальгашей.

Восстанавливая после почти десятилетнего отсутствия дружеские отношения с мальгашами, Бенёвский принялся кропотливо создавать основы своего государства. Прежде всего он построил над морем вблизи Ангонцы и залива Антонжиль укрепленное селение. Правителям Иль-де-Франса он послал официальное сообщение о своем прибытии с уверением, что готов сотрудничать с французской колонией и предоставляет ей преимущественное право поставки продуктов на остров. Французы не пожелали такой расстановки сил. Они выслали против Беневского вооруженный отряд под командой капитана Ларшера. Поход его был удачен. Если на Мадагаскаре так и не образовалось государство под управлением Бенёвского, то в этом целиком повинен непредвиденный случай.

Французские колонизаторы начинают войну против первого в мире африканского демократического государства.. Столкновения шли с переменным успехом, но весной 1786 года Беневский вынужден отступить в Луисбург с остатками своей армии - двумя белыми и тридцатью туземцами. 23 мая Французы пошли на приступ республиканского форта. В этой войне был единственный выстрел. Им был сражен губернатор форта – авантюрист, но великий человек Мауриций-Август Беневский.

Ему было тогда сорок пять лет; на Мадагаскаре до сих пор сохранились улицы и площади названные в его честь, в сегодняшней независимой Малагасийской Республике о Бениовском пишут даже в краткой энциклопедии . И всегда с уважением. Считают его деятельность частью своей истории, в Польше и Венгрии Бениовского считают своим земляком.

Вопреки бешеной клеветнической кампании, которая велась против него в течение полутора веков шовинистическими кругами Франции, доброе имя и слава Бенёвского победили. Большую услугу оказали его дневники. В конце восемнадцатого столетия они были переведены на многие европейские языки и были очень популярны. Немало поэтов, писателей, драматургов всех стран брали темы для своих произведений из жизни Бенёвского.

Поэма "Беневский" (1840-1846) великого польского романтика Юлиуша Словацкого (1809-1849) - признанный шедевр польской поэтической классики, вершинное художественное достижение романтизма и безусловно лучшая и знаменитейшая из поэм Словацкого.

В 1939 году в краковском театре имени Юлиана Словацкого была поставлена драма Владислава Смольского «Песнь о Бениовском». Многократно издавалась повесть Вацлава Серошевского «Бениовский». В 1967 году в Варшаве издан интересный сборник документов о Бениовском.
Во Франции была написана опера «Ссыльные с Камчатки». Музыка Ф. Буальдье, либретто А. Дюваля. Мятеж на краю света. В парижской «Опера-комик» премьера состоялась 8 июня 1800 года, в Льеже - в 1802-м, в Брауншвейге и Брюсселе - в 1803-м, а в 1824 году «Опера-комик» возобновила постановку. Эта опера привлекла к себе такое внимание, что в парижских «Театре водевиля» и «Театре трубадуров» сразу же, в 1800 году были поставлены пародии на нее.
Потом, уже в нашем столетии, в Париже вышли книги Жана д'Эсма и Проспера Култру под одинаковым названием: «Император Мадагаскара». Но в большой энциклопедии «Гран Лярусс» сказано только: «Похитил дочь губернатора и бежал в Китай, где покинул соблазненную девушку, и прибыл в Париж. Получил назначение на Мадагаскар». В Германии в XVIII-ХХ столетиях появилось несколько романов и драматических пьес, начиная с драмы Коцебу «Граф Бениовский или заговор на Камчатке». «Путешествия и воспоминания» Бениовского так никогда и не вышли на русском языке. Французские, английские и другие западные издания, конечно, попадали в Петербург, Москву, да и в провинцию, но весьма возможно, что они не производили столь уж благоприятного впечатления. Многие описания России, долгого пути на Камчатку, жизни в ссылке, которыми зачитывались на Западе, выглядели для русских вымыслом - начиная с «губернатора» Нилова и его дочери, которая, по словам Бениовского, была влюблена в него до безумия и даже помогла в заговоре против своего отца.
Каждый русский читатель понимал, что тут немало лжи, вернее фантазии - дочери у Нилова, как знали, на Камчатке не было. Такие и куда более заметные украшательства своей персоны и оскорбительные замечания о легкомыслии женщин и тупости офицеров настораживали читателей и сказывались в целом на их отношении к «Путешествиям и воспоминаниям» и к самой личности Бениовского. Кроме того, высказывания, порочащие русских дворян (а они и были читателями мемуаров Бениовского), умаляли прежнее восхищение его умом, одаренностью и отвагой. И все же в России не раз печатались различные материалы о Бениовском.

После 1917 года в нашей стране была переведена повесть Серошевского, а детский писатель Н. Г. Смирнов написал исторический роман «Государство Солнца» - он вышел в 1928-м.
Заключая свой роман, Смирнов писал: «Каждый, кто прочтет записки Беспойска, должен признать, что он был удивительный человек по части умения командовать людьми, убеждать их, воодушевлять на подвиги. Он ошибался большую часть жизни, и несмотря на это, люди все-таки шли за ним. В своих записках, написанных для продажи, Беспойск не захотел точно указать своих истинных целей, планов и надежд».
Бениовский привлекает к себе интерес в нашей стране и сейчас. Роман Смирнова переиздан в 1972 году. В 1969 году в журнале «Вопросы истории» появилась статья В. А. Балязина «Камчатский ссыльный - король Мадагаскара». А известный историк мореходства и мореплавания адмирал флота Советского Союза И. С. Исаков собрал большую библиографию работ о Бениовском и незадолго до смерти передал ее писателю и историку флота Ю. В. Давыдову.
Если задаться вопросом - кого же все-таки видели в Бениовском его многочисленные почитатели и критики во многих странах мира, то ответ получается, казалось бы, довольно простой. В этом человеке прежде всего видели авантюриста. И в изданной только что, в 1973 году, советской «Истории открытия и исследования Африки» его именуют: «известный польско-венгерский авантюрист». Но тут, надо помнить, что слово «авантюрист» в разных языках имеет очень различный смысл. В английском и французском оно лишено того уничижительного, презрительного оттенка, что в русском. У нас если и вносится в это слово доля романтики, то это порочная романтика человека находчивого, даже одаренного, но беспринципного, нарушающего принятые обществом нравственные нормы поведения. «Авантюра» в словаре Ожегова - это «сомнительное по честности дело, предпринятое в расчете на случайный успех».
Бениовский превосходил одаренностью, просвещенностью и чуткостью к социальной несправедливости многих из авантюристов. В нем - возможное только в те века причудливое смешение отчаянного авантюризма с возвышенными намерениями помощи порабощенным[3]
От Беневского и его соратников – русских, поляков, французов, американцев и мальгашей, ставших одним народом сохранилось племя бецимизараков – (Если проследить название по ивриту: бе- возможно от,от Беневски, а возможзно Беци – от бней Цион, мизрак – мизрахи, можно перевести как Восточные Сыновья Циона, или Сыновья (потомки, или последователи, как, например бней Акива, бней Ноах) Беневского. Мальгаши не знают истории в европейском значении этого слова. События они воспринимают в рамках собственной семьи или рода, и то в виде религиозного культа предков.
Его мальгашские друзья распустили слух, будто Бенёвский -  потомок влиятельного на Мадагаскаре королевского рода рамини. Будто он был внуком последнего короля, дочь которого некогда была похищена и привезена на Иль-де-Франс и родила там сына. Вот этим сыном и был якобы Бенёвский. Дружественные племена быстро подхватили эту весть (разумеется, сам герой не очень опровергал эти слухи), и, таким образом, культ предков был использован для укрепления дружбы малыгашей с Беневским.

(Из лекций, которые я читал своим студентам)

Шпионы

И сказал Господь Моисею, говоря: Пошли от себя людей, чтобы они высмотрели землю Ханаанскую, которую я даю сынам Израилевым; по одному человеку от колена отцов их пошлите, главных из них. Числа, Гл. 13: 2—3.

Еврейские шпионы – мераглим (от регель – нога. Можно перевести как – ходоки. надеюсь, теперь вам понятно, что за ходоки ходили к Ленину!) – одна из древнейших профессий, известных из Библии. Как считает один известный историк, самое гениальное изобретение было сделано у стен Иерихо. Разведчики, проникнув в город, не в случайном месте остановились на ночлег - они заночевали у женщины, дом которой находился ВНУТРИ самой крепостной стены. Таким образом они смогли определить параметры стен и комнат внутри них, и затем с помощью акустического резонанса звуками шофаров раскачали, разрушили эти стены.

Аналогичные эксперименты в 20 веке делал Роберт Вуд, раскачав здание на удалении на резонансной частоте.

Это была первая успешная история из военно-промышленного шпионажа (определение тактико-технических данных защитных сооружений).

Был случай, когда шпионы после посещения Эрец-Исраэль, занятой в то время хананеянами несли абсолюьную дезу, навешивая лапшк на уши доверчивой публике, что кончилось для всех печально. Это Было 9 Ава в год выхода из Египта. В результате этой дезинформации завоевание Страны Израиля было отложено, как мы знаем на 40 лет. Но врегт не дремлет, посему не дремлет и разведка и контрразведка.

Не там, где летит эскадрон,

Не там, где ряды штыков,

Не там, где снарядов стон

Пролетает над цепью стрелков,

Не там, где раны страшны,

Где нации смерти ждут,

В честной игре войны, –

Место шпиона не тут.                                                     

Редьярд Киплинг  Марш шпионов

 

Сидней Рейли

"Ни один другой шпион не обладал такой властью и таким влиянием, как Рейли", — говорилось в популярной книге, посвященной истории английской разведки. Он был мастером покушения — по части застрелить, задушить, отравить, и мастером дамского обольщения. "Джеймс Бонд" начала века! Его русский друг Борис Суварин писал после его гибели: «Очень замкнутый и неожиданно откровенный. Очень умный, очень образованный, на вид холодный и необыкновенно увлекающийся. Для друзей своих, очень редких, он был своим человеком, закрываясь, как ставнями, перед посторонними". Очевидец так описывал его: "Бледный, длиннолицый, хмурый человек с высоким покатым лбом и беспокойным взглядом. Походка выдавала военного человека". Он вошел в историю под именем Сидней Джорж Рейли. Впрочем, за 51 год жизни у него имелась целая коллекция имен и фамилий. Но сам Рейли никогда не забывал своего настоящего имени, как и города, в котором появился на свет и провел детство и юность.

В разное время на протяжении недолгой, но яркой жизни нашего героя называли по-разному: Георгий, он же Сигизмунд Розенблюм, он же Соломон Розенблюм, он же Педро, он же революционер и химик С. Штерн, он же Зигги Розенблюм, он же Сидни Розенблюм, он же Агент ST. 1, он же чекист Георгий Релинский, он же купец Константин Павлович Массино, он же торговец Николай Николаевич Штейнберг. Последним и самым незатейливым его именем оказался... № 73.

Он стал прото­типом главного действующего лица романа Войнич «Овод». Ян Флеминг признавался, что под влиянием его биографии на свет появился непобедимый агент 007 — Джеймс Бонд. И возможно, что блистательный сын турецко-подданного Остап Бендер почерпнул немало в авантюрной биографии английского шпиона.

Сидней Джордж Рейли — это имя, по сравнению с другими псевдонимами нашего героя, в истории употребля­лось гораздо чаще.

Он появился на свет в Одессе католической семье русских дво­рян и по крещении был наречен именем Георгий. Вместе со своей старшей сестрой Анной получил неплохое до­машнее образование. Еще в раннем детстве Георгий про­являл ненасытную жажду знаний и недюжинные способ­ности, особенно в изучении иностранных языков. Его ре­лигиозным воспитанием занимался дядя. К 13 годам Гeopгий — искусный фехтовальщик. К 15-ти  —- меткий стрелок из пистолета.

В то время он обожал мать и сестру, глубоко чтил отца. Его готови­ли к блестящей военной карьере. Однако, взрослея, Геор­гий стал приобретать некоторые черты характера, которы­ми никогда не отличались его родители, например стано­вился упрямым спорщиком. В спорах он сильно волновался и активно жестикулировал, на что сестра часто замеча­ла ему, что он больше похож на еврея или итальянца, чем на русского дворянина.

Когда Георгию исполнилось 15 лет, мать его серьезно заболела, и из Вены был выписан доктор Розенблюм, уси­лиями которого она и была спасена. Георгий подружился с приезжим медиком, часто проводил с ним долгие часы в беседах. Видимо под его воздействием он решил поехать в Европу, посмотреть мир.

Поначалу родители возражали, но потом уступили, и юноша отправился в Вену изучать медицину. Доктор Розенблюм порекомендовал ему освоить химию, как наиболее перспективную науку.

Он начинает интересоваться модными в то время вопросами социального неравенства и постепенно во­влекается в политическую жизнь, участвуя в заседаниях различного толка полулегальных кружков и тайных об­ществ.

Неожиданно он получает телеграмму из дома: «Тяжело заболела мать» и немедленно начинает собираться в Одес­су, но перед отъездом один из товарищей просит его пере­дать в Одессе некое срочное письмо. По просьбе друга Ге­оргий зашивает письмо в подкладку пиджака.

По прибытии на родину Георгия сразу же арестовыва­ют. Видимо, письмо в подкладке ждал не только адресат, но и тайная полиция Одессы. Через некоторое время по ходатайству семьи его отпускают на свободу. Но, пока он находился в заключении, мать умерла...

Для семьи арест Георгия был страшным позором. На похоронах матери один из родственников, увидев Георгия, в сердцах воскликнул: «Чего же еще можно ожидать от жидовского ублюдка! Доигрался, свел мать в могилу!»

Так перед ним раскры­лась тайна, тщательно скрываемая семьей 19 лет— имен­но столько исполнилось в ту пору нашему герою.

Он оказался внебрачным сыном доктора Розенблюма. В тот же вечер он узнал, что зовут его вовсе не Георгий, а Зигмунд. Весь мир в одночасье рухнул. Прошлое было по­строено на сплошной лжи. Лгали мать, которую он бого­творил, отец, оказавшийся вовсе не отцом, дядя...

Выяснив, что он, который так часто кричал вместе со сверстниками: «Бей жидов, спасай Россию», — оказалсяевреем, да еще незаконнорожденным, Зигмунд Розенблюм проклинает и свою семью, и доктора Розенблюма.

ГДЕ ЖИЛ В ОДЕССЕ

Он навсегда уходит из дома. У старьевщика меняет свой роскошный костюм на одежду рабочего и с помощью матроса прячется в трюме на корабле, отплывающем в Южную Америку.

Три года живет Зигмунд Розенблюм в Бразилии. Работает докером, рабочим на строительстве дорог, рабочим на плантациях, поваром и вышибалой в одном из публичных домов Рио-де-Жанейро. Его постоянно преследуют мысли о том, что он — еврей и незаконнорожденный.

Постепенно у него выковывается железный характер. В 1895 году в Бразилию приезжает британский офицер для исследования джунглей Амазонки. Розенблюмпод именем Педро нанимается поваром в экспедицию. На экспедицию нападают туземцы. Почти все ее участ­ники погибают. Остаются в живых только Педро, храбро отбивавший атаки с помощью своего револьвера, и двое британских офицеров, которых он затем выводит из джунглей. В благодарность за спасение руководитель эк­спедиции награждает его полутора тысячами фунтов стерлингов, помогает с оформлением британского пас­порта на имя Розенблюма и берет с собой в Англию.

Двадцатидвухлетний Розенблюм быстро заводит но­вых друзей. Он выдает себя за выходца из Германии, а имя Зигмунд переделывает в Сидни. Щедро тратит деньги на портных, обедает в дорогих ресторанах, он частый гость игорных домов, где выигрывает чаще, чем проигрывает. У него начинается короткий и бурный роман с проститут­кой по имени Руби. Сидни — элегантный молодой чело­век с оливковой кожей, иссиня-черными волосами и боль­шими карими глазами — нравится женщинам. Но полто­ры тысячи фунтов тают как воск. В это же время у него го­ловокружительный роман с замужней женщиной, начина­ющей писательницей.

Влюбленная пара со ста фунтами в кармане прибывает в Италию. После посещения острова Эльба Розенблюм на всю жизнь становится страстным поклонником Наполео­на. Там же в Италии он начинает собирать свою Наполео­новскую коллекцию, в которую входят предметы наполео­новской эпохи и всевозможные изображения самого им­ператора. Под влиянием романтики Средиземного моря Сидни открыл свою роковую историю любовнице. И она его не отвергла. Во Флоренции он покидает свою возлюбленную и возвращается в Лондон. А молодая писательни­ца через год публикует роман, в котором использует факты из его биографии.

Этель Войнич

Через несколько лет романом будет зачитываться вся Россия, а потом все юношеские поколения в СССР. Через 60 лет выйдет фильм...

Вот летучие фразы из романа:

• Правдивость — главнейшая из христианских добродетелей!
• Лица духовного звания лишены чувства юмора. Вы всё принимаете трагически.
• Главная причина всех наших несчастий и ошибок — душевная болезнь, именуемая религией.
• Дурно то, что одному человеку дается право казнить и миловать. На такой ложной основе нельзя строить отношения между людьми.
• Свою долю работы я выполнил, а смертный приговор — лишь свидетельство того, что она была выполнена добросовестно.
• В наших поступках мы не должны руководствоваться тем, любят нас или ненавидят.
• Мы не имеем права умирать, только потому, что это кажется нам наилучшим выходом.
• Унция свинца — превосходное средство от бессонницы.
• — Даже и две минуты не хочу быть серьёзным, друг мой. Ни жизнь, ни смерть не стоят того. 
  — Овод
• Неужели вам никогда не приходило в голову, что у этого жалкого клоуна есть душа, живая, борющаяся человеческая душа, запрятанная в это скрюченное тело, душа, которая служит ему как рабыня? Вы, такая отзывчивая, жалеете тело в дурацкой одежде с колокольчиками, а подумали ли вы когда-нибудь о несчастной душе, у которой нет даже этих пестрых тряпок, чтобы прикрыть свою страшную наготу? Подумайте, как она дрожит от холода, когда на глазах у всех ее душит стыд, как терзает ее, точно бич, этот смех, как жжет он ее точно раскаленное железо!
• Камень, лежащий на дороге, может иметь самые лучшие намерения, но всё-таки его надо убрать…
• Бесконтрольная власть развращает людей.
• Монтанелли повернулся к распятию:
  — Господи! Ты слышишь?..
• Голос его замер в глубокой тишине. Ответа не было. Злой демон снова проснулся в Оводе:
• — Г-громче зовите! Может быть, он спит. — аллюзия на Третью книгу Царств, главу 18, стих 27
• Мы, атеисты, — горячо продолжал он, — считаем, что человек должен нести своё бремя, как бы тяжко оно ни было! Если же он упадёт, тем хуже для него. Но христианин скулит и взывает к своему богу, к своим святым, а если они не помогают, то даже к врагам, лишь бы найти спину, на которую можно взвалить свою ношу, Неужели в вашей библии, в ваших молитвенниках, во всех ваших лицемерных богословских книгах недостаточно всяких правил, что вы приходите ко мне и спрашиваете, как вам поступить? Да что это! Неужели моё бремя так уж легко и мне надо взвалить на плечи и вашу ответственность? Обратитесь к своему Христу. Он требовал все до последнего кодранта, так следуйте же его примеру! И убьёте-то вы всего-навсего атеиста, человека, который не выдержал вашей проверки! А разве такое убийство считается у вас большим преступлением?
• Я атеист. Я хочу только, чтобы меня оставили в покое.
• — "Не мир, но меч..." Как в-видите, компания у меня хорошая. Впрочем, я предпочитаю мечу пистолеты.
• Видимо, жизнь повсюду одинакова: грязь, мерзость, постыдные тайны, тёмные закоулки. Но жизнь есть жизнь, и надо брать от нее все что можно.
  — Артур
• Самое смертоносное оружие, какое я знаю, — это смех.
• — Джемма
• Овод: Мы с вами расходимся во мнениях относительно того, где корень всех наших бед. По-вашему, он в недооценке человеческой жизни...
• Джемма: Вернее, в недооценке человеческой личности, которая священна.
• — Как вам угодно. А по-моему, главная причина всех наших несчастий и ошибок — душевная болезнь, именуемая религией.
• — Вы говорите о какой-нибудь одной религии?
• — О нет! Они отличаются одна от другой лишь внешними симптомами. А сама болезнь — это религиозная направленность ума, это потребность человека создать себе фетиш и обоготворить его, пасть ниц перед кем-нибудь и поклоняться кому-нибудь.
• — Какая вы бледная! Это потому, что вы видите в жизни только её грустную сторону и, как выяснилось, не любите шоколад.
  — Овод
• Свежие раны для того и существуют. От старых мало проку: они будут только ныть, а не жечь вас, как огнем.
  — Овод
• Я верил в вас, как в бога. Но бог — это глиняный идол, которого можно разбить молотком, а вы лгали мне всю жизнь.
  — Овод
• Нужно терпение. Великие перевороты не совершаются в один день.
• Чем сложнее задача, тем больше оснований сейчас же приступить к ней.
• Видимо, жизнь повсюду одинакова: грязь, мерзость, постыдные тайны, тёмные закоулки. Но жизнь есть жизнь - и надо брать от неё всё, что можно.
• Стыдно злословить о человеке, в гости к которому идёшь.
• Невеликодушно и нечестно высмеивать умственное убожество человека. Это всё равно что смеяться над калекой или...
  — Джемма
• Физические изъяны ничуть не лучше изъянов моральных.
  — Овод
• Оглядываться на страшное прошлое бесполезно. Это так расшатывает нервы, что начинаешь воображать бог знает что.
• Жизнь была бы не выносима без ссор. Добрая ссора - соль земли.
• Я не боюсь ада! Ад - это детская игрушка. Меня страшит темнота внутренняя... там нет ни плача, ни скрежета зубовного, а только тишина... мёртвая тишина.
  — Овод
• А уж если врать, так врать забавно.
  — Овод

Совсем скоро в Лондоне он наладит связь с британской разведкой, его пошлют в Россию с заданием выяснить, насколько Россия заинтересована в нефтяных разработках в Персии.

Его персидские отчеты вполне разумны. Русские раз­рабатывали нефтяные залежи в Баку и рассчитывали на справедливую долю в Северной Персии. Кроме того, Ро­зенблюм предоставил подробный отчет о строительстве Транссибирской железной дороги...

Вскоре после возвращения  он женится на богатой молодой вдове.

Молодожены приобрели квартиру в престижном Вестминстере. Но главным приобретением за первый год супружества стало новое имя. Имя. которым наш герой вошел в историю. Розенблюм воспользовался вторым именем отца Маргарет, ирландца, — Рейли.

Уже в новом статусе — состоятельного молодого джентльмена, с новым именем и британской женой — Сидней Джордж Рейли вновь предлагает свои услуги разведке.

На протяжении почти десяти лет Рейли разъезжает по свету, то выполняя задания английских спецслужб, то за­нимаясь бизнесом, отмечая выгодные сделки кутежами, карточной игрой, посещением публичных домов.

Первое задание, уже будучи Рейли, он выполнял в Гол­ландии. Там он выдавал себя за немца и наблюдал за тем, как Голландия помогает Южной Африке. Шла Бурская война...

В Персию Рейли прибыл в 1901 году под видом главы фирмы, производящей лекарства. Ему вновь, надлежало выяснить реакцию Рос­сии на приобретение Британией концессий на добычу неф­ти. С заданием он справился, не забыв и про собственную выгоду. Получил заказы на изготовление лекарств. В Тегеране завел нужные знакомства в миссиях других стран, был принят даже Великим Визирем...

Вскоре Рейли получил задание отправиться в Китай, на полуостров Ляодун шпионить за русскими военными базами. В Китай супруги Рейли отправились вместе.

В Шанхае он получил скромную должность в русской судоходной компании и был отправлен в качестве заведу­ющего отделением фирмы в Порт-Артур. Там от предста­вителей оружейных фирм, в первую очередь немецких, на­блюдавших за установкой Россией оборонных сооруже­ний, Рейли получал необходимые сведения. Кроме того, он подкупил специалиста по морским сооружениям и че­рез него «одалживал» секретные чертежи. Чертежи пере­снимал на фотопленку и возвращал...

Надвигалась русско-японская война, и Рейли решил вовремя исчезнуть. По-видимому, успел в Порт-Артуре «засветиться» и испугался разоблачения со стороны рус­ской контрразведки... Шефу сообщил, что берет отпуск на неопределенный срок.

Год он странствовал по Китаю, проникся местной фи­лософией и религией. Некоторое время якобы провел в монастыре под сенью Великой Китайской стены. Из Китая Рейли вернулся в Лондон буддистом...

Пока он путешествовал, куда-то исчезла жена Маргарет со всеми деньгами. Пришлось срочно задуматься о хлебе насущном и возобновить отношения с разведкой. Шеф послал его в Германию шпионить за военными приготовлениями. В част­ности, он должен был раздобыть планы и чертежи завода Круппа. Поучившись на сварщика, Рейли под видом российского подданного, уроженца Ревеля Карла Хана устроился на завод. Работая в ночную смену, выкрал нужные чертежи.

В 1910 году в жизни Рейли появилось новое увлече­ние — авиация. Он посещает европейские аэродромы, зна­комится с авиаторами. Едет в Германию во Франкфурт на международную авиавыставку. Во Франкфурте он познакомился с английским пилотом, работавшим на британскую разведку. Тот посоветовал Рейли вернуться в разведку. Рейли связался с ше­фом и получил задание в России. Тут же согласился. Шеф предоставил ему полную свободу действий и независи­мость от британских представителей в России.

Суть задания Рейли не вполне ясна. Якобы сбор сведе­ний из российских источников о сухопутных и морских силах Германии.

Сразу же по прибытии в Петербург Рейли выступил с инициативой проведения некой международной встречи авиаторов, «авианедели». И стал одним из спонсоров ак­ционерного общества «Крылья», созданного Борисом Сувориным. Вместе они и построили первый русский аэро­дром — «Аэродром Товарищества Крылья». 10 июля 1911 года были проведены авиагонки — перелет из Санкт-Петербурга в Москву. Из десяти самолетов до цели долетел только один — пилотируемый летчиком Васильевым. Пятеро лет­чиков, в том числе знаменитый спортсмен Уточкин, совер­шили вынужденные посадки из-за поломок. Трое соревну­ющихся погибли, один получил тяжелые увечья... Суво­рин с Рейли прогорели, но последний тем не менее упрочил свое положение, завязал нужные знакомства, связи... Кстати, дружба с Сувориным тоже не расстроилась: в 1913 году они совершили вдвоем поездку по Южной Германии и Франции. А до этого Суворин успел побывать у Рей-ли секундантом...

К тому времени отыскалась Маргарет и вернулась к уже забывшему о ней мужу.

Рейли в отчаянии. Он как раз проворачивает грандиозную аферу с целью жениться на некой замужней особе по имени Надина Массино. Проще говоря, пытается стать двоеженцем.

Приближалась большая война. Будущим ее участникам нужно было много-много всего: много кораблей, много зерна, много оружия. На всем этом везде поспевающий Рейли успел погреть руки. Сперва он подвизался в «Восточно-Азиатской компании». Был зав­сегдатаем купеческого клуба, где его знали как удачливого дельца без национальности и политических убеждений, как азартного игрока и героя амурных похождений.

Между делом Рейли узнал, что основные военно-мор­ские заказы России уйдут в Германию. Главным образом, в крупную гамбургскую компанию «Блом & Фосс». Среди российских фирм, через которые Германия собиралась со­трудничать с Россией, значилась контора «Мендрохович и Любенский». Рейли был знаком с Мендроховичем, и ре­шил пустить в ход все свои связи, дабы «Мендрахович и Любенский» была одобрена российской стороной в каче­стве основного клиента «Блом & Фосс». За услуги Рейли выторговал у Мендраховича 50% от всех прибылей и дол­жность агента, который будет заключать все контракты. Теперь через его руки стали проходить все германские ко­раблестроительные проекты. Как только Рейли получил должность, он связался с шефом британской разведки. Теперь Англия будет иметь в своем распоряжении необходи­мые проекты, чертежи и тому подобное...Через одну из приятельниц Распутина Рейли добывал также сведения политического характера...

С началом войны Сидней Джордж Рейли поступает на нужбу в Королевские военно-воздушные силы в чине лейтенанта.

В январе 1918 г. министерство иностранных дел Великобритании, Форин-оффис, решило послать в Россию прожив­шего там несколько лет молодого дипломата Роберта Брю­са Локкарта: договариваться с большевиками. Но без осо­бых полномочий.

А спустя пару месяцев, как бы вдогонку Локкарту, было решено послать в Россию лейтенанта Сиднея Джорджа Рейли. Представитель большевиков в Лондоне Литвинов выдал ему рекомендательное письмо в Москву, поверив проникновенному рассказу лейтенанта королевского воз­душного флота и выходца из России о его искреннем ин­тересе к русской революции.

Собираясь в Россию в качестве британского агента, Рейли, вероятно, одновременно выполнял также различные поручения немецкой разведки. Поэтому он вроде бы дол­жен был способствовать ограничению влияния союзников заключению русско-германских экономических согла­шений... Ре или отплыл на пароходе в Мурманск.

Если и было два взаимоисключающих задания от двух разведок: продолжение войны и заключение мира, — то это не очень беспокоило Рейли. Он решил в мутной рос­сийской водице выловить собственную выгоду. Знание «страны пребывания» лучше всех иностранных агентов, посланников и представителей, а также природная сме­калка способствовали тому, что Рейли первоначально ре­шил делать ставку на большевиков.

Первым делом по приезде в Москву, а произошло это 7 мая, Рейли, не завязав никаких контактов с Локкартом, сразу же явился в Кремль к... Ленину. Но к Ленину его не пустили. Зато приняли ярый германофоб генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич и англофил Карахан — замес­титель наркоминдел.

Известно, что уже к июню Рейли имел документы на имя то ли чекиста, то ли сотрудника уголовного розыска Георгия Релинского. Возобновил кое-какие старые, еще довоенные связи. В основном это были такие же, как и он, люди авантюрного склада. Кроме того, в арсенале британского агента, как всегда, были женщины. Неизменные проститутки... Служащие совучреждений, среди которых была и секретарь ВЦИКа молодень­кая простушка Старжевская... Догмара Грамматикова — танцовщица МХАТа. Та, в свою очередь, познакомила Рей­ли еще с несколькими артистками МХАТа, в том числе с Елизаветой Оттен.

6 июля он под своей фамилией, то есть— Рейли, ни от кого не скрываясь, вмесге с Локкартом присутствовал на открытии VВсероссийского съезда Советов.

Отсутствие четких директив из Лондона развязывало Рейли руки и позволяло использовать ситуацию в своих интepccax. Действуя практически бесконтрольно, он мог любые свои поступки трактовать как совершаемые в интересах любой из сторон: и Британии, и Германии. Чекистам он тоже мог сыграть на руку, так как до середины августа, то есть до начала интервенции «союзников», у тех еще не было никаких конкретных планов, связанных с внешнеполити­ческим курсом. И Рейли решает начать свою самую рисковаиную и грандиозную по возможным результатам игру.

Локкарт — единственный в России человек, с чьим мнением Рейли обязан был считаться,— находился под сильным влиянием своей любовницы Муры. Она же Ма­рия Игнатьевна Бенкендорф, в девичестве Закревская, в будущем — баронесса Будберг.

С Мурой Локкарт познако­мился в Петрограде у британского военно-морского атта­ше капитана Френсиса Алана Кроми. Крутилась же Мура среди союзников не только удовольствия ради. Работала она тогда якобы, на германскую разведку...

В середине июля Мура познакомилась с Петерсом, ко­торый после истории с левыми эсерами временно замещал Дзержинского на посту главы ВЧК...

А тем временем:

к 1 августа силами чехословацкого корпуса были заня­ты Уфа, Екатеринбург и Симбирск;

4 августа пришло сообщение о происшедшей 2 августа высадке союзников в Архангельске;

4 августа англичане заняли Баку;

6 августа чехословаки заняли Казань...

Рейли находит среди большевистской верхушки лю­дей, которых либо подкупом, либо шантажом можно скло­нить на свою сторону. Выбор пал на Екаба Петерса — тог­дашнего главу ВЧК. В Англии у него осталась семья — жена-англичанка и ребенок. Кроме того, Петере — латыш, а у латышей свои интересы, связанные с независимостью их родины. Помимо Петерса, Рейли обхаживал кого-то из Народного комиссариата по иностранным делам. Возмож­но, замнаркома Карахана.

Но главной, решающей силой для осуществления за­думанного должны были стать латышские воинские час­ти, расквартированные в Москве и Петрограде — един­ственная боеспособная сила большевиков. Вероятно, именно Рейли первому пришла идея свергнуть боль­шевиков руками латышей. Во всяком случае, об этом он сообщил Локкарту, о чем тот позднее поведал в своих мемуарах. Латышам отводилась главная роль по осуществле­нию антибольшевистского, точнее, антиленинского пере­ворота. По замыслу Рейли, Ленина и его главных приспеш­ников убивать не обязательно. Можно будет ограничить­ся тем, что, сняв с них штаны, в неглиже прогнать по московским улицам... Свое место Рейли видел на самой верхушкевласти... Таким образом, лично себе в задуманной операции Рейли отводил, ни много ни мало, роль вождя контрреволюции и будущей России...

Рейли обладалуникальной способностью вербовать людей, не раскрывая им конечные цели вербовки. (Невольно вспоминается. Остап Бендер со своим знаменитым: «Я дам вам парабеллум!» Кстати, о Бендере. Тогда, в водовороте событий гражданской войны, Рейли запросто мог встретиться с Валентином Катаевым (Петровым) и невзначай обронить фразу: «Нет, это не Рио-де-Жанейро». А по прошествии времени Катаев мог подарить Ильфу сюжет романа.

Занимался Рейли и «денежными» делами. В августе передал значительную сумму патриарху Тихону.Деньги давал «видным», тем, кто пригодится, кто будет нужен потом, после удачного выступления... Деньги, и немалые, он добывал испытанным способом— с помощью валютно-финансовых афер на «черном рынке»: скупал рубли под векселя, гарантированные к оплате в Британии и подписанные Локкартом... Основная часть вырученных средств предназначалась латышам.

В это время Рейли выступает в трех ролях. Для личных информантов он — левантийский грек Константин Павлович Массино, преследующий свои экономические интересы. Для чекистов он — чекист Георгий Релинский, выпол­няющий особо ответственные задания. Для представителей Британии он— агент британской разведки ST.1. Для Петерса он — одновременно и чекист Релинский, и лейтенант Сидней Рейли. Для любовниц — в зависимости от обстоятельств.

К финалу тонко разыгранной и Рейли, и Петерсом комбинации совершенно невозможно разобраться, кто же на кого работал, кто кому подыгрывал, кто кого предал... События же развивались следующим образом. 25 августа в помещении московского представительства генерального консула Соединенных Штатов Америки про­исходит историческое  совещание  представителей  стран Антанты. Локкарт в нем не участвовует. Зато участвует Рей­ли. Дипломаты решили, что сразу же после их отъезда ос­тавшиеся в России агенты, в том числе Рейли, должны при­нять активное участие в разного рода диверсиях...

Вечером 25 августа, после совещания у американского консула, у Петерса появилась серьезная зацепка против московских представителей стран Антанты, с помощью которой он мог оправдаться за рискованную операцию «Заговор» перед Дзержинским и настоять на ее продолжении уже под полным контролем ЧК. Теперь уже ни о ка­ком настоящем перевороте и ни о каких контактах с «че­кистом Релинским» речи быть не могло. И вряд ли Петере стал бы похваляться столь сомнительным агентом. Теперь Рейли должен официально стать агентом Антанты.

В ночь на 26 августа Петерса разбудил звонок от Карахана. Петере примчался в его резиденцию, где на него на­бросился разъяренный Рейли, обвиняя в предательстве, поскольку тот допустил проникновение чекистов в среду заговорщиков.

Грандиозное предприятие, им задуманное, лопнуло как мыльный пузырь.

30 августа в 10 часов утра был убит председатель Петрофадской ЧК Урицкий. Когда об убийстве стало извест­но в Москве, в Петроград для выяснения обстоятельств покушения был послан председатель ВЧК Дзержинский.

После того как 30 же августа во дворе завода Михельсона по окончании митинга было совершено покушение на Ленина, началось то, что получило название «красный террор»...

2 сентября большевики официально объявили, что раскрыт заговор. Локкарт, французы и Рейли фигурирова­ли в газетных сообщениях как главные заговорщики. Локкарта арестовали на следующий день после вы­хода газет, да и то только тогда, когда он сам явился к Петерсу на Лубянку хлопотать за арестованную чекистами Муру. Когда Локкарта будет решено выпустить и выслать из страны,

Рейли исчез, Локкарта выслали, но история с загово­ром на этом не закончилась. После целой серии засад и обысков арестовали человек двадцать. Это были либо лю­бовницы Рейли, либо вообще случайные люди, либо аген­ты, работавшие на американского разведчика Ксенофонта Каламатиано, которого тоже арестовали.

Всего было арестовано восемь любовниц. Разного соци­ального происхождения — от артистки до дочери дворни­ка, общими у них были юный возраст, красота и то, что каж­дая считала себя женой человека по имени Сидней Рейли или Константин Массино. Оформлял ли он со всеми с ними брак, так и осталось неизвестно. В России 18-го года эта процедура не была сложной. Женщин посадили всех в одну камеру. Как утверждает один из знакомых Локкарта, содер­жавшийся в те же месяцы в Бутырской тюрьме, чтобы пове­рить в фантастическую мужскую силу Сиднея Джорджа Рейли, достаточно было видеть и слышать яростные сцены ревности вплоть до драк между его восемью женами!..

Лондон встретил Рейли прохладно. Его наградили «Военным крестом» — не бог весть какой наградой и по­высили в звании. Теперь он был «капитан Рейли», что в 44 года выглядело как подачка.

11 ноября закончилась война с Германией. Что означало — Рейли перестает быть «двойным» агентом (если он таковым был). Теперь он готов всецело служить только британской короне. И никому больше.

Тем временем Рейли и другого британского разведчи­ка, Хилла, переводят из военной разведки в SecretServiceи предоставляют им небольшой отпуск. Рейли воспользо­вался отпуском для очередного романа. С лондонской про­ституткой по прозвищу Затычка...

В середине декабря Рейли и Джордж Хилл после крат­кого инструктажа у шефа разведки Камминга отбыли на юг России в расположение Белой армии генерала Деники­на. Агенты выдавали себя за английских бизнесменов, на­щупывающих возможность торговли с русскими.

Побывали и в Одессе. Началочь сотрудничество рейли с известным террористом Савинковым. Ради Савинкова очутился в Польше. Помогал чем мог. Участвовал в одном из рейдов Булак-Ба-лаховича в тыл Красной Армии.

После поражения Деникина и Врангеля главной зада­чей Рейли стало проталкивание в европейских политичес­ких кругах и среди русской эмиграции идеи, что лучшего вождя для борьбы с большевиками, чем Савинков, не было и нет. Рейли носился между Варшавой, Парижем, Прагой и Лондоном — доказывал, выпрашивал, обещал... Торговал пилюлями от облысения и от импотенции, изготовленными по его собственному рецепту. «Радикальное средство» (помните Ильфа и Петрова?!) расходилось. Но финансовой пробле­мы не решало. Одновременно с торговлей сомнительными препаратами крутил роман с 23-летней французской акт­рисой. Девушка требовала женитьбы. Но Рейли подобная перспектива не вполне устраивала ввиду наличия уже двух жен. Актриса тем временем забеременела. Рейли ничего не оставалось, как заплатить за аборт и ретироваться. Правда, с Надиной, второй же­ной, удалось развестись. Получив от Рейли на прощание в подарок коллекцию украшений из нефрита, она быстро выскочила замуж за шведа Густава Нобеля, из того самого «динамитного» семейства...

В 1923 году Рейли в тре­тий и последний раз в своей жизни женился. На актрисе, звезде оперетты Жозефине-Фернанде (она же Пепита) Бобадилья. По отцу — эквадорианка, по матери — ирландка. Молодая женщина была вдовой английского драматурга Хэддока Чемберса.

Одновременно с Пепитой у Рейли была еще одна невеста — в Лондоне, у которой он жил во время приездов в Англию. Некая Грация Плоуден. Но, узнав про Пепиту, она выгнала жениха...

Тут в одночасье рухнуло все то, на что он делал ставку пос­ледние пять лет... Большевики объя­вили о самоубийстве Савинкова.

Казалось бы, никаких перспектив у Рейли не осталось. Все, чем он мог еще нагадить большевикам, — это предать гласности компрометирующие документы, якобы добы­тые из недр советских учреждений. Документы, по боль­шей части, поддельные.... Но для Рейли все это было слишком мелко... И тут подвернулся «Трест». Организа­ция, изобретенная чекистами, уже несколько лет дурила голову русской эмиграции и некоторым иностранным раз­ведкам: польской, финской, эстонской... Англичан «Трест» избегал. Поэтому у англичан о «Тресте» было весь­ма смутное представление.

Летом 1925 года чекисты, окрыленные победой над Савинковым, решили покончить с Рейли. А именно, зама­нить его на территорию СССР[1]. «Трест» через Бойса сделал Рейли предложение посетить СССР. Естественно, неле­гально. Успешная поездка и возвра­щение могли снова выдвинуть Рейли на первые роли... И он на предложение мифического «Треста» клюнул. И отправился в Финляндию. Пепита осталась ждать мужа в Париже. Вся поездка должна была занять не больше неде­ли. Успех поездки гарантировали одураченные «Трестом» Генерал Кутепов и его правая рука Мария Владиславовна Захарченко-Шульц... Риск казался минимальным. Исто­рия с Савинковым ничему не научила.

25 сентября 1925 года Сидней Рейли под именем куп­ца Николая Николаевича Штейнберга в сопровождении финских контрразведчиков и пограничников выехал из Выборга по направлению к финляндско-советской грани­це. В 11 часов вечера подошел к реке, разделяющей два го­сударства. Разделся до трусов, крикнул: «Иду!» — и ступил в воду. С советской стороны к нему навстречу бросился проводник-пограничник. Посадил на плечи и перенес че­рез реку. Единственный раз в жизни его действительно носили на руках!..

Ни в Финляндии, ни в Париже, ни в Лондоне, ни в ка­ком другом месте за пределами СССР Сиднея Джорджа Рейли больше никто не видел.

На Лубянке его продержали месяц. Условия содержа­ния были хорошими. На допросах Рейли сперва держался стойко и на сотрудничество со следствием не шел. Наде-нлся на заступничество британских властей. Но Британия о судьбе своего беспокойного подданного никаких запро­сов не делала. То, что он якобы «убит» на границе, он знал от чекистов... Наконец, ему устроили представление с пе­реводом в камеру смертников. И Рейли заговорил.

Рассказал все, что знал о британских спецслужбах. И об активной белой эмиграции все рассказал. Готов был к любым видам сотрудничества. Набивал себе цену свои­ми знакомствами. Связями. Возможностями... У чекистов даже появился план превратить его в суперагента и как «своего» отпустить на Запад. Или еще как-нибудь ис­пользовать. Стали вывозить на прогулки по городу и за город. В открытом автомобиле. Как недавно вывозили — Савинкова. Зачем-то Рейли наряжали в форму сотрудни­ки ОГПУ...

Где-то в Сокольниках Рейли прикончили... Где-то в самом центре Москвы его закопали... Это произошло в 1927 году.

История операции Трест http://www.sovsekretno.ru/articles/id/3299/

Об Остапе Бендере знают все. Если кто и не читал произведений Ильфа и Петрова, то наверняка смотрел одну из многочисленных экранизаций о похождениях Великого комбинатора. Известно, что Остап Бендер – образ собирательный. Однако прототип все-таки имелся, да еще какой! Звали его Осип Шор.
Осип Вениаминович Шор родился 30 мая 1899 г. в г. Никополе (сейчас – Днепропетровская область) в семье владельца магазина колониальных товаров купца 2-ой гильдии Вениамина Шора и его жены – дочери крупного одесского банкира Екатерины (Куни) Бергер. Вырос в Одессе, куда Шоры переехали, когда Осе был год, т.е. в 1900 г.
В Одессе семья Шоров жила в доме №78 на улице Полтавской победы (ныне Канатной). Осип или Остап, как называли его домашние и друзья, был вторым ребенком в семье. Его старший брат Натан, впоследствии сыграл в жизни Остапа важную роль. В 1901 году их отец умер от сердечного приступа. Через несколько лет Екатерина Бергер вторично вышла замуж за удачливого петербургского купца Давида Раппопорта. От этого брака родилась девочка Эльза, ставшая впоследствии известной художницей.

В 1906 году Остап Шор поступил в мужскую гимназию Илиади. Через много лет Ильф и Петров «определили» сюда Остапа Бендера, который, как утверждают авторы «Золотого теленка», на всю жизнь запомнил «латинские исключения, зазубренные… в третьем классе частной гимназии Илиади». Судя по оценкам, к точным наукам он был склонен больше, чем к гуманитарным (единственная тройка среди тринадцати дисциплин у него была по русскому языку и словесности, а вот по предмету, изучавшему «законы еврейской веры», Шор имел твёрдую четвёрку). Зато по законоведению, заметьте, пятерка!
Осип Шор 

Став студентом физико-математического факультета Новороссийского университета и передумав учиться в этом замечательном вузе, не имея ни гроша в кармане, семнадцатилетний Осип-Остап в 1916 году отправился в Санкт-Петербург, чтобы собственноручно написать заявление о поступлении на механический факультет Технологического института имени императора Николая I. Но, как говорят в Одессе, недолго музыка играла: дело о принятии в число студентов Осипа Шора, начавшееся 13 ноября 1916 года, было закончено 13 сентября 1917– го.

Непризнанный гений. У Шора было множество гениальных идей, но он мечтал найти курицу, которая будет нести ему золотые яйца. И он встретил эту курицу в буквальном смысле. Осип нашел ее на дороге и что-то в ее внешнем виде было неприличное – она была без единого перышка.

Впереди их ожидало прекрасное будущее на сельскохозяйственной выставке. Лысая курица стала знаменитостью. Одесские газеты разнесли весть об удивительном открытие отечественных селекционеров – мечте поваров и домохозяек – курице, которую не надо ощипывать! На это сообщение тут же отреагировала мясная промышленность.

Крупнейшие мясозаводчики прислали в Одессу своих агентов, которые были приглашены в местное научное общество, где седой профессор прочел им длинную лекцию о революции в области птицеводства. В роли профессора выступил переодетый Шор.
Фирма “Идеальная курица” заключила контракты с крупнейшими птицефабриками юга России. Однако в назначенный срок, курицы заказчикам не поступили. Заводчики забили тревогу, но профессора и фирму найти не удалось. Нашли только курицу, у которой на шее болталась записка: “Мы одесские селекционеры вывели еще курицу без головы и костей”.

А вот ещё несколько «шуток»:

30 мая 1918 года Осип Шор праздновал свое 18-тилетие, поздравлять его пришли весьма уважаемые люди – сахарозаводчик Евлампий Кутякин, бандит Васька Косой и раввин местной синагоги Берштейн. Все они обращались к имениннику с большим почтением и благодарили его за гениальные идеи.
Осип Шор

Купец Кутякин был обязан Осипу по гроб жизни за то, что тот помог избавиться ему от конкурента купца Розенбаума. Оба они консервировали вино сахаром, и у обоих оно прокисало, не доехав и до Самары.
Шор нашептал купцу Розенбауму тайный рецепт – если в вино добавить борной кислоты, то оно не превратиться в уксус, даже доехав до Хабаровска. В результате Розенбаум разорился – у вина оказался такой насыщенный букет, что его не стали пить даже горькие пьяницы.

Банда Васьки Косого давно присмотрела для грабежа банк, но там была огромная двухсоткилограммовая дверь с кодовыми замками, к которой было не подступиться. Только взглянув на здание банка, Осип понял, что дверь открывать не потребуется, нужно только переодеться трубочистами и попасть в банк через печные трубы. Стоит ли говорить, что Шор получил свой процент после осуществленного ограбления.

Но самую остроумною идею он предложил раввину. Берштейн хотел лучшей жизни для своих прихожан, и он по совету Осипа начал продавать места в раю. Для наглядности на стене синагоги был вывешена схема рая, представленная как дорогой пансионат. Внизу был прейскурант, где каждый мог выбрать себе местечко в раю по вкусу и по карману. На взносы желающих раввин отреставрировал синагогу и отремонтировал собственный дом.

Но конечно особого внимания заслуживает его 10-ти месячное путешествие из Москвы в Одессу. Кругом царил хаос, вот и выкручивался безденежный Осип как мог.

Чем он только не промышлял по пути домой! Не умея толком играть в шахматы, несостоявшийся студент представлялся гроссмейстером, не держав ни разу в руках кисти, он устроился художником на пароход, курсировавший с агитационными рейсами, наведывался в различные заведения в качестве пожарного инспектора…

Кроме того, Осип женился на тучной женщине, послужившей прототипом мадам Грицацуевой. Причем сделал он это исключительно из меркантильных соображений – времена были голодные, а она держала лавку. Так и пережил зиму.

«Борзый» опер. Он вернулся в Одессу в самое тяжёлое время. За очень короткое время в городе сменилось 14 властей. На улицах вовсю орудовали банды Мишки Япончика. Город утопал в бандитизме. Молодые одесситы начали объединяться в народные дружины под егидой местной милиции. Осип Шор был физически развитым человеком. Еще в гимназии он увлекался классической борьбой, гиревым спортом и футболом. Жить ему в Одессе было не на что. Поэтому Осип Шор устроился в одну из таких дружин и вскоре стал ведущим оперуполномоченным по борьбе с бандитизмом Одесского уголовного розыска.

Осип Шор налетчиков не щадил, а сопротивлявшихся при задержании бандитов беспощадно ликвидировал. Пойманных допрашивали с таким пристрастием, что они выдавали сообщников пачками. Естественно, Мишка Япончик распорядился “борзого” опера застрелить.

В кафе на Лонжероновской улице произошла знаменитая перестрелка, в ходе которой банда не досчиталась четверых наемных убийц, а Осип Шор не получил даже царапины.

И все же ему отомстили. Бандиты убили его брата, поэта Анатолия Фиолетова. Вычислив убийцу, сыщик лично явился в бандитскую «малину» во Втором Заливном на Пересыпи, выложил именное оружие на стол и спросил: «Кто из вас, подлецов, убил моего брата?». В широком пиджаке, матросской тельняшке и «капитанке» на голове, Шор, страшный и могучий, долго стоял перед кающимся убийцей. А потом …простил его. Всю ночь Остап провел у бандитов. При свете огарков они пили чистый спирт, не разбавляя его водой. Читали стихи убитого поэта и плакали. С первыми лучами солнца Остап спрятал в деревянную кобуру маузер и беспрепятственно ушел, чтобы снова начать борьбу с бандитами не на жизнь, а на смерть.

