Есть люди, с мнением которых я могу не соглашаться, но проигнорировать его я не могу. Их размышления всегда будоражат мой интеллект и будят мои чувства :-). И литературный критик Александр Гаврилов, безусловно, относится к этой категории людей. А если интервью взяла еще и замечательный критик Галина Юзефович, то читать нужно немедленно и с удовольствием!

Татьяна Баскакова (р. в 1957 г.) — один из ведущих ныне переводчиков-германистов. Египтолог, кандидат исторических наук, с начала 1990-х годов занимается художественным переводом с немецкого, французского и итальянского языков. В переводах Татьяны Баскаковой публиковались такие авторы, как Вальтер Беньямин, Томас Бернхард, Роберт Вальзер, Альфред Дёблин, Эльфрида Елинек, Флёр Йегги, Райнхард Йиргль, Герт Йонке, Кристиан Крахт, Пауль Целан, Арно Шмидт, Ханс Хенни Янн, а также научные монографии Яна Ассмана, Фрэнсис Йейтс, Жака Ле Ридера, Рюдигера Сафранского, Аннемари Шиммель и др.

Лауреат Премии Андрея Белого в номинации «За заслуги перед русской литературой» за работу над книгой «Пауль Целан. Стихотворения. Проза. Письма» (2008) совместно с Марком Белорусцем.

Лауреат Премии имени Жуковского «за многолетнюю творческую деятельность в сфере художественного перевода и продвижение немецкой литературы в России» (2010).

Немецкая переводческая премия 2014 года — Специальная премия за перевод первой части трилогии Ханса Хенни Янна «Река без берегов» («Деревянный корабль»).

Модернистский роман Ханса Хенни Янна «Река без берегов», перевод которого выпущен Издательством Ивана Лимбаха, — уникальное явление мировой литературы ХХ века: о формировании и угасании человеческой личности, о памяти и творческой фантазии, о голосах, которые живут внутри нас. О борьбе человека с «худшей частью его самого».
 

Алёша Прокопьев: Я хотел бы начать разговор с тобой вопросом о книге Ханса Хенни Янна; его роман-трилогия «Река без берегов» — это ведь последняя твоя монументальная работа?

Скажи, в первой книге Эллена — живое существо? Или нет? Или не только? Если да, то ее убийство лежит потом на Тутайне на протяжении всего романа, по-своему «окрашивая» все три книги? А ведь Тутайн занимает место Эллены для главного героя и «перерастает» ее, став в конце концов alter ego Хорна.

Насколько во всей этой истории (если взять одну только линию убийства и прощения убийцы женихом убитой) проявляется неконвенциональная позиция автора, находящегося внутри традиционной культуры и морали?

Татьяна Баскакова: «Монументальная работа»? Я не мыслю это в таких категориях. Но да: перевод трилогии Янна — одна из сравнительно немногих работ, которые я хотела обязательно сделать в своей жизни. Эллена, как я понимаю, — типологически тот же персонаж, что и «иноземка» (или «Чужая», Fremde) в стихотворении Целана «В Египте», которое ты переводил:

...Убери иноземку лучшими из украшений.
Убери ее болью своей за Руфь, Мириам, Ноэми.
И скажи иноземке: смотри, я с этими спал!

Как же все это знакомо, просто до боли, можно заменить фамилии и названия церковных структур и просто будто попал в точную копию всех ситуаций за некоторыми исключениями. Очень честное и хорошее интервью, без кидания фекалий в вентилятор и обид. Если честно, то мне очень понравился Сергей Чапнин и его позиция.

Сергей Чапнин о своем увольнении из Московской патриархии, официальных спикерах РПЦ и новой православной идеологии

текст: Анна Голубева

На днях патриарх Кирилл распорядился уволить Сергея Чапнина с должности ответственного редактора «Журнала Московской патриархии» за его неподобающие высказывания. COLTA.RU попросила Сергея рассказать о том, что произошло.

