и если с утра не закурить, то зачем просыпаться?
а бродский не стал бы так делать, детка. он бы писал стихи.
это как знать всё о геноме, но не сложить в умишке, сколько будет рублей, если есть сорок тысяч копеек.
это как знать, кто такой Хаббл и что вселенная расширяется, но так и не смочь к концу четырнадцатой подряд утренней сигареты понять, каким же привкусом теперь будут отдавать все сказанные тебе мной слова.
и всё ещё нет ничего важнее, чем петь регги, сидя на газетном полу, но отчего-то синяки под кожей. отчего же?
и всё ещё нет ничего паршивей и солонее, чем солёные, которых кроме матери и девочки-сказочника никто и не видел раньше.
это как быть беременной и есть земляничное мыло, это как блевать в ванной от голубого экрана, как посреди
вагона поезда красная стрела кричать суки и сдёргивать шарф. /никто не умеет так драматично затягиваться, как ты/
 

когда я вырасту, у меня будет собачий питомник и завод по производству карандашей.
поверь мне, как хорошо, когда есть много лохматых безгранично благодарных тебе собак. это их газетный пол в их
комнате, и они окружают тебя сидящую поющую регги. и я прошу Ману, развей мою печаль, и я прошу Бобби, спой мне ещё одну.
это как когда во время секса вены уходять вовнутрь.
это как жители больших каменных улиц, радые твоей улыбке. тоесть, моей хуеватой улыбке.
не в меру хорош блокнот с кучей чистых страниц, ожидающий тебя. хорош тайком рыжий ходжа насреддин.