Гибель брата подействовала на Шора, как и рассчитывали бандиты, угнетающе. Он поклялся не брать больше в руки оружия, уволился из уголовного розыска и уехал в Петроград. Там сразу же (в 1922 г.) угодил в тюрьму за драку с человеком, оскорбившим его спутницу. В заключении Осип пробыл недолго: его освободили сразу же после поступления сведений из Одессы о его боевом прошлом и стали уговаривать поступить на службу в Петроградский уголовный розыск.

В 1934 году Шор уезжает в Челябинск помогать своему другу Василию Ильичеву, директору тракторного завода, поднимать народное хозяйство. В 37-м Ильичева арестовывают сотрудники НКВД в его служебном кабинете. Остап затевает с ними драку, что было, без сомнения, смелым поступком. Его арестовали, но он опять совершил нечто выдающееся – сбежал. Долгое время скрывался в Ленинграде, а затем перебрался в Москву, где жил у своего одесского приятеля, уже известного автора «Трех толстяков» и «Зависти» Юрия Олеши.

Во время Великой Отечественной войны Остап пытается пробиться в блокадный Ленинград, где находятся его родственники. Это ему не удается. В конце концов из-за всех мучений у него развилась серьезная болезнь – экзема, которая переросла со временем в рак кожи. Больного Остапа эвакуируют в Ташкент, куда эвакуировалась его сестра. Здесь Осипа вылечили.

Осип Шор

После войны Остап Шор с сестрой переехал в Москву. Детей у него не было – семьёй Осип Вениаминович так и не обзавелся, сестра Эльза Раппопорт (кстати, первая жена Леонида Утёсова) работала на «Мосфильме» костюмером-гримером.

Человек мирной профессии. Шор вышел на пенсию по инвалидности, но до последних лет жизни работал проводником поезда Москва–Ташкент. 15 дней он ехал на поезде в Ташкент, 15 дней – обратно в Москву, месяц жил у сестры в столице в крохотной комнатёнке, носил потертый макинтош и сандалеты, и по старости лет уже ни с кем не общался.

Он дожил почти до 80 лет и был похоронен на Востряковском кладбище в Москве в 1978 г., перенеся два инфаркта и ослепнув на один глаз.

Еврейские авантюристы: Блюмочка из Одессы

(из лекций, которые я читал своим студентам, любознательным даю ссылку - http://yadi.sk/d/MhnKOc-UC4JtF) 

«БЛЮМОЧКА»[1]

Родился он в Черниговской губернии,нодетство егопрошло в Одессе.. Посещал Талмуд-Тору - школу, в которой обучались мальчики в возрасте от 6 до 12 лет — сироты и дети из бедных се­мей, — пользовалась среди одесских, и не только одесских евреев прекрасной репутацией. Талмуд-торой руководил знаменитый писатель и ученый Шалом Яков Абрамович, он же — Менделе-Мойхер-Сфорим...

Успешно закончив Талмуд-тору,  занимался в Одессе элек­тротехническим мастерством...

Потом, в 1917 году, уже не Симха-Янкель Гершев, а Яков Григорьевич шатался то по Одессе как агитатор пер­вого Совета рабочих депутатов, то по родным Сосницам, куда приехал за наследством деда (200 рублей), то по Харь­кову, когда устраивался на работу конторским мальчиком, то по Харьковщине — в качестве эсера-агитатора во время подготовки к выборам в Учредительное собрание, то по Симбирской губернии, агитируя крестьян за эсеровский в  Учредительное собрание.

О большевистском перевороте в Петрограде Блюмкин узнал в небольшом городке Алатырь, куда попал из Сим­бирска, где его, тогда семнадцатилетнего эсера, избрали членом Симбирского совета крестьянских депутатов (хотя к крестьянам Блюмкин сроду не имел никакого отноше­ния). Бросив дела в Алатыре, он заспешил в Одессу.

В январе 1918 года Блюмкин с оружием в руках борется вместе с большевиками за советскую власть в Одессе. Пос­ле записывается добровольцем в матросский «Железный отряд» при штабе 6-й армии Румынского фронта. Вскоре его избирают командиром. Блюмкин участвует в боях с вой­сками Центральной Рады. В марте 1918 года его отряд вли­вается в состав 3-й советской Украинской армии. Тогда жечасти Красной Армии начинают вести бои и с наступаю­щими германскими войсками. 12 марта 3-я армия оставляет Одессу и отступает в Феодосию. В Феодосии Блюмкина вводят в Военный совет армии в качестве комиссара, затем назначают помощником начальника штаба.

Для восемнадцатилетнего юнца революционно-боевая карьера складывалась более чем удачно.

С 3-й армией Блюмкин пошел от Феодосии на Лозовую и дальше — на Славянск. Участвовал в экспроприации денег в Государственном банке (захвачено 4 миллиона руб­лей). По свидетельству бывшего начальника штаба Одес­ского военного округа, Блюмкин повел себя, имея звание краскома, неподобающим образом. Он предложил коман­дующему армией П. С. Лазареву взятку в 10 тысяч рублей. Столько же он хотел оставить себе, а остальные деньги предполагал передать партии левых эсеров. По требова­нию Лазарева и под угрозой ареста Блюмкин возвратил в банк 3,5 миллиона рублей. Куда делись остальные 500 ты­сяч, выяснить так и не удалось. Все это сошло Блюмкину с рук.

В апреле 18-го Блюмкин появился в Москве. Его тут же приняли в охрану ЦК партии левых эсеров. А уже в июне по левоэсеровской рекомендации Блюмкин был при­нят в ВЧК на должность заведующего отделением по борь­бе с международным шпионажем.

Он энергично принялся за дело. Главной его заботой было найти возможность проникнуть в германское по­сольство...

Работа в ВЧК вскружила ему голову. Своим приятелям поэтам он даже предлагал прийти в ЧК посмотреть, как в подвалах Лубянки расстреливают «кон­тру».

В один из последних дней июня 1918 года Яков Блюм­кин вместе с Осипом Мандельштамом и другими знако­мыми зашел в писательское кафе. Подвыпив, он начал хва­статься тем, как ему удалось арестовать австрийского офицера графа Роберта Мирбаха по обвинению в шпионской деятельности в пользу Австро-Венгрии.

— Не сознается, — говорил Блюмкин, — поставлю его к стенке. И вообще жизнь людей в моих руках. Подпишу бумажку — через два часа нет человека. Вон, видите, во­шел поэт. Он представляет большую культурную ценность. А если захочу, тут же арестую его и подпишу смертный приговор. Но если он нужен тебе, — обратился Блюмкин к Мандельштаму, — я сохраню ему жизнь.

Будучи вгостях у немецкогопосла мирбвха, Блюмкин поинтересовался, не родственник ли он арестованного австрийского графа Роберта Мирбаха, и, когда на слова Блюм­кина посол ответил, что он ничего не имеет общего с упо­мянутым офицером, что это для него совершенно чуждо и в чем именно заключается суть дела, Блюмкин ответил, что через день будет это дело поставлено на рассмотрение трибунала. Посол и при этих словах оставался пассивен.

Вскоре ,Блюмкин все же «достал» посла. Будучи в гостяхна даче Мирбаха вынул из портфеля револьвер и, вскочив, выстрелил в упор — последователь­но в Мирбаха, Рицлера и переводчика.

Раненый Граф Мирбах вскочил, бросился в большой зал, куда за ним последовал спутник делегата, между тем как Блюмкин под прикрытием мебели продолжал стрелять, а потом кинулся за графом. Один момент после этого — взорвалась бомба в зале, которая, оказалось, совершенно разгромила зал. Граф был поражен смертельно.

В глазах противников советского строя Блюмкин стал ге­роем. Его изображали патриотом, совершившим самоотвер­женный поступок ради спасения чести страны. Так же относилась к нему и часть интеллигенции, расценивавшая Брест­ский мир как предательство национальных интересов Рос­сии. Например, поэт Гумилев впоследствии с гордостью го­ворил о том, как он познакомился с Блюмкиным: «Человек, среди толпы народа застреливший императорского посла, подошел пожать мне руку, сказать, что любит мои стихи».

По приезде на Украину Блюмкина избирают членом Украинской Центральной и Правобережной областной боевых организаций партии левых эсеров. Блюмкин и Ан­дреев в эти дни активно включаются в подготовку терро­ристических актов против гетмана П. П. Скоропадского.

После краха гетманщины Блюмкин становится членом нелегального Киевского Совета, участвует в борьбе про­тив Директории, организует ревкомы и повстанческие от­ряды, ведет в Подолии агитацию среди населения за вос­становление Советской власти.

В Жмеринском уезде Блюмкин поднял восстание крес­тьян против петлюровцев. В Виннице устроил побег из петлюровской тюрьмы председателя Полтавского губисполкома, члена ЦИК Лисовика. В феврале 1919 года Блюмкина избирают секретарем нелегального Киевского горкома партии левых эсеров.

В марте 1919 года Блюмкин по партийным делам вые­хал в Елизаветград. Недалеко от Кременчуга его встретили петлюровцы, зверски избили, вышибли зубы, почти за­душили. Посчитав пленника за мертвого, они раздели его догола и выбросили на железнодорожное полотно. Ночью Блюмкин очнулся и с трудом дотащился до домика путе­вого обходчика. Оттуда его на следующий день на дрезине доставили в Кременчуг и поместили в больницу. Лишь че­рез месяц он встал на ноги.

Сразу же после явки Блюмкина с повинной в Киевс­кую Ч К, туда приехал руководивший Всеукраинской Ч К М. Я. Лацис. Блюмкин подробно рассказал ему о том, как был осуществлен террористический акт в германском по­сольстве, как ему удалось бежать, где он скрывался и что побудило его явиться в ЧК.

После первых допросов ВЧК отправила Блюмкина в Москву. Для расследования его дела ВЦИК образовал Осо­бую следственную комиссию. Блюмкин снова дал показа­ния об убийстве Мирбаха и о причинах своей доброволь­ной явки во Всеукраинскую ЧК. Большевики очень быст­ро поняли, какой бесценный сотрудник к ним прибился, и ради такого дела на убийство Мирбаха махнули рукой.

Постановление Президиума Всероссийского Цент­рального Исполнительного Комитета от 16 мая 1919 года об освобождении из заключения Якова Григорьевича Блюм­кина: «Ввиду добровольной явки Я. Г. Блюмкина и дан­ного им подробного объяснения обстоятельств убийства германского посла графа Мирбаха Президиум постанов­ляет Я. Г. Блюмкина амнистировать. Секретарь ВЦИК А. Енукидзе».

По возвращении из Москвы на Украину пройденный большевиками Блюмкин сразу приступил к формирова­нию группы для заброски в Сибирь и разработке плана ее деятельности. Дело в том, что в мае 1919 года руководи­тели большевистской партии договорились с максимали­стами о создании на Украине группы для подготовки убийства адмирала Колчака. Группу предполагалось заб­росить в Сибирь через территорию, занятую Деникиным. Одним из руководителей группы был назначен Яков Блюмкин.

Он согласился, но обстоятельства сложились так, что Колчака убили другие люди.

Блюмкин вернулся в Киев. Предательство левые эсеры не прощали и 6 июня 1919 года три видных левоэсеровских боевика— в том числе Лидия Сорокина, первая жена Блюмкина, — пригласили его за город для «политической беседы». «Беседа» закончилась тем, что товарищи по партии выхватили револьверы и открыли беспорядочную стрельбу по Блюмкину. К счастью для него, ни одна из восьми выпущенных пуль не попала в цель. Ему удалось бежать под покровом ночи.

Вскоре на него было совершено второе покушение. Вечером в кафе на Крещатике к нему подошли два бывших товарища по партии левых эсеров, несколько раз выстре­лили в упор и не спеша удалились. Выстрелов из-за шума почти не было слышно. Сидевшие за соседними столами увидели только, как Блюмкин с окровавленной головой свалился со стула. В бессознательном состоянии его дос­тавили в больницу. Затем последовала третья попытка расправиться с предателем. Ночью неизвестный бросил в помещение Георгиевской больницы бомбу довольно силь­ного разрыва. Благодаря счастливой случайности никто не пострадал. Блюмкину также не было причинено никакого вреда.

Из-за охоты, которую устроили на него левые эсеры, он стал испытывать приступы панического страха. Что-то вроде мании преследования. Чувство тревоги не оставля­ло его до последних дней жизни.

Я. Г. Блюмкин

В 1919 году Блюмкин вступает в коммунистическуюпартию

Летом 1919 года Блюмкин становится завсегдатаем «Кафе поэтов» на Тверской. Как правило, он занимал сто­лик в углу дальнего зала, садился лицом к двери и держал­ся крайне настороженно. Когда ему приходилось сидеть в середине зала — он часто оглядывался, как будто ожидая удара в спину. Если кто-то сзади него резко вставал — Блюмкин немедленно вскакивал, держа в руках револьвер. Он постоянно находился в компании имажинистов — Сер­гея Есенина, Александра (Сандро) Кусикова, Анатолия Мариенгофа, Вадима Шершеневича.

Блюмкин любил беседовать на литературные темы, обожал стихи и, главное, преклонялся перед талантом сво­их друзей. Они, в свою очередь, считали его, по словам Шершеневича, хотя и «очень хвастливым, но, в общем, милым парнем».

Перед закрытием кафе Блюмкин неизменно обращался с просьбой:

— Ребята, проводите меня до дома!

Чаще других его провожали Есенин и Мариенгоф. Блюмкин боялся не нападения бандитов, а покушений со стороны левых эсеров и германских агентов.

После окончания военных действий против Доброволь­ческой армии Блюмкина откомандировывают в распоряже­ние Народного комиссариата иностранных дел. В начале лета 1920 года Наркоминдел посылает его в Северный Иран.

17—18 мая Волжске-Каспийская военная флотилия под командованием Ф. Ф. Раскольникова успешно прове­ла операцию в Энзели (Пехвели), куда деникинцы увели русские корабли. Флот был освобожден, отряды белогвар­дейцев и англичан отошли в глубь Ирана. В начале июня в Реште была провозглашена Гилянская Советская Республика. Ее правительство, Совет Народных Комиссаров, возглавил «буржуазно-националистический» деятель Кучук-хан. В республике была создана Красная Армия. Задачи Блюмкина состояла в том, чтобы поддерживать связь между Советским Азербайджаном и правительством Кучук хана.

В конце июля он принял участие в перевороте, в ре­зультате которого правительство Кучук-хана было сверг­нуто, а к власти в Гилянской республике пришла левая группа Эхсануллы-хана. Полосле этого Блюмкина назначают военным комиссаром штаба гилянской Красной Ар­мии. Он становится членом Компартии Ирана. Централь­ный комитет поручает ему возглавить комиссию по комп­лектованию иранской делегации на Первый съезд народом Востока, который состоялся в Баку в начале сентября. В состав делегации вошел и Блюмкин.

В Иране Блюмкин пробыл около четырех месяцев. Бу­дучи больным тифом, якобы «руководил обороной Энзели» от наступавших шахских войск.

Вернулся он в Москву с билетом иранской коммунис­тической партии, шрамами от шести ранений и тремя наг­радами за боевые заслуги.

В 1920 году Блюмкина, хотя он уже был вполне сло­жившимся и профессиональным шпионом, зачислили по направлению Наркоминдела на Восточное отделение Ака­демии Генштаба, где готовили разведчиков для армейской службы на восточных окраинах Советской Республики и для военно-дипломатической работы.

За время пребывания в академии Блюмкину удалось получить хорошую военную подготовку и основательно проштудировать общественно-политическую литературу. В академии он встретил Татьяну Файнерман, дочь извест­ного толстовца Тенеромо, и вскоре на ней женился.

Чуть не убил Ильинского и возможно убил Есенина

В свободное от занятий время, как и год назад, он регу­лярно заходит в «Кафе поэтов», где встречается со своими приятелями — Кусиковым, Мариенгофом, Шершеневи-чем и Есениным. Там, в конце 1920 года, Якову Блюмкину довелось поскандалить с молодым артистом мейерхольдовского театра Игорем Ильинским. Ссора едва не закон­чилась трагически. Ильинский, сидевший за столиком неподалеку от Блюмкина, заметил, что его ботинки сильно запылились, встал, подошел к плюшевой портьере и вытер ею обувь. Изрядно подвыпивший Блюмкин, увидев такое безкультурье, взорвался.

- Хам! Молись, хам, если веруешь! — с этими словами подбежал к Ильинскому и направил на него револьвер. Посетители кафе перепугались не на шутку. Все были уверены, что убить человека Блюмкину ничего не стоит. Пришедший в себя первым Есенин схватил поднятую руку Блюмкина и направил ее вниз. Далее завязался такой диалог:

— Ты, что, опупел Яшка?

— При революции хамов надо убивать! — кричал Блюмкин. — Иначе она погибнет!

Есенину удалось отобрать у Блюмкина револьвер.

— Пусть твоя пушка полежит у меня в кармане. Так лучше будет.

Блюмкин растерялся.

— Отдай, Сережа, револьвер, — упрашивал он друга. — Отдай! Он мне дороже жизни!

Увидев, что Блюмкин малость поостыл, Есенин возвра­тил ему оружие.

Блюмкин и Есенин

Несмотря на дружбу, Блюмкин грозил Есенину револьвером и тюрьмой, когда ему показалось, что поэт флиртует с его женой. И сам пытался соблазнить жену Есенина, которую, забол­тав, завел к себе в номер гостиницы. Верная жена дотя­нулась до кнопки вызова не то прислуги, не то охраны. Сильный звонок отрезвил Блюмкина, и он отпустил жену приятеля.

Осенью 1921 года Блюмкина откомандировали в Си­бирь, где назначили командиром 61-й бригады 21-й перм­ской дивизии. Бригада успешно участвовала в боях против войск барона Унгерна.

После разгрома войск Унгерна Блюмкин вернулся и Москву для продолжения учебы в Военной академии. Од­нако окончить ее ему так и не удалось. В 1922 году его снова отзывают и направляют в секретариат наркома по военным делам.

Вскоре Дзержинский предложил Блюмкину перейти на службу в иностранный отдел ОГПУ.

О характере закордонной работы Блюмкина в 1923-1924 годах известно мало. Был резидентом советской разведки в Палестине — тогдашней подмандатной террито­рии Англии. При назначении Блюмкина на эту работу, несомненно, учитывалось прекрасное знание им не толь ко современного, но и древнего еврейского языка, нравов и традиций иудеев. Тогда же к работе в ИНО ОГПУ по рекомендации Блюмкина привлекли другого выдающего­ся авантюриста — его тезку Серебрянского, руководившего впоследствии операцией по похищению генерала Кутепова. Одно время они вместе находились в Палести­не.

Ьлюмкин жил и работал в Яффе под именем Моисея Гурсинкеля. Он был владельцем прачечной, являвшейся штаб-квартирой его резиденции

С 1925 года Блюмкин руководил отделом организации торговли в соответствующем наркомате (Народный ко­миссариат торговли), где ему покровительствовал тогдаш­ний нарком Лев Каменев. Чем Блюмкин там занимался на самом деле, можно только догадываться, имея в виду его службу в ВЧК — ОГПУ. За год работы он успел побывать на двенадцати должностях. Через год руководство ОГПУ обратилось в ЦК ВКП(б) с просьбой откомандировать Блюмкина в его распоряжение. Теперь он получил назна­чение на должность главного инструктора государствен­ной внутренней охраны (ГВО) Монголии. Одновременно ему поручалось руководство деятельностью советской раз­ведки в Тибете, во Внутренней Монголии и северных рай­онах Китая.

Красная Шамбала

В Монголию Блюмкин прибыл в конце 1926 года. В сфе­ру его интересов входил давно уехавший в Индию Николай Рерих — художник, поэт, мистик, фанатично веривший в Шамбалу.

Будучи в Тибете, Николай Рерих встретился с поразившим его воображение монгольским ла­мой.

«Приходит монгольский лама, и с ним новая волна вестей... От­личный лама, уже побывал от Урги (Улан-Батор) до Цейло­на. Как глубоко проникающа эта организация лам!.. Нет в ламе ни чуточки ханжества, и для защи­ты основ он готов и оружие взять...»

Простим это замечание вели­кому художнику. Тот, кого он принял за монгольского ламу, не был ни ламой, ни монголом.

Это был Блюмкин. Супер­агент ЧК, бывший боевик пар­тии эсеров, в свое время убивший германского посла Мирбаха и возглавлявший заговор эсеров против Ленина в 1918 году.

После провала эсеровского мятежа Блюмкин пришел с по­винной, был прощен, и остался работать в ЧК, выполняя личные задания Дзержинского и Троцкого.

Однако   что   же   искал  Яков Блюмкин в Тибете?

Разработавшие операцию коллеги Блюмкина работали в наиболее засекреченной части ЧК, а затем и ОПТУ - Спецотделе. Руководил Спецотделом Глеб Бокий, чекист с дореволюци­онным партийным стажем, а занималось это сверхсекретнейшее подразделение... Официально - пере­хватом иностранных шифров и расшифровкой поступающих из-за границы в посольства телеграмм. В недрах же Спецотдела таилась «ла­боратория», где изучались скрытые возможности человеческого мозга -телепатия, телекинез; тайные мис­тические учения древности; воз­можности использования оккуль­тных сект... в распространении мировой революции!

Начиная с 1921 года в кулуарах Коминтерна муссировалась идея создания еще одного - параллельного Коминтерну - Интерна­ционала, который бы объединял все мистиче­ские тайные общества Азии и Африки для борьбы с колониализ­мом.

По поручению Глеба Бокия Барченко соста­вил   проект   воззвания Советской власти к мистическим сектам  и  объединениям.

Были составлены воззвания к хасидам, к суфийским и дервишским орденам, к буддийским сек­там Индии и Тибета. Особые на­дежды возлагались на мусульман­скую секту исмаилитов и ее руко­водителя Ага-хана. Это те самые исмаилиты, которых в средневеко­вой Европе называли «асассины» -«обкуренные гашишем», безжа­лостные убийцы, от чьих кинжа­лов не удавалось ускользнуть нико­му. В 1923 году по заданию Бокия Николай Рерих несколько раз встречался с Ага-ханом в Париже и в Индии, но безрезультат­но.

Однако, чтобы разобраться в этом клубке хитросплетений мис­тического заговора, зреющего в не­драх коммунистического ЧК, надо заглянуть чуть подальше - в дореволюционую Россию. В 1906-м году молодой студент Глеб Бокий был арестован за то, что под ви­дом бесплатной столовой для сту­дентов организовал большевист­скую явку. Однако Бокию недолго пришлось сидеть в тюрьме. За него внесли залог в три тысячи рублей - огромные деньги по тем временам! Это сделал Павел Мокиевский, к партии большевиков не имевший никакого отношения, а занимавший видное место в петер­бургской ложе розенкрейцеровского орде­на!

У Мокиевского на моло­дого, способно­го студента бы­ли свои виды. И в 1909-м году Бокий был вве­ден в ложу. Но большого энту­зиазма он пока не проявлял, сосре­доточив все свои силы на револю­ционной деятельности, После ре­волюции Бокий был послан пар­тией на работу в ЧК. Его беском­промиссность и неподкупность признавали даже враги молодой Советской республики.

Тут один пикантный штрих - библиотека Шнеерсона. В Бело­руссии и на Украине конфискован­ные у изгнанных и расстрелянных хасидских цадиков архивы не уничтожались, а по приказу ЧК свозились в Москву.

Обратим свое внимание также на еще одного сотрудника Спецотдела - Барченко. Кстати, до того, как попасть в Спецотдел, Барченко работал в еще одном сверхсек­ретнейшем советском учреждении - Институте мозга. Барченко закончил Юрьевский универ­ситет, где в 1905-м году познако­мился с профессором Кривцовым. Кривцов же был дружен с парижским оккультистом Ивом Сент-Д'альвейдером. Француз утверж­дал, что на границе Тибета, Афга­нистана и Индии находится подземная страна Агартха, она же Шамбала, населенная людьми с неограниченными возможностями,, потомками древних цивилизаций Лемурии и Атлантиды. Д'Альвейдер предлагал даже правительству Франции установить связь с ми могущественными подземными магами.

Это та самая Атха,    которую искал Гитлер, правляя эсесовские экспедиции Тибет и сам вызывая оттуда ммагов в Берлин!  Даже знаком с Гитлер  выбрал     вывернутую то есть, обращенную против часовой стрелки) свастику.

В Индии свасти­ка как знак солнца повернута по часовой стрелке. Свастика же вы­вернутая существует только в од­ном месте - в западном Тибете, как символ религии «бон». Западный Тибет же, согласно мнению европейских оккультистов - мес­тонахождение Шамбалы, обитали­ща сверхлюдей. Очевидно, подо­бных тем, которых мечтали выра­стить нацисты в своих орденских замках.

Часть коммунистического руковод­ства загорелась идеей Шамбалы, откуда должен воссиять свет ком­мунистических идей на весь угне­тенный Восток. Барченко даже од­но время читал лекции на судах Балтфлота перед революционно настроенными матросами. Матро­сики изъявляли желание, согласно воспоминаниям современиков, «вместе с ученым пробиваться с боями в Тибет и, достигнув Шам­балы, установить связь с ее велики­ми вождями».

Лекции вскоре прекратились, ибо все материалы о Шамбале бы­ли засекречены самим всесильным Бокием, начальником спецотдела.

В кратчайшие сроки была подготов­лена экспедиция. Секретность ее была такова, что даже начальник ИНО-разведки Трилиссер ничего не знал о ней. Когда же сведения о подготовке экспедиции дошли до него, Трилиссер вместе с Ягодой развернули хитрую интригу по ди­скредитации Бокия. Все, чего им удалось добиться, - это срыва финансирования экспедиции.

Но Бокия такая мелочь остано­вить не могла. В Турцию отпра­вился Блюмкин, открыл торговую фирму... И через эту фирму ручь­ем потекли награбленные хасидские рукописи, возвращаясь в руки законных владельцев, а обратно в Спецотдел потекла денежная ре­ка.

Небольшую часть денег Блюм­кин оставил Троц­кому, который по­сле изгнения из СССР временно проживал в Тур­ции.

Полученные от хасидов деньги со­ставили фонд Спецотдела, на ко­торый он мог неподконтрольно осуществлять сверхсекретные опе­рации.

Экспедиция в Тибет состоялась, правда, Шамбалу так и не нашли.

А вскоре грянул и 37-й год. Бокия, бывшего прямо-таки зано­зой в глазах чекистов новой фор­мации, расстреляли. Такая же судьба постигла Барченко, Блюмкина - да и почти весь Спецотдел. Но сам Спецотдел не умер, а только стал еще более засекречен­ным. В 1957 г., когда сын Бар­ченко Светозар обратился к быв­шему руководителю Главнауки с просьбой разыскать в архивах КГБ научные труды отца, тот, после длительных поисков, ответил, что в недрах спецслужбы работы Бар­ченко считаются еще «живыми»...

В январе 1927 года Блюмкин получил задание Центра организовать поездку в Китай, к генералу Фэн Юйсяну, незадолго до того перешедшему на сторону революцион­ного гоминьдана. По-видимому, целью поездки было установление связи с революционной арми­ей, выяснение на месте положения дел, оказание помощи в организации разведки и контрразведки.

Блюмкин решил сам возглавить экспедицию. Свыше восьмисот верст пришлось пробираться через безлюдную, занесенную местами снегом пустыню Гоби, затем через районы Китая, находившиеся под контролем контррево­люционных генералов. Несколько раз отряду Блюмкина приходилось прокладывать путь с боями. Были потери.

«Лишь случайно я остался жив», — вспоминал он два года спустя.

С середины 1927 года Блюмкин вновь в Улан-Баторе. Уже через два-три месяца после начала работы в Монголии он оказывается в состоянии глубокой конфронтации с большинством советских работников.

Как-то на банкете, устроенным Центральным Комите­том МНРП по случаю нового года, Блюмкин, приняв изряд­ную дозу спиртного, начал скоморошествовать. Несколько раз он подходил к портрету Ленина и, молитвенно глядя на него, отдавал пионерский салют. Потом приставал к монго­лам — говорил о своей любви к ним, лез обниматься. Дело кончилось тем, что, вдребезги пьяный, он свалился под пор­третом вождя. Его тошнило. Между приступами рвоты он поднимал голову вверх и заплетающимся языком бормотал:

— Ильич, гениальный вождь, прости меня! Я не вино­ват — виновата обстановка. Я не провожу твои идеи в жизнь. Прости!

В ноябре 1927 года ОГПУ отозвало его в Москву

По возвращении в Москву из Монголии Блюмкин по­лучил ответственное задание — организовать резиндентуру на Ближнем Востоке. Он должен был первоначально под именем купца Султана-заде обосноваться в Констан­тинополе, затем создать разведывательную сеть в Палес­тине и Сирии. Конечной целью ее деятельности считалось разведывательное проникновение через Аравийский полу­остров в Индию — в Калькутту и Бомбей. К середине сен­тября все было готово к отъезду Блюмкина. Были получе­ны деньги на первые расходы, изготовлен персидский пас­порт на имя Якуба Султанова, написана автобиография, которую требовалось приобщить к личному делу.. Во вто­рой  половине  сентября   1928  года  «персидский  купец Я. Султанов» выехал в Одессу. Восьмого октября Блюмкин благополучно добрался до Константинополя.

Спустя семь месяцев, 1 мая 1929 года генеральное кон­сульство Персии в Константинополе выдало Блюмкину свидетельство о том, что мистер Якуб Султанов изменил свою фамилию путем добавления «заде» и впредь будет именоваться Якуб Султан-заде. Этим подтверждалось его иранское происхождение.

Блюмкин занимался спекуляцией ценной антикварной литературы из запсников ЧК и неизвестно. Сколько денег осело на его личных счетах.

В документе, подготовленном для начальника ИНО ОГПУ М. А. Трилиссера, Блюмкин обосновал план созда­ния резидентуры. Она должна была состоять из пяти че­ловек: выступающий под видом персидского купца руко­водитель Блюмкин (Живой); члены группы Лев Абрамо­вич Штивельман (Прыгун), его жена, она же курьер — Не­хама Манусовна (Двойка) и Марк (Манус) Исаакович Альтерман (Старец), тесть Штивельмана. Место пятого члена, группы пока было вакантным. Супругам Штивельман предстояло выехать в Палестину, Альтерману — временно остаться в Москве для закупки и изъятия книг и организа­ции их отправки в Турцию.

Руководство ИНО ОГПУ одобрило представленный Блюмкиным план создания резидентуры. Развернулась напряженная работа по собиранию еврейских книг и манускриптов. Блюмкин выезжал в Одессу, в Ростов, в ряд украинских городов и местечек, где обследовал библиоте­ки синагог и еврейских молитвенных домов, знакомился с коллекциями частных торговцев. Одновременно такую же работу он проводил в Москве. В Ленинской библиотеке он обнаружил собрание древнееврейских рукописей, нацио­нализированное у барона Гинзбурга, а также большое количество неразобранных печатных изданий.

Летом по заданию ОГПУ развернулась работа по изъя­тию древнееврейских книг в Ленинграде. Ленинградские чекисты облазили все книгохранилища, установили связи с антикварами, конфисковали старинные издания. С кон­ца августа по середину октября они отправили в ИНО ОГПУ свыше сотни древнееврейских книг. Среди них име­лись даже инкунабулы (книги, вышедшие до 1500 года).

В конце октября в Константинополь прибыла первая партия книг. Блюмкину удалось завязать близкое знаком­ство с константинопольскими торговцами-евреями и рав­винами. Он разослал в крупные английские, французские и немецкие фирмы, занимавшиеся торговлей антиквариа­том, письма и предложения о продаже книг, а также спис­ки имевшихся у него изданий. Кроме того, он предложил свои услуги в качестве представителя этих фирм на Ближ­нем Востоке и в России.

К этому времени Троцкий был уже устранен Поста военного комиссара правительства и находился в Константинополе, куда приехал на встречу со своим кумиром Блюмкин. Видимо, это егои погубило.

10 октября 1929 года Блюмкин встретился с Карлом Радеком и, как он позже признавался, «не удержался и раскрыл ему свою душу». Он подробно рассказал о беседе с Троцким, о встречах с Седовым, о полученных им в Константинополе директивах для бывших членов оппозиции. Поделился Блюмкин и своими колебаниями и сомнениями.

С одной стороны, он считал правильной современную политику ЦК партии. С другой — ему было обидно за Льва Давидовича и страшно за его судьбу. Блюмкин колебался: то ли пойти в ЦКК и рассказать о том, что произошло в Константинополе, то ли умолчать об этом. Но если ОГПУ узнает о его контактах с Троцким, то наказание будет одно — расстрел. Его поступок будет квалифицирован как контрреволюционное преступление. Блюмкин имел в виду и третий вариант: через несколько дней он должен был вы­ехать на два-три месяца за границу, чтобы там сдать дела своему приемнику. И тогда проинформировать ЦКК и ру­ководство ОГПУ о контактах с Троцким можно будет лишь по возвращении в Москву...

Радек внимательно выслушал Блюмкина и предложил ему не откладывать признания до своего возвращения из-за границы. Возможно, он принял исповедь Блюмкина за провокацию. Однако пообещал, что их беседа будет но­сить глубоко личный, доверительный характер.

На следующий день Радек сказал, что он посоветовал­ся со Смилгой и Преображенским, и они пришли к выво­ду, что Блюмкину обязательно следует сообщить о встречи с Троцким в ЦКК. Тогда они втроем окажут ему всемерную поддержку и защиту.

Слова Радека оглушили Блюмкина. «Уже три человека знают о моем константинопольском свидании, — думал он. — Тайна стала секретом полишинеля — если знают трое, через неделю это будет известно всей Москве. Веро­ятно, Радек и Смилга не вполне доверяют мне и опасают­ся меня. А вдруг они, чтобы как-то реабилитировать себя в глазах Сталина, первые сообщат в ЦКК о моей встречи с Львом Давидовичем? Тогда мне конец!» Блюмкин заметался, как загнанный зверь.

В субботу, 5 октября 1929 года, сотрудница И НО ОГПУ Лиза Горская возвращалась из отпуска. Она была приятно удивлена и обрадована, увидев на вокзале встречавшего ее с букетом цветов Блюмкина. Лиза знала, что он неравно­душен к ней. Этот молодой красивый мужчина с легендар­ным прошлым и романтическим настоящим оказывал ей явные знаки внимания. Они несколько раз встречались в первые недели после приезда Блюмкина из Турции. И вот новая встреча, а потом новые свидания.

Но теперь его со всех сторон окружала опасность. 12 октября он встретился с Лизой. Никогда еще она не виде­ла его таким подавленным... Блюмкин все более терял контроль над собой. Пришедшему к нему сотруднику ОГПУ, подготовленному им для закордонной работы, зая­вил, что за границу он не поедет, так как скоро будет арес­тован за политическое дело. То же, по словам Горской, он сказал и другому человеку, зашедшему к нему, — в про­шлом оппозиционеру. Блюмкин нервно собирал бумаги, с которыми намеревался пойти в ЦКК, а затем к Трилиссеру и признаться в том, что встречался с Троцким...

Лиза решила, что раньше всех, еще до того, как Блюм­кин пойдет в ЦКК, обо всем должен узнать ее непосред­ственный начальник Трилиссер. Она позвонила ему и «на­стучала»...

Блюмкин принял окончательное реше­ние — бежать.

Он упаковал чемодан и отправил его с прислугой в чай­ную за Казанским вокзалом. После этого, прихватив ору­жие и портфель с бумагами и деньгами, пошел к художни­ку Р. Р. Фальку. Там находились жена Фалька — Раиса Идельсон и ее подруги-художницы. Блюмкин был в край­не возбужденном состоянии. Он заявил женщинам, что недавно приехал из-за границы, что его преследует ОГПУ за связь с оппозицией, что «кольцо сужается», и просил Идельсон разрешить ему переночевать у них. Кроме того, он обратился с просьбой разменять ему доллары, достать расписание поездов и какой-либо документ. Блюмкин производил впечатление неуравновешенного, душевно­больного человека. Он то и дело вынимал и убирал револь­вер, говорил, что ему не остается другого выхода, как заст­релиться. Женщины изрядно струсили. Идельсон поспе­шила разменять Блюмкину сто долларов на двести советс­ких рублей, а доставать документ отказалась. Что же каса­ется расписания поездов, заметила она, то с ним можно ознакомиться на вокзале.

Вечером Блюмкин отлучился на некоторое время в па­рикмахерскую. Он изменил внешность — подстригся и сбрил усы. Вернувшись, попросил женщин съездить за че­моданом. Они тут же отправились к вокзалу и вскоре при­везли его вещи. Когда он открыл чемодан, все увидели в нем много долларов. Блюмкин стал поспешно рассовывать валюту по карманам. Часть долларов он положил в порт­фель, в котором, как обнаружилось, были и советские деньги.

Когда стемнело, Блюмкин ушел из квартиры Фалька.

На следующий день на столе начальника секретного отдела ОГПУ Я. С. Агранова лежало заявление Л., в кото­ром сообщалось о происшествии на квартире Фалька. К за­явлению была приложена и коротенькая записка Идельсон, а также сто долларов, которые разменял у нее Блюмкин...

3 ноября на судебном заседании коллегии ОГПУ рас­сматривалось дело по обвинению гражданина Блюмкина Якова Григорьевича по 58-10 и 58-4 статьям Уголовного кодекса РСФСР. Ягода требовал безусловного расстрела, Трилиссер возражал, Менжинский — колебался. Одержа­ло верх предложение Ягоды.

Выписка из протокола заседания коллегии ОГПУ: «За повторную измену делу пролетарской революции и Советской власти и за измену революционной чекистской армии Блюмкина Якова Григорьевича расстрелять. Дело сдать в архив».

---

[1] По статье, автор - Александр ФИШЕР, из журнала Алеф и книга Авантюристы революции.

 

Еврейские авантюристы: Лева Задов  и другие евреи-махновцы

(из лекций, которые я читал своим студентам, любознательным даю ссылку -http://yadi.sk/d/MhnKOc-UC4JtF) 

Евреи-анархисты

По своей природе еврей не склонен к анархизму, так как тора – это великая созидательная сила. Евреи всегда стремились к стабильности государств, в которых жили, еврейский идеал: «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным» осуществим только в условиях экономической и политической стабильности. Все же всегда было немало евреев-бунтарей, вспомним хотя бы зелотов – борцов против Рима.

Государственная пропаганда нацизма стала частью украинской повседневности. Школьники зазубривают стишки Шевченко о москалях и "конституцию" Пилипа Орлика, поносящую евреев. Ученые восхваляют Мазепу, променявшего союз с Россией на польское ярмо. Чиновники соревнуются в отдании почестей Богдану Хмельницкому, вырезавшему пропорционально больше евреев, чем нацисты, и лишь на пороге поражения обратившемуся к России  Палач еврейского народа Хмельницкий изображен на дережных знаках. Почему бы тогда Германии не начать печатать деньги с изображением Гитлера?

Украинские историки уже уравняли в правах бойцов Советской Армии и бандитов УНА-УНСО. Тех, кто освобождал концлагеря, и тех, кто составлял костяк их персонала. Тех, кто освобождал Европу от коричневой чумы, и тех, кто бесчинствовал на стороне нацистов.

Национальным героем стал Симон Петлюра, и мало кто помнит, что ставленник белополяков Петлюра не известен заслугами в политике, экономике или военном деле. Он заслужил известность лишь одним: организацией еврейских погромов, которые историки именуют "репетицией Холокоста". Петлюровцы зарезали, застрелили, задавили лошадьми более 50 тысяч евреев в Украине.

В 1927 году, французский суд оправдал анархиста, пристрелившего в Париже Петлюру. Суд постановил, что анархист Шварцбард осуществил справедливое возмездие, и признал Петлюру виновным в организации массовой резни. Решение французского суда по уголовному делу обязательно для исполнения в Украине на основании Европейской Конвенции. Согласно Уставу Нюрнбергского Трибунала, руководители вооруженных групп, осуществлявших геноцид, автоматически признаются виновными в геноциде.

Немало лжи было состряпано по отношению и к известному анархисту Нестору Махно[1].

Н. И. Махно

Женщины Махно

Махновщина и евреи.[2].

https://www.youtube.com/watch?v=M50PPOkq6sM

Елена Келлер. Секретарь культ - просветотдела армии. Участница профессионального движения в США. Работница. Одна из организаторов анархистской конфедерации "Набат".

Иосиф Эмигрант (Гетман). Член культпросветотдела армии. Рабочий. Активный участник анархистского движения на Украине. Один из организаторов и член секретариата конфедерации "Набат".

Я. Алый (Суховольский). Член культпросветотдела армии. Рабочий. Отбывал каторгу по политическому делу. Один из организаторов и член секретариата конфедерации "Набат".

Следует учесть, что работники культпросвета армии были своего рода политическими комиссарами, отвечавшими за воспитательную работу среди повстанцев. Некоторые активные участники движения сумели эмигрировать, но большая часть их погибла во время гражданской войны и в период чисток (в частности, Л. Задов).

В армии махновцев были и еврейские подразделения. Наиболее известна батарея артиллериста Шнейдера, имевшая еврейскую же полуроту прикрытия.

Защищая Гуляй-Поле, батарея в июне 1919 года до конца, до последнего сражалась с деникинцами.

Александр Тарановский. Командир еврейской роты, который позже стал последним начальником штаба махновского движения

Сам Махно понимал, что значительная часть крестьянского населения заражена антисемитизмом, и вел с этим беспощадную борьбу, применяя методы, свойственные периоду гражданской войны.В феврале 1919 года он предложил всем еврейским колониям создавать отряды самообороны, выделил им нужное для этого оружие и боеприпасы. Одновременно он потребовал от своего культпросветотдела и всех командиров усилить разъяснительную работу среди местного населения.

С участниками еврейских погромов Махно расправлялся быстро и решительно. У атамана Григорьева он потребовал ответа за чудовищный погром, учиненный его бандами в мае 1919 года в Елизаветграде, и ряд других антисемитских действий. "Такие негодяи, как Григорьев, позорят всех повстанцев Украины, и им не должно быть места в рядах честных тружеников - революционеров", - заявил Махно. Григорьев и его штаб были расстреляны, причем в расстреле атамана принимал участие сам батька.

Еврейское население Гуляй-Поля, Александровска, Бердянска, Мариуполя, все земледельческие еврейские колонии, расположенные в зоне действий махновских войск, надежно ими защищались и пострадали в годы гражданской войны меньше, чем в других районах Украины[4].

12 мая 1919 года в еврейской земледельческой колонии «Горькая» Александровского уезда было уничтожено несколько еврейских семейств. Всего убили около 20 человек. Штаб махновцев для расследования дела немедленно назначил комиссию, которая установила, что убийства совершили крестьяне из соседнего села Успеновка. Их было семь человек. Крестьяне эти не входили в повстанческую армию. Однако махновцы нашли невозможным оставить их безнаказанными и при задержании немедленно расстреляли. Потом было установлено, что этот случай и другие подобные случаи связаны с деникинскими отрядами, просочившимися в Гуляйпольский район и подготовлявшими подобными актами благоприятную почву для общего наступления деникинской армии в Украину.

4 или 5 мая 1919 года Махно с несколькими командирами спешно ехал с фронта в Гуляйполе, где его в течение целого дня ожидал чрезвычайный уполномоченный Республики Л.Каменев с членами харьковского правительства. На станции Верхний Токмак он неожиданно увидел плакат с надписью: «Бей жидов, спасай революцию, да здравствует батька Махно!»

— Кто повесил плакат? — спросил Махно.

Оказывается, плакат повесил один партизан, лично известный Махно, принимавший участие в боях с деникинцами, и человек, в общем, неплохой. Он немедленно явился и был тут же расстрелян.

Махно уехал в Гуляйполе. Но и до совещания с уполномоченными Республики, и после находился под впечатлением этого прискорбного случая. Он сознавал, что с повстанцем поступили жестоко, но в то же время не мог не понимать, что в обстановке войны и наступления Деникина антисемитские плакаты могут принести громадные беды еврейскому населению и вред революции, если против них не действовать быстро и решительно.

В момент отступления повстанческой армии к Умани летом 1919 года имело место несколько случаев ограбления партизанами еврейских семейств. Когда повстанцы расследовали эти случаи, обнаружилось, что виновниками их неизменно была одна и та же группа из 4–5 человек. Все — из григорьевских отрядов, которые после убийства Григорьева целиком перешли в армию махновцев. Группа эта была ликвидирована, а вслед за тем из повстанческой армии удалили всех бойцов, бывших в григорьевских отрядах. Удалили как идейно-невыдержанный элемент, на перевоспитание которого не было ни подходящих условий, ни времени.

Мы видим, таким образом, как махновцы относились к антисемитизму. Что касается вспышек антисемитизма в разных местах Украины, то они не имели никакого отношения к махновщине.

Там, где еврейское население соприкасалось с махновцами, оно видело в них лучших своих защитников от антисемитов. Еврейское население Гуляйполя, Александровска, Бердянска, Мариуполя, земледельческих еврейских колоний, расположенных в Донецком районе, может свидетельствовать о том, что в лице махновцев они имели неизменных друзей, что, благодаря решительным действиям повстанцев, попытки контрреволюционных сил напасть на евреев, ограбить, убить в этом районе всегда терпели крах[5].

Сохранились распространявшиеся махновцами книги, брошюры, воззвания, листовки, посвященные борьбе с антисемитизмом. В подписанном лично Махно в том же мае 1919 года обращении к "Рабочим, крестьянам и повстанцам" говорилось: "Ваш революционный долг - пресечь в корне всякую национальную травлю и беспощадно расправляться со всеми виновниками еврейских погромов..."

Евреи Гуляй-Поля отвечали ему взаимностью. В 1918 году, добираясь из Москвы на Украину, Махно чуть не погиб, попав в руки к немцам с чемоданом анархистской литературы.

Гуляй-польский еврей заплатил огромную сумму денег для освобождения батьки, который впоследствии изыскал возможность отблагодарить своего спасителя.

Приведенные примеры показывают, что руководитель повстанческого движения на Украине в годы гражданской войны Махно был отнюдь не таким, каким его рисовали большевики, сделавшие все возможное, чтобы скомпрометировать этого человека, жизнь которого удивительно напоминала жизнь героев самых интересных приключенческих романов.

Лева Задов – правая рука батьки Махно

"Убери зубы! Не то вирву!" С этой своей любимой фразой "одесский поэт-юморист" Лева Задов, благодаря Алексею Толстому и его знаменитому роману "Хождение по мукам" вошел в массовое читательское сознание. Нарочитый акцент, воспроизведенный писателем, ложный — ведь Лева Задов стал одесситом уже после Гражданской, а до этого он был Львом Зиньковским из... Донбасса

РАССТРЕЛЯН КАК ШПИОН, НО ПОСЛЕ ПОЛНОСТЬЮ РЕАБИЛИТИРОВАН

Лева при советской власти жил в Одессе в доме №5 на ул. Почтовой (Жуковского), кстати, в одном парадном с Верой Михайловной Инбер. В Одессе он женился, родились двое детей. (Дочь Задова Алла погибла в 1942 году при обороне Севастополя, а его сын Вадим, прошедший всю войну, дослужился затем до полковника). Так он официально стал сотрудником аппарата внешней разведки, где числился "специалистом по Румынии". Тринадцать лет Лев Задов руководил работавшей в Румынии агентурой ОГПУ, получившей кодовое название "Скрипачи". Группа имела определенные успехи, ибо один из ее агентов ("Тамарин") работал в генштабе румынской армии, а другой ("Турист") возглавлял разведку штаба 3-го армейского корпуса, дислоцированного в Кишиневе.

ГИБЕЛЬ БРАТЬЕВ ЗАДОВЫХ. Когда сигуранца (румынская контрразведка) разоблачила "Скрипачей", Москва стала усиленно искать виновных. Таковыми объявили сотрудников Одесского ИНО, в первую очередь — Льва Задова-Зиньковского и Даниила Задова-Зотова. Во время затеянной Ежовым чистки органов госбезопасности братья Задовы были арестованы. В результате многодневных допросов с пристрастием некий Яков Шаев-Шнайдер, который вел дело братьев Задовых, добился от них признания по всем пунктам обвинения. 25 сентября 1938 года выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР за 15 минут "работы" приговорила Льва Задова и его брата к расстрелу. В тот же день приговор был приведен в исполнение.

Его сын, полковник в отставке Вадим Львович Зиньковский, много лет добивался реабилитации отца. И в январе 1990 года пленум Верховного суда СССР полностью реабилитировал Льва Николаевича Зиньковского-Задова, признав его заслуги перед революцией.

 

Другие евреи анархисты:

ГОЛДМАН (Goldman), Эмма 1869-1940.

Американская анархистка. Эмма Голдман приехала в Соеди­ненные Штаты из России шестнад­цатилетней девочкой. Она посвяти­ла свою жизнь распространению идеи анархизма, читая лекции, пе­чатая журнал «Мать Земля» («Mot­herEarth», 1906-18). Государство, церковь и капиталистическая сис­тема были объявлены ею барьера­ми на путях к индивидуальной сво­боде. Она открыто защищала кон­троль за рождаемостью. Во время первой мировой войны она попала в тюрьму за кампанию против воен­ного призыва и была депортирова­на в Россию. Два года спустя она бе­жала в Париж, разочарованная со­ветской системой. Ее двухтомная биография «Вся моя жизнь», была опубликована в 1931 г.

ЛАНДАУЭР (Landauer) Густав, 1870-1919.

Немецкий революцио­нер. В империалистической Герма­нии Ландауэр несколько раз подвергался тюремному заключению с обвинением в политической агита­ции за анархизм, основанный на личной свободе и ответственности в обществе. Был министром общест­венного образования в недолго про­существовавшей Баварской Совет­ской республике (1919). Был убит солдатами. Его работы были изда­ны посмертно его другом Мартином Бубером.

Сонька Золотая Ручка[1]

 «Золотая Ручка» — старинное уличное прозвище карманника высшей квалификации, которое в разные годы давали десяткам удачливых мазуриков не только в Одессе, но и в других крупных городах России. Оттого-то и по сей день находятся «мемуаристы», гордые знакомством с кем-то из представителей этого обширного клана. Мало того, известны и, скажем так, сознательные мистификаторы — Сонькины двойники. Например, известная аферистка Франциска Целестинова Кацперская.