— Судя по информации в СМИ, тебя уволили из-за твоего доклада «Православие в публичном пространстве: война и насилие, герои и святые» в Московском Центре Карнеги. Это официальная причина?

— Это догадки тех, кто пишет в соцсетях и закатывает истерики на православно-патриотических сайтах. Связаны эти события лишь тем, что их разделяет всего несколько дней: 9 декабря я прочитал доклад, и через несколько дней пришло распоряжение патриарха Кирилла о том, что мое дальнейшее пребывание в должности ответственного редактора ЖМП он считает «нецелесообразным». Я вполне допускаю, что мое выступление стало поводом для увольнения, но никак не причиной. Кстати, я очень рад такому совпадению и благодарен патриарху. К докладу возник огромный интерес — только на моем сайте доклад за четыре дня прочитало более 10 тысяч человек.

Но это не главный мой текст уходящего года. Главный — это значительно более жесткий текст, опубликованный в консервативном католическом журнале First Things в ноябре, — «А Church of Empire» («Церковь империи»).

По-моему Александр Гаврилов прекрасен, а вот ведущий мне как-то не понравился, но это, видимо, профессиональное :-) Но слушать именно из-за Гаврилова! Я получил удовольстиве, даже когда не согласен с выступавшим :-)

В 2008 году по заказу телеканала «Россия-1» мы делали фильм о Евгении Львовиче Шварце «О чем молчал сказочник». Попросили поделиться воспоминаниями Алексея Юрьевича Германа, были счастливы, когда он охотно согласился. Блестящий рассказчик, Герман вспоминал перед камерой не только о Шварце, но и о других великих людях, которых видел в доме своих родителей, и, разумеется, о них, об отце и маме. В картину, многократно показанную по «России», вошли лишь небольшие фрагменты нашего разговора, который был скорее монологом Алексея Юрьевича, почти не нуждавшимся в моих «направляющих» беседу вопросах.

Я и оставил только два – для этой публикации, которая, как мне кажется, дает нам возможность вспомнить неповторимую германовскую интонацию, особое обаяние его устных рассказов.

Юрий Суходольский, автор сценария и режиссер фильма «О чем молчал сказочник»

Интервью взял Георгий Зотов

После публикации у меня в блоге интервью с сыном Бормана я получил массу просьб в личку продолжить эту тему. Интервью с единственным сыном Гесса - Вольфом-Рюдигером, я впервые взял в мае 2000-го года (через полтора года он умер, ибо уже был тяжело болен): с него и начался мой тогдашний проект: серия интервью с детьми бывших лидеров Третьего рейха. Объем - здоровенный, мы говорили тогда 6 часов: это интервью опубликовали "Известия". Вольф-Рюдигер, конечно, совсем другой человек, и мнение о своем отце у него другое, нежели у Мартина Бормана-младшего. Но разговор от этого вышел не менее интересным:). 

- Господин Гесс, вы считаетесь поздним ребенком - родились, когда вашему отцу было сорок три года. Почему Рудольф Гесс так не спешил с женитьбой?

- Он был чрезмерно загружен партийной работой в НСДАП - времени на личную жизнь, чтобы пойти с кем-то познакомиться, совершенно не оставалось. Отец даже и не думал ни о каком брачном союзе в будущем - все вышло абсолютно случайно.

- Правда ли, что жену ему лично подбирал Адольф Гитлер?

- Скажем так - Гитлер просто сказал ему в один прекрасный день: "Открой глаза. Почему бы тебе не жениться на этой симпатичной фройляйн Ильзе?"

- У вас сохранились какие-либо детские воспоминания об отце?

- Я помню, но очень мало. Когда он улетел в Англию, мне было всего три с половиной года. Вспоминаю только момент, когда как-то вечером к нам в дом залетела летучая мышь. Я страшно испугался, а отец, успокаивая меня, открыл окно и выпустил ее на улицу.

