Ровно 30 лет назад Народно-Освободительная армия Китая решила поколотить Вьетнамскую Народную армию.
Пекин выдвинул предлог - ущемление Ханоем этнических китайцев во Вьетнаме и ещё то, что в январе ВНА выставила из Камбоджи полпотовский режим "красных кхмеров"

Эта милая власть, поплёвывая, всех горожан в деревни отправила и два миллиона соотечественников мотыжками забила: слишком много у них, как посчитали "красные кхмеры", буржуазных предрассудков было.
Так вот, значит, 18 февраля 1979 года (тогда в КНР, кстати, уже около года шли экономические реформы, а до афганской войны оставалось примерно 10 месяцев) генералы НОАК двинули в бой более полумиллиона солдат.
Номер не прошёл, десятая часть войск вторжения осталась во вьетнамских джунглях - во Вьетнаме живёт народ, к таким шуткам давно привыкший.
Я в то время от ЦК читал лекции на берегах Ангары. Известие о войне в Ангарске и застало. Ангара там бушует и выбрасывает клубы тумана даже в февральские морозы

Примерно так же выглядела аудитория в городском Дворце культуры. Такого количества слушателей у меня не было ни до, ни после:
огромный зал был набит битком, люди стояли в проходах, толпились у сцены.
А что им сказать? Позвонил в Москву - ответили: "Ориентируйтесь на сообщения ТАСС". Ну, спасибо.
Вышел, представился и начал говорить - нет, не о родном Китае, - а о Вьетнаме, его тысячелетней истории битв с иноземными захватчиками, от монголов и ханьцев - до американцев.
Всем им пришлось оттуда пятки смазывать: "И на этот раз так будет".
Вопросы, знаете, какие последовали?
- Мы им поможем?
- Где можно записаться добровольцем!?
- Где можно взять на воспитание осиротевшего вьетнамского ребёнка!!?
Великие, удивительные люди жили в СССР - во всяком случае, в городе Ангарске.
Я спрашиваю: "Из вас здесь во Вьетнаме кто был? Помогал?"
Несколько рук поднялись нерешительно - подписка о неразглашении была.
- Так давайте споём "Песню советского специалиста во Вьетнаме"!
И спели:

"Всё небо, как в тучах
В разрывах ракет - и землю буравят фугасные
А ты узнаёшь
Из центральных газет
Насколько событья опасные


... Ну, что там сегодня?
Опять "Coral Sea" - опять прут на нас моряки
Прощай, дорогая
Грехи все прости
А, впрочем, какие грехи?"

А, впрочем, какие грехи?
Не обижайся, не держи зла, добрый старый парень Джон Маккейн.
Всё это - уже история.
Хотя - как сказать ...

В старших классах дневной школы английский язык нам преподавала Мира Абрамовна - высокая с мощным бюстом жгучая брюнетка. Хотя у неё были два сына-наши ровесники, мы, мальчики, тайно вздыхали по ней,
а "англичанка" вела себя так, словно была одной из наших подруг-одноклассниц: сердилась-смеялась,
а когда ходила с нами в походы могла отпустить такое в адрес неумех в деле установки палаток и разжигания костра, что для советских времен было совсем непривычно.
Как-то после занятий я, тогда уже вознамерившийся поступить в МГИМО, попросил Миру Абрамовну позаниматься со мной дополнительно, за деньги. "Видишь-ли, Саша, - ответила она, - это неэтично: я же всё-таки твоя учительница. Но я обязательно передам твою просьбу моей учительнице, настоящей американке - Рейчел, Рахили Иосифовне Кофф-Лайф".
"Вот Вашим ребятам не нужен репетитор, чтобы поступить в МГИМО", - позавидовал я, кивнув на пришедших встретить маму двух рослых красавцев. - "А их туда не примут" - "Почему?" - "Но мы же евреи" - "Ну у что?" - "Как же ты, Саша, этого не понимаешь?"
Дома до меня что-то до самого дошло, что-то объяснили.
Тогда я, ни о каком "деле врачей" ещё не ведавший, впервые понял разницу между словом и делом государевым и впервые ощутил жгучий стыд за свою великую державу.
О, мои еврейские учителя! В 7-м классе мне приспичило воспользоваться расчёской на уроке литературы блестящего русиста Михаила Ефимовича Цейтлина. "Самохоткин, перестаньте чесаться, - довольно резко сказал он. - Вы и так красивы как Аполлон". "А Вы умны как Соломон", - достаточно громко пробурчал я - просто так в рифму.
Учитель как-то странно посмотрел на меня сквозь толстенные линзы очков и промолчал.
Столько лет прошло ... простите меня, Михаил Ефимович.
В 1964-1966 года в "шарманке" (ШРМ, школе рабочей молодёжи), что у Савёловского вокзала, математику нам преподавала Галина Самойловна Реминник. "Что Вы всё время ходите в платке завязанная? - попрекнула она как-то на уроке одну из своих взрослых учениц. - Были бы в даже в шляпке, и никаких замечаний".
Девочка была очень стеснительная, покраснела, и я за неё вступился несколько бессвязно: "А мне очень нравится. Галина Самойловна, это наш народный платок - ну что в нём плохого?" Учитальница на секунду смутилась: "Девочки, вы слышали? Если хотите понравиться будущему дипломату, приходите в платочках - я больше не возражаю".
С выражением крайней решимости на грачином лице и с воистину еврейским фанатизмом вбивала Галина Самойловна алгебру, геометрию и тригонометрию в наши ослабшие после рабочих смен головы: "Без этого вы в институт не поступите".
Вбивала на уроках и сверхурочно - мы приходили домой, пошатываясь, в час-два ночи, чтобы заступить утром на смену в половину восьмого. И ведь поступили же в ВУЗы - все, кто этого хотел.
Светлая Вам память, наша маленькая Пассионария.
В книге моих коллег-журналистов Марии и Аркадия Дубновых "Танки в Праге, Джоконда в Москве. Азарт и стыд семидесятых" упоминается ещё один мой учитель в ШРМ - преподаватель русского языка и литературы Феликс Абрамович Нодель.
"Я вёл кружок, где ребята говорили о литературе, что хотели. Я всегда считал, что о литературе можно говорить всё, что думаешь. Базаров - предшественник ленинцев? Хорошо! Но если он кому не нравится, то - ради Бога. Если кому не нравится Пушкин, а нравится то, что о нём написал Писарев, - тоже ради Бога", - вспоминает мой учитель в этой книге, прочитайте её обязательно.
А я напомню Феликсу Абрамовичу - проскользнул у него намёк, что трудно и неблагодарно было в ШРМ с таким "контингентом", - как он буквально заманил к нам в "шарманку" великого мастера слова, чтеца и декламатора, заслуженного артиста Эммануила Каминку. Из всех туалетов извлекал Феликс Абрамович великовозрастных двоечников, пивших там портвейн, и гнал в актовый зал.
Эммануилу Исааковичу было тогда 62-63 года, уже через пять-десять минут все слушали его буквально не дыша.
А когда он часа через два перешёл к литературным пародиям аудитория заходилась от хохота. После девочек на некоторых сидениях даже лужицы остались.
"Давай, Каминка! - кричали двоечника с задних стульев. - Режь, Каминка!!!"
Здоровья Вам, Феликс Абрамович. Земной поклон вам, мои еврейские учителя

