Чудесная статья  Павла Нелера. Читается на одном дыхании Написана очень красивым языком. Рекомендую прочесть...

     Очное знакомство Мандельштама с Грузией состоялось в августе 1920 г. в Батуме. Как и при каких обстоятельствах - об этом ниже. Но Грузия, грузинская тема вошла в его стихи значительно раньше - по крайней мере, осенью 1916 г. Именно так датировано стихотворение "Я потеряла нежную камею...", впервые напечатанное в харьковском журнале "Камена" (1918, № 1, с. 9) и включавшееся затем в сборники "Tristia" (1922) и "Камень" (1923). Кто она, эта Тинатин, эта прекрасная грузинка? Н. И. Харджиев, ссылаясь на В. М. Жирмунского, сообщает, что имеется в виду Тинатин Джорджадзе.¹ Декабрем 1916 г. помечены и стихи "Соломинка" (впервые - в альманахе Тринадцать поэтов", 1917, с. 25, кроме того, в феодосийском альманахе "Ковчег", 920, и в журнале "Москва", 1922, № 7; входило в сборники "Tristia" и "Стихотворения"). Эта "двойчатка" (термин Н. Я. Мандельштам) обращена к другой грузинской знакомой Мандельштама - к Саломее Николаевне Андрониковой (Андроникашвили, по мужу - Гальперн), с 1900 по 1919 г. жившей вместе с отцом в Петербурге. В 1916 г. ей было 28 лет.² Мандельштам сравнивает ее с героинями Эдгара По (Лигейя, Ленор) и Бальзака (Серафита). В другом посвященном ей стихотворении 1916 года ("Мадригал") Мандельштам обыгрывает семейную легенду о происхождении княжеского рода Андроникашвили от достославного византийского императора.³ 

     Заочными встречами Мандельштама с Грузией можно считать и прижизненные публикации его стихов или статей, о которых он сам, возможно, даже не подозревал. Так, в 1919 г. в Тифлисском журнале "Орион" (№ 6), издававшемся С. Рафаловичем при участии С. Городецкого, было напечатано стихотворение "Золотистого меда струя из бутылки текла...". Позднее в батумских газетах перепечатывались и статьи Мандельштама: в газете "Искусство" (21 июня 1921 г.) - статья "Слово и культура",⁴ а в "Батумском часе" (11 февраля 1922 г.)- "Письмо о русской поэзии".⁵ 
     Однако пора уже перейти к обстоятельствам очного знакомства Мандельштама с Грузией. Они таковы. В августе двадцатого года после пяти или семи суток плавания "ветхая баржа, которая раньше плавала только по Азову", стала на батумском рейде⁶ Вечером с палубы город казался "гигантским казино, горящим электрическими дугами, светящимся ульем, где живет чужой и праздный народ... Утром рассеялось наваждение казино и открылся берег удивительной нежности холмистых очертаний - словно японская прическа - чистенький, волнистый, с прозрачными деталями, карликовыми деревцами, которые купались в прозрачном воздухе и, оживленно жестикулируя, карабкались с перевала на перевал. Вот она - Грузия!.." ("Возвращение"). 

     Прием, однако, был не особенно гостеприимным. Мандельштама с братом (Александром) препроводили в тюрьму с тем, чтобы отправить обратно во врангелевский Крым. 
     В том, что этого не произошло, возможно, сказалась договоренность между РСФСР и Грузией о правилах взаимного въезда и выезда их граждан, ограничивавшего передвижение лишь лиц, находившихся под следствием.⁷ Тем не менее, существуют две версии спасения Мандельштама из батумской тюрьмы, а точнее карантина.⁸ 
     Вот первая - "голубороговская" - версия. В воспоминаниях Нины Табидзе "Память" этот эпизод выглядит так: "В первый год после нашей свадьбы мы поехали на лето в Батум. Соблазнил нас Нико Мицишвйли, который там одно время работал в газете. Он и Тициану предложил с ним работать. Он же организовал в Батуме вечер Тициана, который прошел очень тепло и интересно. 
     (...) Раз, выходя с пляжа, я увидела Тициана, идущего с какими-то молодыми людьми. Я окликнула его, они остановились. Тициан объяснил мне, что в батумском карантине оказался приехавший из Крыма поэт Осип Мандельштам и надо как-то вызволить его оттуда. 

     Место, где люди находились в карантине по случаю возможной эпидемии чумы, было обнесено проволокой, туда никого не пускали. Тициана пропустили, а я ждала его на улице. Он вышел оттуда очень взволнованный. Оказывается, когда ему показали на Мандельштама, он сперва не поверил, что этот поэт, этот эстет, сидит на камне, обросший, грязный. Тициан некоторое время не верил, что это и есть Мандельштам и даже стал задавать вопросы, на которые он один мог бы ответить. Например: "Какое ваше стихотворение было напечатано в таком-то году, в таком-то журнале". Тот назвал и даже прочитал свои стихи наизусть. Потом читал еще другие стихи. Тициан понял, что перед ним действительно Мандельштам... 
     Мы уезжали из Батума, и Мандельштам поехал с нами в Тифлис...⁹ 

     Более подробно описывает эту историю Николоз Мицишвили: 
     "В 1919 (1920 - П. Н.) году летом в Батум приехал из Крыма известный русский поэт Осип Мандельштам. Приехал он на маленьком пароходе в числе десяти каких-то сомнительных пассажиров. Все они были арестованы береговой охраной. 
     В те времена я и поэт Тициан Табидзе жили в Батуме. Как-то раз на улице настигает нас какой-то старичок, останавливает и говорит, что он старшина местной еврейской общины, и справляется - известен ли нам поэт Мандельштам. Мы ответили, - да, известен. 

     - Если так, - сказал старик, - поэты должны помочь поэту: Мандельштам арестован и сидит в Особом отряде. 
     Мы пошли в Особый отряд. Нам сказали, что среди арестованных на самом деле есть какой-то Мандельштам, но невозможно, чтоб этот был наш знакомый: такой уж он непоэтичный на вид. 
     Самого Мандельштама нам не показали, и мы, усомнившись в правильности подхода к поэзии со стороны Особого отряда, отправились к генерал-губернатору Батумской области. 
     - Посмотрим, что это за человек,- ответил он и тотчас же распорядился по телефону доставить Мандельштама к нему. 
     Доставили. 

     Входит низкого роста, сухопарый еврей - лысый и без зубов, в грязной, измятой одежде и дырявых шлепанцах. Вид подлинно библейский. 
     Губернатор взглянул на него и обратился к нам по-грузински: 
     - Я думал, в самом деле кто-нибудь, а это какое-то страшило, черт возьми. На него дунуть - улетит. Нашли тоже опасного человека. 
     Затем усадил его, дипломатически выяснил, что он действительно поэт Мандельштам, и вежливо извинился. 

     Мандельштам, как воробей, присел на край стула и начал рассказывать. 
     - (...) От красных бежал в Крым. В Крыму меня арестовали белые, будто я большевик. Из Крыма пустился в Грузию, а здесь меня приняли за белого. Какой же я белый? Что мне делать? Теперь я сам не понимаю, кто я - белый, красный или какого еще цвета. А я вовсе никакого цвета. Я - поэт, пишу стихи и больше всяких цветов теперь меня занимают Тибулл, Катулл и римский декаданс... (...) Затем коснулся Крыма".¹⁰ 
     Впервые это было напечатано в 1930 г. в книге Н. Мицишвили "Тень и дым", вышедшей в ГИХЛе. Письмо 3. Черняка, редактора этой книги, к автору сохранило для нас реакцию Мандельштама на эти прижизненные мемуары о событиях десятилетней давности. "Забыл упомянуть, что на днях говорил случайно с поэтом Мандельштамом, который рвет и мечет по поводу строк, посвященных ему в Вашей книге. Особенно волновался Мандельштам из-за ваших "цветовых" характеристик ("...а я не белый и не красный...") - и требовал, чтобы я устранил их из рукописи. Я ему, разумеется, указал, что редактор не вправе вносить такого рода изменения, что редактор обязан вмешаться лишь в тех случаях, когда мемуарист искажает исторически бесспорные даты и т. д. Моим резонам Мандельштам, к сожалению, не внял - так что ждите от него грозного послания, смертоносное действие которого может быть ослаблено разве только тысячекилометровым расстоянием, отделяющим Вас от пылкого и по-африкански темпераментного поэта".¹¹ 

     Примерно в том же духе, что и грузинские поэты, описывает в своих мемуарах вызволение Мандельштама и Илья Эренбург. Его, однако, считала необходимым поправить Надежда Яковлевна Мандельштам, вдова поэта. Со слов мужа она рассказывала, что грузинские поэты, действительно, пришли в портовый карантин, где содержался Осип Эмильевич с братом Александром. Они предложили поручиться за Мандельштама и моментально освободить его, но за его брата поручаться не стали. На таких условиях Мандельштам, разумеется, принять личную свободу не мог. Помог Мандельштаму, как он это сам описывает в очерках "Возвращение" и "Меньшевики в Грузии", конвойный солдат Чигуа, сочувствовавший большевикам, хотя не исключено, что грузинские поэты, уезжая, предупредили о Мандельштаме чрезвычайного комиссара Батума и области В. С. Чхиквишвили, вмешательство которого окончательно решило вопрос о свободе братьев Мандельштам. 
     Пребывание Мандельштама в Грузии в 1920 г. было недолгим, но все же оставило след в литературной жизни Батума и Тифлиса. Батумские газеты ("Эхо Батума" и "Батумская жизнь" (сообщали о вечере О. Мандельштама в батумском ОДИ (Обществе деятелей искусства) 16 сентября, а "Батумская жизнь" 18 сентября поместила отчет И. Зданевича).¹² 
     Даже берлинский журнал сообщал в январе 1921 г. о том, что Мандельштам "...жил в 1920 г. в Крыму и Коктебеле близ Феодосии. В настоящее время находится в Закавказье. Устраивал вместе с И. Эренбургом в Батуме и в Тифлисе вечера поэтов, на которых читал свои стихи"¹³ Примерно в то же время в издававшемся на грузинском языке журнале "Гантиади" появилась заметка о том, что Н. Мицишвили организует в Париже грузинское издательство, к работе которого он намерен привлечь и русских писателей - Мандельштама, Эренбурга, Городецкого (сообщено М. Н. Мицишвили). 

     Прибыв в Тифлис и повстречав там вскоре И. Эренбурга, Мандельштам ненадолго окунулся в гущу довольно-таки бурной - "столичной" - художественной жизни. Пестрота здесь нашла на пестроту: разнообразие эстетическое, политическое, национальное. Из русских писателей необходимо отметить Сергея Городецкого, приехавшего в Тифлис еще в 1917 г. Он редактировал журнал "АКS" (издавался на средства Анны Антоновской, которых хватило на 4 номера) с обширной интернациональной программой, организовал при журнале "артистериум", ведя в нем самые различные курсы, устраивая выставки, и т. д. Он же вел и русский сатирический журнал "Нарт", печатал свои стихи и фельетоны в газете "Кавказское слово" и выпустил поэтический сборник "Ангел Армении". Он же создал, по образцу петербургского, тифлисский Цех Поэтов, из участников которого упомянем Олега Дегена, Нину Пояркову, Анну Антоновскую, Алексея Крученых, Татьяну Вечорку (Толстую), Нину Лазареву, Сергея Рафаловича и др.¹⁴ С. Рафалович с помощью бакинского издательства "Книжный посредник" в 1919-1920 гг. издавал журнал "Орион" и газету "Понедельник". Вскоре, однако, откололось левое крыло Цеха (Деген, Крученых, Семейко) и сгруппировалось вместе с Ильей Зданевичем вокруг журнала "Куранты". Подробнее см.: С. Городецкий. Искусство и литература в Закавказье в 1917-1920 гг. "Книга и революция", 1920, № 2, с. 12-13. 

     Однако уже в этот приезд в центре внимания и общения оказались в первую очередь грузинские поэты - Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Валериан Гаприндашвили и другие. 26 октября в Консерватории состоялся единственный, как было заявлено в газетных объявлениях, вечер О. Мандельштама и И. Эренбурга. Вечер открыл Г. Робакидзе, произнесший слово о новой русской поэзии. (Затем Эренбург сделал доклад "Искусство и новая эра", после чего оба поэта читали свои стихи.¹⁵ Две или три недели, что провел Мандельштам в сентябре - октябре 1920 г. в Тифлисе, отогрели его. Об этом подробно и сочно поведал Илья Эренбург в своих знаменитых мемуарах. 
     Забегая несколько вперед, заметим, что "следы" пребывания О. Мандельштама в Грузии не раз обнаружат себя и в последующем, причем не только в статьях и очерках, непосредственно посвященных грузинской теме. Приведем некоторые из них. Так, в статье "Литературная Москва", вышедшей в сентябре 1922 г.¹⁶ мы встречали имя известного антрепренера Ф. Я. Долидзе. "в летнее время, по крайней мере душой, переселяющегося в Озургеты", а также сравнение иных поэтов с шиитами, готовыми "...лечь на землю, чтобы по ним проехала колесница зычного голоса (Маяковского.- П. Н.)" (в Тифлисе Мандельштам был свидетелем фанатичного шиитского самоистязающего обряда "шахсе-вахсе"). Михаил Пришвин в рассказе "Сопка Маира" вспоминает, как Мандельштам расписался в ведомости на получение продовольственной посылки АРА... по-грузински.¹⁷ В небольшой прозе "Сухаревка" поэт вспоминает тифлисский майдан - "разгоряченные, лукавые, но в подвижной и страстной выразительности всегда человеческие лица грузинских, армянских и тюркских купцов". Наконец, в анонимной заметке, помещенной в журнале "Искусство и промышленность" вслед за богато иллюстрированной статьей К. Паустовского "Грузинский художник", посвященной творчеству Н. Пиросманашвили, читаем: "Поэт О. Мандельштам предложил редакции написать исследование на неожиданную и оригинальную тему - "Вывески Москвы". Из статьи этой, которая появится в одном из ближайших номеров журнала, будет, между прочим, ясно, что отголоски творчества Пиросманашвили достигли Москвы. На многих вывесках шашлычных и т. п. заведениях имеются как ясные подражатели этому художнику, так и работы других молодых продолжателей клеенок и жести Пиросмани"¹⁸ . 

     Во второй раз О. Мандельштам с женой приехал в Тифлис в июле 1921 г. (через Ростов и Баку, с поездом "Центроэвака" - учреждения, которое должно было заниматься расселением и устройством эмигрировавших из Турции армян (во главе "Центроэвака" стоял художник К. А. Лопатинский, давний знакомый и сослуживец Мандельштама по Наркомпросу). Лето и осень 1921 г. они провели в Тифлисе, в августе и сентябре побывав в Батуми.¹⁹ Сначала, вспоминает Колау Надирадзе, их поселили в одной из комнат Дворца искусств - особняка, ранее принадлежавшего известному меценату К. Сараджеву (ныне Дом писателей Грузии). Потом они переехали в дешевую комнату в одном из старых дворов на углу улиц Гунибской (ныне Барнова) и Кирпичной (ныне Белинского), 
     Н. Я. Мандельштам указывала на другую последовательность: во Дворец искусств им пришлось "водвориться" лишь после того, как квартал, в котором они жили, был для какой-то цели в одночасье выселен. Через весь город их провез на полугрузовичке - забавнейшая фантасмагорическая деталь - шофер-негр. 

