Обращение к этой книге, биографии великого фантаста, учёного, мыслителя, закономерно. С прошлого лета, если не с момента более раннего, разные интересные "находки" и "открытия" приближали меня к её чтению.

При том, что Иван Ефремов - писатель любимый с детства. Уже полвека как раз минуло с тех дней, когда впервые держал в руках "Туманность Андромеды"...

Хотя был у меня и период разочарования в его творчестве. Но продолжалось это недолго.

Начал читать с интересом. Представлял, конечно, что молодость писателя была нелегкой, но не знал, что до такой степени. И просто не думал о том, что и последующая его жизнь, даже на пике славы, оставалась очень непростой.

Всё же биография, хоть и доработанное издание, много чего оставила за кадром. Научная деятельность Ефремова освещена более-менее подробно. О его работе над собственными произведениями сказано тоже немало. Но вот его роль "реформатора" или даже "революционера" отечественной фантастики не показана вовсе. А ведь вклад его в радикальное "переформатирование" жанра колоссальный! На творчество всех остальных фантастов он повлиял не только художественными книгами, но и опосредованно. Предисловиями и послесловиями он многим авторам дал своего рода путёвку в жизни. Обзорами фантастики формировал представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, у миллионов читателей. А участвуя в различных редколлегиях, он, может быть, не так явно, но фактически определял издательскую политику в стране - в том, что касалось именно фантастики.

И вот этот пласт его работы в биографии как бы не существует.

Заключительные главы книги, где утверждается, что Ефремов был поборником Живой Этики, вообще отдельная тема. Лично для меня - тема неприятная. Впрочем, допускаю, что на склоне лет великий фантаст действительно мог стать таким. Какого-то "прорыва" в этом совсем не вижу. "Человеческое, слишком человеческое..." - как за сотню лет до того писал другой философ с не менее трудной судьбой. Увы, даже великие не застрахованы от странных увлечений.

Тому, что и Иван Антонович не всегда был на высоте положения, есть ведь и другие свидетельства. Хотя бы эта его ревность к Стругацким, к Лему. "Слизал" - так, если верить биографии, он писал о романе польского фантаста "Непобедимый". Якобы с рассказа Браннера "Ты добрый и верный". Не поленился, разыскал и прочитал этот рассказ - "Thou good and faithful" (сборник "Space pioneers" под редакцией Э.Нортон). Отправная идея действительно очень похожа. Но только Лем решил проблему радикально иначе! И несмотря на пессимизм финала звучит он куда убедительнее невыносимо слащавой концовки рассказа Браннера. И потом, само словечко "слизал" чересчур красноречиво... Что если в таком же тоне охарактеризовать бросающуюся в глаза связь рассказа Лейнстера "Первый контакт" и повести "Сердце змеи" (кстати, в помещенном туда пересказе сюжет американского фантаста оказался слегка оболган)? Или же вспомнить, что и в романе Линдсея "Путешествие к Арктуру" действие происходит на планете, называющейся Торманс? Когда к работам коллег и к своим собственным применяются пресловутые двойные стандарты, это знаете ли... В общем, не хочется говорить. Тоже тема неприятная

Дочитал-таки небольшой сборник рассказов шотландского писателя, за который взялся в середине ноября, закончив "Метро" Глуховского, - одновременно с "Немецкой романтической новеллой". Немецкий сборник закончил тоже не очень давно. Не потому что было легче (наоборот, да он, кстати, и больше по объёму), а просто потому уделял ему больше времени и сил. С англоязычными текстами как-то всё намного проще. Даже непонятные слова и выражения расшифровываются сейчас без проблем - подсказки в интернете.

В целом сборник Бойда произвел странное впечатление. Первая странность заключается в том, что рассказы написаны в разных ключах; некоторые выглядят как экспериментальные. Странность номер два состоит в том, что Бойд вовсе не замыкается на сугубо британском и современном материале. Действие рассказов происходит в разных странах, в разное время.

Всего их там шестнадцать: "Adult Video" ("Видео для взрослых"), "Varengeville" ("Варанжевиль"), "Notebook No. 9" ("Тетрадб №9"), "A Haunting" ("Наваждение"), "Fascination" ("Очарование"), "Beulah Berlin, an A–Z" ("Берлин Беулы, от A до Z"), "The Woman on the Beach with a Dog" ("Дама на берегу с собачкой") , "The View from Yves Hill" ("Глазами Ива Хилла"), "Lunch" ("Завтрак"), "Loose Continuity" ("Свободная последовательность"), "Incandescence" ("Накал"), "Visions Fugitives" ("Воображаемые беглецы"), "Fantasia on a Favourite Waltz" ("Фантазия на тему любимого вальса"), "The Ghost of a Bird" ("Призрак птички") , "The Mind/Body Problem" ("Проблема разума и тела"), "The Pigeon" ("Голубь").

Понравилась, пожалуй, большая часть. "Лёд недоверия" сломало "Наваждение". Этот рассказ мог бы написать Кристофер Прист. С героем начинает твориться что-то просто ненормальное. И вдруг выясняется, что нечто похожее уже было в XIX веке. Мистика-фантастика - несмотря на попытку рационального объяснения.

"Дама с собачкой" - явная вариации чеховской истории. Только действие перенесено в Америку 40-х.

"Взгляд Ива Хилла" - трогательный рассказ о жизни престарелого писателя. Его никто не печатает, никто не читает. Однако он работает над сценарием. А потом узнает, что знакомого ему продюсера уже больше десяти лет нет в живых.

"Накал" - психологическая драма в миниатюре. Герой, преуспевающий биржевой аналитик, вновь попадает в поместье, принадлежащее семье девушки, которую любил - и до сих пор любит. Только она теперь уже замужем. Как неожиданно выясняется, за человеком с очень сомнительной репутацией.

"Воображаемые беглецы" - тонкий этюд о поездке героя во Францию, в местечко, где похоронен погибший в Первую Мировую жених его прабабушки. Если бы он тогда не погиб - этого путешественника сейчас бы не было...

"Фантазия" - о трудной жизни "ночных бабочек" в послевоенной Германии.

"Призрак птички" - мрачноватая история молодого англичанина, жестоко искалеченного в одном из боёв после высадки в Нормандии.

"Проблема разума и тела" - на сей раз о наших днях. Герой - сын семейной пары, активно занимающейся бодибилдингом. Они до сих пор тренируют молодых, возят их на соревнования. А в своё время активно принимали стероиды. В результате у сына астма, аритмия, псориаз, аллергия... Сам он успешно химичит разные БАДы и под видом эксклюзивных успешно толкает фанатам.

Завершающей истории, как и рассказу про даму с собачкой, предпослан эпиграф из Чехова. Да и главный герой здесь - сам Антон Павлович (хотя и не назван ни разу). Небольшой эпизод из его жизни, которая отравлена мыслями о том, что Потапенко сейчас, скорее всего, охмуряет в Париже Лику. Но негатив этим, увы, не ограничивается.

Чехов посещает местную школу, на учебники для которой пожертвовал тысячу рублей. И выясняет, что деньги пошли на оплату защитной сетки над школьным двором. Возле здания воздвигнут бюст некоему графу Хоботову, местному благодетелю. Сетка нужна, чтоб птицы на скульптуру не гадили. Но уже второй раз в этой сети запутывается голубь. И погибает. А деньги-то на это дал писатель... У Чехова возникает ассоциация с Ликой, пишущей ему из Парижа зазывные письма. И явно попавшейся в сети Потапенко....

Трилогия - для краткости. На самом деле три книги воспоминаний - "Безбилетный пассажир", "Тостуемый пьет до дна" и "Кот ушёл, а улыбка осталась". Автор хотел написать и четвёртую. Скорее всего, не успел.

Книги последовательно охватывают разные периоды творчества маэстро. Впрочем, есть забегания вперёд, есть возвраты к уже пройдённому. Есть пересечения.

На время болезни осознанно выбрал такое чтение - за простоту, ясность, внятный эмоциональный заряд. В общем-то не ошибся. Хотя иногда уставал читать, возобновление не было проблемой. Не думаю, что так же легко было бы с какой-нибудь "серьёзной прозой". Да и с приключенческой тоже.

А у Данелии - сплав серьёзного, комического, порой трагического и трагикомического, часто - абсурдного. Опыт уникальный - потому что уникальна личность.

Прочитал - вернее, перечитал - второй роман Валентина Проталина. В прошлые выходные, правда, перебил это чтение "Перевалом Дятлова" Ракитина. А на самом деле успел ещё прочитать "Телемака" Фенелона. Сначала даже нравилось. А перед тем, чуть раньше, пытался осилить две "Энеиды" - и Котляревского, и самого Вергилия. Римская поэма сразу показалась ужасно скучной. С украинской вышел какой-то парадокс. На уровне отдельной строфы вроде бы очень даже разухабистый слог. А в целом - тоже почему-то скучно.

После книги Алексея Ракитина "Смерть, идущая по следу", прочитанной ещё в 2013, не могу без смеха воспринимать все эти новые "окончательные" версии событий на склоне горы Холат-Сяхыл. Недавно какие-то инженеры вылезли с очередной. Хотя на самом деле-то никакой новизны в этой песне нет - очень старая. Тем не менее так получилось, что решил перечитать работу Ракитина. Аж перебил то чтение, что у меня уже шло - своим неторопливым ходом. Причем воспользовался тем, что сейчас книга доступна как бы в новой редакции - это электронная версия бумажного издания, году в 2013-м как раз и появившегося.