Интервью, которое взял George Zotov у сына Мартина Бормана

М-да, вот так позвонишь человеку за комментарием, и узнаешь, что его уже 2 года как нет в живых. 10 лет назад я сделал интервью с человеком уникальной судьбы - Мартином Борманом-младшим, сыном рейхсляйтера и заместителя Гитлера по НСДАП Мартина Бормана. Чтобы искупить грехи своего отца, Борман-младший работал священником в Африке. Название для того интервью тогда пришло просто и моментально - "ОТЕЦ БОРМАН".

- Вы, конечно, слышали предположения, что Мартин Борман до сих пор жив? Сбежал в Аргентину, Бразилию, разводит коров в Южной Африке...

- Такие «сенсации» не закончатся никогда. Со слухами в принципе бороться бесполезно — я сначала пытался, а потом забросил это дело. Знакомый адвокат коллекционирует подобные публикации и в общей сложности насчитал 6400 (!) случаев, когда моего отца где-то видели — в Латинской Америке, в Италии, в СССР, даже в Микронезии, где он возглавлял пиратский флот. Пожалуй, единственная страна, где Борман не попался никому на глаза, — это Китай. Я до сих пор получаю письма от «свидетелей», которые видели где-то отца после войны, и кем он только не был: монахом, могильщиком, даже еврейским бизнесменом. Одна женщина из Британии написала моим сестрам, что является законной женой Мартина Бормана, которого после войны в Лондоне укрыла английская разведка… и имеет от него детей. Это еще не самое безобидное письмо!

Интервью это давнишнее, но тем не менее интересное. Андрея Иванова я заметил по "Харбинским мотылькам". Это уникальный прозаик, живущий в Эстонии и пишущий по-русски. Все, что пишет Андрей (не путайте уж вы его с Алексеем) интересно.

Прозаик Андрей Иванов, вышедший в финал «Букера» этого года (а ещё в финал «Русской премии» и премии Марка Алданова), — самый заметный дебютант последнего времени, выскочивший откуда-то со своими рукописями точно чёртик из табакерки, смешав привычные премиальные расклады (о чём с обескураживающей прямотой нам сообщил, например, критик Андрей Немзер). Новый прозаик — это всегда интересно. Тем более начинающий вот так сильно и плотно (я-то, в отличие от коллег, тексты Иванова читал, причём не один и не два), не стремящийся держаться за тусовку, но несуетно и честно делающий то, что, собственно, от прозаика и требуется, — сочиняющий бескомпромиссные книги. Которые не может не писать.И этим (впрочем, не только этим) Андрей уважительно отличается от подавляющего большинства публикующихся сегодня авторов. Разумеется, к его книгам, как и к книгам любых авторов, можно предъявлять всевозможные субъективные претензии, но они живые, горячие — вот что действительно важно.

— В этом сезоне вы явный чемпион по номинациям и прохождениям в финал. Поправьте меня, если я что-то напутаю или не упомяну. Всё началось с вашей победы на «Русской премии», затем вы вошли в шорт-листы «Букера» и премии Марка Алданова. Почему такой обильный урожай выпадает именно на этот год?

— Не думаю... Кажется, роман Павла Крусанова «Мёртвый язык» всё-таки чемпион. Или «Дом, в котором...». В моём случае всё скромнее. Премия «Капитала культуры Эстонии», фонда, который и сделал возможным издание «Путешествия Ханумана на Лолланд». В «Русской премии» победила книга Мариам Петросян, в шорт-лист вошла моя рукопись маленького романа «Горсть праха», которую сейчас переводят на эстонский.  В шорт-лист премии имени Марка Алданова вошла повесть «Холод под сердцем».Этот год самый удачный в моей жизни, это точно: у нас с женой родился сын. А всё остальное, наверное, накопилось: не печатали, не печатали и вот прорвало... рано или поздно это должно было случиться.