     "Помню, как Паоло Яшвили великолепным жестом приказал швейцару отвести нам комнату..., и швейцар не посмел ослушаться - грузинские поэты никогда бы не позволили своему русскому собрату остаться без крова".²⁰ 
     Мандельштамы прожили месяц в одной из комнат первого этажа, Тициан Табидзе и Паоло Яшвили с семьями жили на втором. Сходились на одной из террас особняка, говорили о стихах, пылко и яростно спорили. Мандельштам, вспоминала Надежда Яковлевна, нападал на символизм, Тициан и Паоло именем Андрея Белого клялись уничтожить всех врагов символизма.²¹ Именно здесь оттачивались все антисимволистские выпады Мандельштама, которых немало в статьях 1922-1923 гг., начиная с "Кое-что о грузинском искусстве", где эти выпады носят почти личный характер. 
     Зато в оценке Важа Пшавела расхождений не было: именно здесь Мандельштам и перевел его поэму "Гоготур и Апшина". Здесь же было написано стихотворение, которое Н. Я. Мандельштам по праву называет переломным: 

     Умывался ночью на дворе. 
     Твердь сияла грубыми звездами. 
     Звездный луч, как соль на топоре. 
     Стынет бочка с полными краями... 

     "...В эти двенадцать строчек, - пишет вдова поэта в одной из статей, - в невероятно сжатом виде вложено новое мироощущение возмужавшего человека, и в них названо то, что составляло содержание нового мироощущения: совесть, беда, холод, правдивая и страшная земля с ее суровостью, правда как основа жизни; самое чистое и прямое, что нам дано, - смерть, и грубые звезды на небесной тверди...". (Фоном всему этому послужила одна деталь быта Дворца искусств: в роскошном особняке не было водопровода, воду привозили и наливали в огромную бочку, стоявшую во дворе, - всклянь, до самых краев). 
     В этот приезд Мандельштам глубоко проникся духом грузинской поэзии. К. Надирадзе вспоминал: "Грузинские стихи он слушал как музыку, просил при этом читать помедленней, выделяя мелодию (любопытно, что об этом просил и А. Белый) и не всегда даже расспрашивал о содержании. Звучание некоторых стихов так его очаровывало, что он старался заучить их, подбирая к непривычным для русского слова звукам довольно близкие русские фонетические эквиваленты. Больше других восторгался он Бараташвили и Важа Пшавела, знал наизусть бараташвилевскую "Серьгу" в переводе Валериана Гаприндашвили...". Приведем здесь ее текст: 

     Как легкокрылый мотылек 
     Качает ландыша цветок, 
     Вполне отдавшись упоенью, 
     Под ухом девы молодой 
     Серьга, влюбившись в призрак свой. 
     Играет с собственною тенью. 
     Как странно счастлив будет тот, 
    
     Кто на минуту отдохнет 
     Под этой тенью безмятежной; 
     Кого крылатая серьга, 
     Как тихий шелест ветерка 
     Прохладою обвеет нежной. 
     Серьга? Скажи мне лишь одно - 
     Кому судьбою суждено 
     Губами с этой тенью слиться? 
     Чтобы бессмертия шербет 
     Сквозь огненный и сладкий бред 
     Пить и навеки насладиться. 

     Действительно, за те полгода, что Мандельштам с женой "проболтался (по ее выражению) в богатой и веселой Грузии", он настолько прочно вошел в культурную жизнь Тифлиса, что петроградский "Вестник литературы" сообщил в хронике, что "поэт О. Мандельштам переехал в Тифлис"!²² 
     Мандельштам имел в виду и себя, когда писал: "Грузия обольстила русских поэтов своеобразной эротикой, любовностью, присущей национальному характеру, и легким целомудренным духом опьянения, какой-то меланхолической и пиршественной пьяностью, в которую погружена душа и история этого народа. Грузинский Эрос - вот что притягивало русских поэтов. Чужая любовь всегда была нам дороже и ближе своей, а Грузия умела любить"²³ Разве не служит стихотворение Мандельштама "Мне Тифлис горбатый снится..." превосходной иллюстрацией к этим словам? 
     Как бы то ни было, но веселому и непритязательному Мандельштаму в 1921 г. в Грузии неплохо жилось и хорошо работалось - в атмосфере дружеского участия со стороны грузинских поэтов и... посольства РСФСР в Грузии, посол - Б. В. Легран, журналист и гимназический товарищ Н. Гумилева²⁴ , взял Мандельштама на службу, на которой тому полагалось делать вырезки из газет (о расстреле Н. Гумилева О. Мандельштам узнал также от Б. Леграна). М. Булгаков уважительно отозвался об их жизни в Грузии как о "бедной, гордой и поэтически беспечной"²⁵ . Именно здесь, по свидетельству Н. Я. Мандельштам, у него "прорезался новый голос" - тот самый голос, которым выговорены стихи следующего за "Камнем" и "Tristia" этапа его творчества - стихов 1921 -1925 гг. Недаром в книге "Стихотворения" (1928) вторым в этом разделе шло стихотворение "Умывался ночью на дворе...". 

     Впервые оно было напечатано в первом номере русской газеты "Фигаро" от 4 декабря 1921 г. (редактировавшейся Н. Мицишвили). 
     О полугоде тифлисской жизни Мандельштамов известно не так много. Первою сводкой соответствующих свидетельств явилась статья А. Е. Парниса "Заметки о пребывании Мандельштама в Грузии в 1921 году" (В кн.: L',avanguardia a Tiflis. Venezia, 1982, с. 211-223). Он сообщает о лекции в батумском Центросоюзе в августе 1921 г., прочитанной О. Мандельштамом в связи с кончиной Блока,²⁶ о двух поэтических выступлениях в Тифлисском цехе поэтов, о зачислении О. Мандельштама 5 октября 1921 г. в действительные члены Союза русских писателей²⁷ (сохранилась расписка о получении Мандельштамом 27 сентября 1921 г. денежного пособия от Союза). Мандельштам активно сотрудничал в "Фигаро", участвовал в различных диспутах и вечерах, даже преподавал в Театральной студии, организованной в Тифлисе Н. И. Ходотовым.²⁸ 

     Но особого разговора заслуживает неожиданно активная переводческая деятельность О. Мандельштама в Грузии. "Сам по себе переводческий труд Мандельштам недолюбливал,- вспоминает К. Надирадзе,- но, тем не менее, оставил после себя несколько прекрасных переводов с грузинского..." 
     Что же это за переводы? 
     Прежде всего - поэма Важа Пшавела (по свидетельству Н. Я. Мандельштам, подстрочник подготовили Т. Табидзе и П. Яшвили). 4 декабря 1921 г. в первом номере "Фигаро" сообщалось: "О. Мандельштам закончил перевод на русский язык поэмы Важа Пшавела "Гоготур и Апшина". Перевод одобрен и принят Наркомпросом к печатанию. Та же поэма переведена также и А. Кулебакиным. На днях во Дворце искусств состоялось чтение обоих переводов, после чего были устроены прения". Однако книга не была напечатана, хотя дважды отрывки из поэмы публиковались в Тифлисе: в газете "Фигаро", № 4 за 6 февраля 1922 и в журнале "Пламя", 1923, № 1. 22 апреля 1922 г., т. е. почти сразу по возвращении из Грузии (через Ростов, Харьков и Киев) в Москву, О. Мандельштам заключил с Госиздатом договор на издание своего перевода в 417 стихотворных строк (ЦГАОР, ф, 395, оп. 10, ед. хр. 53, л. 40 и ед. хр. 54 л. 66), 17 ноября 1922 г. книге был назначен тираж в 3000 экз. (там же, оп. 1, ед. хр. 247, л. 27), но и эта книга не увидела света. В начале 1923 г. Мандельштам передал перевод издательству "Всемирная литература" (гонорар за него был получен 23 февраля 1923 - ЛГАЛИ, ф. 2963, оп. 1, ед. хр. 53, л. 250), и он был, наконец, опубликован с послесловием и под редакцией профессора К. Дондуа в журнале "Восток", 1923, № 3, с. 1 -13 (вошел также в кн.: Важа Пшавела. Поэмы. Перевод с груз. М., Гослитиздат, 1935 г., с. 7-21). Мандельштамовский перевод поэмы "Гоготур и Апшина" был подлинным открытием Важа Пшавела в русских переводах" ("Литературный критик", 1938, № 1, с. 217-233), в кн.: А. Цыбулевский. Высокие уроки. Поэмы Важа Пшавела в переводе русских поэтов. Тб., "Мерани", 1980, а также в рецензии П. Нерлера "Важа Пшавела и русская литература" ("Вопросы литературы", 1981, № 4, с. 269-274). 

     Другой линией переводческой работы Мандельштама стала поэзия группы "Голубые роги". Для первой русской антологии "Поэты Грузии", изданной в Тифлисе в самом конце 1921 г. (составитель Н. Мицишвили) он перевел 4 стихотворения - "Бирнамский лес" Тициана Табидзе, "Пятый закат" Валериана Гаприндашвили, "Прощание" Н. Мицишвили и "Автопортрет" Георгия Леонидзе. Кроме того, для изданной в 1922 г. книги Иосифа Гришашвили "Стихотворения" - "Перчатки" и "Мариждан". Наконец, в № 4 о "Фигаро" (от 6 февраля 1922 г., т. е. уже после отъезда Мандельштама из Тифлиса) сообщалось, что из печати вышло новое произведение армянского поэта-футуриста Кара-Дарвиша. "Пляска на горах" в переводе О. Мандельштама, посвященное поэту Г. Робакидзе. Текст его долго не удавалось разыскать, пока, наконец, он не был обнаружен в частном собрании В. П. Нечаева²⁹ . И, хотя Мандельштам утверждал, что для русской поэзии "обетованной страной... стала не Армения, а Грузия" ("Кое-что о грузинском искусстве"), это прикосновение к армянской поэзии и армянскому языку послужило неким преддверием к путешествию в Армению в 1 930 г. А. Е. Парнис справедливо пишет: "...Работа над этим переводом еще до выхода на активный контакт с национальной культурой и была зарождением армянской темы, ставшей в зрелый период поэта важным этапом его творчества". 

     Весной и осенью 1930 г. Мандельштам с женой снова побывал в Грузии. Пребывание в Тифлисе и Сухуме обрамило знаменательную поездку по Армении, описанную в "Путешествии в Армению" ("Звезда", 1933, № 5)^.30 
     В Сухуме поэт провел шесть недель, дожидаясь вызова в Армению. Ему отвели "солнечную мансарду в так называемом "доме Орджоникидзе" - "оцепленной розами, никем не заслуженной, блаженной даче",- вынесенной над городом "как на подносе срезанной горы; так и плывет в море вместе с подносом". В так называемых "Записных книжках" мы находим имена нескольких лиц, составивших круг общения Мандельштамов - М. Ковач, собиратель абхазских народных песен, Анатолий К., директор Тифлисского национального музея, Гулиа - президент общества любителей кавказской словесности, поэт Безыменский. Именно от Безыменского Мандельштам "принял океаническую весть о смерти Маяковского", которая "...как водяная гора, бьет позвоночник, стеснила дыхание и оставила соленый вкус во рту". Для атмосферы "блаженной дачи" характерно, что "общество, собравшееся в Сухуме, приняло весть о гибели первозданного поэта с постыдным равнодушием. Ведь не Шаляпин и не Качалов даже! В этот же вечер плясали казачка и пели гурьбой у рояля студенческие вихрастые песни". 

     Как ни удивительно, но о пребывании Мандельштама собственно в Тифлисе известно еще меньше, чем о Сухуме, и неизмеримо меньше, чем о 1920 или 1921 гг. Известно, что велись переговоры с Бесо Ломинадзе об архивной работе в Тифлисе,³¹ известно, что была встреча с Егише Чаренцем и его, поразившие Мандельштама, слова: "Осип Эмильевич, из вас лезет книга". 
     Но что же это за книга? 
     По всей очевидности, эти стихи об Армении - цикл из 12 стихотворений и ряд примыкающих к ним стихов, написанные в октябре-ноябре 1930 г. в Тифлисе. Этими стихами прервалось пятилетнее молчание Мандельштама-поэта, и как знаменательно, что произошло это благодаря Кавказу и непосредственно в Грузии! 
     
     В свой последний приезд в Грузию Мандельштам переводами не занимался. Но, как бы то ни было, его переводы 1921 г., в особенности его "Гоготур и Апшина" - по существу открывают собой небольшую цепочку его стихотворных переводов, протянувшуюся через ямбы Огюста Барбье (1923 г.) к сонетам Петрарки (1934 г.). Одновременно переводческую работу Мандельштама в 1921 г. в Грузии следует поставить, вслед за работой К. Д. Бальмонта, к самым истокам серьезных контактов русских поэтов-переводчиков и грузинской поэзии, достигших своего расцвета уже в тридцатых годах, когда к переводам с грузинского были привлечены Б. Пастернак, М. Цветаева. Б. Лившиц, Н. Заболоцкий, Н. Тихонов и др. русские поэты. 
     И весьма примечательна в этой связи рабочая запись В. В. Гольцева на рукописи "Избранного" Симона Чиковани: "Желательны переводы Мандельштама"!³² 
     До этого однако не дошло³³ В мае 1934 г. Мандельштам был арестован и выслан на три года в далекую уральскую Чердынь, вскоре замененную на Воронеж. 
     В Воронеже, 7 ноября 1935 г., Мандельштам правил стихотворение "Тифлис", заменив в 4-й строфе "товарища" на "обманщика", а "духан" на "бутылку", а в феврале 1937 г. Тифлис снова мощно ворвался в стихи-далекий, желанный, летний: 

     Еще он помнит башмаков износ - 
     Моих подметок стертое величье, 
     А я - его: как он разноголос, 
     Черноволос, с Давид-горой гранича. 

     Подновлены мелком или белком 
     Фисташковые улицы-пролазы; 
     Балкон-наклон-подкова-конь-балкон, 
     Дубки, чинары, медленные вязы... 

     И букв кудрявых женственная цепь 
     Хмельна для глаза в оболочке света,- 
     А город так горазд и так уходит в крепь 
     И в моложавое, стареющее лето. 

     Ритмическая волна перекинулась с Куры и Тифлиса на Колхиду, на всю Грузию, в целом. Воспоминание о свадебной кавалькаде, встреченной однажды в Сухуме, отозвалось так: 

     Пою, когда гортань сыра, душа - суха, 
     И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье: 
     Здорово ли вино? Здоровы ли меха? 
     Здорово ли в груди Колхиды колыханье?.. 

     Это стихотворение - воспоминание о свадебной кавалькаде, встреченной однажды в Сухуме. Написанное в начале февраля 1937 года, вслед за отчаянным 
          - "Куда мне деться в этом январе?", написанное в Воронеже - городе, названном Н. Я. Мандельштам в этой связи бесприютным, оно возвращает поэта в средиземноморскую, эллинскую атмосферу Золотого руна, в "моложавое, стареющее лето", в лоно "грузинской традиции" русской поэзии. Ведь и Грузия для русских поэтов часто была страной изгнания, но, как подчеркивает Н. Я. Мандельштам, изгнания совсем другого - приветливого, гостеприимного, а нередко и желанного, всегда - приютного! 

