Итак, продолжу цитировать Вейса и показывать прекрасные работы художников итальянского Возрождения...

К концу столетия в высшем сословии появились новые виды одежды, которые из-за необычайной дороговизны были доступны немногим. Одежда эта, отличавшаяся особой плотностью ткани, имела особенно много разрезов, скрепленных шнурками и бантами. Это были узкие вверху и расширяющиеся книзу волочащиеся платья, разрезанные во всю длину на равные полосы, соединенные между собой на небольшом расстоянии бантами, так что все платье казалось будто усеянным ими.

Чрезвычайно пышные и короткие рукава, из такой же материи и с той же отделкой, а под ними не менее объемные, но более простые рукава, доходящие до кисти и обшитые внизу широким гофре, - все это приметы одежды высшего сословия. К ним добавим богато разукрашенный лиф с короткой талией и довольно глубоким вырезом. Шея до самой груди прикрывалась подложенным снизу нагрудником из легкой прозрачной ткани.

С этих пор и нижнее платье приобрело большое значение. Если и прежде, когда оно оказывалось на виду при коротком или высоко приподнятом верхнем платье, оно отделывалось богато, то теперь оно постепенно превратилось в род второго нарядного платья, которое надевали под жесткое, широко распахнутое верхнее платье. При более коротком верхнем платье нижнее стали удлинять в шлейф, хотя и довольно умеренный. Рукава так же изменились. Как и раньше, их продолжали носить узкими, отступая от общепринятой нормы только в отдельных случаях, например, когда верхнее платье имело короткие рукава или было вовсе без рукавов. В таких случаях рукава нижнего платья делались длинные и широкие, иногда разрезные.

Слева - Боккаччино, "Девушка-цыганка", 1505 г.; справа - Гирландайо, "Портрет Джованны", 1488 год

Широкий и длинный плащ не утратил своего прежнего значения.

Продолжаю цитирование книги Вейса "Высокое Возрождение. Итальянский Ренессанс".

Новая форма верхней одежды привела в середине столетия к изменениям в женском костюме. Одежда эта своей жесткостью представляла резкий контраст с прежней, широкой и сборчатой. Но молодежь высших сословий, из духа противоречия или же стремясь к разнообразию, снова стала носить широкие платья.

Узкая облегающая одежда сохранилась, но покрой ее изменился. К концу века под влиянием бургундско-французских мод выработались довольно причудливые формы, так что женская одежда представляла такое же разнообразие фасонов, как мужская в начале столетия и позже.

Слева - Доменико Гирландайо, "Замужество Марии", 1486, фрагмент; справа - Филиппо Липпи, "Пир Ирода", 1465, фрагмент.

В облегающей одежде удлинился лиф, теперь он спустился ниже талии, а иногда закрывал весь живот. Чтобы усилить впечатление от стройности фигуры, лиф сверху носили закрытым до самой шеи и совершенно гладким, отделывая его вдоль шнуровки и вокруг узкого ворота нарядной каймой, бордюром и т.д. Прочие формы вырезов ворота употреблялись довольно редко.

ПРОЖИГАТЕЛЬ ЖИЗНИ

Огромное отцовское наследство - десять металлургических заводов и несколько тысяч душ крепостных - Николай Демидов получил очень рано, в 15 лет. До совершеннолетия наследника делами управляли опекуны, а юный Николенька, сообразно правилам, принятым в высшем обществе, делал военную карьеру и весьма преуспел на этом поприще. В 16 лет флигель-адъютант при князе Потемкине, в восемнадцать - уже подполковник, приближен ко двору императрицы.

Правда, как только Николай стал самостоятельным, он принялся с какой-то исступленностью просаживать свое состояние, тратя деньги направо и налево. Куда девались хватка и предприимчивость первых Демидовых? Свалившиеся как снег на голову деньги проживались легко и приятно. Демидов залез в огромные долги. Встал даже вопрос о продаже уральских заводов. И тогда над всем имуществом была учреждена опека. Заводы были заложены в Заемном банке, некоторые вотчины пришлось продать. Помогла и выгодная женитьба на баронессе Елизавете Александровне Строгановой - наследнице громадных богатств знаменитого российского рода.

РАЧИТЕЛЬНЫЙ ХОЗЯИН

Демидовское богатство устояло, но Николаю Никитичу пришлось остепениться и всерьез заняться делами своего огромного хозяйства. Демидов уже не распродает, а покупает новые земли, создает в Херсонской губернии образцовые, как теперь бы сказали, хозяйства "Заводовка" и "Демидовка" и проводит там опыты по выведению племенного скота, сажает виноград, тутовые и оливковые деревья, строит суконную фабрику.