Главный редактор издательства Corpus о том, как выбирают книги, которые будут напечатаны, читает ли произведение художник, перед тем как рисовать обложку, и почему в кризис популярнее всего серьезная литература

Фото: Ира Полярная

А вот само интервью, которое я взял у путешественника Виктора Симонова.

С российским путешественником, спортсменом и полярным проводником Виктором Альбертовичем Симоновым мы встретились на пресс-конференции другого известного российского путешественника Федора Конюхова, проходившей в Русском географическом обществе. Там Федор Конюхов и Виктор Симонов объявили о своих планах совершить новую арктическую экспедицию в 2015 году через Северный полюс. Мы попросили рассказать Виктора Альбертовича подробнее о своих планах и освоении Арктики.

- Я знаю, что вы большой энтузиаст экспедиций на Северный полюс и экспедиций на собачьих упряжках. Скажите, чем вас это привлекает и почему вы этим занимаетесь?

- Я всю жизнь прожил на севере – в Мурманской области, в Карелии и в Архангельской области. Для меня это моя жизнь. Путешествия в Арктике – это романтика. А я воспитывался на книгах Джека Лондона и Вениамина Каверина и всегда хотел быть похожим на героев этих книг и что-то похожее делать, быть путешественником. Я и по образованию географ, поэтому не удивительно, что я этим живу.

На фоне стагнации книжного рынка России привлекают внимание яркие стартапы с серьёзной капитализацией и международным участием. Интересным проектом этого года, безусловно, следует считать инициативу издательства «РИПОЛ Классик» по запуску платформы «Т8 Издательские Технологии» – книгопечатного производства, позволяющего выпускать малые тиражи книг за короткое время и по низкой цене. К разговору о технологических особенностях работы компании, её деловых партнёрах, финансовых аспектах и бизнес-перспективах «УК» пригласил Генерального директора издательства «РИПОЛ Классик» Сергея МАКАРЕНКОВА.

— Сергей, появление платформы «Т8 Издательские Технологии» – новый виток развития российского книжного рынка. Какие причины стали для Вас определяющими в решении о старте нового направления бизнеса?

— Основной причиной стало именно стагнирование российского книжного рынка. И нынешняя ситуация вызвана не только внешними факторами, но и отсутствием идей и движения у самих издателей. Очевидно, что нужны новые формы работы с контентом. Перед издателем стоит дилемма: «меняйся или доживай!» Мы выбрали первое. И уверены, что создание платформы Т8 – это решение не только для «РИПОЛ Классик», но во многом и для других наших коллег-издателей. Мы стремимся оптимизировать и уменьшить затраты на весь спектр издательских услуг: на подготовку и распространение контента, логистику, печать и т.д. И это не просто режим экономии ресурсов, а принципиально новый технологический подход к управлению издательскими процессами. Я уверен, что этот подход позволит издательствам сосредоточиться на том, что им всегда удавалось делать в рамках своих компетенций, – на работе с новыми авторами, открытии новых направлений и создании новых форматов книг.

Инновационные технологии расширяют существующие возможности. Уже сейчас мы можем печатать, хранить и распространять книги через нашего партнёра, компанию INGRAM, которая является крупнейшим книжным дистрибутором. Интеграция наших ИТ-платформ позволяет клиентам получить доступ к новым рынкам.

— Расскажите о сервисах платформы Т8. Какова скорость изготовления одного экземпляра? Как выстраивается система ценообразования?

— Основой сервисов Т8 является «Свободная издательская платформа» (СИП). Это комплексная технологическая цепочка всех издательских процессов: предпечатная подготовка, цифровая печать, комплекс складских и логистических сервисов в России, США и Европе, услуги по дистрибуции, включая интернет-магазины. СИП основывается на единой базе обработки и хранения информации (так называемой «облачной системе управления») и автоматизированном управлении провайдерами (исполнителями) на всех этапах технологического процесса. Связующим интерфейсом взаимодействия является «Т8 Маркет». По своей сути это открытый межиздательский маркет-плейс с возможностями подключения неограниченного количества участников издательского процесса. Именно открытая партнёрская структура системы и понимается нами как «свободная платформа». Хотел бы обратить внимание на то, что на «Т8 Маркет» можно не только предлагать и заказывать издательские услуги, но и находить финансирование на свои проекты.

