* * *



Предчувствие скорой грозы похоже на голод.

Ты на видишь ещё ничего, но воздух твердит:

“Жди, она подойдёт, она подойдёт...”



Земля в предчувствии скорой грозы похоже на тело,

Истосковавшееся по светлой любви...

Ведь гроза -- это страсть, а любовь -- это дождь.



Лист дерева в предчувствии скорой грозы так похож на меня.

Он зелён, ему далеко до зимы,

Но весь он в пыли -- спасёт его только вода.



А вода -- это ты,

Твои руки -- дожди,

Вспышки молний -- глаза,

Взмах руки -- и ветра...



Предчувствие скорой грозы

Похоже, скорей, на тебя:

Ведь гроза -- это ты,

А земля -- это я...



31-1 Августа 1991

Житомир

* * *



Прозрачною водой и блеском чешуи

Рыб, заблудившихся за отмелью песчаной,

И трепетом колышущей в волнах травы

Река манила, пряча в водах тайну.



Раскрыв объятья, очи приоткрыв

С сверкающими как огонь зрачками,

Вдруг обнажает грудь и плечи, пригласив

К себе на одро, где лежит нагая,



Играя струями златых ручьёв,

Холёная луной и солнечной заботой,

Неотразима, страстна. Вновь и вновь

Желанна как никто... Ах, как ей одиноко!..



С стремлением помочь я тело оголил,

Глотнул манящие и сладкие потоки...

Я страсти предвкушал, но ощутил лишь ил

Меж пальцев, холод зыбкости болотной!



Прочь, прочь отсюда! Раз и навсегда!

Ты не моя избранница! Пусти скорее руки!

Но поразился я, замёрзнув глыбой льда...

Со дна глядела на меня... старуха...



25, 31 Июля 1991

Могилёв-Подольский, Житомир

НЕПРОЧИТАННОЕ



Журналы, пепел, сигареты,

Твой муж, листающий “Playboy”

И глупой музыкой задетый,

Я, ощущающий твой зной.



Глаза в дыму и фотографий

Альбом, где в детской простоте

Ты открываешь прелесть тела

Бесстыдно. Отчего же мне



Явилась ты такою?.. Голой?..

С цветных картинок, как во сне

О чём-то молвствуешь безмолвно

В своей бесстрастной наготе...



10 Декабря 1992.

Бруклин

* * *



Заморочил голову моросящий дождь,

Перекрасил в мраморный белый цвет берёз.



Плод каштана, крякнувши отпустил дитя

И отправил в плаванье по тропе ручья.



Тот смеялся, махонький, и бы сам не свой

От нескромной гордости: он ведь, не другой



Принесёт в даль-дальнюю в животе своём

Радость древа стройного... Видел он как днём:



Кожицу проклюнувший молодой побег,

Ствол и ветви шумные, и весенний цвет,

Зрелость лета, осени желтолистный всхлип,..

Но к беде проехался местный грузовик...



Не успев опомниться, и не закричав,

Хрустнув, жидкой кашицей стал шальной каштан...



Моросили слёзками волосы дождя,

Превратив в каштановый серый цвет ручья...



2-3 Декабря 1992.

* * *



Я сегодня писал в метро

О цветах винограда на поле вишнёвом,

Но пришлось выбирать одно:

Глазение в окна соседних вагонов.



И, что бы вы думали, прямо

Напротив меня чудак восседал,

Затылок чесал упрямо,

Уткнувшись в блокнот, что-то резво писал.



Наверное, о Нью-Йоркских

Увядших, сухих виноградных цветах

На вишнёвом асфальте жёстком,

Но с другим языком и пером в руках...



23 Ноября 1992,

Бруклин

ИВА



Был ощущаем хруст травы,

Шумящей, как песок

Шуршит в часах под склянкой мглы,

Хранящей топот ног.



Черны часы, песок течёт,

И уж, наверно, час

Сокрыт стеклянным колпаком,

Напоминавшим глаз...



Траву ломая, не спеша,

Я обозначил Круг

Вокруг шершавого ствола

Со взрывом ног и рук.



Сидел я под зонтом листвы,

Давно сказавшей: “Нет”,

Смотря на проблеск синевы

Сквозь обнажённый свет.



И в миг, когда фантазий рой

Я смог собрать в кольцо,

Солёной свежестью пахнул

Ивовый плач в лицо.



И сдался я часам во мгле,

Рыдал, обняв древо`,

Забыв чьи слёзы ближе мне:

Мои или его...



22 Октября 1992,

Даллас.

Знак с небес



Вот подан знак с небес, и, уж в который раз,

Под авторучку просится бумага.

Ведь даже осенью бывает, право,

Ослепнуть от любви, не открывая глаз.



Она туман разгонит в чёрной мгле души,

Лучом согреет всё, что там осталось,

А если есть там что, то только малость:

Вчерашних дней стихи... (испорчены листы).