Отличия от так называемого сетевого варианта не велики. По мере чтения "Перевала Дятлова" я просматривал и "Смерть, идущую по следу". Фотографии там в целом качеством повыше. Потому как в "Перевале" - это в большинстве своём довольно мутные сканы бумажных страниц. И да, в бумажной книге, которая в свое время продавалась в интернет-магазинах, автору пришлось отдать некоторую дань политкорректности. Например, пассаж о казахских детях, с которыми автор бок о бок учился целых три года, дан в урезанном виде, потому сильно смягчен.

Главная же ценность книги Ракитина, конечно, не в таких попутных, чисто "лирических" деталях, а в том, как разобраны все факты, связанные с гибелью группы уральских туристов. Захватывает покрепче любого вымышленного боевика. Масса познавательной информации о жизни людей в Советском Союзе.

Первое чтение, имевшее место, как я уже сказал, в 2013-м году, было таким же ярким. Многое уже тогда крепко врезалось в память. Впрочем, как сейчас выяснилось, кое-что и подзабылось. Что-то, возможно, банально проглядел в спешке.

Но с некоторыми частностями - но вот именно, частностями - я не согласился. Например, не уверен в том, что Дятлов и его ближайшие друзья, скрутили бы проводника Семена Золотарева - как обычного урку-уголовника, вдруг объявись у него на каком-то раннем этапе похода в руках боевой пистолет. Думается, тогда, в 1959 году, боевое оружие, тем более у бывшего фронтовика выглядело не то чтобы совершенно натуральным - просто никоем образом не вызывало непременного и немедленного причисления такого обладателя к рядам криминалитета. Товарищи, наверно, сразу бы поинтересовались у Семёна, есть ли у него разрешение на такое оружие и т.п. И если бы он ответил, что есть, просто поверили бы на слово. Между прочим у троих из группы имелись так называемые финские ножи, и только одна такая "финка" была зарегистрирована официально. И что? Руки двум "нелегальным финконосителям" никто не заламывал, никто не бежал немедленно донести важную информацию товарищу майору. Всё-таки после войны прошло всего-то четырнадцать лет. Богатый арсенал средств ещё не успели изъять полностью. Да и порядки во многих местах не сильно отличались от тех, что были заложены в военное время... Трудно было прожить "без инструмента", как сказал киноперсонаж куда более позднего времени...

Такое вот небольшое отступление. По более принципиальным вопросам однако возражений нет. Автор обосновал их очень убедительно.

На сайте книги появился отзыв - https://ridero.ru/books/zapiski_padayushego/

Начал читать сборник в начале ноября. Думал, что справлюсь по-быстрому. Но читал небольшими порциями, не всегда даже главками новелл. Да тогда же взялся за "Fascination" Бойда - но открывал этот сборник в ещё большей степени урывками. Так что и до сих пор не добил, хотя книжица не толстая. А "Немецкие романтические новеллы" вчера закончил. Кстати, читал в основном в ридере. На бумаге шрифт больно мелкий. Находил нужные новеллы в Прожекте Гутенберг, скачивал и комфортно открывал в своем ПокетБуке.

В книге представлены восемь авторов, соответственно, восемь новелл. Разные по стилю. Совсем сказочная история у Новалиса - "Сказка о Гиацианте и Розенблют". Мистический, почти "ужастик" "Руненберг" у Людвига Тика. Бытовая повесть, с психологией, конечно, у фон Клейста "История фон О.". Фантастика у Шамиссо - "Удивительная история Петера Шлемиля" (кстати, уже читал раньше, и есть пост). Сентиментальщина у Брентано - "История храброго Касперля и прекрасное Аннерль". Прикольная, с неправдоподобностями история у фон Арнима. И название подходящее - "Фюрст (князь) (Целый) Бог и певец Полубог". Классическая фантастика, абсурд, сатира в "Крошке Цахес по прозванию Циннобер" Гофмана. Невероятные и неправдоподобные приключения в новелле "Из жизни одного бездельника" фон Эйхендорфа.

Читать было, конечно, не просто.

Более всего понравились новеллы фон Арнима и Гофмана. Особенно про крошку Цахес.

Давненько я не читал таких книг... Лет сорок почти.

Но сначала пару слов об авторе. Это имя Валентин Проталин (на самом деле Валентин Валентинович Циоменко (1933 -2001)) я впервые увидел в 1992 году на обложке книги "Лабиринт, или Сказание о Тезее". В ней известный древнегреческий миф был представлен в форме романа. Что-то похожее обычно писали немцы, ну, в крайнем случае, шведы. Тут - поработал русский. Уже одно это необычно. Впрочем, об этой книге нужен отдельный разговор. И, конечно, прежде нужно её перечесть. Несомненно, что какое бы впечатление ни осталось от первого прочтения "Тезея", пусть противоречивое, но, похоже, важную струну задело, раз помнил все эти годы, время от времени что-то такое там думал. Ведь никаких посторонних подсказок на эту тему не возникало - ни шума в прессе или потом в сети, ни даже простых переизданий. Когда за электронные книги уже взялся, пытался что-нибудь ещё Валентина Проталина найти. Но в сетевых библиотеках его произведения представлены слабо. "Тезей" - не полностью, плюс ещё чуть-чуть других сочинений.

Бумажные книги, хоть и выходили скудноватыми тиражами, но дошли до наших дней. И вот результат - первый роман автора "Завтра двадцатое" прочитан.

Писался он в начале 80-х, а вышел в самом конце - в 89-м. Это наложило свой отпечаток. Произведение не просто советское, но - партийное. Секретари обкома здесь - персонажи пусть и не первого ряда, но и не проходные, не эпизодические точно.

Главный же герой - журналист областной газеты Валентин Сбруев. Журналисты, газетная кухня советских времен вообще показана в романе больше, чем дела партийных функционеров, но всё равно другой такой книги, где бы так много говорилось о "линии партии" (в широком смысле), я не помню - среди прочитанных.

И вообще после первой главы я хотел чтение бросить. Слишком мне всё это показалось похожим на писания так называемых "молодых писателей", чьи сборники я мучил лет сорок назад, ещё и пытаясь какую-то мнимую мудрость намотать себе на ус. Но что-то всё же зацепило интерес, я принялся за вторую главу. И потом уже не мог остановиться.

Хотя и задавал себе порой вопросы достаточно странные: а как бы книжка была воспринята, появись она в 1983 году? Может, и премию какую получила? А может, и выдала бы волчий билет автору - лет на шесть...

А в 89-м году кто её заметил? При тираже-то тридцать тысяч. Когда уже книги не то что не партийные, но вообще не советские начали выходить чуть не миллионами копий...

Да, о том, как нам... нет, не реорганизовать Рабкрин, но типа - как нам улучшить нашу работу, работу во всех направлениях и во всех смыслах, и как нам выращивать новых советских людей, в книге очень много. Хотя и не с позиций тех мастодонтов литературы и публицистики, которые в конце 80-х резко оказались не у дел. Только это и делает эти пассажи тоже читаемыми - вполне читаемыми - и сейчас. И более того! Да, книга, наверно, вышла немного поздновато. Однако одну очень свежую мысль в ней я всё же почерпнул (когда из большинства книг вычитываешь только более-менее занимательный сюжет, и одна свежая мысль это много).

Журналист Сбруев, за свой острый язык на несколько месяцев тоже оказавшийся не у дел, выпавший из привычной колеи, много рассуждает о том, что время требует массового выдвижения самостоятельно мыслящих личностей. По-моему, где-то даже использует оборот - массовое производство (или воспроизводство) таких личностей. Мол, недостаточно их появляется. Не хватает таких людей - и добром это не кончится.

Как в воду глядел! Недавно в одном посте я утверждал, что социализм проиграл соревнование капитализму, потому что.... Ну, не важно, проиграл и проиграл. А сейчас - фигурально говоря - хлопнул себя по лбу: ба, да потому и не создали более могучее, чем на Западе производство, потому и не наладили более привлекательную жизнь, что с новыми людьми оказалось дело швах. Если и появлялись где такие люди, которые могли бы, могли бы, могли бы... - то слишком мало этих новых оказывалось. Да и чахла новизна на корню. Всё-таки бытие определяло сознание.

В общем, с какой стороны эту идею про новых людей ни поворачивать, но что-то в ней есть. И это не смогли реализовать, что тоже стало одним из факторов поражения.

А потом, когда поражение состоялось, вынырнули уже совсем другие новые люди. Но эту тему совсем не хочется обсуждать.

Когда дочитывал роман - концовка не чистый хэппи-энд, но с обнадеживающими оптимистическими нотками - то чуть не завыть хотелось от грусти. Это же как рассказ о покойнике, который при жизни был необыкновенно светлым человеком. И зачем мне сейчас этот рассказ, когда на кладбище не только его герой, но почти всё, что его окружало? Зачем мне это задушевное, лирическое кино, если его надо было посмотреть лет сорок назад, да пути-дорожки провели тогда мимо билетной кассы, в которой вдобавок уже и билетов-то не было?

"Тезея" однако собираюсь читать

Продолжая знакомство с фильмами Романа Каримова, посмотрели "Вдребезги".

Чёрная треш комедия - не мой любимый жанр. Сначала думалось, что это просто три новеллы, но в финале всё связалось. Довольно занятно и даже не без морали (типа, бог не фраер...), но очень уж похоже на американщину - в духе Тарантино и прочих.