     В оцинкованном влажном Батуме, 
     По холерным базарам Ростова 
     И в фисташковом хитром Тифлисе 
     Над Курою в ущелье балконном 
     Шили платье у тихой портнихи...

     Эти строки - все, что осталось в памяти Н. Я. Мандельштам от еще одного "грузинского" стихотворения, написанного в Воронеже уже в апреле 1937 года (эта датировка косвенно подтверждается совпадением с мощной ритмической волной - анапестом - марта-апреля: "Как по улицам Киева-Вия..." и др.).
     И, в завершение, несколько неожиданный биографический постскриптум. В мае 1938 г. Мандельштам был вторично арестован и за "контрреволюционную деятельность" осужден на пятилетний срок. В середине октября он попал на пересыльный лагерь 3/10 "Вторая речка" под 
     Владивостоком. Там же оказался и тифлисец - художник Василий Шухаев. Самого Мандельштама он там не встретил, но рассказывал, что однажды его угостили самокруткой, свернутой... из мандельштамовского автографа!

     Осип Мандельштам 

     Кое-что о грузинском искусстве

     В русской поэзии есть грузинская традиция. Когда наши поэты прошлого столетия касаются Грузии, голос их приобретает особенную женственную мягкость и самый стих как бы погружается в мягкую влажную атмосферу: 

     На холмы Грузии легла ночная мгла... 

     Может быть, во всей грузинской поэзии нет двух таких стихов, по-грузински пьяных и пряных, как два стиха Лермонтова: 

     Пену сладких вин 
     Сонный льет грузин. 

     Я бы сказал, что в русской поэзии есть свой грузинский миф, впервые провозглашенный Пушкиным,- 

     Не пой, красавица, при мне 
     Ты песен Грузии печальной,- 

     и разработанный Лермонтовым в целую мифологию с мифом о Тамаре в центре. 
     Любопытно, что этим мифом, обетованной страной поэзии, для русской поэзии стала не Армения, а Грузия. 
     Грузия обольстила русских поэтов своеобразной эротикой, любовностью, присущей национальному характеру, и легким, целомудренным духом опьянения, какой-то меланхолической и пиршественной пьяностью, в которую погружена душа и история этого народа. Грузинский эрос - вот что притягивало русских поэтов. Чужая любовь всегда была нам дороже и ближе своей, а Грузия умела любить. Ее старое искусство, мастерство ее зодчих, живописцев, поэтов, проникнуто утонченной любовностью и героической нежностью. 
     Да, культура опьяняет. Грузины сохраняют вино в узких длинных кувшинах и зарывают их в землю. В этом - прообраз грузинской культуры: земля сохранила ее узкие, но благородные формы художественной традиции, запечатала полный брожения и аромата сосуд. 

     То, что нельзя вывести из рассудочных данных культуры, из учета ее накопленных богатств, есть именно дух пьянства, продукт таинственного внутреннего брожения: узкая глиняная амфора с вина зарытая в землю. 
     Никогда русская культура не навязывала Грузии своих ценностей. Русификация края никогда не шла дальше форм административной жизни. Русские администраторы начала прошлого века с Воронцовым-Дашковым во главе, уродуя экономическую жизнь края и подавляя общественность, не сумели затронуть быта и относились к нему с невольным уважением, о культурной русификации в Грузии не было и речи. Поэтому национальное и политическое самоопределении Грузии, резко распадающиеся на два периода - до и после советизации Грузии, для грузинской культуры и искусства должны были быть экзаменом верности самой себе, и культурная Россия, целое столетие любовно следившая за Грузией, сейчас с тревогой глядит на страну, готовую изменить своему культурному призванию. Сущность грузинского искусства всегда была в обращенности Грузии к Востоку, причем Грузия никогда не сливалась с Востоком, была отдельной от него. 
     Я бы причислил грузинскую культуру к типу культур орнаментальных. Окаймляя огромную и законченную область чужого, они впитывают в себя главным образом его узор, в то же время ожесточенно сопротивляясь внутренне враждебной сути могущественных соседних областей. 

     Сейчас в Грузии стоном стоит клич: "Прочь от Востока - на Запад! Мы не азиаты - мы европейцы, парижане!". Как велика наивность грузинской художественной интеллигенции!.. Тенденция - прочь от Востока!- всегда существовала в грузинском искусстве, но разрешалась не грубым лозунгом, а высокохудожественными формальными средствами. 
     Войдите в национальный музей грузинской живописи в Тифлисе. Перед вами предстанет длинная вереница строгих портретов, преимущественно женских, по своей технике и глубокому статическому покою напоминающих старую немецкую живопись. В то же время плоскостное восприятие формы и линейная композиция (ритм линий) дышат приемами персидской миниатюры. Часто встречается золотой фон и богатый золотой орнамент. Эти работы безымянных живописцев - настоящая победа грузинского искусства над Востоком,- и как ничтожны перед ними танцующие осколки скрипки, некогда разбитой Пикассо, пленившей новую грузинскую живопись. С этой скрипкой - то же самое, что с мошенническими реликвиями монахов: скрипка была одна, ее разбили один раз, но нет такого города, где бы не показывали щепочки - вот кусочек от Пикассо! 

     Жизнь языка открыта всем - каждый говорит, участвует в движении языка, и каждое сказанное слово оставляет на нем свежую борозду. Чудесный случай наблюдать развитие языка живописного доставляют нам навески, в частности тифлисские, на наших глазах вырастающие в мощное искусство Пиросманашвили. 
     Нико Пиросманашвили был простой и неграмотный живописец вывесок. Он писал на клеенке в три цвета - охрами, зеленой землей и черной костью (со всеми вариациями серого). Его заказчики, тифлисские духанщики, требовали интересного сюжета, и он шел им навстречу. На одной из его картин я прочел собственноручную подпись: "Шамиль со свево караулом" (с сохранением орфографии). Нельзя не преклониться перед величием его "безграмотных" (не анатомических) львов, великолепных верблюдов с несоразмерными человеческими фигурами и палатками, победивших плоскость силою одного цвета. Если бы французы знали о существовании Пиросманашвили, они бы ездили в Грузию учиться живописи. Впрочем, они скоро узнают, так как по недосмотру вещи его почти все вывезены за границу. 
     Другое явление современного грузинского искусства, представляющее европейскую ценность,- это поэт Важа Пшавела. Он переиздается Наркомпросом, и в молодой Грузии образуется даже нечто вроде культа Важа Пшавела, но, боже мой, до чего ограничено его непосредственное влияние на молодую грузинскую поэзию!.. Это был настоящий ураган слова, пронесшийся по Грузии, с корнем вырывавший деревья: 

     Твои встречи - люди мирные, 
     Непохожие на воина, 
     Темнокудрый враг железо ест 
     И деревья выкорчевывает... 

     Образность его поэм, почти средневековых в своем эпическом величии, стихийна. В нем клокочет вещественность, осязаемость, бытийственность. Все, что он говорит, невольно становится образом, но ему мало слова - он его как бы рвет зубами на части, широко пользуясь и без того страстным темпераментом грузинской фонетики. 
     Молодая грузинская поэзия перенесла Важа Пшавела, как бурю, и теперь не знает, что делать с его наследством. 
     В настоящее время она представлена так называемой группой "Голубых рогов", имеющих резиденцию в Тифлисе, с Паоло Яшвили и Тицианом Табидзе во главе. "Голубые роги" почитаются в Грузии верховными судьями в области художественной, но самим им Бог судья. Воспитанные на раболепном преклонении перед французским модернизмом, к тому же воспринятым из вторых рук через русские переводы, они ублажают себя и своих читателей дешевой риторической настойкой на бодлерианстве, дерзаниях Артура Рембо и упрощенном демонизме. Все это сдобрено поверхностной экзотикой быта. Мимо них прошло все огромное цветение русской поэзии за последнее двадцатилетие. Для нас они Пенза или Тамбов... Единственный русский поэт, имеющий на них бесспорное влияние,- это Андрей Белый, эта мистическая русская Вербицкая для иностранцев. 
     Другое течение грузинской литературы, консервативное, совершенно бесцветно. Литературная жизнь необыкновенно шумна и криклива, множество диспутов, ссор, банкетов, расколов. Не покроет всю эту суету сует львиный рык художника: "Вы не Запад и не Восток, не Париж и не Багдад. Глубокой воронкой врезалось в историческую землю ваше искусство, ваша художественная традиция. Вино старится - в этом его будущее, культура бродит - в этом ее молодость. Берегите же свое искусство - зарытый в землю узкий глиняный кувшин!"

     Возвращение

     В августе девятнадцатого года ветхая, плоскодонная баржа, которая раньше плавала только по Азову, тащила нас из Феодосии в Батум. Хитрый полковник дал нам визы и отпустил к веселым грузинам, твердо рассчитывая получить нас обратно, ибо, как потом оказалось, были сделаны самые хозяйственные распоряжения на этот счет. Чистенькая морская контрразведка благословила наш отъезд. Мы сидели на палубе вместе с купцами и подозрительными дагестанцами в бурках, пароход уже отчалил, обогнул феодосийский мол, но забыл свою подорожную и вернулся обратно. Никогда больше мне не встречалось, чтобы пароход что-нибудь забывал, как рассеянный человек. 
     Пять суток плыла азовская скорлупа по теплому соленому Понту, пять суток на карачках ползали мы через палубу за кипятком, пять суток косились на нас свирепые дагестанцы: "Ты зачем едешь?"- "У меня в Тифлисе родные".- "А зачем они в Тифлисе?" - "У них там дом".- "Ну, ничего, поезжай, всяк человек свой дом имеет. На, пей",- и протягивал стаканчик с каким-то зверобоем, от которого делались судороги, и молния раздирала желудок. 

     Вечером на пятый день пришли в Батум (и) стали на рейде. Город казался расплавленным и раскаленным массой электрического света, словно гигантское казино, горящее электрическими дугами, светящийся улей, где живет чужой и праздный народ. Это после облупленной полутемной Феодосии, где старенькая Итальянская улица, некогда утеха южных салопниц, где Гостиный двор с колоннадкой времен Александра I и по ночам освещены только аптеки и гробовщики. Утром рассеялось наваждение казино, и открылся берег удивительной нежности холмистых очертаний, словно японская прическа, чистенький и волнистый, с прозрачными деталями, карликовыми деревцами, которые купались в стеклянном воздухе и, оживленно жестикулируя, карабкались с перевала на перевал. Вот она, Грузия! Сейчас будут пускать на берег. 
     На берег сойти не мешают, только какие-то студенты, совсем такие, как у нас распорядители благотворительных вечеров, почему-то всегда это были грузины, отобрали на сходнях паспорта: дескать, всегда успеете их получить, а нам так удобнее. Без паспортов в Батуме было ничуть не плохо. Зачем паспорта в свободной стране? 

     Нигде человек не окажется бездомным. Мы опекали в дороге двух почтенных старушек, выгружали их замысловатый многоместный багаж, и вот мы в кругу уютной батумской семьи, душой которой является "дядя". Этот дядя, собственно, живет в Лондоне и едет сейчас в Константинополь,- он такой кругленький и приятный, от него так пахнет английским мылом и табаком "Capstan", будто сам биржевой курс принял образ человека и сошел на землю сеять радость и благоволение между людьми. После обеда симпатичное семейство отпустило нас в город. Ничто не сравнится с радостным ощущением, когда после долгого морского пути земля еще плывет под ногами, но все-таки это земля, и смеешься над обманом своих чувств и топчешь ее, торжествуя. 
     Как иностранцы, мы, конечно, сразу попали впросак: долго спрашивали у прохожих, где кафе "Маццони", между тем так называется там по-итальянски простокваша и вывешена на каждой кофейне. Наконец мы нашли свое "Маццони" - дворик, усыпанный щебнем, с зонтиками-грибами по столикам, и увенчали свой день чашечкой турецкого кофе с рюмкой жидкого золота - горячего мартеля. Здесь приключилась встреча. Долговязый А., закованный в чудовищный серебряный браслет. Он спьяну полез целоваться, но, узнав, что мы едем в Москву, сразу помрачнел и исчез. 

     На другой день отправились получать паспорта, чтобы все было в порядке. На самой чистенькой улице, где пахнет порядочностью, где остролистые тропические деревья стесняются, что они растут не в кадках, нас принял любезный комиссар и осведомился о наших намереньях. Мне показалось, что мы очаровали друг друга непринужденной искренностью и доброжелательством. Он вникал во все, беспокоился, не потеряюсь ли я без друзей в чужой стране. Я старался его успокоить - у меня есть в Грузии друзья: называю простодушно Сергея Городецкого - он очень обрадовался: как же, как же, мы его знаем, мы его недавно выслали из Грузии; называю еще одно имя, кажется, Рюрика Ивнева,- он опять радуется: оказывается, они его тоже знают и тоже выслали. Теперь, говорят, вам осталась одна маленькая формальность - получить визу генерал-губернатора, это совсем близко, вам сейчас покажут дорогу. 
     Пошли к губернатору, а у проводника карман оттопырен - кто из нас был поопытнее, сразу оценил эту подробность,- этот карман означал как бы инкубационный период лишения свободы, но мы шли навстречу неизвестности с чистым и невинным сердцем. К генерал-губернатору нас провели без очереди, и это был дурной знак. Он был похож на итальянского генерала: высокий и сухопарый, в мундире с стоячим воротником, расшитым какими-то лаврами. Вокруг него тотчас забегали, закудахтали, залопотали люди неприятной наружности. И в этом птичьем клёкоте все время повторялось одно понятное слово, сопровождаемое энергичным жестом и выпученными глазами: большевик, большевик. 

     Генерал объявил: "Вам придется ехать обратно".- "Почему?" - "У нас хлеба мало". - "Но мы здесь не остаемся, мы едем в Москву".- "Нет, нельзя - у нас такой порядок: раз вы приехали из Крыма, значит, и поезжайте в Крым". 
     Дальнейшие разговоры были бесполезны. Аудиенция окончилась. Решение относилось к целой группе лиц, не знакомых друг с другом. Видимо, не доверяли, что мы сами поедем в Крым. Мы перешли на явно полицейское попечение. Полицейские же считали нас группой заговорщиков, связанных круговой порукой, и когда один в суматохе убежал, с ножом к горлу приставали, куда скрылся наш товарищ. 
     В самой гуще батумского порта, около таможни, там, где грязные турецкие кофейни, попыхивая угольками, выбросили на улицу табуретки с кальянами и дымящимися чашками, там, где контора "Ллойд-Триестино", там, где персы спят на своих сарпинках в прохладных лавках, где качаются фелюги и горят маки турецких флагов, где муши с лицами евангельских разбойников тащат на спине чудовищные тюки с коврами и мучные мешки, где молодые коммерсанты нюхают воздух, там возвышается ящик портового участка: внутри пассаж, бывшее торговое помещение, с одной только единственной камерой, на разведку, для всех высылаемых - "откуда и зачем приехал". 

