сказка о том, что было раньше
Когда облака были маленькие, травы высокие, а солнышко никак не хотело закатываться за окоём, в одной деревне жил когда-то пёс.
Старый, больной и с перебитой лапой, он давно перестал быть обузой для своих хозяев, потому как ушёл от них сам. Лежал на опушке леса, плевал в небо, удивлялся тому, что плевки всегда возвращаются, много думал, а однажды смастерил бумажный кораблик.
Ручек у пса не было, бумаги тоже, поэтому он подобрал в прибрежных камышах истерзанный зимой и почти развалившийся клочок газеты, который уже был пароходом в далёкой прошлой жизни, но дети бросили его, не доиграв свои беспечные игры, а бумажная смерть пощадила беднягу, избавляя от полного развоплощения на дне реки и в желудках бессмысленных пескарей.
Так у бывшего кораблика началась новая жизнь. Пёс поначалу даже хотел написать на газетном боку долгожителя "Incipit vita nova", но вовремя спохватился, что лапы коротки, да минус одна хромая, - и не стал.
Вместе они гуляли по притихшему лесу, вместе гоняли недоумевающих птиц, ныряли в грибные заводи и просеки голубики, выныривали среди бескрайней беззвёздной бесконечности над головой, и никто не искал внутри никаких категорических императивов; потому что цвела сирень.
Долго сказка сказывается, но недолго дождик скапывается. Грянула как-то буря. С мимогрядущей скальной громадины сель сбежал беспощадный, в пене жёлтокофтской, что твой безумец Маяковский, и с хохотом, грохотом, чавканьем растащил по брёвнышку все дома в окрестности, все лодки в реке перевернул, уволок и кораблик бессловестный из маленьких тоненьких дряхлых мохнатых лапок. Газета тут же наполнилась вонючей жижей и стала расползаться на куски, бесследно тая в будущем, как в прошлом.
Встал тогда пёс, побежал тогда пёс, на высокий пригорок взбежал тогда пёс, расправил холку, а нету толку! В последний раз взглянул он в манящие небеса, далёкие, родные и прекрасные, и в тёрпком воздухе кликнул последний свой бумажный пароход:
- Гудбай, кораблик мой сладкий! Тебя я потерял... Гудбай, адмирал! Возьми и протруби мне на прощанье!
И тогда безмолвный газетный клочок, никогда не имевший своего голоса, с рождения переполненный чужими пустыми словами, единожды уже повидавший свою курносую тень, встрепенулся, затрепетал ослабевшими складками и в полную грудь отдал прощальный гудок. Потом захлебнулся, но выпрямился и прогудел снова, в третий раз, в четвёртый.
И небо откликнулось. Звёзды проснулись и горячими искрами посыпались из дырки в небосводе - прямо на склизкую жёлтую жижу, уверенную в своей безнаказанности. Сель вскипел, зашипел и лопнул. Капли его, остывая на лету, превратились в берёзовых пядениц, описанных позже Дарвиным. А кораблик попал на страницу другой книжки - писателя Курносова, автора известной трилогии про рай, где не женятся, и замуж не выходят. Именно там кораблик и остался - в будущей жизни.
А прошлая - нет-нет да и напомнит о себе: то пёс позвонит, то курносая в зеркале улыбнётся. Ну и пусть, что нам жалко, что ли!
Катя проснётся, будет стоять хорошая погода. За окном утомлённые за ночь птицы довершат свои нежные серенады, коты закончат полной победой любовные поединки, а листья, смешные как слепые кутята, расправят зелёные крылья. И только одна тихая тень не сбежит вслед за ночным мраком, останется у изголовья. Это тень будущего, обосновавшегося в Катиной светёлке. 