Фото с сайта www.photohost.ru

Мою учительницу английского языка Рахиль Иосифовну Кофф-Лайф родители грудничком привезли в конце XIX века из "зоны осёдлости" - из местечка где-то под Могилёвом - в США. Там она окончила бостонский Технологический институт, вступила в компартию, вышла замуж за товарища по партии и вместе с ним в составе Социалистической механизированной колонны приехала в СССР - помогать строить светлое будущее.
К старости многие возвращаются к своим корням, и Рэйчел много рассказывала о жизни евреев в Штатах, об Израиле и - под подписку о неразглашении - об основателе Красной Армии Льве Давыдовиче Троцком-Бронштейне.
Когда я кое-что из этого пересказал дома, моя оберегавшая меня в детстве от всех бед бабушка Ксения Николаевна всполошилась ни на шутку: "Чтоб ноги твоей больше не было у этой жидовки".
На что последовал рассудительный ответ: "Во-первых, договаривался об уроках я. Во-вторых, я теперь сам на них зарабатываю. А в-третьих, сама знаешь, никакой логопед меня от картавости не излечил, и, хотя я объясняю всем, что Ленин тоже грассировал, меня всё равно как раз жидом с детства и дразнили. Вот я и хочу знать, кто они такие - евреи".
Ксении Николаевне пришлось успокоиться, а Рахиль Иосифовна продолжила свои рассказы о возвращённом еврейском государстве. В очень романтическом ключе - как Борис Акунин в своём романе "Красный петух" о первых переселенцах на Землю Обетованную.
Нерасист говорит: "Во всяком народе найдётся говно". У меня было много юдофобствующих знакомых, в том числе в МИДе, где преобладал вязкий и затхлый дух имперского чванства. Антисемита выдаёт одна фраза: "Ну, есть, есть среди евреев пара-тройка хороших людей".
Антисемитизм - злокачественная и почти неизлечимая патология. И так уж повелось с Рэйчел Кофф-Лайф - вот уже почти 45 лет, - что любой антисемит может услышать от меня лишь: "Поберегись, сволочь нацистская". И это в лучшем для него случае

Те, кому сейчас за двадцать, уверены, наверное, что слово "баксы" в России существовало всегда. Те, кому сорок, считают, что российское жаргонное наименование "зелени" придумало их поколение - и, видимо, они правы.
Мы же, кто постарше, всегда нызывали американскую валюту "баками". "Buck - в просторечии доллар", - пояснила мне моя первая учительница английского языка Рахиль Иосифовна Кофф-Лайф.
Супруги Рейчел и Юджин Кофф-Лайф были американскими коммунистами, которых ФБР во главе с Гувером вынудило эмигрировать в Советский Союз. Приехали они не с пустыми руками, а вместе с закупленной на средства энтузиастов сельхозтехникой. То была знаменитая Американская cоциалистическая механизированная колонна.
О её людях, белых и неграх, познавших сталинский СССР во всей полноте, а иногда и в концлагерной "красоте", когда-нибудь снимут сногсшибательный блокбастер. Осенью 1941-го Евгений Кофф-Лайф был тяжело ранен в боях под Москвой, после войны он стал одним из основателей Военного института иностранных языков.
"А как вы, советские американцы, называли доллар по-русски?" - спросил я как-то Рахиль Иосифовну. "Как называли? - изумилась она. - Ну, конечно, по-русски, "баками", ведь мы стали русскими людьми"