     О тюрьмы, тюрьмы! Узилища с дубовыми дверями, громыхающими замками, где узник кормит и дрессирует паука и карабкается на амбразуру окна, чтобы выпить воздуха и света в маленьком крепком окошке; романтические тюрьмы Сильвио Пеллико, любезные хрестоматиям, с переодеванием, кинжалом в хлебе, дочерью тюремщика и визитами священника; милые упадочно-феодальные тюрьмы Франсуа Виллона,- тюрьмы, тюрьмы, все вы нахлынули на меня, когда захлопнулась гремучая дверь, и я увидел следующую картину: в пустой и грязной камере по каменному полу ползал молодой турок, сосредоточенно чистил все щели и углы зубной щеткой. Ему очень не понравилось, что мы пришли и помешали ему, и он пробовал нас выгнать, хотя это было совершенно невозможно. Здесь мы должны были ждать парохода, который доставит нас в Крым. Из окошка были видны нежные "японские" холмы, целый лес моторных парусников и пре..

    .С..вооруженным спутником я пошел в русскую газету, но газета как на грех оказалась врангелевской, и там сказали: "Если вы не сделали ничего дурного, почему бы вам не поехать в Крым?" После долгих мытарств мы нашли другую, более подходящую газету. Редактор, увидев меня, всплеснул руками и позвонил по телефону какому-то "Веньямину Соломоновичу". Этот-то Веньямин Соломонович и оказался настоящим гражданским генерал-губернатором Чиквишвили, я же попал в лапы к его военному заместителю Мдивани. Человек с иконописным интеллигентским лицом и патриархальной длинной козлиной бородой усадил меня в кресло, прогнал часового лаконическим "Пошел вон" и тотчас, протягивая мне какую-то тетрадку, заговорил: "Ради Бога, что вы думаете об этом произведении, этот человек нас буквально компрометирует". Тетрадка оказалась альбомом стихотворений поэта Мазуркевича, посвященных грузинским меньшевистским правителям. Каждое начиналось приблизительно так: 

     О ты, великий Чиквишвили, 
     О ты, Жордания, надежда всего мира.., 

     "Скажите,- продолжал Чиквишвили,- неужели он у вас считается хорошим поэтом? Ведь он получил Суриковскую премию..."³⁵ 
 

     Меньшевики в Грузии

     Оранжерея. Город - колибри. Город пальм в кадках. Город малярии и нежных японских холмов. Город, похожий на европейский квартал в какой угодно колониальной стране, звенящий москитами летом и в декабре предлагающий свежие дольки мандарина. Батум, август 20-го года. Лавки и конторы закрыты. Праздничная тишина. На беленьких колониальных домиках выкинуты красные флажки. В порту десятка два зевак затерты администрацией и полицейскими. На рейде покачивается гигант "Ллойд Триестино" из Константинополя. Дамы-патронтессы с букетами красных роз и несколько представительных джентльменов садятся в моторный катер и отчаливают к трехпалубному дворцу. 
     Сегодня лавочникам и воскресным буржуа приспичило посмотреть на самого Каутского. И вот катерок бежит обратно: и по деревянному мостику засеменили улыбающиеся вожди "настоящего европейского социализма". Цилиндры. Очаровательные модельные платья - и много, много влажных, дрожащих красных роз. 

     Каждого гостя бережно, как в ватную коробку, усаживают в автомобиль и провожают восклицаниями. Одного из делегатов неосведомленная береговая толпа принимает за Каутского - но выясняется ошибка и глубокое разочарование: Каутский заболел, Каутский очень жалеет, шлет привет - приехать не может. Тут же передается другая версия: чересчур откровенный флирт грузинских правителей с Антантой оскорбил немецкие чувства Каутского. Все-таки Германия зализывала свежие раны... Зато приехал Вандервельде. Они уже стояли на балконе профсоюзного "Дворца труда". Вандервельде говорил. Я никогда не забуду этой речи. Это был настоящий образец официального, напыщенного и пустого, комического в своей основе, красноречия. Мне вспомнился Флобер, мадам Бовари и департаментский праздник земледелия, классическое красноречие префектуры, запечатленное Флобером в этих провинциальных речах с завыванием, театральными повышениями и понижениями голоса. Влюбленный в свою декламацию буржуа - а все как один человек чувствовали, что перед ними буржуа - говорил: я счастлив вступить на землю истинной социалистической республики. Меня трогают (широкий жест) эти флаги, эти закрытые магазины, небывалое зрелище, по случаю приезда социалистической делегации. 
     - Вы цивилизовали этот уголок Азии (как характерно сказалось здесь поверхностное невежество французского буржуа и презрение к старой, вековой культуре). Вы превратили его в остров будущего. Взоры всего мира обращены на ваш единственный в мире социалистический опыт. 
     За неделю до приезда Вандервельде в Батум пришел другой пароход. Не из Константинополя, а из Феодосии - маленькая плоскодонная, небезопасная на Черном море азовская баржа с палубными пассажирами, бывшая в пути семь дней. 
     С этим пароходом приехали крымские беженцы. Родина Ифигении изнемогала под солдатской пятой. И мне пришлось глядеть на любимые, сухие, полынные холмы Феодосии, на киммерийское холмогорье из тюремного окна и гулять по выжженному дворику, где сбились в кучу перепуганные евреи, а крамольные офицеры искали вшей на гимнастерках, слушая дикий рев солдат, приветствующих у моря своего вое начальника. 
     В эти дни Грузия была единственной отдушиной для Крыма, единственным путем в Россию. Визы в Грузию выдавались контрразведкой сравнительно легко. Связь меньшевистской и врангелевской контрразведки была прочно налажена. Людьми бросались туда и обратно. Отпускали в Грузию для того, чтобы поглядеть, куда и как он побежит, а потом сгребали - и обратно в ящик. 
     Семь дней волновался тугой синий холст волн. На карачках ползали за кипятком. Дагестанцы в бурках угощали зверобоем. Хорошо из тюрьмы перейти прямо на корабль, в раздвижную палатку пространства с влажным ковровым полом. 

     На сходнях встречает студент, облеченный полномочиями. Вспомнились распорядители кавказских балов в дворянском собрании. 
     - Ваш паспорт, и ваш, и ваш. Получите через три дня. Пустая формальность.- Почему не у всех?- Формальность. Дагестанцы в бурках глядят искоса. 
     В городе предупреждают: не ходите в советскую миссию - выследят и схватят. Не ходим. Поедем в Тифлис, все-таки столица. Город живет блаженной памятью об англичанах. Семилетние дети знают курс лиры. Все профессии и занятия давно стали побочными. Единственным достоянием человека считается торговля, точнее, извлеченье ценностей из горячего, калифорнийского, малярийного воздуха. Меньшевистский Батум был плохой грузинский город. 
     Высокие аджарцы в бабьих платках, коренные жители, составляли низшую касту торговли мелочью на базарах. Густой, разноплеменный сброд смешался в дружную торговую нацию. Все - грузины, армяне, греки, персы, англичане, итальянцы - говорили по-русски. Дикий воляпюк черноморское русское эсперанто носился в воздухе.

Через три дня после приезда я невольно познакомился с военным губернатором Батума. У нас произошел следующий разговор. 

     - Откуда вы приехали? - Из Крыма.- К нам нельзя приезжать.- Почему? - У нас хлеба мало.- Неожиданно поясняет: 

     - У нас так хорошо, что если бы мы позволили, к нам бы все приехали. 
     Эта изумительно наивная, классическая фраза глубоко запечатлелась в моей памяти. Маленькое "независимое" государство, выросшее на чужой крови, хотело быть бескровным. Оно надеялось чистеньким и благополучным войти в историю, сжатое грозными силами, стать чем-то -вроде новой Швейцарии, нейтральным и от рождения "невинным" клочком земли. 
     - Вам придется ехать обратно. 
     - Но я не хочу здесь оставаться, я еду в Москву. 
     - Все равно. У нас такой порядок. Каждый едет туда, откуда он приехал. 
     Аудиенция кончена. Во время разговора по комнате шныряли темные люди и, жадно и восторженно указывая на меня, в чем-то убеждали губернатора. В потоке непонятных слов все время выделялось одно: большевик. 

     Люди лежат на полу. Тесно, как в курятнике. Военнопленный австриец, матрос из Керчи, человек, который неосторожно зашел в русскую миссию, буржуа из Константинополя, юродивый молодой турок, скребущий пол зубной щеткой, белый офицер, бежавший из Ганджи. Офицера берет на поруки французская миссия. Турка выталкивают пинками на свободу. Остальных в Крым. Нас много. Ничем не кормят, как в восточной тюрьме. Кое у кого есть деньги. Стража благодушно бегает за хлебом и виноградом. Раскрывают дверь и впускают рослого румяного духанщика с подносом персидского чаю. Читаю нацарапанные надписи, одна запомнилась: "Мы бандитов не боимся пытки, ловко фабрикуем Жордания кредитки". Одного выпускают. Он по глупости опять заходит в советскую миссию, на другой день он возвращается обратно. Похоже на фарс, на какую-то оперетку. С шутками и прибаутками людей отправляют туда, где их убьют, потому что для крымской контрразведки грузинская высылка - высшая улика, верное тавро. Я вышел в город за хлебом со спутником-конвойным. Его звали Чигуа. Я запомнил его имя, потому что этот человек меня спас. Он сказал:- У нас два часа времени, можно хлопотать, пойдем, куда хочешь,- И таинственно прибавил:- Я люблю большевиков. Может, ты большевик? 

     Я, оборванец каторжного вида, с разорванной штаниной, и часовой с винтовкой ходили по игрушечным улицам, мимо кофеен с оркестрами, мимо итальянских контор. Пахло крепким турецким кофе, тянуло вином из погребов. Мы заходили, наводя панику, в редакции, профсоюзы, стучались в мирные дома по фантастическим адресам. Нас неизменно гнали. Но Чигуа знал, куда меня ведет, какой-то человек в типографии всплеснул руками и позвонил по телефону. Он звонил к гражданскому генерал-губернатору. Приказ: немедленно явиться с конв

33 просмотров

25 октября 2013 года

С 29 февраля 2012 года Грузия ввела безвизовый режим въезда для граждан России. Президент Грузии подписал соответствующий документ. Распоряжение об этом вступило в силу с момента подписания. Власти Грузии пообещали создавать режим максимального содействия для приезда в страну граждан России.

Замминистра иностранных дел Грузии Давид Джалагания ранее назвал инициативу о безвизовом въезде россиян в Грузию "логичной и естественной". Он отметил, что до декабря 2000 года такой режим существовал между двумя странами. Визовый режим между Грузией и Россией был введен в 2000 году по решению российского правительства, сообщает ИТАР-ТАСС.

Грузия в ответ на это ввела визовый режим для граждан России. В 2004 году Грузия в одностороннем порядке упростила визовый режим для россиян, которые получали визы сроком от одного месяца до трех непосредственно по прибытии в Грузию.

С октября 2010 года граждане Российской Федерации — жители республик Северного Кавказа в соответствии с решением правительства Грузии могут въезжать в страну через КПП "Казбеги" без виз и находиться на грузинской территории на срок до 90 дней.

Нашла эту статью - исследование случайно..
Чрезвычайно редкая статья истории города Тбилиси..
Старый Тифлис — это своеобразный мир, где народы Кавказа были объединены всеми характерными признаками быта и манерами, он похож на веселое свадебное застолье, где все жители как будто собрались на веселый пир,шумный , веселый, красивый,хлебосольный...и..и..
Все эти эпитеты характеризуют город.
Тбили- значит ТЕПЛЫЙ... Тифлис — старый и добрый город со свойственным только ему бытом, с неповторимыми традициями, нравами, ро­мантикой,любовью.....
Жизнь била ключом на его площадях, улицах, садах... Любил он кутежи и песни под сазандари, бубен и зурну до "меоре супра" ("второго стола"), когда уже на рассвете убирали остатки пиршества и перед гостями появлялась новая бело­снежная скатерть с вкусно пахнущими закусками. Такими же особенными, пышными и цветистыми были и праздники. Новый год с его традиционными кутежами, с гуляющими по дворам и играющими на шарманке кинто, с фокусниками, дающими представление "Петрушки", с канатоходцами... А масленица (кееноба) с ее незабываемым маскарадом, сидя­щими на убранных коврами верблюдах и ослах трубачами, с музыкантами, играющими на бубне и зурне, с поющим и танцующим народным шествием...
вот и сама статья..

Колорит города был неразрывно связан с увеселительны­ми заведениями — многочисленными трактирами, винными погребами и духанами, где ароматные шашлыки дразнили аппетит, и рекой лилось кахетинское вино. Среди них большой популярностью пользовались такие известные, как "Загляни, дорогой", "Сам пришел", "Сухой не уезжай", "Войди и посмотри", "Симпатия", "Тили Пучури" ("Маленькая вошка"), "Не уезжай, голубчик мой" и другие.

Тифлис невозможно было представить и без "шедевров" народного фольклора — знаменитых вывесок. Они были везде и на любой вкус. Вот некоторые из них: "Барев, кацо, мардокмин, добри челавек" (вывеска в Шайтан-базаре), "В духане Гога, апетит бога" (вывеска в Сололаке), "Душа рай, двер открывай, не стучай" (вывеска на Авлабаре), "Вини по­греба, кахетински Акоба, пиом до гроба и даже в гроба" (вывеска в Клор-тахе), "Скори файтон, весоли Антон, иду вагзал и обратон" (вывеска в Дидубе), "Бедный Шио, сапоги шиот" (вывеска в Чугурети). За их внешней примитивностью скры­валась, не в пример современным рекламам, простота и душевность общения.
У всего есть свое содержание и свое название. Время все изменяет, но суть людей, суть жизни остается все той же. Правда, сама жизнь со временем кажется такой маленькой... Как парк Муштаид, представлявшийся в детстве гигантским. На самом деле, и сегодня он - все тот же Муштаид. И город наш тот же, что когда-то. Правда, разросшийся, с новыми декорациями и лицами, но, все равно, как и раньше, повсюду - базары, называющиеся теперь супер- и гипермаркетами. Опять все продается, покупается, люди торгуют, торгуются, хитрят, обманывают, жадничают, наживаются, наедаются, напиваются, нищенствуют, болеют... И решают все те же, старые, как мир, проблемы.

Меняются названия улиц, проспектов, площадей. А вот городские вывески - такие же важные или смешные, как когда-то. Только - принесенные другим временем и людьми. Я обратила внимание, что они, вообще, лучше всего отражают современность. Вот читаю: «gemrieli pishka» или «shashlik house», смеюсь, но не удивляюсь. Современная вывеска, означающая, что русский еще не забыт, а английский только внедряется. Или вот- «Amnesia» - это что-то из прочно вошедших в жизнь латиноамериканских сериалов. У парикмахерских, то есть, пардон, салонов красоты - высокие, очень светские и многообещающие названия: «La joliе», «La belle», демонстрирующие не только знание cвоего дела, английского, но и хороший французский.

Все понятно: расширяется кругозор, развивается туризм, повышается образованность. «Лизи-дент», «Анна-дент», «Мари-дент» -тут все ясно: клиники растут, как цены. «Малхаз-маркет», «Дачи-маркет», «Тазо-маркет» - тоже понятно: конкуренты «Попули».Кругом - «маркет», «маркет» и вдруг - лаконичная вывеска «Гастроном»,почему-то кажущаяся чудесной! А вот «Арбат», «Матрешка» как-то режут слух и глаз. Что-то в них неправильное. Вообще, лучше всего, когда название соответствует содержанию, как, например, «тонэ», «хачапури», «шаурма», «Анкара», «Гранд Стамбул базар».... А вот поди, догадайся, что за вывеской «Джи-джи» кроется мебельный магазин! Может, в честь любимого зверя назвали? А что, я бы тоже назвала в честь своего - «Вильям Бертран». Звучит! Почти как Луи Витон.