Вчерашний и сегодняшний вечера посвятили просмотру фильмов "Неадекватные люди" и "Неадекватные люди 2" режиссера Романа Каримова. Он снял их с интервалом в десять (или даже больше) лет - с одними и теми же главными героями и актёрами. За это время изменилась не только их внешность (впрочем, несильно), но возникли другие проблемы. Было интересно, переживательно.

Два года назад я ныл, что у нас исчезло кино о людях. Нет, кажется, не исчезло. Только люди уже, конечно, не те, что были полвека назад (что логично).

Роман Каримов - запомните это имя.

Сегодня целых три фильма не посмотрел - вернее, не досмотрел.

Первый - "Изгнанник" (или, может быть, "Ex-life"). Наметил к просмотру тогда же, что и другую картину Лебедева - "Поклонник" (про её "непросмотр" я уже писал). Это когда в новостях мелькнул анонс, что Лебедев "Мастера и Маргариту" снимать будет. А "Изгнанник" продержался у меня на экране всего несколько минут. В течение которых мозг несколько раз боднула простая мысль: а зачем мне эта история? Чем обогатит? И в конце концов вернулся в меню плейера и выбрал другой фильм.

О нём я прочитал в каком-то блоге - пост был про якобы недооценённые фильмы. "Теория запоя" с Бойко в главной роли. Эту ленту постигла такая же судьба. Я не смог понять, зачем я должен тратить на это своё бесценное, невосполнимое время - пусть и немного, час с копейками.

Из того же источника, бложной рецензии на прозёванные шедевры, мною была выужена информация и о третьем фильме. "Граффити". Ему у меня повезло чуть больше. Начало показалось интригующим - студиозус художественного, имевший склонность расписывать современными фресками стены пакгаузов в одной из промзон столицы, несколько минут удирал от гонявшейся за ним шайки местных велосипедистов. Помимо живописи парень, похоже, увлекался паркуром. Что и позволило ему продержаться так долго. Всё-таки уже побитый велосипедной гопотой, далее он отправляется в российскую глубинку - вместо Италии, предназначенной более удачливым однокурсникам. Российская же глубинка оказалась заповедником фриков.

Финал сей записи предсказуем. И этот киноопус я не стал смотреть до конца.

Роман вышел лет десять назад, естественно, посмертно. Я узнал о его существовании прошедшим летом, кажется, благодаря Озону и его рекламе, и удивился, впрочем, слегка. Вот так можно прозевать литературное событие - при том, что о каких-нибудь "Оттенках серого" будут жужжать изо всех утюгов. 

Прочитать хотел ещё в сентябре, но тогда - удалось только предисловие, написанное Д.Быковым. Наш всевед готовил издание. Показался мне безудержным спойлерщиком. Надо же ещё в предисловии так сдать все авторские фишки! - думал тогда я. 

Но потом, уже читая этот роман в повестях и рассказах, думал несколько иначе. Всё же эти фишки в духе Штирлица и Юлиана Семёнова не главное в тексте. Кстати, центральный герой (один из) тоже носит такую фамилию - Семёнов. 

Быков на все сто прав - книга вызывает ассоциации и с "Героем нашего времени", тоже состоящем из выстроенных в якобы произвольной хронологии повестей, и с прозой Константина Симонова. Мне даже почему-то напомнило Стругацких, поначалу, - острой полемикой, которую ведут персонажи. Ну и самого Домбровского напомнило тоже (я серьезно). 

Я, кажется, понял, почему автор оставил рукопись в архиве. Уступает таки и "Хранителю', и "Факультету". 

Подозреваю, что какой-нибудь читатель, особо поднаторевший в детективах, в романах с хорошо закрученным сюжетом, будет морщиться: а что тут такого особенного? зачем надо было это всё-таки издавать столько лет спустя? И т.п. Сам иногда ставил себя на место такого прошаренного  читателя, чувствовал себя в его шкуре. 

Тем не менее у текста, при всей шероховатости, есть достоинства. Характерный кипучий, нервный, взрывчатый стиль. Портреты, созданные двумя-тремя штрихами, - и видимые как живые. Да общий подход, совершенно нетипичный, как мне кажется, для прозы 50х. Да и для нынешней тоже. 

В общем, всем, кто неравнодушен к творчеству Домбровского, надо читать.

Почитываю паблик о Швеции. Примерно неделю назад там был пост о самых известных в мире новейших шведских книгах. В основном это оказались детективы. В числе наиболее успешных авторов назвали и Хеннинга Манкелля. А "Китаец" якобы лучшая его книга.

Действие начинается в январе 2006 года - в заштатной шведской деревушке за одну ночь зверски убили девятнадцать человек, почти всё местное население. Главная героиня романа судья Биргитта Руслин узнаёт о преступлении случайно, как и все непричастные лица - из газет. Но потом выясняется, что среди погибших - приёмные родители её матери. Ещё ребёнком она прожила там несколько лет.

Вот так, как бы исподволь, судья оказывается тоже вовлечена в это экстраординарное дело.

Повествование развивается неспешно. Автор подробно входит в обстоятельства жизни героини. Усилия её внести свою лепту в расследование не производят впечатление феноменальных. Полиция относится к добытым ею крохам информации без большого доверия и восторга, своими наработками не спешит делиться. В общем нормально. Это их хлеб, а судья тут в общем-то человек посторонний.

То есть происходит нечто вовсе не в духе Холмса, который мог играючи посрамить туповатых и медлительных профессионалов.

А дальше действие и вовсе переносится в XIX век, в Китай и в Соединённые Штаты. Мы видим полную ужасных лишений жизнь китайских рабочих, прокладывающих железную дорогу через горы Невады. Возможно, описанный Шаламовым исправительно-трудовой лагерь на Колыме мог бы показаться на фоне этой стройки оазисом законности.

А потом перед нами предстаёт уже современный Китай. Но это всё - только география действия. Механику же сюжета пересказывать не буду - всё же это детектив, и детектив, выстроенный искусно.

Попытка изобразить внутренний мир китайцев, как самых бесправных, из позапрошлого века, так и нынешних, из элиты, показалась довольно убедительной и интересной. К восточной идеологии, если так это назвать, автор подошёл без особого сочувствия, как сторонник западных либеральных ценностей, но и без издёвки, так часто характерной именно для западных писателей, - уважительно. За что ему тоже респект.

Довольно интересным показался контекст упоминаний нашей страны. Упоминаний, сделанных походя, тем не менее. Во-первых, в России гораздо чаще, чем в Швеции происходят массовые убийства. А во-вторых, там ежедневно нарушаются права человека. Но ещё интереснее то, что в обоих случаях Россия вовсе не одинока, а напротив идёт в паре. "Пьедестал" уголовных и политических бесчинств делит с ней... Америка, США! (тут имеются в виду, конечно, страны западного устройства; Китай, как держава восточная, обеим утирает нос по части дешевизны человеческой жизни).

Такое вот отступление. На самом деле в книге это всего лишь мимолётная деталь. А главное, конечно, сюжет, развивающийся иногда не просто неторопливо, а вообще нарочито медлительно. Однако бульдожьей хваткой удерживающий внимание читателя.

Ну и финал - пессимистически-оптимистический. Кстати, так чаще всего и бывает в действительности. Вопреки проискам зла жизнь продолжается, только без особого повода трубить в фанфары.

Про книгу узнал из рецензии Владимира Монахова, поэта, журналиста, блогера из Братска. С автором, Игорем Корольковым, он знаком лично, а книгу его сравнил аж с "Мастером и Маргаритой". Ну да, параллель определённую провести можно.

Но если у Булгакова Москву посещает Сатана, то у Королькова - Сын Божий. Однако смятение в умы московского населения вносит даже большее, чем некогда сумел Воланд.

Игорь Корольков - опытный журналист, а роман у него первый. И он написан просто, бесхитростно, безыскусно. Автор, как мне кажется, точно попал в болевые точки нашего времени: всеобщее безверие и нелюбовь. Примерно до середины я читал с большим интересом.

А потом случился некий диссонанс. В каком времени и в какой вообще реальности это происходит? Если женщине, родившейся в 1989, около тридцати, тогда наше время. Почему тогда взрыв дома на Гурьянова? 1999 год? Полиция тогда откуда? Да и общая ситуация тогда и сейчас далеко не одна и та же. Хотя в обоих случаях сложная, конечно (но ведь в России простых ситуаций и не бывало!).

Ну, в общем закрыл я книгу со смешанным чувством.

Прочитал повесть (незаконченный роман) классика - потому что давно что-то хотел прочитать из его прозы. Может быть, даже - Роман - перечитать. Летом даже получил из Озона так называемое Малое собрание сочинений, куда он тоже входит, в особо сверенном с авторской рукописью виде. (А в прошедшем месяце, кажется, окончательно повернулся к электронной читалке). Как бы то ни было, пока пороху хватило только на "малую форму".

В аннотации сказано, что некоторые критики считают эту повесть неким opus magnum поэта в прозе. Мол, ничего совершенней не создал. Да и вообще, замахнулся - и понял, что не потянет.

Пока читал, то и восхищался, и раздражался языком. Что-то необыкновенное. Не помню, так ли написан и "Живаго", но здесь ничего похожего на Бунина-Пруста-Набокова. И на Чехова тож. Наверно, ближе к Андрею Белому. Или к Толстому, решившему переплюнуть Белого.

А когда дочитал, поразился. Незаконченное, а всё же завершено! До интересной, оригинальной мысли-образа доведено. Ну и мистикой немного отдаёт.

