Дореволюционные энциклопедисты Ф. Брокгауз и И. Ефрон утверждают, что говорить по-русски маленький Саша Пушкин мог только с тремя домочадцами: бабушкой, законоучителем Беликовым (очень образованным человеком) и няней Ариной. С остальными, включая братьев и сестер, принято было общаться по-французски.
— и тихо предо мной
Встают два призрака младые,
Две тени милые,— два данные судьбой
Мне ангела во дни былые;
Но оба с крыльями и с пламенным мечом.
И стерегут...
(Окончание стихотворения «ВОСПОМИНАНИЕ» в рукописи)
Когда был Пушкин маленький, с кудрявой головой.
Спустя год после рождения внука Александра бабушка вместе с любезной Ариной Родионовной перебралась на жительство в семью дочери. Мария Алексеевна, хоть и не пребывала там на правах приживалки, но власти в доме первые годы не имела. Её заботы и ласковости няни к Саше, самому несчастному ребёнку в семье, не хватало для того, чтобы перебить ту гремучую смесь ужаса и отвращения, которую испытывала к старшему сыну мать. Пушкина не любили родители. В той семье вообще были равнодушны к детям. Надежда Осиповна однажды целый год не разговаривала с Пушкиным-ребенком; «для него специально изобретала особые наказания, недовольная его рассеянностью, неуклюжестью и неизящною внешностью». И на фривольную обстановку в доме Пушкиных, где отец читал детям французские стихи, полные эстетизированного эротизма, бабушка повлиять не имела возможности.
Не Мария Алексеевна в первые годы выбирала для внуков гувернёров и гувернанток, беспрерывно сменявших друг друга, но остававшихся такими же легкомысленными, а порой и жестокими. «Нестерпимое состояние» — такую скупую, но выразительную запись сделал Пушкин в «Отрывках лицейских записок», вспоминая раннее детство...
Воспитание, полученное Пушкиным в родном доме, чрезвычайно характерное для полуфранцузских нравов русского дворянского общества начала 19 в., «мало заключало в себе русского». Но, к счастью,..
"...были две женщины в доме Пушкиных, которые дали Александру так не достававшие ему материнскую любовь и ласку. Няня Арина Родионовна, крепостная крестьянка, отпущенная на волю, но не пожелавшая уйти от господ, вынянчившая их детей, а потом и внуков, и бабушка, Мария Александровна Ганнибал, которая, по свидетельству сестры поэта, Ольги Сергеевны, "была ума светлого и по своему времени образованного; говорила и писала прекрасным русским языком...". Это они спешили утешить и приласкать мальчика, они рассказывали ему сказки, познакомили его с Бовой-королевичем и Кощеем, добрыми волшебниками и злыми колдунами - с прекрасным миром поэтического народного вымысла."
Но детских лет люблю воспоминанье.
Ах! умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шопотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы...
От ужаса не шелохнусь бывало,
Едва дыша, прижмусь под одеяло,
Не чувствуя ни ног, ни головы.
Кудрявый мальчик со смуглым лицом и живыми глазами рос и развивался для всех незаметно. Семи лет он впервые попал в деревню, в подмосковное имение Захарово. Здесь характер его резко изменился. Он стал до крайности резвым. Родители теперь были уже в отчаянии от его шалостей, сменявшихся капризной угрюмостью. Даже добрая бабушка, Мария Алексеевна Ганнибал, говаривала про своего любимца: «Не знаю, что выйдет из моего старшего внука. Мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой порядком сдаст, то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что ничем его не уймешь, нет у него середины».
И всё же радикальные перемены произошли с Пушкиным в Захарове, где Мария Алексеевна, почувствовав себя, наконец, полноценной хозяйкой, завела свои порядки. А.А.Дельвиг писал о бабушке Пушкина: «Она-то, без сомнения, была первою воспитательницею будущего поэта... Она выучила его русскому чтению и письму».
Бабушка запретила говорить у себя в доме по-французски, разогнала иноземных гувернёров, доверив внука только Арине Родионовне и «дядьке» Никите Козлову... тягостное участие родителей в жизни Пушкина-ребёнка в Захарове сводилось к минимуму. В обществе бабушки, няни и дядьки мальчик ощущал себя счастливым. А «счастие, — напишет Пушкин, — есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному».
Бабушка, много испытавшая на своем веку, но сохранившая душевную бодрость и мягкость, внесла в детскую Пушкиных тот уют, которого дети не могли видеть в светской гостиной. У бабушки поэт учился читать и писать по-русски. Нужно заметить, что она отлично писала по-русски, бабушка была и хранительницей семейных преданий. Внучек залезал в рабочую корзину и жадно слушал ее рассказы и старине. От нее, как волшебную сказку, он узнал повесть и жизни своего прадеда, арапа Ибрагима.
От бабушки Пушкин еще в детстве мог слышать рассказы и о прошлом немецкой слободы, связанной с реформами Петра, от нее мог узнать предания о Годунове и Дмитрии Самозванце. В двух верстах от Захарова находится село Вяземы, где был похоронен брат поэта Николай. Село Вяземы принадлежало Борису Годунову, которым были построены каменная двухярусная церковь и каменная звонница. Память о Годунове жила в рассказах и преданиях местных жителей.
Читать далее...
НОВОЛЕТИЕ – по Славяно-Арийскому календарю лето (год) начинается со дня осеннего равноденствия, то есть с 21-22-23 сентября.
Ты ведь знаешь, феи живут в кофейниках. Я - в фарфоровом и белом. Во французской, как поцелуи, кондитерской, где самый вкусный на свете latte и ванильное мороженое. В белом и фарфоровом, и на нём я в солнечное апрельское утро нарисовала голубой акварелью счастье моё колокольчик...
Бабушка, много испытавшая на своем веку, но сохранившая душевную бодрость и мягкость, внесла в детскую Пушкиных тот уют, которого дети не могли видеть в светской гостиной. У бабушки поэт учился читать и писать по-русски. Нужно заметить, что она отлично писала по-русски, бабушка была и хранительницей семейных преданий. Внучек залезал в рабочую корзину и жадно слушал ее рассказы и старине. От нее, как волшебную сказку, он узнал повесть и жизни своего прадеда, арапа Ибрагима. 
Первым изображением Пушкина, которое увидели читатели, была гравюра на меди Е. Гейтмана – фронтиспис поэмы “Кавказский пленник”. Книга вышла в конце августа1822 года со следующим послесловием: 
23-летний поэт представлялся читателям в виде юноши с чертами арапчонка и в байроновской позе. (С.Г. Чириков (?) Пушкин в юности. Акв., пастель. 1815.)
Четырьмя годами ранее он сам нарисовал свой портрет как прообраз гравюры для готовившегося, но не состоявшегося тогда издания стихотворений. Так поэт впервые обратился к автоизображениям, которые с этого времени сопутствуют его творчеству до конца жизни, становятся одной из форм самовыражения.
Эти изображения не только отражают реальность, но и несут в себе большое обобщение и критическое восприятие действительности. Автопортреты исполнены высокой поэзии, трагичны и одновременно не лишены самоиронии. Оставшиеся неизвестными для современников, эти изображения Пушкина оценены лишь столетие спустя. Рисунки по заключенной в них характеристике поэта столь емки и точны, а по манере исполнения столь смелы и артистичны, что не стареют, хотя и точно соотносятся с приметами пушкинской поры. Нам они кажутся нанесенными на бумагу каким-то очень современным художником. Остальные прижизненные изображения Пушкина, прежде всего, несут на себе печать своей эпохи.
Пушкин.
1. Выстрел…
Май.