В материалах судебных разбирательств она обычно фигурирует как Софья Блювштейн. Однако мало кто знает, что это всего лишь фамилия одного из многочисленных ее супругов, Мишеля (Мойше) Блювштейна. Фиктивные браки эти нередко заключались лишь для того, чтобы сменить имя, а заодно — «легенду», замести следы. Мишель, кстати говоря, был одним из видных соратников по сформированному Сонькой воровскому сообществу. Как и другой «супруг», Бреннер, он проходил с Золотой Ручкой по общим уголовным делам на процессе 1880 года.

В материалах следствия 1872 г. (по приговору суда Сонька тогда была лишена всех гражданских прав) упоминается, что она «варшавская мещанка», «урожденная Соломониак», «26-ти лет». Из чего нетрудно заключить, что подлинная Золотая Ручка родилась в 1846 г.

Первые впечатляющие успехи пришли к ней еще в 1860-х гг. на железных дорогах империи, по которым она, как выразился один желчный присяжный поверенный, разъезжала «уже, конечно, не ради одного моциона». Превосходные внешние данные, умение располагать к себе случайных попутчиков, природная смекалка, наглость, граничащая со смелостью, — вот набор качеств, обеспечивший Соньке стремительную карьеру.

Очень скоро «воровка на доверии» переместилась в купе для пассажиров из «чистой публики» и вместо убогого содержимого потертых саквояжей разночинцев получила тугие портмоне и сумочки из крокодильей кожи. Так, один лишь задушевный вечерок с неким генералом Фроловым обошелся бравому вояке в 213 тысяч рублей!

Уже к концу 1860-х кражи в поездах сменились гастролями по городам и весям, и Сонька сколотила крепкую дружину аферистов-универсалов, специалистов, так сказать, широкого профиля. Махинаторы наследили в Москве и Петербурге, Саратове и Астрахани, Риге и Петрозаводске, Кишиневе и Харькове, Варшаве и Вене, Лейпциге и Будапеште. Но самым любимым экспроприаторским полем этого концерна была, конечно, популярнейшая Нижегородская ярмарка, привлекавшая огромную массу «жирных фраеров» с солидной наличностью — с одной стороны, и заслуженных «зубы проевших» (то есть мазуриков) — с другой.

Сонькина команда работала слаженно и ювелирно, роли были расписаны и заучены назубок. Одни «пасли», другие «замыливали глаз», третьи «раскручивали». Сонька дирижировала, а сама работала по-крупному, «плотно с клиентом».

Отработав номер в Нижнем Новгороде, «отряд особого назначения» направлялся в Одессу, где чаще не столько «работал», сколько спускал добычу — благо, индустрия развлечений здесь была отлажена вовсе не плохо (здесь даже была ресторация под вывеской... «Золотая рука»). В Одессе у Соньки было много «лежбищ» и, главное, активных сотрудников. Таких, как небезызвестный Чубчик (Владимир Кочубчик), впоследствии также сосланный на Сахалин и утонувший в ходе побега и переправы на материк.

Один муниципальный деятель как-то сказал, что если бы Одессу «полностью очистили от преступных элементов, то она бы значительно обезлюдела». Здесь же, в Южной Пальмире, хранился и «общак» воровского синдиката, кассиром которого состоял одесский мещанин Березин. Отсюда же Сонька имела возможность отправляться как по морю, так и по суше в Европу — «по делу» или развеяться. Известно, например, что в 1872 году она заложила в венском ломбарде различные драгоценности, получила на руки изрядную сумму, которую весьма лихо прокутила.

Первое известие о гастролях Золотой Ручки в Одессе я зафиксировал в местной периодике за 1869 год. Тогда был дерзко ограблен один из лучших ювелирных магазинов — М. Пурица, на Ришельевской. Похищенное оценили в 10 тысяч рублей серебром. Дележ драгоценностей осуществлялся на квартире, арендованной Блювштейн. Любопытно, что тогда из всех уворованных вещей полиции удалось разыскать лишь дешевые серебряные серьги и около 400 рублей, полученных похитителями от реализации ювелирных изделий. Впоследствии она отлично организовала ограбление фешенебельного салона часов и драгоценностей Карла Меля, в Пале-Рояле, близ Городского театра.

В дальнейшем Сонька посчитала для себя невыгодным «шуметь» в Одессе и приезжала сюда главным образом для отдохновения после трудов неправедных. Осужденная в 1872-м, Золотая Ручка была вновь арестована опять-таки в благословенной «Столице Юга» 29 августа 1879 г., а затем начался скандальный (с очевидной антисемитской направленностью) процесс 1880-го.

В эти же годы Сонька наладила контакты с коллегами из компании так называемых Червонных Валетов. Валеты составляли группу профессиональных мошенников, в которую, между прочим, входили и представители самых аристократических фамилий из «золотой молодежи». Громкие имена открывали не только любые двери, но и кредит доверия. Фальшивые расписки, закладные, купчие, банковские билеты и прочие финансовые документы приносили неслыханные дивиденды.

В конце концов, все эти «пацаны», как и клан Золотой Ручки, были осуждены. Но я хочу обратить внимание читателей на игровой элемент в практике той и другой организации.

Знаете, откуда взят популярный эпизод «Веселых ребят», в котором катафалк доставляет актеров на эстраду? Из практики Червонных Валетов! Это они купили роскошный саркофаг на Смоленском рынке у гробовщика Морозова, посадили на погребальные дроги восемь певчих из хора Дюпюи и с песнями прокатили по городу. В гроб улегся один из главных Валетов, а остальные с погребальными фонарями расположились в сопровождающей карете. Выехали за Тверскую заставу, к знаменитому «Яру», где певчих сменил цыганский хор. Это «безобразие» Валетам припомнили, разбирая все их дела в окружном суде.

Между тем Софья Блювштейн не только попадалась, но и периодически совершала побеги в духе Монте-Кристо и Германа Лопатина. Самый забавный случай — обстоятельства бегства из нижегородской тюрьмы, когда она, словно миледи, обольстила своего сторожа и бежала вместе с ним! Тюремный надзиратель попался очень скоро. Что до Соньки, то ее задержали лишь полгода спустя аж за Вислой, препроводили в Москву, а оттуда в Петербург с огромным «почетным эскортом». Попытка побега из поезда на «Чудовской станции» на этот раз не удалась.

В северной столице выдающуюся преступницу встречали тысячи любопытных. Толпы сопровождали ее по Знаменской и Шпалерной в дом предварительного заключения. Под арестантским халатом с бубновым тузом на спине «пресса» узрела дорогое шелковое платье и золотые украшения с «камешками». «Сонька еще очень красива, — писали репортеры, — брюнетка, с выразительным лицом; ей лет под тридцать с небольшим». То бишь наша героиня выглядела лет на десять моложе, несмотря на весьма интенсивное прожигание жизни.

Было это в начале 1887 года. Поскольку Золотая Ручка прежде уже неоднократно бежала из Сибири, ее осудили в каторжные работы, и она оказалась на Сахалине, где ее застал и с пристрастием описал А.П. Чехов. История эта известна. Звезда величайшей злодейки померкла навсегда.

Но энергичное мифотворчество создало ей двойников в том же 1887-м. Так, в Одессе объявились сразу две Золотые Ручки, специалистки по облапошиванию владельцев элитарных магазинов и салонов мод — Роза Эппель и Рухля Шейнфельд.

Среди сподвижников и последователей Сони был и «король карманников» Моисей Троцкий, он же Шмуль Моревич-Левин, он же Давид Шамиль, он же Берка Вайсман, он же Морис Швайбер и др. Маршруты его гастролей совпадают с Сонькиными — те же три столицы (включая Варшаву), тот же Нижний Новгород и пр. Разница лишь в том, что побег из тюрьмы ему удалось совершить в самой первопрестольной! В Одессе он тоже несколько раз судился за карманные кражи, причем все время под разными именами. В одной из газетных информаций обнаружилась крайне любопытная деталь, а именно та, что помянутый Король был знаком и дружен не только с Софьей Блювштейн, но и с ее сыном.

Сонька стала матерью примерно в 1861 г., то есть совсем еще девчонкой, и это обстоятельство, свидетельствует в пользу романтической версии о соблазнителях, искусителях и прочих растлителях.Сын Сони Мордох Блювштейн был задержан полицией в числе прочих правонарушителей во время многолюдного праздничного шествия в ознаменование... 93-го юбилея Одессы. Подлинное имя стало известно не сразу, поскольку Блювштейн проживал по документам некоего Иосифа Дельфинова, а по-уличному звался Бронзовой Рукой.

Он «находился при Золотой Ручке до 16-летнего возраста, а в настоящее время ему лет 25-27». Получается, что  «Назван он Бронзовой Рукой товарищами по профессии потому, — пишет современник, — что происходит от Золотой Ручки. Ближайшим помощником его состоял кишиневский мещанин Гершко Мазурчук, проживавший в Одессе по подложному паспорту». Тогда же Блювштейна-младшего этапировали на родину, в Варшаву, где за ним много чего числилось. Дальнейшая его судьба неизвестна.

ФИКТИВНЫЙ МАТРОС (Федор Исаакович Баткин)

(из лекций, которые я читал своим студентам http://yadi.sk/d/MhnKOc-UC4JtF )

Антон Иванович Деникин о Баткине писал: «Матрос 2-й статьи Феодор Баткин. Довольно интересный тип людей, рожденных революцией и только на ее фоне находящих почву для своей индивидуальности. По происхождению — еврей, по партийной принадлежности — эсер, по ремеслу — аги­татор. В первые дни революции поступил добровольцем в Черноморский флот, через два-три дня был выбран в Коми­тет, а еще через несколько дней ехал в Петроград в составе так называемой Черноморской делегации. С тех пор в сто­лицах — на всевозможных съездах и собраниях, на фронте — на солдатских митингах раздавались речи. Баткина. Направ­ляемый и субсидируемый Ставкой, он сохранял известную свободу в трактовании политических тем и служил добро­совестно, проводя идею «оборончества»...»

Настоящее имя его вовсе не Федор, а Эфроим, да и отчество сто­ит уточнить — Ицкович. В справке из дел Севастопольс­кого жандармского управления и Охранного отделения на феодосийского мешанина Эфроима Ицкова Баткина, уче­ника Севастопольского реального училища, проживающе­го в городе Севастополе по Банковскому переулку в доме Ю. Кефали, сказано, что «в период 1907—1908 гг. принад­лежал к партии социалистов-революционеров. Вновь во­шел в сферу наблюдения 12 января 1910 г., как принадле­жащий к означенной партии. Холост. Ученик Севасто­польского реального училища, где, по сведениям Отделе­ния за сентябрь месяц 1909 г., проводит среди учеников революционное направление».

В 1910 году он эмигрировал в Бельгию, а накануне Февральс­кой революции возвратился на родину в Севастополь.

Баткин очаровывал, безупречно владея всеми нюансами революционной демагогии. Кстати, пер­вой жертвой этой демагогии стал не кто иной, как коман­дующий Черноморским флотом А. В. Колчак, который познакомился с новоиспеченным матросом  - членом матросской делегации к Колчаку. 5 марта 1917 года... Матросом же Баткин был, по призна­нию многих, фиктивным: он поступил добровольцем на флот то ли в марте, то ли в конце апреля 1917 года накану­не отъезда в Петроград в составе Черноморской делегации, едва успев, как справедливо пишет А. И. Деникин, обла­читься в матросскую форму. На палубу корабля новоиспеченный матрос так, кажется, ни разу и не поднялся (во всяком случае, в 1917 году).

Звезда Баткина взошла в мае 1917 года. Имя его греме­ло на протяжении нескольких месяцев. И как гремело! Портреты «матроса Баткина» красовались в иллюстриро­ванных журналах, в информационных заметках о много­численных съездах, митингах, встречах и т. п., то и дело мелькало: Баткин, Баткин, Баткин.... От имени делегации Баткин сообщал в Севастополь, что 3 мая они посетили председателя Временного правительства князя Львова на его квартире, где были также командующие армиями и члены Временного правительства. На следующий день, 4 мая, делегаты встретились с генералом Алексеевым и Родзянко, а вечером Баткин выступал в Петроградском Совете. В тот же день неутомимый матрос 2-й статьи выс­тупал на съездах фронтовиков и Советов крестьянских де­путатов. Черноморцы выступали в театрах, а 6 мая Баткин агитировал публику в помещении цирка Чинизелли...

В мае часть делегации направилась на Балтийский флот, группы из 40 и 64 человек — на разные участки Се­верного фронта, другие группы — на Юго-Западный и Ру­мынский фронты, некоторые члены делегации выехали в тыловые гарнизоны.

После того как ораторское искусство матроса 2-й ста­тьи покорило петроградцев, Баткин обеспечил себе место в многочисленных комиссиях, делегациях, съездах и тому подобных недолговечных образованиях, в большом коли­честве зарождавшихся в послефевральской России. Но именно так называемая Черноморская делегация до осени 1917 года оставалась его основной визитной карточкой в «большую» политику. Например, делегация много усилий приложила для реализации идеи создания «ударных час­тей» и «батальонов смерти». 11 июня Баткин был введен в состав Всероссийского центрального комитета по органи­зации Добровольческой революционной армии.

В одной из своих телеграмм в Севастополь он сообщал: «Морская контрразведка прекрасна, сухопутная очень плоха, и мы негласно принимаем в ней участие, чтобы выяснить опасных нам людей и отдать их под суд, как шпио­нов»...

Большевик Федор Раскольников, называя Баткина «фиктивным моряком», ехидно писал: «Фактически ни­когда не служивший во флоте, Федор Баткин, кокетничая новой, только что выданной из цейхгауза форменкой и голландкой, бия себя в грудь, пытался разыгрывать роль старого «морского волка», бесстыдно выступая от имени моряков Черноморского флота, патетически восклицал «Мы, матросы... Мы, черноморцы...», сопровождая эти са­мозванные возгласы обычным барабанно-патриотическим пафосом социал-оборонческих речей».

Ф. И. Баткин. 1917

Спустя пару месяцев после ок­тябрьского переворота Баткин был уже на Дону. Офицеры формировав­шихся добровольческих частей, люди бесхитростные, не будучи убежденными интернационалистами, уже готовы были невесть откуда свалившегося к ним на голову «мат­роса» расстрелять. От неминуемой расправы Баткина спас генерал Корнилов. Лавр Георгиевич почему-то решил ему покровительствовать.

«В январе, — вспоминает Деникин, — Баткин появил­ся в Ростове и приступил снова к агитационной деятель­ности за счет штаба Добровольческой армии. Социалис­тический этикет обязывал его, очевидно, к известной ма­нере речи, к изображению армии в не свойственном ей об­лике и к огульному опорочению всего «старого строя», за­девая и военные традиции. На этой почве в известной час­ти добровольческого офицерства, преувеличивавшего зна­чение Баткина, возникла глухая вражда к нему и недоволь­ство Корниловым. Незадолго до выхода в поход, комплот офицеров хотел убить Баткина, и я, совершенно случайно узнав об этом, помешал их замыслу. Корнилов сдал Батки­на под охрану своего конвоя.

На походе фигура Баткина, трясущегося верхом на ло­шади, неизменно появлялась среди квартирьеров и потом на станичных и сельских сходах. Его «предшествие» и речи производили странное впечатление: уместные, быть может, в солдатско-рабочей среде, они были одинаково чужды и добровольческой психологии, и мировоззрению казачества, для уяснения которого требовалось глубокое знание казачьей жизни и быта».

Но после гибели своего покровителя, генерала Корнилова, Баткин недолго испы­тывал судьбу и на время исчез из поля зрения Добровольческой армии.

Некоторое время Баткин провел в Одессе. После падения Одессы 6 апреля 1919 года, когда она была захвачена армией ата­мана Григорьева, «работавшего» в то время на красных. В период апреля — ноября 1918 года Одесса была оккупиро­вана германской армией. Затем, ненадолго, — петлюров­цами. С декабря до взятия города красными — в Одессе интервенты (французы, затем еще и греки) и добровольцы во главе с Гришиным-Алмазовым.

Скорее всего, немецкую окку­пацию бравый матрос пересидел в Крыму.

Работу в деникинском «Осваге» — «осведомительном агентстве», занимавшемся в деникинской армии контр­пропагандой, Баткин совмещал с активной лекционно-иропагандистской деятельностью. Себя лектор рекомен­довал то более скромно — «участником корниловского по­хода», то более пышно — «известным лектором, участником первого кубанского похода». После Новороссийской катастрофы Добровольческой армии Баткин в качестве «журналиста кубанских газет» в марте 1920 прибыл в Фео­досию. Известно, что в июне того же года Баткин высту­пал в Ялте с докладом «С Троцким или генералом Врангелем»...

В Константинополе он стал кем-то вроде руководителя «политической части» опаль­ного генерала, Слащева - прототипа Хлудова из булгаковского «Бега»... Судя по всему, тогда же Баткин был завербован ВЧК.

Генерал-лейтенант Яков Александрович Слащев был субъектом совершенно оригинальнейшим. К большинству сторон его разноодаренной натуры вполне добавляемо оп­ределение «патологически»: патологически храбрый, па­тологически жестокий, патологически честный, патологи­чески прямолинейный, патологически претенциозный, патологически амбициозный и т. д., и т. п. Форму носил без погон, так как полагал, что императорские регалии (а в Добровольческой армии офицеры носили старые, то есть с царской эмблематикой знаки отличия) неуместны для армии, допускавшей по отношению к мирному населению «грабежи и насилия». Вообще вместо военной формы но­сил опушенный мехом доломан или казакин без погон и без отличий, накинутый на плечи красный башлык и па­паху, а вместо шашки имел всегда в руках толстую сучко­ватую дубинку...

Тридцатитрехлетний полковник царской армии — а именно в таком возрасте и в таком чине застала Слащева гражданская война, — проявил себя как один из самых талантливых белых военачальников. Почетную «пристав­ку» к своей фамилии — «Крымский» Слащев заслужил за успешную оборону полуострова от Красной Армии (ко­мандовал корпусом, действовавшим в основном в Север­ной Таврии, с декабря 1919 до конца августа 1920 года). От­ношения с Врангелем у Слащева не сложились. В эмигра­ции, в Турции, резко выступал против Врангеля, обвиняя барона во всех смертных грехах.

Генеральский Суд чести в феврале 1921 года постановил за попытки дискредитации Главнокомандующего (т. е. барона Врангеля) и недостой­ное поведение лишить Слащева воинского звания, орде­нов и права ношения военной формы. Слащев был исклю­чен из списков русской армии и выслан из Константино­поля. К решению суда Слащев выказал все презрение, на которое был способен. Теперь он счел возможным впер­вые за последние годы ходить в старой форме с полковни­чьими погонами лейб-гвардии Московского полка. На пе­реданное ему приказание генерала Врангеля «снять форму и погоны» Слащев ответил: «В генеральские чины произ­вели меня лица, не имевшие на это никакого права; такие же лица и отняли у меня все чины; берите себе мои гене­ральские чины, я их не признавал законными, но чина пол­ковника, в который меня произвел император, никто, кро­ме императора, лишить меня не может». Демонстратив­ным ношением формы Слащев не ограничился и выпустил брошюру «Требую суда общества и гласности», в которой доказываюсь несостоятельность Врангеля как военачаль­ника и политического деятеля...

И вот к этому-то экстравагантному эмигранту, некогда безо всяких лишних сантиментов казнившего любого за­подозренного в пособничестве красным, к этому «генера­лу-вешателю» зачастили теперь большевистские агенты. Первым Слащева попытался подцепить на крючок специ­альный уполномоченный ВЧК и Разведупра Я. П. Тененбаум (псевдоним «Ельский»). Разжалованный генерал, по-видимому, еще не созрел для того, чтобы вернуться в Со­ветскую Россию. Слащев колебался. Вскоре к делу под­ключились двое других секретных сотрудника ВЧК — нФедор Баткин и некто Богданов, по совместительству артист-куплетист. Владимир Орлов, сотрудник изрядного числа спецслужб, некогда известный аферист с дореволюционным стажем.

«Слащев находился где-то в Малой Азии, где у него была птицеферма. Однажды ему сообщили о прибытии матроса Баткина.

— Я направлен к вам правительством, — сказал посетитель. — Мы собираем воедино старую Россию, какой она была в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Белогвардейские наемники, находящиеся на содержании у иностранных государств, хотят сделать Россию экономи­чески зависимой от Антанты!

Слащев попался в искусно поставленную ловушку. Он провел в Константинополе встречу, на которой присут­ствовал представитель Советского правительства. Ему было предложено принять командование корпусом, дис­лоцированным на границе с Румынией. Все согласились с этим, и под фамилией Александров генерал Слащев при­был в Советский Союз».

Благополучно сдав своего патрона чекистским палачам, Баткин нелегально прибыл в Совдепию, а именно в Крым, только весной 1922-го. Пос­ле удачной «операции» со Слащевым неутомимый «мат­рос» умудрился получить значительную сумму в валюте (американских долларах) от Крымской Ч К под новый «проект»: вывоз из Константинополя на зафрахтованном торговом пароходе большой группы белых генералов.

После сманивания в Совдепию генерала Слащова-Крымского Баткин вошел в доверие к уполномоченному ВЧК тов. Виленскому и предложил ему при содействии группы левантийских импортеров-спекулянтов провести вторую рискованную операцию: привезти пленниками в Советскую Россию видных лиц из группы командования Добровольческой армии.  Баткину был выдан крупный аванс в иностранной валюте, а его посредникам, левантий­ским купцам-импортерам, обещана от Крымского Внеш­торга лицензия на два парохода с мукою, сахаром и разны­ми колониальными товарами, необходимыми голодавше­му Крыму... Все это было оговорено, принято и закреплено при участии заведовавших Крымским отделом Внешторга коммунистов  Долженко и Меметова.

Спекулянты-левантинцы согласились провести часть плана заговора, оплатить часть расходов и организовать возможность увоза пойманных добровольческих вождей на зафрахтованном ими пароходе.

Опьяненные головокружительным успехом и крупны­ми средствами, попавшими им в руки, Баткин и ближай­ший его сподвижник артист-куплетист Богданов, стали вести широкую жизнь, слишком заметную на фоне при­шибленного и голодного в те дни Крыма. Баткин часто ез­дил по курортам Крыма с молодой красивой дамой в брил­лиантах и дорогих мехах. Заметно подвинулись и коммер­ческие дела его брата, лавочника-самогонщика.

После череды пьяных кутежей и финансовых афер Баткина в июне того же года арестовало Украинское ГПУ по обвинению в шпи­онаже и незаконных валютных операциях, и там же, в Кры­му, он, осужденный тройкой ГПУ, был расстрелян.

Обыски установили факт растраты авансов и связи со спекулянтами. Вся организация закордонного за­говора села в подвалы Севастопольского Чека.

Слащев-Крымский был убит в 1929 году в Москве, в конспиративной квартире бывшим красноармейцем, мстившем за казненного в Николаеве по приказу Слащева в 1919 году брата-подпольщика. Убийцу на суде оправдали, 

Леопольд Треппер

«Красная капелла»

В Вермахте были наши люди…

В Абвере были наши люди…

В Гестапо были наши люди…

Так против кого же мы четыре года воевали?

Из анекдота

Название «Красная капелла» первоначально принадлежало особому подразделению СС (SS-Sonderkommando Rote Kapelle), в задачу которого входило обнаружение и ликвидация нелегальных передатчиков, работавших в Германии. О том, как появилось на свет название «Красная капелла», рассказал заместитель шефа гестапооберфюрер СС Фридрих Панцингер, взятый в плен Советской Армией. На допросах в СМЕРШ 1 февраля 1947 годаи 29 июня 1951 года на Лубянке он показал, что отслеживание деятельности антифашистов началось в результате радиоперехвата радиоспециалистами шифрованных сообщений (на жаргоне контрразведки радисты назывались «музыкантами», «пианистами»). В эфире работало несколько передатчиков, работал целый «оркестр», или по-немецки «капелла». Германская служба радиоперехвата (функабвер) определила, что «музыканты» ориентировали свои передачи на Москву. Поэтому «капелла» получила соответствующую «красную» окраску. Позднее такое же название получила операция нацистских спецслужб по борьбе с агентурой советской разведки в европейских странах. И только после войны в литературе, посвященной антифашистской борьбе, так стали именовать группы Сопротивления, связанные с советской разведкой.

Деятельность Красной капеллы была настоящим кошмаром для секретных служб Германии, во главе которых стоял адмирал Канарис. По оценке последнего, деятельность Капеллы "стоила Германии 200 тысяч солдатских жизней". Для борьбы с антифашистской разведсетью гестаповцы создали специальную зондеркоманду, действия которой контролировал лично Гитлер. Сама сеть и операция по ее ликвидации и были названы немцами Красной капеллой. Многие из членов Капеллы погибли в фашистских застенках.

Организатором и руководителем сети был советский разведчик, польский еврей Леопольд Треппер - Большой шеф, как называли его соратники и с невольным уважением немцы. Его героическая и одновременно трагическая судьба, как и судьба Зорге, многие годы оставалась неизвестной.

В конце 1942 г. гестапо удалось схватить Треппера. Его пытались склонить к сотрудничеству с немецкой разведкой, организовать радиоигру с Москвой с целью дезинформации советского руководства. Но Треппер сумел перехитрить гестаповцев, сообщить Центру о провале сети и работе немцев от ее имени. Более того, после почти годового пребывания в заключении ему удалось бежать и продолжить разведывательную деятельность, снабжая центр важнейшей информацией.

Леопольд Треппер родился 23 февраля 1904 г. в городе Новы-Тарг (севернее Закопане) в бедной многодетной еврейской семье. Новы-Тарг входил тогда в состав Австро-Венгрии. После распада последней в 1918 г. этот город, как и Закопане, отошел к Польше, Треппер стал польским евреем и по сей день в этом качестве фигурирует в мировой литературе.

Отец умер, когда мальчику было 12 лет. И с тех пор его детские и юношеские годы были сплошной борьбой за выживание. Он брался за любую работу - каменщика, слесаря, чернорабочего на металлургическом заводе и даже спекулировал водкой. Сионистская организация "Гахалуц", финансируемая американскими евреями, помогла ему перебраться в Палестину. Но и здесь его ждала тяжелая работа по осушению болот, от зари до зари приходилось стоять по колено в воде и тине, а ночью в палатке спасаться от москитов. Он побывал в крупных городах Палестины, в то время подмандатной территории Великобритании, увидел "здоровенных парней из английской жандармерии, в большом количестве расхаживающих по улицам", поработал в ряде киббуцев.

Постоянная борьба за существование привела Треппера к коммунистам. По его инициативе была создана организация "Единство", целью которой явилось объединение евреев и арабов против произвола предпринимателей. В 1928 г. Треппера арестовали и после заключения в хайфской тюрьме выслали из страны.

С рекомендацией ЦК компартии Палестины он отправился во Францию. В Марселе он работал мойщиком посуды, в Париже - мойщиком полов в крупных универмагах и одновременно ночным грузчиком на железной дороге. И, наконец, он обрел желаемую работу корреспондента в коммунистических печатных органах.

В Париж к нему приехала жена Люба, в 1931 г. у них родился сын Мишель, второй сын, Эдгар, родится позже, в 1936 г., в Москве.

Активность Треппера была замечена, в 1932 г. руководство ФКП направило его в Москву в Коммунистический университет национальных меньшинств Запада им. Ю.Ю. Мархлевского. По окончании университета будущий Большой шеф стал сотрудником еврейской газеты "Дер Эмес" и одновременно слушателем военной академии, где генерал Орлов читал специальный курс будущим разведчикам. В Москву переезжает Люба с сыном.

Окончившего академию Треппера приглашают в Управление разведывательной службы Красной Армии, которым руководил в то время знаменитый Ян Берзин. Встреча с Берзиным окончательно утвердила решимость Треппера, ставшего уже убежденным антифашистом, бороться с этим "царством разнузданного варварства" в рядах советской разведки.

Но, как показало недалекое будущее, опасность грозила разведчикам не только со стороны фашизма.

Гитлер в Германии и Сталин в Советском Союзе установили в своих странах неограниченную диктатуру. Методы были практически одинаковые.

"Наши товарищи исчезали, - пишет Треппер, - лучшие из них умирали в подвалах НКВД, сталинский режим извратил социализм до полной неузнаваемости". Когда из Испании вернулся Берзин, находившийся там в качестве военного советника республиканской армии, Треппер вновь встретился с ним. Это было осенью 1937 г. Начальник разведуправления уже знал, что Тухачевский, которого он глубоко уважал, и весь его штаб арестованы и расстреляны.

Перед будущим Большим шефом была поставлена задача развертывания разведывательной сети в масштабах Европы, в частности в Германии и соседних с нею странах. Для покрытия материальных и финансовых расходов Треппер предложил создать коммерческую "крышу", пояснив, что в капиталистической стране при наличии известной сметки не так уж трудно зарабатывать деньги. Ему выделили десять тысяч долларов в качестве первоначального капитала, и больше он за деньгами в Центр не обращался.

Берзин дал понять, что подготовку соответствующих людей и особенно руководителей групп в отдельных странах надо будет проводить только на месте. По взволнованному тону, которым были произнесены эти слова, Трепперу стало ясно, что значительная часть квалифицированных кадров, которые могли бы выполнить эту работу, уже арестована.

Берзин посоветовал будущему резиденту при отправке добытых сведений никогда не задумываться, как их примет руководство. "Иначе вы будете просто плохо работать. Прислушивайтесь только к голосу вашей совести - для революционера только она верховный судья..." Треппер воспринял эти слова Берзина как его политическое завещание. Больше им не суждено было беседовать.

В марте 1938 г. Трепперу выдали паспорт на имя Адама Миклера, канадского промышленника, желающего обосноваться в Бельгии, обучили шифровальному делу и объяснили, как с ним будет поддерживаться связь.

Итак, осенью 1938 г. Леопольд Треппер, он же Адам Миклер (позже также Жан Жильбер), прибывает в Брюссель. Законы маленькой Бельгии обеспечивали относительную безопасность разведчика (в случае провала его просто выселяли из страны), а ее географическое положение позволяло быстро перемещаться в Германию, Францию, Скандинавию.

Треппер прежде всего восстановил связи со своими старыми друзьями по Палестине Лео Гроссфогелем и Гилелем Кацем. Первый жил в Брюсселе, второй - в Париже. Оба они евреи, оба - основные помощники резидента, оставшиеся преданными ему до самой смерти под пытками в гестапо. Коммерсант Гроссфогель возглавлял фирму "Король каучука", торговавшую плащами. Адам Миклер становится одним из акционеров фирмы, а сама фирма - коммерческой "крышей" будущей организации.

Вскоре к ним присоединились направленные из Москвы командиры Красной Армии радист Михаил Макаров - уругвайский гражданин Карлос Аламо и разведчик Анатолий Гуревич - также "уругваец" Виктор Сoкoлов, он же "Кент". Оба - смелые, отважные люди, имевшие опыт войны с фашистами в республиканской армии в Испании. Не будучи летчиком и никогда не управлявший самолетом, Макаров во время наступления франкистов поднял в воздух свободный самолет, сбросил бомбы на врага, вернулся, посадил самолет и гордо встал возле него. Видевшие это приветствовали его как героя.

Судьба Гуревича не менее необычна, чем судьба Треппера. Он служил в штабе ПВО Кировского района Ленинграда, хорошо знал испанский язык и был направлен в 1938 г. адъютантом-переводчиком на подводную лодку республиканской Испании; лодка после ремонта во французском порту Бордо прошла путь вдоль атлантического побережья Пиренейского полуострова через Гибралтарский пролив к порту Картахен на восточном берегу Испании. Почти на всем пути маршрут контролировался фашистскими кораблями и авиацией, лодка неоднократно подвергалась опасности быть затопленной. Героический поход лодки Гуревич описал в рассказе "На подводной лодке через Гибралтар".

В Брюссель к мужу приехала Люба с младшим сыном Эдгаром, которому тогда было полтора года. Старшего, Мишеля, она оставила в Москве, в интернате. Люба помогала мужу собирать информацию, обучала присылаемых из Москвы разведчиков особенностям поведения за рубежом, французскому языку.

В окружении семьи Большой шеф выглядел вполне благополучным бизнесменом, внушающим полное доверие. Дела фирмы шли успешно, у него даже появилась возможность помочь Зорге, переведя по указанию Центра деньги в Японию. Продолжалось комплектование организации.

В начале своего расследования Перро не придавал значения тому, что руководитель, его ближайшие помощники, многие члены капеллы были евреями. "Но, - пишет он, - с течением времени я понял, что это довольно близорукий подход: У евреев особый счет с нацистами".

Того же мнения придерживался и Гиммлер. Полицейским, которым будет поручено "стереть с лица земли эту еврейскую гниль" (Красную капеллу), он отдаст письменный приказ использовать любые средства и пытки, чтобы добиться признаний. "Насколько нам известно, - пишет Перро, - это единственный случай, когда рейхсфюрер осмелился поставить свою подпись на документе, разрешающем применение пыток вплоть до смертельного исхода". Представляется, впрочем, что Гиммлер не только "осмелился", но и сделал это с удовольствием - тем самым он угождал Гитлеру, который лично заменял приговоры "оркестрантам" о тюремном заключении смертными приговорами.

С приходом Гитлера к власти западноевропейские компартии были в значительной степени разгромлены, оставшиеся коммунисты ушли в подполье и продолжали борьбу в рядах Сопротивления. От них к Большому шефу поступали информация, помощь в организации связи. Так, особо важные секретные донесения он передавал через главу французской компартии Жака Дюкло, имевшего каналы для связи с Москвой.

С Большим шефом сотрудничали не только коммунисты-подпольщики, но и немцы, занимавшие весьма высокое положение. Треппер пишет о многих из них, отдавая должное их мужеству и скорбя об их гибели. Его ближайшими соратниками по берлинской группе были немцы Харро Шульце-Бойзен и Арвид Харнак.

Харро - немецкий аристократ, внучатый племянник знаменитого адмирала Тирпица. Еще до прихода Гитлера к власти он со своим другом Анри Эрлангером выпускал журнал, направленный против нацизма. Когда пробил их час, эсэсовцы арестовали издателей и подвергли их жестокой пытке. Еврея Арни убили прямо на глазах у друга, и с этого момента Харро стал убежденным антифашистом. Через несколько лет он женился на внучке князя Ойленбурга, приближенного маршала Геринга, благодаря чему попал в институт, где велись важнейшие исследования в области военной техники. К началу войны он занимал высокий пост в министерстве авиации.

Арвид Харнак, доктор философии, изучал экономику в США. Как советник министерства экономики он имел доступ к самым конфиденциальным планам выпуска продукции, включая военную. В группу Шульце-Бойзена-Харнака входили различные специалисты, писатели, старые коммунисты и даже бывший министр культуры Пруссии. Аналогичные группы были созданы во Франции, Бельгии, Голландии. В Швейцарии действовала независимая, но поддерживающая контакты с Большим шефом группа разведчика венгерского еврея Шандора Радо.

Советский Союз и Германия заключили договор о дружбе и границе. Выступая месяц спустя, Молотов заявил: "Мы всегда были того мнения, что сильная Германия является необходимым условием прочного мира в Европе".

"Сильная Германия", как известно, не замедлила продемонстрировать свое "миролюбие": 10 мая 1940 г. она начала наступление на Западном фронте. Одна за другой оккупированы Франция, Бельгия, Голландия... Треппер следовал за войсками вермахта вплоть до Дюнкерка. Его донесение, отправленное в Москву на восьмидесяти страницах, по существу было описанием новой, разработанной и опробованной стратегии Гитлера-блицкрига.

18 декабря 1940 г. Гитлер подписывает план "Барбаросса", предусматривающий "разгром Советской России в ходей быстрой военной кампании" еще до окончания войны против Англии. Об этом плане Центру сообщают Треппер, Зорге, послы США и Великобритании.

Но Сталин уверен, что пакт с Германией подписан на долгие годы и поступающие донесения являются провокационными. Он считал, что предоставляет капиталистическим государствам возможность уничтожать друг друга, и Гитлер не рискнет начать войну на Востоке, пока не одержит победу на Западе.

В январе-феврале 1941 г. Шульце-Бойзен и Треппер сообщают Центру о намеченных бомбардировках Ленинграда, Киева, Выборга, называют число дивизий, вывезенных из Франции и Бельгии и отправленных на Восток.

В мае через советского военного атташе в Виши генерала Суслопарова Большой шеф передает в Москву сведения о предстоящем наступлении немцев на СССР, указывает дату начала военных действий - 22 июня. Эта же дата названа в донесении Зорге из Японии. По настоятельному требованию Треппера Суслопаров посылает в Москву шифровку.

23 июня из Москвы в Виши возвращается заместитель Суслопарова. Он рассказывает, что за несколько часов до начала войны Директор попрощался с ним со словами: "Передайте Трепперу, что я немедленно доложил его информацию о непосредственной угрозе нападения немцев Большому хозяину. Большой хозяин удивлен, как это такой человек, как Треппер, старый коммунист, разведчик, поддается на удочку английской пропаганды. Вы можете передать ему глубокое убеждение Большого хозяина в том, что война с Германией не начнется до 1944 г.". Известно во что обошлось стране и миру это "глубокое убеждение" Большого хозяина-Сталина.

Зорге получил из Москвы короткий ответ: "Мы сомневаемся в достоверности вашей информации". Клаузен, радист Зорге, через много лет рассказал: "Рихард пришел в ярость, впервые мы были вне себя. Он вдруг вскочил, заметался по комнате, обхватив голову руками. "С меня хватит, - говорил он, - почему мне не верят? Как могут эти несчастные люди игнорировать наше донесение?"

День нападения Гитлера на Советский Союз стал днем усиления беспощадной борьбы подпольной сети Большого шефа с нацизмом.

С 1940 по 1943 гг. "пианисты" Треппера передали в центр около 1500 донесений. Они касались военной промышленности, сырья, новых типов вооружений, военной обстановки и планов наступлений, морального состояния войск вермахта. В частности в Москву были посланы сверхсекретные документы по танку "Тигр-Т6", микрофильмы с чертежами нового истребителя "Мессершмитт" и его характеристиками. Центру сообщалось, сколько рабочих будет угнано в Германию из каждой оккупированной страны, как их будут использовать и, что самое ценное, на какие предприятия их будут направлять в первую очередь.

Под Москвой еще шли бои, а Красная капелла уже предупредила Москву о подготовке широкомасштабного наступления немецких войск на Сталинград и Кавказ весной 1942 г.

Зорге, убедив Сталина, что Япония не ударит в спину России, позволит подтянуть к Москве свежие силы с Урала и тем самым поможет отстоять столицу. Треппер и его люди своей информацией способствовали решающей победе под Сталинградом.

12 мая 1942 г. специальный курьер привез в Москву микрофильмы с детальной информацией Большого шефа о направлениях предстоящего наступления немцев. Цель - завладеть Баку: Германии нужна нефть. Сталинград - один из важнейших объектов наступательной операции. Взятие его позволило бы также окружить Москву с Востока.12 июля сформирован штаб Сталинградского фронта под командованием маршала С. Тимошенко. Результаты известны: Сталинградская битва - одна из решающих и крупнейших в Великой Отечественной войне - завершилась ко 2 февраля 1943 г. окружением и ликвидацией ударной группировки немецко-фашистских войск (330 тысяч человек).

В начале войны Суслопаров покинул Виши, использовать дипломатическую почту стало невозможно. Треппер перевел свою резиденцию в Париж, в бельгийской столице остался Кент. Для связи с Директором и соратниками нужны были радисты, а их катастрофически не хватало. Поиском и обучением новых занимался "пианист" Треппера Фернан Пориоль. В короткий срок он сделал отличных радистов из высланных из Бельгии антифашистов Гирша и Миры Сокол. Вскоре у него было уже семь радистов, и в начале 1942 г. французский "оркестр" заиграл; вместе с радиостанциями в Брюсселе и Берлине заработала вся сеть.

Немецкие станции радиоподслушивания неожиданно обнаружили в эфире новые радиосигналы, хорошо зашифрованные и предназначенные для Москвы. Сообщение об этом вызвало панику у руководства немецких спецслужб - ведь совсем недавно армейская разведка (абвер), гестапо и служба безопасности (СД) уверяли Гитлера в том, что Германия чиста от каких-либо шпионских сетей.

На специальном совещании Гитлер приказывает немедленно покончить с русскими шпионами в Германии и на оккупированных территориях (здесь и возникло название "Красная капелла"). Возглавить эту работу поручалось Гиммлеру. Созданную смешанную зондеркоманду возглавил один из лучших полицейских Германии эсэсовец Гиринг и представитель абвера под псевдонимом Фортнер. Основная забота Большого шефа заключалась теперь в том, чтобы уберечь своих людей от провала и научить их, как себя вести, если это произойдет.

Был принят ряд условностей, в том числе "обратный язык". Например, свидание назначалось так, что приходить на него следовало за двое суток плюс два часа до названного времени. Сообщение "все хорошо" означало "все плохо", "скоро вернусь" - "я не вернусь" и т.д. Каждый из участников сети не был посвящен в деятельность остальных. Говорить на допросах надо было только то, что немцам было уже известно или может стать известным:

Гитлеровцы на всех оккупированных территориях создали подразделения радиопеленгации, оснащенные новейшим, самым современным оборудованием. Над радистами нависла смертельная угроза, а ошибки нового Центра в Москве помогали преследователям. Настойчивые просьбы Большого шефа не увеличивать продолжительность радиопередач сверх 30 минут из-за опасности быть запеленгованным игнорировались, радисты обязаны были вести передачи каждую ночь по пять часов подряд! Разумеется, радиограммы зашифровывались, но у немцев было достаточно высококлассных специалистов и приборов

В конце 1941 года он отдал приказ о немедленной организации противодействия растущей активности русских шпионов в Гер- мании и оккупированных странах. Гиммлеру было приказано сле- дить за тесной координацией действий моего отдела внешней раз- ведки с отделом безопасности гестапо Мюллера и абвера Кана- риса. Операцию, получившую кодовое наименование "Роте капелле" - "Красная капелла", координировал Гейдрих. Совместными усили- ями мы не только раскрыли крупнейшую русскую шпионскую сеть в Германии и оккупированных странах, но и смогли ликвидировать ее большую часть.

После убийства Гейдриха в мае 1942 года Гиммлер взял на себя обязанности по координации и контролю за осуществлением "Роте капелле". Вскоре между ним и Мюллером начались серьезные трения, которые дошли до того, что когда мы докладывали однов- ременно, Мюллера, человека на много лет меня старше, Гиммлер отправлял из кабинета, чтобы побеседовать со мной один на один. Мюллер был достаточно благоразумен и смирился со случившимся; когда же ему требовалось поднять какой-либо вопрос, он обращался ко мне с просьбой сделать это. Однажды он сказал с иронической улыбкой:"Ваше лицо явно нравится ему больше, чем моя баварская рожа."

В июле 1942 г. гестапо удалось расшифровать радиограмму с адресами нескольких членов берлинской группы. За ними было установлен наблюдение, их телефоны прослушивались, и в результате в августе в тюрьме оказались шестьдесят человек этой группы.

"В начале 1943 г., - пишет Треппер, - в застенки гестапо брошено уже около 150 человек, многие из них не имели никакого отношения к нашей организации".

Большинство участников Красной капеллы отправили в концентрационный лагерь в форте Бреендонке (между Брюсселем и Антверпеном), среди них и супруги Сокол, Герш и Мира. Заключенных подвергали жестоким пыткам с избиением плетьми, подвешиванием на дыбе, затягиванием наручников так, что они разрывали кожу, и другим "изобретениям" гитлеровцев. Не добившись от разведчиков признаний, палачи спускали на них специально обученных собак.

Красная капелла была разгромлена. Треппера обнаружили случайно у зубного врача. На следующий день он должен был исчезнуть и хотел до этого подлечить зубы. "Вот уже два года, как мы идем по вашим следам во всех странах, оккупированных Германией", - радостно сообщил ему Гиринг. Не менее доволен был и Гиммлер.

Рейхсфюрер СС понимал, что война проиграна и искал выход в сепаратном мире с Западом. С помощью фальшивых радиограмм, которыми якобы обмениваются Москва и Берлин, он хотел показать Западу, что Германия уже ведет такие переговоры с Советским Союзом. А для такой "игры" нужен Треппер, ибо никому другому Центр доверять не будет. Поэтому обращение с арестованным с самого начала было достаточно корректным.

В первые же дни после ареста выяснилось, что Большой шеф хорошо осведомлен, находчив, его безупречная логика ставила гестаповцев в тупик, вынуждала верить ему. Он указывал немцам на ряд их "промахов", и они утвердились во мнении, что его надо привлечь на свою сторону и сохранить в тайне его арест. Треппер знал о провале сети Красной капеллы, аресте ее основных участников. Единственным доступным ему способом борьбы с гестапо было симулировать согласие сотрудничать с ним и подорвать его замыслы изнутри. И он начинает свою игру. Нацистское руководство нервничает. В Париж летят телеграммы: "Что говорит Большой шеф?" Гиринг представляет Большого шефа как предателя, готового участвовать в Большой игре.

Как особого заключенного Треппера поместили в отдельную камеру, всю ночь в ней горел свет, охранники за решетчатой стеной круглосуточно не спускал с него глаз. Но между двумя и тремя часами ночи стражники все же засыпали, положив головы на стол.

Гиринг надеялся установить контакты с ФКП. От имени Большого шефа он просит Директора организовать ему встречу с представителем ФКП Мишелем. Ответ положительный, но, к удивлению Гиринга, на "свидание" никто не приходит. Мишель знал "обратный язык". Удивляться Гирингу придется еще не раз.

Заниматься заключенным было поручено старому служаке Бергу. Жизнь этого человека не сложилась, и он находил утешение в беседах со своим "подопечным".

Берг помог ему получить бумагу, карандаш, словарь и даже газеты под предлогом пополнения знаний немецкого языка. Это дало возможность Трепперу ночью, когда стражники засыпали, составлять отчет Центру. Написанное он прятал в полые ножки койки, еще не представляя себе, как передаст это дальше. Но вскоре такая возможность появилась

С помощью страшных пыток гестапо узнает от одного из участников капеллы о существовании мадам Жюльетты, связной ФКП, работающей в кондитерской. Через нее по каналам партии можно передать успокоительное послание Гиринга от имени резидента в Центр. Но мадам Жюльетта имела право принимать донесения только от Большого шефа, и Берг отвозит его в кондитерскую. Вместе с бумагами Гиринга Треппер сумел передать и свои. Он спрашивал согласие Директора на продолжение Большой игры. Вручая бумаги связной, он успел шепнуть ей: "Как только передадите это, немедленно исчезните".

Жюльетта, к удивлению Гиринга, исчезла, но 23 февраля ему вручили поздравительную радиограмму Директора, адресованную Большому шефу. Это означало согласие на продолжение тактики Треппера, а для Гиринга - подтверждение, что в Москве не знают об аресте Треппера.

Гиринг, по совету Треппера, велел выдать ему немного денег и документы на случай, если во время прогулок его остановят французские полицейские.

Вскоре Гиринг, болевший раком, вынужден был лечь в больницу. Его заменил более жестокий, но менее осторожный Панвиц. Неважно чувствовал себя и Берг. Треппер часто говорил ему, что знает аптеку, где много хороших лекарств. Эта аптека имела еще одну дверь, ведущую на улицу с противоположной стороны дома.

Сентябрьским утром 1943 г. он подвез Берга к аптеке и хотел помочь выйти из машины, но услышал нечто невероятное: "Поднимитесь, купите лекарства и быстро возвращайтесь". Ему оставалось только войти в одну дверь и выйти другую. После сообщения Берга о побеге Треппера Панвиц организовал грандиозную облаву, но тот исчез. Панвиц и Мюллер были в панике: как доложить об этом Гиммлеру? Они решили ничего не говорить ему, и Гиммлер так никогда и не узнал о побеге Большого шефа.

Итак, Треппер бежал. "Прямо из логова гестапо, - пишет Перро, - из лап отборной группы, которой являлась зондеркоманда, ему удалось под носом у охранников установить связь с Москвой. Благодаря ему Центр получил более чем достаточно козырей, чтобы сорвать игру эсэсовцев".

Треппер долго блуждал по Парижу и пригородам, нашел оставшихся друзей, установил связь с представителями ФКП, сообщил в Москву о своем побеге и с помощью друзей обрел убежище.

В августе 1944 г., после освобождения Парижа, он получил радиограмму из центра с поздравлением по поводу его действий и просьбой прибыть в

Москву на самолете советской военной миссии. С аэродрома его отвезли на квартиру, изолировали от внешнего мира и предложили в течение двух-трех недель написать отчет о его деятельности. На вопрос о семье ему ответили, что с ней все в порядке. Его беспокоила судьба оставшихся у Панвица участников Красной капеллы, и он настоятельно просил посещавших его офицеров действовать через Кента (Гуревича).

С приближением конца войны Панвиц начинает беспокоиться о своей судьбе. Гуревич убеждает гестаповца, что ему безопаснее перейти в Советский Союз, чем к англичанам или американцам, которые наверняка отправят его на виселицу. А Советскому Союзу он окажет услугу, помогая ему, Кенту, и это будет учтено. После согласия Панвица они прилетают в Москву, где их встречают и доставляют на Лубянку. Панвица допрашивают и ссылают в Воркуту. Через десять лет, в 1955 г., канцлер Аденауэр добьется репатриации всех своих соотечественников, и Панвиц вернется в Германию.

Гуревич, также осужденный на длительный срок (с учетом заслуги по доставке Панвица), в 1955 г. будет освобожден по амнистии. Однако в 1958 г. его опять арестуют, а в 1960 г. вновь освободят. В газете "Советская Россия" 16 декабря 1990 г. была напечатана большая статья "Разведчик, узник гестапо и зек", фактически реабилитирующая Гуревича. В 1991г. его реабилитировали уже формально, признали участником войны с соответствующим повышением пенсии. Документальный фильм о нем показали по телевидению.

Треппера, написавшего свой отчет, перевели на Лубянку. Никаких обвинений ему не предъявили, его не пытали и не избивали, но на протяжении долгих ночей следователь предлагал ему:

- Расскажите о своих преступлениях против Советского Союза.

А он устало повторял:

- Никаких преступлений против Советского Союза я не совершал. Арестанту давали на подпись фальшивые протоколы и требовали их подписать. И опять неделями:

- Подпишете?

- Нет.

- Значит, не подпишете?

- Нет.

- Почему вы не хотите подписать?

Время от времени его вызывал на допросы тогдашний министр госбезопасности ярый антисемит генерал Абакумов. На одном из них он спросил Треппера:

- Скажите, почему в вашей разведывательной сети было так много евреев?