Вновь буду верить в книжную любовь,

Взахлёб смотреть индийские кинокартины.

И формы пышные в купальниках-бикини

Мне будут будоражить мозг и кровь!



И был бы прав я, стыдно иль не стыдно,

Не стал б за это я себя корить,

Если б не знал, что этому не быть.



22 Сентября 1989

Москва

ЭПИГРАФ



Итак, туда! Куда плевался

Я в спорах с гладкими людьми,

Туда, где голос отозвался

Чужой неведомой зари.



Где скорбным встретят поцелуем

И я, неслыханно волнуем,

Услышу просьбу: “Начинай!”...

Там будет всё: и ад, и рай...



Наступит время без ответов,

И шлейф из тысячи советов

Меня там будет догонять

Везде, хоть я и буду знать,

Что он волочится за мной

Хвостом скользящим за спиной.



Поверь, мне будет всё равно,

Что и на шее след глубокий,

Остался от твоей заботы...

Господь! Прости! А ты -- прими!

К тебе иду копить долги...



20 Мая 1991

Москва

К тебе мои грёзы, у радость твоя

В душе отдаётся горчинками льда.

К тебе мои страсти, и память как грудь

Трепещет под кистью. Я думать боюсь



Об облике милом, о серых очах

Печальных... Укутанный в этих руках,

Прощался я с миром, но встретил Весну,

Осенних дождей и дерев новизну.



И в жёлтых сухих кукурузных полях,

В шёпоте листьев на длинных ногах

Воспоминаньем вчерашних утех

Как слёзы терзает твой жалобный смех...



29 Октября 1991

Галац(Румыния)

* * *



Сентябрь девяносто четвёртого,

Последняя осень в этом году,

Скудном. Было мало написано

Да и прочитано мною...

Я оскудел как прошедшее время глагола любить.



Я вспоминаю прошлые радости,

Твоё желанье заниматься любовью

На лестничной клетке средь белого дня,

Меня, потерявшего счастье...



Всегда ли прошедшее кажется слаще?

И былая Любовь остаётся былой,

Как всё, что случилось “до” ?..



Перелёт - недолёт - недочёт.



Сентябрь 1994.

Это было написано после просмотра трилогии Кисловского "3 Цвета"


* * *

Кисловскому.



Я синий обожал, но голубым я не был,

Ходил в одеждах синих, и в сенях мечтал...

Играл я синий блюз, и синь моей надежды

Я приголубил в сердце, пригубив бокал.



Мне белый нравился, и я бросался снегом,

Дарил я дамам белым кипы белых роз,

Был обличён в безличьи, и бельмо как плевру

Прорвал переродившись. Белый -- смерть, мороз.



Потом я был влюблён, и я как рак был красен,

Когда открыл красноты страстных женских тел,

Цвет крови, цвет любви. Где красный -- там и счастье,

Вино, Октябрь, пламя, жид, погром, расстрел.



Как темнотой луны на негативе неба,

Я преисполнен мыслей, и просвета нет,

Отнюдь не радужно, не синекраснобело,

И цвет любимый мой -- прозрачный цвет.



7 Января 1995,

Бруклин.

ОДИН-В-ОТЧЕСТВЕ

(одиночество)



Усталость быть кем-то ещё не собой...

Угощение сладким покоем украденным у расстояния...

Махание бумажными крыльями, ожидание искры

оставшейся от померкнувшей свечки...

Слой пыли внутри почтового ящика и немой телефон...

Бестолковость Горящего Круга с ума на столько

сошедшего, чтоб дарить на все стороны Жизнь...

Постылость раздора меж ночью и днём осто-

чертение от снобизма тетрадных линеек

“Прощанье славянки” железнодорожных вокзалов

Гроб выносимый из Дома и поседевший Отец

Пустая квартира где Мама в прокуренной кухне

в тоске по ночному звонку...

Ощущение, что кое-что было но где?.. и когда?..

...Жизнь? Фекалий романтики?..

...Вещие сны? Фантазии? Слёзы?..

Фигура сидящая за фортепиано -- что-то из памяти...

Снег... поцелуи... измены... хождение среди серебряных сосен...

Усталость... Покой... Расстояние... Крылья... Надежда...



14-20 Декабря 1992.

“...Позвони мне, позвони! Позвони мне, ради Бога!...”

(Советская эстрада)



* * *

Звонарь звонил на колокольне.

Плывя по скользкой мостовой,

Неслись по улицам окольным

Вибрации бронзы’ литой..



И перед тем, как крикнуть “трогай”,

Я слепо поглядел во тьму,

Ища источник благозвоний.

Пошёл бы с радостью к нему...



Взбираясь по крутым ступеням,

Я б с жаждою смотрел наверх.