На самом деле это сборник, и заголовок у него посложней. "Баку - Воронеж: не догонишь. Молчание Сэлинджера, или Роман о влюбленных рыбках-бананках". Первая половина - название автобиографической повести. Вторая - романа, якобы "пересказ" последнего произведения американского писателя.

Конечно, на Сэлинджера я и клюнул (но первоначально вышел на писателя по серии; как и у Алексея Козлачкова, у Марка Берколайко вышла книга в серии "Претендент на Букеровскую премию).

Тем не менее автобиографическая повесть понравилась больше. Она выдержана в таком очерковом стиле (что-то подобное встречал у других писателей, давно и очень давно). Автор как бы всегда хранит дистанцию между собой и описываемым материалом. Впрочем, порой - и не так уж редко - его (автора) пробивает на лирику, на эмоции.

Изначально Марк Берколайко был математиком. Потом он стал доктором наук. И ещё много кем стал, в том числе литератором. Вот об этом и речь: как он покинул любимый Баку, поселился в Воронеже, где и прожил бОльшую часть жизни.

Узнал много интересного про Баку, про бакинский народ, как называет его автор.
Вызвала сочувствие позиция писателя по отношению к новейшей истории. То есть он ни в коем случае не "отрицатель" того, что произошло с нами за последние тридцать лет, но и не бравурный оптимист, с восторгом принявший все перемены.

Повесть, кстати, можно назвать исповедальной. Хотя на прозу Сэлинджера мало похоже.

Не похож на сочинения Сэлинджера и посвященный ему роман, в котором он сам появляется. Роман тоже написан примерно в такой же очерковой манере. Но пафоса и риторики, пожалуй, даже побольше, чем в повести. Плюс надрывной сентиментальности, плюс не очень правдоподобной фантастики (не научной, а чисто житейской). Неожиданно напомнило "Тень всадника" Гладилина. Хотя и очень разные книги. Общее - перебор в фантазировании, некая ходульность сюжета.

В общем, "Молчание Сэлинджера" скорее не понравилось, хотя и любопытно было прочитать.

Как я уже писал, вышел на этого автора благодаря Анатолию Николаевичу Курчаткину. В 2011м году повесть Алексея Козлачкова "Запах искусственной свежести" получила премию имени Белкина. А.Н. Курчаткин тогда состоял в жюри, присуждавшем эту награду. В общем, такова предыстория. Я же читал сборник, изданный в серии "Претендент на Букеровскую премию".

Алексей Козлачков офицером ВДВ прослужил два с половиной года в Афганистане. Отсвет этой службы лежит на всех произведениях сборника, не только на заглавном. Хотя не все они о войне. Например, открывающая книгу повесть "Любовь из досексуального периода" в большей степени отражает журналистский опыт автора.

Хотя повесть эта, и в самом начале чтения, и по завершению его, представляется сильно выбивающейся из общего ряда. В сборнике это единственное слабое произведение. Я его читал и ломал голову: почему? Автору есть что сказать - на троих бы точно хватило. Этот жизненный багаж в повести он щедро использует. А на поверку... Даже вспомнились неожиданно какие-то опусы так называемых "молодых" писателей, читанные лет сорок назад. Я тогда, закрывая их с недоумением, себя чаще винил, что не дорос, мол, не созрел, чтобы по достоинству художественную глубину оценить. Лишь несколько лет спустя, когда в руки мне попал уже Булгаков да Платонов, вдруг понял, что прежде имел дело с обычным очень средним уровнем...

Хотя тогдашние "молодые" под сильной цензурой ходили. И в темах были ограничены. "Про это низя". "Тут запрещено". Повесть А. Козлачкова на их фоне, конечно, выглядит ещё ого-го какой сильной! Всё же общее - и у него, писавшего в 2004 году, и у тех, сорокалетней давности, - то, что всё это проза какая-то спроектированная, что ли, сконструированная. То есть у самого пишущего материал не сложился в голове в некое единое событие – или единый поток событий, а он, автор, продолжал писать. В надежде, что расставит всё, как надо, по неким теоретически известным ему законам, ну – и сложится. Ан нет…

А ведь другими-то рассказами-повестями сборника Алексей Козлачков все мои сомнения-опасения-недоумения развеял; доказал, что и в голове у него всё может складываться, и читателю он это, сложившееся, способен уже в его, читательскую, голову весомо и зримо вложить. Как вообще мало кто умеет – ну, некоторые классики в основном…

 Рассказы эти и повести как бы составляют единый цикл. Хотя возникло всё же впечатление, что подробности биографии главного героя в некоторых разнятся. Второстепенные, впрочем, подробности – типа, что делал на гражданке, ещё до службы. И наоборот – какую премудрость начал постигать уже выйдя в отставку. Впрочем, может, это я недостаточно внимательно читал и что-то не понял…

Слог у автора мужской, очень ёмкий. Анатолий Курчаткин сравнил его со стилем, в каком выдержан «Посторонний» Камю. На мой взгляд, у Алексея Козлачкова всё же больше эмоциональности. Хотя общее что-то действительно есть.

Герои сборника – люди военные. Пусть и в прошлом, но бывших военных не бывает. И я отметил для себя, как автор показывает этих людей. В его понимании быть воином - это что-то глубинное, действительно на уровне экзистенции. Ежели присуще это конкретному человеку, тогда всё остальное в нём – вторично, так, частные подробности, если не вообще защитный камуфляж, маскировка…

Пусть он даже пытается дистанцироваться от своего военного прошлого. Говорить про то, что у человека на войне изменённое состояние сознания. Всё равно он – не пацифист.

Хотя к «потерянному поколению», если судить по представленным рассказам и повестям, автор несомненно принадлежит. Среди его героев немало людей надломленных, с травмами физическими и душевными. Видно, война всё же крепко меняет сознание… И не только сознание.

Что касается литературных достоинств сборника, то «Война в помещении и на свежем воздухе» и «Библиофил» показались трагическими, хотя там как бы и не про войну, а больше про послевоенную жизнь «афганцев». Рассказы «Купить лампу» и «Красота по-итальянски взорвет мир» напротив взорвали мозг всё же слабее. Угорал над «Люби меня как рыбы раков», читая эту историю из жизни доморощенных астрологов ночью, благодаря отпускной бессоннице. Философским и познавательным оказался «Суп под конём» - про жизнь и даже некоторые приключения бывших наших людей в Европе.

Мощные «Влиться в коллектив» и «Еврей разъеврейский» продолжают и дополняют заглавную повесть. Все они – про десантников, что несли службу в пустыне, недалеко от пакистанской границы. То, через что они прошли там, не отпускает их и в мирной, внешне благополучной жизни.

Несомненно, что Алексей Козлачков очень самобытный прозаик и заслуживает куда более широкой известности, чем та, что пока что выпала на его долю.

Лень было писать. На самом деле ведь вялотекущее. Всё же собрался с силами. Не могу молчать!

Продолжаю читать три - или сколько их там на самом деле? - книжки. "Новеллу романтическую", "Очарование", но главным образом "Запах искусственной свежести" Алексея Козлачкова - сборник. Заглавную повесть Анатолий Николаевич Курчаткин, можно сказать, порекомендовал. Впечатления сильные, хотя и неравномерные. Когда закончу, выдам на-гора пост.

Немецкую книгу в бумажном виде читаю в основном только в разделе комментариев. Уж больно почерк шрифт мелкий. Хитрю - нахожу нужные новеллы в сети и закачиваю в свой продвинутый ридер. Благо всё это давно уже в общественной собственности, XIX век.

В английской книге хитрю точно так же. В бумажной - лишь переставляю закладку. Там шрифт ещё мельче, а глаз жалко. И вообще к сборнику Уильяма Бойда обращаюсь реже, не каждый день, - времени нет. Но вчера взялся, и рассказ попался неожиданно интересный, трогательный - The View from Yves Hill, "Взгляд Ива Хилла". Про состарившегося писателя Ива Айвена (Ивана) Хилла. Книжки у него давно не выходят, их никто не читает. Но он до сих пор что-то пишет. Сценарий фильма "Секс и насилие". Правда, будет ли его кто ставить, такой фильм? Известный Хиллу продюсер, оказывается, скончался ещё в 1958 году. А на дворе уже 69й. Нет. 70й! Ведь наступил новый год.

Про эту книжку пост, конечно, тоже напишу, но когда - не знаю.

Пытаюсь смотреть фильмы. Решил попробовать французский "Бум" 1980 года с юной Софи Марсо. Музыка там неплохая - Владимир Косма написал. Благодаря музыке и узнал, что существует такая картина. Но сейчас оказалась совсем неинтересной - про школьников. И их родителей. Хм, в 1980 году телевидение тоже утверждало, что рабочий класс Франции крайне озабочен своим положением. А фильм совсем про другое. Правда, и не про рабочий класс. А сейчас, когда нам каждый день показывают столкновения жёлтых жилетов с полицией, фильмы во Франции снимают такие же аполитичные?

Ну в общем решил, что и второй "Бум" тоже не буду смотреть. Сразу стало легче телевизору да и мне самому.

Пытался потом вникнуть в изделие отечественного кинематографа - ленту "Поклонник" 99го года. Типа, про серийного маньяка. А вышел на этот фильмец по фамилии режиссёра - Николая Лебедева. Это когда прочитал в новостях, что он собирается снимать новую версию "Мастера и Маргариты". Очень скоро от этой затеи наши киношники вроде отказались - то ли американцы заказ перебили, то ли ещё что произошло - а я "Поклонника" всё же под рукой держал. А вчера понял, что фигня полная. Какая-то не очень смешная комедия, точно не триллер. Хотя видеть на экране молодого, ещё не обрюзгшего Гармаша было непривычно и странно. Да, так изменился всего-то за двадцать лет... Неужели это нас всех коснулось?