Еще в прошлом веке на городские вывески обратил внимание и посвятил им рассказ «Вывески Тифлиса» замечательный тбилисский писатель Агаси Айвазян. Он родился и вырос в нашем городе, дружил с моим дядей, частенько приходил в наш плехановский двор, вызывая радость его жителей. А любовь к родному городу, любование им проходит через все его рассказы, которые хочется цитировать:

«Чуть легкомысленным был Тифлис, чуть мудрым, чуть щедрым, чуть печальным...Самая большая и роскошная улица Тифлиса - Головинская...Если идти по узким, кривым и горбатым улочкам, поймешь, что у печали вкус вина, а время, подобно уксусу, выделяет из себя пузырьки воздуха...Посреди Тифлиса - Кура, на ней шесть мостов - Михайловский, Верийский, Мухранский, Авлабарский, Метехский и Мнацакановский...Вдоль берегов тянутся мельницы, дома, церкви, мастерские, школы, над рекой нависают тысячи труб. Из этих труб, в соответствии с настроением города, вылетают старые туфли, лохмотья, сломанные керосинки, ведра, бутылки, а однажды выскочил целый шкаф...С Авлабара видно все. Весь Тифлис с его закоулками: Шайтан-базар, Эриванская площадь, Мыльная улица, церковь святого Саркиса, Сион,греческая церковь, Коджор, Борчалу, Шавнабади...и Париж! С Авлабара видны тифлисские свадьбы и похороны, болезни и сны...Видны беды Тифлиса. И если кого-то уж очень охватит тоска, то с Авлабара ему станет виден винный погребок Саркисова, где опьянеть стоит один абаз...В Сололаке говорят по-армянски, в Вере-по-грузински, на Дворцовой площади-по-русски, на турецком майдане - по-персидски, в Киричной - по-немецки, на Авлабаре - по-авлабарски!.. На Авлабаре были церкви, в Шайтан-базаре - мечети, на Авлабаре была восточная баня, в Шайтан-базаре - персидские бани, на Авлабаре потрескивал аппарат синематографа, в Шайтан-базаре, позвякивая колокольцами, вышагивали верблюды. Авлабар и Шайтан-базар объединяла расположенная на скале Метехская тюрьма, а чуть дальше, если пройти немножко по берегу Куры, начинался Ортачальский рай - места для пирушек... Словом, хочешь - в церковь иди, хочешь - на базар, хочешь - в баню, хочешь -в тюрьму...Тифлис был веселый город...Китайцы показывали во дворах фокусы - глотали огонь, итальянцы пели «бельканто»,играли на мандолинах и гитарах... Настоящие итальянцы и китайцы мало-помалу перевелись или просто стали тифлисцами... В Тифлисе были кахетинские вина всех цветов радуги, ереванские абрикосы и тавризский виноград сами собой ложились в корзины, черная тута искрилась на подносах кинто... В Тифлисе была индийская хурма, корица, гвоздика, восточный сироп, кальян... и все эти запахи витали над городом, смешивались, объединялись и становились волшебным облаком - облако это кружило над Авлабаром, Шайтан-базаром, над улочками Нарикалы, потом делалось дождем, и этот пахучий разноцветный дождь сыпался на землю... Женщины были в шелку, переливались ожерелья, поблескивали украшения... С Авлабара были видны зелено-голубые глаза мадам Соломки, белоснежные ноги мадам Сусанны, гордая грудь калбатоно Мэри, вздымающаяся,как фуникулер... Звуки дудуков расстилались над Тифлисом, как просторная скатерть на щедром столе. Сила этих звуков заставляла раскачиваться кресты на церквах, словно то были ивы...В Чугурети улочки кривые и такие извилистые, запутанные, что даже солнце плутает там долго-долго. Чтобы выбраться на большую улицу, люди поднимались наверх, потом спускались, и все - мимо тифлисских дворов. Тифлисский двор не строили, его выдумали фокусники, потом щедрые карачохели обмазали его чихиртмой и бугламой, полили вином и обмели пучком душистой травы-тархуна. Тифлисский двор, как старая мысль, тих и спокоен: на балконах ковры, посреди двора - водопроводный кран...Дворы будто народились один от другого: большие и маленькие - все одного племени, все на один манер...

И по всему городу - вывески, вывески, вывески: на крупных и солидных предприятиях, больницах, дверях кабачков и парикмахерских, мелких лавчонках, соответственно, солидные или смешные. Например, такие: над дверью духана: «Танцую я, танцуют все, хочиш сматри, хочиш не». Или вывеска в Шайтан-базаре: «Барев, кацо, добри человек». Вывеска в Сирачхане: «Больница частная ,венерическая. Лечим все болезни, имеем пиавки».Вывеска в Сололаке: «В духане Гога аппетит бога». Вывеска на Авлабаре: «Душа рай, дверь открывай, не стучай».Вывеска в Клор-тахе: «Вини погреба, кахетински Акоба, пьем до гроба и даже в гроба». Или -”Загляни, дорогой”, “Сам пришел”, “Сухой не уезжай”, “Войди и посмотри”, “Симпатия”, “Тили пучури” (“Маленькая вошка”), “Не уезжай, голубчик". Вывеска в Дидубе: «Скори файтон, весоли Антон, иду вагзал и обратон». Любая замызганная улочка имела свою вывеску, и вывеска эта открывала улицу, освещала ее»...

Все рассказы Айвазяна очень похожи на картины Пиросмани с их наивностью и, в то же время, простой житейской мудростью. И во всех вывесках - тогдашних и сегодняшних, в людях нашего города, во дворах, улицах есть тот закон вечности, который вывел Нодар Думбадзе: «Душа человека во сто крат тяжелее его тела... Она настолько тяжела, что один человек не в силах нести ее... потому мы, люди, пока живы, должны стараться помочь друг другу, стараться обессмертить души друг друга: вы - мою, я -другого, другой- третьего, и так далее до бесконечности»... И у Айвазяна - свой закон вечности: «Мир, он весь из одного вещества: и камни, и горы, и воздух... Все на свете переходит одно в другое. Кончается дерево - начинается воздух, кончается воздух - начинается камень, за камнем - мох, за мхом - лягушка, за лягушкой - вода... Кто знает, где он начинается, человек, и где кончается. Нет пустого пространства. Поэтому, когда здесь один вспоминает что-то грустное, где-то там, за версту, загрустит и другой. Заговорит здесь шепотом чья-то боль-живущий за горой ее услышит...»

Вот так и передается из поколения в поколение тифлисская душа, которой понятен этот «закон вечности», и в которой продолжают жить суть и колорит, язык и юмор нашего города, как бы он не изменялся и как бы не изменялись названия улиц, площадей, магазинов... Главное, чтобы было настроение беззаботно гулять по любимому городу, чувствовать эту любовь, читать вывески и улыбаться.
Анаида Галустян



,

28.02.2011
GQ/Ксения Соколова выясняла, как на самом деле живет современная Грузия, 28 февраля, 2011

Метехи – исторический район Тбилиси на высокой скале, нависающей над рекой Курой. Главной достопримечательностью Метехи является живописно поставленная на гребень скалы Успенская церковь, построенная в XIII веке.

Cамолет Тбилиси—Москва стремительно набирал высоту, и, глядя, как в овале иллюминатора дома, деревья и горы превращаются в макет, я размышляла, что делать с этой историей. При нынешнем положении вещей очевидный выбор русского журналиста, побывавшего в Грузии, — это писать о политике. Тем более что у меня была уникальная возможность встретиться с людьми, которые управляют государством, с которым моя страна разорвала дипломатические отношения. Но в процессе я поняла, что просто о политике будет скучно, да и необъективно — у меня не было достаточно времени, чтобы выслушать представителей всех враждующих сторон. Поэтому давайте это будет не расследование, а просто рассказ о стране, которую мы совсем мало знаем. И еще о девушке, которая никогда не плачет, и о том, как ее заставили плакать три грузина.

Eсть такие города, куда очень хочешь попасть, но по каким-то причинам никак не попадаешь. Город Тбилиси жил в моем воображении без малого двадцать лет — его цвета, запахи и ландшафты возникали из мандельштамовских строчек или густых черных черточек — их россыпью был художник Пиросмани на карандашном портрете работы художника Пикассо в большом альбоме в старинном книжном шкафу. Мой Тбилиси состоял из параджановских вдов в тяжелых шубах, его ветхих кружевных кукол, его любовников, его домов на горбатой улице Котэ Месхи. Из «кекелок» — светских сплетниц, любительниц прогуляться, наводя лорнеты и критику на все, по проспекту Руставели. Из духанов и дворников. Из пери и кинто. Навсегда залитый вином и солнцем, он был как будто немного печален и звал — «приезжай, не откладывай, потом поищешь меня, а меня — нет».

В Тбилиси я все же попала — в августе этого года. Мы с Собчак прилетали в Грузию брать интервью у президента. В столице я пробыла всего несколько часов, совершенно ничего не увидев. А спустя две недели в Москве мне позвонили и позвали на спектакль Театра марионеток Резо Габриадзе «Сталинградская битва». Я решила пойти с сыном. Утром, в день представления, мне передали слова Резо: «Не надо приходить ко мне с детьми. Они потом не могут заснуть».

Не знаю, как дети, а я заснуть не могла. С того самого момента, как — в буквальном смысле — обнаружила себя в зале театра Васильева на стуле перед кукольной сценой с непроницаемым черным задником, рыдающей в три ручья. Последний раз я плакала в 2004 году в городе Беслан.

То, что произошло в театре Васильева, не было проявлением сентиментальности: это была химическая реакция организма на чистую поэзию. Резо Габриадзе создал нечто непостижимое. Из железного ведра, изображающего едущий поезд, лошадиных судеб, марионетки Сталина и тряпичных германских генералов, странной музыки, муравья, говорящего голосом Ахеджаковой, песка, праха и пыли получался душераздирающий рассказ о войне, самой ее великой и адской сути. Бьющий наповал трагический эффект, достигнутый столь ничтожными, эфемерными средствами, абсолютно поражал.

Впрочем, знатокам был бы странен мой восторг неофита — «Сталинградская битва» много лет назад стала классикой, а Резо Габриадзе — одним из столпов мировой театральной элиты.

«Ты, конечно, можешь позвонить, но у Резо очень тяжелый характер», — так мне сказали мои друзья-грузины, когда я, захлебываясь, передала им свои восторги и попросила познакомить с создателем Тбилисского театра марионеток. Мне дали клочок бумаги с телефоном. Я поднялась из-за стола на темной террасе маленького ресторанчика над рекой Верой, набрала номер и сказала:

— Я видела ваш спектакль. Мне показалось, что если бы у мира был такой Бог, как вы у своих кукол, — жить было бы легче.

— Что вы, не надо так говорить. Приходите завтра в 2 часа к театру.

Завтра я пришла к театру, где случился мой журналистский позор. Я давно (и хвастливо) считаю, что способна разговорить мертвого. А уж беседы со старыми сказочниками мне особенно удаются. Резо Габриадзе стал моим полным и абсолютным фиаско. Очень усталый человек с больными глазами смотрел на меня так, словно его резало каждое произносимое слово. Я и сама чувствовала, что говорю как-то неуклюже, не так, невпопад, недостаточно почтительно, почтительно чересчур, слишком громко и быстро, слишком бессмысленно. Наверное, я покраснела. Двадцать раз извинилась. Сказала, что не все можно выразить словами. Неожиданно великий человек — впервые за весь разговор — со мной согласился:

— Нельзя мороженое привязать веревкой к машине.

В наступившей тишине мне послышался какой-то шорох. Это распадался и раздувался ветром, словно бумага или песок, живший у меня в сердце город. Удалялась и таяла в воздухе процессия выпивох-кинто, мертвых поэтов, высокомерных княжон, дворников-марионеток Резо и параджановских вдов в тяжелых шубах. Черный задник отправился в сундук, стихи ускользнули в книжку, книжка/крышка захлопнулась. Я вдруг ясно поняла, что никогда не увижу того Тбилиси — словно из цветных ниток, сотканного из стихов, богемных легенд, театральных эффектов и фантазий московской девочки.

На берегах реки, соединенных стеклянным хайтековским мостом, лежал совсем другой город. Не Тифлис Пиросмани и Мандельштама, не «маленькая Италия» советской интеллигенции. Очень восточный и уже устремленный в Европу, во все смыслах «не наш», этот город жил своей жизнью. Что это за жизнь — вашему корреспонденту предстояло исследовать.

Меритократия или власть идиотов?

Мой второй визит в Тбилиси — помимо вещей, относящихся к области невыразимого, — спровоцировало одно слово, произнесенное в интервью GQ президентом Михаилом Саакашвили.

«Меритократия» — в переводе с древнегреческого «власть талантливых, лучших». Меритократия — антоним автократии, олигархии и в известном смысле демократии. Демократом не является прежде всего Господь Бог, наделивший одних людей умом и талантом и создавший других посредственностями. Для русского человека этот небольшой лингвистический экскурс представляет особенный интерес, поскольку на моей родине государственной идеологией является не олигархия или диктатура и даже не авторитаризм, а «меритофобия». То есть страх посредственности допустить к власти людей, наделенных талантом, интеллектом и способностью мыслить самостоятельно. Говоря о меритократии как идеологии своей страны, президент Саакашвили, в моем понимании, обозначил главную стилистическую разницу между современной Грузией и Россией. На моей родине таланты не ценятся и не нужны. Грузия в лепешку расшибается, чтобы для нее работали представители интеллектуальной и творческой элиты со всего мира. О Грузии в России — как я убедилась лично — никто не знает ничего. Тем более ценной показалась возможность познакомиться с грузинской элитой — людьми, которые руководят страной, определяют вектор ее развития.

Удалось президенту Саакашвили создать в отдельно взятой маленькой стране «меритократию», делегировать власть талантливым, или же Грузией управляет кучка безответственных опасных сумасшедших — судите сами.

Грузинская кровь и любить по-русски

Изучение того, как устроена система госуправления в Грузии, я решила начать с Министерства внутренних дел.

Реформа МВД — главный успех президента Саакашвили. Ее результаты можно наблюдать повсеместно своими глазами. Полиция, входящая в структуру министерства, выполняет также функции ГАИ и МЧС. Быть полицейским в Грузии — очень престижная работа. Несмотря на зарплату в 500—600 лари (около 300 долларов), от желающих окончить полицейскую академию нет отбоя. Большинство полицейских участков в стране прозрачные — в буквальном смысле, стены сделаны из стекла. В том числе комнаты, где происходят допросы. За стеклами можно наблюдать мужчин в форме, сидящих перед мониторами. Человек, не знающий, как обращаться с компьютером, просто физически не сможет работать ни в полиции, ни в МВД.

Данные о гражданах занесены в единые электронные базы. Это позволяет чиновникам выдавать гражданам любые требуемые документы за 7 минут — таков закон.