Получив ответ разведчика, он к этой теме больше не возвращался:

- В ней, товарищ генерал, находились борцы тринадцати национальностей; для евреев не требовалось особое разрешение, они не были ограничены процентной нормой. Единственным мерилом при отборе была их решимость бороться с нацизмом до последнего. Бельгийцы, французы, русские, украинцы, немцы, евреи, испанцы, голландцы, швейцарцы, скандинавы по-братски работали сообща. Евреи вели двойную борьбу: против нацизма и против истребления своего народа".

19 июня 1947 г. "тройка" (прокурор, судья и представитель министерства госбезопасности) приговорила Треппера к 15 годам "строгой изоляции". После его заявления на имя прокурора Союза в 1952 г. срок был сокращен до 10 лет.

Смена тюрем, издевательства над заключенными, беспринципность и прямое хулиганство, произвол надзирателей, тяжелые условия содержания - все это описано Треппером в его книге. Один из следователей дал понять Трепперу, что он, как и Зорге, находился под подозрением еще с 1938 г. Они оба были учениками и выдвиженцами Берзина, а Берзина арестовали и расстреляли в том самом, 1938 г.

Более вероятно представляется, однако, другая версия. Такие люди, как Треппер и Зорге, были лично известны Сталину, и только он мог определять их судьбу. А у "отца народов" была хорошая память. Он помнил, что именно эти люди предупреждали его о готовящемся нападении Гитлера, были свидетелями его ошибок и просчетов. Подобные свидетели Сталину были не нужны.

Сокамерником Треппера оказался заместитель министра гособороны Японии генерал Томинага, попавший в плен в Манчжурии. Он знал французский, и на вопрос товарища по несчастью, почему Зорге был приговорен к смерти в конце 1941 г., а казнен только 7 ноября 1944 г., с понятным возмущением ответил: "Трижды мы обращались в русское посольство в Токио с предложением обменять Зорге и всякий раз получали один и тот же ответ: "Человек по имени Рихард Зорге нам неизвестен".

Пока муж сидел в тюрьме, Люба с детьми жила в бараке и зарабатывала на жизнь фотографией. Из разведуправления ей сообщили, что ее муж "пропал без вести при обстоятельствах, не дающих права ходатайствовать о получении пенсии".

После смерти Сталина все изменилось, как по мановению волшебной палочки. Заключенных перевели в больницу Бутырской тюрьмы, где врачи старались восстановить их здоровье, камеры стали напоминать номера гостиниц: обильное питание, книги, газеты, а надзирателей как будто подменили - они стали услужливы, как лучшие официанты в кафе...

23 февраля 1954 г. Треппера вызвали в министерство, поздравили с пятидесятилетием и праздником Красной Армии. Через три месяца в обстановке большой торжественности в министерстве же огласили решение Верховного военного трибунала: он полностью реабилитирован, все обвинения, выдвинутые против него в прошлом, объявлены лишенными всякого основания.

Его отвезли на машине к семье. Дети его не узнали. А Люба? Грустная встреча: "И вот мы, молча, после пятнадцати лет разлуки смотрим друг другу в глаза, и для нас это больше многочасовых бесед. К слезам радости примешиваются чувства глубокой печали. Ведь сам факт реабилитации не может вернуть утраченные годы". Ему определили повышенную пенсию "за заслуги перед Советским Союзом", годы, проведенные в тюрьме, засчитали в трудовой стаж; в 1957 г. семье разрешили выехать на родину разведчика в Польшу.

Он посетил Новы-Тарг, где ему рассказали, как немцы в 1942 г. уничтожили еврейское население города. Мужчин отправили в Освенцим, а женщин и детей заставили вырыть могилу, после чего расстреляли из пулемета. Члены семьи Треппера оказались и среди тех, кого отправили в Освенцим, и среди погибших в очередном Бабьем яру.

В январе 1981 г. легендарный разведчик скончался в Иерусалиме, где и был похоронен.

Любовь Евсеевна Бройде стала гражданкой Дании.

Также можно читать http://www.pionnier.gorod.tomsk.ru/index-1323347058.php

Чайка революции - Лариса Рейснер

Ее называли Женщиной Революции.

«Стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски, – так живописал ее поэт Всеволод Рождественский. – Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг ее головы. В правильных, словно точеных, чертах ее лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое».

Среди огромного количества воспоминаний о Ларисе Рейснер нет ни одного, в котором не упоминалось бы о ее красоте. Сын писателя Леонида Андреева, Вадим, восхищался:

«Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту, как факел... Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мной установленная, – врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе...»

«Она была красива тяжелой и эффектной германской красотой», – признавала жена поэта Надежда Мандельштам.

«Вокруг Ларисы всегда ходили легенды, – пишет Лариса Васильева. – Вот и германская красота не случайно возникла – вроде бы предки ее были рейнские бароны... Говорили также, что род главы семьи Рейснеров взял свое начало от крестоносцев. Противники этой семьи уверяли, что предок хозяина дома крещеный еврей».

Она родилась 1 мая 1895 года на окраине царской империи, в г. Люблине (нынешняя Польша) , в "типично профессорской семье". Отец, Михаил Андреевич Рейснер, происходил, по разным сведениям, то ли из тевтонских рыцарей, то ли из рейнских баронов, но скорее всего из крещеных немецких евреев По крайней мере в сайте http://www.sem40.ru/famous2/e1085.shtml она фигурирует, среди знаменитых евреев – писателей.  Мать, Екатерина Александровна, - из старинного русского дворянского рода Хитрово. В 1907 году семья (у Ларисы был еще младший брат Игорь, ставший впоследствии крупным ученым-востоковедом) перебралась в Петербург, куда пригласили преподавать отца, и вскоре Лариса (в переводе с греческого - "чайка") взлетела к вершинам культурной, светской, а потом уже и советской жизни.

Семья: Андрея Егоровича Рейснера, деда Л. Рейснер. Сидят: Катя, его дочь, Екатерина Михайловна, жена, Ольга Захаровна, теща, Андрей Егорович, неустановленное лицо; стоят: Михаил Андреевич, старший сын (отец Л. Рейснер), Вадим, младший сын. Конец 1890-х гг.

Лара с матерью Екатериной Александровной и отцом Михаилом Андреевичем

Лариса с братом Игорем. Томск. Около 1903 г.


Лара в фотоателье города Тюбингена. Германия. 1904


Лара и Игорь с отцом. Берлин. 1901

Лариса у окна своей квартиры


Лариса – гимназистка. Петербург. 1910

Как бы то ни было, мать Ларисы, Екатерина Александровна, урожденная Хитрово, находилась в родстве с Храповицкими и Сухомлиновыми. Революционно настроенный отец, Михаил Андреевич, читал лекции для рабочих, а в 1915-1916 годах вместе с дочерью выпустил несколько номеров литературного журнала.

«Рейснеры издавали в Санкт-Петербурге, – читаем в дневнике Александра Блока, – журнальчик «Рудин», так называемый «пораженческий» в полном смысле, до тошноты плюющийся злобой и грязный, но острый. Мамаша писала под псевдонимами рассказы, пропахнувшие «меблирашками». Профессор («Барон») писал всякие политические сатиры, Ларисса (так у Блока. – Авт.) – стихи и статейки...»
Лариса была умной и образованной женщиной - Училась в Петроградском психоневрологическом институте, в университетах Германии и Франции.
Подобно многим петербургским барышням она была влюблена в поэзию, верила в ее священное предназначение и сама писала стихи. Стихи ее были не так хороши, как она сама. Стихи были отличным поводом для знакомства. Лариса боготворила Блока, но не осмеливалась к нему подойти Она дерзнула предложить свои стихи поэтическому сопернику Александра Александровича, кумиру поэтической молодежи Николаю Степановичу Гумилеву. Ларисе было чуть больше двадцати, ему чуть больше тридцати, они очень подходили друг другу - она несказанно хороша собой и очень умна, он храбр, талантлив и знаменит. Они были горды и независимы, чувствовали себя совершенно свободными (брак Гумилева с Ахматовой уже расстраивался) , любили путешествия и экзотику, им было о чем говорить. Выяснилось, что на будущее развитие России они смотрят по-разному. Он, присягавший императору офицер, монархист, был против революционных потрясений; она, курсистка, воспитанная в духе времени, бредила свержением самодержавия. В те годы было неприлично не сочувствовать революционерам, интеллигенция с ног сбилась, борясь против царизма "за счастье простых людей". Соединили Гумилева и Рейснер, конечно, не споры о благе народном, а стихи и романтические чувства. Завязался роман, не только в письмах, не только в стихах… Он посвящал ей рыцарские канцоны и называл Лери, она его поэтично, на персидский манер, - Гафиз. В феврале 1917 года Гумилев приехал в отпуск, они наконец встретились после долгой разлуки. Красивая пара гуляла по снежному, бунтующему вьюгами Петрограду. Но взбунтовалась не только природа, но и люди - армия, флот, разагитированный социал-демократами пролетариат. Государь Николай Александрович отрекся от престола. Интеллигенция ликовала, а Гумилева революционные толпы бесили, его раздражал и значительно возросший политический темперамент Ларисы, ее самостоятельность. Произошел разрыв, страшно болезненный для Ларисы и страшно характерный для эпохи. Политика беспощадно разводила даже ближайших родственников, любящих людей. Существует легенда, что Рейснер могла спасти Гумилева, но не захотела звонить Ленину и Дзержинскому. Это неправда, хотя бы потому, что Лариса в это время была в Афганистане.

Ровно через год после разрыва с Гумилевым, в мае 1918 года, она вступила в партию большевиков и вышла замуж за комиссара Федора Раскольникова. По дореволюционным меркам он был ей неровня, бывший царский мичман, простолюдин, но в обстоятельствах военного коммунизма это была блестящая партия. Раскольников, молодой, энергичный, мужественный, весьма перспективный революционер, очень любил Ларису. Он сделал ее жизнь.

«Через всю советскую культуру – литературу, живопись, драматургию, кино – на протяжении семидесяти лет проходит образ женщины-революционерки в кожанке, с револьвером в руке или с рукою, опущенной в карман кожанки… Она ведет революционных матросов в бой. Она стоит на капитанском мостике во время страшной баталии, не уступая, а порой и превосходя силой духа и выносливостью самых крепких мужчин.

Образ, хоть и вобрал в себя разных женщин, прежде всего, списывался с Ларисы Михайловны Рейснер. Начало этому положил Всеволод Вишневский своей «Оптимистической трагедией», где вывел Ларису как женщину-комиссара, ибо был на корабле, команду которого своими речами вдохновляла Рейснер.

Николай Кузьмин в своем историческом романе «Сумерки» придерживается того мнения, что Рейснер на известной почве вообще свихнулась «и стала настоящей психопаткой: она сумела забраться даже в поезд Троцкого и прокатиться с ним на Восточный фронт.

Подтверждает версию романа Льва Троцкого с Ларисой и сборник «Энциклопедия тайн и сенсаций: Тайны государственных переворотов и революций». Вот что там сказано:

«Библейский темперамент толкал его в объятия женщин артистических, авантюрных и странных. Роман с Ларисой Рейснер закрутился в самый разгар гражданской войны. В ходе боев под Казанью туда прибыла Волжская флотилия. На капитанском мостике стояла в реквизированном бальном платье «валькирия революции» – жена и адъютант командующего Федора Раскольникова.

Лариса слыла женщиной лихой даже по тем временам. Красавица аристократка, слегка поэтесса, немного актриса… Говорили, что она принимала любовников в постели последней императрицы и обчистила дворцовый гардероб... Утомясь в боях, она принимала в захваченных поместьях ванны из шампанского и писала родственникам письма – приглашала погостить».

Рейснер была достойной подругой революционера и «умела превратить в подвиг любую безнравственность», как весьма точно выразилась о ней Л. Васильева.

«Поэт Осип Мандельштам рассказывал своей жене, как Лариса устроила у себя вечеринку исключительно дабы облегчить чекистам арест тех, кого она пригласила в гости».

Вот как описывала Лариса Михайловна свое посещение Зимнего дворца в первые часы после Октябрьского переворота:

«Там, где жили цари последние пятьдесят лет, очень тяжело и неприятно оставаться. Какие-то безвкусные акварели, Бог знает кем и как написанные, мебель модного стиля «модерн»… Какие буфеты, письменные столы, гардеробы! Боже мой! Вкус биржевого маклера «из пяти приличных комнат» с мягкой мебелью и альбомом родительских карточек.

Очень хочется собрать весь этот пошлый человеческий хлам, засунуть его в царственный камин и пожечь все вместе во славу красоты и искусства добрым старым флорентийским канделябром».

Сама она жила вполне «по-царски» в то время, когда люди голодали, и при этом откровенно говорила:

«Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти».

Поэт В. Рождественский рассказывал, как посетил «прекрасную комиссаршу» вместе с друзьями Михаилом Кузминым и Осипом Мандельштамом:

«Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повел по темным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями... На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натертые до блеска, сосуды и ящички... Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжелыми нитями...»

В 1923-м она внезапно рассталась с Федором Раскольниковым. Он переживал, писал ей письма, умоляя вернуться.

«…Кто был бы тебе так безгранично предан, кто так бешено любил бы тебя на седьмом году брака, кто был бы тебе идеальным мужем?»

Но все напрасно: Лариса Михайловна была уже связана с другим. Ее выбор вызвал всеобщий шок: низкорослый лысый очкарик Карл Радек со своей явно неромантической внешностью выглядел особенно карикатурно рядом со стройной красавицей…

Какими-то нитями была связана Лариса Рейснер и с Блоком – нежно обожала его. И даже, надеясь на свои женские чары, пыталась обратить его в революционную веру.

«Из Москвы приехала Лариса Рейснер, жена известного Раскольникова, – вспоминала тетушка поэта, М. А. Бекетова. – Она явилась со специальной целью завербовать Ал. Ал. в члены партии коммунистов и, что называется, его охаживала. Устраивались прогулки верхом, катанье на автомобиле, интересные вечера с угощеньем коньяком и т. д. Ал. Ал. охотно ездил верхом и вообще не без удовольствия проводил время с Ларисой Рейснер, так как она молодая, красивая и интересная женщина, но в партию завербовать ей его все-таки не удалось, и он остался тем, чем был до знакомства с ней...»

«Поклоняясь его поэзии, Лариса в душе надеялась на некое чудо превращения в великую поэтессу, – считает Л. Васильева. – Это была ее тайная и давняя мечта. Мешала Ахматова – она царила безраздельно. Быть в тени Лариса не умела. Любя поэтический мир, не став в нем первой, она медленно отходила от поэзии к прозе, от прозы – к очерку».

Лариса Рейснер стала прообразом женщины-комиссара, изображённой в пьесе «Оптимистическая трагедия» Всеволода Вишневского. Восторженное отношение к Л. М. Рейснер Б. Л. Пастернака, считавшего её «воплощённым обаянием», дало ему основание назвать Ларисой главную героиню своего романа «Доктор Живаго». Надежда Мандельштам, несколько раз навещавшая «мятежную чету», рассказывала, что Раскольников с Ларисой жили в голодной Москве по-настоящему роскошно — «особняк, слуги, великолепно сервированный стол».

О жизни Ларисы Рейснер И. Крамовым написана книга «Утренний ветер».

В четвертой трилогии цикла «Око Силы» Андрея Валентинова, написанной в жанре альтернативной реальности, присутствует персонаж Лариса Михайловна по прозвищу «Гондла». Она также замужем за человеком по имени К. Радек.

Заразившись брюшным тифом в 1026 году после беспечного глотка сырого молока, она ушла из жизни тридцатилетней, не дожив до решающего для многих 1937-го.

«Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?» – удивлялся журналист Михаил Кольцов.

Один из некрологов гласил:

Ей нужно было бы помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером.

Как сложилась бы ее жизнь, доживи она до 1937 года?

Об этом можно только гадать…

См. также http://www.liveinternet.ru/users/apelsinka-66/post195738104

Книга Лариса Рейснер http://www.e-reading.mobi/bookreader.php/94415/Przhiborovskaya_-_Larisa_Reiisner.html

Главный диверсант Советского Союза

http://www.youtube.com/watch?v=lIrHPRC3Q2w

 Опытный и талантливый разведчик и организатор Яков Серебрянский прожил полную тревог и опасностей жизнь Многое из того, что с ним случилось, напоминает боевик в стиле Джеймса Бонда. Он был организатором и участником немалого числа операций советской разведки. Некоторые историки называют его главным диверсантом СССР. И у них для этого есть основания.

ПУТЬ ИЗ "ЧЕРТЫ ОСЕДЛОСТИ"

ДВА ЯКОВА И ПАЛЕСТИНА

ПОХИЩЕНИЕ ГЕНЕРАЛА КУТЕПОВА

ОБЪЕКТЫ ОСОБОГО ВНИМАНИЯ

"КРЕПКО ДОПРОСИТЬ!"

ДЛЯ КОГО ВОЙНА, ДЛЯ КОГО...

СЫН СВОЕГО ВРЕМЕНИ

Личность разведчика-нелегала Вальтера Кривицкого уже более 70 лет привлекает интерес специалистов, историков и читателей его книги "Я был агентом Сталина". Впервые она была издана в США и лишь спустя полвека увидела свет в России. Книга-исповедь вызывает противоречивые оценки. Многочисленные публикации советско-российских и зарубежных авторов, дополнительные интернетовские сведения порождают споры о его поступке до сих пор. Кто же он - предатель или жертва преследований сталинской агентуры? Возможно, краткий очерк о жизни и деятельности этого человека позволит разобраться в существе вопроса.

ПЕРВЫЕ ОТКЛИКИ

НЕМНОГО БИОГРАФИИ

НИКАКИХ ШАНСОВ НА ВЫЖИВАНИЕ

ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ В США

СМЕРТЬ ПО ЧЕКИСТСКОЙ ФОРМУЛЕ

(из лекций, которые я читал студентам, любознательным даю ссылку -http://yadi.sk/d/MhnKOc-UC4JtF ) 

Евреи и американская демократия

С самого начала войны за независимость Штатов американские евреи, тогда еще совсем немногочисленные  выступили за свободу и демократию.

Память пионеров- зачинателей еврейской жизни на североамериканском континенте, была увековечена нью-йоркцами на Манхэттене.

Специальная церемония памяти двадцати двух евреев, защищавших Нью-Йорк во время боев за революцию в Америке, прошла на одном из самых старых еврейских кладбищ Америки.

В роли знаменосцев выступили ветераны артиллерийского корпуса, которые покрыли полотнищами американских флагов могилы павших бойцов. На церемонии присутствовали потомки павших воинов.

Участок еврейского кладбища, на котором прошла церемония, был выделен общине нью-йоркским губернатором Питером Стьюзантом в 1656 году.

Источник: jewish.ru

Триста лет назад, в Галиции, а точнее под Львовом, жил Петр Адамович. Занимался он торговлей и через некоторое время получил звание купца. В те време­на на Украине шла война между русскими и шведами. Сразу же по­сле знаменитой Полтавской битвы Петр Адамович вместе со всем се­мейством уплывает в Англию.

На берегах Альбиона он меняет свою фамилию на более привыч­ную для английского уха - Адамс и... снова уплывает в Англию, но на этот раз в «Новую Англию», так называлась североамериканская колония.

Как мы уже говорили, Адамс отправился искать счастья и удачу вместе со всем семейством. Впос­ледствии, во время борьбы за неза­висимость, прославился сын его брата - Джон Адамс. Но все же са­мым знаменитым в этой семье стал его собственный сын - Самюэль.

Биографию Самюэля Адамса можно сейчас прочитать в любом учебнике по истории Соединенных Штатов. Это он возглавил в род­ном Бостоне практически первую общественно-политическую орга­низацию «Сыны свободы».

Это его Государственный секретарь Томас Джефферсон назвал «самым чест­ным революционером»...

Великая американская Консти­туция состоит из преамбулы семи статей и «Билля о правах», кото­рый написал американец Самюэль (Семен) Адамс (Адамович).

С 1881 по 1924 гг. в Соединенные Штаты из Восточной Европы прибыло примерно два с половиной миллиона евреев. Для большинства из тех, кто приехал в Америку после 1892 г., первой остановкой после долгого пути был Эллис-Айленд, крошечный островок между Манхэттеном и Стейтен-Айленд. Эллис-Айленд стал сценой, на которой разыгралось немало трагедий. Здесь проверялось состояние здоровья эмигрантов, и тех, у кого обнаруживали некоторые глазные болезни или инфекции, отправляли обратно в Европу. Если кого-то объявляли больным, члены его семьи должны были сделать мучительный выбор: всем вместе вернуться в Европу или отправить туда одного больного.

В известном стихотворении на идише запечатлена оценка, данная одним обреченнаым на муки человеком американской юстиции.  «У  них  есть статуя свободы, но это люди с каменными сердцами».

''Однако подавляющее большинство евреев  благополучно   прошли   испытания   Эллис-Айленда   и   были   допущены в Соединенные Штаты. Первым местом их поселения стал Лоуер Ист Сайд на острове Манхэттен; одно время этот район был самым густонаселенным во всей стране. Квартиры были маленькими, а семьи большие; никого не удивляло, когда семь-восемь человек селились в трехкомнатной   квартире.   Помимо   этого   до   создания   профсоюзов  люди выполняли «штучную работу» на дому, как правило, по заказам компании готового платья.

Ист Сайд был центром еврейской культурной и религиозной жизни, с небольшим театром, где разыгрывались спектакли на идише, и сотнями крошечных синагог — штиблах (в единственном числе — штибл), название восходит к небольшим местечкам России и Польши, откуда прибыло большинство евреев. Возникли сотни ландсманшаф —землячеств, объединявших выходцев из того или иного города Европы.

Галвестонская программа

Почти все еврейские иммигранты, волна которых хлынула в Америку из Восточной Европы, избрали в 1880-х местом своего жительства Крупные города на Восточном побережье. Наибольшей концентрацией еврейских иммигрантов отличался Нью-Йорк. Так как численность эмигрантов резко возросла в начале 1890-х, многие лидеры живших в Америке евреев германского происхождения вместе с некоторыми евреями Восточной   Европы   решили   поощрять   вновь   прибывающих   перебираться  в  менее  заселенные  области   страны.   Нью-йоркский   рынок  труда был переполнен,  и  «местные» евреи  опасались, что  новые  иммигранты либо станут безработными, либо начнут работать за более низкую плату и обрекут на безработицу других. Последнее соображение породило и страх, как бы новая волна еврейской иммиграции не породила антисемитизма.

В 1907 г. Яаков Шифф, известный еврейский филантроп тех лет разработал план отправки «новых» евреев в портовый город Галвестон в штат Техас, оттуда те могли бы перебраться на американский Средний Запад и Запад. Шифф подсчитал, что отправка в Галвестон 20—25 тысяч евреев обойдется в 500 тысяч долларов (сумма по тем временам немалая). Он принял в расчет все относящиеся к делу факторы, кроме одного: очень немногие российские евреи изъявляли желание поселиться в Галвестоне или его окрестностях. Для них переезд в Америку означал жительство в Нью-Йорке или других крупных городах Восточного побережья; только там могли они найти многочисленное и близкое по духу еврейское окружение. Однако Шифф надеялся убедить этих евреев, что вдали от Восточного побережья они обретут больше возможностей для преуспевания и больше шансов американизироваться. За восемь лет, в течение которых он осуществлял свой план, в Галвестон отправились примерно десять тысяч евреев. Многие из евреев быстро усвоили местную культуру и обеспечили себе благосостояние. Евреи, которые выбрали Галвестон, переехав оттуда в такие города, как Пайн-Блафф (штат Арканзас), американизировались (а иногда и ассимилировались) значительно быстрее, чем их собратья на Эстер-стрит или других улицах нью-йоркского Лоуер Ист Сайд.

Потогонная система

Сегодня американские евреи — самая состоятельная этническая группа США — их доходы превышают средний общенациональный уровень на 72 процента. Но лишь немногие евреи приехали в Америку богатыми людьми. Конечно, в Восточной Европе тоже были весьма состоятельные евреи, но именно в силу своего богатства они редко эмигрировали. Два с половиной миллиона евреев, которых приняла Америка в 1881 —1924 гг., как правило, прибывали сюда практически без средств к существованию и без достаточного образования, в результате большинство из них становились рабочими низкой квалификации.

Самой популярной сферой их занятости стало портняжное дело. Производство готового платья стало в той же степени ассоциироваться с евреями, как парикмахерские — с итальянцами, а прачечные — с китайцами. Даже теперь евреи часто вспоминают дедушек и бабушек, которые работали в шмате (в переводе с идиша — «ветоши»): под этим идиоматическим оборотом евреи подразумевали все, что имеет отношение к изготовлению готового платья.

Десятки тысяч еврейских бедняков выполняли «штучную работу», а значит, не имели  гарантированной   недельной  и  часовой   заработной  платы,  им платили  в   зависимости   от   количества   изготовленных  ими   изделий

В сырых, до отказа набитых людьми помещениях фабрик, известных как предприятия с «потогонной системой», работали главным образом женщины, условия труда были здесь крайне тяжелыми, с типичной шестидневной  рабочей  неделей  и  протяженностью  рабочего  дня  в  девять с половиной часов — и все это за плату в среднем около 15 долларов 40 центов в неделю (данные на 1910 г.).

О жутких условиях труда на предприятиях с потогонной системой стало известно в 1911 г., когда в многоэтажном здании «Триангл шортвэйст фэктори» в Манхэттене вспыхнул пожар. Сто сорок шесть работниц (в основном евреек) погибли главным образом из-за того, что запасной выход был закрыт. Это было обычной практикой компаний, которые позволяли своим рабочим выходить из здания только через главную проходную, где было легче предотвратить хищения продукции. Однако пожар вспыхнул как раз в передней части фабрики, и поскольку задний выход был наглухо закрыт, испуганным рабочим было некуда бежать. Позже у закрытого заднего выхода, сквозь который пытались пробиться люди, было найдено 34 трупа. Тела еще 19 работниц были обнаружены на крыше грузового лифта: они пытались спуститься по его тросам. Несколько женщин спрыгнули с верхних этажей, прорвав простыни, которые натянули внизу пожарные.

Репортер описал ужасную сцену, которую можно было наблюдать с улицы: «Молодой человек помог девушке выбраться на подоконник девятого этажа. Затем он приподнял ее над улицей и бросил вниз. Точно так же он поступил и с другой девушкой... Все они были так послушны, словно он помогал им сесть в трамвай, а не отправлял в небытие. Он понимал, какая мучительная смерть ждет их в пламени, и то, что он делал, было лишь проявлением рыцарства в безвыходной ситуации. Он подвел к окну еще одну девушку. Я видел, как она обняла его обеими руками и поцеловала. Потом он приподнял и ее над пропастью — и просил. Со скоростью молнии он сам вскочил на подоконник. Борта пальто взметнулись вверх — воздух раздувал штанины его брюк, пока рн летел вниз. Я смог разглядеть, что на нем были рыжевато-коричневые ботинки».

И владельцы фабрики и большинство их жертв были евреями — равно как и адвокаты, которые вели защиту. Обычно в роли эксплуататоров рабочих на предприятиях с потогонной системой были их же собратья-евреи. Хотя .фабрикантов и оправдали, трагический пожар на «Триангл шортвэйст фэктори» содействовал принятию более строгих правил противопожарной безопасности, введению компенсационных выплат рабочим и разработке правил строительства фабричных строений.

В значительной степени именно евреи, занятые в сфере производства готового платья, оставили заметный след в истории американского рабочего движения. В первые годы своего существования Международный союз работниц швейной промышленности состоял в основном из евреек. Однако евреи, работавшие на предприятиях с потогонной системой, не желали, чтобы там же работали и их дети.

Обычным для еврейских рабочих было нанимать детей, читавших им вслух. На выставках, посвященных жизни евреев в Лоуер Ист Сайд, часто экспонируется снимок группы евреев — мужчин и женщин, работников швейной фабрики, которые слушают мальчика, читающего им газету на идиш.

Такие условия были благоприятны для пропаганды коммунистов и социалистов

Появились еврейские профсоюзы, которые сразу вступили в «кооперацию с еврейской мафией».

Еврейские подростки хулиганы 20-х годов стали известными гангстерами-бутлегерами 30-х. С введеним сухого закона большая часть нелегальной торговли сосредоточилась в руках еврейской мафии.

На машине надпись: Я не верблюд, я хочу пива!

В Америке объявили борьбу с пьянством и ввели «сухой закон», то есть запретили «делать вино и водку, и торговать ими» Думали так: «Раз пить будет нечего, то и пьянствовать людям расхочется». Но вышло совсем по-другому – пьяниц раздирала жажда, а ловкие люди, которых называли «бутлегеры», продавали им тайком спиртное. Полиция не сидела на месте. Она охотилась за бутлегерами, а те стреляли в нее из автоматов и всего, что попадалось под руку.  Сухой закон мучил Америку 13 лет (1920-1933гг.) Вместо улучшения нравственности сухой закон породил массовую преступность, коррупцию, политическую и экономическую нестабильность, и в результате тяжелый экономический кризис, получивший название Великой депрессии. И действительно страна находилась в депрессии – экономической и моральной. Начавшийся 1 января 1920 года Сухой закон послужил благодатной почвой для расцвета организованной преступности. Занимаясь до этого главным образом рекитом и торговлей "белыми рабынями", преступный мир быстро переориентировался на бутлегерство - незаконную торговлю спиртным. Старые формы зарабатывания денег остались практически бесхозными, поскольку с минимальным риском на бутылке виски можно было заработать куда больше денег.
Так, потихоньку, от браги к пиву, от пива к плохой "самогонке" из гетто[1], и дальше, после 1924 года, через тысячи винокуренных заводов по всей стране до американского виски - бурбона. К 1932 году наличные деньги были только у бутлегеров!

По стране прокатилась массовая безработица. Толпы бездомных и голодных людей время от времени устраивали марши протеста и акции гражданского неповиновения, которые, как правило, жестоко карались. На этом фоне общество разделилось: на людей с достатком, бродяг и богатых. Социальное неравенство, огромная эмиграция из Европы – все это способствовало развитию бандитизма.

Как правило, алкогольной мафией становились эмигранты выходцы из Ирландии или Италии. Так же эту картину дополняла еврейская мафия, которую составляли евреи - выходцы из Германии, России. В Нью – Йорке заправляли евреи, в Чикаго итальянцы. Ирландцы, как правило, работали на итальянцев, но некоторые основывали и свои группировки.

В ночь с 3 на 4 декабря 1933 года по указу Франклина Рузвельта Сухой Закон был отменен, и это послужило первым шагом на пути стабилизации страны. Депрессия породила также рост коммунистических и фашистских организаций, волну антисемитизма (жиды травят Америку!).

Также о сухом законе - http://www.liveinternet.ru/users/dr_jack/post257085746

Весь мир слышал и смотрел фильмы об итальянской и русской мафиях, но мало кто слышал о еврейской. Так например крупнейшими боссами синдиката (сообщества организованных преступных организаций) были евреи: Оуни Мэдден, Мейер Ланский. Корпорацию убийств возглавлял Луис Бухалтер; подпольными игорными домами заправлял Багси (Беньямин) Сигел; главой Бронкского и Бруклинского бандитского клана был "Голландец Шульц" (Артур Флегенхаймер), в ирландской банде Чикаго заправлял Эрл Хаим Вайсс, "лучшим" наемным убийцей США в 30-е годы был Эйб Релес, одним из самых влиятельных бутлегеров и гэмблеров Северо-Запада США был Арнольд Ротштейн. Доходы Аль Капоне и власть в его лучшие 1,5 года, не идут ни в какое сравнение с Ланским и Ротштейном

В те годы уважаемый бизнесмен, мистер Яаков Йосеф Герман завел дома винный склад.Он заявил, что «сухой закон» вещь неправильная, евреям не подходит. Ведь нам нужно кошерное вино для субботнего кидуша и гавдалы, и полагается выпить четыре стакана в седер Песах, и много бокалов – на праздник Пурим. Одна из спален в их квартире тут же была превращена в лабораторию по производству вина. В дом потянулись покупатели. Яаков брал с них деньги только за стоимость продуктов, из которых он делал вино. Его вызвали в суд и обвинили в незаконном производстве спиртных напитков.

А,кстати..Про Дядю Сэма… Знаете,что до "сухого закона" Америку так никто не называл? Оказывается Америка получила прозвище «Дядя Сэм» не благодаря карикатуре на Линкольна. Сэмюель Бронфман, канадский еврей, выходец, по всей видимости, из Одессы, сколотил состояние на контрабанде спиртных напитков - из Канады в США. Мало кто знает, но до Сухого закона в США то же самое было в Канаде, правда, в довольно смешном виде: продавать крепкие спиртные напитки можно было только по почте. В 1916 году юный Сэм Бронфман купил Bonaventure Liquor Store Company в Монреале и по почтовым заказам рассылал свою продукцию. Потом, в начале 20-х, когда Канада закончила, а Америка, в свою очередь, начала бороться с пьянством, Бронфман быстро сориентировался и, имея налаженное производство, с большой для себя выгодой воспользовался 18-й поправкой к Конституции США.

Еврейская мафия боролась против администрации известного антисемита генри Форда. Отказывавшего давать рабочие места евреям.

Однако мало кто знает о том, что "а идише гангстеры" всерьез воевали с антисемитами и даже замышляли покушение на Гитлера.

Еврейская мафия не допустила легального фашизма в Америке. Хотя американская демократия не предпринимала в 30-е годы никаких мер против фашистских агитаторов, еврейские гангстеры просто приходили с бейсбольными битами на собрания доморощенных американских фашистов и наводили там порядок. После чего желающих собираться на фашистские сходки сразу становилось меньше.

Весьма возможно, что еврейские гангстеры быстрее других поняли, что за чудовище - Адольф Гитлер, и даже замышляли совершить покушение на него. Так, в одном из преданных гласности документов ФБР повествуется, что подобные слухи распространились в апреле 1933 года, через несколько месяцев после прихода фюрера к власти. Кстати, соответствующую жалобу подал американским властям посол нацистской Германии в США. В расследовании жалобы принял участие сам легендарный шеф Федерального бюро расследований Эдгар Гувер.

История с жалобой описана в новой главе книги "Но он был хорош для своей матери", написанной профессором Робертом Ракави. Книга посвящена еврейскому преступному миру США. Так, знаменитый Луис Бухгалтер, встречаясь в первый раз с боссом мафии Лаки Лучиано, попросил называть его Лепкеле - так, как звала его мама. Лучиано при этом заметил: "Ну как можно не любить человека, который помнит о своей матери".

Интересно будет вспомнить и о той роли, которую сыграл антисемит Кеннеди. Биографы Кеннеди сходятся на том, что большую часть своего состояния Джо Кеннеди (отец президента Кеннеди), как и Льюис Розенштиль, нажили в годы "сухого" закона, занимаясь бутлегерством в союзе с организованной преступностью. Фрэнк Костелло любил повторять, что он "помог Кеннеди обогатиться", что они были партнерами.
         Пребывание Кеннеди на посту посла США в Лондоне накануне Второй мировой войны подвело черту под его личной политической карьерой. Он полагал, что Германия имеет все права претендовать на роль лидера в Европе, противодействовал вступлению в войну Америки и считал, что Гитлер блефует. Он заявлял, что с радостью избавился от независимой Польши и что миру во всем мире угрожают могущественные американские евреи. Именно благодаря Кеннеди и под нажимом Америки Английские власти отказывались давать убежище евреям-жертвам фашизма, поэтому многие говорят о проклятии семьи Кеннеди (все мужчины этой семьи умирали или погибали в молодом возрасте).
         Узнав, что Кеннеди плетет против него интриги, президент Рузвельт отозвал его домой, но убедил оказать поддержку в ходе выборов 1940 года. Затем он уволил Кеннеди.
         Рузвельт считал Кеннеди вором, одним из самых порочных и отвратительных людей, каких он когда-нибудь знал. Гарри Трумэн сказал, что Кеннеди был "одним из самых ловких проходимцев в США". Однако у Гувера с Кеннеди сложились неплохие отношения, сохранившиеся такими на многие годы.

Говоря о еврейских гангстерах Америки, прежде всего необходимо вспомнить семерых самых крупных из них - вышеупомянутый Лепкеле, Бенджамен-Багси Сигал, Артур-Датч Шульц Флагенхаймер, Меир-Малыш Лански, Чарли-Король Саломон, Макс-Бо-Бо Хоф и Авнер-Лонги Цвильман. "Мы больше, чем вся сталелитейная промышленность", - хвастался когда-то Лански. Встать на ноги этой "великолепной семерке" позволил "сухой закон". Окончательно продажа спиртного была запрещена на территории США в ночь на 16 января 1920 года. На следующее утро в Америке одновременно открылись 200 тысяч подпольных баров. "Когда бутылка находится в грузовике - это контрабанда, когда она же подается на серебряном подносе в клубе - это уже отдых", - философски заметил по этому поводу Аль Капоне.

Нью-Йорк, с двумя миллионами живущих в то время там евреев, стал настоящим раем для "джуиш гангстерс". Самым большим авторитетом в преступной среде был профессиональный игрок Артур Ротштейн, который смог создать из уличных воришек профессиональную преступную организацию, скрывавшуюся под вывеской респектабельного бизнеса. Его люди занимались всем, в том числе торговлей наркотиками, которые поступали из Европы. "Ротштейн был прирожденным бизнесменом", - вспоминал Меир Лански.

Однако с началом второй мировой войны связь с европейскими поставщиками прервалась. Многие из них, также евреи, были уничтожены нацистами.

"Евреи были толковыми деловыми людьми, - вспоминал один торговец наркотиками. - Они хотели заработать на тебе доллар сегодня и доллар завтра. Итальянцы же желали слупить с тебя 10 долларов сегодня и 50 - завтра".

Когда Лански и Багси Сигал создали свою банду, первому было 19 лет, второму - 15. Лански был мозгом банды. Сигал, выражаясь современным языком, обеспечивал физическое прикрытие. "Багси мог сломать вам руку за два доллара и убить - за 50", - рассказывает один из сотрудников нью-йоркской полиции. Свое жизненное кредо Сигал как-то высказал в одном предложении: "Живи быстро, умри молодым и заботься о том, чтобы тело хорошо выглядело". Профессор Ракави говорит, что еврейских бандитов от итальянских отличало то, что у них не было продолжателей, в отличие от выходцев из солнечной Сицилии. "В еврейских группировках говорили на идиш, - отмечает Ракави. - Вообще еврейская мафия мало напоминала Коза Ностру. Еврейский гангстер хотел, чтобы его сын пошел учиться в университет. У итальянцев же все было построено на семейной преемственности".

Ракави, говоря о разработчиках преступных операций, упоминает, кроме, Лански, также и Мориса-Мо Далиста. "Они оба были невысокого росточка, однако очень умные. Лански был очень обходительным человеком. Особым уважением в довоенной еврейской общине Нью-Йорка пользовался Лонги Цвильман - за то, что его бандиты, которых прозывали "веселые гуляки", всегда защищали евреев от ирландцев. Как только появлялась пьяная толпа ирландцев, рвущаяся к еврейским улицам, в воздухе немедленно звучало: "Зовите Длинного". Через пару секунд в квартале уже появлялись парни Цвильмана.

Вообще в 20-х годах в США достаточно часто нападали на евреев, и "а идише гангстеры" не раз приходили на помощь соплеменникам. Причем некоторые из них считали это своим долгом. Именно поэтому в похоронах знаменитого бандита Биг Джека Зелига приняли участие тысячи человек.

До сих пор многие помнят одного из бойцов Лонги, Макса - Фади Хинкса. "Как-то мы были на одном боксерском поединке, где выступал еврейский парень, - рассказывает один из друзей - Фади Израиль. - Вдруг мы слышим, как какой-то ублюдок, сидевший впереди нас, орет: "Убей жида!". Фади тут же впал в раздумье. С одной стороны, он сидел и курил роскошную гаванскую сигару и ему не хотелось прекращать это занятие. С другой - нужно было как-то реагировать на оскорбление. В конце концов он решил проблему просто - похлопал ублюдка по плечу и, когда тот повернулся, ткнул ему сигарой в правый глаз".

Еще одна мало изученная тема - помощь еврейских гангстеров еврейскому ишуву в Палестине. В 1945 году Еврейское агентство приступило к созданию в США подпольной сети по переброске оружия воюющим евреям в Палестине. Один из лидеров "Хаганы", Йегуда Арази, запросил помощи у еврейских мафиози. Он встретился с Багси Сигалом. "Ты хочешь сказать, что евреи воюют?" - спросил мафиози посланника. "Да", - кивнул Арази. "Воюют, чтобы убить?" - продолжал пытать его Сигал. "Да", - последовал ответ. "Тогда я с тобой", - проронил гангстер. "Багси" не только помог с приобретением оружия, но и сам пожертвовал на эту цель 50 тысяч долларов - огромную сумму по тем временам.

Арази знал, что люди Лански контролируют нью-йоркские порты. Он еще и попросил Меира помочь сорвать поставки оружия арабским странам. Сразу же после этого начали происходить странности - оружие, предназначенное для арабов, или терялось в портовых складах, или же "по ошибке" грузилось на судно, идущее в Хайфу. С помощью еврейских бандитов палестинские евреи обходили эмбарго на поставку оружия воюющим сторонам - таможенные инспектора, купленные мафией, закрывали глаза, когда на борт корабля, следующего в Эрец Исраэль, грузили вооружение[2].

Интересный факт: Перед Второй Мировой Войной в Нью Йoркcкой телефонной книге насчитывалось 22 Гитлера... и ни одного после..

(продолжение)

Сигал Багси

Начало 

Корпорация убийц 

«Еврейская мафия – самая справедливая и гуманная мафия в мире»[1].

(продолжение)

В статье о еврейской социальной мысли мы уже разбирали тему еврейской мафии 30-х годов в США, которая была защитницей интересов еврейской эмиграции.

Сегодня больше уделим внимание Бандитской Одессе.

Именно в одесской тюрьме была придумана азбука перестукивания, заложены азы блатного жаргона («фени»), и понятия «рэкет» и «крыша» также зародились в Одессе - городе, «где “искусство жить” во многом зависело от степени приспособления к почти всегда соседствующему бандитизму на разных “культурных” уровнях».

Миф о городе, где все становятся свободными и богатыми, привлек сюда многих. Богатыми стали лишь единицы. Свободными? Да, многие евреи, переехавшие в Одессу, быстро освободились от традиционных устоев. А уж их дети, все еще многочисленные... они-то и стали жителями района еврейской бедноты, называвшегося Молдаванка[2].

Потеряв связь с традиционнім укладом жизни в штетлах, евреи по-своему приспосабливались к звіриному  оскалу мирового капитализма.в Одессе сформировался новый (со времен Маккавеев и Бар Кохбы) тип еврея — «с кулаками». Во время погромов одесские бандиты участвовали в отрядах еврейской самообороны. Одна из составляющих мифа об одесских робин гудах — борьба «за справедливость». В свой новый «бизнес» одесские евреи привнесли элемент «творческого подхода», еврейского юмора и «форса». Прибавьте к этому галантные манеры (правда ведь, приятно, когда вас грабят интеллигентно?), обаяние одесского языка и блатного жаргона, в немалой степени построенного на основе идиш, и одесские песни. Какой мальчишка после этого не захочет податься в бандиты?!

Но оговоримся сразу — грабили и убивали! — и никакие мифы не оправдание.

Свое отношение к «романтичным защитникам» недвусмысленно высказал Жаботинский в романе «Пятеро» в диалоге с Сережей, который привел некоего Мотю для участия в отряде самообороны:

«— Это что за тип? — спросил я у Сережи, когда тот ушел со своим пакетом. — Не сердитесь — но не сплавляет ли он барышень в Буэнос-Айрес?

— Вы, кабальеро, жлоб и невежда: те в котелках ходят, а не в каскетках. А вы лучше расспросите брандмейстера Мирошниченко про пожар в доме Ставриди на Слободке: кто спас Ганну Брашеван с грудным дитем? Мотя. Пожарные сдрейфили, а Мотя с халястрой^2[3] двинули на третий этаж и вынесли!

— Что вынесли?

— Как что? Ганну и дите. Мало?

— А еще что? Не на руках, а в карманах?

Он очень радостно рассмеялся.

— Правильный постанов вопроса, не отрицаю. Но вам теперь какие нужны: честные борцы за мелкую земскую единицу — или головорезы с пятью пальцами в каждом кулаке?»

Советская власть безжалостно расправилась с бандитизмом. Статус уголовника в новом обществе был сведен на низшие ступени и лишен всякого налета романтики.

Однако с «зоной» советские граждане были хорошо знакомы — и во времена сталинских репрессий, и в брежневский период. Поэтому блатной фольклор пользовался успехом даже у интеллигенции.

В 20-30-е годы Бабель написал рассказы «Король», «Как это делалось в Одессе», «Отец», «Любка Казак», входящих в «Одесские рассказы»,  «Конец богадельни» и «Фроим Грач», прямо связанные с «Одесскими рассказами». Они воспринимаются как экзотические зарисовки быта одесских евреев, развлекающие читателей пряным ароматом одесского жаргона, экстравагантными выходками героев и детективными фабулами.

Как соотносится Одесса «Одесских рассказов» с Одессой реальной? «Одесса — очень скверный город. Это всем известно». Это первые строки автобиографических заметок Бабеля, которые он озаглавил — «Мои листки». «Вместо “большая разница” там говорят “две большие разницы”, и еще — “тудою-сюдою”. Мне же кажется, что можно много сказать хорошего об этом значительном и очаровательнейшем городе Российской империи».

И далее — в том же величальном духе: «Подумайте: город, в котором легко жить, в котором ясно жить. Половину населения его составляют евреи, а евреи — это народ, который несколько очень простых вещей очень хорошо затвердил. Первое: они женятся для того, чтобы не быть одинокими. Второе: любят для того, чтобы жить в веках. Третье: копят деньги для того, чтобы иметь дома и дарить женам каракулевые жакеты. Четвертое: чадолюбивы, потому что это же очень хорошо и нужно — любить своих детей».

Это, по существу, некое замещение десяти заповедей — фамильярно-одомашненых. Эти заповеди испокон веку служили духовным оплотом гонимого народа, и в Одессе, они, видимо, действовали вполне результативно. Не случайно же Бабель констатирует: «Бедных евреев из Одессы очень пугают губернаторы и циркуляры, но сбить их с позиции нелегко, очень уж стародавняя позиция. В значительной степени их усилиями создалась та атмосфера легкости и ясности, которая окружает Одессу».

Об одесском уголовном мире также написаны книги «Гоп-Стоп. Одесса бандитская» А. Барбакару и «Бандитская Одесса» В. Файтельберг-Бланка.

Одесса всегда славилась криминальными талантами:

«Котлетчики» продавали до блеска отполированные медные часы как золотые. Конокрады могли увести лошадь даже из цирковой конюшни. Гостиничные воры со словами «Доброе утро» заходили в незапертый номер и, если там никого не было, брали все, что глаза видели. «Кладчики» до неузнаваемости окисляли кислотой обычные монеты и сбывали любителям старины, клятвенно уверяя, что самолично раскопали древний клад на Куяльницком лимане. «Ловцы голубей» снимали с чердаков вывешенное там для просушки белье. «Циперы» под видом старьевщиков ходили по дворам и тащили, что попадалось под руку. Аферисты специализировались на кражах в ювелирных магазинах, а шопенфеллеры — в мануфактурных.

Квартирные воры подразделялись на две категории: скокари взламывали замки или открывали их подобранными ключами и с помощью видр, то есть отмычек, а шниферы бесшумно выдавливали оконные стекла и влезали даже в маленькую форточку. Тем и другим был Мойше Нахман, он же «Карл», который, в отличие от персонажа известной скороговорки, не крал разве что у Клары, поелику тринадцатилетняя Клара Дубова с ласковой кличкой «куколка» сама «работала» по наводке мадам Гулятиной, жены известного вора с Мясоедовской улицы. Криминальный промысел частенько бывал семейным, и Моня Бакалейник со своими тремя сыновьями редко когда собирались вместе за обеденным столом у себя на Болгарской, поскольку кто-то из них да пребывал в местах, отдаленных не дальше Люстдорфской дороги.

У единственного еврея-декабриста Григория Переца, получившего высочайшим приказом дворянское звание, сын Петр был вором-домушником, уголовным “авторитетом”, который был убит в 1859 г, при попытке к побегу. В городе “работал” скупщик краденного “по-крупному” и вор по совместительству Исаак Перельман. Один из его сыновей пошел по стопам отца, а два других... учились в Сорбонне (Франция). Промышляли в Одессе вор-карманник международного масштаба М. Розенберг, аферист Гофман и “пальтовый” вор Розенфельд, “работавший” по ресторанам и кафе города, а также “на выезде” — в Москве, Петербурге, во Франции и Скандинавии»[4].

Карманники тоже не были все на одно лицо, вернее, на одну руку. Большинство из них составляли марвихеры, как именовали средненьких специалистов, а флокепшиссеры считались лучшими по профессии и, чаще всего, промышляли втроем. Фертыцер отвлекал намеченную жертву каким-то пустячным вопросом, флокепшиссер опустошал ее карман и на всякий пожарный случай передавал добычу тырщику. Происходивший из шепетовских мещан Мейер Алтеров Килишек по кличке «Майор Зайчик» был авторитетом между флокепшиссерами, и сделаться возле него фертыцером или тырщиком было таким же везением, как определиться в подмастерье к модному портному Лантье или поступить в ученики к известному граверу Пахману. Мейера не удавалось поймать на горячем, но те, кому положено, знали его в лицо, по имени и профессии. Бывало, что помощник пристава Бульварного полицейского участка Радченко тихо-мирно подходил к нему в Городском театре: «Мейер, я вынужден просить вас отказаться сегодня от “Пиковой дамы”, потому что, если здесь что-то произойдет, так я видел только вас». В щегольской шляпе-канотье с черной репсовой лентой, тонких стальных очках, с интеллигентской бородкой а-ля Буланже, названной так по имени носившего ее французского генерала, Мейер вполне мог сойти за кассира Банкирского дома Ашкенази или, скажем, приказчика гастрономического магазина Дубинина на Дерибасовской, и никаких подозрений не вызывал.

Человеческая доверчивость часто становится главным инструментом, на котором мастерски «играют» находчивые субъекты вроде Остапа Бендера, который продавал билеты в пятигорский Провал, якобы с целью его капитального ремонта, «чтоб не слишком проваливался». Точно так же некто Фукс и Гладштейн заняли позицию возле входа в канцелярию градоначальника Зеленого на Дерибасовской, 4, и предложили направлявшемуся туда гражданину оставить у них саквояж, мотивируя тем, что «с вещами сюда входить никак не положено». И этот простофиля таки оставил.