Ещё прошлым летом (то есть летом 19го года) заинтересовался другими работами режиссёра, посмотрев картину "Пятеро с неба" - очень классно снятый военный боевик. Однако собирать фильмографию начал только весной. А руки до просмотра дошли только сейчас. Кстати, не всё и нашлось. Даже не помню, искал ли самое раннее. Фильма по книге Юлиана Семёнова (тоже из раннего) и вовсе не нашлось. В общем, пока посмотрел три ленты.

Это "Ночной гость", "Два воскресенья" и "Кто придумал колесо". Уже в первой картине отметил, что актёры у Шределя играют. Во второй появились и другие режиссёрские приёмчики работы со зрителем - скрывающийся за кадром ведущий не только комментирует действие, но и напрямую обращается к героине.

В третьем фильме (где закадровый комментарий тоже есть) поймал себя на мысли, что подражателей Сэлинджеру у нас, оказывается, было довольно много - не один и не два. Среди писателей не только Аксёнов. По фильму "Человек, которого я люблю" была известна фамилия Леонида Завальнюка, автора повести "Дневник Родьки Муромцева - трудного человека", литературной основы той ленты. А теперь узнал имя Владимира Краковского. Это ведь по его повести "Возвращение к горизонту" Шредель поставил свою картину. И сие означает, что в СССР была не только исповедальная проза, был "исповедальный" кинематограф!

Да, также ещё летом 19го года отметил для себя фильм "Последние каникулы". Что-то в духе "Ловца во ржи" там тоже было. И вот теперь ещё Владимир Шредель с его "Колесом". Герой - очередной советский Холден Колфилд. Но вот именно, что советский. Нарочитая наивность и даже явная придурковатость многих персонажей, при первом просмотре, возможно, не очень бросавшаяся в глаза, потом, конечно же, сделала своё дело. Думаю, что спустя, быть может, всего каких-то десять лет эти фильмы уже и смотреть-то было невозможно. Сейчас лично я осилил - но только из ностальгии по 60м, времени совсем нежестоких чудес (во всяком случае, для меня) и из какого-то "исследовательского" интереса.

И более того, "ретроспективу" решил прервать. Пока временно. А потом, как говорится, посмотрим.

Посмотрел сей киноопус аж 1956 года, потому что где-то на просторах мировой паутины прочитал хвалебный отзыв.

Ну да, с точки зрения бутафории - для 56го года - очень недурно. Наши киношники и в 80-е будут снимать фантастику с примерно таким же уровнем реалистичности. И в сюжете просматривается даже какой-то юмор. Но всё равно чушь несусветная.

От кинофантастики советской отличия разительные. Наши летели к звёздам за новыми открытиями, чтобы в контакт вступить. А тут получается, что и в космос эти межгалактические ковбои (или скорее, "кавалеристы", ведь в вестернах стало штампом, что кавалерия всех спасает) прутся ради хорошеньких мордашек. На то, что едва прикрывает мини-юбочка, поглазеть. Ну или вискаря попить, синтезированного в нутре продвинутого робота. Робот, пожалуй, единственная удача в фильме. Хотя тоже какой-то неуклюжий.

Открыл для себя этого автора много-много лет назад. Сборник "Избранное", выпущенный ленинградским отделением "Худлита", включал в себя некоторые из "Жестоких рассказов". Я тогда читал их одновременно с новеллами Борхеса, нашёл их в чём-то похожими. Только работы французского писателя показались мне более интересными. С тех пор осталось в памяти впечатление от прозы блестящей, превосходной. И не отпускала мысли перечитать "Жестокие рассказы", но только изданные в серии "Литературные памятники". И вот это намерение осуществлено.

Немного удивлён ранними своими ассоциациями. То ли давно не перечитывал Борхеса, то ли... Впрочем, неважно.

Проза Вилье действительно неординарна. Читать её надо неспешно, на ясную голову. Рассказы эти, наверно, и впрямь опередили своё время. Как-то мало у них общего с размеренными обстоятельными сочинениями последней трети XIX века. Они остроумны, порывисты, ироничны, порой язвительны, порой злы. Да это вообще не рассказы в привычном, русском смысле. Герои, их психология и даже традиционно развёрнутый сюжет здесь как бы не самое главное, не всегда. В центре каждого рассказа - некое явление или вообще авторская мысль. Это скорее эссе, а не рассказы. Отсюда, должно быть, и возникла у меня иллюзия сходства прозы Вилье с новеллами Борхеса, которые тоже не совсем новеллы в обычном роде.

В нынешнем чтении более всего впечатлили рассказы "Посетитель финальных торжеств" и "Мрачный рассказ, а рассказчик ещё мрачнее". В первом речь о своеобразном типе человека, если можно так сказать. Увы, тип этот ярко проявился в более поздней действительности, в середине прошлого века. А в XXI веке для таких тоже раздолье... Имею в виду не в точности такую же личность как в рассказе, а именно тип.

В "Мрачном рассказе" автор показывает какой величины может достигнуть разрыв между так называемыми "общепринятыми" представлениями о действительности и самой действительностью. Учитывая то, что массовое сознание сейчас подвергается ещё более сильному воздействию пропаганды, рекламы, групповой цензуры мысли, -
проблема, наверно, только обострилась...

Ну и с интересом прочитал статью Н.И. Балашова, помещённую после рассказов, - о жизни Вилье де Лиль-Адана и о его творчестве.

О существовании романа, который потом станет первой частью трилогии, узнал давно, в нулевые, когда исправно посещал книжные лабазы. В одном таком, формально принадлежавшем АСТ, мне показали "Метро-33" в мягких корочках - типа, бестселлер. Я лишь хмыкнул скептически в ответ. А магазин вскорости был перепрофилирован в секондхенд. Хозяева, проживающие в Израиле (если верить книготорговцу, базировавшемуся тогда в мелкой лавке по соседству), решили таким макаром поднять выручку. Секондхенд больше десяти лет никуда не съезжает, значит, не ошиблись. Но - про Глуховского.

Относился к нему с большим недоверием. Которое не поколебал и фильм "Текст". Наверно, никогда не прочитал бы трилогию, если бы брат не подарил. Объёмистый, не очень удобный для чтения кирпич. Но поскольку подарок, то и затягивать с чтением не мог. А сейчас очень рад, что так случилось.

Потому что Глуховский действительно на голову превосходит большинство нынешних российских фантастов (а кого-то - и на целых две). Не Стругацкие, но в чём-то пошёл дальше.

Сюжет пересказывать не буду. Наверно, всем, кто интересуется фантастикой, известно, что речь идет о людях, после атомной войны живущих в московском метро.

Впечатление от трёх частей цикла получилось тоже разным. Первая книга, с которой всё началось, захватила мрачными ужасами, мистикой, таинственностью. Отметил, конечно, что метро Глуховского, при некотором неизбежном его однообразии, это такая Вселенная в миниатюре. Продолжение той мирной жизни, в которой мы сейчас живём. И впечатлила концовка. Безысходным прозрением.

Что касается второй части, то показалась, что она была написана всё-таки ради продолжения. То есть этакая попытка ещё что-то выжать из первоначального успеха.

Но третья часть показала, что это было не так. Что предыдущая книга была своего рода подготовкой к завершающему роману. Он - самый жёсткий, самый мрачный не только в трилогии, но, быть может, во всей нынешней русской литературе. Читательская надежда на благополучный исход, забрезжив было, разбивается здесь многократно - даже сбился со счета, сколько раз это происходило. Своего рода пытка безнадёгой, подобной, по-моему, даже у Стивена Кинга не было, мастера литературного садизма. И здесь не просто ужасы, мистика метро, а ужасы и мистика человеческого конформизма, хуже которых, наверно, нет ничего.

Таким вот ободряющим вышел подарок на юбилей! Самое то для книгочея...

Кажется, самый кассовый фильм в истории отечественного кино? Этот момент не очень понятен, в отличие от, допустим, "Движения вверх". Посмотрели только что. Фильм, конечно, о наболевшем, очень. Но та ещё комедия - где смех сквозь слёзы.

Что за сайт такой? Насколько он живой? Пытался сделать пост с картинкой - сплошной глюк при загрузке. Так и хочется послать подальше... На ЖЖ загрузил - никаких проблем.

Только что посмотрел очередной сезон про майора Черкасова - "Катран". Сюжет, надо признать, закручен лихо. Но я сейчас про другое.

Как и во многих других ретро-детективах из времен "застоя" здесь показано разложение тогдашней элиты. Основной лейтмотив: какие деньги крутились в руках тогдашних подпольных воротил, большие деньги, бешеные деньги. Андропов и компания, конечно, боролись, но не победили. Оттого и рухнул социализм. И это как раз та идея, в которую больше всего верят сейчас широкие народные массы.

И как-то за кадром остаётся, что деньги в социалистическом обществе всё-таки не имели такой силы, как сейчас. Хорошо, наглядно это показано в романе Ильфа и Петрова "Золотой теленок". И неважно, что в книге действие происходит в начале 30-х, а я сейчас толкую уже про 70-е. И тогда, и тогда не всё можно было купить за деньги. И вовсе не потому что люди были чище, выше душой, а потому что законы иначе работали.