Получение загранпаспорта занимает полчаса. Автомобиль вам оформят и выдадут госномера за час. Впрочем, процесс можно ускорить — за небольшую плату, которая взимается официально. Поскольку все системы максимально компьютеризированы, возможность получить—дать чиновнику взятку сокращена до минимума. Впрочем, взяток здесь боятся как огня. После показательной жестокой серии посадок госчиновников, полицейских, судей и даже членов парламента — связываться себе дороже. Недавно, например, арестовали двоих граждан Израиля, топ-менеджеров крупной нефтяной компании, пытавшихся дать одному из министров взятку в 3 миллиона долларов. Министр донес.

Полицейские машины патрулируют городские районы, разбитые на квадраты. Полицейские «форды» также оснащены компьютерами. Данные о водителях проверяются за минуту, на месте. Нарушителя правил могут просто остановить, предупредить — без штрафа.

Министерство внутренних дел представляет собой хайтековское здание, похожее на парящую в воздухе морскую волну из стекла, построенное молодым итальянским архитектором. Меньше всего это сооружение походит на силовое ведомство.

О главе министерства Вано Мерабишвили в России я кое-что слышала. Говорили, что благодаря именно этому человеку Михаилу Саакашвили удалось продержаться у власти шесть лет. В Москве о Мерабишвили отзывались как об очень жестком политике, который провел беспрецедентные не только на постсоветском пространстве, но и в Европе реформы МВД, уничтожил воров в законе, посадил десятки судей, чиновников, конфисковав их деньги. Намекали на грубые нарушения законности.

Вано Мерабишвили принял меня в своем кабинете в МВД. Министр оказался молодым — как почти все представители высшей власти в Грузии — человеком в оксфордском пиджаке. Поздоровавшись, г-н Мерабишвили протянул мне визитку — на грузинском языке.

— Ну и как я буду вам звонить? В рельсу? — спросила хорошо воспитанная журналистка.

— Там есть цифры. Цифры у нас общие.

— То немногое общее, что еще осталось у Грузии и России...

— Вы правы, общего осталось немного. К счастью.

Мы с министром смотрим друг на друга и заразительно смеемся. Манера смеяться у моего визави весьма обаятельная — но глаза остаются холодными.

— Говорят, вы — оплот местного кровавого режима.

— Раз говорят, значит, так и есть. Считайте, что разговариваете с кровью.

— Как справляетесь со своей грязной работой? Говорят, сажаете, убиваете, гноите в застенках.

— Разумеется! Мы убиваем всех, кроме журналистов, оппозиционеров и инакомыслящих. А если серьезно, фактом является, что Грузия является одним из наименее коррумпированных государств мира. Конечно, мы проводили силовые акции в процессе борьбы с коррупцией. Некоторые вернули то, что они украли не только во время Шеварднадзе, но и в наше время. В течение шести лет арестованы в Грузии уже не бывшие, а действующие — 250 налоговых инспекторов, около 100 полицейских, 40 прокуроров, 20 судей, 400 начальников департаментов, 1 замминистра, 2 члена парламента, 5 или 6 управляющих районами. Эти цифры говорят о том, что мы преследуем не только коррупционеров времен Шеварднадзе, но также боремся с теми, кто во время нашего правления находился у власти. Эти цифры очень важны.

— Вы провели невероятную по масштабам реформу МВД. У вас был какой-то пример, вас консультировали западные страны или вы сами все это придумывали?

— Самое интересное, что, когда мы пришли к власти, почти никто из нас не имел практики. Правда, Саакашвили был министром во время Шеварднадзе, я — председателем комитета в парламенте. Но опыта проведения реформы не было. Когда мы начали, у нас было общее правило, что надо идти по западному пути, надо бороться с коррупцией и менять дурные традиции, которые существуют, уничтожать саму идею клановости. Мы брали за образцы разные страны. Когда боролись против мафии, приняли итальянскую, американскую практики. Когда хотели провести расследования, мы брали за основу англосаксонское право. Когда мы делали реформу патрульной полиции, брали скандинавские практики. Что касается иностранных советников, они, конечно, были, но сейчас в современной европейской традиции модно делать все очень медленно. Мы догадывались, что у нас времени очень мало, поэтому ускоряли все эти процессы. Не всегда так происходило, что советники успевали за нами.

— А вы не боялись? Молодые люди собрались и взялись изменить, сломать традиции существования общества, сформированные веками?

— Нельзя сказать, что мы их до конца изменили. Еще существует очень много проблем. Но нам помогло, во-первых, то, что мы ясно видели цель и верили в ее осуществление, во-вторых, то, что у нас не было ни перед кем никаких обязательств. Мы в долгу только перед своей совестью, поэтому нам легче было реформы проводить.

— Я задавала вопрос вашему президенту: быстро ли разрешится территориальный конфликт с Россией. Он сказал, что, по его мнению, довольно быстро, но не очень ясно объяснил, как. Каково ваше мнение?

— По-моему, cейчас здесь строится берлинская стена. Берлинская стена всегда сама разрушается, такая у нее природа. Сами немцы не верили, что это может произойти так быстро.

— Я читала ваше интервью газете «Коммерсантъ». Там вы говорите про памятник Сталину в Гори — ныне демонтированный. Якобы кто-то из ваших коллег во время войны пытался договориться с русским генералом, чтобы русские разбомбили Сталина — за деньги...

— Это была шутка.

— Вы любите шутить...

— То, что в современной Грузии стоял памятник Сталину — нонсенс. Когда Сталина демонтировали, у нас не было никаких выступлений, демонстраций и так далее. Все понимали, что памятнику Сталина не место сейчас в Гори, но, когда памятник демонтируют, это не повод ни праздновать, ни протестовать. Это показатель зрелости грузинского общества.

— А то, что русским военачальникам можно дать взятку, а русские солдаты воровали и мародерствовали во время войны в 2008 году, вы тоже сказали в шутку?

— У нас есть материалы, как русские брали взятки. Есть случай, как один русский офицер переслал жене или любовнице украденные вещи и среди них факс. Записан телефонный разговор, где она спрашивает, что это такое и прилагается ли оно к гарнитуру. Это очень комично. Забирали унитазы. Компьютеры — причем только мониторы, процессоров они, видимо, не видели. Также и с кондиционерами — брали только ту часть, что внутри помещения.

— Солдат — существо примитивное. Но, исходя из вашей логики, продажным русским генералам можно было дать взятку, например, чтобы они перестали по вам стрелять.

— Нельзя. Потому что куда стрелять — это решают не они, а Владимир Владимирович. А на Владимира Владимировича у нас при всем желании денег не хватит.

— В августе 2008-го русские войска остановились всего в 30 км от Тбилиси. Жители всерьез ожидали штурма города. Но русские остановились и повернули назад. Почему?

— Есть уйма причин. Международная обстановка, позиция США и так далее. Но с моей точки зрения, военная стратегия русских не позволила бы осуществить захват. Техника, которая сейчас находится на вооружении в России, не самого высокого качества, войска не очень мобильны. Тыл — Владикавказская железнодорожная станция — был очень далеко от Тбилиси. Трудно сказать сейчас, что повлияло на руководство России. К счастью, никаких попыток захвата Тбилиси не произошло, потому что в противном случае жертв было бы гораздо больше.

— Вы считаете возможным повторное вторжение русской армии на территорию Грузии?

— Рационально я это исключаю. Но умом Россию не понять...

— Вы готовы к такому сценарию развития событий?

— Конечно, мы готовимся, и не только в военном плане. Вы, наверное, видели, сколько всего строится в Грузии — гостиницы, курорты...

— Они не выглядят как военные объекты.

— Да, но это масштабное строительство косвенно противостоит российской агрессии. Когда в стране есть хорошие гостиницы, хорошие дома, высокий уровень жизни — это государство другого, более высокого уровня. Агрессию против такого государства труднее проводить — психологически. Общество другое — более подготовленное, более централизованное. Во время войны 2008 года грузинское государство, общество не разрушилось. Я помню первые войны в начале 1990-х, тогда государственная структура истощилась, разрушилась. А сейчас после окончания войны через две недели следов войны на территории Грузии не было, даже в тех местах, где побывали российские оккупанты. С тех пор мы сделали большие успехи. Во втором квартале этого года у нас был экономический рост 8,5 процента. Это хороший показатель. Рост туризма радикально большой. В 2007 году Грузию посетило полмиллиона человек. В этом году посетит 2 миллиона. У нас криминальная статистика очень похожа на северно-европейские показатели. У нас лучше показатели, чем в Восточной Европе. Доверие к полиции одно из самых высоких в мире — 82 процента, это примерно как в Дании или Норвегии. Я очень рад, что общество любит полицейских. Это меня удивляет.

— Это действительно удивительно. Особенно после совка, где все ненавидели ментов и платили им — что и продолжается сейчас в России. Я не понимаю, как вам удалось это изменить. Что вы с ними сделали? Матрицу поменяли?

— Я сам удивлен, что так получилось. Скорее всего, это потому, что главный наш принцип был диверсификация. Мы передали полномочия на низком уровне. За последние два года 90 процентов инициатив — снизу. Раньше все шло от руководства страны. Сейчас люди чувствуют, что они равноправны. Любой рядовой полицейский может дозвониться до любого руководителя, который принимает решения, а 90 процентов всех решений принимают они сами. Например, патрульная полиция. Во многих странах видеокамеры в машинах ставят записывать, что делает полицейский. Я против. Когда ты ставишь камеры, это означает недоверие. Это как жену проверять каждый день.

— У нас если не проверять, все будут воровать.

— Если начальник не берет взятки, не просит от подчиненного, чтобы ему давали взятки, никакой подчиненный не возьмет. Если подчиненный возьмет взятку, это скоро станет явным. А если начальник, рядовой районный полицейский, захочет, чтобы в его районе не брали взятки полицейские, этого очень легко добиться. Не только потому, что Грузия маленькая страна, просто в любом маленьком подразделении все всё знают. Это элементарно.

— Насколько, по вашему мнению, на успех реформ повлияло то, что реформы проводились в маленькой стране?

— Я считаю, что кое в чем размеры страны, наоборот, усложняли нам задачу. Все говорят, что маленькой страной легче управлять — это большая ложь. Большой страной управлять легче. В Грузии 100 человек создают общественное мнение. Если у реформы есть хотя бы 100 мотивированных противников, они имеют большее влияние на общественное мнение, чем 1 миллион в большой стране. Грузия легко консолидируется. 1000 человек создают общественное мнение, а в России общественное мнение создают 100 000 человек. Объединяться в десять раз труднее. В России реальные реформы, которые начинались, заканчивались вполне успешно. Например, реформы Петра I. Надо просто иметь политическую волю.

— Что, на ваш взгляд, сегодня является главной проблемой в отношениях Грузии и России?

— То, что русские слишком любят грузин.

— ?!

— Именно так. Потому что бьют тех, кого любят. В советское время у русских сложился такой опереточный образ грузина. Грузины как бы играли роль грузинов.

— Это была положительная роль?

— Она была положительная, так как была юмористическая. Кто такой грузин? Это человек благородный, который не сдаст, когда ты украдешь что-то, он старомодный, у него есть какие-то свои традиции, такой средневековый, гордый, с кинжалом, с открытой душой... Грузин — это мечта русского. Русский цивилизован, а грузин такой парень интересный, полудикий, полуобразованный, романтик, хорошие тосты говорит. Грузин играл эту роль. А реально это не так было, потому что средний русский, средний украинец, средний грузин — это одинаковые люди, одинаковый образ жизни вели, просто в разных культурах. Грузины сами говорили, что они в кавычках грузины.

— Мне кажется, это советский кинематограф в большой степени провоцировал. Тот же Мимино — именно тот образ, который вы сейчас нариcовали.

— Знаете, всем кажется, «Мимино» — это комедия. Если хорошо посмотреть — это большая трагедия, потому что там показано безвыходное положение человека. Мимино — типичный грузин. В этом фильме видно, что для него все, что с ним происходит, — неестественно. Он обыкновенный спокойный человек, не бандит, не взяточник — его роль навязана ему. Все к нему относятся как к опереточному грузину, даже русские женщины.

— Русские женщины всегда обожали грузин.

— Это тоже стереотип. Самая главная проблема — то, что русские любят не прибалтийцев, азиатов, азербайджанцев или кого-то еще из представителей бывших республик, а именно грузин! Вот этого ностальгического Мимино, кепку-аэродром, солнечный Тбилиси. Это часть прошлого, с которым Россия не хочет расставаться, сладкие воспоминания об империи. В этом корень проблем! России надо привыкнуть, что она уже не империя. Она обыкновенная средняя страна. Реально через десять лет Россия будет 20-й по населению, 20-й по экономике. Через пятнадцать лет Эфиопия будет больше по населению, чем Россия. Экономика Вьетнама через десять лет будет больше российской. Иран по населению, по экономике будет больше, чем Россия! Но Россия не желает этого признавать.

— Это какой-то фрейдизм получается. По-вашему, Россия не может оставить Грузию в покое, так как отпустить вас будет означать еще один болезненный этап расставания с имперским прошлым?

— Да! И это наша самая большая проблема. Вы не можете и не хотите с нами расстаться.

— Что же делать с нашей любовью?

— Нам надо одеваться в другую одежду, менять цвета, стать европейцами, чтобы русские нас наконец возненавидели. И оставили в покое.

Виноградные косточки

Увы, пожелание Вано Мерабишвили не сбылось. По крайней мере в случае с отдельно взятой русской женщиной. За несколько дней, прошедших со времени нашего разговора, я влюбилась в Грузию. И дело вовсе не в «экономическом Сингапуре», в который жаждет превратить бывшую союзную республику президент Саакашвили, просто Грузия оказалась очень красивой страной, по великолепию и разнообразию ландшафтов не уступающей Италии. Мне пришлось признать позорный пробел в географическом образовании — за четыре дня автомобильных и вертолетных путешествий я видела море в Батуми, залитые солнцем зеленые холмы в Кахетии, горные реки, ущелья и огромные горы в шапках облаков и снега в Сванетии. Такое природное разнообразие на крошечной территории — уникально. Путешествуя по Грузии, понимаешь, что план превратить эту землю в преуспевающую аграрно-туристическую страну — абсолютно реален. При столь роскошных природных ресурсах никакие крупные промышленные производства не нужны, а скорее вредны. Главная задача — сохранить экологию и разумно пользоваться ее плодами.

Обо всем этом мы и говорили с министром сельского хозяйства Грузии Бакуром Квезерели по дороге из Тбилиси в Кахетию. Бакуру 30 лет, министром он стал два года назад, высшее образование получил в Лондоне. По-русски г-н Квезерели говорит не хуже, чем по-английски. Ранним солнечным утром мы едем в Кахетию — там сейчас заканчивается сезон сбора винограда. Едем, кстати, по шикарной и совершенно пустой дороге. Дорога только что построена — завтра будет торжественная церемония открытия с участием президента. А нам повезло: прямо перед нашим джипом рабочие растащили бетонные блоки и открыли проезд. Так что мы на дороге — первые. Я внимательно разглядываю мелькающие за окном деревни и городок Телави, ставший знаменитым после фильма «Мимино». Дома аккуратные — есть зажиточные, есть не очень. Многое, особенно в городке, сохранилось с советских времен. Но уродства и нищеты нет.