Дерзкую комбинацию провернул респектабельный с виду господин при котелке и золотом пенсне. Проследив, как один не самый бедный человек ушел из дома, он постучался, спросил хозяина и, услышав от слуги, что «они только что отбыли-с», попросил проводить его в кабинет, дабы написать записку. Простодушный слуга проводил, дал ему бумагу, перо, чернильницу и занялся уборкой. А тот, предварительно опустив в карман лежавшие на столике золотые часы, написал записку, как потом оказалось, исключительно с назидательной целью: «Сделайте внушение вашему камердинеру, чтобы он был осторожнее, впуская в дом незнакомых. Пока штрафую вас часами, дальше посмотрим на вашу осторожность». О ней легко рассуждать, но, когда доходит до дела, осторожность зачастую куда-то испаряется. Моисей Хаскелевич, держа напоказ резиновые перчатки и отвертку, зашел в дом на Екатерининской, 56, и, выдавая себя за электрика Бельгийского Общества, снял, будто для ремонта, несколько электрических счетчиков. Такой же самозванец Федор Скворцов под видом контролера водопровода снимал показания водомеров, а с домовладельцев — плату за воду, и никто даже не интересовался его документом. Предусмотрительнее оказался Иван Мартьянов. Раздобыв бумажку с фиолетовым оттиском «Управление санитарной комиссии г. Одессы», он ходил с ней по бакалейным да съестным лавочкам и собирал мзду за сокрытие вроде как обнаруженных им нарушений, имея на этом до восьмидесяти копеек в день, за которые экономная хозяйка могла сделать базар и еще заплатить мальчику, чтобы он помог ей донести кошелку до дома.

Кстати сказать, в те времена любезность незнакомого человека не была ни редкой, ни подозрительной, почему Абрам Немировский и разыгрывал кавалера, помогая дамам войти или выйти из трамвая. И этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы очарованные его обхождением не досчитались потом кошелька, брошки или миниатюрных женских часиков. Таким же искусником был Коля Самофраки. Как-то раз он увидел выходившего из «Европейской» гостиницы на Пушкинской, 2, чисто одетого господина, в мгновенье ока, вроде как случайно, толкнул его, любезнейше извинился и «пошел себе» по лестнице на Таможенную площадь, унося портмоне со ста рублями и визитной карточкой графа Ипполита Капниста. Последнее, впрочем, для Коли ничего не значило, поскольку крали у всех, независимо от сословия, титула, звания и должности. У французского вице-консула Луи де Ла Тур из кладовой при его квартире на Канатной, 36, унесли восемь бутылок шампанского «Луи Редерер». Конторщика Абрама Плацмана угораздило пойти купаться на Андросовский мол и, когда он заплыл далеко в море, какой-то портовый босяк мгновенно скинул свои лохмотья, надел его брюки и скрылся за пакгаузами. А «король» железнодорожных воров Михаил Мирочник, он же «Мишка-американец», на коротком перегоне от Раздельной до Одессы успел «облегчить» помещика Бишлера на сорок две тысячи рублей.

И удивляться тут нечего, потому как воровали везде, даже в самых, казалось бы, не подходящих для этого местах. В конторе нотариуса Симона Гольденвейзера на Ришельевской, 12, у пришедшего оформить завещание незамедлительно «увели» совсем еще приличное пальто. О чем тут говорить, если в Коммерческом суде, который располагался на Пушкинской, 7, у посетителя украли бумажник, а в Городской Думе на бульваре купцу Дмитриеву незаметно поменяли дорогую енотовую шубу на похожую, но совсем старую. Прискорбно вспоминать, но купец Яков Фридман вернулся домой из Новой синагоги на Екатерининской, 89, без золотых часов, которые вытащили, мгновенно перекусив специальными щипчиками толстенную золотую цепь. Таким же отработанным манером помещика Дмитрия Михальчи лишили часов в Кафедральном Соборе. А владелец аптеки Юлий Леви проклинал тот день и час, когда пошел на лекцию в зал «Унион» в доме Общества взаимного вспомоществования приказчиков-евреев на Троицкой, 43, куда прибыли карманники в сюртуках и смокингах, отличаясь от других разве что тем, что кому-то из них срочно понадобился его бумажник.
Но по-настоящему воры отводили душу среди большого скопления народа. В марте 1874 года объявили, что вскорости французский «военный аэронавт» капитан Вюннель будет демонстрировать полет воздушного шара. И десять дней кряду одесситы тревожились на предмет того, как бы дождь или ветер не помешали полету. Вместе с ними волновались фартовые ребята, которые рассчитывали поживиться за счет тех, кто в месте пуска шара на Херсонской улице, позабыв обо всем, будут смотреть, как он уплывает в голубое весеннее небо. Погода выдалась подходящая, шнырявшие в толпе карманники сполна поимели свое, вернее, чужое, и квартирные воры разжились имуществом тех, кто с утра поспешил занимать места на Херсонской. Усиленно работали карманники во время солнечного затмения 7 августа 1887 года, когда тысячи людей заполонили бульвар, парк и приморские склоны аж до Большого Фонтана, где сквозь закопченные стекла наблюдали это природное явление. И с многолюдных похорон известного богача Маврокордато Дувид Михель и его собратья по ловкости рук ушли с чужими портмоне, золотыми часами, серебряными портсигарами и многим другим, оттого что воры брали все, что плохо лежало или хорошо припрятано было. Шлема Бронштейн и Шая Вейнберг выкатили из бакалейного магазина бочку растительного масла. В иллюзионе «Северный медведь» на Колонтаевской, 60, украли проекционный аппарат. Петр Хаджогло стянул бокалы в ресторане «Квисисана» на Преображенской, рядом с Пассажем. Из ювелирного магазина Пурица на Дерибасовской, 11, исчезло бриллиантовое колье. На Мясоедовской уворовали со столбов керосиновые фонари. Иоганн Вальтер вывинтил на портовой эстакаде электрические лампочки. В кузнице на Слободке сперли еще теплые подковы. В доме №18 на Княжеской улице за одну ночь сняли со всех дверей медные таблички. Мехамет Малус-оглы похитил со склада Всеобщей Компании электричества два пуда телефонного кабеля. Петр Бойченко по кличке «понтовщик» среди бела дня вынес из Публичной библиотеки два стула.

Но охотней всего воровали деньги, что было много удобней, поскольку не требовалось сбывать добычу скупщикам краденого, которые настоящую цену не давали. А похищенная сумма целиком зависела от специализации вора, его квалификации и удачливости. В старое время одесситы обменивали валюту у менял, что сидели за столиками на Ришельевской угол Дерибасовской. Один из них, Иосиф Бенер, летним вечером запер свой столик, уложил, как всегда это делал, монеты и ассигнации в полотняный мешочек и спокойно пошел с ним домой. Но в подъезде собственного дома на Большой Арнаутской, 101, его ударили по голове и выхватили мешочек. Таким нехитрым способом грабитель Фридман заработал восемь тысяч рублей и... двенадцать лет каторги. Бесприбыльным, зато благополучным оказался для Яши Велиса по кличке «Уточкин» ночной визит в съестную лавку Клейнера на Базарной улице, где он, не прельстившись селедкой, семечковой халвой и разноцветными мармеладками от братьев Крахмальниковых, открыл кассу, с разочарованием увидел там одинокую трешку, не поленился написать записочку «Таких денег не берем» и ушел восвояси. Многим из этой публики, которые оказались на задворках жизни и осознавали сей факт, было свойственно гипертрофированное чувство собственного достоинства и верность принципам воровской морали, которыми поступались разве что халамидники, то есть воры, стоящие на самой низкой ступеньке иерархической лестницы. Примеров тому немало. Когда вечером некой барышне случилось в одиночку возвращаться домой, к ней подошел молодой человек и вежливо попросил снять каракулевую шубку. «Так я же простужуся», — наивно возразила она, после чего незваный кавалер кликнул извозчика, подвез ее к дому, помог сойти с пролетки и учтиво повторил просьбу касательно шубки. Одного гражданина остановили на Елизаветинской, отобрали часы, дорогую трость и сняли пальто, которое он попросил оставить. И ему галантно, как гардеробщики в кафе Фанкони, подали это пальто, пожелав благополучно дойти в нем до дома. При любом исходе такие встречи мало приятны, но жить в одном доме с вором было все равно, что иметь охранную грамоту. Досадные «проколы», правда, бывали, но они только подтверждали правило. У мадам Зильберман с Прохоровской улицы унесли с чердака сохнувшее там белье, и она в недоумении пожаловалась соседу-вору. А тот, смутившись, пообещал, что «если оно еще есть, то его будет, вы же меня знаете с маленького, Софья Борисовна». Наутро возле ее двери стояла корзина с бельем, тщательно отутюженным и аккуратно сложенным.

Не лишен был оригинальности и эпизод в одесской тюрьме летом 1906 года. Когда повеял ветерок демократических свобод, арестанты-уголовники сговорились во время прогулок и сочинили послание депутатам только что избранной Государственной Думы, которое дальше тюремной канцелярии, конечно, не ушло: «Народные представители. Новая жизнь начинается для России. С надеждой все смотрят в будущее, где легче станет рабочему человеку, где доступнее будет учение. Вам выпало на долю положить начало этой жизни. Облегчите и нашу участь. Дайте и нам, выросшим среди тяготы прежних времен, возможность порвать со старым, начать новую трудовую жизнь, стать полезными гражданами дорогой Родины. Уголовные Одесского Тюремного Замка».

Не стоит романтизировать нравы преступного мира, но сравнения бывают красноречивы. В годы Первой мировой войны в Одессу хлынули беженцы из прифронтовых районов, а после октября 1917-го — беглецы, как тогда говорили, из Совдепии. И не все они были одними лишь праведниками, благородными девицами и врачами-общественниками. По словам начальника уголовного розыска капитана Васильева, осенью 1919 года численность преступного элемента достигала пятидесяти тысяч, и даже трудно себе представить, что происходило в городе. Стреляли направо и налево, но только не в воздух, швыряли бомбы, устраивали разбойные нападения, опустошительные налеты, повсеместные уличные грабежи и вымогали крупные суммы денег посредством угрожающих писем типа знаменитого бабелевского «Будьте настолько любезны положить к субботе под бочку с дождевой водой...». Дошло до того, что семеро налетчиков явились на 2-е еврейское кладбище, где, размахивая «пушками», ограбили служителей, посетителей и нищих.

Это был уже не просто дурной тон, а предвестие дурных времен, потому что уголовная среда формируется в самом обществе и чутко реагирует на все, происходящее в нем. У Александра Вертинского в «Большой Московской» гостинице украли весь до нитки гардероб, оставив, за ненадобно-стью, лишь сценический костюм Пьеро. Ограбили присяжного поверенного Якова Натансона и в числе прочего взяли тщательно подобранные им коллекции редких монет и курительных трубок. Заблаговременно перерезав телефонный провод, сделали налет на квартиру доктора Бориса Долгопола, где за сорок минут отыскали, сложили и вынесли все ценные вещи на тридцать тысяч рублей.

Прознав об этом, Мейер Килишек, который считал, что все уже видел в свои пятьдесят лет, презрительно сказал «фэ», в недоумении развел руками и обреченно изрек, что «через таких жлобов и нас перестанут держать за людей»[5].

Самый ценный советский шпион

Шпион КГБ, который был послом в Ватикане

 11 октября 2005 года костариканская писательница Маржори Росс (Marjorie Ross) опубликовала выдающуюся книгу о неизвестной главе «холодной войны».

Эта книга с ироничным названием «The Secret Charm of the KGB» (Тайное обаяние КГБ) рассказывает удивительную историю Иосифа Ромуальдовича Григулевича (литовский вариант — Юо́зас Григуля́вичус (лит. Juozas Grigulevičius); псевдонимы: Артур, Макс, Мигель, Юзик, Падре, Фелипе; литературный псевдоним: И. Лаврецкий), советского агента, который участвовал в некоторых из самых страшных интриг 20-го века.

Григулевич был одним из первых нелегалов, направленных

Советским Союзом для дестабилизации Латинской Америки. В Мексике в 1929 году он вступил в сталинистскую ячейку, совершившую убийство кубинского студенческого лидера Хулио Антонио Мельи (Julio Antonio Mella), которого его товарищи тайно обвинили в троцкизме. Григулевич также участвовал в гражданской войне в Испании и в 1940 году косвенно способствовал убийству Льва Троцкого в Мексике.

Мы знаем, что Рамон Меркадер  (Ramon Mercader), каталонский сын фанатичной кубинской женщины по приказу Сталина проломил альпенштоком голову Троцкому.

С начала 40-х годов агент Григулевич создает себе новую личность и становится миролюбивым и исключительно хорошо воспитанным костариканцем, живущим в Европе, специалистом по торговле кофе, который отзывается на имя Теодоро Б.

Кастро (Teodoro B. Castro). Ему поставлена задача проникнуть в правительство Коста-Рики, стать незаменимым для лидеров Сан-Хосе и оттуда действовать в соответствии с указаниями Москвы.

Григулевич подчиняется. Он подружился с президентом Хосе  «Пепе» Фигуэресом (Jose «Pepe» Figueres) и с его ближайшими советниками. Шел 1950-й год, и Фигуэрес стал

лидером социал-демократической (и антикоммунистической) революции, которая чуть ранее вооруженным путем захватила власть в стране. Он хотел улучшить экономическую ситуацию Коста-Рики и чувствовал, что посланный ему Провидением соотечественник может найти новые и более хорошие рынки для выращиваемого в стране кофе.

Фигуэрес - благонамеренный политик, прославившийся своей честностью. Он назначает Кастро послом сначала в Ватикане, а позднее в Югославии, где маршал Тито пытается создать коммунистическую диктатуру, которая бы не зависела от Москвы. [1]

Итак – начало 50-х годов. Сталин ненавидит Тито и усматривает чудесную возможность повторить операцию, которая десятилетием ранее избавила его от Троцкого. Сталин приказывает убить Тито. У КГБ имеется на месте ключевой человек, Григулевич, действующий под маской костариканского посла. Этот дисциплинированный агент планирует преступление и разрабатывает четыре варианта ликвидации намеченного объекта. Самым эффективным представляется бесшумный и смертоносный газ, который не оставляет никаких следов, в то время как сам «дипломат» будет защищен от него соответственным противоядием.

Но случается нечто неожиданное: умирает Сталин от мозгового кровотечения.

Теодоро Б. Кастро исчезает без следа, возвращается в Москву и вновь становится Иосифом Григулевичем. Впоследствии он ведет тихую жизнь ученого, занимаясь международными вопросами.

Историки Кристофер Эндрюс (Christopher Andrews) и Василий Митрохин совместно подтвердили все, что изложила в своей книге г-жа Росс. [2]

Этапы большого пути:

Шпион

Гражданская война в Испании

В мае 1937 года — руководитель советской разведки ИНО НКВД Слуцкий отправляет группу агентов, в том числе Григулевича, в Барселону для подавления вооруженного выступления POUM.

20 июня группа под руководством резидента НКВД в Испании А. М. Орлова, при участии Григулевича, похищает из тюрьмы и спустя два дня тайно убивает лидера POUM Андреса Нина.

В октябре 1937 года работал в Испании на должности переводчика резидентуры иностранного отдела НКВД[. Участвует в боевых действиях на стороне республиканцев, знакомится с мексиканским художником коммунистом-сталинистом Давидом Сикейросом. Вскоре был отправлен в Москву для учёбы на спецкурсах НКВД.
Покушение на Троцкого

    Апрель 1938 — направлен в США под псевдонимом «Фелипе».
    Май 1938 — направлен в Мексику для организации убийства Л. Д. Троцкого.
    Ноябрь 1939 — вызван в Москву для отчета о ходе операции по Троцкому.
    Февраль 1940 — возвращение в Мексику.
    24 мая 1940 — организовал вооруженное нападение на дом Троцкого в г. Койоакан. Группу налётчиков возглавил мексиканский художник Сикейрос. Покушение кончилось неудачей — Троцкий остался жив.
    Июль 1940 — отъезд из Мексики в США.
 

В странах Латинской Америки

24 декабря 1940 — вернулся в Аргентину.
    6 июня — указом Президиума Верховного Совета награждён орденом Красной Звезды.
    Июнь 1940 — назначен резидентом в Южной Америке. Занимался созданием агентурной сети ИНО НКВД в Аргентине, Чили, Уругвае и Бразилии. Формировал антифашистские диверсионные группы в нейтральной Аргентине («Д-группа»).
    1941—43 — организует диверсии на кораблях, поставляющих стратегические материалы нацистской Германии (через Испанию и Португалию).
    1943 — резидентура НКВД подвергается большому давлению со стороны полицейских органов и спецслужб Аргентины. Григулевич предпринимает меры по реорганизации разведсети.
    Июль 1944 — свертывание работы резидентуры в Аргентине.
    29 октября 1944 — арест многих участников «Д-группы». Григулевич уезжает в Монтевидео. Переброска архива резидентуры из Аргентины в Уругвай.
    Август-сентябрь 1945 — перебрался в Бразилию под именем Теодоро Б. Кастро, гражданина Коста-Рики.
    1946 — бразильский этап подготовки для заброски в Европу.
    Ноябрь 1947 — переезд из Рио-де-Жанейро в Москву после разрыва советско-бразильских отношений.
    1948 — учёба на курсах нелегалов в Москве. Подготовка легенды для работы в Европе.

В Италии

    1949 — в качестве резидента (псевдоним «Макс») командируется в Италию.
    1950 — налаживание импортно-экспортной «крыши» в Италии.
    1951 — активная дипломатическая и разведывательная работа в Италии.
    14 мая 1952 — посол Коста-Рики Теодоро Б. Кастро (он же И. Р. Григулевич) вручил верительные грамоты президенту Италии. По совместительству посол — советский разведчик представлял Коста-Рику при папском престоле в Ватикане и в Югославии. «Это было высшее достижение советской нелегальной разведки», — отмечал Олег Гордиевский[6].
    Ноябрь 1953 — возвращение в Москву.
    1954—1955 — учёба в Высшей партийной школе.
    1956 — Григулевич выведен из резерва нелегальной разведки и направлен на работу во Всесоюзное общество по культурным связям с зарубежными странами.
    В 1970-е годы по представлению председателя КГБ СССР Ю. В. Андропова награждён Орденом Красного Знамени.

Ученый и писатель

Под своим именем, а также псевдонимами И. Р. Лаврецкий и И. Р. Григулевич-Лаврецкий писал труды по истории стран Латинской Америки, биографии знаменитых людей (Боливар, Панчо Вилья, Миранда, Хуарес, Че Гевара, Альенде, Сикейрос). Суммарный тираж книг Лаврецкого, изданных только в серии «Жизнь замечательных людей», составляет 980 000 экземпляров.

Автор свыше 30 научных и научно-популярных книг, а также более 400 других работ, по истории Римско-католической церкви, написанных как с позиций атеизма и исторического материализма, так и с учётом немарксистского зарубежного опыта[11]. Один из авторов «Атеистического словаря».

Член-корреспондент АН СССР с 15 марта 1979 года по Отделению истории (всеобщая история, в том числе востоковедение).

(из лекций, которые я читал своим студентам)

Израильская разведка

НИЛИ и Аарон Аронсон

НИЛИ( акроним от  Нецах Исраэль ло иешаккер — `Вечность Израиля не обманет`; I Самуила 15:29), подпольная еврейская антитурецкая организация в Эрец-Исраэль во время 1-й мировой войны. Основана в 1915 г. братьями Ахароном и Александром Ааронсонами и Авшаломом Файнбергом, считавшими турецкое господство в Стране Израиля главным препятствием на пути развития ишува и опасавшимися повторения для него участи армян в Малой Азии.

НИЛИ в годы первой ми­ровой войны оказала англичанам большую по­мощь в победе над турками и освобождении Палестины от турецкого владычества.

Аарона Аронсона историк Шмуэь Кац нзазвал одним из трех сио­нистских лидеров, повернувшим общественное мнение Ве­ликобритании и мирового сооб­щества к поддержке идей сиониз­ма. Эти трое - Вейцман, Жаботинский и Ааронсон.

Мир знает Ааронсона не как разведчика, а как ученого, научные заслуги (он был выдающимся биологом) при­знаются бесспорно, во всем научном мире имя Аарона Ааронсона окружено уважением и славой: он открыл дикорастущий злак «мать пшеницы», от которого происходят все современные культурные сорта пшеницы. Работы созданной им опытной биологической станции в Зихрон-Яакове по исследованию земледелия в сложных условиях не потеряли своей ценно­сти по сей день, так гидропо­ника была впервые разра­ботана одним из сотрудни­ков и друзей Ааронсона доктором Зелигом Соскиным.

Научные занятия не мешали Ааронсону оставаться убежденным сионистом. Полковник Ричард Мейнерцхаген, офицер английской военной разведки, активно поддерживавший сионистское движение, вспоминал, что был склонен к антисемитизму до встречи с Ааронсоном, "палестинским евреем, человеком большой отваги и высокоразвитого интеллекта, глубоко преданным Палестине". По рассказу Мейнерцхагена, именно длительные беседы с Ааронсоном сделали его страстным сионистом. Авшалом Файнберг тоже провел несколько лет во Франции, в Париже, но - в отличие от Ааронсона - в поэтической атмосфере левого берега Сены. Сам он писал стихи на иврите и по-французски.

Страстный идеалист, Файнберг однажды в парижском театре прервал спектакль: на сцене изображался еврейский погром в России, и Файнбергу невыносимо было видеть, как евреи отступают перед своими мучителями. Приглядываясь к европейскому процессу национального возрождения, он писал своим родным из Парижа: "Почему своя страна есть у греков и у болгар, а у нас, давших миру так много, государства нет?"

Вернувшись из Франции, Файнберг начал работать в Атлите ассистентом Ааронсона. Когда началась война, Файнберг то и дело предлагал какие-то меры, которые евреи могли бы предпринять против турок. "Нас ожидает либо конец, либо возрождение, - говорил он. - Если это конец, встретим его как герои. Если возрождение - не будем прислуживать туркам".

Казнь еврея турками

С началом 1-й мировой войны турецкие власти продемон­стрировали, чего следует ожидать еврейскому населению Эрец-Исраэль  в случае победы Оттоманской импе­рии. После введения в связи с на­чалом войны т.н. «режима общих ограничений» турки вели себя ужасно по отношению к граждан­скому населению. И наиболее же­стокие действия направлены против евреев и еврейских посе­лений, хоть и делали поначалу вид, что им не нравится всего лишь проявление еврейского на­ционального самосознания, то есть - сионизм. За короткое время власти Оттоманской империи на­прочь отказались от того прекрас­ного отношения и гостеприимства беженцам от испанской инквизи­ции, которое они оказывали с XVI века. Они развернули настоя­щую кампанию «против сиониз­ма»

В считанные недели после вступления в войну турки стали выкорчевывать все внешние проявления сионизма - срывались вывески магазинов, сделанные на иврите, ивритские школы закрывались, даже Англо­палестинский банк был вынужден запереть двери.

От выходцев из других стран потребовали немедленного приня­тия турецкого подданства. Хотя многие так и сделали, уже в де­кабре 1914 года сотни их были из­гнаны в Египет, почти без предуп­реждения (в Египте ими занима­лись военные британские власти и еврейская община). Многие просьбы о принятии подданства были отвергнуты и даже отменялось подданство тех, кто получил его ранее. Их тоже выгнали. Вдо­бавок к массовым конфискациям имущества, еврейский ишув был открыт для нападок со всех сто­рон. Главы ишува оказались в за­ключении без суда, в служебных кабинетах проводились обыски. Их хватали и отпускали одинако­во неожиданно. Некоторых выгоняли из домов в Яфо и Тель-Ави­ве на север и в Сирию.

Не менее враждебным шагом, и даже позорным, стало недопу­щение еврейских призывников к службе в боевых частях турецкой армии. Поначалу им выдавали оружие, потом вдруг отобрали. Их перевели в нестроевые части, и собрали в батальоны «принудительных работ». Они строили до­роги в очень тяжелых условиях. Такое, как правило полагалось преступникам по решению суда.

Началась массовая депортация евреев из многих населенных пун­ктов, в т.ч. из городов Петах-Тиква и Яффо, депортация, не имею­щая никакого военно-стратегиче­ского значения.

Когда же произошла чудовищ­ная армянская резня, многим ста­ло понятно: следующими могут стать евреи. Кстати, о геноциде, совершаемом турецки­ми властями, мир узнал благодаря усилиям палестинских евреев, в том числе, и будущего лидера организации НИЛИ Аарона Ааронсона.

Словом, с началом первой ми­ровой войны три самых энергич­ных и ярких сионистских деятеля того времени заняли позицию, враждебную Турции: Хаим Вейцман начал действовать в направле­нии политического сотрудничест­ва с Англией; Жаботинский энер­гично приступил к попыткам формирования еврейского воинского подразделения, которое сражалось бы на палестинском фронте на стороне англичан. Ааронсон же приступил к созданию разведыва­тельной организации, которая должна была оказать помощь анг­личанам в боях за Эрец-Исраэль. Здесь любопытно будет отметить особое отношение Ааронсона к Германии - союзнице Турции. Не­смотря на то, что для большинст­ва его современников Германия 10-х годов XX века ничего обще­го не имела с нацизмом, Ааронсон уже отмечал некоторые «варвар­ские черты национального характера», позволявшее спокойно на­блюдать за истреблением целого народа (в данном случае речь идет об армянской резне). Это «спо­койствие» спустя четверть века вылилось в организацию и прове­дение еврейского геноцида.

Лидеры тогдашнего ишува из­брали прямо противоположную тактику: всяческой демонстрации лояльности Турции, независимо от ее политики. Они полагали, что эта лояльность поможет им после войны добиться от властей Турции и Германии признания права евреев на национальный очаг. Даже когда всем была видна неизбежность поражения Герма­нии и ее союзников, даже когда турки усилили дискриминацион­ные меры против еврейского и арабского населения Палестины -например, уволили из армии всех палестинских евреев, - позиция деятелей Второй Алии не измени­лась.

Что же касается Ааронсона, то в отношениях его с лидерами ишува сказывался еще и глубокий идеологический конфликт, суще­ствовавший между представителя­ми Первой и Второй Алии: Вто­рая алия, к которой принадлежали лидеры ишува, находилась полностью во власти социалистических иллюзий, - чего не принимали и не желали принимать представи­тели Первой Алии (в том числе члены семьи Ааронсон).

Трагизм внутриобщинного конфликта с особой яркостью проявился в истории члена НИЛИ Йосефа Лишанского, казненного турками в Дамаске в 1918 году. Не история собственно казни и не зверства врагов, - но предательст­во и подлость представителей не­которых еврейских организаций (сионистских!) вызывает не про­сто недоумение - шок.

Вот какова вкратце эта исто­рия.

К 1918 году турецким спецс­лужбам удалось напасть на след части членов НИЛИ - в первую очередь, на Йосефа Лишанского, в прошлом - члена военизирован­ной организации «а-Шомер», за­нимавшейся охраной еврейских поселений от нападения арабов. Ему пришлось скрываться в раз­ных поселениях страны - всякий раз под угрозой выдачи. Дело в том, что турки ввели практику взятия заложников - с тем, чтобы вынудить членов НИЛИ либо сдаться самим, либо под давлени­ем еврейских же поселенцев.

После ареста как заложника одного из лидеров ишува, руко­водство приняло решение разо­рвать все отношения с организа­цией НИЛИ и ее командиром А.Ааронсоном. При этом деньги, собранные Ааронсоном за рубе­жом для поддержки еврейских поселенцев (несколько мешков золота) решили не брать.

Командование же «а-Шомер» благополучно обмануло руковод­ство ишува и присвоило золото НИЛИ себе (сообщив ответствен­ным лицам, что именно они-то и собираются передать ценности представителю НИЛИ).

По удивительному совпадению, как раз представитель НИЛИ Лишанский попросился в повозку, перевозившую золото (он скры­вался в одном из поселений, но жители не желали подвергаться опасности репрессий со стороны турок). Говорят, что сам Йосеф даже не обратил внимание на ле­жавшие в телегах мешки - а в них находились золотые монеты, которые он с риском для жизни пе­реправил в Эрец-Исраэль для под­держки еврейских поселений, страдавших от военных лишений. Трагическая ирония, но те, кто только что завладел этими деньга­ми, вовсе не собирались спасать «ренегата». Его доставили в северное поселение - но для того лишь, чтобы арестовать, а потом ре­шить: сдать ли его туркам или просто убить?

Как раз в это вре­мя, уже прослышав о появлении Лишанского, к командованию «а-Шомер» прибыли представители Зихрон-Яакова (там находилась разгромленная турками штаб-квартира НИЛИ) и потребовали выдать Лишански туркам, чтобы те освободили заложников - 15 уважаемых жителей Зихрон-Яакова.

Командир «а-Шомер» Нахмани отказался выдать Лишанского. Вместо этого он приказал члену «а-Шомер» Пинхасу Шнеерсону... убить Йосефа.

Шнеерсон тотчас отправился в поселение, где под стра­жей содержался Лишанский (предварительно у то­го отняли оружие, деньги и часы). Он сказал члену НИЛИ, что командование «а-Шомер» приняло реше­ние помочь ему перепра­виться через границу. Лишанский надеялся такидо образом добраться до по­бережья Средиземного мо­ря и здесь как-то связаться с англичанами, чьи суда постоянно патрулировали прибрежные воды.

Когда он вышел из палатки, в которой содержался, один из ох­ранников выстрелил ему в спину. Лишанский упал в яму, его оста­вили лежать, посчитав мертвым.

Тем временем командир «а-Шомер» Нахмани связался с на­чальником полиции Тверии ара­бом Фуадом Нашашиби, с кото­рым состоял в дружеских отноше­ниях, и предложил «сделку»: на­чальнику полиции передадут тело Лишанского. Фуад заберет труп и потом потребует вознаграждение, назначенное правительством за поимку Лишанского. Он объяснит начальству, что группа евреев-пат­риотов (Турции) поймала измен­ника, работавшего на англичан, и немедленно вызвала Фуада. Фуад арестовал Лишанского, тот попы­тался сбежать и был застрелен.

Но оказалось, что член НИЛИ был не убит, а только ранен, ког­да пришли забрать тело, его в яме не оказалось: Йосеф Лишански сбежал.

Трагическая одиссея продол­жалась. Раненного Лишанского пытались спасти друзья, обратив­шись к одному из руководителей ишува Меиру Дизенгофу (первому мэру Тель-Авива). Тот категорически отказался помочь раненому. Когда родственники Лишанского напомнили, что именно НИЛИ спасала ишув от голода, передавая собранные за границей деньги (в том числе и Дизенгофу), тот зая­вил, что никогда никаких денег от НИЛИ в глаза не видел, а судьба Лишанского его не интересует.

Родные попытались спасти разведчика, переодев его в бедуин­скую одежду и загримировав под бедуина. Лишанский надеялся встретить знакомых ему и друже­ственных бедуинов, которые мог­ли бы помочь ему добраться до английских позиций.

Но и этим надеждам не сужде­но было сбыться. Его опознали в окрестностях Реховота, после че­го доставили в Рамле и выдали ту­рецкому наместнику. Наместник

сообщил в Иерусалим, и иеруса­лимский паша собственной персо­ной примчался в Рамле, чтобы за­брать Йосефа в Иерусалим.

Трагическая развязка наступи­ла вскорости. Йосеф Лишански и еще один член НИЛИ - Нааман Балкинд - были приговорены к смертной казни и повешены в Да­маске.

Казнь членов «Нили» И. Лишанского и Н. Белкинда.
 

В ноябре 1915 г. члены Нили, в руководящее ядро которой вошли также Сара Ааронсон и И. Лишанский, приступили к сбору предназначенной для британской армии информации о турецких войсках и экономическом положении в Эрец-Исраэль и Сирии. Из-за неудачи предпринятых Александром Ааронсоном и А. Файнбергом в августе 1915 г. первых попыток установить постоянную связь с британской разведкой (британские военные отнеслись с недоверием к бескорыстию Нили, отказавшейся от денежного вознаграждения) регулярная передача информации через связных, высаживавшихся с английского судна у Атлита, наладилась лишь с февраля 1917 г., после поездки Ахарона Ааронсона в Англию и Египет. В течение восьми месяцев Нили передавала английской разведке собранные ее членами (некоторые из них были офицерами турецкой армии и чиновниками турецкой администрации) в главных стратегических пунктах Эрец-Исраэль и Сирии важную для планирования британского наступления информацию о численности и передвижении турецких войск, темпах мобилизации, расположении аэродромов, радиостанций, военных складов и баз немецких подводных лодок, военные планы, фронтовые карты и многое другое. Особенно важную роль в разведывательной деятельности, которой занимались несколько десятков членов Нили, играли, наряду с руководителями организации, младший брат Ааронсонов — Цви (1878–1929; к организации был причастен и их отец, Эфраим Фишель,  Рефаэль Абул‘афия (1893–1977), близкий помощник Сары Ааронсон; Хаим Дов Белинков (1890–1960) и На‘аман Белкинд, координировавшие сбор информации на юге Эрец-Исраэль; Эйтан Белкинд (1897–1979), брат На‘амана, действовавший в Сирии; связные Менашше Бронштейн (1889–1939) и Ицхак Гальперин (1890–1960); Моше Нейман (1885–1964), врач турецкой армии; Реувен Шварц (1885–1917), погибший впоследствии от турецких пыток, и другие.

Нили, однако, не ограничивалась разведывательной деятельностью. Когда в апреле 1917 г. турецкие власти депортировали евреев Яффы и Тель-Авива, Нили, оценив эту акцию как начало геноцида, немедленно передала сведения о ней в Египет Ахарону Ааронсону, и уже 9 мая об этом сообщило агентство Рейтер, а затем многие другие информационные агентства мира. В результате последовавших за этим демонстраций протеста в ряде стран (в том числе в Германии — главной союзнице Турции) турецкое правительство заметно ослабило репрессии против еврейского населения Эрец-Исраэль. Важной была роль Нили и в организации помощи жертвам голода, постигшего ишув в годы 1-й мировой войны. Нили не только настойчиво информировала о нем Ахарона Ааронсона и через него еврейские общины США и европейских стран (особенно подробными были сообщения И. Лишанского, писавшего, в частности, об умирающих от голода еврейских детях, которые просили милостыню у Яффских ворот в Иерусалиме, и о повозках, увозивших по вечерам трупы многих из них), но и приняла решающее участие в нелегальной доставке в страну собранных за границей денег: Ахарон Ааронсон добился согласия на это британских властей, объявивших экономическую блокаду находившихся под турецким контролем территорий. Сара Ааронсон с помощниками принимала с английского судна мешки с золотыми монетами и доставляла их М. Дизенгофу, который руководил их распределением.

Эта деятельность Нили несколько примирила с ней сионистское руководство ишува. В июле 1917 г. наметилось сближение между ними, а в сентябре того же года Ахарон Ааронсон, встретившись в Лондоне с Х. Вейцманом, заручился его поддержкой. Обозначившимся сдвигам в этих отношениях положил конец провал организации в сентябре 1917 г.. 1 октября 1917 г. турецкие солдаты окружили Зихрон-Я‘аков и произвели массовые аресты подозреваемых в причастности к Нили. Благодаря влиянию немецких представителей в Стамбуле масштабы турецких репрессий оказались ограниченными (Р. Шварц и Сара Ааронсон трагически погибли, а казнены были только И. Лишанский и Н. Белкинд; 12 человек были приговорены к тюремному заключению сроком от одного до трех лет). Однако страх перед турецким возмездием был столь велик, что отрицательное отношение к Нили сохранялось в течение ряда лет после 1-й мировой войны. Лишь впоследствии отношение к Нили изменилось, и члены организации, особенно ее руководители, стали оцениваться как национальные герои.

(из лекций, которые я читал своим студентам)

Еврейские организации разведки[1]

«Шай» — сокращение от слов «Шерут Едиот» — на иврите означало «Информационная служба». основатель организации «Шай» — Рувен Шилой. Это была служба разведки подпольной армии палестинских евреев, которая до получения независимости Израилем была изве­стна как «Хагана» («Оборона»). Шилой стал олицетворением разведки Израиля. После провозглашения независимости Шилой стал первым руководителем «Моссада» («Учреждение»).

На  основе «ШАЙ» в 1947 году также были организованы:

Военная разведка. С 1947 г вознглавил Бери. Вначале она называлась Разведывательным отделом армии. Позже она стада называться короче: «Аман», что означало «разведывательное крыло». Перед этой службой стойл широкий круг задач: сбор информации о вооруженных силах арабских стран, цензура израильских газет, безопасность вооруженных сил и контрразведка.

Служба внутренней безопасности. В1947 году Иссер Харел был  назначается руководителем агентства, известного в настоящее время как «Шин Бет», то есть Службы общей безопасности. Харел как раз вто время проходал юридическую процедуру изменения своего имени Иссер Гальперин, которое ему было дано при рождении в России в 1912 году. В организации «Шай» он занимался наблюдением за правым крылом еврейских организаций, которые отвергали авторитет Бен-Гуриона и «Хаганы». Внеш­ностью Харел напоминал Беери, но был ниже ростом, более смуглым, темноволосым, с большими ушами, что оп­равдывало его прозвище «Маленький Иссер».

Служба внешней разведки. В 1947 возглавил Борис Гуриель,  задача - сбор инфор­мации за пределами Израиля.

«Алия-Бет»имел первоначальную миссию — тайная доставка в Палестину еврейских эмиг­рантов — после 1948 года была скорректирована, так как эмиграция в Израиль стала вполне легальной. Когда «Хагана» в 1937 году создавала эту организацию, ей дали название «Алия-Бет», чтобы отличить ее от легальной иммиграци­онной британской службы — «алии», — которая позволя­ла въехать в Палестину лишь немногим евреям-счастлив­чикам.

Руководитель «Алии-Бет» Сауль Мейеров родился в 1899 году в Латвии. В 1934 году он помогал создавать «Шай» и в 1948 году был заместителем Бен-Гуриона как министра обороны. Его главная задача заключалась в за­купке оружия за рубежом. В Израиле он принял имя Авигур — «отец Гура» — в память своего сына Гура, погибше­го в первой израильской войне.

«Масштабы операции «Алии-Бет» не знали себе рав­ных в истории нашего государства, и с тех пор никто не смог сравниться с нашими достижениями», — вспоминал один из ветеранов «Алии-Бет».

Некоторые из авиалайнеров, принадлежавших этой службе, стали первыми самолетами государственной изра­ильской авиакомпании «Эль-Аль». Ее суда стали основой государственной пароходной компании «Зим». Опыт круп­номасштабных морских операций оказался полезен в ста­новлении военно-морского флота Израиля. В «Алии-Бет» также выросли весьма способные агенты и мастера по изготовлению фальшивых документов, которые впоследствии использовались «Моссадом». С 1952 года «Алия-Бет» была распущена, а ее члены присоединились в основном к «Моссаду».

Еврейская атомная бомба

Через семь месяцев после обретения независимости Бен-Гурион вызвал из Парижа эксперта, которого он назы­вает в своем дневнике 20 декабря 1948 г. «создателем французской ядерной печки». Этим экспертом был Морис Сурдин, еврей, родившийся в 1913 году в Крыму. После выезда в Палестину он взял себе имя Моше Сурдин, затем выехал во Францию, где изучад физику. После окончания второй мировой войны работал в Париже в Комиссии по атомной анергии, которая занималась проблемой создания французского ядерного оружия.

Что же касается ядерного оружия, то особый энтузиазм в этом вопросе проявлял генерал Даян. В ядерном оружии он видел мощное средство сдерживания арабов, избавляю­щее Израиль от необходимости иметь танк в каждом дво­ре. Содержание такой большой армии привело бы Израиль к банкротству.

«Нам нужна небольшая профессиональная армия, эф­фективная и недорогая, способная обеспечить текущие проблемы безопасности и ведение ограниченных кампа­ний и обладающая ядерным оружием на случай полной конфронтации. В противном случае мы скатимся в эконо­мическую стагнацию», — говорил Даян.

Израильский "кабинет министров принял решение о создании комиссии по атомной энергии, которую возгла­вил Эрнст Давид Бергман, блестящий ученый-химик, родившийся в 1903 году в Германии и в 1930-х годах пе­реселившийся в Палестину. В Израиле он основал иссле­довательскую службу вооруженных сил. Работая в области исследования проблем борьбы с раком, он одновременно возглавлял научный отдел министерства обороны и был рьяным сторонником ядерного оружия.

Бен-Гурион и его советники пытались использовать любую возможность для приобретения атомного реактора. Такой случай представился в 1955 году, когда иници­ированная президентом США Дуайтом Эйзенхауэром про­грамма «Атом для мира» принесла Израилю небольшой атомный реактор мощностью 5 мегаватт, который был ус­тановлен в Нахаль Сорек, в десяти милях к югу от Тель-Авива. Этот объект регулярно инспектировался амери­канцами, а сам по себе реактор был слишком мал, чтобы на нем можно было создать что-то имеющее военное значение.

Поворотный момент настал 21 сентября 1956 г. На живописной вилле в сотне миль к югу от Парижа Перес встретился с министром обороны Франции Бурже-Манори, который планировал войну с Египтом. Французы рассчитывали на участие Израиля в этой войне и надеялись, что израильс­кая армия сделает за них «грязную» работу — вытеснит египетскую армию с Синайского полуострова.

В этот осенний день Бурже-Манори добился согласия Израиля, уступив настойчивым требованиям Переса в ядер­ном вопросе. От имени французского правительства ми­нистр обороны предложил Израилю «пряник» в виде атом­ного реактора. Впервые в истории одно государство предложило поставить другому государству ядерный реак­тор, не ставя никаких условий безопасности и не требуя инспекций.

В 1957 году в Израиль получил атомный реактор мощностью 24 мегаватта вместе с персоналом и необходимой технической докумен­тацией.

До сих пор ответственность за добывание за рубежом научной и технологической информации лежала на «Амане» и «Моссаде». Перес, однако, в 1957 году создал неза­висимую секретную службу, во главе которой он поставил человека по имени Биньямин Бламберг.

В его обязанности входило поддержание режима безо­пасности в министерстве обороны и на предприятиях, пыполнявших оборонные заказы. Большой новый реактор был не чем иным, как оборонным объектом, а Бламберг — как раз тем человеком, который мог гарантировать, что работы на этом объекте будут проходить в обстановке сек­ретности и все его сотрудники будут отвечать требованиям надежности. Бламберг всегда боролся с болтунами и не нуждался в наставлениях о том, как обеспечить режим молчания. Он сам был высшим жрецом секретности.

Заняв по приглашению Переса этот пост, он переехал в скромный кабинет в министерстве обороны. Чтобы зашиф­ровать характер своей работы, Бламберг назвал свой офис «Бюро специальных задач».

Через несколько лет это название было изменено на «Бюро научных связей», и те немногие, знавшие о суще­ствовании этой организации, использовали ее аббревиату­ру на иврите — «Лакам». Вскоре после своего создания «Лакам» был выведен из здания министерства обороны и конспиративно размещен в центральной части Тель-Авива на улице Карлбах.

Это была тайная организация, построенная на конспиративных началах, созданная обманным путем. Даже Бен-Гурион не знал о создании экспериментального бюро, из которого выросла эта организация.

Для реактора было выбрано место в самом центре пустыни Негев — между Мертвым морем и Беершевой, «сто­лицей» пустыни, которая упоминается в Библии как оазис, в котором отдыхал Авраам.

Один из французских шпионов, выступавший под личи­ной священника, попытался расспросить мэраБеершевы о том, что происходило в пустыне Негев. Не в силах сдержать гордость от бурного развития своего региона, мэр рассказал о строящемся по соседству французском реакторе. Священ­ник-шпион направил весьма критическое сообщение в свою штаб-квартиру. Чтобы скрыть широкомасштабное строи­тельство неподалеку от иммигрантского городка Димона, Израиль, с подачи Бламберга, распространял легенду о том, что там строится крупный текстильный комбинат. , В то время как шеф «Лакама» защищал реактор на земле, опасность нависла с воздуха. В 1960тоду самолет-разведчик U-2 сфотографировал объект, и аналитики аме­риканской разведки без труда определили его предназ­начение. С этого момента американские шпионы начали шнырять вокруг Димоны, а американские политики стали выражать обеспокоенность.

Американское правительство потребовало у Израиля правду.

Было также оказано давление со стороны де Голля -  после его прихода к власти в 1958 году позиция Франции на Ближнем Востоке стала меняться. Де Голль стремился к примирению с арабскими миром и даже предложил предоставить Алжиру независимость — все эти перемены были не в пользу Израиля,

В мае 1960 года де Голль приказал своему министру иностранных дел информировать посла Израиля в Париже, что Франция прекращает поставки урана в Димону. Прези­дент не хотел, чтобы Израиль производил плутоний, так как это было бы шагом в направлении создания атомной бомбы. Франкофил Перес еще несколько недель продол­жал сохранять оптимизм, отказываясь верить в то, что «мост через Средиземноморье» зашатался.

Угроза самому важному оборонному проекту Израиля в конце концов стала очевидной, и 13 июня 1960 г. Бен-Гурион вылетел в Париж для встречи с де Голлем. В Елисейском дворце президент Франции напрямую спросил: «Для чего Израилю нужен атомный реактор?»

Бен-Гурион заверил, что реактор будет использоваться исключительно в мирных целях и не будет развиваться в направлении производства оружейного плутония. По воз­вращении в Израиль, хорошо сознавая нарастающее давле­ние со стороны Франции,

Соединенных Штатов и миро­вой прессы, премьер-министр подготовил свое первое официальное подтверждение того, что Израиль вступил в ядерную эру. 21 декабря 1960 г. он с трибуны кнессета объявил, что Израиль строит второй исследовательский ядерный реактор, но заверил парламент, что реактор будет использован исключительно в мирных целях..

Истребитель-бомбардировщик F-15I ВВС Израиля

Реактор на тяжелой воде в Димоне мощностью 24 мегаватта мог производить плутоний в количестве, достаточ­ном для изготовления одной атомной бомбы мощностью 20 килотонн, того типа, что уничтожила Хиросиму.

В 1955 году в ходе объявленной президентом США Дуайтом Эйзенхауэром программы «Атом для мира», Израиль получил небольшой атомный реактор мощностью 5 мегаватт, который был смонтирован неподалеку от Тель-Авива в поселении Нагаль Сорек. Этот реактор имел, главным образом, ценность лишь для подготовки специалистов и использовался в качестве учебного пособия для развертывания масштабных исследований в дальнейшем.

А начались они еще в 1949 году, когда Бен-Гурион вызвал из Парижа одного из виднейших французских физиков Мориса (Моше) Сурдина, еврея, родом из Крыма. От Сурдина лидер еврейского государства получил достаточно полную и вполне достоверную информацию о ядерном оружии и технологии его создания.

И уже вскоре была создана аналогичная французской Комиссия, во главе с выдающимся ученым — физиком Эрнстом Давидом Бергманом, переселившимся в Палестину после прихода к власти Гитлера. Когда была провозглашена независимость Израиля, он основал и возглавил научно-исследовательскую службу ЦАХАЛа. Став главой атомной Комиссии, Бергман принял решительные меры для развертывания не только научной, но и конструкторской работы.

Остановка заключалась в отсутствии ядерного горючего, некоторых приборов и агрегатов. Американский реактор был слишком мал, чтобы выдавать оружейный уран, да и для масштабных исследовательских и конструкторских мероприятий требовались колоссальные средства. Поэтому на разведчиков и дипломатов пришлась весомая часть атомной программы, в плане которой они добывали необходимую своей Комиссии информацию.

В этой деятельности на авансцену выдвинулась израильская военная разведка АМАН, которой в то время руководил генерал Харкаби. Он сосредоточил усилия своих подчиненных на Франции. Ее правительство к тому времени было кровно заинтересовано привлечь Израиль к борьбе с Египтом. Дело шло к войне, и французы надеялись, что ЦАХАЛ сумеет за короткий срок изгнать египтян из Синая и открыть судоходство по Суэцкому каналу, заблокированное Насером. С апреля 1956 года в Израиль стали прибывать французские суда и транспортные самолеты с вооружением.

Естественно, кроме вооружения требовалась и четкая координация действий в войне с Египтом. Париж наводнили израильские военные и государственные деятели. Был среди них и Ашер бен Натан, видный военный разведчик, на которого была возложена задача договориться о ядерных компенсациях Израилю за его участие в войне. Свою задачу бен Натан выполнил.

В Суэцкой кампании израильские войска за 4 дня оккупировали Синайский полуостров и вышли к Каналу. Однако Англия и Франция действовали неэффективно, и совместные усилия США и СССР заставили их уйти с тех немногих пунктов, которыми они овладели.

Впрочем, в марте 1957 года Израиль также оставил Синай. Но не все его усилия пропали втуне. Военный министр Франции Бурже-Манори распорядился безвозмездно предоставить Израилю атомный реактор. Собственно, именно в этом реакторе и заключались для еврейского государства материальные дивиденды Синайской компании в долгосрочном стратегическом плане.

3 октября 1957 года был подписан акт о сотрудничестзе с Израилем по которому французы поставляли атомный реактор мощностью в 24 мегаватта вместе с необходимым персоналом и технической документацией для его монтажа.

В Израиле немедленно была создана новая секретная служба, в задачи которой входило обеспечение полной конфиденциальности ядерной программы и снабжение ее разведданными. Служба была названа «Бюро специальных задач» (аббревиатура ЛАКАМ), во главе ее стал Беньямин Бламберг.

Реактор строился в районе Димона, расположенном в пустыне Негев, и был пущен слух о том, что возводится крупный текстильный комбинат. Однако здесь работало немало французов, его фотографировали с воздуха, и уже вскоре истинная цель работ стала секретом Полишинеля. Реакция мирового сообщества была весьма негативной. Особенно негодовал новый президент Франции Шарль де Голль. В мае 1960 года он запретил поставлять Израилю уран.

В целом с приходом к власти президента де Голля Изра­иль стал испытывать определенные сложности в получении необходимого оборудования для развития своей ядерной программы. На это «Лакам» Бламберга ответил наращива­нием своей активности. Более не ограничивая себя рамками обеспечения безопасности секретности ядерной програм­мы, «Лакам» занялся поиском и приобретением компонен­тов для Димоны. Необходимость обеспечения секретности этих операций потребовала усиления координации с други­ми израильскими спецслужбами.

В некоторых случаях израильским ученым за рубежом прямо предлагалось похищать нужные материалы. Зачас­тую это делалось на дилетантском уровне, что подвергало риску как самих ученых, так и тех, кто ими руководил, — обычно это были все те же атташе по науке, которые пользовались дипломатическим иммунитетом.