Так что возникает вопрос: так ли уж на самом деле эти большие, даже бешеные деньги погубили социализм? Тем более, что денег в стране было гораздо больше, чем показано в одном из эпизодов сериала. Хотя и не в наличке, а на сберкнижках трудящихся. Это те самые суммы, что превратятся в пшик в начале 90-х, с приходом дикого капитализма. Хотя - фактически - этаким пшиком они были изначально. Деньги, не обеспеченные товарами и услугами. Деньги, на которые ничего нельзя было купить, по сути.

И не они, эти миллионы с большими нулями, решили судьбу страны. Не враги народа, которые сумками и грузовиками вывозили нелегальную наличку куда-то наверх. Нет. Другое.

Теоретики марксизма предрекали социализму светлое будущее. Утверждали, что это есть самый передовой в истории общественный строй. Строй, на голову превосходящий капитализм. На две - феодализм. Жизнь людей при этом строе будет такой, что пролетариат в капстранах будет завидовать и неизбежно приведёт к победе социализма у себя дома.

Не получилось. За семьдесят дет так и не получилось. Разрыв между развитыми кап- и развитыми соцстранами всё равно оставался слишком велик - даже с учетом потерь во Второй Мировой. Элементарные вещи оказывались недоступны так называемым простым людям. Слишком многое шло по разряду "дефицита". Слишком велика была сила так называемого блата.

Неэффективность экономики была главным врагом социализма...

Я сосем обленился, забросил свой читательский дневник. Может возникнуть впечатление, что подобно герою анекдотов превратился, типа, в писателя. Но это не так. Читаю примерно столько же, как и всегда, и разнообразную литературу.

Это и книги "лёгкие", для разгрузки, и познавательные - научпоп, и так называемое серьёзное чтение - для души.

К развлекательным отношу, например, "Детей капитана Гранта" с иллюстрациями Буриана и Луганского, книгу А. Горбовского и Ю.Семёнова "Без единого выстрела" о ещё царской военной разведке. Кстати, интересную, философскую сентенцию там неожиданно вычитал: "Посол бухарский был человек пожилой, хотя далеко не старый, того возраста, когда увлечения молодости уж покидают человека, а безразличие старости еще не успело вступить в свои права. Из-за отсутствия более точного слова возраст этот почему-то называют зрелостью."

Книга же ленинградского писателя Вадима Инфантьева ""Мамонты" шагают в будущее" - это и развлекательная и научпоп. Посвящена воздухоплаванию - в самом прямом смысле. Про дирижабли. Читал я её в бумажном виде классе в пятом. С тех пор всё вглядывался в небо, ожидая обещанных автором атомных дирижаблей. До сих пор жду.

Книга американского физика и популяризатора науки Митио Каку "Гиперпространство", которую дочитал буквально вчера, несомненный научпоп. В планах и другие книги этого же автора.

Но главное - всё-таки сказать о серьёзном.

Таким чтением был для меня сборник очерков известного в своё время публициста Эгона Эрвина Киша "Приключения на четырёх континентах". Но это и чтение "по Фрейду" - заочный разговор с человеком, которого уже почти двадцать лет мне очень не хватает. Львом Гавриловым. Он очень высоко ставил чешско-австрийского автора. А сейчас я пытался разобраться - почему...

Но в заголовок поста вынесено имя английского (или, может, скорее валлийского) автора Реймонда Уильямса, которого называют видным представителем "новых левых". Он тоже был главным образом публицистом, политологом, но оставил и художественную трилогию - "Пограничный край", "Второе поколение", "Вокруг Манода". Первая книга на русский не переведена, я начал со второй.

Небольшое пояснение. На самом деле это тоже "чтение по Фрейду". Только это уже диалог с самим собой - образца начала восьмидесятых. Старшекурсником я заинтересовался английским рабочим романом. Случайно во многом, в силу хаотичности книжного мира того времени - и чтения соответственно (очень многие книги тогда, хоть и были на слуху, но были не доступны; приходилось выуживать что-то интересное из того, что попадалось под руку). Подвернулся роман Джека Линдсея "Твой дом" - с него и началось. А потом был "Сэвилл" Дэвида Стори и сборник Барри Хайнс "Цена угля" - Реймонд Уильямс "Вокруг Манода". То есть завершающий роман трилогии я читал раньше.

А сейчас я понял, почему моя "любовь" к английскому рабочему роману была такой недолгой (уступила место любви к Булгакову, Достоевскому, Маркесу, Набокову, Томасу Манну и Камю). Уж очень казенным слогом написано "Второе поколение". Думается, тут не только переводчицы виноваты. Это какая-то статья, хоть и не из бульварной газеты. Действия героев, большей частью, загадочны. Но загадочны не как у Достоевского, допустим, а просто не очень понятны. Требуется усилие, чтобы понять, что имел в виду автор и что он хотел сказать.

"Вокруг Манода" написан чуть получше. Может, переводчик Муравьев лепту внёс (несомненно!), однако не исключено, что и автор поднаторел в писании художественного. Несколько главок, в духе деревенской прозы, про взаимоотношения фермеров, даже понравились. В остальном - опять суховато, сумбурно и по-газетному.

Такой вот читательский отчет.

В течение последних нескольких недель прочитал две книги, к теме которых подходит заголовок этого поста. 

Первая книга - "Русский язык на грани нервного срыва" Максима Кронгауза. Здесь речь идёт, главным образом, о том, как наш язык меняется годов этак уже с 80-х. 

Конечно, многие разобранные автором словечки и выражения я сам более, чем хорошо знал (и оценивал примерно так же, как автор). Однако мне не приходило в голову их классифицировать, подразделять по принадлежности к разным "волнам" и т.п. 

И вообще взгляд на язык профессионального филолога высветил для меня кое-что прежде находившееся в тени. 

Хотя и не могу сказать, что книга полностью перевернула мои представления о современном русском языке. Она просто оказалась поучительной и нескучной. 

А другое произведение о языке - это "Высокое искусство" Корнея Чуковского. Но тут главная тема всё же литературный перевод. 

Книга эта не оправдала моих ожиданий. Я-то надеялся что это будет нечто подобное "Слову живому" Норы Галь. Но, во-первых, Чуковский, за редкими исключениями, говорит о переводе поэзии. А во-вторых, большой объем текста - это разбор различных старых переводов, которые сейчас, наверно, и днём с огнём не сыскать. 

Между тем, пророческим выглядит брошенное мимоходом замечание автора, что году в 1980 или 2003 представления о так называемом точном переводе могут поменяться радикальным образом. Иными словами, критика старых несовершенных переводов может казаться очень любопытной, но что это нам даёт по существу, для создания приличных текстов сейчас, в 2020-м году? 

(А вот Нора Галь, думается, копнула так, что и по сей день многое в её книге остаётся годным и полезным даже в свете новейшей злобы дня; и это - в-третьих). 

Потом, сложилось впечатление, что книга Корнея Чуковского не совсем свободна от противоречий. То есть сказанное в одной главе не вполне согласуется с содержанием другой главы… (Хотя не знаю, может, я ошибаюсь)

Чрезмерную пристрастность автор выказал в критике английских переводов своих собственных детских стихов (не знаю, может, я опять ошибаюсь). 

Крайне любопытным вышел его отзыв на ныне прославляемый перевод "Евгения Онегина", выполненный Владимиром Набоковым, и в целом на то , как Владимир Набоков позиционировал себя в литературе (не без позирования!). (И это было напечатано в советской книге в конце 60-х годов!)

Как частенько у меня случается, чтение вывело меня на новых, прежде незнакомых мне авторов и новые книги. Впрочем, такой урок я извлёк только из работы Корнея Чуковского. Теперь я хочу прочитать поэму Котляревского и переводы Левика. 

Из книги же Максима Кронгауза ничего подобного я не вынес. Занятным показался его отзыв на прозу Алексея Иванова, но книги этого писателя я уже и сам давно и охотно читаю. Другие упомянутые Кронгаузом имена нынешних литературных знаменитостей никакой искры в моем воображении не высекли.

Прочитал первый том собрания. Всего в нем десять книжек, и некоторые внушительные по объему. Этот можно назвать умеренным - больше пятиста страниц.

Взялся я за него ещё в апреле, когда сидел то ли на изоляции, то ли на полуизоляции. Полноценным отпуском те дни всё же не были, и не только потому что примерно раз в неделю, другой, ездил на завод, на разные пожарные спецработы, но главным образом оттого, что чуть не ежедневно приходилось справляться через вотсап: а что дальше? Такая вот неопределенность, что вся эта лафа может закончиться, грубо говоря, в любую минуту, как раз и добавляла пресловутую ложку дегтя. Впрочем, я сильно отвлекся.

Как бы то ни было, я постановил, что начну читать Пьецуха, понемногу, параллельно другим книгам. И это было очень мудрое решение.

Потому как, при всем восторге, в который я впадал всякий раз начиная очередной "сеанс" чтения, я совсем не уверен, что не ошалел бы от такой вкуснотищи, хлебая ее без остановки, все пятьсот сорок страниц подряд.

Теперь чуть-чуть предыстории. Имя Пьецуха я узнал в 88м году, читая интервью Геннадия Головина в "Литературке". Накануне он как раз сильно отметился повестью "Анна Петровна" в каком-то толстом журнале. Собственно, по этому названию я идентифицировал "гостя" редакции годы спустя, читая повесть в электронном виде. А тогда как-то пропустил мимо памяти его в общем-то простое имя. Зато имя Вячеслава Пьецуха запомнил хорошо. Геннадий Головин назвал его своим другом и, видимо, чувствуя себя кем-то вроде баловня удачи, посетовал, что в своей стране писателя не спешат печатать, в то время как французы…

Признание французских ценителей русской словесности вкупе с необычной фамилией возымело эффект. Я не то чтобы открыл охоту на книги непонятого автора, но взял его на заметку. И это тоже не замедлило сказаться.