Интервью писателя Геннадия Прашкевича "Литературной газете"

Геннадий Мартович Прашкевич – прозаик, поэт, эссеист, переводчик. Родился в 1941 году в селе Пировское Красноярского края, школу окончил на станции Тайга (Кузбасс). Учился в Томском университете, работал в Институте геологии и геофизики СО АН СССР (Новосибирск), в Сахалинском комплексном НИИ (Южно-Сахалинск). Член Союза писателей России, русского ПЕН-клуба, заслуженный работник культуры РФ, лауреат многих российских и международных литературных премий, среди них – «Аэлита», «Портал», им. Н.Г. Гарина-Михайловского, «Бронзовая улитка», АБС, им. И.А. Ефремова и другие. Издавался в США, Англии, Германии, Франции, Польше, Болгарии, Литве, Узбекистане, на Украине, в других странах. Возглавлял «толстый журнал» «Проза Сибири» (Новосибирск), книжное издательство «Свиньин и сыновья» (Новосибирск). Живёт и работает в новосибирском Академгородке.

– Вы и прозаик, и поэт, и литературовед, и переводчик. А кем сами себя считаете в первую очередь?

– Писателем. Не поэтом, не прозаиком, а именно писателем. В широком смысле слова.

– Особые отношения у вас с жанром фантастики. Не только пишете, но и издаёте произведения других авторов. Собираете сведения об известных и позабытых писателях, фактически вытаскиваете имена из небытия, как это было с книгой «Красный сфинкс». Можно ли сказать, что вы один из самых значительных фантастоведов в России?

– Себя хвалить – только вредить. Но «Красный сфинкс», несомненно, серьёзная работа, ничего подобного в России прежде не издавалось. Это книга не просто о фантастах – некоторые из них таковыми себя и не считали. Это книга об идеях, перетекающих из одной эпохи в другую. А «Малый Бедекер по НФ, или Книга о многих превосходных вещах» – не литературные воспоминания, а вполне реальные истории о людях, которых я знал и любил или не любил. В «Красном сфинксе» и в «Малом Бедекере» можно прочесть о братьях Стругацких, Ефремове, Снегове, Платове, Крапивине, о югославском поэте Саше Петрове, Десанке Максимович, Роберте Шекли, Кире Булычёве, Юлиане Семёнове, Андрее Вознесенском и Валентине Пикуле, о Плавильщикове и Палее и о многих других писателях и учёных. Каждый из них каким-то образом влиял на меня. Например, Г.И. Гуревич однажды написал мне: «В литературе, видите ли, в отличие от шахмат, переход из мастеров в гроссмейстеры зависит не только от мастерства. Тут надо явиться в мир с каким-то личным откровением. Что-то сообщить о человеке человечеству. Например, Тургенев открыл, что люди из «людской» – тоже люди. Толстой объявил, что мужики – соль земли, что они делают историю, решают мир и войну, а правители – пена, только играют в управление. Что делать? Бунтовать – объявил Чернышевский. А Достоевский открыл, что бунтовать бесполезно. Человек слишком сложен, нет для всех общего счастья. Каждому нужен свой ключик, сочувствие, любовь. Любовь отцветающей женщины открыл Бальзак, а Ремарк – мужскую дружбу и т.д. А что скажет миру Прашкевич?» Думаю, в обеих книгах мне удалось сохранить атмосферу советских времён. А ещё в этом ключе написаны «Белый мамонт» , «Адское пламя», биография Герберта Джорджа Уэллса. В серии «ЖЗЛ» вышли «Братья Стругацкие» (в соавторстве с Д. Володихиным), «Брэдбери», «Жюль Верн»; готовится к выходу биография Станислава Лема (в соавторстве с В. Борисовым) и Джона Руэла Толкина (в соавторстве с Сергеем Соловьёвым – математиком, живущим во Франции и работавшим в своё время в Оксфорде). В каком-то мировом рейтинге по литературоведению я даже попадал то ли на 13-е, то ли на 14-е место. Ну это не так уж дурно.