Один из маститых израильских ученых, который стажи­ровался в престижном западноевропейском институте, рас­сказывал, что он регулярно тайно фотографировал различные документы. Он хранил копии у себя дома, а раз в неделю за ними приходил атташе по науке. Атташе — несомненно сотрудник «Лакама» — был довольно безот­ветственным человеком. Он часто опаздывал, а иногда и вовсе срывал встречи. Обоим израильтянам просто повез­ло, что власти страны пребывания ни о чем не подозрева­ли. В то время было очень важно не обнаружить широких масштабов этой шпионской кампании, так как Израиль делал ставку на приобретение друзей.

Синайская кампания 1956 года уже привела к тому, что Израиль одновременно боялись и уважали. Даже с помо­щью обычных вооружений Израиль мог подавить Египет, который обладал самой большой армией в арабском мире.

Слухи о ядерном потенциале и вторжение в зону Суэца подорвали престиж Израиля среди развивающихся стран, по тот факт, что Израиль быстро становился региональной снерхдержавой, сделал его силой, с которой надо было считаться, желательным партнером и другом в этом стратегически важном и чрезвычайно нестабильном регионе.

ЦРУ считало, что в конечном счете Израилю удалось оснастить свои 3 подводные лодки британской постройки компактным, но весьма мощным ядерным оружием.

Залман Шапиро родился в 1921 году в американском городе Кантон, штат Огайо, но всегда остро чувствовал свои ев­рейские корни. Его отец был ортодоксальным раввином литовского происхождения, многие родственники погибли в ходе Холокоста, да и сам он даже в Америке подвергался антисемитским оскорблениям. В 1948 году Шапиро полу­чил степень доктора по химии. Создание в том же году Государства Израиль стало для него вдохновляющим мо­ментом. Он вступил в Сионистскую федерацию и Обще­ство друзей Техниона, самого престижного техниче-ского университета в Израиле.

Шапиро работал в корпорации «Вестингауз», помогал создарать первую американскую ядерную подлодку «Наути­лус». В середине 1950-х годов он открыл свою собствен­ную корпорацию «Нумек», или «Ядерные материалы и оборудование», располагавшуюся в городе Аполло, штат Пенсильвания.

Корпорация снабжала ураном ядерные реакторы в Со­единенных Штатах, но в ней всегда бьло необычно боль­шое количество иностранных гостей, - главным образом из Франции и Израиля. Эти визиты не прошли мимо внима­ния американской комиссии по атомной энергии, которая в 1962 году сделала корпорации выговор за плохую орга­низацию службы безопасности и небрежное ведение доку­ментации. Проведенная в 1965 году рутинная проверка корпорации выявила на одном из складов недостачу 110 фунтов высокообогащенного урана, который исполь­зуется для производства ядерного оружия.

Израильская подводная лодка на которой предполагалось установить ядерное оружие

Эксперты комиссии по атомной энергии не смогли до­казать, что этот материал был отправлен за границу или что «Нумек» совершил какое-то преступление. Однако в ходе официальных проверок, которые продолжались 15 лет, была установлена пропажа 587 фунтов урана — количе­ства, достаточного для изготовления 18 атомных бомб.

В ноябре 1968 года в ходе совместной операции «Моссада» и агентов Бламберга Израилю удшюеь получить 200 тонн урановою» сырья, упакованного в 560 железных бочек с надписью «Plumbat». На основании признаний Дана Эрта, сделанных им норвежской полиции в 1973 году, уда­лось установить, что германская химическая корпорация под названием «Асмара» через свои дочерние предприятия закупила уран у бельгийской компании «Societe Generate de Minaro». В Антверпене уран был погружен на пароход «Шеерсберг А», который плавал под либерийским флагом. В качестве порта назначения капитан указал Геную.

В Генуе пароход не появился и вообще исчез. Войдя в Средиземное море, судно пошло не на север, а на восток. Где-то между Кипром и Турцией оно встретилось с изра­ильским грузовым судном. Когда через две недели «Шеерсберг А» появился в турецком порту Искандерун, урана на борту уже не было.

На самом деле судно принадлежало «Моссаду», и под этим пестрым одеялом из разных стран и компаний Изра­илю удалось получить топливо для ядерного реактора в Димоне. Ядерные организации Европейского сообщества были так изумлены этой дерзкой акцией, что просто реши­ли не предавать инцидент огласке.

Еще одна дерзкая акция позволила Израилю получить дополнительное ядерное топливо из огромных резервов фосфатов. Обеспечение всеми этими материалами, а также хорошо известный факт, что Израиль получал уран непо­средственно из Южной Африки, говорили о том, что в Димоне происходило что-то грандиозное: создавался арсе­нал ядерного оружия. Южная Африка стала тайным парт­нером Израиля в области ядерных исследований и ракет­ной техники.

К тому времени уже было понятно, что Израиль стал шестым членом ядерного клуба вместе с Соединенными Штатами, Советским Союзом, Францией, Великобритани­ей и Китаем.

В ноябре 1975 года Франция дала согласие на поставку н Ирак двух реакторов: одного — небольшого для исследований и второго — мощностью 70 мегаватт. Иракцы назва­ли этот проект «Таммуз» по имени ханаанского бога и арабскому названию месяца, в который партия БААС в 1968 году пришла к власти.

До момента прихода Бегина к власти в 1977. году Изра­иль пытался дипломатическими средствами затормозить ядерную программу Ирака, отговаривая Францию, Италию и Бразилию от выполнения обещаний по поставкам в Ирак материалов, оборудования и технологической информа­ции, связанной с проектом «Таммуз». Израиль также попросил вмешаться Соединенные Штаты, надеясь, что ли­ния президента Картера на укрепление режима нераспро­странения ядерного оружия может повлиять на Францию. Однако эта «тихая дипломатия» оказалась бесплодной. Строительство реактора около Багдада продолжалось бы­стрыми темпами.

Бегин решил радикально изменить свою политику. Он вызвал к себе руководителей разведывательных служб и заявил, что отныне уничтожение реактора в Ираке будет рассматриваться как одна из высших национальных целей Израиля. Бегин приказал не жалеть сил для сбора инфор­мации о реакторе «Таммуз»: о темпах его строительства и сотрудничестве Ирака с другими странами в этом вопросе.

Бегина больше чем любого израильского лидера пре­следовали воспоминания о нацистском Холокосте. Он счи­тал уничтожение шести миллионов евреев не просто фактом истории, но явным предупреждением о существующей опасности. Израильский премьер выдвинул новую доктри­ну: Израиль не позволит ни одному арабскому государству приобрести наступательный ядерный потенциал.

Тайные батальоны Бегина включились в работу. В начале апреля 1979 года во французский Тулон различными маршрутами прибыла группа израильских агентов. Их объектом был большой склад в приморском городе Ла Сейн-сюр-Мер, где дожидались отправки в Ирак два круп­ных блока для реактора. Французские власти позже заяви­ли, что это была высокопрофессиональная работа: мощ­ные заряды взрывчатки были прикреплены прямо к блокам реактора, взрыватели установлены на 3 часа утра и в момент взрыва — никаких следов организаторов этой диверсии.

Ответственность за взрыв взяла на себя французская экологическая группа, но ее никто не принял всерьез. Французская контрразведка довольно быстро установила, что диверсия была совершена в интересах Израиля и ис­полнителем, скорее всего, был «Моссад».

Бегин рассчитывал на то, что Франция воспользуется инцидентом для того, чтобы прекратить сотрудничество с Ираком, но его надежды не оправдались. Французское правительство заявило, что оно выполнит свои обязательства перед Ираком и поставит ему новые блоки взамен уничто­женных взрывом.

Бегин решил прибегнуть к крайним мерам: применить против Ирака военную силу. Вместе с начальником ген­штаба Рафулем Эйтаном Бегин приказал «Моссаду» и «Аману» изучить вопрос о возможности уничтожения реактора под Багдадом силами диверсионных групп «сайерет» (спецназ). Одновременно Эйтан приказал ВВС на основе имев­шейся разведывательной информации построить полно­масштабную модель реактора.

Хотя до реального получения ядерного топлива Ираком было далеко. Эта акция носила скорее политический характер в интересах Бегина. Воздушный налет был осуществлен в полном соответствии с планом за три дня до выборов. Блок «Ликуд» снова по­бедил, и Бегин остался премьером на второй срок.

(из лекций, которые я читал своим студентам)

Похищение Эйхмана

Эйхман, будучи 100% евреем (и по матери, и по отцу) руководил всей машиной Холокочта и фактически был виновен в смерти 6 млн. евреев. В начале1960 года полученная от было установлено местонахождение Эйхмана. Бывший нацист жил в Буэнос-Айресе под име­нем Рикардо Клемента со своей женой и четырьмя сыно­вьями

Для похищения Эйхмана была сформирована оператив­ная группа, в которую вошли два десятка работников «Моссада» и «Шин Бет», в том числе одна женщина. Все они былидобровольцами, почти все потеряли родственни­ков в Холокосте и ненавидели Эйхмана. В Париже  был организован передовой командный пост.

«Моссад» направил в Европу своего лучшего специали­ста по изготовлению фальшивых документов, где он дол­жен был изготовить паспорта и другие документы для всех членов опергруппы, отправлявшихся в Аргентину различ­ными рейсами под именами, которые больше никогда не будут использоваться. Этот «художник» вместе со своими бланками, перьями и печатями сам отправился в Аргенти­ну, чтобы на месте обеспечивать группу, а при удачном исходе операции — и самого Эйхмана необходимыми до­кументами.

В Буэнос-Айресе опергруппа сняла около полудюжины конспиративных квартир, арендовала автомобили для бригады наружного наблюдения. Женщина-оперативник выполняла роль домохозяйки и повара в квартире, где на­мечалось после похищения укрыть Эйхмана. Честь физического задержания Эйхмана выпала Эйтану, Шалому и их коллеге Петеру (Цви) Малкину. 11 мая 1960 г. они подка­раулили Эйхмана у его дома и втолкнули в поджидавшую автомашину. Рикардо Клемент не сопротивлялся и сразу же признался, что являетсяЭйхманом.

Операция была приурочена к официальному визиту в Аргентину израильской делегации, куда на празднование 150-летия республики съехалось много иностранных гостей. Авиалайнер израильской компании «Эль-Аль» приле­тел в столицу Аргентины 19 мая и на следующий день должен был возвращаться в Израиль. Самым трудным оказалось содержать Эйхмана в ожиданий самолета в течение девяти дней на конспиративной квартире, кормить и ухаживать за ним. Израильтяне допрашивали Эйхмана и иногда просто глядели на него с изумлением, как на персонификацию абсолютного зла. Лысый и тщедушный, пользующийся оч­ками для чтения, Эйхман подписал заявление с согласием предстать перед израильским судом.

У оперативных работников мороз прошел по коже, когда Эйхман перешел с немецкой молитвы на иврит и прочел молитву «Шма», с которой в концентрационных лагерях евреи шли в нацистские газовые камеры: «Слушай Израиль, наш Бог, единый Бог». Эту молитву читают все евреи перед смертью. А ведь Эйхман тоже был еврей!

Харел, руководитель операции, рассказываел, что Эйхман пытался доказать, что он является «большим другом» евреев, чем привел их в бешен­ство. Некоторые члены опергруппы уже были готовы забыть приказ и прикончить палача на месте. Эйхман также заявил, что если ему сохранят жизнь, то он раскроет все секреты Гитлера. В ответ Харел пообещал, что в суде у него будет самый лучший адвокат, которого только удастся найти.

Харел проводил немного времени в квартире, где к кровати был прикован Эйхман. Для руководства операци­ей он организовал то, что можно было назвать «блуждаю­щим штабом». Харел постоянно перемещался из одного кафе в другое, и старшие оперативные работники знали, где его можно найти в данный момент. Так он добился того, что ни в одном кафе его не запомнили.

20 мая, жертвуя безопасностью ради оперативности, он развернул свой штаб прямо в кафетерии аэропорта Эзейза. Рядом с ним за столиком сидел его «писарь», который заполнял и вьщавал фальшивые документы, необходимые для безопасного выезда опергруппы из страны.

Тем временем на конспиративной квартире Эйхман и те, кто должен был сопровождать его к самолету, переоде­лись в форму экипажа компании «Эль-Аль». Врач «Моссада» сделал Эйхману инъекцию транквилизатора, и сонный член «резервного экипажа» не вызвал ни у кого подозре­ний, когда его провели на борт самолета вместе с почетны­ми гостями во главе с министром образования Израиля Аббой Збаном, участвовавшими в юбилейных торжествах.

Командир авиалайнера только после взлета узнал о необычном пассажире. В целях безопасности Харел избрал пункт дозаправки самолета в стороне от крупных городов. Но в Дакаре, куда самолет долетел на последних каплях горючего, никто не проявил интереса к пропавшему арген­тинцу германского происхождения. Дозаправка прошла нормально, и в 7 часов утра 22 мая самолет доставил само­го известного нацистского преступника в Израиль на встречу с еврейским правосудием.

На следующий день Бен-Гурион проявил редкую откры­тость и признание заслуг израильских спецслужб, когда заявил в кнессете, что «службы безопасности Израиля на­шли Адольфа Эйхмана и вскоре он предстанет перед изра­ильским судом». Это заявление было встречено единодуш­ными аплодисментами.

Судебный процесс над Эйхманом начался спустя год, 11 апреля 1962 г. Эйхман утвер­ждал, что всего лишь выполнял приказы, но его признали виновным в совершении преступлений против человечества. 31 мая 1962 г. он был повешен в тюрьме Рамле — единствен­ный человек, который был казнен в Израиле, если не считать капитана Тубянски, который был расстрелян по приказу на­чальника военной разведки Иссера Беери в 1948 году.

Эйхман на судебном процессе (фото 5 апреля 1961 года)

Похи­щение в Аргентине Эйхмана подняло в мире престиж «Моссада», но одновременно вызвало в Аргентине волну антисемитизма, что создало угрозу полумиллионному ев­рейскому населению в этой стране. Участились сообщения о насильственных действиях против евреев со .стороны организации «Такуара», группы фашистского толка, кото­рая включала сыновей и дочерей многих видных полицей­ских и военных чиновников.

1 июля 1962 г. была похищена еврейская студентка Гарсия Сирота, на груди которой неофашисты вытатуи­ровали знак свастики.

Операция «Дамокл» и Скорцени

В начале 1960-х го­дов Израильская кразведка сфокусировалась на немецких ученых-ракетчиках, которые стали прибывать в Египет.

Президент Насер хотел, чтобы немецкие ученые помог­ли ему в создании ракет класса «земля—земля», которые могли быть использованы в будущей войне с Израилем. Харел искренне верил, что это было частью нового плана немцев по уничтожению евреев. Он ответил операцией «Дамокл», и это ужебылмеч, который он повесил над головой каждого немецкого ученого в Египте.

Израильские агенты направляли немецким ученым письма со взрывными устройствами. Против немецких ученых в Ев­ропе проводились аналогичные акции, похожие на операции в 1956 году, когда по приказу шефа «Амана» Харкаби пись­ма-бомбы направлялись египетским офицерам, связанным с выводом террористических групп из сектора Газа в Изра-иль. В результате этих первых антитеррористических акций Израиля были убиты два старших египетских офицера.

В ходе кампании против немецких ученых было боль­ше страха, чем жертв. Харел был убежден, что проводимая им кампания принесет успех, но у него возникли трения с Бен-Гурионом, не желавшим портить отношения с Запад­ной Германией. Бен-Гурион по существу приказывал: «Руки прочь от немцев».

Для изгнания немцев из Египта Харел был готов на экстраординарные меры. Он даже пошел на то, что шоки­ровало многих его коллег: направил группу своих сотруд­ников в Испанию для встречи с бывшим нацистским офи­цером Отто Скорцени, который поддерживал дружеские отношения с некоторыми немцами в Каире. Выступая под «чужим флагом» как представители разведки одной из стран НАТО, израильтяне попытались убедить его помочь в выдворении из Египта немецких специалистов ради интересов Запада. Трудно было поверить в то, что спустя всего два года после похищения Эйхмана израильская раз­ведка вела переговоры с другом известным нацистом. Но Харел разделял вывод послевоенного трибунала о том, что Скорцени был солдатом, а не военным преступником.

(продолжение)

Как евреи украли «МИГ»

В мае 1960 года однга еврейская шпионская пара получила новое ответственное задание: им предстояло завербовать егапетского офицера. Это задание было предварительным, и они должны были ожидать детальных инструкций, но к этому времени их уже поразил недуг, который часто настигает успешно работающих шпионов, — излишняя самоуверенность. Они решили сделать вербовочный подход к молодому египет­скому офицеру, христианину коптского происхождения Адиву Хана Карлосу.

Им показалось, что Карлос понял намек, но тот немед­ленно информировал о сделанном ему предложении своекомандование. Египетская контрразведка стала снабжать израильского агента Джека Леона Томаса, армянина, уроженца Египта дезинформацией. Вскоре, однако, Томас почув­ствовал, что земля стала гореть у него под ногами, и он начал готовить свою сеть к консервации. Для себя и жены он добыл фальшивые паспорта. Ей вместе с еврейской танцовщицей удалось бежать, но сам Томас 6 января 1961 г. был арестован вместе с другими агентами.

На суде Томас заявил, что он шпионил для Израиля из авантюристических побуждений, ради денег и из чувства ненависти к Насеру. «Я не предатель, — заявил он, — я никогда не считал себя египтянином. Армяне в Египте составляют меньшинство, подвергающееся дискримина­ции». Военный трибунал приговорил Томаса и троих его сообщников к смерти, и они были повешены 20 декабря 1962 г.

В ходе судебного заседания было установлено, что груп­па Томаса намеревалась предложить египетским пилотам миллион долларов за угон в Израиль или на Кипр совет­ского «Мига».

Спустя год появилась новая подходящая цель. На этот раз это был иракский пилот. Мунир Редфа происходил из зажиточной семьи христиан-маронитов. Представители подобных меньшинств в арабских странах обычно подвер­гались дискриминации, но Редфа прошел обучение в Со­ветском Союзе и был пилотом самолета «Миг-21» — наи­более совершенного советского истребителя.

Израильтяне за счет обработки иракской прессы, материалов радиоперехвата и сообщений агентуры из Ирака знали о происхождении Редфа. Было также известно, что он осуж­дал бомбардировки курдских деревень на севере Ирака.

Тщательно отобранные специально для этой миссии израильские агенты были направлены в Ирак через Европу с заданием установить контакт с Редфа и его семьей. Из всех агентов, участвовавших в этой операции, наибольше­го успеха добилась женщина-израильтянка, родившаяся в Америке и снабженная американским паспортом.

Выдавая себя за богатую американскую туристку, она смогла проникнуть в высший свет Багдада и на одном из приемов заинтересовать собой Редфа, несмотря на то что он был женат и имел двоих детей. Следуя хорошо отработанной тактике израильской разведки, она отказалась вступить с ним в интимную связь в Ираке. Он должен был поехать в Европу, и только там ему было обещано щедрое вознаграждение. Редфа согласился отравиться с ней в Па­риж, где они будут принадлежать друг другу.

Проведя два дня в Париже, Редфа согласился слетать со своей обольстительницей в Израиль, где, по ее словам, у псе были «очень интересные друзья».

В Израиле Редфа встретили как особо важного гостя и показали ему израильскую авиабазу. На этой базе он встретилея с офицерами «Амана» и «Моссада», которые предложили ему миллион долларов и убежище для всех членов его семьи за угон «Мига».

Для того чтобы убедить Редфа в серьезности этого предложения, ему устроили встречу с командующим израильс­кими ВВС генералом Мордехаем Ходом, недавно сменив­шим Эзера Вайцмана. Редфа был ошеломлен осведомленностью израильтян о военно-воздушных силах Ирака. Они знали имена иракских пилотов и их советских инструкторов. Израильтяне в деталях описывали ему аэро­дромы, командные посты и жилые помещения иракских ВВС.

С Редфа была согласована дата его побега. Генерал Ход помог отработать маршрут и условия связи. На счет Редфаи швейцарском банке была положена крупная сумма.

Через несколько дней иракский летчик вместе со своей подружкой, которую он продолжал считать американкой, вернулся через Париж в Багдад. Сначала из Ирака была вывезена его семья. В этом плане «Моссаду» очень помог старый слуга-еврей, который много лет жил в семье Редфа.

Тем временем Амит вылетел в Вашингтон и проинфор­мировал Ричарда Хелмса, что в скором времени Соединен­ные Штаты получат доступ к самолету «Миг-21». Амери­канцы уже давно стремились поближе познакомиться с этой машиной, чтобы соответствующим образом усовершенствовать свои истребители и получить более полное представление о возможностях «Мига» в воздушном бою.

Операция быта спланирована идеально. 15 августа 1966 г. Редфа пролетел по согласованному маршруту через Иорда­нию и посадил свой «Миг» на одной из авиабаз на юге Израиля. Это был первый случай, когда столь совремеиный советский самолет оказался на Западе. Даже спустя несколько десятилетий представители ВВС США и Израиля вспоминают об этом эпизоде как о выдающемся достижении израильской разведки.

см также http://warcyb.org.ru/news/kak_evrei_ukrali_mig_21/2010-10-25-186

А еще они украли… ракетные катера…  или «Шербурские зонтики» по-еврейски

После войны 1967 года, президент Франции де Голль ввел эмбарго на поставки оружия в Израиль, в том числе запретил вывоз в Израиль уже закупленных боеприпасов, ракет­ных катеров и самолетов.

Военно-морской флот Израиля просто не мог спокойно взирать на то, что закупленные им во Франции пять ракет­ных катеров попали под эмбарго и стояли на приколе в Шербуре. Дипломатические переговоры по поводу этих катеров зашли в тупик, и ситуацию могли разрешить толь­ко прямые действия израильской разведки.

По плану, разработанному «Моссадом» и военной раз­ведкой, в конце 1969 года во Францию под видом туристов направились несколько десятков израильских военных моряков, которые предусмотрительно захватили с собой военную форму. К этому времени израильские агенты уже хорошо изучили все слабые места в охране шербурского порта и смогли незаметно провести моряков на катера. Операция была спланирована и осуществлена блестяще: в канун Рождества, когда французская охрана расслабилась, израильтяне овладели своим имуществом.

Моряки и израильские агенты просто вывели катера в море, будучи твердо уверены в том, что эти катера принад­лежат Израилю. Документальное обеспечение, включая фальшивые контракты и другие формальности, осуществ­лялось «Моссадом» через подставную Панамскую компа­нию. Эта латиноамериканская страна, разрезанная страте­гическим каналом, соединяющим два океана, стала важным плацдармом для проведения транспортных и финансовых операций израильской разведки.

Угон пяти ракетных катеров из-под носа у французских властей, конечно, не мог долго оставаться в секрете, И уже через несколько часов в адрес Израиля посыпались обвинения.

Израиль не стал делать секрета из того, что он забрал свои катера, за которые уже полностью было уплачено. Когда израильские моряки после трехтысячемильного перехода вошли в порт Хайфа, их встретила восторженная толпа. «Моссад» добился очередного успеха. На этот раз «скромная» и временами «застенчивая» израильская раз­ведка не скрывала своей причастности к этой дерзкой и блестяще осуществленной операции.

Террором на террор

Подразделения этих изрильского спецназа известны как «сайерет», что на иврите означает «рекогносцировка», но солдаты этих подразделений, по мимо наблкздения, проходят очень серьезную десантную подготовку, включающую ночной рукопашный бой и ис­пользование различных видов огнестрельного оружия.

Почти каждый сектор израильских вооруженных сил имеет свой «сайерет». Такие подразделения есть в десантных войсках, в пехоте и на флоте. Кроме того, есть еще один «сайерет» — элита элит, — известный как «сайерет маткал». «Маткал» на иврите означает «генеральный штаб», и это подразделение непосредственно подчиняется начальнику генерального штаба, высшему должностному лицу вооруженных сил Израиля.

В действительности «сайерет маткал» выполняет за­дания как начальника генерального штаба, так и руководи­теля «Амана». Это разведывательно-диверсионное подраз­деление было создано в 1960 году для проведения специ­альных акций в тылу противника, то есть практически на территории соседних арабских стран.

Сам факт существования «сайерет маткал» является секретом, и израильская военная цензура запрещает лю­бые упоминания об этом подразделении. В 1960 году толь­ко несколько самых старщих офицеров знали о существо­вании этого подразделения, известного как «группа 269».

Эта группа была создана старшим офицером «Амана» генералом Аврахамом Арканом, который лично отобрал наиболее храбрых и способных солдат и офицеров изра­ильских вооруженных сил. «Аман» довел их тренировку до совершенства. Каждый боец мог драться в одиночку и в любых условиях. Спецназовцы «сайерет маткал» могли в полной темноте пройти многокилометровую дистанцию и в точно назначенное время выйти к цели для нанесения удара.

Обычно они действовали небольшой группой по три-четыре человека: неслышно переходили границу для установления наблюдательного поста, подключения к телефонной сети арабской страны, для похищения или унич­тожения какого-то человека или военного объекта.

Ариель Шейнерманпоявился на свет в 1928 году на ферме к северу от Тель-Авива и был воспитан на социалистических догмах. Позже он взял себе имя на иврите Шарон и всю свою жизнь провел в среде лейбористов, где доминировали идеи сионизма. В период обязательной военной службы он проявил себя смелым и способным человеком и решил стать про­фессиональным военным. Во время войны 1948 года Ша­рон был ранен, но вернулся в строй и в 1953 году принял участие в создании наводившего страх подразделения «101», которое стало прообразом элитных подразделений спецназа «сайерет». Созданное как ответ палестинским террористам, подразделение «101» насчитывало всего 45 человек и просуществовало недолго, но, по словам Шарона, «эти пять месяцев оказали решающее воздействие на борьбу Израиля с терроризмом».

«Наша группа всегда была готова нанести ответный удар», — вспоминает Шарон, который водил свою группу на арабские территории с карательными рейдами. Бойцы этого подразделения «101» были грубы, жестоки и обожа­ли Шарона.

Самая бесславная страница в истории этого подразделения была связана с рейдом на иорданскую де­ревню Киббия ночью 14 октября 1953 г. В ответ на убий­ство еврейской женщины и ее двоих детей подразделение «101» при поддержке регулярных частей вошло в деревню, имея с собой большое количество взрывчатки. Израильтя­не взорвали 50 домов. Большая часть из 1500 жителей деревни разбежались, но в результате взрывов погибли 69 человек, включая прятавшихся в домах женщин и де­тей. Через несколько лет после этого инцидента, вызвав­шего сильный международный резонанс, Шарон говорил о нем как о намеренной «трагедии», которая привела к по­терям среди гражданского населения.

Осуждение со стороны Организации Объединенных Наций и других авторитетных международных кругов за­ставили Израиль распустить подразделение «101» и пре­вратить его в обычную парашютную часть. Однако произошедший инцидент не повредил репутации Шарона, он был назначен командующим парашютно-десантными войсками с неплохой перспективой со временем стать начальником штаба армии.

Его парашютисты не только прыгали с самолетов. Шарон называл их «нетрадиционными антитеррористиче­скими силами», которые в 1971 году предприняли попытку ликвидации терроризма на оккупированной территории сектора Газа. Израильтяне переодевались в арабскую одеж­ду и иногда с целью проникновения в палестинское подпо­лье выдавали себя за борцов арабского Сопротивления. За 7 месяцев, по подсчетам самого Шарона, его люди убили 104 и арестовали 172 палестинца.

Шарону, однако, не удалось занять высший армейский пост. У него было много друзей, но еще больше врагов. Разочарованный: Шарон вышел в отставку по иронии судь­бы за месяц до начала войны Йом киппур 1973 года[1].

Во время войны на истощение в 1969—1970 годах, когда в ходе артиллерийских дуэлей с египетской сторо­ной были убиты сотни израильтян и тысячи египтян, изра­ильский спецназ провел дерзкую акцию по нападению на египетскую радиолокационную станцию. Взор­вать это радар советского производства не составило бы труда, но израильтяне сделали другое: ночью 26 декабря 1969 г. они на двух вертолетах подняли радар весом 7 тонн и перенесли его на израильскую территорию.

Радар был немедленно переправлен на секретную воен­ную базу, где специалистам «Амана» удалось подробно изучить этот замечательный трофей, который мог срав­ниться только с самолетом «Миг-21», полученным изра­ильтянами 3 года назад. Израиль поделился информацией об этом радаре с ЦРУ и разведкой ВВС США, что стало началом тесного военного сотрудничества двух стран, ко­торое достигло своего апогея после войны 1973 года.

«Сайерет маткал» стал первым спецназом, который ус­пешно использовал вертолеты для проведения операций на чужой территории. Однако, несмотря на все достижения современной техники, включая приборы ночного видения и портативные радиостанции, самыми надежными средствами спецназовца оставались карта и его собственные ноги. Несмотря на жесткую внутреннюю цензуру, иностран­ные журналисты писали о боевых акциях, проведенных этим элитным подразделением израильской армии. Однако до сих пор скрытым остается тот факт, что «сайерет мат­кал» обслуживает не только военную разведку «Аман», но в целом все разведсообщество. По приказу начальнику генерального штаба это подразделение может проводить акции в интересах «Моссада» и «Шин Бет». Это довольно редкий пример тесного сотрудничества между вооружен­ными силами и разведывательными службами.

Ветераны «сайерет» обычно после трех лет напряжен­ной службы часто приходят на работу в «Шин Бет» или «Моссад». Они вообще пользуются большим спросом. В израильских газетах нередко можно встретить анонимные объявления, вполне возможно, исходящие от «Моссада»: «Требуются молодые бывшие десантники для интересной работы за рубежом. Предпочтение отдается тем, кто имеет заграничный паспорт и владеет иностранным языком».

Подразделения «сайерет» вербуют в свои ряды добро­вольцев из числа 18-летних израильских призывников, для которых эта служба представляется очень заманчивой.

В Израиле нет традиций, согласно которым поколение за поколением из одной семьи служило бы в определенных войсках или училось в академиях вроде американского «Уэст Пойнта» или британского «Сэндхерста». Израильтя­не, однако, имеют традицию личных и семейных контак­тов, которые они называют русским словом «протекция». Нередко такие контакты используются для благих целей. Сыновья высокопоставленных чиновников и знаменито­стей при наличии соответствующих данных часто идут слу­жить в «сайерет».

Один из таких примеров — племянник генерала Моше Даяна полковник Узи Даян, принимавший участие в рейде на бейрутский аэропорт. Несмотря на полученное еще до службы в армииранение, он сумел попасть в это элитное подразделение.

Война с терроризмом резко обострилась после того, как 8 мая 1972 г. палестинцы захватили бельгийский авиалай­нер. Рейс авиакомпании «Сабена» № 571 направлялся из Брюсселя в Тель-Авив и приземлился по расписанию в аэропорту Лод. Там воздушные пираты, угрожая оружием, задержали пассажиров «Боинга-707» и потребовали освобождения 317 арестованных палестинцев. Начальник «Амана» генерал Аарон Ярив лично вея переговоры с дву­мя мужчинами и двумя женщинами, захватившими само­лет, в то время как израильские спецназовцы готовили свой настоящий ответ.

9 мая, в 16.22, в дело включилось специальное подраз­деление «сайерет», обученное штурму самолетов и осво­бождению заложников. Одетые в форму служащих аэро­дрома, десантники ворвадась в самолет одновременно с разных сторон, застрелили двух мужчин-террористов, ра­нили двух женщин и освободили 97 заложнике». В пере­стрелке был убит один пассажир.

По примеру Израиля другие западные государства стали создавать у себя антитерреристические подразделения. За­падная Германия, Великобритания и другие страны стали направлять в Израиль на выучку своих специалистов. Многие создали свои собственные специальные отряды по израиль­ской модели. В Великобритании — это «САС», или «Специ­альная авиационная служба», в Германии — это «ГСГ-9».

30 мая три вооруженных боевика из японской «Крас­ной армии» убили 27 пассажиров, большинство из них — христианские паломники из Пуэрто-Рико, которые только что прибыли в аэропорт Лод. После первоначального заме­шательства охрана аэропорта открыла огонь, убила двух террористов и захватила живым Козо Окамото. На суде Окамото признался, что он и его сообщники предприняли эту акцию из чувства солидарности с Народным фронтом освобождения Палестины. Это массовое убийство было реваншем за неудавшуюся три недели на?ад попытку захва­та самолета компании «Сабена».

Через 5 недель подошла очередь Израиля нанести от­ветный удар. Бейрутский поэт, член НФОП, Гассан Кана-фани, спланировавший резню в аэропорту Лод, был убит поступившим по почте взрывным устройством. Спустя два дня такое же устройство взорвалось в руках другого функ­ционера НФОП, Бассама Абу Шерифа, который потерял один глаз и несколько пальцев. Эти акции были в традици­ях предыдущих посылочных бомб, которые направлялись египетским чиновникам в 1950-х годах, а также немецким ученым, в начале 1960-х годов.

Порочный круг насилия и возмездия достиг своего апогея во время Олимпийских игр в Мюнхене 5 сентября 1972 г. Под прикрытием подпольной террористической группы «Черный сентябрь», названной в память сентября 1970 года, когда иорданский король Хусейн разгромил организации палестинцев, 7 арабских террористов захва­тили в Олимпийской деревне 11 израильских спортсменов. Первоначальной целью организации «Черный сентябрь», которая являлась тайным ответвлением ООП, была месть Хусейну. Вначале она совершала нападения на иорданские объекты, но вскоре перешла к израильским целям.

Как и в ходе всех предыдущих террористических актов, палестинцы потребовали освобождения из израильских тюрем 250 своих товарищей. Израильское правительство, верное своим принципам, ответило отказом.

Телевидение всех стран донесло до миллионов зрителей развернувшуюся в Мюнхене драму, одновременно создавая рекламу «Черному сентябрю» и вызывая сочувствие к израильским заложникам, в то время как Голда Меир возло­жила ответственность за освобождение заложников на шефа «Моссада» Цви Замира. Он немедленно вылетел в Мюнхен и начал переговоры со своими немецкими коллегами из служб безопасности.

Ссылаясь на приказ Голды Меир и на свой опыт осво­бождения заложников рейса компании «Сабена», Замир просил западногерманских чиновников разрешить ему пу­стить в дело израильских спецназовцев. Канцлер Вилли Брандт, возможно, и согласился бы на это, но по консти­туции окончательное решение оставалось за местными властями, которые ответили отказом.

Замир был вынужден бессильно наблюдать с конт­рольной вышки мюнхенского аэропорта, как плохо подго­товленные немецкие парашютисты проводили свою акцию освобождения, но не смогли убить всех террористов пер­вым залпом. Трое оставшихся в живых палестинцев откры­ли огонь по находившимся в вертолетах скованным наручниками спортсменам и забросали их гранатами.

Мир был шокирован этой трагедией, продемонстриро­вавшей, что терроризм выходит из-под контроля.

Спустя пять дней после резни в Мюнхене сотрудника посольства Израиля в Брюсселе Задока Офира срочно выз­вали к телефону. Его пригласили в кафе «Принс», где араб с марокканским паспортом в упор расстрелял его. Офир был тяжело ранен, но выжил. Позже выяснилось, что Задок Офир был сотрудником «Моссада», действовавшим под прикрытием должности первого секретаря посольства, а араб был двойным агентом и находился у него на связи. Посольство Израиля в Брюсселе в тот период стало важней­шим центром израильской разведки после того, как за убий­ство Бен-Барки де Голль выдворил «Моссад» из Парижа.

Возвратившись из Мюнхена, Замир прямо из аэропорта Лод поехал с докладом к Голде Меир. Премьер-министр, закаленный политик и в то же время типичная «еврейская мама», слушала его со слезами на глазах, в ней боролись холодный расчет и горячее желание отомстить за смерть «мальчиков». Вскоре они вылились в непреклонную решимость уничтожить убийц.

Меир создала новый пост «советника премьер-мини­стра по вопросам контртерроризма» и назначила на него генерала Аарона Ярива. Только что кончился восьмой год пребывания его на посту директора «Амана», и его место в истории было обеспечено военными заслугами в ходе Шестидневной войны 1967 года.

Меир, Ярив и Замир были просто одержимы проблемой борьбы с арабским терроризмом, и по их настоянию изра­ильский кабинет создал специальный секретный комитет под председательством Голды Меир и Моше Даяна, кото­рый должен был найти ответ за Мюнхен. Секретный коми­тет фигурировал просто как «Комитет "Икс"», и даже не все члены кабинета министров знали о его существовании. «Комитет "Икс"» принял историческое решение уничто­жить всех членов «Черного сентября», прямо или косвен­но связанных с подготовкой убийства в Мюнхене.

Задача была поставлена предельно четко: пленных не брать. Это был откровенный акт мести: террор против террора. Исполнение было поручено «Моссаду». Команду израильских убийц возглавил высокопоставленный работ­ник «Моссада» Майк Харари, который лично отобрал в свою группу оперативников, мужчин и женщин, и открыл командный пост в Париже. Он также запасся несколькими фальшивыми паспортами, один из которых был на имя французского бизнесмена Эдуарда Станисласа Ласкье. Вся работа по планированию операции осуществлялась самим Харари и сотрудником «Моссада» Аврахамом Гехмером, работавшим под прикрытием первого секретаря посоль­ства Израиля в Париже.

Прежде всего был составлен список всех арабов, при­нимавших участие в мюнхенском теракте. Потом опергруппа приступила к розыску террористов, которые осели в разных европейских странах, занимаясь как легальной, так и нелегальной деятельностью. Каждый раз, когда Хара­ри и его люди были готовы нанести удар, запрашивался «Комитет "Икс"», который давал окончательное согласие на убийство. Премьер-министр и ее тайный комитет дава­ли согласие на каждое индивидуальное убийство.

Первым в октябре 1972 года был убит Адель Ваель Звайтер, палестинский интеллектуал, который работал на  «Черный сентябрь» в Риме. За последующие 10 месяцев команда Харари уничтожила 12 палестинцев, причастных к террористическим актам против гражданских лиц. В Риме, Париже и Никосии их убивали из пистолетов с глу­шителями из проезжающих автомобилей или с мотоциклов и с помощью дистанционно управляемых взрывных уст­ройств.

«Черный сентябрь», видя гибель своих лучших опера­тивников, пытался ответить тем же. 13 ноября 1972 г. в Париже был застрелен сирийский журналист Хадер Кано, являвшийся израильским агентом. 26 января 1973 г. на пороге своего дома на Гран виа в Мадриде был застрелен израильский бизнесмен Ханан Ишаи. После его смерти выяснилось, что его настоящее имя было Барух Коэн и он прибыл в Мадрид из Брюсселя по заданию израильской разведки.

Коэн в июле 1967 года едва не поймал Арафата, который бежал, переодевшись в женскую одежду с тради­ционной арабской чадрой.

В 1972 году ему удалось выявить еврейско-арабскую шпионскую группу сирийской разведки. Потом он был направлен в Европу для работы с агентурной сетью из молодых палестинцев. Один из его агентов оказался двой­ником, работавшим на «Черный сентябрь», он и застрелил Коэна. Коэн стал первым офицером израильской разведки в Европе, погибшим от рук палестинцев.

Некоторые родственники Коэна утверждали, что его гибель можно было предотвратить. В нарушение всех тре­бований безопасности фотография Коэна в военной форме была опубликована в юбилейном фотоальбоме части, в которой он служил. Рядом с ним и тоже в военной форме стоял его лучший друг Задок Офир. Арабская разведка тщательно следит за такими публикациями, и поэтому из­раильские агенты никогда не фотографируются. Даже если Коэн, работая с палестинской агентурой, скрывал свое израильское происхождение, его могли опознать по этой фотографии.

Члены семьи Коэна были убеждены, что он стал жерт­вой ошибок своих руководителей, и их не утешало то, что «Моссад» мстил за его гибель. Его вдова Нурит расска­зывала: «Время от времени ко мне заходили офицеры, сослуживцы мужа и спрашивали: «Ты читала в газетах о том, что тот или другой араб был застрелен или разорван взрывом на части?». Что я могла сказать? Что это меня утешает?». Прошел слух о том, что все боевики «Черного сентября», причастные к убийству Коэна, были ликвиди­рованы.

Смерть Коэна должна была послужить еще одним пре­дупреждением Израилю. Разведсообществу следовало свя­зать воедино убийство Коэна, покушение на Офира и убийство двойного агента Кано, а «Моссаду» — сделать выйод о том, что палестинцы действовали на высокомуфо-фессиональном уровне, проникая в центр израильских разведывательных операций в Европе.

Через 7 месяцев после мюнхенской трагедии израильские убийцы обрушили свою кару на арабский мир. На этот раз их жертвами стали два командира «Черного сен­тября» — Мухаммад Нажжар и Камаль Адван, а также пресс-офицер ООП Камаль Насер. Ночью 10 апреля 1973 г. все трое были застрелены в своих квартирах в Бейруте. Убийцами были израильские спецназовцы, действовавшие под руководство опергруппы «Моссада», которые ночью высадились с вертолета на ливанском пляже. Вся операция была образцом военного планирования.

Еще более впечатляющими стали действия израильской разведки. Спецназовцы имели адреса всех трех жертв, и на берегу их ждали арендованные «мерседесы». Это свидетельствовало о высокой степени координации действий агентов «Амана» и «Моссада» в арабской столице, где не было посольства Израиля, которое могло бы обеспечить дипломатическое прикрытие. В силу состояния войны из­раильтяне даже не могли легально въехать в Ливан.

Это был второй рейд израильской разведки в Бейрут за последние четыре с половиной года. Он имел кодовое на­звание «Весна молодости». В числе участников этой опе­рации, продемонстрировавшей военную мощь Израиля, были такие молодые офицеры, как Ехуд Барак и Амнон Липкин-Шахак, которые впоследствии займут высокое положение в «Амане».

Удовлетворение от хорошо выполненной работы согре­вало сердце в течение почти трех месяцев, но все это закончилось в городке Лиллехаммер. В начале июля 1973 года основная часть опергруппы Харари с санкции Голды Меир и «Комитета "Икс"» собралась в этом городке на севере Норвегии. Оперативники съехались сюда из раз­ных концов Европы для того, чтобы свести счеты с «Крас­ным принцем». Под таким кодовым обозначением в делах «Моссада» проходил Али Хассан Саламех.

Саламех был оперативным работником «Черного сен­тября» в Европе, и именно он спланировал убийство изра­ильских спортсменов в Мюнхене и убийство Коэна в Мад­риде. Однако Саламех был известен и за пределами «Черного сентября». Он был сыном крупного командира ООП, погибшего в ходе войны 1948 года, и возглавлял «подразделение 17» — специальную службу ООП, отвечав­шую за охрану Ясира Арафата. Название происходило от телефонного номера «17», который был установлен в по­мещении этой службы в штаб-квартире ООП в Бейруте. Учитывая причастность Саламеха к убийству в Мюнхене, «Моссад» решил положить конец его карьере.

Саламех был самоуверенным плейбоем и любителем женщин, но в ловушку загнать его было очень трудно. После нескольких месяцев поисков боевики Харари с эн­тузиазмом ринулись в Лиллехаммер, поскольку агенты, проводившие предварительную разведку, были уверены, что они нашли Саламеха. Опергруппа Харари установила свою жертву в Лиллехаммере, следила за ним в течение несколь­ких дней, чтобы убедиться в том, что это действительно был «Красный принц», и вечером 21 июля расстреляла его. Боевики немедленно покинули Норвегию, а другие изра­ильские агенты укрылись на конспиративных квартирах.

Только на следующий день израильтяне узнали, что они допустили страшную ошибку — убили совсем не того че­ловека, а марокканского официанта по имени Ахмад Бучики, который был женат на норвежке. Его беременная жена стала свидетельницей убийства.

Это могло сойти израильтянам с рук, и никто бы не узнал об этой ошибке, если бы не глупейшее поведение вспомогательных агентов, осуществлявших наблюдение за Бучики и подготовку убийства, которые совершили все мыслимые промахи, как будто хотели, чтобы норвежская полиция их поймала.

Полиции даже не потребовалось больших усилий, чтобы задержать их. Эти агенты «Моссада», которые должны были уметь мгновенно исчезать в случае появления опасности, необъяснимо оставляли следы на каждом шагу. Он ездили по Лиллехаммеру на автомобилях, арендованных на их под­линные имена, вместо того чтобы использовать для этой цели какого-то посредника, который бы не имел представ­ления об истинной цели убийц. Осуществляя наблюдение за Бучики, они вели себя как стадо слонов в посудной лавке, не соблюдая никаких правил конспирации.

Соседи несчастного сообщили полиции номер автома­шины, и два израильских оперативника были арестована в момент, когда возвращали в аэропорту арендованный ими автомобиль. Дан Эрт и Марианна Гладникофф сразу же признались, что работают на израильскую разведку, и сообщили адрес конспиративной квартиры «Моссада». На квартире полиция задержала еще двоих членов опер-группы.

Норвежцы были изумлены дилетантизмом работников разведки, считавшейся лучшей в мире.. Самому Харари удалось скрыться, но Аврахам Гехмер и еще пятеро оперативников были арестованы.

Западные спецслужбы сочувствовали «Моссаду». Они понимали, что сами могут оказаться в такой же ситуации, и из чувства профессиональной солидарности не хотели усугублять положения. Также присутствовал и достаточно сильный фактор симпатий к Израилю, ведущему борьбу с арабским терроризмом, и западные спецслужбы отдавали ему дань уважения.

Это было слабым утешением для Израиля. «Моссад» не мог успокоиться, пока наконец спустя пять с половиной лет не расквитался с Саламехом. Небольшая оперативная группа израильтян, в которую опять входила женщина, въехала в Ливан с канадскими паспортами. 22 января 1979 г. они запарковали автомашину, начиненную взрывчаткой, на обочине дороги в Бейруте и взорвали ее в тот момент, когда мимо проезжал «Красный принц». Он просто испа­рился вместе со своим автомобилем.

Одержимость местью стала отрицательно сказываться на способности израильской разведки выполнять другие задачи. Старшие офицеры жаловдлнсь на то, что их превратили в какой-то филиал международного концернаубийц. Они утверждали, что значительная часть кадрового и оперативного потенциала «Моссада» и «Шин Бет» была завязана на поиске террористов в ущерб другим задачам разведки, в первую очередь сбору информации о военных приготовлениях соседних арабских стран.

Под ударами израильской разведки «Черный сентябрь» распался, и теперь израильтяне решили разделаться со сво­им заклятым врагом, лидером НФОП Джорджем Хабашем. 10 августа 1973 г. израильские истребители перехватили ливанский гражданский самолет и заставили его призем­литься на израильской авиабазе. Пассажиров вывели пооди­ночке и допросили, но террориста среди них не было. Этот инцидент заметно подорвал репутацию «Моссада».

Сигнал о том, что Хабаш будет в числе пассажиров, очевидно, поступил от самого ценного агента в среде Пале­стинских партизан, женщины по имени Амина алъ-Муфти. Родившаяся в черкесской семье в Иордании в 1935 году, Муфти была завербована «Моссадом» в Вене в 1972 году, где она якобы влюбилась в израильского пилота. Пилот, похоже, занимался поисками кандидатов на вербовку, и Амина была идеальным выбором. Черкесы, жившие в Из­раиле, уже хорошо зарекомендовали себя на службе в из­раильской разведке.

Ее задание, которое она охотно Согласилась выполнить, сводилось к тому, чтобы переехать в Бейрут и завести там как можно больше связей в среде палестинцев.

Муфти сумела познакомиться с высокопоставленными лидерами ООП и по ночам писала пространные донесения в «Моссад» обо всем, что слышала и видела днем. Она никогда не встречалась с агентами «Моссада» в Ливане и поддерживала связь с разведкой через тайники в вестибю­лях отелей и туалетных комнатах ресторанов. Она также передавала срочную информацию с помощью излюблен­ного израильского средства — миниатюрного радиопере­датчика.

Этот поток информации прекратился в 1975 году с арестом Муфти. Ее пытали и допрашивали палестинцы, а также представители КГБ и восточногерманской разведки. В течение пяти лет Муфти содержалась под стражей в пе­щере около ливанского порта Сидон. Израильтяне через «Красный крест» сумели обменять ее на двух палестинс­ких террористов, приговоренных к пожизненному заклю­чению. Обмен состоялся на Кипре. Муфти получила новые документы и стала работать врачом на севере Израиля.

Георгий Олтаржевский

Источник: http://lenta.ru/articles/2015/06/20/trumpel/

(по материалам лекций, которые я читал своим студентам)

Евреи и армия

Да, мы умеем воевать,

Но не хотим, чтобы опять

Евреи падали в бою,

За землю русскую свою…

Перефраз известной песни.

Средствами массовой информации длительное время создавался образ забитого галутного еврея, трусливого, не способного постоять за себя. Но это совершенно не верно. Мы – мирный народ, и многие путают миролюбие со слабостью. Евреи народ Торы, и заповедь не убивать голубооко заложена в нашем национальном характкре. Но слово употребленное в Торе – это слово, которое относится не к убийству вообще, а к запрету совершать преступление убийства.

Тот, кто видит человека убивающего другого и не вступится за жертву, приравнивается Торой к убийце. Тот, кто не защищает свою жизнь – самоубийца!

Существует убийство в результате стечения обстоятельств. Когда нет злой воли убийцы, скажим, «случайно» задавил прохожего. Здесь нет злого умысла, но совершивший преступление виновин, например в невнимательности при вождении или в неисправности тормозов, и должен нести наказание, хотя и не наказывается по Торе смертью

Существует убийство, как преступление, которое абсолютно запрещено Торой!

Есть оборона – «Если враг пришел тебя убить – убей его первым!». К этой же категории относится защита жизни и здоровья другого человека, а также своей страны и своего народа. Война допустима Торой. Если эта война является коллективной самообороной.

В этом случае солдат совершает правильный поступок и невиновин. Однако все равно необходимо покаяние для восстановления отношений с Богом, а также коллективное покаяние народа после войны, потому что в любой. даже самой справедливой войне есть жестокость и неоправданное насилие.

Есть также различие между солдатом и палачом. Солдат рискует жизнью, - это как бы дуэль с противником на равных. Палач уничтожает свою жертву безнаказанно. Категорически запрещена расправа с беззащитными, пленными, женщинами, детьми, даже если она кажется оправданной с точки зрения военной тактики. Бог есть Бог Защитник сирот и вдов, независимо от того, с чьей бы стороны они не были.