Сначала я где-то купил малюсенькую белую книжицу из библиотеки "Огонька". Может, даже в киоске. И пытался читать ее даже в автобусах, следуя на работу. Книжица эта до сих пор у меня жива.

А вот сборник "Предсказание будущего" почему-то не сохранился. Хотя меня и поразил один рассказ оттуда - "Он никогда не сидел в тюрьме". Я, помнится, даже однажды пересказал его коллеге - как пример прикольной и немного садистской истории. Но зачем я сдал книгу в букинистический магазин или отдел, сейчас для меня загадка.

Возможно, я требовал тогда от литературы, чтобы это была непременно проза "большого стиля", как у Томаса Манна и Ницше или, с другой стороны, Набокова. Чтобы она не только сообщала мне нечто значительное, монументальное, планетарное, выводила бы на новые горизонты, но и меня самого делала бы каким-то другим, новым человеком, заставляла расти над собой, по выражению киношного персонажа. А прозе Пьецуха, теперь я понимаю, такие качества не присущи. Она - иная, не монументальная, не зовущая в некую даль светлую.

Читая сейчас рассказы писателя 70х - 90х годов я пришел к выводу, что главное их достоинство - очень живой, богатый на переливы красок язык. Который позволяет увидеть необыкновенное в самой обыкновенной ситуации и обычном человеке. Ну и фантазия автора, которая как универсальный ключ отмыкает замки на пути к тайнам повседневной жизни.

Подборка включает в себя некоторые известные мне рассказы. Например, "Прикладная демонология". И уже упомянутый "Он никогда не сидел в тюрьме". Но ещё больше оказалось рассказов неизвестных. Некоторые из них мне следовало бы знать.

"Воробьиная ночь", допустим. Это почти Бунин - только с усмешкой. Да почти про все эти рассказы хочется сказать - это почти Чехов! Но не совсем, конечно.

Усмешки, насмешки и даже издёвки здесь хватает. При том, что вообще-то Пьецух необыкновенно внимателен к жизни своих героев - почти всегда так называемых маленьких людей. К жизни внешней и, главное, к жизни внутренней.

При этом довольно часто сюжеты этих рассказов кажутся незавершенными. Что-то интересное начинается с этими маленькими героями, вроде бы развивается, а потом ничем не заканчивается. Писатель очередной своей усмешкой (или насмешкой) эту смазанную концовку и прикрывает. Понимаю, как это должно раздражать любителей "классического канона". "А что он хотел сказать?". Это и в печать, наверняка, трудно было пробить. Но ведь если бы автор каким-нибудь словесным финтом в конце эту нескладную историю не вытянул, мы бы так ничего и не узнали ни об этих странных людях, ни о их внутренней жизни, ни о их внешних обстоятельствах. А ведь, наверно, это как раз одна из задач литературы - не только прямо протестовать против тлена и забвения, но и бороться с ними исподволь - сохраняя такие вот неповторимые подробности непрестанно меняющейся, ускользающей, утекающей в прошлое жизни…

Открывая книгу, перелистывая страницы, снова и снова думал о том, что автора больше нет с нами; что он недавно ушел и, наверно, рано…

А ещё досадовал на тех, кто выполнил набор. Вряд ли рабочие в типографии надрывали животики, как у Гоголя, потому что рабочих никаких и не было. А вот отвратительные опечатки в тексте остались.

В аннотации жанр определен как историческая повесть с оттенком фантастики.

У Роберта Ибатуллина был именитый предшественник. Примерно полвека назад Уильям Голдинг, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе, написал повесть “Envoy Extraordinary” - "Чрезвычайный посол". Историческую, как и рецензируемое сочинение, - действие там происходит примерно в такие же далекие времена, однозначно, в эпоху Римской империи. А следующее совпадение - фантастический оттенок британскому автору оказался тоже не чужд! Живописуя быт римлян, Голдинг делает предположение: а что получилось бы, если б развитие науки и техники забежало немного вперёд? Допустим, взрывчатку, да ещё паровую машину, да ещё и скороварку изобрели бы современники римских императоров?



Нынешний массовый российский автор на таком допущении перекроил бы всю известную историю. Со скороварки, паровой машины и взрывчатки начались бы новые походы, завоевания, в целом наверняка ускорился бы технический прогресс. И мы имели бы торжествующий на практике стимпанк.


А Голдинг же лишь слегка похихикал над возникшей странной ситуацией, но потом своею авторской волей и ликвидировал ее, устроил, так сказать, зачистку. В общем, не получилось у изобретателя пришпорить историю. Она и далее плелась в известном нам из учебников темпе.


К чему я сейчас пересказываю short novel Голдинга? Натурально, чтобы не пересказывать повесть Ибатуллина! Чтобы читатель сам ее прочитал - она того заслуживает.


Автор точно не плетется в хвосте у нобелиата и кое в чем его даже переплюнул: в повести "Заброшенная дорога" целых два плана повествования. Меньшие по объему фрагменты текста посвящены событиям непосредственно в Риме, а более крупные - описывают происходящее в Египте, в Африке. Параллельно.


Кстати, в дополнение к уже перечисленным параллелям двух повестей (а именно: времени действия, относительной близости дат; схожего "оттенка" фантастики) я бы назвал ещё и третью параллель - стёб. Англичанин откровенно смеялся над исторической достоверностью в своем сочинении, наделяя римскую действительность чертами явно чужеродными, анахроничными. Помню, кто-то там у него пел "Вахту на Рейне" (в оригинале). В переводе же появилась песня - не то "Прощание гетеры", не то "Прощание куртизанки". Роберт Ибатуллин тоже явно осовременил своих героев. Два молодых командира римской армии живо напомнили мне десантников-спецназовцев из российских сериалов.


А ещё есть и более серьезные отсылки к нынешней исторической ситуации, к той болезненной ломке, через которую проходит сейчас наш мир.


Буквально с первой страницы возникает впечатление: да не про древний Рим это вовсе. Это аллегория на нынешние мировые дела!


Вместе с тем повесть ни в коем случае не скучный философский трактат. Действие развивается энергично; необходимые описания (всё-таки речь идёт о древности, известной мало большинству читателей!) умело вплетены в движение сюжета - как в кино, снятом следующей за героями, непрестанно перемещающейся камерой. Диалоги живы, остроумны, прикольны. Персонажи говорят на языках не только иностранных, но скорее всего мертвых, тем не менее, когда надо, передан даже акцент! И у каждого героя, от главных до второстепенных,своя внешность, свой характер.


В общем, написав небольшую по объему повесть, автор порадел за читателя - погрузил его в мир нескучный, играющий красками, наводящий на размышления.

Читать - здесь

Главным стимулом к прочтению романа стала личность его автора. Некоторое представление о ней (личности) получил в блогах, своем и собственно Татьяны Буглак.


Сыграло роль и то, что с "первоисточником", сочинением Майкла Муркока, я тоже, пусть и поверхностно, знаком. Этот объемистый кирпич некогда входил в личную библиотеку, я не раз держал его в руках, листал, хотя, впрочем, в чтении так и не продвинулся дальше первых страниц. А потом, в конце концов, отнес в букинистическую лавку.


Как бы то ни было, всё это вместе взятое, первое и второе, пятое-десятое, меня заинтриговало, и в итоге я прочитал дилогию "Маски трёх эпох".


Не мой любимый жанр, не тот из фантастических миров, что более всего меня интересуют, тем не менее я получил массу позитивных эмоций.


В первую очередь хочется отметить язык. Конечно, восхитить меня и привести в восторг способен лишь отточенный до предела, виртуозный стиль, который встречается крайне редко. Здесь просто не тот случай. Царапают шероховатости (причем буквально в зачине, в одном из первых предложений), временами напрягает утяжеленность слога. Однако нет штампов, избитых банальностей. Нет - как бы это сказать? - школярских оборотов и фраз. Чувствуется зрелость, профессионализм. Так что этот неровный и далеко не всегда изящный язык для автора вполне органичен, естествен. Требовать от него какой-то “большей литературности” и “изысканности” - перебор, даже насилие своего рода, не ведущее ни к чему хорошему.


Потом, и это, пожалуй, столь же важно, интересно прописан мир, в котором разворачиваются события романа. Может, конечно, я читаю мало таких книг, но подробности и общая атмосфера романа мне показались оригинальными.


Вместе с тем в самых первых главах действие развивалось несколько однообразно: игра, игра, ещё одна игра. Некий перелом к лучшему произошел в конце первой части.


Во второй книге замаячила даже некоторая мораль: автор не только развлекает читателя интересными приключениями героев, но и преподносит нравственный урок: что хорошо, а что плохо. Для произведений с претензией на некий уровень наличие такого урока практически обязательно.


В своем романе Татьяна Буглак взяла "курс" на крайний реализм. Она не упускает из виду самые "низкие" подробности человеческого существования, о которых часто молчат даже записные реалисты из реалистов. Для отечественной фантастики, в массе своей достаточно инфантильной, это довольно смелый шаг.


И вместе с тем полноценного реализма мне не хватило в раскрытии характеров или, даже скорее, индивидуальностей двух главных героев, Ланта и Деми. На мой взгляд, они так и остались немного плосковатыми и худосочными.


А в целом довольно интересное произведение, тем более с таким явным обещанием продолжения!