Твели — сезон сбора винограда — министр сельского хозяйства Грузии проводит в полях, в буквальном смысле с рабочими, так что совсем не видит свою маленькую дочку. Я интересуюсь:

— Зачем?

— Надо за всем следить, людей мотивировать.

— И что, без вас никак?

— У нас до сих пор сказываются последствия торгового эмбарго России. Когда Россия запретила ввозить грузинское вино, это была для производителей настоящая катастрофа. Россия не только перестала закупать вино, но вернула тысячи бутылок. Дальше пошло по цепочке, производители не смогли вернуть кредиты банкам, вино стали продавать за бесценок, цены рухнули, наступил коллапс. Люди были в панике — многие до сих пор окончательно прийти в себя не могут.

— Но Россия по-прежнему не покупает ваше вино. И не собирается. Кто же его пьет?

— С 2008 года мы стали производить меньше вина, но продаем его дороже. Мы продаем в Европу, Молдавию, прибалтийские республики. Только что заключили контракт с Турцией на поставки. В такой ситуации качество должно быть очень высоким. К нам постоянно приезжают европейские эксперты, дегустаторы.

Качество кахетинских вин я вскоре смогла оценить лично. Правда, в немецком исполнении. Где-то между деревеньками, допустим, Вазисубани и Киндзмараули (подозрительно знакомая география!) разместился симпатичный отель-шале и при нем винодельческое хозяйство. Владелец хозяйства — немецкий миллионер, который приехал в Кахетию туристом да и влюбился в нее. Купил здесь землю, виноградники, благо в Грузии это очень быстро и просто, и построил очень милую, абсолютно европейскую гостиницу, винодельню и погреба.

Мы продегустировали грузинско-немецкие достижения на террасе — предложенные вина оказались вполне недурными. А сыр и хлеб были вообще выше всяких похвал! И немудрено — культура еды в любой части Грузии очень высока, но самый лучший шашлык, лаваш («хлеб-мама» на местном наречии) и самые вкусные помидоры с крупной солью я попробовала на обеде, которым нас угостили сборщики винограда в Кахетии. Такого удовольствия от простых продуктов я не получала давно, даже в Италии. После ланча я рассказала министру Бакуру про программу slow food, которую придумали итальянские производители дорогих — то есть экологичных, лучших по качеству — сельхозпродуктов. Бакур проявил неподдельный интерес, все записал. Сидя в придорожном ресторанчике за бокалом, мы с министром приходим к единому мнению, что качество жизни в конечном итоге определяется тем, что ты пьешь и ешь. Именно по этой причине в Европе становится столь популярным агротуризм. И у Грузии есть шанс занять в этом направлении лидирующие позиции в Европе. Наши благостные рассуждения несколько смазывает знакомство с вооруженной до зубов путеводителями пожилой парой туристов из Израиля. Отважные люди арендовали машину и изучают Грузию, затем направляются в Армению.

— У вас очень красивая страна. Прекрасные люди. Но почему нет дорожных знаков на английском?! Где вывески на гостиницах?!

Бакур смущается и обещает, что знаки будут.

Догнать и перегнать Китай!

На следующий день мое путешествие по Грузии продолжается в обществе губернатора Мегрелии и Верхней Сванетии Зазы Горозии. С Зазой мы знакомимся в Батуми, где я надеялась денек позагорать. Но, увы, сильно не повезло с погодой. Глядя на неприветливые серые волны, мы завтракаем аджарскими хачапури в кафе на батумском пляже. Окружающий пейзаж способствует раздвоению сознания — на набережной абсолютный Дубай — фонтаны, отели, рестораны. Стоит оглянуться — ряды унылых советских пятиэтажек. Это, пожалуй, самое странное в Грузии — сочетание новейшей, а иногда наимоднейшей европейской архитектуры с чудовищным совком.

По части архитектурных излишеств губернатор Заза сразил меня наповал. Из Батуми мы прилетели в Мегрелию, где под чутким губернаторским присмотром, как и в Батуми, происходит стройка века. Комплекс отелей, ресторанов плюс роскошный стеклянный мост через заливчик должны быть готовы к следующему туристическому сезону. Сроки звучат неправдоподобно. Выпив кофе в только что возведенном отеле, мы направляемся на набережную, уже мощенную камнем. На набережной установлены фонари. Их форма кажется мне знакомой. Подойдя ближе, я застываю от удивления: это «Шнейдер» — очень модная бельгийская марка. Мои друзья-архитекторы заказывают ее лишь для частных клиентов с исключительным вкусом, который, увы, на Рублевочке встречается крайне редко.

Мне приходится ущипнуть себя за руку, чтобы в полной мере осознать окружающую реальность. Мы находимся в Мегрелии — буквально в нескольких километрах от границы с Абхазией. На границе — блокпосты, за ними — зазеркалье непризнанных республик. Из иллюминатора вертолета Заза показывал нефтехранилище, которое он уговаривал не расстреливать российское командование. Сожженный во время войны пионерский лагерь. Заза рассказывает, как вот здесь, здесь и здесь стояли танки. Как он лично договаривался с командующим российскими миротворческими силами Чабаном о неприменении авиации. Потом он покажет мне фотографии со следами деятельности миротворцев — разгромленные до основания административные здания, где жили русские солдаты. Разбитые двери, окна, чудовищные грязь и бардак, куча дерьма посреди комнаты с выбитыми стеклами. Военные машины, увозящие в Россию украденные катера. Солдаты в покрытом брезентом кузове машины — один обнимает коробку с телевизором. Все это можно было бы принять за пропагандистские трюки, но, увы, дьявол в мелочах — слишком аутентично выглядело дерьмо посреди комнаты, слишком знакомо выражение лица бритого ушастого срочника, обнимающего новый телик.

Самое поразительное, что фотографии сделаны всего два года назад — в местах, где теперь стоят снобские фонарики «Шнейдер». И где в 5 км от фонариков расположены блокпосты.

— Заза, вы не боитесь, что туристы к вам не поедут из-за общей нервозной обстановки?

— Боимся, но строим. Когда люди увидят, что мы сделали, они поедут. Строить для хорошей жизни — лучший способ прекратить войну.

— А кто финансирует стройку?

— Грузинские инвесторы. Государство строит только дороги.

— Проекты вам делают испанцы. А кто строит?

— Грузинские рабочие.

— Вы уверены, что, строя такими немыслимо быстрыми темпами, вы строите качественно? Так, по-моему, умеют только китайцы.

— Мы строим быстрее китайцев.

В том, что грузины уделали китайцев — по крайней мере в вопросе скорости, — я убедилась в Сванетии. Из Мегрелии в Сванетию мы решили лететь на вертолете. Это был интересный полет — учитывая мою аэрофобию. Чтобы попасть в Сванетию, надо было перелететь огромные, очень красивые горы, скрытые облаками почти на треть. В облаках была маленькая дорога, и наш вертолет, залетая то этак, то так, пытался ее найти. Пока мы плутали, я смотрела в иллюминатор — там качались зеленые крутые бока гор, река и огромная плотина. Было почти невероятно, что всего 10 минут полета отделяют нас от равнины и моря. Наконец вертолет нашел дорогу, и вскоре мы приземлились на вспаханном поле в Сванетии.

— Здесь мы строим аэродром, — гордо обвел неказистое поле рукой Заза.

Символ Сванетии — средневековые каменные башни с двускатными крышами. Такая сторожевая башенка, сложенная из камней, стояла почти возле каждого дома. И многие из них удивительным образом сохранились с XII века. Лирическое созерцание красот прервал неугомонный губернатор.

— Поехали, я тебе подъемник покажу.

Осмотрев главную деревенскую площадь, стремительно превращающуюся в центр светской жизни модного горнолыжного курорта, мы сели в джип и отправились наверх по строящейся дороге-серпантину. По дороге Заза не отказал себе в удовольствии поиграть в «крестьян маркиза Карабаса».

— Вот спроси любого рабочего, когда начали строить эту дорогу.

Я покорно открывала окно и спрашивала.

— Два месяца назад, — отвечали строгие дорожные рабочие.

— Вот! — гордо поднимал палец довольный губернатор. Все это было, мягко говоря, невероятно. Между тем мы пробирались среди камней, оползней и куч щебня. Когда пробрались, оказались на большой поляне, со всех сторон окруженной горами, густо заросшими хвойным лесом. Среди леса была вырублена просека и врыты сваи. Пейзаж напоминал горы над Монтрё.

— Вот, видишь? — указал Заза на сваи. — Это — будущий подъемник. Детали итальянцы уже везут. Через месяц соберем. Если с погодой повезет, горнолыжный курорт откроем в этом сезоне.

Я молча глядела на Зазу. Так, наверное, ребенок смотрит на папу в Диснейленде.

Познавательную экскурсию прервали летчики. Погода портилась, и дорога в облаках вскоре могла закрыться. Мы погрузились в вертолет и отправились обратно — в Тбилиси.

Министр и ее крыша

Пожалуй, самая скандально известная представительница грузинской «меритократии» — министр экономики Вера Кобалия.

Глава Министерства экономического развития Грузии Вера Кобалия утверждает, что вовсе не танцевала в Канаде стриптиз. В любом случае карьере красивой девушки можно лишь позавидовать.

О ее назначении несколько месяцев назад писали многие российские СМИ. Якобы известный любитель женских прелестей президент Саакашвили познакомился со своим будущим министром в Канаде, где Вера танцевала в клубе стриптиз. Экономика маленькой страны была в опасности. Я решила выяснить подробности столь удивительного кадрового решения.

Вера Кобалия приняла меня на крыше министерства экономики. Именно там располагается уставленная зелеными растениями терраса, куда выходит кабинет министра. Кое в чем российские СМИ были правы. Министр оказалась стройной красавицей 28 лет — так что при желании вполне могла бы и станцевать. Но грузинка, полжизни прожившая в Канаде, предпочла иную карьеру.

— Вера, расскажите, как вы стали министром?

— Это все было очень неожиданно. Как с корабля на бал.

— Мы знаем, что вы танцевали в стриптизе, вас увидел президент Грузии, вы ему понравились, а поскольку он человек безумный, то решил вас назначить министром...

— Эти слухи пошли после того, как я в своем фейсбуке опубликовала фотографию, где мы с подругами в ночном клубе. Мы просто стоим там — причем моя подруга с сумкой. В таком виде стриптиз обычно не танцуют. Но это скучная правда — всем всегда интереснее придумывать истории.

— Как же все было на самом деле?

— Президент Саакашвили приехал в Ванкувер и пришел на встречу с диаспорой. Я пятнадцать лет прожила в Канаде — моя семья эмигрировала после войны в Абхазии. Окончила школу, университет.

— Где вы учились?

— В детстве в Грузии я поменяла восемь школ из-за войны. Переезжали из одного города в другой. В Москве я училась с 7-го по 9-й класс. Потом в Ванкувере в школе King George, потом в Columbia Institute of Technology.

На встрече с Саакашвили я задавала много вопросов. Он в конце концов устал от меня и на последний вопрос сказал, что пришлет ответ позднее. Я решила, что он хочет отвязаться. Я не ожидала, но на следующий день из его администрации позвонили и ответили на мой вопрос. Меня это удивило. Вскоре меня пригласили в Грузию и предложили работу в благотворительной non-profit-организации. Мы устраивали акции, концерты. Это часто показывали по телевизору. Через полгода мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться президент. И он мне предложил этот пост. Я не могу сказать, что в первый же день согласилась. Работать надо очень много. Семь дней в неделю, 20 часов в день. Живешь в офисе и реальную жизнь откладываешь в сторону. Все мы молодые, у нас много энергии.

— С какими главными проблемами вы столкнулись, когда получили этот пост? И есть ли проблемы, которые вам кажутся нерешаемыми?

— Главная проблема — количество самых разных структур, которые относятся к нам, — авиация, транспорт и т. д. Очень много индустрий, вопросы инвестиций, приватизация. С самого начала, когда я пыталась разобраться во всем этом массиве, было тяжело. Но когда разбиваешь все на маленькие участки, это становится реальным. Самое главное — правильные люди, с которыми работаешь, потому что один человек ничего не может сделать. Обязательно должна быть команда, которая верит в то, во что веришь ты.

— У вас есть такие люди?

— Я собрала свою команду. Я не жила тут очень долго, поэтому мне все говорили: «Тебе будет тяжело, у тебя нет своих людей». Но это оказался большой плюс. Когда у тебя есть люди, с которыми ты работала на протяжении многих лет, ты знаешь и доверяешь только этой группе. Я начала искать людей, которые так же, как я, когда-то уехали и, может быть, не против вернуться. Эта корзина оказалась настолько обильной, что я быстро нашла интересных людей.

— Как вы их искали? По фейсбуку?

— По фейсбуку тоже. Например, я искала заместителя, человека, который имел бы опыт работы в банковской системе, конкретно с инвестициями. Обычно у них зарплата в сто раз больше, чем в госструктурах, и они не очень хотят переходить. Я искала довольно долго. Долго по грузинским стандартам — это неделя. Я никак не могла найти такого человека. Наконец я узнала, что есть молодой парень, он работает в банковской системе, до этого окончил London Business School. Я нашла его на фейсбуке. Написала ему: «Где ты находишься в данный момент и не хотел бы прийти на интервью?» Мы встретились в Тбилиси, весь вечер проговорили, а потом я спросила его: «Когда ты уезжаешь в Лондон?» Он говорит: «Завтра». Я говорю: «Возвращай билет, оставайся и будешь со мной работать». Он спросил: «Когда я начинаю?» — «Завтра». Так он остался.

— Есть ли для вас нерешаемые задачи?

— Я не думаю, что есть вещи нерешаемые. Есть вещи, не решаемые в один день, в одну неделю или в течение года. Надо планировать намного обширнее и смотреть дальше. Мы должны стать процветающей страной, потому что другого пути у нас нет. Мы будем или зависимая страна, или экономически процветающая. Поэтому я часто говорю, что мы должны быть европейским Сингапуром. Сингапур — это не идеал, но есть параллели. Сингапур — очень маленькая страна, там практически нет натуральных ресурсов.

На подъем экономики у Сингапура ушли десятки лет. Мы пытаемся все это сделать за 5—10 лет. Но я не считаю эту задачу нереальной. Наша молодая команда должна вложить очень много сил и энергии, чтобы этого добиться.

— Как проходит ваш рабочий день? Часто ездите в командировки?

— Часто. Я стараюсь их сбалансировать так, чтобы полмесяца находиться тут и полмесяца — за границей. Очень легко уехать и постоянно быть в командировке. Желающих встретиться много, персонально познакомиться, обсудить инвестиции. Но эти встречи — первый этап, первая ступенька, а следующая — надо возвращаться, работать над проектом, делать грязную работу с бумагами. Находиться постоянно в командировке — это находиться на первой ступеньке, не поднимаясь наверх.

— Сколько времени вы уже занимаете пост министра?

— Недолго. Три месяца.

— Есть ли у вас достижения на этом посту, которыми вы можете гордиться?

— Я очень критически отношусь к себе и ко всему, что делаю. Не люблю говорить, что я добилась этого или того. Мы просто делаем работу. Сейчас работаем над транспортом и авиацией. Надо снизить цены на авиабилеты. Очень часто задается вопрос: как связаны туризм и экономика? Более параллельных вещей не может быть. В Грузии нет нефти, природных ресурсов, и это к лучшему.