Фото с сайта www.vinforika.ru

Когда я в 1966-м пришёл в МГИМО МИД СССР на Метростроевской, 54, там было ещё много довольно молодых участников Великой Отечественной. В их числе два доцента-экономиста: один без ноги, с протезом, другой - бывший танкист с чёрной повязкой на выжженной глазнице.
Учили они нас политэкономии социализма. Наука - муторная, автор её, как теперь говорят, написал, сам чего не понял. Принимают доценты у нас экзамен, мы потеем над билетами, часа через два самые отчаянные выходят отвечать. Вскоре преподы притомились и проголодались.
"Пойду в столовку перекушу, - говорит один, - а ты присматривай, чтоб не шпаргалили" - "Ладно, - отвечает одноглазый, - только, чтоб одна нога там, а другая здесь". Тот, что с протезом, товарища в секунду внимательно оглядел и говорит: "Хорошо, но ты смотри в оба"

Он был из тех русских людей, которые, сопереживая каждому, погибли от вина. С Сергеем я познакомился в посольстве СССР в Республике Конго, тогда – Народной. С моей подачи 30-летние 3-и и 2-е секретари посольства начали называть 1-го секретаря Меринова Дедом. Был он нас постарше лет на пять.
«Это кто у нас дед – Серёжка что ли?» – удивился, услышав впервые это прозвище, посол Сергей Александрович Кузнецов. «По военной табели 1-й секретарь – майор, подполковник, в любом случае не дед», – и пошёл, шаркая искалеченной на войне ногой. Но с тех пор всегда говорил: «Эй, ребята, позовите-ка мне вашего Деда», после чего весь ОДС (тогда был, а, может, и сейчас есть такой термин – «оперативно-дипломатический состав») иначе Сергея Меринова не называл.
Жил он в центре Браззавиля в просторной двухуровневой квартире, где привечал не только людей, но и местных кошек. Четверолапых собиралось не менее десятка – французские кошачьи консервы выдавались всем. Кроме одной – звали её Мари-Маруська. Дед, большей частью обходившийся в Конго без семьи, привечал её, потому что Мари-Маруська была наименее дикой из сородичей и часто оставалась ночевать. Кошачьей конголезке предстояло стать россиянкой, поэтому Сергей кормил её детскими кашами, приговаривая: «В Союзе для вас консервов не делают, а детей кормят не хуже – привыкайте, мадам: каша – мать наша, ешьте кашу – мать вашу».
В Конго детское питание поставляла французская компания, представлявшаяся в песенке-рекламе «второй мамой». Её и напевал весело Дед, готовя для Мари-Маруськи кашу: «Bledine», «Bledine» - C’est ma seconde Mama!». Рифма получалась роскошной: ударение во французском на последнего слоге, поэтому "ne" произносится как "на". Мурлыча, Алексеич не забывал и о комментариях: «Слова-то какие правдивые. Но мы, совьетики – облико морале».
Всё хорошее когда-то кончается, и пришло для Мари-Маруськи время отбывать на новую родину – в Советский Союз.
На снимках вверху - наше посольство в Браззавиле и флаг марксистского Конго

Обычно в Москву, когда ехал в отпуск, Дед всеми правдами и неправдами стремился попасть через Париж. Мы все знали, что он делает там – просто ходит по городу, сидит в кафе, разговаривает с горожанами всех возрастов. Французский язык Сергей Алексеевич знал изумительно, в тонкостях.
Но на этот раз пришлось везти с собой скарб и главное – Мари-Маруську. Вещи поместили в багаж, конголезка в специально купленной переноске осталась в салоне: предварительно Дед раздал всему экипажу «Ту-154» сувениры-презенты – cadeaux. Когда борт проходил над Чадом, ему дали приказ на посадку. В этой стране вечно какие-то заморочки – были и сейчас есть: ситуацию, как правило, разруливает французский Иностранный легион.
После того как лайнер часок постоял на аэродроме посреди раскалённой пустыни, пассажиров все-таки рассадили неподалеку за дощатыми столами под навесом из оцинкованного железа. Мужчины приуныли, у женщин, тщательно готовившихся к встрече с Советской родиной, поплыл макияж. Дети капризничали. И тут стоявшие рядом легионеры начали ржать – прозвучало что-то вроде «льюрс». Дело в том, что по-французски СССР-L’URSS и медведь-l’ours звучат очень похоже, и вояки со скуки развлекались: советские "медвежата", дескать, парятся.