Читать - первая часть и вторая часть

Из романов условной трилогии, включающей в себя также "Штиллер" и "Homo Faber", самый экспериментальный. Нет сквозного, целостного сюжета. Нет, по сути, и привычных, неизменных в основе своей героев. Автор экспериментирует: а что выйдет, если поставить сюда такого человека? А если он будет тем-то и тем-то?..

Зыбкость, незавершённость описываемого мира выражена уже в названии. "Допустим, меня зовут Гантенбайн" - такой вариант был дан в библиографии писателя, приведенной в сборнике пьес, выпущенном издательством "Искусство" в 1970 году. Русский перевод романа, озаглавленный "Назову себя Гантенбайн", появится лишь несколько лет спустя.

Поэтому и получается, что речь идёт то о Гантенбайне, то о неком Эндерлине. Гантенбайн притворяется слепым. Жена его Лила - то известная актриса, то просто домохозяйка. Изменяет ему, то ли догадываясь, то ли совсем не подозревая, что слепота мужа ложная. Сам Гантенбайн время от времени проходит процедуру маникюра у некой Камиллы Хубер, для которой маникюр тоже лишь прикрытие, возможность указать реквизиты на визитке. Подлинная ее профессия куда древнее. И Камилла точно не догадывается, что Гантенбайн ее раскусил. Он рассказывает ей занимательные истории. А потом проходит свидетелем в суде по делу об ее убийстве... 

В общем, то ли коктейль, то ли калейдоскоп! Точно не для любителей линейного повествования. 

Из трёх романов показался мне менее интересным (лучшим был первый, "Штиллер"). Некоторые эпизоды трогают. Другие фрагменты кажутся затянутыми. 

Я не читал "Штиллера" по-русски. Точно читал второй роман, "Homo Faber". Очень давно, половину жизни назад. А вот смог ли одолеть тогда и "Гантенбайна"? Увы, сие теряется в дымке времени. Хотя за чтение, однозначно, брался. И сейчас вспомнил то время. Сейчас оно кажется таким же странным, как роман "Назову себя Гантенбайн"...

Писатель Виталий Забирко работает уже давно и написано им много, а я узнал это имя буквально только что. Это о чем-то должно говорить.

"День пришельца" - это сборник, вышедший в "Новой библиотеке приключений и научной фантастики" издательства "Вече" (ещё одна "квазирамочка", коих сейчас много). Хоть у меня книжка электронная, но именно любовь к этим томикам в узорном обрамлении подсобила знакомству. 

Основное произведение - повесть “День пришельца”. Главный герой, Сергей Короп, сотрудник НИИ, занимающегося всякими аномалиями, в том числе УФО, получает приглашение на так называемый День Пришельца, устраиваемый в аномальной зоне, ну и отправляется туда - в надежде отдохнуть. 

Аннотация сборника спойлерит сильнее, чем я сейчас. Скажу, что повесть напомнила мне сначала Булычева, потом Стругацких, а после и вовсе Лема - его истории про Ийона Тихого. Короп попадает в такие же невероятные ситуации, что и знаменитый космопроходец польского писателя. А концовка ещё и очень душещипательная. Ну умеет Забирко не только населять миры разными чудесами, но и плести сюжет, и за душу брать! 

А последующие пять рассказов только подтверждают это. Три рассказа из цикла "А у нас во дворе", сатирические и полные несколько грубоватого юмора. И два рассказа из цикла "Охота и рыбалка". Один философский,другой мрачный. Философский понравился более всего из пяти. Называется "У начала начал". Теда Чана напомнило, рассказ про строительство Вавилонской башни и выход к небесной тверди (тверди в самом прямом смысле). Здесь тоже ужасно и грозно материализуются некие древние представления о мироустройстве - и всё на фоне более привычных чудес передовых нанотехнологий. 

Виталий Забирко - запомните это имя!

Давно хотел прочитать что-нибудь из Брэдбери. 

Только что выяснил, последняя запись здесь не продублировалась в ЖЖ, хотя должна была. Если так дело пойдёт, то я скорее здесь перестану писать, а в ЖЖ начну размещать по старинке.

Полное название книги "Оттепель. События. Март 1953 - август 1968". Известный критик Сергей Чупринин собрал выдержки из официальных документов, сводок КГБ, газетных и журнальных статей, работ, мемуаров и дневников современников и участников событий. Впечатление производит очень сильное. И, если честно, почти безысходное.

Из дат, приведенных в титуле, понятно, что началом Оттепели автор считает смерть Сталина. Я был современником смерти другого генсека, Брежнева, и помню, как в одночасье все его "эпохальные и фундаментальные" работы были изъяты из употребления. Но не предполагал, что то же самое уже было в отечественной истории - после смерти вождя народов. Оттепель, ещё не названная оттепелью, началась сверху. Даже видные литераторы, вроде Симонова, не были готовы к столь резкому "переводу стрелок" и были одернуты при попытке продолжать чтить умершего вождя в прежнем режиме. Это очень показательно.

Узнал много прежде неведомых мне подробностей, касающихся событий, а также и личностей. Опять-таки впечатление довольно тягостное. Потому что по-настоящему честных и чистых людей среди деятелей культуры оказалось совсем немного (Пастернак, Ахматова, Чуковский). Также немного и таких, что допускали слабину по каким-то отдельным моментам (Твардовский, Абрамов, Яшин, Эренбург). Гораздо больше оказалось людей сломленных, сломавшихся. Очень много тех, кто их как раз ломал. Среди них особо непривлекательным выглядит такой большой мастер слова как Шолохов, хотя, может, и не самый главный "ломатель".

И, наверно, самое печальное то, что количественно, преимущественно Оттепель состояла не столько из прорывов к свободе и справедливости, как напротив - происшествий и действий обратного порядка - "реагирований", критических откликов, окриков, проработок, запретов и т.д. Завинчивания гаек назад производилось гораздо больше. Попытки добиться свободы эффективно подавлялись, душились. Хрущев сделал несколько шагов по преодолению сталинщины, но уже почти тут же было сделано ещё больше шагов если не к возврату прежнего режима, то к замалчиванию достигнутого, к нейтрализации нового. Показательно,как очень скоро в среде партийцев распространилось мнение, что "никакого культа не было, его выдумал Никита".

И это очень сильно проецируется на дела нынешние. Когда уже не на государственном, а на "народном" уровне идёт отрицание книг Солженицына. Типа, "он все выдумал; он принес колоссальный вред стране" и т.п. (авторитет же Шаламова кое-как ещё держится, но я бы не обольщался такой "устойчивостью"). И тут понимаешь, что борьба, которую партийцы повели против писателя сразу после выхода в свет "Одного дня" не пропала втуне (а очень даже наоборот). И ещё раз убеждаешься в справедливости ернического тезиса: "половина России сидела в лагере, а другая половина ее сторожила". Понимать который следует, конечно, не буквально (как это делает один классик вологодской литературы, с гневом отвергший возможность такой ситуации в принципе и тут же с умилением поделившийся опытом службы во внутренних войсках: подразделение численностью 20-30 человек вполне успешно охраняло зону, где находилась добрая тысяча уголовных зеков (или даже больше)). Нет, полстраны для охраны политзаключенных не требовалось. Но кого-то очень устраивал существовавший тогда расклад. Прослойка таких заинтересованных лиц была достаточно обширна и влиятельна.

И она до сих пор влиятельна.

Начал читать раньше однотомника Исаева и Драбкина о Великой Отечественной войне, закончил только сейчас. Куда более трудное чтение. Масса сведений о перемещениях войск, выдержек из боевых приказов, из воспоминаний участников.

Вопреки названию описывает главным образом Прохоровском сражение, то, что ему предшествовало, и развитие событий.

Развеивает десятилетиями существовавший миф о крупнейшем в истории встречном танковом бое. Якобы с обеих сторон участвовали тысячи танков. На самом деле их там столько не было, особенно у немцев. Но в качественном отношении немецкая техника превосходила советскую. И выучка бойцов и командиров тоже.

Выдумка про тысячи танков как раз и появилась, чтобы заслонить ошибки, допущенные советским командованием. Промахи случались на всех уровнях - от командующего фронтом Ватутина, то командиров бригад и дивизий.

Автор ещё отмечает плохую слаженность частей и соединений. Частенько командиры наплевательски относились к соседям. Плохо была поставлена работа штабов, разведки (вопреки книжным и киномифам, возникшим потом). Отсюда огромные потери.

Но была не только некомпетентность и трусость. Был и героизм, стойкость, когда бойцы и командиры погибали на своих позициях, но не отступали.

Вообще-то подробное изложение всех атак, контратак, отступлений (которое по-хорошему-то надо бы отслеживать на карте с разноцветными фишками, обозначающими те или иные подразделения) складывается в страшноватую картину. Сражение шло почти без передышек. Уже когда операция "Цитадель" провалилась, немцы всё ещё продолжали атаковать и пытаться брать наши части в клещи.

Противостояние шло на пределе возможностей. Порой советские подразделения сутками находились без продовольствия, даже без воды, на минимуме боезапаса, однако и "железные" немцы к концу сражения банально стали ломаться. Несли потери из-за того, что экипажи засыпали в танках.

Если оценивать действия советской стороны, то битва выглядит как результат не тонкой стратегии и тактики, а стойкости и мужества личного состава, выполнявшего даже невыполнимые приказы.

То есть получилось вполне по Толстому. Враг был силен и хорошо подготовлен, но столкнулся с противником, превосходящим его силой духа.

И это не слова автора, а мой вывод как читателя.