— Полностью с вами согласна. Опыт стран с «нефтяной» экономикой часто негативен. Большинство из них сидят на нефтяной игле, и эта зависимость блокирует пути развития.

— Это так. Рента расслабляет. У нас такой возможности нет. Но есть другие плюсы. Люди, их отношение, любовь к своей стране. Плюс климат, природа, море, горы. Не обращать на это внимания и создавать что-то другое — зачем, если это есть? Туризм — один из главных приоритетов страны. Туризм создает рабочие места, привлекает инвесторов, потому что каждый турист может быть потенциальным инвестором в будущем. Одно из препятствий на сегодня — это дорогие авиабилеты. Над этим и работаем.

— Помогает ли вам решать вопросы то обстоятельство, что вы красивая, обаятельная молодая женщина?

— И да, и нет. Я считаю, что, когда общаюсь с инвестором, для него не должно иметь значения, мужик усатый сидит перед ним или девушка. Если ему нужно посмотреть на симпатичную девушку, он может в другое место пойти, а если он хочет деньги вложить, бизнесмен бумаги изучает. Для него важно то, что ты ему представишь, какой пакет предложишь. Я надеюсь, что они все же смотрят в бумаги и больше обращают внимание не на мою внешность, а на то, что я говорю.

Честно говоря, глядя на министра экономики Грузии, в здравомыслие инвесторов верилось с трудом. Но, похоже, некоторое его отсутствие — именно то, что необходимо молодой грузинской экономике.

Цветок патриарха

Самая главная моя встреча состоялась в последний день пребывания в Грузии. Честно говоря, я не сразу решилась о ней попросить, мне казалось, это не очень вежливо. Человеку, которого я хотела увидеть, исполнилось 77 лет, и в последнее время он неважно себя чувствует. Но я все же попросила.

Илия Второй, святейший и блаженнейший католикос-патриарх всея Грузии, пользуется невероятным уважением у всех грузин. Отношение народа к нему, пожалуй, можно сравнить с атмосферой восторженного поклонения, которой был при жизни окружен сербский патриарх Павел. Грузины не только в Тбилиси, но и в Москве, с которыми мне довелось беседовать, — независимо от социальной принадлежности и отношения к новой грузинской власти — отзывались о патриархе с глубоким почтением. Говорили, что он не только мудрый, но и очень чистый человек. Его общественный авторитет огромен. Президент Саакашвили успехом своих реформ во многом обязан именно поддержке патриарха Илии.

Патриаршая резиденция находится в красивом старинном здании в центре Тбилиси. Сквозь анфиладу комнат меня провели в парадный зал.

В ожидании патриарха я разглядывала интерьер. На стенах висели иконы — их пишет сам его святейшество. Наборный паркет, старинные шкафы-горки, профессиональная стереосистема. За окном большой зимний сад — любопытные растения словно тянули зеленые шеи в комнату. Дверь открылась, и вошел патриарх.

Я терпеть не могу все эти разговоры про ауру, харизму, ореол святости и прочее. Но... бывают «но». Очень пожилой человек с очень тихим голосом опустился в кресло напротив — и что-то произошло, как будто легче стал воздух. Даже говорить расхотелось — было приятно просто сидеть, прикрыв глаза, в солнечном луче, под его взглядом. Становился понятен смысл выражения «как у Христа за пазухой».

И тем не менее диктофон стоял на столе, взывая к профессиональному долгу.

— Ваше святейшество, спасибо, что согласились меня принять.

— Я рад, что вы приехали.

— Я знаю, что вы поддерживаете реформы, которые проводит президент Грузии, хотя, по мнению многих в России, эти реформы направлены на европеизацию Грузии и не совпадают с традиционными ценностями православия.

— Мне представляется, что православие никак не противоречит улучшению условий жизни людей. Цивилизация не отрицает духовные ценности.

— Как вы считаете, допускал ли президент Саакашвили в отношениях с Россией излишнюю резкость, которая привела к войне? Есть ли его личная вина в том, что так случилось?

— Да, президент бывает излишне резок. Я говорю ему об этом. Думаю, войны надо избегать любыми средствами. Надо использовать все методы, чтобы прекратить войну.

— Как развиваются отношения между грузинской церковью и РПЦ сейчас? Я знаю, что недавно вы послали телеграмму, где выразили недоумение по поводу того, что патриарх Кирилл поздравил президента Южной Осетии. Если я не ошибаюсь, это был первый ваш негативный комментарий в адрес православной церкви?

— Да, я не совсем понял жест патриарха Кирилла. И выразил свое недоумение. Хотя, разумеется, святейший патриарх Кирилл поступает так, как находит нужным. На наше отношение к Русской православной церкви это не повлияет. Наши связи освящены вековыми традициями, и мы будем их сохранять.

— Была какая-то реакция со стороны РПЦ на ваше письмо?

— Нет.

— Я не знаю, как в Грузии, но в России церковь сейчас стоит настолько близко к государству, что это многих пугает. Церковь вынуждена поддерживать все решения, которые принимает светская власть. Случалось ли вам публично не поддержать президента Саакашвили?

— Такие случаи были. Но я разговариваю с ним, стараюсь убедить его. Часто мне это удается.

— Вы встречались в 2008 году с президентом Медведевым? Какое впечатление он на вас произвел?

— Мне показалось, что этот человек способен принимать взвешенные решения. Возможно, именно такое решение поможет восстановить отношения России и Грузии.

— Что бы вы могли пожелать народу России?

— Я хотел бы пожелать мира.

— Спасибо, ваше святейшество, что нашли время...

— Хотите послушать музыку, которую я написал?

— Музыку?.. Да. Конечно... Спасибо.

Патриарх Грузии дал знак помощнику. Тот принес диск.

— Я сделал аранжировку Ave Maria. Это было опрометчиво с моей стороны — после Баха и Шуберта. Но я решился. Мне кажется, они помогали мне.

Илия Второй улыбнулся почти детской улыбкой.

Помощник погрузил диск в зев стереосистемы. Комнату заполнили звуки.

Что было дальше, я не знаю, как описывать. Ave Maria в очень профессиональной аранжировке святейшего и блаженнейшего католикоса была действительно на редкость мелодичной, нежной и красивой. Но качество музыки не вполне объясняет то, что произошло в следующий момент. Я вдруг почувствовала, что к самому сердцу подступила волна красоты и искренности такой силы, что дыхание перехватило и из глаз хлынули слезы. Мария пела, я плакала, сначала в кресле, а потом уткнувшись патриарху в колени.

Вот такая у нас вышла аудиенция. На прощание патриарх Грузии подарил мне фиалку из зимнего сада. Он не только сам ухаживает за растениями, но и каждое утро разговаривает с ними.

Фиалку я подарила своему девятилетнему сыну. И научила, как с ней разговаривать.

Делаем выводы

В Грузии я пробыла всего пять дней. За такой короткий срок трудно составить представление о стране. Но кое-какие выводы сделать можно.

Во-первых, Грузией управляют молодые, хорошо образованные, талантливые, амбициозные люди.

Во-вторых, управляют эффективно. Объективные показатели экономического роста, легкости ведения бизнеса, постоянно снижающийся рейтинг коррупции подтверждают этот факт.

В-третьих, интересы политического класса, управляющего страной, сосредоточены на том, чтобы сделать Грузию процветающей. Это их драйв, их фан. Они обладают достаточным интеллектуальным и душевным развитием, чтобы понимать, что оставить след в истории и попытаться осуществить реформы, сопоставимые с тем, что сделал Ли Куан Ю в Сингапуре или даже Ататюрк в Турции — это неизмеримо круче, чем годами тупо красть у собственных нищих соотечественников деньги и покупать особняки в Белгравии, яхты, пусть даже самые длинные в мире.

В-четвертых, реформаторов поддерживает народ. Рейтинг президента — более 70 процентов, несмотря на войну и непопулярные меры. Разумеется, проблем очень много. Большинство людей живут совсем небогато, у многих нет работы, сказываются последствия кризиса и войны с Россией. И тем не менее у грузин есть то, что важнее денег: осознание себя как народа, гордость и внутреннее достоинство.

В-пятых, президент Саакашвили, конечно, очень наглый парень. Но не боится брать на себя ответственность.

Эпилог

Третьим грузином, который заставил плакать вашего корреспондента Глаза-на-мокром-месте, был президент Грузии. Перед отъездом я встретилась с г-ном Саакашвили, чтобы поблагодарить его за помощь в организации встреч и интервью. Президент — как обычно — заговорил о своих успехах на пути к светлому будущему.

— Вот, — гордо сказал Михаил Николозович, — недавно мы переловили всех бездомных собак.

— И что вы собираетесь с ними сделать? — спросила я.

— Наверное, их придется усыпить.

— С ума сошли?! — искренне вступилась я за жучек. — Какая же вы после этого демократическая страна?!

— А что же с ними делать? — растерянно поинтересовался президент Саакашвили.

— Построить приюты, ухаживать. Усыплять нельзя.

Я ждала чемодан в аэропорту Домодедово, когда мне позвонили и сказали, что все бездомные собаки Грузии помилованы в полном составе. В носу предательски защипало. Такой подарок девушке способен сделать только настоящий президент.

http://www.gq.ru

Эту статью я нашла случайно... Написал её Юрий Рост, награжденный Грузией Орденом ЧЕСТИ..... Написал за несколько дней до войны 08.08.08 И сегодня эта статья вызывает слезы и очень актуальна...

\"В дни первого обострения отношений между Россией и Грузией мой друг, мой брат, замечательный актер Георгий Харабадзе, записавший на десятки СD-дисков Евангелие и Библию, прислал мне письмо. Он прежде никогда не писал. Мы летали и ездили друг к другу. Мы кутили, мы говорили, мы обменивались друзьями, мы спорили, мы любили… Теперь я прочел: «Неужели мы доживем до времени, когда самолет, выпущенный из твоего дома в Москве, от которого у меня есть ключи, станет бомбить мой дом в Тбилиси, ключи от которого есть у тебя. Я плачу». Ошибись, Гоги! А вы, господа президенты, правительства, парламенты, военные, дипломаты — очнитесь. Посмотрите, что вы творите. Наши солдаты — в одних братских могилах двух Отечественных войн. Наши политзаключенные расстреляны одной автоматной очередью. А кто не убит — гнил в одних и тех же лагерях. Наши языки переплелись гениальными переводами грузинских и русских поэтов. Наши культуры, развиваясь самостоятельно, уходят корнями в одну землю, в одну веру и касаются кронами. Ужас и позор у нас тоже один — большевизм и Сталин. Мы одной крови. И нет нужды проливать ее, чтобы в этом убедиться. Не сейте ветер, верховные и главнокомандующие. Не подстрекайте друг друга. Вам — барская затея, щекочущая тщеславие и самолюбие. Нам горе утрат. Своим умыслом не подвергайте опасности Замысел. Грядущие не простят. История, отодвинувшись, признает виновного виновным. Жертву — жертвой. С каждым годом я испытываю все больший стыд и вину за Венгрию 56-го и Чехословакию 68-го. Глядя на эти отдельные от нас, по своему пониманию и достатку мирно живущие страны, думаю: зачем? Зачем унижали и унижались? Что считали важным — оказалось никчемным. Пугающее — пустым. Железный занавес и Берлинская стена пали, мир не разрушился. Никто от этого не проиграл. А сами мы в голодоморах, гражданских войнах, зонах, тюрьмах и расстрельных ямах на что потратили четверть работоспособного люда страны? Чуть не каждая семья, чуть не каждая изба заплатили свободой близкого, здоровьем, жизнью. За что? Разве за результат телевизионного опроса «Имя России», который вывел параноидальное чудовище среди ВСЕХ, кого породила наша история? Коба набрал голосов в четыре раза больше, чем Пушкин! Я плачу… «Страна — ты сдурела!» — крикнул в эфир Юрий Корякин, увидев результаты всенародного голосования в пользу ЛДПР. Тогда показалось, что это эмоциональная оценка момента, теперь видно — глубокий диагноз. Толпа вышла на кладбище, где похоронены их распятые сталинизмом предки, чтобы осквернить могилы своих матерей, отцов, дедов… и вообще выпить-закусить. Если это народ — точное выражение великого русского писателя и честного солдата Виктора Петрович Астафьева: такой народ сука. Он за Сталина — пусть ему. Я не с ним. Он, как огромный, не слабый и не глупый вроде, но лишенный памяти и душевной воспитанности взрослый дядька, сколько лет уже ходит под себя. И не желает пробовать пожить в чистоте. Авось понравилось бы. Как другим. Пусть не вдруг. Но стараться надо. Памперсы из нефтедолларов и квасного патриотизма не помогают. И смердит пригредший хам из малогабаритных хрущевок и рублевских дворцов, из пригородных электричек и роскошных СВ-купе, со съездов, VIP-тусовок и думских заседаний, из роскошных «Бентли», вещевых рынков, с рекламных щитов и телевизионных экранов. Ему все равно, что с ним происходит, важно, чтобы его лично ничего не задевало. Он ждет обещанного безоблачного завтра. А этого завтра может не быть. Никакого. Для многих из нас, если мы под любым предлогом развяжем или спровоцируем, какую ни есть, войну с южным и долгие столетия любимым соседом. Позор разрушителей двухвековой истории народов единой веры будет вечно висеть над нами. И над ними. Россия и Грузия пусть идут своими путями, терпимо относясь к чужому выбору. Каждый обретает себя сам. Любое правительство временно. Сегодня я обращаюсь не к носителям амбиций, даже не к тем, кто наделен силой, но верой, умом и любовью. К тем, кто, исполняя волю Божью, может сказать власть предержащим: «Не убий»! Ваше Святейшество, Патриарх всея Руси Алексий II! Ваше Святейшество, Патриарх Католикос Грузии Илиа II! Зная ваше сердечное и уважительное отношение друг к другу еще со времен Духовной академии и наблюдая ваши совместные службы в Москве и Тбилиси, веря в ваше высокое предназначение и значительный авторитет, Христом Богом молю: Не дайте вашим прихожанам благословение на безумство даже малого кровопролития. Это не ратный подвиг. Нет целей, могущих оправдать разрушения, которые можно избежать. Тем более если речь идет о разрушении человеческих душ. Наши страны нуждаются в нравственных лидерах, способных взять на себя не бремя, но ответственность за разумное настоящее. У вас есть исторический шанс и право предотвратить непоправимое. Ваши усилия будут восприняты с благодарностью не только православными, но верующими всех конфессий и светской частью населения наших стран и всего мира. Нет аргумента выше Слова. Нам вместе с политиками надо его искать. Вы им владеете. P.S. Слово священников, каким бы мощным оно ни было, все равно будет обращено к нам. Ко всем нам. Ничего не мешает и самим попробовать услышать его в себе. А услышав, заявить свою волю, свое решение, свою судьбу. Разве мы инструмент в сомнительных играх патриотов? Мы одушевляем наши страны. Без нас их нет. И тех, кто принимает решение, тоже нет. Никого нет, кроме нас. Мало это осознать. Эту роль полагается заявить\". Юрий Рост 13.07.2008
Красный мак- символ памяти погибших на поле боя.