Есть также самоубийство и самопожертвование. Самоубийца, согласно одному из определений – есть часовой, покинувший свой пост. Мы не властны над своей жизнью и смертью, но только Бог. Не в нашей власти родиться, и не в нашей власти умереть, но только в Божьей! Человек, принимающий на себя роль Бога, хотя бы и по отношению к своей отдельно взятой жизни совершает самый страшный грех непослушания, бунта против Бога. В то же время есть самопожертвование, когда человек сознательно идет на смерть для спасения жизни другого человека, если у него нет другой возможности его спасти. Нет Большей любви, когда кто-нибудь отдаст жизнь за своего товарища. В этом отношении Йешуа, который могьспастись Сам, но предпочел умереть, чтобы спасти других – не самоюбийца, но пожертвовавший собой! Есть также самопожертвование для освящения Имени Всевышнего. 

Еврею действительно не было смысла воевать за интересы политиков в странах рассеянии. все же были случаи, когда евреи убивали евреев. Например Речьпосполита Польска была разделена тремя государствами – Астрией,Пруссией и Россией и впоследствии евреи. оказавшиеся в Германии и Австрии воевали против своих родственников в России. Особенно обострилась обстановка в связи с развитием сионизма. Когда евреев обвиняли в предательстве. СССР занимал проарабскую позицию и считал евреев, стремящихся в Израиль изменниками Родины. Евреев обвиняли в космополитизме, отсутствии патриотизма, измене Родине.

Исторический обзор[1]

Книги Танаха повествуют о многих еврейских полководцах. Многие из них вписали настолько яркие страницы в военную науку, что их битвы до сих пор изучаются, например, в военной академии США в Вест-Пойнте.

От Авраhама до разрушения Первого Храма

Книги Танаха повествуют о многих еврейских полководцах. Рассказать обо всех нет никакой возможности — приведем лишь имена: Авраhам (первый еврей), Моше-рабейну, Йеhошуа бин-Нун, все герои Книги Судей, цари Шауль и Давид и почти все цари Израильского и Иудейского царств, на которые распалась держава Давида при его сыне Шломо (который, кстати, уникален тем, что его царствование не омрачалось войнами). Многие из них вписали настолько яркие страницы в военную науку, что их битвы до сих пор изучаются, например, в военной академии США в Вест-Пойнте.

Маккавеи

Сирийский царь Антиох, под управлением которого находилась во втором веке до новой эры Иудея, пытался искоренить иудаизм среди евреев (первая, но далеко не последняя попытка такого рода в нашей истории). Но фанатичные преследования Антиоха подняли евреев на восстание. С помощью своих пяти сыновей Матитьяhу Хашмоней развернул партизанскую войну против сирийских войск. Не прошло и года после начала восстания, как Матитьяhу умер, оставив военное командование своему третьему сыну Йеhуде. Воинский дух Йеhуды был столь силен, что его прозвали Маккаби («молот») — отсюда и «Маккавеи». Он и вправду «молотил» сирийские отряды с такой силой, что спустя два года сирийцы запросили мира.

Войдя в Иерусалим, Маккавеи нашли Храм разрушенным и оскверненным. Они начали восстанавливать и ремонтировать здание, и в декабре 164 г. до новой эры (25 кислева по еврейскому календарю) евреи вновь освятили Храм. Праздник Ханука отмечает память тех восьми дней, в течение которых Храм был снова освящен чудесным образом.

Увы, история на этом не остановилась. Недовольные победой Маккавеев, местные эллинизированные евреи объединились с сирийскими войсками. В 160 г. до новой эры сирийцы вернулись с новыми силами, убили Йеhуду и разгромили войско евреев. Спустя два года из укрытия в пустыне вышел брат Йеhуды Йонатан и начал новое восстание. Ему удалось отстоять часть еврейской автономии, но через несколько лет сирийцы вновь вернулись и убили и его. Тогда взял на себя руководство битвой их брат Шимон. В 142 г. до новой эры Маккавеи, наконец, достигли убедительной победы: «И народ израильский в переписке и договорах начал писать «первого года при Шимоне, великом первосвященнике, вожде и правителе евреев» (Книга Маккавеев). На 80 лет Иудея обрела независимость.

Бар-Кохба

Когда царство Хашмонеев постепенно стало приходить в упадок, Иудея попала под власть римлян — это было около 60 года до новой эры. Владычество завоевателей с каждым годом становилось все тяжелее и привело в 66 г. новой эры к восстанию, которое было жестоко подавлено. Был разрушен Иерусалим и Храм, погибло около миллиона евреев...

Однако дух евреев еще не был окончательно сломлен, и 60 лет спустя вспыхнуло новое восстание — под руководством Бар-Кохбы. На ранних стадиях восстания его войска причиняли римлянам большие потери и даже установили контроль над Иерусалимом. Напуганные римляне направили в Иудею огромную армию. Евреи терпели поражение за поражением, пока их не оттеснили к крепости Бейтар к юго-западу от Иерусалима. Этот последний оплот восстания пал 9 ава — в годовщину разрушения обоих Храмов. Начался почти двухтысячелетний период еврейского изгнания...

Народы, среди которых были рассеяны евреи, не допускали их активного участия в различных сторонах жизни — в том числе в армейской службе. Так что с середины II века новой эры и до середины XIX века евреи в армиях практически не служили. Не было и евреев-офицеров, за редкими исключениями. Так, в Испании — до изгнания оттуда евреев в 1492 году — было немало евреев-офицеров в армии и флоте. Служили евреи и в армиях либеральных мусульманских владык — например, турецкого султана. Были даже евреи-пираты!.. Но все это были лишь исключения из правил. Исключением, пожалуй, можно считать и генерал-майора Анри Роттенбура из армии Наполеона — он получил звание незадолго до отречения императора, и не успел повоевать в этом чине.

Впервые после 17-векового перерыва еврейские генералы появились во время Гражданской войны в США.

(по материалам лекций, которые я читал своим студентам, продолжение)

В армии Линкольна

Вернуть евреев на их родину – это благородная мечта, которую разделяют многие американцы. Я сам уважаю евреев… и не имею возражений против того, чтобы помочь им. (Из выступления в 1863 году – А.З.)

Комментарий: Вспомним удивительные слова, произнесенные в поминальной речи после гибели президента Авраама Линкольна раввином Бенджамином Шольдом: «Для нас, евреев, Линкольн имел особую значимость. В ходе истории у нас было много отечеств. И нигде мы не знали свободы. Мы обрели свободу лишь здесь, в Соединенных Штатах. И Линкольн был настолько привержен свободе, что мы можем считать его истинным сыном Израиля…»  Знакомство с еврейской средой возбудило в нем интерес, а потом и уважение к еврейскому наследию. Он изучил иврит. Настолько, что читал и изучал книги Танаха в оригинале. Обладая феноменальной памятью и поистине энциклопедической эрудицией, в своих речах президент Линкольн (он был непревзойденным оратором) часто цитировал изречения мудрецов, в том числе — и слова еврейских пророков. Почти всю книгу Теилим(Псалмы царя Давида) он знал наизусть.

Авраам Линкольн, в отличие от большинства его сограждан того времени, не был заражен антисемитскими предрассудками, поэтому его приход к власти называют переломным моментом в истории американских евреев. К евреям, как и к любой другой этнической или конфессиональной группе, считал президент, не следует относиться хорошо или плохо просто по факту их происхождения. Они такие же американские граждане, как и христиане, а потому имеют те же самые права и привилегии, гарантированные Конституцией. Этнический и религиозный плюрализм, считал Линкольн, является залогом успешности американской демократии.

Можно сказать, что Авраам Линкольн был первым президентом, проводившим политику «плавильного котла». Стремясь завоевать максимально широкую популярность, он старался добиться расположения среди разных этнических групп населения, в том числе и среди евреев. Так, несмотря на оппозицию в своем окружении, Линкольн в 1862 году назначил раввина Джейкоба Франкеля первым официальным военным капелланом армии Федерации.
В Гражданской войне Севера и Юга принимало участие около 10 тыс. евреев. И хотя около 70 процентов из них сражались в армии северян, евреи, жившие на Юге, в основном поддержали Конфедерацию. Этот факт, а также то обстоятельство, что многие евреи Севера выступали с пацифистскими лозунгами и требовали немедленно прекратить войну, никак не повлиял на отношение 16-го президента к еврейской общине и не превратил его в антисемита.

Гражданская война в США стала одной из первых войн индустриальной эпохи, для которых характерна, в частности, гораздо большая, чем в войнах прежних времен, численность армий. Для того, чтобы вести их в бой, понадобилось немало генералов. Более тысячи человек были произведены в годы войны в генералы в армии Северных штатов. Из них не менее семи были евреями.

Наиболее высокопоставленным еврейским генералом в армии Линкольна был генерал-майор Фредерик Кнепфлер, уроженец Венгрии. Он командовал 79-м Индианским полком и получил звание бригадного генерала за отличие в битве при Чикамуаге. Генерал-майором он стал после знаменитого «марша Шермана» через Джорджию.

Леопольд Блюменберг был лейтенантом прусской армии. Антисемитизм заставил его иммигрировать в США. С началом войны Блюменберг занимался созданием Мэрилендского добровольческого полка, с которым позже он сражался в Кампании на полуострове. Он был тяжело ранен в сражении при Антиетаме, после чего получил «временное звание» бригадного генерала («временное звание» — существовавшая в то время практика повышения воинского звания офицера; новое звание рассматривалось, в основном, как дань уважения и не давало права на повышенное денежное содержание или дополнительные полномочия).

Полковник Лео Ньюмен скончался от тяжелых ран в госпитале в 1863 г., так и не узнав, что президент Линкольн подписал постановление о присвоении ему звания бригадного генерала.

Эдвард Саломон, уроженец Германии, поселившийся в Чикаго, с началом войны вступил в 25-й Иллинойский пехотный полк в звании лейтенанта и сделал быструю карьеру, благодаря своей храбрости на полях сражений. В Геттисбергской битве в 1863 г. он в звании полковника командовал 82-м Иллинойским добровольческим полком, в котором сражалось свыше 100 еврейских солдат, и получил после сражения «временное звание» бригадного генерала. После окончания войны генерал Саломон провел свою часть победным маршем на параде в Вашингтоне — ему было тогда всего 29 лет!

Также в армии Северных штатов воевали генералы Альфред Мордехай, Пинхас Горовиц и Вильям Мейер (отметим, что в армии южан евреев-генералов не было). Примерно в те же годы в американском флоте служил Урия Леви, который незадолго до Гражданской войны получил звание коммодора — в то время высшее звание в американском флоте. Он сохранился в памяти американцев как человек, который отменил телесные наказания во флоте США, и как человек, который помог сохранить для потомков дом первого президента США Томаса Джефферсона (Леви купил приходящее в упадок поместье Монтичелло и восстановил его за свои деньги; позднее его потомки передали дом в собственность правительства США, и там открыт музей Джефферсона). Старейшая военно-морская синагога (как звучит, а?! — Ред.) в США названа его именем.

Коммодор флота США Урия Леви

В Первой мировой войне участвовали уже многомиллионные армии. В общей сложности в армиях всех сражающихся стран воевали почти 1,2 миллиона евреев. В ряде стран были и еврейские генералы — в Австро-Венгрии (8 человек), в США (3 человека), в Великобритании и странах Содружества. Уроженец Ирландии Авраhам Бриско был первым евреем, дослужившимся до звания коммодора (соответствует бригадному генералу) в британских ВВС. Генерал-лейтенант сэр Джон Монаш командовал с июня 1918 года австралийскими войсками во Франции и руководил прорывом немецких линий 8 августа того же года, сломившим сопротивление Германии. Монаш по праву считался одним из наиболее выдающихся военачальников Первой мировой войны.

Рекорд по числу евреев-генералов в этот период принадлежит Франции. За годы Третьей республики (1870-1940) 23 еврея дослужились в этой стране до генеральских чинов!

АЛЕКСАНДЕР (Alexander), Абрам сэр 1743-1816. Один из первых поселенцев американских колоний. Молодым человеком Александер эмигрировал из Лондона в Чарлстон, Южная Каролина, где он стал священнослужителем в небольшой еврейской общине, создав для нее «молитвенник сефардийского обряда».. После того как в 1780 г. Чарлс:гон окружили войска англичан во время Американской революции, он служил в новой администрации клерком и аудитором.

Его вторая жена была вдовой француза-гугенота, она приняла иудаизм и стала строго правовер­ной. Александер был одним из осно­вателей и первым генеральным се­кретарем Верховного Совета 33 сте­пени Шотландской масонской ложи, образованной в Чарлстоне.

Американские генералы...

Как писалось выше, в годы Первой мировой войны в армии США было три генерала-еврея. В следующих войнах их число резко увеличилось. Мы расскажем вам лишь о некоторых из них.

Генерал Морис Роуз начал свою карьеру лейтенантом американских экспедиционных сил в Европе в годы Первой мировой войны, после окончания которой он решил сделать военную службу своей профессией. Вторую мировую он начал в должности начальника штаба 2-й танковой дивизии в Северной Африке и в 1943 году был произведен в бригадные генералы. После разгрома Роммеля Роуз (тогда уже генерал-майор) был назначен командиром 3-й танковой дивизии в Европе. Он провел своих людей через много сражений во Франции, Бельгии и Германии, был награжден высокими американскими наградами и высшим французским орденом Почетного легиона. Незадолго до конца войны он погиб в тяжелом бою.

Генерал Юлиус Адлер также сражался в Европе в Первую мировую войну. В годы II мировой он командовал 77-й пехотной дивизией на тихоокеанском театре военных действий. Также кавалер многих высоких военных наград.

Генерал-майор Стенли Хайман служил в военной разведке во время вьетнамской войны. Он был награжден высокими правительственными наградами и стал генералом, не достигнув еще возраста 40 лет. Генерал-майор Роберт Соломон в этот же период служил в аппарате американских военных советников при штабе южновьетнамской армии и также отмечен высокими наградами за проявленную доблесть.

...и адмиралы

Интересно, что в послевоенные годы в США количество знаменитых евреев-адмиралов почему-то превышало количество евреев-генералов. Вот только некоторые из тех, кто пошел по пути коммодора Урии Леви. Все перечисленные ниже адмиралы закончили военно-морскую академию в Аннаполисе, где учился и Леви.

Контр-адмирал Гершл Гольдберг, выпускник Аннаполиса 1935 года. Возглавлял командование вспомогательных систем ВМС США.

Контр-адмирал Самнер Шапиро (выпускник 1949 года). При администрациях Картера и Рейгана возглавлял военно-морскую разведку.

Вице-адмирал Бернард Каудерер (выпускник 1953 года). Командовал ударной атомной подлодкой. В разное время занимал должности командующего подводными силами Тихоокеанского и Атлантического флотов США и объединенных ВМС НАТО. Основал «трудовую династию»: его зять закончил Аннаполис в 1977 году, а два внука учатся там в настоящее время.

Адмирал Хайман Риковер. Этот обладатель высшего звания в американском флоте имел и неформальное звание — «отец атомного подводного флота». Под его руководством был построен «Наутилус» — первая в мире атомная подлодка.

Контр-адмирал Аарон Ландес — военно-морской раввин (!) в 1955-1989 годах. Завершил службу директором Службы капелланов резерва ВМС, став единственным еврейским священнослужителем на этом посту за всю его историю. Под его началом состояли 700 капелланов, представляющих различные конфессии.

Адмирал Джереми Бурда. Занимал самую высокую должность среди всех адмиралов-евреев — командующего морскими операциями, что является высшей должностью в американском флоте.

Герои и труженика военных будней

Бен-Саломон[1]

Его подвиг чем-то перекликается с последним подвигом Самсона — героя Книги Судей. Напомним, что Самсон был взят в плен филистимлянами, ослеплен и приведен в храм одного из местных идолов, чтобы все могли насладиться его муками. Враги не знали, что к Самсону возвратилась его былая сила, и в разгар праздника со словами: «Умри душа моя с филистимлянами» Самсон своротил храмовые колонны, обрушив все здание и похоронив под обломками вместе с собой много сотен врагов.

Похожий подвиг совершил в 1944 году капитан американской армии Бен Саломон. С одним отличием: у Самсона не было другого выхода — его ждала смерть. Капитан Саломон вполне мог спастись — ему достаточно было отступить в тыл. Он предпочел остаться...

В США Почетная медаль Конгресса является высшей военной наградой. Примерно как звание Героя Советского Союза в СССР, но с гораздо более строгими критериями награждения. Один пример: среди награжденных был генерал Дуайт Эйзенхауэр, верховный главнокомандующий союзных войск в Европе, но он отказался принять медаль, заявив, что не заслужил ее!.. За 140 лет существования Медали почета 13 раз ею награждались евреи. В мае 2002 года медаль получил 14-й еврей — капитан Бен Саломон, военврач, по гражданской специальности — дантист...

7 июля 1944 года, во время боев за Сайпан (остров в группе Марианских островов на Тихом океане), часть, где служил капитан Саломон, была атакована превосходящими силами японцев. Несмотря на яростное сопротивление американцев, фронт батальона был прорван, и японцы добрались до батальонного медпункта, переполненного ранеными. Оценив всю опасность ситуации, капитан Саломон приказал раненым выбираться в тыл и попытаться достичь полкового медпункта. Сам же он с еще несколькими солдатами остался прикрывать их отход.

Когда на следующий день американские войска отбили позицию, было найдено тело доктора Саломона. Его руки все еще сжимали гашетку пулемета, и 98 тел (!!!) японских солдат лежали перед ним...

Источник: Журнал  Мигдаль Times 

(продолжение следует)

(по материалам лекций, которые я читал своим студентам, продолжение)

Франция

ДРЕЙФУС (Dreyfus), Альфред 1859-1935. Французский офицер, жертва дела Дрейфуса. Родился в ассимилированной семье среднего класса в Эльзасе. Дрейфус выбрал карьеру военного и стал артилле­рийским офицером. После прохож­дения штабного курса он получил назначение в Генеральный штаб в звании капитана. Честный, трудо­способный, замкнутый, среднего роста, в пенсне, он был, в целом, не­примечательным человеком. Вне­запно Дрейфус оказался в центре юридической драмы, которая потря­сала Францию в течение нескольких лет, и из-за которой он оказался в центре внимания всего мира.

В 1894 г. французская контрраз­ведка получила из корзины для бу­маг военного атташе Германии в Па­риже написанное от руки bordereau, или перечень, в котором перечисля­лись секретные французские воен­ные документы, которые уже были посланы или отправлялись в Герма­нию. Возникло подозрение, что кто-то из генерального штаба был из­менником. Подозрение пало на Дрейфуса, хотя не было никаких ре­альных свидетельств против него, кроме сходства почерка, и того, что он единственный еврей в штабе. Не­смотря на это, генерал Мерсье, воен­ный министр, приказал его аресто­вать, вероятно, в надежде, что за­ставит его признаться. Этого не про­изошло, и Дрейфус предстал перед судом из пяти судей. Все это прохо­дило втайне, и когда судьи задали неуместный вопрос о недостатке до­казательств, им был показан сек­ретный документ, содержание кото­рого не было раскрыто ни обвиняе­мому, ни его адвокату. На основании

этой проведенной с огромными на­рушениями процедуры Дрейфус был обвинен в измене и приговорен к пожизненному заключению -смертная казнь была запрещена не­сколькими годами ранее. На пуб­личной церемонии с него были со­рваны нашивки, соответствующие его званию, и он был разжалован. Затем его отправили на Чертов ост­ров, скалу длиной в две мили и ши­риной в полмили, находящийся в группе островов у побережья Фран­цузской Гвианы в Южной Америке, используемый как колония для осо­бых преступников. Единственными обитателями этого крохотного без­жизненного островка были Дрей­фус, закованный в цепи в каменном каземате, и его охрана. Чтобы не возникало вопросов, дело закрыли, а заключенного оставили гнить там до конца жизни.

Однако в Париже его брат Ма-тье и еще несколько человек про­должали утверждать, что произош­ла чудовищная судебная ошибка. Они узнали, что на тайном суде ис­пользовалось незаконное свиде­тельство, и что опубликованный до­клад о признании Дрейфуса после суда был фальшивкой. Литератор и редактор, еврей Бернар Лазар, рас­пространил памфлет «Правда о де­ле Дрейфуса». Но эти усилия при­влекли мало внимания. В 1896 г., почти два года после суда, сомне­ния были подкреплены из неожи­данного источника. Они попали в руки полковника Пикара, нового главы Бюро контрразведки. Это бы­ли обрывки неотосланной записки германского военного атташе фран­цузскому штабному офицеру, майо­ру графу Эстергази, указывающие на то, что последний получал день­ги от немцев. Эстергази был кути­лой и мотом из аристократической польской семьи, женившимся на до­чери французского маркиза. Интуитивно Пикар повторно изучил до­кументы Дрейфуса, особенно сек­ретное досье, которое было собрано в его департаменте майором Анри, и показанное во время военного трибунала. Пикар обнаружил, что то самое bordereau было написано почерком Эстергази. Стало ясно, что именно Эстергази шпионил в пользу Германии, а за это постра­дал Дрейфус. Пикар сообщил об этом начальнику штаба и его замес­тителю, но они попытались убедить его бросить это дело. Когда он отка­зался так поступить, его отправили служить в Тунис. Майор Анри, кото­рый подделал документы в секрет­ной папке, добавил в нее свежие подделки, главной из которых было сообщение от германского военного атташе, переданное его итальянско­му коллеге в Париже, указывающее на Дрейфуса как на шпиона. Дви­жимый чувством долга Пикар смог передать сведения о своем откры­тии своему другу-юристу. Когда его начальство обнаружило эту утечку, Пикар предстал перед судом за на­рушение устава и оказался в тюрь­ме. Но брешь была пробита, и важ­ная политическая фигура, Огюст Шерер Кестнер, вице-президент се­ната, взял дело на доследование. Количество защитников Дрейфуса росло, и к ним примкнули извест­ные новообращенные, такие как ли­дер социалистов Жан-Леон Жорес, замечательный оратор Клемансо, известные писатели Анатоль Франс и Эмиль Золя. Им удалось заста­вить правительство провести суд над Эстергази. Общественное мне­ние и мнение армии было направле­но на то, чтобы его не оправда­ли. Мог произойти общественный взрыв, если бы не Эмиль Золя. По­сле вердикта он отправился домой и заперся в комнате на 24 часа. На следующий день, 13 января 1898 г., он опубликовал в газете Клемансо

L'Aurore открытое письмо, адресо­ванное президенту республики. Это был громоподобный обвинитель­ный акт объемом в четыре тысячи слов в адрес политического и воен­ного устройства под большим заго­ловком J'Accuse...! (Я обвиняю...!). В нем Золя назвал поименно тех, кого он считает виновными в намерен­ном совершении и сокрытии акта несправедливости, и предлагал им уличить его во лжи. Эта акция ста­ла международной сенсацией. Во Франции из-за этого поднялась та­кая волна ярости и оцепенения, что правительство с неохотой было вы­нуждено принять меры против са­мой выдающейся литературной фи­гуры. Против него было возбуждено дело военным министром и про­водилось в атмосфере открытой враждебности к ответчику и под уг­розой того, что весь генеральный штаб подаст в отставку, если его честь не будет защищена. Суд про­голосовал против Золя большинст­вом в семь голосов против пяти, и он получил максимальное наказание: год тюрьмы и штраф в пять тысяч франков. Опасаясь убийц, он бежал в Англию, но суд по его вопросу дал делу Дрейфуса международную ог­ласку и вверг всю политическую, об­щественную и интеллектуальную жизнь Франции в такую пучину, ко­торая не могла успокоиться до кон­ца века.

Глядя на это расследование век спустя, трудно объяснить, каким образом судьба одного незаметного армейского офицера могла в тече­ние ряда лет занимать умы фран­цузов и ввергнуть страну в столь яростное противостояние, что рас­падались семьи, а старые друзья убивали друг друга. Очевидно, что дело Дрейфуса стало катализато­ром, выявившим все главные кон­фликты, предубеждения и напря­женность французской политики

того времени. Незадолго до этого, в 1870 г., Франция потерпела пораже­ние и была унижена Пруссией, Бис­марком и кайзером. Она до тех пор оставалась в военной тени Герма­нии. Французская армия была предметом патриотической гордос­ти и национальных чувств. Она не­сла в себе память о минувшей славе и надежды на будущие победы. Ге­нералы боролись против повторного рассмотрения дела, опасаясь, что станет очевидным тот факт, что во­енные пошли на подлог и противо­законные действия, чтобы обви­нить невиновного и защитить из­менника. Для населения было не­выносимо узнать, что обожаемая армия ослаблена и дискредитиро­вана таким образом, а это могло служить на руку только врагу - Гер­мании. В мрачной атмосфере дово­дов и контрдоводов люди, как обычно, верили в то, во что они хотели верить. И поскольку престиж и честь французской армии были по­ставлены против предположения о виновности Дрейфуса, народ сопро­тивлялся пересмотру дела.

За армией стояли мощные силы правых, готовых взорвать респуб­лику, подобно тому, как это произо­шло в 1870 г., и силы перемен, отож­дествляющие себя с республикой. Церковь вступила в борьбу против растущего секуляризма, антикле­рикализма и интеллектуальной свободы, которые смывали тради­ционный авторитет религии. Выс­шее общество тоже вело борьбу, за­щищая свои цитадели привилегий. Пресса в большинстве была на сто­роне истеблишмента и обостренно патриотична. Защитники Дрейфу­са страдали от ежедневно выражае­мой ненависти и обличений. Доста­точно удивительно, что это было не конфронтацией правых и левых. Зарождающаяся социалистическая партия Франции по своим классовым устоям находилась в оппози­ции как к буржуазии, так и к воен­ным, а защитники Дрейфуса при­надлежали и к тем и к другим. Со­циалисты не относились к делу, как к своему делу, и занимались им только из-за того, что Жорес убедил своих коллег, что с его помощью можно настроить республику про­тив правых, и выступить в качестве защитников справедливости.

Самым отвратительным и са­мым пугающим аспектом дела Дрейфуса был антисемитизм, всплывший во Франции на поверх­ность. Во главе его встал Эдуард Дрюмон, его Национальная антисе­митская лига и его газета LaLibreParole. Лагерь людей, выступавших против пересмотра дела, был зара­жен мыслью о том, что за евреем Дрейфусом стоял таинственный и мощный синдикат, организованный международными еврейскими фи­нансами, чтобы разрушить Фран­цию. Он якобы был заодно с немца­ми, социалистами, атеистами и все­ми другими врагами существующе­го порядка. Каждый защитник Дрейфуса, пусть даже и знамени­тый, выставлялся платным оруди­ем «синдиката». Все свидетельства вины Эстергази и соучастия высше­го офицерского состава были подде­ланы «синдикатом». Эти фантазии, пришедшие из темных веков, были персонифицированы в популярной прессе в образе толстого, с крючко­ватым носом, еврея-ростовщика. После века эмансипации антисеми­тизм во Франции стал одной из мощных политических и обществен­ных сил, такой, как в Германии и России. Большинство из ассимили­ровавшихся французских евреев смотрели на это со страхом. Мало кто из них решился поддержать Дрейфуса.

В 1898 г. произошли перемены. Было избрано новое правительство,

и его военному министру, Кавеньяку, было рекомендовано разобрать­ся в этом деле раз и навсегда. Он изучил досье и представил в парла­мент подробную записку против пе­ресмотра дела. Почти вся страна приветствовала это решение с об­легчением, и только Жорес высту­пил и разрушил заявление Кавень-яка пункт за пунктом. Потрясен­ный министр пытался спасти ситу­ацию, назначив независимого стар­шего офицера изучить документы еще раз. Тот смог доказать, что зна­менитое письмо от итальянского во­енного атташе мастерски поддела­но. Майор, а тогда уже полковник Анри, был арестован, и вскоре по­кончил жизнь самоубийством в ка­мере. Требования пересмотра дела принесли новые плоды. Кассацион­ный суд распорядился провести по­вторное расследование. Для этой цели был создан новый военный суд, заседавший в Ренне, в Бретани. После этого сенсационного прорыва суд в Ренне привлек внимание всего мира. С новой силой возникло вол­нение в массах.

Наступил шок, когда в перепол­ненную залу суда вошел Дрейфус. Почти пять лет на острове Дьявола, проведенных в цепях, одиночестве, тропической лихорадке и лишени­ях, сделали свое дело. Сорокалет­ний, он выглядел сморщенным ста­риком, совершенно седой и едва со­ображающий, что происходит. Горь­кой иронией было то, что он был от­резан от всего мира и от всего про­исходящего. Он один ничего не знал о деле Дрейфуса с момента своей высылки. Ничего, далее о суде над Золя и суде над Эстергази.

Снова судьи придерживались твердого мнения, что вердикт в пользу Дрейфуса станет вердиктом против французской армии. Это было ясно выражено в словах гене­рала Мерсье, бывшего военного министра: «Либо Дрейфус виноват, ли­бо я». Военный суд не мог противо­стоять такому давлению. Он под­твердил вину Дрейфуса, но ввиду особых обстоятельств изменил при­говор, снизив срок до десяти лет, учитывая то время, что он уже от­был в тюрьме. Вскоре после этого ему были принесены извинения от имени президента, и он был осво­божден. Сломленный человек, он отказался принять предложение его друзей и поддерживающих его людей, против рейнского вердикта, чтобы полностью реабилитировать­ся. Этого пришлось ждать до 1906 г., когда Кассационный суд отменил первоначальное обвинение после того, как левое правительство при­шло к власти. Дрейфус был восста­новлен в армии, ему был присвоен чин майора, и он был награжден ор­деном Почетного легиона. В 1894 г. первый суд над Дрей­фусом освещался корреспондентом, евреем из Вены д-ром Теодором ГЕРЦЛЕМ, для его газеты NeueFreiePresse. Позже он присутство­вал на церемонии, когда разжало­вали Дрейфуса, и слышал, как тол­па кричала: «Смерть евреям!» Он писал: «Где? Во Франции. В респуб­ликанской, современной, цивилизо­ванной Франции, через сто лет по­сле Декларации о правах человека». Увиденное им выкристаллизова­лось в разочарование, которое он ис­пытывал по поводу еврейского во­проса, и о потере иллюзий при ответе на вопрос об ассимиляции. Под впечатлением всего этого он напи­сал программу национального и территориального решения вопроса и опубликовал ее под названием «»Еврейское государство». Восемнад­цать месяцев спустя в Базеле со­брался Первый конгресс. На фоне жестокого фарса, учиненного над Дрейфусом, возникло современное сионистское движение.

Французский генерал Йешуа Свердлов он же Зиновий Пешков

Старший брат Я.М. Свердлова (первого председателя ВЦИК и соратника Ленина) – Зиновий Свердлов (1884 – 1966 г.г.) родился в многодетной еврейской семье в Нижнем Новгороде. Настроения членов семьи, включая отца – Михаила Израилевича Свердлова (владельца типографии) – были революционными, о чём особенно ярко свидетельствует жизнь Якова Свердлова. Детские годы Зиновия соответствовали домашней атмосфере, однако, юношей он всё больше начал задумываться о смысле жизни и вскоре навсегда покидает родительский дом. В 18 лет он едет в Арзамас, где отбывал ссылку сосед по Нижнему Новгороду писатель Алексей Пешков (Максим Горький), звавший Зиновия всегда по-соседски: Зина. Юноша не ошибся – сосед принял его. В это время Горький закончил пьесу «На дне» и устроил читку по ролям специально для приехавшего к нему В.И. Немировича-Данченко.

Зиновию досталось «озвучивать» Ваську Пепла. Немирович обратил внимание на случайного исполнителя и предложил ему учиться на актёра – Зине эта идея понравилась. Однако, было одно большое «но» - еврей не имел права проживать в Москве. Писатель не растерялся и предложил Зиновию стать его приёмным сыном. Тут же, в Арзамасе, были оформлены все нужные документы, включая запись о принятии православия. Казалось бы, теперь всё в судьбе Зиновия должно было складываться хорошо. Казалось бы... Но родной отец счёл услугу Алексея Максимовича его сыну как предательство последнего. Его не интересовало, что теперь перед Зиновием – способным молодым человеком, открылась возможность играть на сцене прославленного Художественного театра, - отец только в бешенстве выкрикивал проклятия сыну, которые, как считал Зиновий, преследовали его всю жизнь.

Началось с того, что, выйдя на сцену МХАТа, он почувствовал неизведанную доселе скованность. Куда девалась его лёгкость? Недоумевал он, недоумевал Немирович-Данченко. Зиновий снова и снова отрабатывал необходимые жесты и движения, пока понял: ничего не получится. К этому времени относится его знакомство с женщиной – юной грузинской княжной Саломеей Андронниковой, чувство к которой он пронёс через всю жизнь. Решив эмигрировать из России, Зиновий сказал об этом Саломее и пригласил её поехать с ним вместе. Саломея лишь рассмеялась ему в лицо.

В 1904 году Зиновий Пешков уехал из России в Северную Америку, где он копал канавы, лущил кукурузу и... писал – в надежде стать писателем. Но американский издатель, прочитав рукопись и уплатив автору гонорар, тут же при авторе выбросил её в окно, сказав при этом, что из уважения к отцу автора писателю Горькому никогда не посмеет издать галиматью его сына. Так рухнула и надежда на карьеру великого писателя. Зиновий решает уехать из Америки. Он побывал в Швеции, Англии, Новой Зеландии, Италии, где на Капри некоторое время работал секретарём Горького. Здесь он женился. Именно в день свадьбы на Капри приехала княжна Саломея. Везде, куда его забрасывала судьба, он не только зарабатывал на жизнь, но и встречался с новыми людьми, изучал их языки, обычаи и нравы. По–существу, это были «его университеты».

Начало Первой мировой войны застаёт его во Франции, и он сразу же принимает решение вступить в Иностранный легион, о котором французы говорили: «Краса и гордость французской армии – иностранцы». Легион был создан в 1831 году королём Луи Филиппом, который определил и девиз его – «Честь и верность!» - это означало, что его бойцы готовы выполнить любое задание. Свою службу в рядах Иностранного легиона Зиновий Пешков начал в чине солдата второго класса. 9 мая 1915 года в сражении под Аррасом он был тяжело ранен. Санитары даже не хотели везти в госпиталь истекающего кровью солдата – бессмысленно.

На перевозке настоял молодой французский лейтенант с малоизвестной тогда фамилией де Голль. Зиновий чудом остался в живых, но правая рука была ампутирована. Пролив кровь за Францию, он получил французское подданство и закончил войну майором. В сражении, после ранения, и во время ампутации он вёл себя необычайно мужественно. Пешков получает свою первую награду – орден Военного креста с пальмовой ветвью.

Когда его родной отец – М.И. Свердлов – узнал, что сын в боях потерял правую руку, торжеству его не было предела: оказывается, сбылась цель его проклятия - сын остался именно без правой руки[1]. Если даже родной отец (хотя и проклявший когда-то сына) с радостью реагировал на его несчастье, то можно представить, как воспринимали деятельность Зиновия Пешкова на советской Родине. Его увечье было истолковано советскими историографами как проявление «авантюризма», умением «заводить нужные связи», «втираться в доверие»: якобы, именно эти черты его характера привели к головокружительной дипломатической карьере.

Он принимает деятельное и успешное участие в переговорах Франции с США по вопросу о вступлении американцев в войну на стороне Франции. После этой миссии его в 1917 году награждают орденом Почётного легиона «за исключительные заслуги по отношению к странам – союзницам». В годы гражданской войны Зиновий не раз бывал в советской России в качестве эмиссара французского правительства и разведки». Достоверно известно, что Зиновий Пешков представлял французскую разведку при генерале Жанене, главе миссии союзных войск при адмирале Колчаке. В январе 1920 года именно генерал Жанен предательски сдал адмирала Колчака красным. Есть данные и о том, что Зиновий Пешков сопровождал в Европу следователя Н.А.Соколова с материалами следствия по убийству царской семьи в Екатеринбурге.

В Москве Зиновий узнал, что Саломея Андронникова, приехавшая в советскую Россию к тяжелобольному отцу, находится в тюрьме и приговорена к расстрелу.

Все его попытки спасти её были тщетны. И тогда он отправляет телеграмму Горькому: «Отец, звони Ленину, Троцкому, Карлу Марксу, чёрту-дьяволу, только спаси из харьковской тюрьмы Саломею Андронникову». Саломея была освобождена и вместе с Пешковым уехала в Париж. Однако, злой рок и на сей раз посмеялся над Зиновием: княжна ещё с детства была помолвлена с другим. Так и не состоялась эта семья. На всю жизнь они остались только друзьями. И ещё об одной трагедии, постигшей Зиновия Пешкова. Его дочь стала женой советского дипломата Радина. Не послушав отца, поехала с мужем в Россию, где они оба погибли в сталинских застенках Свердловска – города, носящем имя её родного дяди.

И после всего этого, многие исследователи считали его «человеком Советов» и над ним всегда висело клеймо советского шпиона на Западе. Подобные рассуждения основывались на том, что приёмный сын «буревестника революции» и родной брат первого председателя ВЦИК не мог не работать на Советский Союз. Кроме воспоминаний помощника Сталина Бажанова, содержащих общие рассуждения о помощи большинства русских эмигрантов (и, возможно, З. Пешкова) советской разведке, удалось обнаружить лишь одно достоверное упоминание о его деятельности подобного рода.

В воспоминаниях советского резидента в Пекине времён второй мировой войны А.С. Панюшкина указывается, что важную информацию о поведении японцев в вопросе открытия второго фронта против СССР он получал от посла республиканской Франции в Чунцине З. Пешкова. Делать на основании этого какие-либо выводы нельзя, так как в то время стратегические интересы обеих стран – союзниц совпадали: любым способом не допустить открытия второго фронта.

Побудительные причины деятельности таких ярких фигур, как Максим Горький и Зиновий Пешков, мировоззрение которых было родственным, не были понятны советскому руководству, зацикленному на «коммунистических» догматах с шовинистическим душком. Мог ли забыть, к примеру, «вождь народов», ярый антисемит Сталин высказывания Горького по пресловутому «еврейскому вопросу»? - «За последние годы на Руси развелось довольно много людей, обученных думать, что они – самые лучшие на земле и что враг у них – инородец, и прежде всех – еврей. Этих людей долго и настойчиво убеждали в том, что все евреи – беспокойные люди, забастовщики, бунтари.

Потом их осведомили, что евреи любят пить кровь ворованных мальчиков. Если вся эта проповедь ненависти не принесёт плодов кровавых и позорных, то только потому, что столкнётся с равнодушием русского народа к жизни... Но если это равнодушие будет возмущено усилиями проповедников ненависти, еврей встанет перед русским народом, как племя, обвинённое во всех преступлениях. И не впервые еврей будет поставлен виновником всех бед русской жизни, он уже не раз являлся козлом отпущения за грехи наши, уже платил имуществом и жизнью за то, что помогал нам в судорожном нашем движении к свободе».

Кто знает, может быть именно под влиянием взглядов своего приёмного отца, Зиновий сделал сознательный выбор в пользу Франции, свободу и интересы которой он защищал всю свою жизнь. В то же время он страстно любил Россию, особенно её культуру, на которой был воспитан: Горький и его окружение, артисты МХАТа, Фёдор Шаляпин, Илья Репин, Иван Бунин и многие другие. Человек прекрасно образованный, он свободно владел многими языками и в шутку называл себя гражданином мира. Во время второй мировой войны он остался на военной службе, был начальником отдела французского генерального штаба, воевал на территории Марокко, где, кстати, произошла детективная стычка с его командиром – коллаборационистом, преклонявшимся перед Гитлером.

Сносить его профашистские настроения Пешков молча не мог. Дело кончилось тем, что он был приговорен военным трибуналом к расстрелу. Но накануне исполнения приговора, разговорившись с часовым, предложил тому обмен: золотые часы с гравировкой «Сыну Зине Пешкову от отца Максима Горького» на гранату. Когда Зиновия вывели на расстрел, он схватил единственной рукой гранату и бросился к командиру, взяв его в заложники.

После чего приказал отвезти себя в машине к самолёту, и, угрожая той же гранатой, приказал пилоту взять курс на Гибралтар, где находился Комитет Национального Спасения – правительство Франции в изгнании. Там и состоялась встреча старых боевых друзей: Шарля де Голля и Зиновия Пешкова. В конце войны он стал французским послом в Китае, а затем и в Японии. Единственный иностранный бригадный генерал французской армии, соратник де Голля, литератор, друживший с крупнейшими французскими писателями, в частности, с Эльзой Триоле и Луи Арагоном, который назвал его жизнь «одной из самых странных биографий этого бессмысленного мира», Пешков был одним из наиболее разносторонне образованных людей своего времени во французской республике.

Похороны прославленного героя нескольких войн, одного из основателей движения Сопротивления, кавалера пятидесяти правительственных наград, генерала Франции Зиновия Пешкова – Иешуа Золомона Мовшева Свердлова, уроженца Нижнего Новгорода – вылились в демонстрацию высочайших почестей к нему со стороны Франции.

Есть на кладбище Сент-Женевьев де Буа вблизи Парижа уголок французского Сопротивления. Там находится скромное надгробие с лаконичной надписью: «Зиновий Пешков – легионер». Таково было завещание генерала[2].

Так кем же был Зиновий Пешков? Сын Лаврентия Берии Серго утверждает в мемуарах, что Зиновий Пешков являлся сотрудником «советской стратегической разведки». Но российская разведка устами своих официальных представителей категорически от Пешкова открещивается. Одни историки называют его теперь «гениальным авантюристом», другие - все-таки талантливейшим разведчиком. Кто прав? Может быть, и те и другие? Уж больно красноречивы некоторые сюжеты из послужного списка нашего героя на поприще большой политики. В 1917 году Зиновий Пешков, французский гражданин, проводит успешные переговоры с Вашингтоном по поводу вступления его в войну на стороне Франции. После этой миссии его награждают орденом Почетного легиона «за исключительные заслуги по отношению к странам-союзницам». Объективно говоря, Зиновий Пешков и в России сделал немало для сохранения ее территориальной целостности, но под «властью большевиков». Были у него и совершенно неожиданные миссии: переговоры с Бела Куном, с Чан Кайши, был даже посольский ранг в коммунистическом Китае. И еще. В 1928 году один из советских дипломатов-невозвращенцев пожелал рассказать Пешкову о нынешнем житье-бытье в СССР двух его братьев и сестры. Пешков ничего знать не пожелал, холодно заметив, что это не его семья. Почему?

(по материалам лекций, которые я читал своим студентам, продолжение)

Евреи России и СССР

Евреи — люди лихие,
Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам торгует в рабкопе.

Б. Слуцкий

Российские евреи жили обособленно в черте оседлости - со своей верой, со своими обычаями, отличавшими их от прочих народностей, со своим автономным управлением, и это вызывало желание правителей подогнать и их под общий ранжир для скорейшего достижения единообразия. Побывав однажды в Западном крае и увидев на улицах толпы евреев, Николай I спросил местного губернатора: "Чем они живут? Надо непременно придумать, что с ними делать, и дать этим тунеядцам работу". Все его законы о евреях, в основном, и были направлены против "этих тунеядцев" и целью своей ставили "уменьшение евреев в государстве и, в особенности, в тех местах, где они еще не слишком умножились". В "Уложении о наказаниях" еврейское вероисповедание - наравне с исламом и язычеством - официально признавалось лжеучением, и основной путь к "уменьшению евреев" видели в их массовом обращении в христианство. Опасались и "религиозного фанатизма" этой замкнутой, малопонятной, живущей обособленно народности, которая, как полагали тогда, всячески склоняла христиан к своей вере. Однажды из Петербурга даже запросили генерал-губернатора Новороссийского края о проявлениях этого "фанатизма", но неожиданно им ответили, что ни в чем предосудительном евреи не замечены, - разве что они зажигают по субботам свечи, а это "может привести к пожарам".

Россия 19 век. Кантонисты[1].

«Повелеваем обратить евреев к отправлению рекрутской повинности», — гласил указ царя Николая I от 26 августа 1827 года. Указ установил повышенную норму для иудеев: по десять рекрутов с тысячи человек ежегодно, тогда как у христиан брали по семь с тысячи и раз в два года. В отличие от других народностей, еврейских мальчиков призывали, начиная с двенадцати лет. Совершеннолетние направлялись на действительную службу, а ребят в возрасте с двенадцати до восемнадцати лет определяли в школы кантонистов «для приготовления к военной службе».

Принимая присягу, совершеннолетние рекруты-евреи произносили вслед за раввином над свитком Торы слово в слово по-еврейски: «Именем всемогущего и вечного Б-га Израиля клянусь, что желаю и буду служить российскому императору и российскому государству, куда и как назначено мне будет во все время службы, с полным повиновением начальству...»

Один из царских министров утверждал: «Рекрутский набор есть благодеяние для еврейского народа. Сколько праздных и бедных жидов, поступивших на службу, теперь сыты, одеты и укрыты от холода и сырости».

Однажды А. Герцен наблюдал на этапе такую картину: «Привели малолеток и построили в правильный фронт; это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видал — бедные, бедные дети! Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их... «Жиденышей в кантонисты повезли. Только мало кто из них доедет», — пояснил кучер».

Каково было детям — к месту службы их отправляли под конвоем; в батальонах и школах кантонистов им доставалось за приверженность своей вере, обычаям, за незнание русского языка; их пропускали сквозь строй, ставили коленями на горох и битый кирпич, подвергали жестоким наказаниям, отбирали и сжигали молитвенники.

Можно было облегчить свою участь, крестившись. Перешедшие в православие получали в подарок 25 рублей и определенные льготы. В донесениях сообщалось о новых именах крещеных: Мойша Пейсахович — Григорий Павлов, Израиль Петровицкий — Николай Иванов, Йосель Левиков — Василий Федоров... Ежемесячные рапорты о количестве крещеных посылались лично Николаю I, который поощрял особенно усердных начальников.

Крымская война стала для России XIX века, после Отечественной 1812 года, крупнейшей военной кампанией. Особое значение это историческое событие имело для российских евреев: они впервые за долгие столетия воевали в составе регулярной армии. Именно в те годы норму рекрутов с еврейского населения увеличили втрое: по тридцать человек с тысячи, и так дважды в год. Эти данные приводит историк Э. Флисфиш в книге «Кантонисты».

В соответствии с приказом, который поступил в войска в начале Крымской войны, «евреи-солдаты обязаны были носить на себе особые, установленные религиозным обрядом значки, чтобы в случае их смерти на войне, можно было отличить от прочих убитых воинов и хоронить их по еврейскому обряду». («Крымский вестник», №101, 20 апреля 1900 года, «Еврейское военное кладбище»). Специально назначенные старосты из солдат-евреев следили за соблюдением этого приказа.

Сколько евреев приняло участие в войне, точно до сих пор не известно. Памятник на братской могиле, где покоятся только 500 воинов-евреев, погибших при обороне Севастополя в 1854-55 годах, свидетельствует, что их было несколько тысяч (потери были 1:5), и сражались они достойно.

Однако научных исследований на тему участия воинов-евреев в Крымской войне, как и художественных произведений (за исключением «Наследственного подсвечника» О. Рабиновича, где упоминаются отец и сын — участники обороны Севастополя), не оказалось, во всяком случае, мне они не известны. Участие воинов-евреев в Крымской войне не заметили самые известные авторы, писавшие об этой памятной для России военной кампании. Перечитайте «Севастопольские рассказы» Льва Толстого, «Севастопольскую страду» С. Сергеева-Ценского, «Осажденный Севастополь» М. Филиппова — ни одного еврейского имени.

Сегодня с определенной достоверностью можно утверждать, что это белая страница в истории евреев России и Украины. Точнее, пропущенная...

Тем важнее документальное свидетельство. В фонде редких книг библиотеки «Таврика» в Симферополе хранится четырехтомный «Сборник рукописей, представленных его императорскому высочеству государю наследнику-цесаревичу о севастопольской обороне севастопольцами» (1872). В первом томе опубликованы воспоминания полкового адъютанта Владимирского пехотного полка поручика Наума Александровича Горбунова, воинскую доблесть которого в Севастополе отмечал вице-адмирал В. Корнилов. В них описываются героические действия офицеров и солдат Владимирского полка, который прибыл форсированным маршем из Молдавии в Крым 17 августа 1854 года. Вместе с ними сражались и воины-евреи. Об одном из них упоминает Н. Горбунов:

«Неприятель буквально мел ядрами бастионы. Над нами было истинно чугунное облако — становилось просто темно от массы снарядов, пролетавших над головой. Сначала с нашей стороны отвечали дружно, потом слабее, наконец, к вечеру — изредка, так как на 3-м бастионе почти все орудия были или подбиты, или сворочены, прислуга возле них перебита и ранена.

Всю ночь усиленно производились работы к возобновлению с основания брустверов, на постановку и починку орудий, и наутро 3-й бастион явился пред неприятелем как ни в чем небывалый...

Во 2-й мушкетерской роте был рядовой Белинский (иудейского закона), о котором нельзя не вспомнить. Белинский постоянно находился на бастионе (он был хороший портной и отличный стрелок), ходил в ложементы, храбро дрался на вылазках и во время нападений. Не желая перейти в православие, он уклонялся от всех предлагаемых ему снисхождений, не желал производства поэтому в унтер-офицеры и не получил знака отличия военного ордена, который вполне и неоднократно заслужил.

Личность этого еврея-солдата заслуживает вдвойне похвалы — как храброго защитника, так и твердого в убеждениях человека. Сверх того, замечательно то, что Белинский, как еврей, составлял такое редкое исключение своею храбростью, так как племя, к которому он принадлежал, отличается именно робостью...»

Всех оставшихся в живых воинов правительство наградило знаками отличия «и даже в виде исключения даровало всем евреям — участникам этой кампании особые права».

В те годы право на проживание в Севастополе получали евреи-купцы 1-й и 2-й гильдии. И такую же привилегию даровали евреям — участникам Крымской кампании.

Есть оспариваемое многими предположение, что адмирал Нахимов тоже был еврей, - в 1785 году Степан Нахимов - отец адмирала был произведен в офицеры

Документ:

"МЕТРИЧЕСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО О РОЖДЕНИИ П.С.НАХИМОВА. Смоленской губернии, Вяземского уезда, села Спаса Волженского, церкви Спаса нерукотворенного образа, по справкам метрических книг, хранящихся при оной церкви, оказалось под № 1-м: у майора Степана Михайлова сына Нахимова с женой Феодосиею Ивановной родился тысяча восемьсот второго года, июня 23-го, законнорожденный сын Павел. Крещен священником Георгием Овсянниковым 27 июня же.