И там бы замелькали тени

Колоколов. Но вот померк



Фантазий взор. Извозщик пьяный

Под долгожданное “пошёл!”

Двуколку двинул, напевая

“Семь-сорок” под вечерний звон...





23 Декабря 1992.

ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ



Две фигуры в Призме Океана,

Гул ночи и острый снег в глазах.

День Забвенья сделан Днём Обмана

Для Теней, несущих Мыслей Прах.





Две фигуры в Призме Океана,

Брайтон-Бич, песок прилип к ступням.

Поглощенье ароматов пряных

Кошкою, снующей по кустам.



Две фигуры в Призме Океана,

Волн погоня за Вчерашним Днём,

Чернь Стены, в которой Грань желанна

Меж полночным небом и водой.



Две фигуры в Призме Океана,

Их далёкий, еле слышный смех,

И постылых поцелуев раны,

И не мой Непервородный Грех...



Brooklyn, NY, January 17th, 1993

УРБАНИСТИЧЕСКИЙ ПЕЙЗАЖ



Я был сопровождён лучами солнца

Отражаемых в зеркалах Нью-Йоркских небоскрёбов

Оно издвало низкочастотный гул

Который был слышен не только

В его мучительно-тяжком движении

Но и в жарком воздухе переулков

Заполненных этим жирным и влажным воздухом

Как омут -- застоявшеюся водою

Автомобили подобно лодкам

Бороздили по канавам проезжей части

И горячий воздух, расходящийся от них волнами

И омывающий моё лицо этими мутными струями

Дополнял созданную мною картину

Грязных наполненных тиной волн потревоженного омута.

В тихом омуте черти водятся

Я забавляюсь муками любви,

Закрыв глаза, за спину спрятав руки

С брезгливостью. Глаза болят от муки.

Сжигаются последние мосты.



Уж сладострастье бкизко. Я несчастлив.

Я жду его, как кактус ждёт весны.

Я предпочёл бы счастие несчастью:

Захлопнуть ставни век, наклеить пластырь,..



Но, всё-равно, со мной не ты, а стыд!..

Конец... Весна-весна, мечты-мечты...

Тревожит ли меня моё молчанье?

Отнюдь, тревоги нет -- спокоен я.

В ярме обыденном лишь мысль, как наказанье:

Если бы Ты... Иль, может быть, другая...

Любил бы я её, как я любил Тебя?...



Меня тревожит сухость сигареты,

Глотанье будней с дымом табака,

И волшебство травы,

И горечь водки крепкой...

Я счастлив, как тоска моя крепка.

БЛАГОДАРЕНЬЕ



Боготворю тебя. В любви, как в лаве, таю...

Хоть не встречались мы ещё с тобой,

Я знаю, что ты есть, и, встречи ожидая,

Благодарю тебя за ожиданья боль.

Я прощаюсь, прося прощения.

Я встречаюсь, моля о встрече.

Чересчур я стал вопрошающим,

Слишком быстро я стал беспечен.



Оттого ли мне в руки -- холодом,

Что хочу быть листом зелёным,

И встречаться, оставшись невстреченным,

И прощаться, уйдя непрощённым.

Коль не люблю, то не пишу стихов.

А коль пишу их, то одни -- дрянные

Или пустые, как сейчас пустые...

Мы повстречались, разойдясь без слов.



Сечас мне пишется. Тогда мне не писалось.

И мне казалось -- я в тебя влюблён

Лишь творчество моё не ошибалось:

И если я молчу, то поражён

Стрелой сомнения, не стрелой амуров...

Коль не люблю, то не пишу стихов.



И водка хлещет, и мои гондоны

По-прежнему на тумбочке лежат,

И я на тумбочке лежу свечою голой,

Ногтём нестриженым чеша немытый зад.

Тебя я не люблю. Чего же боле?

Что я ещё могу тебе сказать?

Фантазия


Я ощущаю, что готов

К началу жизненного цикла.

Я весь в тебе, я полн стихов,

И знамя гордости поникло.

Из под обломков облаков,

Мой Феникс расцветает вновь.

Желание опять возникло



Писать, любить, торжествовать

На гребне радости безумной,

Которой сломлен я. Во мрак,

На дно я ею брошен буйной,

И ею ж вознесён опять

В небес сверкающую гладь.

И помутнён рассудок. Ум мой



Тебя готов боготворить,

И проклинать себя за дерзость,

Прильнув к стопам твоим, взмолить:

“Шута простите, Ваша Светлость!

Уж если мне Вас не любить,

Позвольте мне для Bас сложить

Венок сверкающих созвездий!”

Я обнят тобою как тёмною тайной.

Твои поцелуи нежны так и кратки.

И где-то в тени, за твоею спиною

Скорбит чёрный ангел с златою стрелою.

В глазах твоих -- страх, и ты смотришь украдкой

На ангелов наших, играющих в прядки.