25 июля 1980 на стало Владимира Семеновича Высоцкого, выдающегося актера театра и кино, поэта, гражданина.
<...> Он лежал на сцене, а над ним — он же на портрете, в рубашке с погончиками, вглядывался в зал: кто сегодня пришел увидеть его в последний раз? Пришли все. Не «вся Москва», а именно ВСЕ, потому что он пел про то, что они чувствовали, думали, но не умели или не могли сказать вслух.<...>
Их было так много, что охраняло их еще тысяч пять человек в синих рубашках. Хорошо, что их было так много. Иначе маленькому зданию, где лежал он, пришел бы конец. Его бы, это здание, сами того не желая, сломали, снесли, уничтожили те, которых было много-много тысяч. Грузовики с камнями и мешками с песком, как разумно поставленные плотины, устойчиво перегородили близлежащие улицы и заставили море войти в строго очерченные берега. Из потока образовалась людская река. Она начиналась от Котельнической набережной и медленно текла к Таганке, чтобы протечь через зал, где лежал на сцене он. А в зале сидели его друзья, коллеги, знакомые, то, что и называется: вся Москва. Вся Москва, что была тогда в Москве. Они смотрели на него. А он смотрел на них с портрета. И звучало: «С миром отпущаеши раба твоего»— и Бетховен, Рахманинов, Шопен. Потом те, что не уместились в зале, а заполнили огромное помещение театра, услышали голос Гамлета-Высоцкого, его голос: «Что есть человек...»
<...> А за окном уже поплыли цветы. Люди, которые поняли, что все-таки не увидят его, передавали их стоящим впереди, и цветы плыли по остановившейся реке. В зале опять и опять звучало: «С миром отпущаеши...» После этого говорили. Говорили немногие. Недолго. И всякий не мог не говорить об одном и том же: что за окном... и откуда такое? Почему так случилось?
<...> К ваганьковским воротам кортеж подъезжал медленно.
Мы успели, в гости к Богу
Не бывает опозданий...
У последнего его приюта людей оказалось сравнительно мало. Палило яркое солнце. У могилы было решено не говорить. Сказал кто-то один, кому это было доверено. Потом — то, что страшно всегда: глухой стук молотков. И все...
«Шукшинские рассказы» — шесть отдельных теленовелл по рассказам Василия Шукшина режиссёра Аркадия Сиренко. Экранизация рассказов «Другая жизнь», «Вянет — пропадает», «Гена Пройдисвет», «Ораторский приём», «Бессовестные», «Самородок».
Жизнь обычного деревенского парня меняется, когда он на накопленные деньги втайне от жены покупает микроскоп. По рассказам «Микроскоп», «Даёшь сердце», «Забуксовал».
Писатель, режиссер и актер Василий Шукшин до поступления во ВГИК успел сменить несколько профессий: был слесарем, моряком, учителем и директором школы. Свои первые рассказы он начал создавать еще в армии, а печатать — в студенческие годы. Известность Шукшину принесли книги о малой родине — Алтайском крае — и фильмы по собственным сценариям, среди которых у советских зрителей были особенно популярны «Калина красная» и «Печки-лавочки».
Василий Шукшин родился 25 июля 1929 года в селе Сростки Сибирского края РСФСР (сегодня — Алтайский край). Его родители, Макар Шукшин и Мария Попова, были крестьянами и вскоре после рождения сына вступили в местный колхоз, где и работали. Василий был старшим ребенком в семье. В 1931 году у Шукшиных родилась дочь Наталья.
В 1933 году Макара Шукшина — на тот момент машиниста молотилки в колхозе «Пламя коммунизма» — арестовали. Его обвиняли в участии в антисоветском заговоре, порче общего имущества и урожая. Мария Попова писала: «Забрали мужа. Выдумали глупость какую-то. Ночью зашли, он выскочил в сенцы, ну, а в сенцах на него трое и навалились. Ребята перепугались. Наталья дрожит вся, а Василий губу прикусил аж до крови: мама, куда это батю?» В апреле 1933 года Макара Шукшина расстреляли.
Сначала Мария Попова воспитывала детей одна, а затем вышла замуж повторно — за односельчанина Павла Куксина. Василий Шукшин называл его «человеком редкого сердца», добрым и любящим. Жила семья бедно.
Жилось нам тогда, видно, туго. Недоедали. Мама уходила на работу, а нас с сестрой оставляла у деда с бабкой. Там мы и ели. <…> Голоду натерпелись и холоду. На всю жизнь я сохранил к матери любовь. Всегда ужасно боялся, что она умрет: она хворала часто. Потом в нашей избе появился другой отец. Жить стало легче. А потом грянула война, и другого нашего отца не стало: убили на Курской дуге. Опять настали тяжелые времена.
Василий Шукшин, «Самые первые воспоминания»
В Сростках Василий Шукшин пошел в школу. Учился он плохо, но много читал. Мать вспоминала: «Всегда у него под ремень в брюках была книга подоткнута. Читал без разбора, подряд. Читал и по ночам… однажды одеяло прожег». Книги Шукшин брал в школе. Иногда ему приходилось делать это тайком: когда он получал плохие отметки, мать запрещала читать художественную литературу.
В школе Шукшин занимался самодеятельностью — каждую неделю организовывал концерты и сам в них выступал. На концертах Шукшин читал стихи и разыгрывал сценки. Его одноклассница Валентина Безменова позже писала: «Не было такого, чтобы наш класс не приготовился: Вася настаивал».
Картина «Преисподняя Ипатьевского дома», 2018 год., автор казак Конвоя Памяти Святого Царя-мученика Государя Императора Николая II Александр Михайлович Левченков
Еще стреляли убийцы,
Столпившиеся у дверей,
Когда вышла из тела душа Царицы
И увидела, как добивают её дочерей,
Как душа Государя Наследника душу
В бесплотные руки приняла,
И все, лежащие в комнате душной,
Окровавленные тела...
Но это было одно лишь мгновение.
Вот всё стихло. И в следующий миг
Небо раскрылось, и Ангелы с пением
В свои объятия приняли их.
Над страною, окутанною пороховым чадом,
Что безумствовала, правду и веру гоня,
Возносились в бессмертие её лучшие чада,
Преданные ею и предаваемые до сего дня.
Монах Лазарь (Афанасьев)
В ночь с 16 на 17 июля 1918 года семья отрекшегося российского императора Николая II и не пожелавшие оставить их лица из числа прислуги были расстреляны в Екатеринбурге во исполнение постановления исполкома Уральского областного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. За время, прошедшее после этих событий, издано большое количество книг и статей, проведены исторические, криминалистические, даже генетические исследования. Оценки этого страшного преступления всегда кардинально отличаются у разных политических сил.