При крещении его восприемниками были: Сычевского уезда подпоручик Николай Матвеев сын Нахимов да девица Анна Степанова дочь Нахимова. В чем свидетельствуем с приложением церковной печати. 1846 года марта 11-го дня. К сему свидетельству Вяземского уезда села Спаса Волженского священник Василий Овсянников подписал. Диакон Георгий Овсянников. Дьячек Григорий Руженцев ("Морской сборник", 1902, № 6, Л.Салом. Адмирал Павел Степанович Нахимов, стр. 26-27. Подлинник хранится в Музее Черноморского флота в Севастополе).

Некоторые историки полагают, что указываемое энциклопедиями сын мелкого дворянина Смоленской губернии означает лишь, что отец его из кантонистов принял крещение и стал младшим офицером, что давало личное (не наследное) дворянство - с правом поступления также крещеных детей в военные училища. Однако жена Нахимова креститься отказалась категорически, сыновья на восьмой день подвергались обрезанию, и прожили они всю жизнь в гражданском браке - без венчания и без еврейского обряда.

В России и Польше

Кто создал первую еврейскую армию?

- Моше Даян?

- Нет, Потемкин!

О первой в мировой истории попытке со времени римского императора Тита, разрушившего в 70 году н. э. иерусалимский Храм, вооружить евреев читаем у де Линя: «Мысль составить жидовский полк, под названием Израильского, не выходит у него (Потемкина - прим. автора) из головы. У нас, однако ж, набран их целый эскадрон (дело происходит в Елисаветграде, в декабре 1787 года - прим. автора), который я почитаю неоцененным своим сокровищем, оттого, что длинные бороды их, висящие до колен, которые от короткости стремян высоко поднимаются, и боязнь, которую они оказывают, сидя на лошадях, представляет из них сущих обезьян; трусость живыми красками изображается в глазах их, а неловкость, с которою держат они в руках своих длинные пики, всякого заставит подумать, что они дразнят казаков. Не знаю, какой проклятый святоша уверил нашего маршала (Потемкина - прим. автора), что всякое собрание разноверцев противно Священному Писанию.»
Через полвека об этом необычном воинском формировании более пространно пишет историк и романист Н.А. Энгельгардт, сотрудник суворинского "Нового времени": «Потемкину пришла единственная в своем роде идея – сформировать полк из евреев, который и наименовать Израилевским конным Его Высочества Герцога Фердинанда Брауншвейгского полком, конечно, в том случае, если бы Герцог согласился быть шефом столь необычной войсковой части.
Покамест представлялся Светлейшему один эскадрон будущего полка. В лапсердаках, со столь же длинными бородами и пейсами, сколь коротки были их стремена, скорченные от страха на седле, иудеи представляли разительную картину. В их маслиноподобных глазах читалась мучительная тревога, а длинные казацкие пики, которые они держали в тощих руках, колебались и безтолково качались, кивая желтыми значками в разные стороны. Однако батальонный командир, серьезнейший немец, употребивший немало трудов, чтобы обучить сколько-нибудь сынов Израиля искусству верховой езды и военным эволюциям, командовал, и все шло по уставу порядком.
Особенно хорош был батальон, когда поскакал в атаку. Комические фигуры, с развевавшимися пейсами и полами лапсердаков, терявшие стремя и пантофли и скакавшие с копьями наперевес, заставили гречанку разразиться неудержимым смехом, к которому присоединился сдержанный смех прочих дам и улыбки кавалеров.
Кажется, этого только и добивался Светлейший. Он прекратил эволюции, поблагодарив батальонного командира.
— Ничего, они уже недурно держатся в седле и если еще подучатся, из них выйдет отличное войско, — пресерьезно говорил Потемкин.
И он стал развивать ту мысль, что когда империя Османов будет, наконец, разрушена, Константинополь и проливы в русских руках, то и Иерусалим более не во власти неверных. А тогда должно в Палестину выселить всех евреев, так как от них в Европе происходят одни плутни. На родине же своей они возродятся. И вот, в предвидении сего и приготовляется будущее палестинское войско.
Мистер Захария Клейшботам пришел в совершенный восторг от сего проекта и стал одушевленно развивать прекрасную и человеколюбивую, как он выражался, мысль светлейшего» 


Таким образом, вся история предстает перед нами в глуповато-смешном виде. И уж совсем не вяжется с образом некоронованного русского Императора Григория Потемкина, присоединившего к империи Новороссию, Крым и часть Кавказа. Да и невозможно представить Потемкина, издевающимся над евреями. Деятельный и доброжелательный интерес Потемкина к евреям, сотрудничество с ними, отмечены исследователями.
Современник рассказывает о пристрастии Светлейшего к богословским диспутам: «За недостатком учебных заведений отец записал его в смоленскую семинарию; но, заметя в нем пылкой ум, отправил в гимназию Московского университета. В характере Потемкина оказывалось в то время много странности. «Хочу непременно быть архиереем или министром», — часто твердил он своим товарищам. Поэзия, философия, богословие и языки латинский и греческий были его любимыми предметами; он чрезвычайно любил состязаться, и сие пристрастие осталось у него навсегда; в самой своей силе он держал у себя ученых рабинов, раскольников и всякого звания ученых людей; любимое его было упражнение: когда все разъезжались, призывал их к себе и стравливал их, так сказать, а между тем сам изощрял себя в познаниях»
В 1775 году, когда разрабатывались проекты по привлечению новых поселенцев в южные губернии России, именно Потемкин настоял на добавлении в проект небывалой оговорки: «включая и евреев». Он представил целую программу их привлечения в Новороссию, чтобы как можно скорее развернуть торговлю на отвоеванных землях: семь лет не взимать с них налогов, предоставить право торговать спиртным, обеспечить защиту от мародеров. Иудеям разрешалось открывать синагоги, сооружать кладбища и т. д. В целях увеличения народонаселения края поощрялся ввоз в Новороссию, а впоследствии и в Таврию, женщин из еврейских общин Польши: за каждую такую потенциальную невесту светлейший платил пять рублей. Среди порученцев Потемкина крупный предприниматель и общественный деятель Нота Хаимович Ноткин. Стараниями и таких, как Ноткин, Екатеринослав и Херсон стали частично еврейскими городами.
Вот еще несколько евреев из окружения Потемкина того времени: Карл Иванович Габлиц (1752–1821), Николай Штиглиц (не предок ли Штирлица?) (ум. 1827), купец и ученый-гебраист Иехошуа Цейтлин (1742–1822). В личной библиотеке Светлейшего князя хранился драгоценный свиток из пятидесяти кож с «Пятикнижием Моисеевым», предположительно IX века 
Отношение евреев к Потемкину отмечает и близкий к Светлейшему, поэт Василий Петрович Петров, в стихотворении на смерть покровителя в октябре 1791 г. Некоторые исследователи вообще считают что «Потёмкин стал первым государственником в России провозгласившим сионистскую идею»16.
Вывод очевиден: организацию воинской части из евреев нельзя назвать сумасбродной выходкой Светлейшего князя Потемкина. За ней был какой-то более серьезный резон. 
Саймон Себаг-Монтефиоре сообщает еще три интересных факта, касающихся еврейского полка: «В то же время у Потемкина родился необыкновенный замысел — вооружить против турок евреев. Реализация этой идеи, принадлежавшей, возможно, его другу Цейтлину, началась с образования кавалерийского эскадрона, набранного из кричевских евреев. В декабре 1787 года светлейший создал еврейский полк и назвал его Израилевский. Полком командовал князь Фердинанд Брауншвейгский. На фоне традиционного русского, а тем более казацкого антисемитизма эта затея была особенно удивительна.
По мысли Потемкина, Израилевский полк должен был состоять наполовину из пехоты, наполовину из кавалерии (евреев-казаков с запорожскими пиками). В марте 1788 года проходили учения тридцати пяти бородатых еврейских казаков. Скоро набралось уже два эскадрона, однако пять месяцев спустя Потемкин приказал распустить Израилевский полк.
Собственно, на этом какие-то сведения о еврейском полке Светлейшего исчерпываются. Зато мы располагаем сведениями о другой организованной вооруженной еврейской силе под названием полк, успешно действовавшей через три года после смерти Потемкина. 

За нашу и вашу свободу

4 апреля 1794 года Костюшко, командуя войском из бригад Мангата и Валевского, народовой конницы Зайончека и 16 пушками (кроме того отрядами шляхты из трех воеводств, и до 2 тыс. мужиков, вооруженных пиками и косами) в соединении с Мадалинским, при превосходстве в силах, разбил на голову авангард генерал-майора Тормасова (2? батальона, 6 эскадронов и полк казаков) под Рацлавицами. Битва под Рацлавицами стала сигналом к возмущению Польши и имела огромное нравственное значение. Костюшко особенно радовался, что решительный удар в бою нанесли русским хлопы; двух из них за храбрость он произвел в офицеры21. Храбрецами-хлопами были евреи: Берек Йоселевич и Иосиф Аронович. О втором мы знаем лишь, что он был заместителем первого. О биографии первого есть скупые строки в Еврейской энциклопедии: «Йоселевич Берек (Joselewicz, Berek; Дов Бер бен Иосеф; 1764, местечко Кретинген, ныне город Кретинга, Литва, – 1809, близ местечка Коцк), полковник польской армии, участник восстания Т. Костюшко и наполеоновских войн. В качестве торгового агента виленского епископа князя Массальского неоднократно бывал за границей, в частности, во Франции, где усвоил французский язык и соприкоснулся с революционными идеями. С 1788 г. жил в Варшаве, был поставщиком лошадей для польской армии»22. Упоминает Йоселевича Булгарин, однако опять же, первая половина его жизни остается вне памяти мемуариста.
В научно-популярной литературе есть упоминания польско-еврейских исследователей, посвятивших свои работы Йоселевичу. Автору с этими работами ознакомиться не удалось. Ознакомившийся с ними популяризатор ограничивается таким сообщением: «Обучался в хедере, увлекался военными играми. Будучи посредником виленского епископа князя Масальского, Берек неоднократно ездил за границу, что позволило ему освоить иностранные языки». Зато революционную жизнь бывшего потешного война, вдруг сделавшегося польским полковником, популяризатор описывает в лучших традициях советского агитпропа: «Костюшко провозглашает, что с «завоеванием независимости евреи будут черпать выгоды наравне с другими».
Костюшко выступил с обращением «К войску! К гражданам!». В своем выступлении в Старой синагоге Кракова Костюшко отметил, что евреи доказали миру, что, когда страна, в которой они живут, подвергается опасности, они всегда героически отстаивают Родину. Еврейские портные Вильно изготовили мундиры для его армии, Сехачевская и Пулавская общины собрали крупные суммы денег.
Костюшко опубликовал в повстанческой газете «Gazeta Rzadowa» статью, напоминавшую евреям о славных традициях Маккавеев, боровшихся за независимость. При этом он добавил: «Нет ни одного жителя на земле Польской, который, усматривая в народном восстании путь к свободе и счастью, всеми силами не стремился бы содействовать этому. Проникнутые этими чувствами евреи Берек Йоселевич и Иосиф Аронович, памятуя о земле, на которой родились, памятуя о том, что из освобождения ее черпать будут выгоды наравне с другими, изъявили желание и охоту образовать полк легкой кавалерии. Хваля таковое их усердие, даю им разрешение вербовать участников указанного корпуса…»
В тот же день Костюшко поручил сформировать полк еврейских волонтеров Береку Йоселевичу и возвел его в чин полковника. 
Первого октября 1794 года Берек обратился к польскому еврейству с воззванием, в котором указал на обязанность выступить на защиту отечества. В его обращении, в частности, говорилось: «Слушайте, сыны племени Израильского, все, в чьем сердце запечатлен образ Вечного и Всемогущего Б-га, все, кто хочет помочь бороться за отчизну!.. Наш опекун и начальник войск Тадеуш Костюшко решил употребить все усилия, чтобы создать из сынов народа Израиля соответствующий отечественный полк… Б-г, который вывел нас из величайшей неволи, когда мы взывали к нему, и теперь будет нашим защитником… Я удостоился счастья получить звание полковника от наивысшего начальника вооруженных сил. Восстаньте и идите за мной спасать угнетаемую Польшу!»
На это воззвание откликнулись 500 волонтеров, которые получили военную подготовку с помощью офицеров, присланных Костюшко. Прост и наивен был язык Берека, наивна была его политическая мысль. Призывая евреев бороться за свободу вместе с «могущественными панами», он забывал, что свобода евреев вовсе не обеспечивалась свободой панов, среди которых немногие разделяли гуманистические взгляды Костюшко.
Писатель Л. Островер, автор подробной биографии Т. Костюшко, отметит, что на воззвание Берека Йоселевича откликнулось столько добровольцев, что позволяло сформировать две дивизии, но шляхтичам из Центральной Рады казалось опасным неожиданное превращение бедных евреев в молодцеватых кавалеристов. Доводы Костюшко не смогли перебороть вековые предубеждения. Пришлось ограничиться одним полком, о чем Костюшко очень сожалел.
Еврейский полк доказал свою неустрашимость и самоотверженность в обороне предместья Варшавы. Ему был отведен ответственный участок фронта вдоль реки Вислы (район Прага), где предстояло преградить путь отборным частям русской армии. Берек не покидал окопов. «Замолкли в пылу, — говорит историк, — религиозные гимны, по пятницам не вспыхивали вечером огоньки свечей, притихли субботние молитвы… Стоя под огнем картечи, теряя сотни раненых и убитых, они не утратили присутствия духа и даже отбили у врага несколько орудий». 
Утром 4 ноября начался бешеный штурм района Праги, продолжавшийся целый день. На улицах, заселенных преимущественно еврейской беднотой, и в волнах Вислы, погибло много людей, пришедших на помощь войскам. В этот день погиб почти весь полк Берека. По официальным данным, число убитых и утонувших в Висле составило около 14 тысяч человек. Восстание было жестоко подавлено. Берек Йоселевич вместе с сыном Иосифом и многими участниками восстания был вынужден эмигрировать.
Эмигранты присоединились к войскам Наполеона.»
О героизме воинов полка Йоселевича вспоминал и взявший Прагу штурмом Суворов: «Встретив однажды жида, Суворов остановился и сказал своим спутникам: "Вот и с еврейским пятисотным полком сражался я под Прагою и положил всех на месте, кроме осторожного их полковника Гиршко, который весьма благоразумно оставался в Варшаве и оттуда командовал. Жив ли он? - спросил Суворов, обратясь к жиду, но, не дождавшись ответа, поскакал, присовокупив, - Напрасный вопрос. Я знаю, что он животолюбив». Стойкость борьбы еврейского полка и безжалостность к его бойцам русских признают и русские историки: «Сильный артиллерийский огонь с батарей, а потом с кавальера, и ружейный из за линии засек повлек за собою большие потери, но русские не остановились и брали укрепление за укреплением; Азовского полка секунд-майор Харламов перешел волчьи ямы и ров, отбил 2 пушки, «через что подал всей колонне способ к путю»; около зверинца произошла жесточайшая рукопашная свалка, заставившая Буксгевдена разделить колонну на части для облегчения атаки обширного парка зверинца. Обойденные с флангов поляки отдали, наконец, и этот оплот; около этого времени взорвало польский пороховой погреб, что еще более увеличило беспорядок среди поляков. Командовавший здесь генерал Гейслер был взят в плен с 20 офицерами. В борьбе с колонною Буксгевдена выказал сильное упорство пятисотенный полк из евреев; но полковник их, тоже еврей Гершко, не был в это время с полком и предпочел оставаться в Варшаве».
Интересно, что русские историки, отмечая прямое неучастие Йоселевича в пражском деле, в трусости его не обвиняют. Зато обращают внимание на особенности поведения его начальника, Зайончека:«Среди поляков распространилась паника. Зайончек, легко раненый пулею в живот, поспешил уехать в Варшаву. «Настоящий зайчик», говорили о нем после поляки, намекая на его фамилию»30. А вот о евреях в бою: «Почти весь еврейский полк погиб в тот день. В живых осталось всего лишь несколько человек. Как писали потом: "Предместье Варшавы, которое защищал еврейский полк, было взято штурмом; все погибло под ударом меча. На другой день нашли весь полк покоящимся в вечном сне на фортификациях; ни один солдат не уклонился перед призывом смерти". Богатый еврей из Праги Шмуэль Збитковер поставил у себя во дворе бочку с золотыми дукатами и бочку с серебряными рублями и объявил, что всякий, кто принесет с поля боя раненого еврея — получит дукат, а кто похоронит мертвого — получит рубль. Так были спасены все раненые и похоронены мертвые евреи»31.
Жаль, итог бухгалтерии после пражской резни не был задокументирован. Но выводы напрашиваются сами.

Выводы

Израильский полк Светлейшего князя Потемкина, по нашему разумению, существовал. Но задуман он был отнюдь не для стычек с турками в составе Русской армии. Попробуем представить хронологию его создания. 
В декабре 1787 года Потемкин показывает де Линю карикатурных еврейских всадников и тем полностью дезавуирует свою идею, представляя ее глупой затеей сумасброда. В марте «35 еврейских бородатых казаков» проводят учения, и Потемкин 30 марта 1788 года отправляет рескрипт П.Б.Пассеку:«Петр Богданович! Стало известно, что в губернском городе Могилеве между жителями находилось много мастеров оружейного дела, желаем, чтоб вы поспешили донести Нам, во сколько времени и какое количество ружей солдатских, также карабинов и пистолетов могут они сработать? По какой цене и много ли можно, да и какого рода купить у них готового оружия? Пребываем вам благосклонны». В этот же день Потемкин отправляет рескрипт генерал-поручику Ребиндеру: «Г. Генерал-поручик Ребиндер! Быв известны, что Нижегородской губернии, в слободе Павловской, принадлежащей графу Шереметьеву, есть много мастеров, упражняющихся в оружейном деле, желаем, чтобы вы поспешили донести Нам, во сколько времени и какое количество могут сработать они ружей солдатских, так же карабинов и пистолетов? Почем каждая вещь обойдется и не имеют ли они теперь готового оружия, да и какого рода и в какую цену, чтобы у них купить готовое. Ожидая вашего донесения, пребываю впрочем вам благосклонный».
8 июня 1788 года Потемкин приказывает: «Как всех мещан и ямщиков число состоит знатное, то из них составится сильный корпус; но вдруг теперь сделать всего по скорости не можно, а обратить только всех мещан и ямщиков, по Московской дороге до Петербурга лежащих, из которых действительно на службу может быть тысячи три, а если б их было мало, то прибавить из ближайших губерний. Вооружить их совсем по Донскому, а старшин, кроме полковников, выбрать из них самих. 
Полк каждый составить из тысячи человек.
Амуниция казаку: ружье, пика, пистолет казенные, лошадь должна быть собственная. В зимние месяцы отпускать фураж на две лошади.
Седлами на первый случай снабдить также из казны».
В этой «всеподданнейшей записке» Потемкина о создании трех полков из ямщиков и маловразумительных мещан Потемкина автор и видит распоряжение о создании из еврейской молодежи как минимум одного Израильского полка в 1000 человек. При высокой склонности Потемкина к тайным действиям и привычке решать политические задачи путем тайных переговоров, маловразумительность его приказа понятна: кому надо (Екатерине II), та поймет».
В августе 1788 года Потемкин распускает прошедших воинскую подготовку и спайку юнцов. «Чтобы не ссориться с Библией», как он объясняет де Линю. И многие из них удивительным образом оказываются в Париже, во Франции, где через год происходит революция. Влияние Франции на ход русско-турецкой войны резко ослабевает. То есть, Израильский полк Светлейшего готовился не только против турок.
Преимущественно евреи выполняли у Потемкина роль разведчиков и тайных порученцев для выполнения деликатных заданий. По-видимому, так называемый Израилевский полк Потемкина подчинялся напрямую Светлейшему. О его истинном предназначении знал узкий круг лиц: непременно Императрица, правитель канцелярии князя В.С.Попов и скорее всего Суворов. С внезапной смертью Потемкина полный контроль над этой вооруженной организованной силой был утерян. Смущение во Франции и сопровождавшие его неконтролируемые кровопролития произвели удручающее впечатление на Екатерину II.
Кто-то из «бородатых евреев-казаков» остался верным русскому престолу. Кто-то предпочел ему знамена революционной Франции и искренне участвовал в Польском восстании в составе мятежной Народовой кавалерии Польского корпуса. Одним из бородачей был Берек Йоселевич, итогом трудов которого в содружестве с 500 строго дисциплинированными волонтерами-евреями, стала ликвидация Польши как государства. Возможно, что с одним из «бородатых евреев-казаков» встретилась летом 1805 года фаворитка княгини Е.Р. Дашковой мисс Вильмот, во время своего плаванья из Лондона в Санкт-Петербург. «Бородатый казак» произвел на нее сильное впечатление: «Но мы скоро отплыли, расставшись с двумя пассажирами, из которых один был отвратительный вест-Индиец, а другой Русский офицер, барон Бай, необыкновенный оригинал. Ему только двадцать семь лет, но он знает все. Первые два дня он постоянно шагал на палубе, и днем и ночью посмеиваясь, сердясь и бормоча сам с собою. По наружности его можно было принять за бродягу, и трудно было решить, в своем ли он уме, или просто спит, прогуливаясь. Первый день я не обедала, и потому не могла судить ни о манерах, ни о разговоре его. На другой день я удивилась, как он ловко рассуждал с двумя пассажирами, -- моим покровителем министром Чайтлоком, Английским купцом и ненавистным вест-Индийцем. Здесь присутствовали и другие, и он к каждому обращался на его собственном языке. Так, прежде чем он вышел из-за стола, я слышала его говорящим порусски, понемецки, пофранцузски, пожидовски, поитальянски и поанглийски. Он служил при Суворове, которого боготворил. Воспитание он получил классическое и не только знаком с литературой и политикой Европы, но всех поэтов считает по пальцам. Его отвращение к Французам доходит до раздражительного комизма, до болезненных спазмов; недовольный злоупотреблениями их революции, он впал в обыкновенную крайность – возненавидел цивилизацию. Красноречиво, увлекательно и учено он защищал варварство, противуполагая его существующему порядку образованных обществ, при чем цитировал древних писателей также ловко, как наша … басни Эзопа. Он очень занимателен по энтузиазму, разнообразию и одушевлению своих действий и, я думаю, Элеонора приняла его за обезьяну, особенно когда он так часто болтал пофранцузски; но она скоро открыла в нем «истинного джентльмена», потому что руки у него были белы как лилии». 
 

43.
 

Дурного качества изображение, приписываемое Береку Йоселевичу. Изображение явно с миниатюры. Перед нами кавалер ордена почетного легиона, возможно, в звании капитана Герцогства Варшавского. По манере ношения усов и исполнению прически – первая половина XIX века. (В армии Герцогства Варшавского Йосилевич в чине майора командовал эскадроном 4-го конноегерского полка (в дивизии Домбровского). Кавалерийский офицер, возможно, командир конных егерей, точнее роты, которая носила меховые шапки.
 

Александр Орловский (польск. Aleksander Or?owski; 1777, Варшава — 1832, Петербург). «Резня Праги» (1794). Обратите внимание на роль персонажа в меховой шапке в центре картины.
Из воспоминаний фон Клугена: «Горестное зрелище поразило меня при первом шаге! Польский генерал Ясинский, храбрый и умный, поэт и мечтатель, которого я встречал в варшавских обществах и любил, — лежал окровавленный на пушке. Он не хотел просить пощады, и выстрелил из пистолета в моих гренадеров, которым я велел поднять его... Его закололи на пушке. Ни одна живая душа не осталась в бастионе — всех поляков перекололи...
Та же участь постигла всех, оставшихся в укреплениях, и мы, построившись, пошли за бегущими на главную площадь. В нас стреляли из окон домов и с крыш, и наши солдаты, врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался... Ожесточение и жажда мести дошли до высочайшей степени... офицеры были уже не в силах прекратить кровопролитие... Жители Праги, старики, женщины, дети, бежали толпами перед нами к мосту, куда стремились также и спасшиеся от наших штыков защитники укреплений — и вдруг раздались страшные вопли в бегущих толпах, потом взвился дым и показалось пламя... Один из наших отрядов, посланный по берегу Вислы, ворвался в окопы, зажег мост на Висле, и отразил бегущим отступление... В ту же самую минуту раздался ужасный треск, земля поколебалась, и дневной свет померк от дыма и пыли... пороховой магазин взлетел на воздух... Прагу подожгли с четырех концов, и пламя быстро разлилось по деревянным строениям. Вокруг нас были трупы, кровь и огонь...
У моста настала снова резня. Наши солдаты стреляли в толпы, не разбирая никого, — и пронзительный крик женщин, вопли детей наводили ужас на душу. Справедливо говорят, что пролитая человеческая кровь возбуждает род опьянения. Ожесточенные наши солдаты в каждом живом существе видели губителя наших во время восстания в Варшаве. «Нет никому пардона!» — кричали наши солдаты и умерщвляли всех, не различая ни лет ни пола...
Несколько сот поляков успели спастись по мосту. Тысячи две утонуло, бросившись в Вислу, чтоб переплыть. Взято в плен до полуторы тысячи человек, между которыми было множество офицеров, несколько генералов и полковников. Большого труда стоило русским офицерам спасти этих несчастных от мщения наших солдат.
В пять часов утра мы пошли на штурм, а в девять часов уже не было ни польского войска, защищавшего Прагу, ни самой Праги, ни ее жителей... В четыре часа времени совершилась ужасная месть за избиение наших в Варшаве!
Мы тогда не знали ни своей, ни неприятельской потери. После уже прочли мы в донесениях главнокомандующего, что в Праге погибло более тринадцати тысяч поляков и что у нас убито восемь офицеров и шестьсот рядовых; ранено двадцать три офицера и, до тысячи человек. Двести пушек, гаубиц, мортир, бывших на укреплениях, и множество знамен составляли нашу военную добычу. Такого поражения и такой потери Польша никогда еще не испытала... Это был последний удар, кончивший ее политическое существование...»
Добрый генерал, рассказывая мне о пражском штурме, был в сильном волнении, и даже несколько раз утирал слезы.
— Ад, сущий ад! — повторял он несколько раз.
Вы, любезные мои читатели, без сомнения, не раз слышали шуточную поговорку: «Русскому здорово, немцу смерть!» Генерал фон Клуген уверял меня, что эта поговорка родилась на пражском штурме. Наши солдаты, разбив аптеку, уже объятую пламенем, вынесли на улицу бутыль, попробовали, что в ней находится, и стали распивать, похваливая: славное, славное винцо! В это время проходил мимо коновал нашей артиллерии родом из немцев. Думая, что солдаты пьют обыкновенную водку, коновал взял чарку, выпил душком — и тут же свалился, а через несколько времени и умер. Это был спирт!
Когда Суворову донесли об этом происшествии, он сказал: «Вольно же немцу тягаться с русскими! Русскому здорово, а немцу смерть!»
Эти слова составили поговорку. Повторил ли Суворов старое и забытое, или изобрел новую поговорку, за это не ручаюсь; но говорю что слышал.»
 

Источник: http://h.ua/story/309651/

Дополнительный материал:

Русский миротворец Суворов

http://www.liveinternet.ru/users/rinarozen/post277632087/

http://zeleninsergey.livejournal.com/178542.html

Историческая справка: Восстанием на броненосце "Потемкин" руководил еврей Фельдман.

(продолжение публикации материалов, которые я использовал для лекций своим студентам)

Бытует мнение, что казаки и евреи никогда не уживались между собой, никогда не соседствовали, никак не взаимодействовали, что казаки всегда отличались неоправданной жестокостью по отношению к евреям и стремились уничтожить их поголовно. В подтверждение данного довода приводятся чаще всего события войны Богдана Хмельницкого (1647—1655), когда, по некоторым сведениям было уничтожено от 14 до 45 тысяч евреев.

Причины этого поясняет Николай Костомаров: «Именно евреи были главными кредиторами польского шляхетства, в большинстве своем разорившегося. В уплату долгов дворяне ставили своих кредиторов управляющими православными приходами и деревнями. Чтобы вернуть долги, евреи вводили новые платежи уже с населения этих деревень и с православного духовенства. Поэтому ненависть к ним росла постоянно — что и вылилось впоследствии в крайнюю жестокость по отношению к ним».

В то же время вышеприведенные факты говорят о том, что эти доводы надуманные и резкое противопоставление евреев и казаков, как якобы непримиримых антиподов, было действием искусственным, предпринятым в конкретных политических обстоятельствах. Евреи — казаки играли существенную роль в развитии Гетманщины и входили в состав влиятельной казацкой старшины.

Во времена Калнышевского на Сечи действовала еврейская торговая компания, которой руководили уманские евреи Самуил Маркович, Нусим Нусимович и Хаим Беркович. Значительное число евреев держали постоянно лавки в Запорожской Сечи, причем снабжали казаков не только водкой, но и порохом. Многие из них были ценной агентурой во вражеском тылу, пользовались значительными привилегиями и льготами за свою деятельность.

В основу взята статья : 

Валерий Томазов

Они служили УкраинеВалерий Томазов

Они служили Украине

(в сокращении и с некоторыми дополнениями)

 История, потому и наука, что изучает жизнь, которая, как известно, богаче всяких схем. Евреи принимали активное участие в жизни Восточной Европы. Первый русский национальный святой новгородский епископ Никита Богосвят и первый русский национальный богослов Лука Жидята очевидно были евреями. Евреи были среди опричников Ивана Грозного, в Смутное время, среди малороссийских учителей и иностранных специалистов времен царя Алексея Михайловича. Евреи среди иностранцев, призванных Петром "открыть окно в Европу", как канцлер Шапиров. Знаменитые шляхетские польские роды ведут свое происхождение от евреев. Первым польским королем по преданию был еврей. Легенда рассказывает, что паны впервые решив избрать короля, по своему обыкновению не могли договориться. В конце концов, чтобы все не передрались, было принято отчаянное решение, что королем будет тот, кто первым войдет в город после открытия ворот. Первым был еврей. Легенда сохранила его имя - Абрам Праховник. Делать было нечего, и шляхта короновала еврея. Абрам, пробыв на посту всего лишь один день, вышел за ворота, привел Пяста и своим королевским словом выдвинул его на польский престол. Предлагаемая читателям работа киевского историка показывает, что, и Украина не являлась исключением, и люди еврейского происхождения были представлены среди ее национальной элиты.

Казацкая старшина как элитный слой украинского общества начала формироваться еще задолго до Освободительной войны украинского народа. Но именно это событие помогло ей выдвинуться на высочайшие ступеньки иерархической лестницы воскрешенного украинского государства. На протяжении продолжительного времени казацкая старшина была стражем украинской государственности и культурных традиций своего народа . Это убедительно доказывает изучение истории старинных казацких родов. Василий Капнист, Леся Украинка, Николай Лысенко, Михайло Драгоманов, Александр Конинский, Елизавета Скоропадская - все они потомки казацкой старшины. Поэтому взгляды некоторых историков на казацкую старшину как предателя интересов украинского народа, мягко говоря, не совсем объективны. 
     Казацкая старшина была очень разнообразной по своему экономическому состоянию, политическому весу, социальным и этническим происхождением. Здесь были представители старинных благородных православных родов древнерусского происхождения (Нечаи, Бобыли, Виговськие, Бакуринские и др. ); польская католическая шляхта, которая имела имения на украинских землях и "покозачилася", опасаясь гонений во время Освободительной войны (Дунины-Борковськи, Леонтович и др.); иностранцы - греки, сербы, волохи, среди которых было немало представителей старинных аристократических родов, которые, не имея возможности бороться за дело православной церкви в себя на родине, где безраздельно владычествовали турки, принимали участие в украинском освободительном движении (Апостолы, Капнисти, Милорадовичи, Томари). Кочубеи были крымскими татарами, Фридриковичи - австрийцами, Орлики и Пасеки происходили из Чехии, шотландцем был сподвижник Богдана Хмельницкого Максим Кривонос. 
     Среди казацкой старшины нередки и люди еврейского происхождения. Это - Боруховичи, Магеровськие-Перехресты, Герцики, Крижановськие, Марковичи, Перехрести-Осипови и некоторые другие. Продолжительное время путь к казацкой службе евреям был закрыт. В значительной меpе это объясняется высоким социальным статусом, которые имели евреи в Речи Посполитой. Они составляли преобладающую часть польских банкиров, ростовщиков, торговцев и управляющих имениями. Тому гнев восставших масс украинского народа во время Освободительной войны был направлен не только на поляков-аристократов, а и на евреев. 
     Позднее, во времена гетмана Ивана Мазепы, когда общественные антагонизмы поутихли, в казацкий реестр попали некоторые еврейские семьи. Чаще всего это было благодарностью гетманской администрации, которая постоянно маленькая потребность в средстве, своим богатым кредиторам. Влившись в казацкую старшину, еврейские семьи быстро породнились с известнейшими старшинскими родами, и стали неотъемлемой частью украинской элиты, сыграли значительную роль в украинской истории и культуре. 
     
     Так, из рода Боруховичей (Бороховичів)  происходил известный украинский государственный и военный деятель - Михайло Андреевич Борухович (? - 1704). Он был гадяцким полковником (1687- 1704) и приказным гетманом времен Северной войны (1701), принимал участие в походе под Азов (1696) и в Польском походе 1704 г., во время которого и погиб. Михайло Андреевич был известный своей заботой о православных храмах - пожертвовал 100 золотых (очень большая к тому времени сумма) на Лубенский Мгарський монастырь. 1686 г. построил Успенскую Лютенскую церковь, где и был похоронен. 
     
     Несколько известнейших государственных деятелей, борцов за независимость Украины происходили из рода Герциков . Близкий к гетману Ивану Мазепе человеком был Павел Семенович Герцик (? - 1700), полтавский полковник (1675-1677, 1683-1687, 1691-1695). Он, так же, как и гетман Мазепа, уделял большое внимание строительству храмов. 1700 г. на его средства поставлен Воздвиженский храм в Ближних пещерах Киево-Печерской лавры. 
     Все три сына Павла Семеновича Герцика - Григорий (?- пюля 1735), Иван и Афанасий были сторонниками гетмана Мазепы и вместе с ним оказались в эмиграции. Наиболее известен старший брат - полтавский приказной полковник Григорий Павлович Грецик (1705). После полтавского поражения 1709 г. он эмигрировал в Бендеры. Был одним из тех, кто остался верным гетману до конца и проводил его тело в последний путь . После смерти Мазепы Григорий Герцик служил генеральным есаулом (1711- 1719) при Орлике. В 1719 г., выполняя поручение Орлика, переехал из Стокгольма в Варшаву, где был похищен людьми русского посла, вывезен в Pocсию и заключен в Петропавловской крепости. В 1727 г. Григория освободили и оставили на поселении в Москве. 
     Женами приверженцев Мазепы были и дочери полтавского полковника: Мария - воинского товарища Владимира Григорьевича Максимовича (? - до 1756); Анна - генерального писаря, Филиппа Орлика (1672 - 1742); Кристина - полковника Григория Ильича Новицкого, высланного в Сибирь (1709), где он проповедовал христианство среди остяков и вогулов и оставил работу, посвященную этим народам. 
     Основателем рода Крижановських был выкрещенный еврей Антон Степанович (? - июль 1772), сделавший головокружительную карьеру в гетманской администрации. Сначала он добился передачи ему ряда откупов и аренд. Пополняя гетманскую казну, Крижановський не забывал и о себе, очень быстро стал одним из богатейших людей Гетманщины. За услуги гетманской администрации Антон Степанович получил неплохое вознаграждение - правительство сотника Глинського Лубенського полка (1742), а затем и полковника гадяцкого (1762-1772). К этому же роду, вероятно, принадлежал и известный епископ Смагард Крижановский. Род Перекрестов-Осиповых был известный на Слобожанщине. Из него вышло несколько казацких полковников. Имения Перекрестов были образцом культурного хозяйства и жемчужиной усадебной архитектуры. 
 

Самым известным казацким родом еврейского происхождения на Слобожанщине были Перекрестовы-Осиповы. Из него вышло несколько казацких полковников. Родоначальник — Иван Яковлевич Перекрестов был выходцем из-за Днепровья. Его фамилия свидетельствует о том, что он был выкрещенный еврей. Внук Ивана Ивановича, Василий Данилович Перекрестов женился впоследствии на вдове одного из Осиповых и далее выступил под именем Перекрестова-Осипова.

Исследование «Реестра Войска Запорожского 1649—1650 г.г.», которое проводила немецкий ученый Сюзанна Любер дает основания полагать, что запорожские казаки Израитель, Жидченко, Жидовкин были еврейского происхождения.

    
     

 

Герб казацкого рода еврейского происхождения - Маркевичей

     
     Виднейшим среди казацких родов еврейского происхождения был род Марковичей. Вопрос его происхождение вызвало в свое время горячие споры, однако так и остался до конца не выясненным. Поскольку фамилия патримониальная, то есть сначала было отчеством, то оно широко распространено у некоторых народов (поляков, украинцев, чехов, белорусов, сербов, восточных евреев). О. Лазаревский придерживался мысли про еврейское происхождение Марковичей, П. Дорошенко доказывало иx местное украинское происхождение, сторонником сербской версии был историк М. Маркович**, не желавший верить, что происходит из евреев. Тома архивных материалов, обработанные автором, не дают прямого ответа на вопрос, который так беспокоил исследователей. Но косвенные сведения, содержащиеся в архивных документах, подводят к мнению именно про еврейское происхождение рода . 
     Основателем рода Марковичей был Марк Аврамович (? - 1712), арендатор прилуцский и пирятинский, имя которого и стало родовой фамилией для его потомков. Марк был титором Пречистенской Прилуцкой церкви и много жертвовал на благотворительные дела, за что нему и было предоставлено чести упокоится в Густинском монастыре. 
     От брака с дочерью богатого мещанина, прилуцкого войта Григория Корниенка Ограновича, у Марка Аврамовича было многочисленное потомство, из которого наиболее известны дочь Анастасия и сын Андрей. 
     Анастасия Марковна (? - 1729) была в первом браке за генеральным бунчужным Константином Ивановичем Голубем, а во втором - за гетманом Иваном Ильичом Скоропадским (? - 1722). Она известная своим решительным характером, и, имея огромное влияние на своего мужа-гетмана, нередко вмешивалась в государственные дела. Поэтому и бытовала среди казаков прибаутка: "Иван носит плахту, а Настя - булаву". Память о себе она увековечила еще и учреждением Гамалеевського монастыря. 
     Ее брат - Андрей (1674 - 1747), старший сын Марка Аврамовича, - известный государственный деятель. Благодаря своему сродству с гетманом, он занимал видные посты в гетманской администрации: сотник глуховский (1709 - 1714), полковник лубенский (1714-1727), генеральный казначей (1729 - 1740). Сначала он был сторонником гетмана Мазепы, но потом перешел на сторону русского царя и принимал участие в взятии Батурина. В 1709 г. ездил в Царьград с миссией от Петра І и гетмана И. Скоропадского. Андрей владел в Гетманщине богатыми имениями и отличился жестокими поборами, за что попал под следствие. Тем не менее благодаря поддержке своей сестры - жены гетмана Скоропадского, имевшей связи с русским правительством, был оправдан. 1740 г. вышел на пенсию в ранге генерального обозного. 
     От сынов Андрея - Якова (1696 - 1770), приказного полковника лубенского, и Семена (? - 1738), сотника роменского, ведут начало черниговская и роменская ветви рода . 
     Яков Андреевич, как и его предки, сделал блестящую карьеру: бунчуковый товарищ (1721), приказной полковник лубенский (1721, 1723-1735), неоднократно выдвигался на главные посты в украинской администрации, и не был избран из-за нелюбви казаков к нему и к его отцу. Но в украинскую историю он вошел не как военный, а благодаря своим литературным трудам. Образование получил в Киево-Могилянской Академии, был любимым учеником Феофана Прокоповича. Перу Якова Марковича належат переводы с латинского языка, прозаические произведения и стихи по мотивам псалмов и "слов" Иоанна Златоуста и других отцов церкви. Яков оставил также "Генеалогические заметки" и "Деяния" (охватывает период с 1717-го по 1764 г. ), что содержат сведения про политическую, социально-экономическую и культурно-бытовую историю Украины времен Гетманщины. Попытки издать дневники Марковича делались трижды: О. Марковичем, О. Лазаревским и В. Модзалевским. Однако значительная часть так и осталась неопубликованной (как, кстати, и подавляющее большинство произведений Якова Андреевича). Некоторые рукописи этого талантливого писателя и переводчика утрачены. 
     Первым браком Яков Андреевич был женат на Елене Павловне Полуботок (? - 1745), внучатой племяннице гетмана Ивана Самойловича и дочери известного борца за автономию Украины черниговского полковника и приказного гетмана Павла Леонтиевича Полуботка. 
     К черниговской ветви рода Маркович принадлежат и историки Яков и Александр Михайлович, внуки Якова Андреевича. Старший из них - Яков (1776 - 1804), историк, этнограф и фольклорист, был очень талантливым человеком. 1798 г. он издал в Петербурге первую часть фундаментального труда "Записки в Малороссии, ее жителях и произведениях", где содержатся сведения о быте, фольклоре, хозяйстве, государственно-политическое устройство Гетманщины, природу и историю Украины. Работа осталась незавершенной, поскольку автор по неизвестным причинам наложил на себя руки. Книга оказала чрезвычайное влияние на национально сознательных украинцев. 
     Его младший брат Александр (1790 - 1865) посвятил себя общественной деятельности: был генеральным судьей в Чернигове (1827 - 1831) и черниговским губернским предводителем дворянства (1832 - 1838), членом Черниговского губернского комитета по увольнению крестьян, автором проекта отмены крепостного права, а также целого ряда исторических и этнографических работ . Среди них ценнейшие: "Историческая и статистическая записка в дворянском сословии и дворянских имуществах Черниговской губернии" (1841), посвященная истории формирования из казацкой старшины "малороссийского дворянства", исторические описания г. Глухова, Гамалеевського монастыря и очерк "Малороссийская свадьба" (1827). Он опубликовал ряд родовых архивных документов (1824) и издал на русском языке сокращенный вариант дневников своего деда Я. А. Марковича (1859). 
     
     К роменской ветви рода Марковичей принадлежал Афанасий Васильевич Маркович (1822 - 1867), известный общественный деятель, музыкант, этнограф и фольклорист. Как член Кирилло-Мефодиевского общества был сослан к г. Орел, где вступил в брак с Марией Александровной Вилинской, широко известной в украинской литературе как Марко Вовчок. Возвратившись в Украину, Афанасий собирал народные песни, поговорки, присловья и пословицы и публиковал их в этнографических сборниках и периодической печати. Свыше 30000 пословиц и поговорок, собранных Марковичем, было использовано М. Номисом в издании "Украинские пословицы, поговорки и тому подобное" (1864). Афанасий Маркович - автор музыки к "Наталке-Полтавке" Ивана Котляревского (1857) и оперы "Чары" по пьесе К. Тополя (1866), поставленных силами любительских кружков, которыми он руководил в Чернигове и Новгороде-Северском . 
     Его сын от брака с Mapией Вилинской - Богдан (1853- 1915) - доцент Петербургского университета, кандидат физико-математических наук, известный деятель русского революционного движения, публицист и автор воспоминаний о матери - "Марко Вовчок на Кавказе" (1914). 
     Сын последнего - Михаил Богданович - известный ученый-химик, основатель Всесоюзного научно-исследовательского института нефтехимии. С ним случилась судьба многих культурных людей того времени - был репрессирован в 1938 г. (6). К этой же роменской ветви принадлежал племянник Афанасия - Дмитрий Васильевич Маркович (1849 - 1920), известный в литературе под псевдонимом Оленин. Он активно участвовал в земской, кооперативной и политической жизни Волыни. В 1912 г. возглавил редакцию винницкого еженедельника "Подольска Воля". Во времена Центральной Рады был генеральным прокурором, во время гетманщины - членом Сената . Автор нескольких комедий и рассказов ("Не поняли", "Омелько каторжный", "Шмат", сборник "По степям и хуторам"), изображающих социально-экономические условия жизни дореволюционной Украины. 
     
     Третья ветвь рода Маркович - прилуцкая - идет от брата Андрея Марковича - Федора (? - 1737/38), сотника прилуцкого и бунчукового товарища. К ней принадлежит известный историк, фольклорист и литературовед Алексей Иванович Маркович (1847 - 1903). Действительный член Научного общества им. Шевченко, профессор Новороссийского университета, он был автором ряда работ по истории Московского государства XVІ-XVІІ ст. Его перу принадлежат литературоведческие и фольклорные труды. 
     Один из внуков Федора Марковича - Иван Андреевич Маркевич*** (1747 - 1814), старший советник гражданского суда Новгород-Северського наместничества. Он был чрезвычайно интересным человеком. На досуге занимался разведением тюльпанов и собиранием библиотеки. Имея передовые взгляды и изысканный литературный вкус, Иван Андреевич восхищался Вольтером и Руссо. Его корреспондентами были гетман Кирилл Розумовсксий, Мадам где Сталь, друг Вольтера Лаборд, гостивший в имениях Марковича. Именно Ивану Андреевичу наложит честь открытия фарфоровой глины в России. Состоящий в браке с правнучкой знаменитого генерального судьи времен Мазепы Василия Леонтьевича Кочубея и гетмана Данилы Павловича Апостола Елизаветой Васильевной Кочубей (? - 1800) (7), двоюродной сестрой известного русского государственного деятеля, приятеля императора Александра І, всесильного председателя Совета министров Российской империи, светлейшего князя Bиктopa Павловича Кочубея. 
     
     Из потомков этой семьи наиболее интересны дочь Пульхерья и сын Андрей. Пульхерья Ивановна (бл. 1775 - ?) стала женой Михаила Яковлевича Скоропадского (1764 - 1810). Их внучка - графиня Елизавета Ивановна Скоропадская-Милорадович (1832 - 1890) - известная украинская патриотка и меценатка, член "Українськоі общины", один из основателей Народной библиoтeки, президент Благотворительного общества в Полтаве, один из основателей Научного общества им. Шевченко в Львове. Правнуком Пульхерии Ивановны Маркович был гетман Павел Петрович Скоропадский (1873 - 1945). 
     Андрей Иванович Маркевич, брат Пульхерии Ивановны Маркович-Скоропадской, получил блестящее образование и по рекомендации своего двоюродного дяди - князя Виктора Павловича Кочубея - вступил на дипломатическую службу. Однако быстро вышел в отставку из соображений материального характера и посвятил себя общественной деятельности, выполняя обязанности прилуцского предводителя дворянства. 
     От брака с племянницей генерал-фельдмаршала графа Ивана Васильевича Гудовича - графиней Анастасией Васильевной Гудович (1782 - 1819 ) имел сына Николая Андреевича Маркевича (1804-1860), выдающегося украинского историка, архивиста, этнографа, фольклориста, поэта, композитора, музыковеда. Основным трудом жизни Николая Андреевича была пятитомная "История Малороссии" (1842 - 1843), одна из первых попыток складывания синтетической работы по истории Гетманщины. Он - автор исторических произведений "Мазепа" (1841), "Гетманство Барабаша" (1841) и др. К сожалению, он не закончил своей работы - "Большой исторический, мифологический, статистический и проч. словарь Российской империи". Перу Маркевича належит также немало интересных этнографическо-фольклорных работ: "О табаке вообще и в Малороссии в особенности" (1853), "О климате Полтавской губернии" (1850), "Обычаи, поверья, кухня и напитки малороссиян" и др. Николай Андреевич - автор одного из первых вокальных произведений на віpші Т. Шевченко "Сирота", сборника обработок украинских народных песен "Народные украинские напевы" (1857). Полностью работы Маркевича не изданы до сих пор . 
     
    

Микола Андрійович Маркевич

     
     Сын Николая Маркевича от брака с Ульяной Александровной Ракович (1809 - 1893), сестра которой, кстати, была женой известного русского литератора Павла Анненкова, Андрей Николаевич (1830 - 1907) - сенатор, выдающийся юрист, председатель Петербургской судебной палаты, действительный статский советник, статс-секретарь императора, кавалер ряда императорских орденов, прославился как филантроп и музыкант. Его стараниями основан музыкальное общество в Петербурге, основной целью которого было распространения музыкального образования в России. По его инициативе создано 20 отделений общества, в частности в Харькове, Киеве, Одессе, и музыкальные школы при них. Вместе с А. Рубинштейном был основателем Петербургской консерватории. Благодаря стараниям Маркевича 1866 г. был утвержден "Устав музыкальных училищ", а консерватории признаны первостепенными учебными заведениями. Андрей Николаевич был блестящим виолончелистом, первым в России собственником виолончели Страдивариуса, участником благотворительных концертов с участием Рубинштейна, Римского-Корсакова, Лядова, Глазунова, Балакирева, Мусоргского. Андрей всячески содействовал возвращению рукописей Шевченко из архива ІІІ отделения в музей Украинской старины в Чернигове и полном издании произведений поэта ("Кобзарь" под ред. В. Доманицкого, 1907). Он - автор сборника украинских народных песен, переложенных на ноты ("Народные украинские напевы, положенные на фортепиано", 1860). Маркевич был председателем Шевченковского общества помощи обездоленным уроженцам Южной России, учившимся в Петербурге, а также товарищем главы Императорского филантропического общества. 
     
    

Андрій Миколайович Маркевич

     Правнуками Андрею Николаевичу приходятся выдающиеся французские музыканты Игорь и Дмитрий Борисович Маркевичи. Игорь(1912 - 1983) известный как дирижер, пианист и композитор. Он руководил оркестром Ш. Ламурьо в Париже, Монреальским симфоническим оркестром в Канаде. Автор балетов "Ребус" (1931), "Полет Ікара" (1933) (последний написан для другого выдающегося украинца - Сергея Лифаря), вокально-симфонических произведений, оркестровой музыкант, теоретических работ . Игopь Борисович оставил мемуары "Сделано в Италии" (о своем участии в Движении Сопротивления в Италии, за что был награжден золотой медалью "Партизан Северной Италии") и "Современное и минувшее", в которых рассказал и своей жизни, полной удивительных встреч и событий. 
     Дмитрий Борисович (нар. 1923) - музыкант, педагог и музыковед - был любимым учеником всемирно известного виолончелиста Г. Пятигорского. Дмитрий Маркевич - член преподавательского корпуса консерватории им. Рахманинова в Париже, Нью-йоркского музыкального колледжа, Университета Штата Луизиана, основатель и директор Высшего музыкального института в Монтре, член Европейской консерватории в Париже, автор многих музыкальных публикаций и работ, член Французского и Американского музыковедческих обществ и Русского музыкального общества. 
     

 Материалв по теме: 

http://jewage.livejournal.com/9178.html

     

Магендавид у запорожцев

Памятник Запорожским казакам в г. Голая Пристань Херсонской области.

 

(продолжение следует)