Хотя на своих уральских заводах он был всего один (!) раз в жизни (в 1806 г.), за эти несколько месяцев он, как сообщают его биографы, досконально изучил все секреты и тонкости заводского производства, чтобы затем со спокойной душой передать заводы в руки управляющих. Сам же отправился за границу перенимать иностранный опыт и передовые технологии. Откуда и привез для своих уральских заводов первый прокатный стан, до той поры неизвестный в России. Читать далее

Рассказ о костюме 15 века получается очень длинный, потому я решила разбить его на три части – иначе читать будет не интересно, а утомительно. J

Большое количество украшений и отделок, употребление плотных и дорогих тканей придавали женской одежде тяжеловесность, монументальность. Возникнув в середине столетия, эта мода не получила широкого распространения и оказалась принятой только высшими сословиями.

Знатные дамы и девушки отдавали свое предпочтение длинной одежде с гладким лифом и широко вырезанным воротом, а так же длинным узким или висячим широким рукавам. Платье по-прежнему носили с поясом выше талии или вообще без пояса, а рукава, кроме отделки каймами или бордюрами, подбивали и опушали мехом, вырезая по краям фестоны.

Нагрудники, надевавшиеся под открытый лиф, украшались жемчугом и золотым шитьем. Форма их, в зависимости от выреза, была самой разнообразной. Если вырез был небольшим и неглубоким, горловина отделывалась узким отложным воротником, шею тогда оставляли или совсем открытой, или повязывали ее тонким платочком.

Если же вырез был широким и низким, то нагрудник делался в виде второго нижнего лифа или в виде высокой манишки. При особенно широких четырехугольных вырезах эти манишки, сложенные складками, были так высоки, что закрывали шею до самого горла и оторачивались нарядной каймой.

Нижнее платье оставалось таким же длинным, с узкими рукавами, как и прежде. В тех случаях, когда надевали только одно платье, оно обычно имело длинный шлейф и такие же длинные рукава.

Если же платье было без рукавов, тогда поверх него надевалась кофта, тоже без рукавов и руки оставались обнаженными. Знатные молодые женщины начали носить необычайной формы головные уборы, до того времени бывшие редкостью.

Слева - Гирландайо, деталь "Рождество Иоанна Крестителя", 1486 г., справа - "Посещение", 1486. Видимо, Вейс имеет ввиду такие платья.

Городские власти пытались бороться с распространяющейся роскошью, однако их распоряжения, хотя и следовали одно за другим, не достигали результата.

"Дворец с кладами" - так еще в первой половине прошлого века москвичи называли дом № 17 по улице Маросейке (бывшая улица Богдана Хмельницкого) – фамильный дворец графов Румянцевых, в котором в настоящее время располагается Посольство Республики Беларусь в России.

Поразительное по своей красоте ярко-голубое строение с богатейшей лепниной, является охраняемым архитектурным памятником и, безусловно, самым красивым зданием Маросейки. Проектировал дворец выдающийся московский зодчий XVIII века Василий Иванович Баженов – автор таких зданий, как дома Долгова (на нынешнем проспекте Мира), Юшкова (на Мясницкой), Пашкова (нынешняя Ленинская библиотека на Ваганьковском холме, напротив Боровицких ворот Кремля) – по заказу отставного полковника М.Е.Хлебникова. Хотя... хотя авторство большой трёхэтажной каменной усадьбы, возведённой для Хлебникова, до конца не установлено. По одной из версий, руководителем работ считается известный архитектор М.Ф. Казаков, по мнению других специалистов, основную роль в проектировании и строительстве сыграл ученик и помощник Казакова - В.И. Баженов. В пользу этой версии свидетельствует и схожесть планов городской усадьбы с собственным домом Баженова и некоторыми из его царицынских построек.

"Странный дом", "особняк-обманка", "пряничный домик" - это все эпитеты в адрес одного дома, дома на Большой Якиманке. В 1893 году напротив церкви Иоанна Воина появился дивный двухэтажный терем из красного кирпича. Арочные окна с "гирьками", украшенные колонками-"бочками", вместе с разнообразными выложенными на фасаде узорами, изразцами с диковинными растениями и птицами - всё напоминало дворцовые покои Московской Руси.

...Это здание уникально в своем роде. Своим характером оно во всем противостоит нашим привычным представлениям: несмотря на это, такое, как оно есть, оно должно быть оценено по достоинству... и нельзя найти способ его переделать без того, чтобы не показаться смешным, вмешиваясь в его старинный облик...

Дом Игумнова давно и общепризнанно считается выдающимся сооружением «русского стиля» XIX столетия. Для этой усадьбы документированная история начинается поздно - вскоре после пожара 1812 года. Тридцатого марта 1851 года "жена Московского почетного Гражданина Варвара Даниловна дочь Крашенинникова... продала жене Санкт-Петербургского купца Вере Яковлевне дочери Игумновой и наследникам ее каменный дом со всеми принадлежащими к нему каменными и деревянными, жилыми и нежилыми строениями и землею... А взяла я продовщица с нее покупщицы за оный дом... семнадцать тысяч сто сорок рублей серебром...". Деньги по тому времени немалые. При живых мужьях жена купца, а не сам купец, покупает дом тоже у жены, а не у самого купца. Эта замоскворецкая традиция - записывать недвижимую собственность на жен - заставляет вспомнить пьесы Александра Островского, его знаменитого "Банкрота".