Геннадий Прашкевич, российский писатель-прозаик, фантаст, поэт, переводчик и публицист, преподаёт на факультете журналистики НГУ дисциплину «креативное письмо», где учит писать статьи, рецензии, очерки, обязательно отмечая важность вовлечённости самих авторов и их героев в текст.

О первой научно-фантастической публикации

Остров туманов: Научно-фантастический рассказ // Тайгинский рабочий (Тайга), 1957, 21 сентября (№114).

– Уже в школе я был увлечён научной литературой, а параллельно читал много фантастики. Начинал писать сам – сначала это были стихи, потом короткие рассказы. Один из них я отнёс в редакцию газеты «Тайгинский рабочий», и, к моему страшному удивлению, рассказ напечатали. Это было, конечно, совершенно необыкновенно! Три геолога возвращаются домой после путешествия за Полярный круг, где им удалось высадиться на некий остров, который всё время затянут туманом, причём особого свойства: из всех лучей он пропускает только ультрафиолетовые. А в ультрафиолетовом свете весь мир кажется другим, у него другой цвет: всё светится ярко и необычно – камни, листья растений, графит карандаша... Конечно, как произведение художественное – рассказ, скажем так, невелик, но это был первый мой опыт активного вторжения в жизнь, а это переценить никак нельзя.

Геннадий Александрович Русаков (р. 1938) – поэт, переводчик. Родился в селе Ново-Гольское Воронежской области. Окончил Куйбышевское суворовское военное училище (1958). Учился в Литературном институте им. Горького, окончил 1-й Московский педагогический институт иностранных языков (1966). Работал переводчиком-синхронистом в Секретариате ООН (Нью-Йорк), в Комитете за европейскую безопасность (Москва), Секретариате ООН (Женева). Ныне работает в Секретариате ООН в Нью-Йорке. Автор книг «Горластые ветры» (1960), «Длина дыхания» (1980), «Время птицы» (1985), «Сонеты современников Шекспира» (1987), «Оклик» (1989), «Разговоры с богом» (2003), «Избранное» (2008). Удостоен премии журнала «Знамя» (1996), малой Премии Аполлона Григорьева (1999), премии «Венец» от Союза писателей Москвы (2011), премии «Поэт» (2014).

Судьба Геннадия Русакова неординарна. Отец погиб на фронте, мать умерла. Воспитывался в детдоме, бежал, беспризорничал. С 50-х публиковал стихи в периодике. Вторую книгу его стихов горячо приветствовал Арсений Тарковский. Помимо оригинального творчества Русаков переводит европейских поэтов. В этом году он  стал лауреатом премии «Поэт». С Геннадием РУСАКОВЫМ побеседовала Юлия ГОРЯЧЕВА.

– Вы – большой поэт, неоднократно награждаемый резонансными поэтическими премиями России. В то же время у вас есть строки: «Я в господней читальне на списанной полке забыт./ Ничего, обойдемся, у времени годы и моды.../ Пусть оно отшикует, в глазах у него отрябит». Сейчас, после присуждения премии «Поэт», что для вас известность, признание, слава?

– Спасибо за «большого поэта». Ничего эти почести в моей судьбе радикально не изменили, а известность, признание, слава прошли по какой-то другой дороге и со мной разминулись: я в силу обстоятельств как жил, так и живу в тихой заводи под Нью-Йорком. Никто меня здесь не знает и никакое бремя славы меня не гнетет. Я благодарен тем, кто заметил мои стихи и счел их достойными награды – значит, кто-то меня услышал и отозвался. А это помогает верить, что ты пишешь не в пустоту. При моей оторванности от читателя для меня это особенно важно. Теперь насчет «господней читальни». Это то место, где поэту предъявляется гамбургский счет, и боюсь, что там мои писания будут оценены довольно скромно.

Интервью с директором Государственного литературного музея Москвы

«Простите, а вы роман читали?» — «Да, конечно». — «До конца?» — «Да, в кратком содержании читал до конца»… Студент, с которым беседовал педагог (дело было на занятии по литературе в очень хорошем гуманитарном вузе), даже не понял, что он сказал не так и почему лицо преподавателя сквозь смех выразило изумление. …Наверное, проблема не столько в том, что романы сегодня читают в кратком содержании. Проблема в том, что это кажется нормой. Почему так происходит, чем полезны и опасны новые технологии, зачем слушать классику, понимать стихи и искать в себе Обломова — об этом и многом другом мы говорим с директором Государственного литературного музея Москвы Дмитрием Баком.

Распадающийся человек

— Вы много работаете с современной литературой, изучаете новых авторов… Во все времена художники реагировали на болевые точки своей эпохи. Есть ли что-то подобное в литературном процессе сегодня? Или он настолько разнонаправлен, что сложно говорить об общих тенденциях?
— Я бы согласился с режиссером и драматургом Иваном Вырыпаевым, который говорит: наша главная проблема в том, что мы разучились чувствовать. То есть мы утратили какие-то важные рецепторы, которые в человеческой душе отвечают за сочувствие. Если в ленте новостей мы читаем, что в катастрофе погибло двадцать человек — нам от этого ни горячо, ни холодно. Мы как будто раздерганы, разбиты на проекции социальных ролей и не можем себя «сложить», вернуть цельность. Причем это характерно не только для России, но и для любой развитой страны.

Еще одна болевая точка, которую я бы отметил, — кризис ответственности, совпадения себя с собой, «кризис Достоевского». Для меня очень важен диалог из романа «Бесы», где Шатов недоуменно спрашивает Ставрогина, мол, не вы ли мне говорили, что русский человек не может не быть православным, а сейчас говорите, что в Бога не веруете, так когда же вы лжете? Ставрогин спокойно отвечает, что он и тогда не лгал, и сейчас не лжет. Это ситуации сегодняшнего дня. Как я думаю на самом деле, кто я? Так легко говорить то, что «принято», что кто-то придумал за меня — совсем как в социальных сетях, где можно писать под разными именами совершено разные вещи. С одной стороны, все попытки говорить о подлинных убеждениях дискредитированы — заводить об этом речь неудобно, почти стыдно. С другой стороны, тебя тут же, по нескольким фразам могут подверстать под какую-то чужую систему воззрений, соотнести с идеологией, которой ты не принадлежишь. В этой ситуации постоянного несовпадения с собой все становится имитируемо: добродетель, подвиг, демократия, свобода... Человек может говорить об этих категориях и, главное, — верить в свои слова, но в жизни ими не руководствоваться.

Третья серьезнейшая проблема, о которой сегодня пишут, — кризис мультикультурности. Мы живем в то время, когда идет процесс своеобразной деколонизации, очень болезненный. Империи оказались поглощены своими бывшими колониями. И любая идентичность теперь ставится под угрозу — европейская, например, или российская. В моем высказывании нет ничего ксенофобского, я просто констатирую факт. Точка зрения, что мы как-нибудь уживемся вместе, как сказочные звери в тесном домике, что нет никакой принимающей и приходящей культуры, что есть только условные территории — Россия, Франция, Америка, и мы все «понаедем» друг к другу и будем мирно сосуществовать, — постепенно, мне кажется, уходит в прошлое. И переживается это очень тяжело…